Цветок в иле

Истинная Красота
Гет
В процессе
NC-17
Цветок в иле
автор
Пэйринг и персонажи
Описание
Им Лиëн застревает в мыслях широкой улыбкой и невзначай брошенной шуткой, перед глазами мельтешит своими изящными руками скульптора. Хан Соджун не знает, почему из раза в раз ищет взглядом взъерошенную одноклассницу с измазанным глиной лицом. Почему слова её всегда в его голове эхом? Почему интерес вдруг стал едким? Это не фигура речи и даже не лесть, ведь отчего-то в горле стабильно пересыхает, а внутри полыхает жгучее желание заговорить. Коснуться. Узнать. Он соскучился по чему-то интересному.
Примечания
У фанфика есть видео-тизеры моего собственного авторства: 1) https://youtu.be/MAB-9jpi874 ; 2) https://www.youtube.com/watch?v=qyJZkL3m7Zg не спрашивайте, зачем мне столько макси-фанфиков. так надо.
Содержание Вперед

Резонанс

      Школьная столовая, как всегда, гудела от оживленных разговоров. В воздухе стоял запах пищи — жареной курицы, риса и острого кимчи. Столы были облеплены студентами, каждый старался перекусить как можно быстрее, чтобы урвать несколько минут для болтовни или подготовки к следующим урокам. Стены столовой, выкрашенные в унылый бледно-розовый цвет, создавали атмосферу усталости, которая, казалось, ощущалась всеми, кто здесь находился. Подносы стучали по металлическим поверхностям, ложки и палочки звенели, смешиваясь с голосами и смехом. Но Соджун, сидя за одним из столиков, почти ни на кого не обращал внимания.       Он смотрел на Лиён, которая сидела немного поодаль — с краю стола, окружённая подругами. Им жевала что-то с отсутствующим выражением на лице, как будто сама мысль о школьной еде утомляла её больше, чем стоящее перед ней блюдо. В её поведении было что-то знакомое, что-то, что заставляло Соджуна каждый раз морщится в болезненности. Те же манеры, та же вольность и неряшливо растрёпанные волосы. Странное дежавю удушьем охватывало гортань.       Мысли то и дело возвращались к недавнему уроку математики. Он начинался обычным образом — ровный голос учителя, обсуждение очередных уравнений. Им Лиён выглядела особенно утомленной, и вскоре её голова склонилась к парте. Соджун наблюдал с мальчишеским задором за тем, как она постепенно отключалась. Учитель продолжал объяснять сложную задачу по тригонометрии. И вот кульминационный момент: преподаватель, в очередной раз теряя терпение из-за низкого уровня внимания в классе, громко прикрикнул рядом с партой Лиён. От резкого звука Им подскочила, как ошпаренная, и, теряя равновесие, свалилась со стула прямо на пол. Грохот вызвал моментальную реакцию у всего класса — откуда-то раздался смех, кто-то удивлённо охнул, а виновница переполоха, поднимаясь с пола, злобно пробормотала что-то в свою защиту, ища глазами виновника своего позора. Она провела рукой по волосам, с трудом сдерживая недовольство, ведь виновника не оказалось.       Хан едва сдержал усмешку. Беззаботная ленивость с дурацким каре порождала противное чувство — чувство того, что это уже было. Словно Соджун уже видел всё ранее, обрывками плёнки-сепии. Было в этом что-то угрожающее, почти невыносимое: её смех, её привычки, даже эта небрежность. Всё это резонировало с чем-то давно потерянным, но не забытым. Те же небольшие детали — та же страсть к татуировкам, та же чернь рисунка на шее под волосами, такое же острое чувство справедливости, которое заставляло их обоих спорить и ввязываться в драки ради своих идеалов. Та же местами невпопад широкая улыбка. Лиён носила вещи, похожие на те, что всегда выбирал Сэён. Яркие цепочки, массивные кольца — украшения, которые бросаются в глаза, но отзываются чем-то глубоким. Их вкусы пересекались даже в таких мелочах, словно они оба искали утешение в чём-то заметном.       И с каждым таким моментом внутри Соджуна нарастала тяжесть.       Там, где его сердце давно превратилось в обугленное уголье после смерти Сэёна, Лиён внезапно возродила искру. Как будто за месяца монотонной жизни в сером мире кто-то вдруг налил красок ему в лёгкие. Каждый раз, когда он видел в ней это сходство, внутри вспыхивало противоречие — как огонёк, который то разгорается, то гаснет. С одной стороны, Лиён возвращала ему это чувство жизни, что он так отчаянно потерял, когда потерял Сэёна. С другой стороны, именно это чувство заставляло его испытывать вину — он не имел права на что-то живое, когда тот, кого он любил и защищал, давно перестал дышать. Как можно позволить себе улыбаться? Как может позволить себе смех? Само его счастье было предательством. Он не мог отпустить ту мысль, что каждый момент, проведённый с Лиён, — это шаг дальше от самого близкого друга, которого уже не вернуть. Как будто забыть боль было равносильно тому, чтобы предать память о Сэёне, чьи шрамы он носил в душе. С Им Хан чувствовал себя так, как давно уже не мог — невыносимо живым. Это было почти гротескно, как цветы, что прорастают из старых, гниющих корней. Вспоминая Юн Сэёна, Хан ощущал, что сам не заслуживает новых моментов радости, как если бы его единственная обязанность теперь — хранить память о том, что было потеряно, оставаясь в этом склепе из вины и сожалений.       — Совсем не сложно, — бросила Им между строк что-то безутешно галдящей Кан Суа. Хан сжал палочки. Глубоко вдохнул. Казалось, жизнь издевалась чересчур изощренно, ведь как иначе объяснить то, что Лиён имела за собой привычку говорить эту чёртову фразу подобно Сэёну?       Она была этим нелепо ярким пятном. Не как радостный фейерверк или солнечный луч. Больше как зелёная плесень, пробивающаяся сквозь бетонные стены. Незаметная с первого взгляда, но неистребимая, она постепенно заполняла трещины, придавая им какую-то странную жизнь. То, что выглядело неуместным, со временем становилось частью пейзажа, как будто без этого пятна всё выглядело бы слишком тусклым.       Но не сказать, что Им-привычный-запал-Лиён выглядела сегодня особенно взрачно. После вчерашнего вечера и его смятого сообщениями Чхве Чана окончания она умеренно осунулась. Не выглядела совсем уж убитой или же потерянной, но вдумчивый взгляд из полуопущенных ресниц в стену вместе с залегшими синяками недосыпа о чём-то да говорил. В то время как Им Джугён, активно жестикулируя руками, чересчур громким шёпотом пыталась выведать секрет у Кан Суджин, её старшая двойняшка предавалась стенаниям на фоне всей девичьей компании подобно призраку. Непрошенная улыбка вновь прилипла к губам. Хан не мог не сравнивать между собой сестёр Им: стеснительная, неловкая и банально неудачливая Джугён всегда с неким комичным выражением лица — воплощение мягкости и… Лиён. Соджун вздохнул. Лиён. Полная противоположность, несмотря на некоторую внешнюю схожесть. Ленивая, беззаботная, при этом невыносимо провоцирующая. Сплошное противоречие.       Их взгляды встретились. Соджун нахмурился чуть ли не делано. Им смотрела сквозь, но при этом умудрилась в знаке приветствия махнуть ладонью. Хан сжал челюсти. И прежде, чем он решился неловко повести рукой в ответ, Лиён вернулась к созерцанию еды перед собой. Соджун вдруг поймал себя на мысли, что давно не смотрел на кого-то с таким напряжённым вниманием.

***

             — То есть, ты хотела отрепетировать танец сегодня после занятий?       Джугён сжалась.       — Д-да…       — Умолчав тот факт, что сам конкурс — сегодня, блять, после занятий?       Лиён, последние несколько минут старательно старавшаяся зашнуровать старые кеды, с гневным гарканьем приложилась ногой о кафель школьного туалета. Джугён, заметно поникшая, прижала руки к груди, пытаясь выглядеть как можно меньше. Её лицо покраснело, и она неловко переступала с ноги на ногу, словно её осудили за нечто совсем постыдное.       — Я просто… не хотела, чтобы ты волновалась, — прошептала она, избегая взгляда сестры. — Иначе ты бы не согласилась.       Лиён резко развернулась в недоумении.       — Чтобы я не волновалась? — саркастично протянула она, возводя руки к потолку, взывая к высшим силам. — Ты решила поставить меня перед фактом за несколько часов до конкурса, а потом надеялась, что я просто возьму и… нет, серьёзно? Не волноваться?!       Она шагнула к Джугён, но тут же остановилась, сглотнув ярость. Им вздохнула тяжело, выпустив весь накопившийся за последние несколько минут пар. Ситуация патовая — конкурс через несколько часов, а они даже не начинали репетировать. Лиён послабила узел школьного банта, разочарованная не столько поступком сестры, сколько самим фактом того, что она, как старшая, должна снова вытаскивать их обеих из дерьма.       — Чёрт возьми, Джугён, — её голос звучал более устало, чем сердито, — ты же понимаешь, что мы облажаемся?       Младшая Им только смущённо кивнула, не решаясь даже поднять глаза. Лиён потёрла виски, пытаясь справиться с нервами. Она пинком оттолкнула дверь туалетной кабинки, пытаясь избавиться от излишней ярости. Родственники всегда умели доставить ей головную боль на ровном месте — экспрессом.       Джугён опустила плечи, почувствовала себя виноватой пятилетней девочкой, норовившей скрыться от неприятностей.       — Ладно, — наконец пробормотала Лиён. — Соберёмся и сделаем это. У нас нет выбора.       Её слова прозвучали более решительно, чем она сама себя чувствовала, но это неважно. Они справятся, как и всегда. Подумаешь, конкурс. Подумаешь, танец. Подумаешь, их синхронность начиналась и заканчивалась на каком-никаком сестринском понимании друг друга и общим плейлистом для медитаций. Им качнула головой, стараясь отогнать клубы слепого раздражения.       — Танец. Замечательно. Что ты собиралась танцевать?       Джугён прочистила горло. С коротким кряхтением известила:       — Hwasa — Maria.       И только оробелая младшенькая осмелилась поднять взгляд, как Лиён, безмолвно прошествовав к стене, уронила горящий паникой лоб на холодную плитку.       Джугён слегка потупила взгляд, изобразив что-то вроде смущённой улыбки.       — Я думала, что… ну, это зажигательная песня. И… — она замялась, пытаясь подобрать слова. — Мы могли бы…       Старшая Им, не отрываясь от плитки, жестом попросила её замолчать.       — Нужно танцевать то, в чём мы уверены.       — Я знаю всего парочку танцев и…       Лиён отстранилась от плитки, глубоко вздохнув, пытаясь привести свои мысли в порядок. Смиренно угукнула.       — Ладно. Хваса так Хваса. Будем импровизировать.       Джугён облегчённо выдохнула, хотя ей не удалось скрыть тревогу. Она знала, что танец будет сложным, особенно для них двоих — полный импульсивности и харизмы, чего младшая Им обычно избегала. Но выбора уже не было. Джугён не сомневалась в навыке сестры, всё-таки, долгие годы занятий танцами сделали своё. Однако насколько синхронно будет их выступление? Насколько слаженно они покажут себя?       — Мы не идём на последний урок, — отрезала задумчивая Лиён, покусывая ноготь на большом пальце. И, не давая младшенькой возмутится, прошипела: — нужно отрепетировать. Хотя бы как-то. Туалет отлично подойдёт, здесь хотя бы будет спокойно во время занятия и вряд ли кто-то застанет наши предконвульсивные судороги. Только поосторожнее с…       Джугён, на радостях подпрыгнувшая, едва не поскользнулась. Ойкнула.       -… кафелем.       Старшая Им вздохнула, мол, давай, Вселенная, я принимаю все твои уроки. Она разблокировала телефон и включила трек, заполняя небольшое пространство резким битом и зажигательным ритмом песни «Maria». Убавила громкость. Вибрации от баса отражались от стен, а плитка под ногами казалась слишком скользкой для точных движений.       — Не падать, — предостерегающе процедила Лиён, когда Джугён снова покачнулась, явно пытаясь вспомнить движения. Старшая Им, казалось, была в своей стихии. Первое прослушивание она разминалась, неуловимым шёпотом подстраиваясь под лирику песни. Быстрая растяжка, наспех разминка и вот — Лиён стояла прямо, небрежно стряхнув волосы с лица. — Начнём с простого, — бросила она, и, оглядев Джугён, чуть прищурилась. — Ты следишь за ритмом?       Джугён нервно кивнула, но в её глазах явно читалось беспокойство. Первые движения песни заставили её колебаться, как будто ноги не совсем слушались. Лиён это заметила, но не сразу вмешалась. Она позволила сестре почувствовать собственные ошибки.       — Сосредоточься, не торопись. В этом танце не важна идеальная техника. Здесь главное — показать себя, — Лиён продемонстрировала резкий, но плавный разворот с отчётливым шагом. — Вот так. Хваса — это про секс. Про грацию. Даже если у тебя хромает навык, достаточно быть менее скованной. Это окупится.       Младшая Им угукала каждому слову, враз окоченевшими конечностями пытаясь воссоздать подобие движений сестры. Последняя пронаблюдала за стенаниями горе-напарницы и заключила:       — Знала бы, стащила из коллекции Хигён ноль-пять-виски.       Джугён хохотнула пристыженно. Они начали вместе. Лиён двигалась с плавной уверенностью, её тело говорило с музыкой, легко переходя от одного движения к другому, как хищница, уверенная в своей силе. Джугён пыталась поймать тот же ритм, но её движения были более механическими, каждая нота отдавалась в её теле беспокойством. В какой-то момент они синхронизировались — краткий момент полного согласия, когда обе сестры двигались слаженно, как единое целое.       — Хорошо, — выдохнула Лиён, не теряя ритм. — Держи темп.       Джугён чуть более уверенно повторяла движения, когда они подходили к кульминации — резкие шаги, броски головы, сильные повороты. Но чем ближе был конец песни, тем больше Джугён ощущала, что начинает терять контроль.       — Мы справимся! — прикрикнула старшая Им, несмотря на то, что они обе начали сбиваться. — В конце концов, эти пять минут позора не могут длиться вечно…       Спустя несколько часов непрерывных репетиций, когда каждая мышца уже протестовала против малейшего движения, сёстры, наконец, выбрались из школьного туалета. Лиён, раскрасневшаяся и уставшая, быстро нашла способ освежиться — включила кран и подставила лицо под струю ледяной воды, которая моментально сбила жар напряжённого дня. Теперь она обмахивалась первой попавшейся тетрадкой, исписанной алгеброй. Она искренне не жалела её: лучше уж пострадать ей, чем им. Джугён, тяжело дыша, шла рядом, пытаясь восстановить дыхание после столь напряжённой тренировки.       — Господи, ещё полчаса этих свистоплясок, и я бы заделалась местной Плаксой Миртл…       Тут и там мелькали унылые лица изнурённых после учёбы школьников. До начала конкурса оставались жалкие пятнадцать минут, за которые требовалось умудриться перевести дыхание и настроиться.       — Как думаешь, мы вообще нормально выглядим? — пробормотала Джугён, тяжело выдыхая, но стараясь придать голосу нотку шутливости.       — Мы? — фыркнула Лиён, вытирая влажные щеки рукавом. — Ну на твёрдую десяточку. При условии жертв радиации. Если клятый Ли Сухо после этих показательных мучений не придарит тебе чего с нулями побольше — я вцеплюсь ему в шею.       — Этого не произойдёт, Им Лиён.       Старшая Им щёлкнула челюстями, не изменившись в лице. Тихая поступь высокого и запредельно возвышенного в своём пафосе одноклассника оказалась слишком близко. То есть, в достаточной доступности для того, чтобы стереть эту важную гримасу с точёного лица. Он как ни в чём не бывало шагал рядом. Джугён хлопнула глазами, взволнованно задержав дыхание.       — Не произойдёт? — Им растянула губы в пакостливой насмешке. — Это ты про что? Про подарок-с-нулями-побольше или про твою скорую кончину?       Ли Сухо был из тех, чей взгляд запросто мог пригвоздить к полу. Мрачный, хмурый и почти по напускному незаинтересованный. К счастью, эти игры в жанре «угадай, какая я дере?» не трогали Лиён ещё с далёких времён средней школы. Она невпечатлённо зевнула. Сухо презрительно скривился.       — Ребята, — пискнула Джугён, вклинившись между прошибающими друг друга взглядами исподлобья одноклассниками. Однако те, не предавая и малейшего значения попыткам к примирению со стороны, только лишь не рычали друг на друга:       — Ничего из этого не произойдёт.       — К твоему сведению, пижон, это были понятия не взаимоисключающие.       Ли выдохнул снисходительно. Скрестил руки на груди.       — У меня от тебя голова болит. Шумишь.       — Послушай сюда, Сухо, — Им вдруг повернулась, твёрдо наступая на Ли. Тому не оставалось ничего, кроме как невозмутимо оступиться. — Свои наклонности манипулятора-плюс-кукловода-плюс-что-ты-там-ещё-можешь оставь при себе. Хватит помыкать моей сестрой. Она не средство от скуки. Джугён безобидная и моментами безвольная…       — Эй!       — Но это не значит, что я буду смиренно наблюдать, как какой-то зажравшийся идиот с эмоциональным интеллектом зубочистки будет развлекать себя за чужой счёт. В ином случае от меня у тебя будет болеть не только голова. Тебе ясно?       Лиён сжала в кулаки ворот чужого пиджака. Сообразив приторную в своей лживости эмоцию дружелюбия, огладила измявшуюся ткань. Ли едва удержался от подначки, зная, что для такого жеста злобно настроенной Им пришлось привстать на носочки.       — Более чем, — процедил на удивление обезоруживающе тот в ответ. Им кивнула, с замешательством отступив. Она явно не ожидала столь покорного безобидного согласия со стороны. — Если ты закончила, Им Лиён, позаботься о своём внешнем виде. На таких мероприятиях нужно выглядеть соответствующе.       Вгляд Лиён вспыхнул весёлой издёвкой. Сухо деловито поправил воротник.       — Я позабочусь, уж не переживай.       Джугён нервно оглянулась вокруг, её голос дрожал от нарастающего напряжения:       — Пожалуйста, ребята, может, уже хватит? Нам надо собраться… конкурс через десять минут, а вы… ну… не помогаете…       — Не волнуйся, Джугён, — Лиён махнула рукой на непробиваемого хладнокровного Ли. — Твоя зазнобушка, — она подчеркнула слово «зазнобушка» с таким сарказмом, что Сухо явно напрягся, — просто решил поиграть в антагониста. Сыграл плохо, но я исправила.       — Я не собираюсь играться, — тихо пробормотал Сухо, пытаясь вернуть себе потерянное лицо. — Просто не лезь со своей сверхопекой туда, куда не надо.       И ушёл. Не оборачиваясь.       Лиён наблюдала за его удаляющейся фигурой, поднимая бровь с недоумением.       — Как же он хочет, чтобы последнее слово оставалось за ним…       Джугён, всё ещё взволнованная, встала рядом, вздыхая.       — Зачем ты всегда так с ним? Он же наш одноклассник.       — Просто не могу вынести его тупое самодовольство, — ответила Лиён, поправляя свою одежду, чтобы скрыть следы напряжённой тренировки.       Им взглянула на телефон — оставалось всего несколько минут до начала. Вдохнула глубоко и попыталась настроиться на нужный лад. Обе сестры вышли в коридор, где царила суета, спешно находя своё место среди других участников. Ученики толпились, наперебой обсуждая последние детали своих выступлений. Лиён ощутила, как азарт накаляется внутри, заменяя собой противное царапающее напряжение. И запоздало отбросила тетрадь по алгебре вглубь рюкзака. Всё же, нужно было огреть ею Ли Сухо.

***

      Соджун зашёл в актовый зал, почти не планируя задерживаться. Всё ещё смутно сбитый столку последним разговором с Лиён, он решил просто посмотреть, на что способны новенькие, хотя танцевальные конкурсы обычно не вызывали в нём никакого интереса. Зал был полупустым, но лёгкое возбуждение среди зрителей ощущалось — ученики собрались в ожидании. Музыка начала набирать обороты, как только Соджун уселся чуть сбоку, зацепив взглядом сцену.       И вот, на сцене появились две фигуры — Лиён и Джугён, удивительно разные в своей манере движений. Лиён сразу бросалась в глаза своей уверенностью. Танец начался с медленного, но резкого вступления, и Соджун сразу ощутил, как каждое её движение, даже мельчайшее, било по его восприятию. Младшая сестра, Джугён, более скованная, едва поспевала за своей старшей сестрой.       Её тело изгибалось под ритмы музыки, а резкие, текучие переходы между словами подчёркивали гибкость и грацию, которой Хан никогда бы не приписал такой беззаботной и неряшливой на первый взгляд девушке. Джугён, хотя и старательно следила за старшей сестрой, всё же чувствовала, как её собственное выступление медленно уходит на второй план. Она была полна решимости, но из-за стеснительности всё ещё не могла полностью раскрепоститься. Тем не менее, она старалась не отставать от Лиён, пыталась следовать за её каждым движением, даже если это требовало от неё больших усилий. Но в такие моменты, когда Лиён брала верх, Джугён могла лишь восхищённо наблюдать, как её сестра захватывает внимание зрителей и осознавать — ей было спокойнее рядом с двойняшкой.       Соджун машинально выдохнул, когда увидел, как Лиён выгнулась в пояснице. Это было настолько завораживающе, что он поймал себя на том, что давно перестал наблюдать за общностью танца сестёр. Он совершенно глупо задерживал дыхание, сосредоточившись на движениях старшей Им. Лёгкий поворот бедра, изгиб шеи, её руки, мягко скользящие вдоль талии — всё это выглядело почти гипнотически. Ворот школьной рубашки на короткое мгновенье оголил кожу на шее, демонстрируя зрителю уже хорошо знакомую Хану татуировку. Её тело двигалось в такт басам, но при этом было свободно и живо, будто она дразнила каждую ноту. Её взгляд скользнул по залу, не останавливаясь ни на ком конкретно, но Соджуну показалось, что она смотрела прямо на него. Грудь сдавило. Лиён продолжала двигаться, и Соджун вдруг осознал, что не просто смотрит на неё, а его тело буквально реагирует на каждый её жест — на то, как она наклонялась вперёд, как колени плавно подгибались. Это было слишком близко к чему-то, что он не осмеливался признать вслух.       Чёртова коротая юбка. Она собиралась складками едва-едва в моменты резких движений, а Им даже не спешила ту одёргивать. Соджун стиснул зубы, успев пожалеть себя и заодно проклясть собственное любопытство. Оно его обязательно погубит. Возможно, даже сегодня. Лиён двигалась, словно время вокруг неё замедлялось, когда она скользила по полу в одном из элементов танца. Она неожиданно опустилась на колени, потом плавно легла на пол, прогнувшись в спине так, что её плечи и голова остались чуть приподняты. Мир замер: зал охнул, а музыка особенно отчётливо врезалась в уши. Соджун напрягся, ощутив тепло по телу. Мышцы его живота рефлекторно сжались.       В свете дешёвых прожекторов она подняла руки в молитвенном жесте — так, как этого требовала оригинальная хореография. Казалось, Хан Соджун мог бы слиться с поглощающим ощущением прострации — он давно прекратил обращать внимание на то, как болезненно жжёт губы от собственных беспорядочных укусов. Это казалось мелочью на фоне того, что происходило в его голове. Хотелось стыдливо взвыть. Зажмурится, чтобы зрение подвело хотя бы на пару жалких секунд. Ощущения смешивались между собой, наслаивались и мешали мыслям выстраиваться в связные предложения. Это не то, что он ожидал увидеть. Не то, что ожидал почувствовать. В конце концов, ему не четырнадцать лет, чтобы так позорно плавится под напором гормонов!       Просто, сука, прелестно.       Жажда прорезала горло. В голове зашумело. Мышцы натянулись, как натянутые канаты. Каждая секунда тянулась за вечность. И Хан начинал подозревать, что до конца выступления он не досидит. Он был на грани — прямо между восхищением и влечением. Почему она оказалась так чертовски хороша, когда танцует? Почему движения столь магнетические? Было ли дело в обычной физиологии? В конце концов, он всё ещё мужчина. Он мог реагировать подобным образом на женское тело. Только почему… на неё? Впору бы рвать волосы от бессилия, лишь бы избавиться от бредовых фантазий, залегших в голове.       Лиён медленно выдохнула спёртый воздух. Музыка отзвучала, танец завершился приятным спазмом в лёгких и оглушительными рукоплесканиями. Судьи, состоящие из директора школы и двух приглашённых гостей — видимо, представителей каких-либо музыкальных агентств, поражённо кивали, что-то записывая в своих блокнотах. Джугён со счастливой улыбкой поправила прядь волос. Наконец-то. Она смогла. И даже не ударила в грязь лицом! Ей хотелось говорить, кричать, смеяться, но слова застряли в горле, словно всё, что она могла сказать, было написано на лице.       На выходе из зала Хан Соджун вскользь заметил присутствие Ли Сухо. Последний наблюдал за сценой с несвойственной ему теплотой и Хану не составило труда сложить два и два — его в прошлом друг пытался это скрыть, но оказался неистово увлечён Им Джугён, то и дело крутясь где-то в стороне, но всё ещё в числе наблюдателей. Соджун скривил губы в презрительной ухмылке. До чего очаровательно. Лишённый банальной эмпатии баобаб в лице Ли Сухо обзавёлся симпатией.       Хан обвёл цепким взглядом сцену ещё раз. Напоследок. Усилием воли оторвался от Им Лиён. Не сейчас. Только, Господь Бог, не снова. И, наблюдая за робкой восторженностью Сухо, направленной исключительно в сторону младшей Им, нахмурился. Гадкое желание помешать, испортить, нарушить идиллию жизни Ли Сухо взвилось где-то вдоль сердца. Как будто на спине у него выросли острые иглы — каждое их покалывание кричало о том, что у него есть на это полное право.

***

      — А-ай! Нуна-а-а! — брыкался в плачевных метаниях Им Джуён. Дверь в сестринскую комнату оглушительно захлопнулась за его спиной. Он до дрожи в руках вцепился в запястье старшей сестры, пытаясь отнять мозолистые пальцы от собственных волос. — За что, блин, в этот раз?!       Лиён сжала губы, собираясь сдержать улыбку, но её явно несло. Она наклонилась к нему, словно надзорная сова, и произнесла с ироничной серьезностью:       — За то, что ты продал шлем Хан Соджуна.       — И ты туда же! Да кто знал, что он такой ценен? — ответил Джуён, продолжая метаться, как рыба на суше. — Он же такой… уродливый! Я просто думал, что если его продать, можно будет купить что-то нормальное, например, новый геймерский контроллер! Вечно вы с Джугён притащите какой-то хлам домой, а я кра-а-а-йний! Ай! Да больно же!       Пальцы сильнее сомкнулись в районе братского затылка.       — Новый контроллер? Ага, это явно не исправит твою игровую удачу, — засмеялась Лиён. — Ну, а теперь ты должен вернуть шлем. Иначе Соджун будет на меня о-о-очень сильно ругаться, а ты же не хочешь, чтобы на твою замечательную нуну кто-то ругался?       — Но я не знаю, где его искать! — закричал Джуён, сгорбившись в спине и разводя руками, как будто это решит его проблему.       — Ты же его продал! Значит, ты знаешь кому! — крикнула Лиён, указывая на очевидное. Она, напоследок подёргав брата за корни волос и вдоволь наслушавшись его истеричных стенаний, лениво погладила затылок. Им напрягся. — Будет тебе уроком. Не человек растёт, а задрот.       — Эй, это не так! Я просто… изучаю тактики! — Джуён, словно оправдываясь, чуть приподнял подбородок, но в его глазах уже загоралась искра отмщения. Ладонь сестры вновь предупреждающе-резко сжала чёлку в кулак. — Ладно, я найду его! Но это только ради тебя! Какой-то там Хан Соджун не сможет обидеть мою сестру!       Лиён лишь закатила глаза, зная, что Джуён отправится на поиски с той же настойчивостью, с какой штурмует очередную игру. И вовсе не из-за поразительно нежных братских чувств, а скорее из желания не получить дополнительных тумаков. Когда дело доходило до общения между Лиён и Джуёном, всё всегда превращалось в безумную смесь детсадовского садизма и быдловатого ужаса. Вот как в детстве: Им любила доводить младшего брата до такого состояния, что он орал на весь дом, как дикий, а она, сложив руки за спиной, стояла с абсолютно невинным выражением на лице. Джуён во всём походил на Лиён: в шутках, ленивой безучастности ко всему сущему, умением нарываться на проблемы лёжа на диване. Младший брат вопил, а она стояла рядом с невозмутимым видом, будто бы это не она только что испортила его «великий» проект в Minecraft, удалив его мир «случайно». Джуён, будучи её копией в мужском теле, ничем не уступал: когда ему удавалось отыграться, он делал это с таким же холодным коварством, как старшая сестра. Он любил прятать её телефон в самых неожиданных местах — один раз Лиён чуть не отправилась в полицию, думая, что телефон украли, пока Джуён с ехидной рожей не показал ей, что он был в морозилке весь день. Или как однажды Джуён подстроил всё так, что Лиён заподозрили в пропаже ключей от машины Хигён, а ключи всё это время были у него в кармане — просто потому что он хотел её видеть в гневе. Да, была та ещё потеха, когда сестра чуть ли не с инфарктом выбежала из дома, орущая, что «этот гадкий урод решил её извести!». Вот такой он, их семейный юмор. Они были теми детьми, которые, вместо того чтобы помогать друг другу с домашкой или делиться сладостями, стремились первым делом друг друга подставить. Джуён, например, вечно жаловался, что Лиён захватила телевизор и смотрела свои дурацкие дорамы, когда он хотел поиграть в приставку. А Лиён, в свою очередь, не могла терпеть его «стратегические игры», где он часами возился с какими-то солдатиками на экране и ждал чуда, от которого ей, конечно же, хотелось спать. Но вот в чём суть: за всеми этими шуточками и подколами, они были как два сапога пара — слишком похожие, всегда готовые подставить друг другу плечо (если не подножку).       Джуён никогда не признавал этого вслух, потому что, ну я вас умоляю, какие там признания, когда можно лишний раз подколоть Лиён за её вечную серьёзность или кривой нос. Но если бы кто-то всерьёз решил спросить его, единственного сына и брата, о том, кто его любимая нуна, ответ был бы простым. Он бы, конечно, не колебался ни секунды — Лиён, чёрт побери. Да, именно та, которая вечно доводит его до белого каления, прячет его наушники, выбивает из равновесия своими замысловатыми капризами и с издевательским удовольствием повторяет, что она «старше и умнее». Она же первая, кто затащит его на кухню, если он за день так ничего и не ел. Она же может за минуту вытащить его из самого хренового настроения — правда, скорее всего, ей потребуется для этого какая-то очередная издёвка, но работает же. Так что да, если бы кто-то вдруг спросил Джуёна, он бы без раздумий назвал Лиён. Только вот никому об этом лучше не знать — ещё устроит ему такой разбор полётов, что потом месяц будет носом пол мыть, чтобы загладить вину.       — Сейчас же, — подмигнула Им, уверенно настраиваясь на победный лад. Она плюхнулась на свою кровать, предостерегающе подбрасывая в руке подушку. — Ты сейчас же берёшь в руки телефон и звонишь человеку, которому продал шлем.       — Окей, окей, я всё сделаю! — выпалил Джуён с отчаянным вздохом, как будто это был его последний шанс на спасение. Выпрямился в спешке, опасаясь, что первобытные экзекуции над его причёской повторятся. И добавил чуть тише: — А что мне за это будет?..       — Смачно наябедничаю матери о том, что ты отказался от олимпиады в школе, — с улыбкой пообещала та, кивая в сторону двери. Улыбка у неё была такая доброжелательная, что по спине Джуёна побежали мурашки. Он замолк, оглядывая сестру с задумчивым выражением лица. Поразмыслил секунд десять, поняв, что шансов выкрутиться нет, и сдулся, искренне надеясь, что вернёт шлем до того, как его снова заставят брыкаться в плачевных метаниях.       — Боже, способы те же, что в детстве. Нет бы предложить что-то такое, от чего я не смогу отказаться… Как, не знаю, игра новая, или хотя бы чипсы?       — Предпочитаю нестареющую классику.       — Под стать возрасту?       — Плохая попытка, малой. Как был язвой так и остался.       — Ты же понимаешь, что мы оба в детстве были полные уроды?       — Ещё какие, — ухмыльнулась Лиён, стоило брату усесться рядом. Она запихнула ему под бок подушку. — Но я-то хотя бы повзрослела. А ты всё ещё тот же малолетний засранец.       — Эй! — Джуён хлопнул её по плечу, но больше с добродушием, чем с реальной обидой. — Я тоже повзрослел! Просто это взросление в процессе.       Джуён положил голову на плечо хохотнувшей сестры.       — В процессе? — Лиён хихикнула. — Надеюсь, этот процесс не затянется ещё на десять лет, а то тебя и в тридцать буду так вот за волосы таскать.       — Вся в мать…       Тем же вечером, промокший до нитки, Джуён стоял на пороге сестринской комнаты, со шлемом наперевес, как воин, вернувшийся с поля боя. Вода стекала с его капюшона крупными каплями, образуя небольшие лужицы у ног, а толстовка, прилипшая к телу, стала второй кожей. Мокрые джинсы противно натирали ноги, и от домашних тапок исходил противный чавкающий звук каждый раз, когда он переступал с ноги на ногу. Глаза его метали молнии — весь этот подвиг явно был недооценён.       — Ну, я, значит, вернул этот твой чёртов шлем… — пробурчал он, стоя на пороге и постукивая носком тапка по полу, чтобы сбросить с него хотя бы каплю воды. Лиён, развалившись на кровати, даже не удостоила его взглядом, увлечённая чтением книги, держа её одной рукой, якобы это было важнее, чем мокрый до костей брат.       — О, какой молодец, — произнесла она с таким ленивым равнодушием, что Джуён едва не заскрипел зубами. Она даже не подняла глаз от страницы. Просто листала книгу, словно её брат, сражающийся с непогодой ради шлема, не существовал.       — Да ты вообще видишь, через что я прошёл?! — возмущённо выпалил он, сделав широкий жест рукой, как будто это могло помочь объяснить всю глубину его мучений. Вода с рукава мгновенно полетела по комнате, разлетевшись на мелкие капли. Лиён бросила на него взгляд, как если бы он был назойливой мухой, и чуть приподняла бровь.       — Ну и что ты хочешь? Грамоту? Орден за храбрость? Может, медаль? — спросила она, поддразнивая его, и снова вернулась к чтению, но уголки её губ предательски дёрнулись.       — Тебе бы, для начала, не помешало хоть немного сочувствия!       — К убогим?       — Заткнись, нуна! Дождь такой, что я думал, потону, пока добирался до этого шлема. И знаешь, что мне сказал тот чувак? — Джуён с надрывом вздохнул, размахивая руками. — «Ты вернулся, чтобы вернуть то, что тебе не принадлежало с самого начала? На кой было продавать? Позор!» Серьёзно?! Я чуть не втянулся в философский спор, стоя под ливнем, пока он разглядывал меня, как какого-то неудачника!       Лиён, наконец, подняла глаза на брата. Взгляд соскользнул по его мокрой одежде и каплям, что стекали с волос. Она прикусила губу, пытаясь не рассмеяться, но страдания сиблинга оказались слишком комичны.       — Бедняжка, — протянула она со всей возможной иронией. — Но ведь ты справился, верно? Шлем у меня, ты жив. Мокрый, конечно, но это мелочи. Джугён где-то тоже морозит задницу.       — Да, справился, — Джуён вскинул руки в жесте капитуляции. — Но мне что за это полагается? Шоколадка, может? Или хотя бы обычная похвала?       Лиён медленно закрыла книгу и, откинувшись на подушки, посмотрела на брата с притворным сожалением.       — Похвала? Слишком щедро для того, кто даже не додумался взять зонт. Мокрый как крыса. Если бы ты шёл без шлема, то, наверное, промок бы ещё сильнее, — подколола она его, не в силах удержаться от улыбки.       — Офигенная поддержка, ну просто лучший мотивационный спикер, — пробормотал Джуён себе под нос и, не выдержав, бросил шлем на кровать к сестре. Вода с него брызнула в разные стороны, заставив Лиён с коротким писком отскочить к изголовью.       — Спасибо за поддержку, сестра, — буркнул он, разворачиваясь на пятках и направляясь к выходу, оставляя за собой мокрые следы и лужу.       — Эй! А вытереть?!

***

      Лиён сидела в самом углу столовой, отвлечённо пожёвывая стручковую фасоль, когда заметила напряжённое движение в другом конце помещения. Толпа слегка расступилась, и она увидела Соджуна, который быстрым, почти агрессивным шагом направлялся к Ли Сухо, стоявшему у раздачи с подносом. Помещение наполнилось гнетущим шёпотом вразнобой. Казалось, воздух потяжелел, будто на секунду всё вокруг замедлилось подобно дешёвому кино. Внутренний холод пронзил Лиён — она инстинктивно напряглась, чувствуя, что что-то неладное вот-вот произойдёт. Сухо, по обыкновению своему невозмутимый и серьёзный, в немом вопросе вскинул брови. И отчего-то он казался потерянным на фоне общей гулкой атмосферы столовой, где все разговаривали, смеялись, да жестикулировали. Как сплошное неживое пятно, спотыкающееся о границы собственного холода. Но именно его Соджун выбрал мишенью для своего следующего действия.       — Видимо, ты счастлив жить даже после смерти друга, — услышала Лиён тихое, но жёсткое, словно стальное, замечание Соджуна. Эти слова разорвали тишину, как удар плети.       Слова прозвучали как удар молотом — жестоко, без предупреждения, без эмоций, просто констатация факта, нацеленного на то, чтобы раздавить. Лиён едва удержала горький смешок. Задумчиво склонила голову к плечу. С чего вдруг Хану говорить нечто… настолько жестокое, пропитанное чем-то большим, чем злость? Это было желание морально растоптать, медленно растекавшееся в воздухе; грязь, намеренно и точно попавшая в свою цель. Сухо замер на месте, как статуя, его лицо побледнело, глаза сузились от шока, но он не успел даже моргнуть, когда Соджун грубо толкнул его в плечо.       Удар был настолько резким, что Ли покачнулся, а поднос вылетел из его рук. Весь обед, который он только что получил — суп из водорослей, рис, кимчи — со звоном и шлепками оказался на полу, лишь подстрекая визуальную беспомощность. Брызги супа и куски еды разлетелись вокруг, оставляя на кафельном полу беспорядок. Им прокрутила в руках палочки. Отчего-то в груди с тяжёлым гулким ударом всё похолодело. Ли Сухо не вызывал в ней тёплых чувств, но даже он не заслуживал таких бессердечных холодных слов. Его лицо было пустым, словно он сам себя отсёк от этого момента, не желая чувствовать ни стыда, ни боли, ни злости. В конце концов, кто он такой? Замкнутый интровертный парнишка, избалованный, богатый, да не умеющий в коммуникации. Но чтобы настолько?.. Он не попытался ничего сказать, не стал бросаться на Соджуна с ответом или защитой. Вся столовая смотрела на них — кто-то замер, кто-то шептался, но никто не вмешался.       Хан же, даже не оглянувшись на разрушенную картину позади, направился к столу, где сидела Джугён. Его движения были целенаправленными, осанка — идеально ровной. Он подошёл к столу и, не посмотрев ни на кого, кроме младшей Им, грубо отодвинул стул. Лиён озадаченно свела брови к переносице. «Он что, серьёзно сейчас сядет рядом с ней? С моим пиздец каким наивным, абсолютно ни в чём не виноватым котёнком Джугён?» Сошедшее с ритма сердце Старшей Им чуть не выпрыгнуло из груди, а руки начали мелко дрожать. И, конечно же, этот сучий взгляд Соджуна — без намёка на что-либо, кроме откровенной наглости — абсолютно чётко говорящий: «это моё представление, а вы тут просто присутствуете.» Джугён была в полном замешательстве, её глаза округлились, рот приоткрылся — она пыталась переварить произошедшее. Но всё её внимание было приковано к Хану, сидевшему теперь с ней за одним столом, будто ничего из-ряда-вон не произошло.       Лиён смотрела на всё это со своего места, ощущая, как в груди нарастает глухое раздражение, смешанное с… чем-то ещё. Это было неприятное, скользкое чувство, разливающееся по груди.       — Привет, — начал Хан столь невозмутимо, будто это было его место с самого начала. — Решил пообедать с тобой.       Челюсть Лиён свело. «Я могла бы встать, но что бы я сказала? «Эй, убирайся от неё?» Это было бы нелепо. Какой, блядь, повод у меня? Джугён — моя сестра, моя любимая младшая, та, ради которой я готова порвать каждого, но вот только… я же не имею права ничего говорить, да? Особенно после того, как вот это всё — с Соджуном — началось в моей голове. Нахуй. Не вовремя.»       Лицо Джугён выразило абсолютно всё: от шока до полного уязвлённого непонимания. В глазах плескалась хорошо знакомая паника, которую Лиён узнавала с полувзгляда — словно её сестру только что выбросили в холодную воду. Она замерла, как олень в свете фар. Смешно, но Лиён это не развеселило. Внутри всё клокотало.       — Что… что ты тут делаешь? — выдохнула она наконец, глядя на него с выражением полного неверия. Не привыкла, что кто-то так вот просто вторгается в её личное пространство, да ещё и с таким нахрапом.       — Обедаю, разве не видишь? — спокойно ответил Соджун, забирая из её подноса несколько кусочков мяса и бросая их себе в рот.       Лиён невольно задержала дыхание, наблюдая за этой странной сценой. Её рука, держащая палочки для еды, замерла на полпути к тарелке. Одна палочка не состыковалась с другой. Он в своём репертуаре. Хан Соджун. Но то, что злило её больше всего, — это вовсе не его внезапная выходка. Это был тот едва ощутимый, неприятный укол зависти, который царапал глубоко внутри.       Она попыталась заставить себя не смотреть на них слишком долго. Ведь это Джугён — её сестра, её младшая и бесконечно дорогая Джугён, которую она так сильно любила. Но чёрт возьми, этот стол между ними… эта лёгкая улыбка, с которой Соджун смотрел на её сестру, как будто так было всегда. Лиён ненавидела это. Мозги жгли самые противные чувства. Не на сестру, конечно, не на неё. На себя. Почему её это вообще должно волновать? Хан делает, что хочет, с кем хочет. И если он выбрал её сестру, то какого черта ей в этом вообще участвовать? Она младшая, Лиён любит её до хруста костей, и ей никогда не было позволено ревновать к ней. Но что-то внутри дернулось. Эта его ухмылка, эти его манеры. Слишком… близко. Слишком рядом с другим человеком.       Да ну его. Им сделала глубокий вдох, несмотря на то, что пальцы всё ещё тряслись. Невыносимое недовольство просачивалось через каждую клеточку, превращая мысли в тупой хаос. Ну а что? Она же тут просто наблюдатель. Пожалуй, ей нужно хоть какое-то разумное основание для того, чтобы вмешаться. А его нет. Она крепче обхватила коробку молока, просто чтобы чем-то занять руки, и пытаясь не смотреть в их сторону, но не выходило. Как бы сильно того не хотелось.       И в этот момент Им вздрогнула, периферией отмечая движение со стороны. С другого конца столовой к этому всеми-кому-не-лень-облюбованному-столу направлялся Ли Сухо. В его глазах назревала ярость, и школьные зеваки даже не успели подумать о том, что должно произойти, когда они встретились взглядами с Соджуном. Это было как гром среди ясного неба — молния, ударившая сразу и наотмашь.       — Хан Соджун, что, по-твоему, ты вытворяешь? — бросил Ли Сухо, становясь перед ним, как стена.       Джугён напряглась. От лица отхлынули все краски.       — А что? — Соджун с медленной провоцирующей вынужденностью поднял голову. — Просто решил пообедать со своей новой одноклассницей.       — Какого чёрта? — сквозь зубы прорычал Сухо. Его голос разрывал тишину, впиваясь в нервы. Соджун встретил этот взгляд без единой тени страха, даже с какой-то язвительной улыбкой.       — А тебе-то что? — он рывком встал из-за стола. — Захотел — сел. Не твое дело, Сухо.       Эта фраза была как наждак по ушам. Она была сквозь стиснутые зубы, и казалось, что сейчас рванет.       И рвануло.       Ли Сухо, сжатый в своей злости, сделал шаг вперед и схватил Соджуна за ворот. Всё произошло так быстро, что Им Лиён не успела и моргнуть, прежде чем они уже сцепились. Сухо двинулся первым, но Соджун встретил его удар с лёгкостью, словно уже ждал этого. Они начали толкаться, и помещение вдруг превратилось в сплошной бардак. Крики, звуки разбивающейся посуды — всё слилось в единое. Старшая Им нелепо смотрела, ощущая противный холод под кожей. Смотрела, как Сухо замахнулся, и его кулак врезался в скулу Хана с таким злорадным удовлетворением, что она почувствовала тошноту. Но Соджун не собирался оставаться в стороне: он оступился, с трудом удержав равновесие, и почти мгновенно вернулся с ответным ударом, вложив в него всё — злость, обиду, всю накопленную ненависть. Лиён и не заметила, как скользнула вперёд, желая… сама не знала чего. Остановить их? Или хотя бы… прокричать что-то? Но она молчала.       Молчала, пока вся столовая застыла в звуках разрывающегося фарфора, ударов и визгливых выкриков. Ли Сухо и Соджун сцепились, как два разъярённых зверя, и всё вокруг них казалось трещащим по швам. Даже воздух, чертовски вязкий и густой, мешал дышать. Ещё миг — и кто-то бы точно оказался в больнице. Молчала, пока одноклассников наконец не схватили за руки учителя, буквально отрывая друг от друга. Сухо тяжело дышал, лицо оказалось перекошено яростью с рассеченной бровью, а Соджун глядел на него исподлобья с неприкрытым презрением; уголок губы разбит, кровь стекала по подбородку. Он вытер её тыльной стороной ладони, не сводя взгляда с Сухо.       — Какого чёрта тут происходит?! — прорычал подоспевший директор на грани крика, едва удерживая контроль над голосом. Тучный мужчина покраснел не то от гнева, не то от внезапной физической нагрузки. Нервно приглаживая усы, продолжил: — В учительскую. Оба, немедленно.       Школьники мгновенно притихли, все взгляды были устремлены на дерущихся, а теперь уже провинившихся. Директор увёл их, и в столовой повисла напряжённая тишина.       Столовая после драки остывала, как остывает железо после клейма — медленно и со свистом. Казалось, что каждый взгляд впивался в кожу, оставляя ожоги. Никто не рисковал перейти к бурному обсуждению под чутким наблюдением преподавателей, но каждый перешёптывался почти с упоенным интересом. Лиён, прячась за углом коридора, выжидала. Зачем? Не знала. Словно что-то интуитивное заставляло её прийти к учительской. Подслушивать? Возможно. Прислушиваться к грубым голосам за дверью было как стоять у края обрыва: страшно, но не оторваться.       — Ты думаешь, что тебе позволено всё? — холодно шипел директор, судя по звукам, отбрасывая какие-то документы в стороны. — Мы закрывали глаза на твои провалы, твою учебу, твоё поведение. Академический отпуск — потому что твоя мать была в больнице, — в голосе прорезалось нечто презрительное — он плюнул на ту самую рану. — И вот, как ты нам отплачиваешь? Решил устроить цирк в столовой? Хотел стать айдолом? А может, ты просто всегда был паяцем?       Тишина. Соджун молчал. Лиён почувствовала глухой, неприятный толчок в груди — гнев? Нет. Что-то другое. Как будто то, что происходило там, за закрытой дверью, вызывало у неё странную, но неотступную боль — как если бы резали по живому. Прямо по её собственной коже.       — Ли Сухо, ты поступил как взрослый. Мы все понимаем, что сдержаться в такой ситуации — подвиг, — голос смягчился, но это не было ни облегчением, ни поддержкой. В этом тоне было что-то приторное, липкое, тяжёлое как слюна, застрявшая в горле.       Лиён вздрогнула. Понимала картину, за время учёбы успев вдоволь насмотреться: Сухо всегда был примерным, тихим и чистым. Превозносимым за эту его безупречность. Но что в нём было настоящего? Да и нужно ли это, когда он идеально вписывается в рамки, в ожидания, в эти мелкие, обтекаемые представления об идеале? Соджун же всегда стоял по другую сторону. Вне системы, вне ожиданий. И вот теперь он нарывался на конфликт. Конфликт, где по итогу ломали, норовя согнуть в ту самую, идеальную форму, к которой он никогда не стремился.       Вдруг дверь распахнулась. Соджун устремился вперёд, не глядя по сторонам. Медленный шаг, мрачное лицо, перекошенный в уголке рот — и на губе засохшая кровь, подобно печати. На скуле темнел след багровеющего синяка. Лиён застыла, не зная, как дышать. Этот слепой, почти животный страх отказа сковывал её. Она вжалась в стену, но не могла себя заставить просто уйти. Зачем-то же она явилась? Надо было что-то сказать. Надо было что-то сделать.       — Соджун, — её голос прозвучал тихо, почти испуганно. Нервно. Чёрт бы её побрал за это.       Он замедлил шаг, но не обернулся.       — Что? — натянуто прохрипел тот.       — Ты… — Им сглотнула. Стыдливо нахмурилась собственной растерянности. — Тебе нужна помощь?       Он наконец обернулся, взглянув на неё с вопросом. Она сказала нечто совершенно чуждое. Не то, что он мог ожидать. Глаза его блестели холодно, но внутри был не лёд — в нём было что-то горящее, разъедающее его изнутри. Гнев? Обида? Смертельная усталость?       — И чем ты мне поможешь? — с издёвкой, но не злой. Просто привычно, вынужденно построенная защитная стена вокруг него — из тысячи таких саркастических кирпичей.       Лиён шагнула ближе, ощущая, как дрожат её пальцы, но стиснув их в кулак. Страх не должен был её останавливать. Никогда не останавливал. И в кой-то веке дело было вовсе не в страхе чего-то эфемерного, а в банальном замешательстве и смеси чувств. В желании помочь, но невозможности подобрать слова. Вновинку.       — У тебя кровь, — она указала взглядом на его губу.       Соджун слегка покосился на неё, только сейчас замечая её серьёзный, но диковино-робкий взгляд, и нехотя провёл пальцем по рассечённой губе. Кровь на пальцах выглядела ярким, вызывающим пятном, и он усмехнулся — только краешки рта дёрнулись, словно не выдержав напряжения.       — И что? — сказал он грубо, но голос растерял прежнюю незаинтересованность, звуча просто устало. — Это не впервой.       — Я просто помочь хотела.       Хан замер. Слова ударили по нему сильнее, чем кулак Сухо. Лицо его чуть дрогнуло — на мгновение, не более. Он отвёл взгляд и горькой хохотнул. Забавно. Ещё недавно он с усердным любопытством наседал обеспокоенностью, стоило завидеть её в драке, а теперь — Лиён ощутила вспышку раздражения — она оказалась на том самом не любезном местечке. Она стиснула зубы, но не отступила.       — Хотя бы протри нормально, быстрее заживёт. Ты же модель и всё такое. Или это тебя не волнует?       Соджун хмыкнул, но не отстранился. Прислонившись к стене, он посмотрел на неё — по-настоящему внимательно, словно стараясь понять, что, ради всего святого, ей нужно от него. Лиён чувствовала, как сердце глухо ударяется о грудную клетку. Она достала из кармана носовой платок, помедлив на секунду, а затем подойдя ближе. Легко коснулась уголка его губ.       — Странная ты, Им Лиён, — сказал он с тихой насмешкой, не отводя глаз, — не боишься испачкаться?       Она чуть усмехнулась в ответ, не сводя взгляда с чужих губ, пока осторожно стирала успевшую запечься кровь. Этот миг казался странно интимным, почти неправильным, как и шёпот среди пустых стен школы.       — Ты не видел, как я выгляжу после уроков лепки, — ответила она ровно. — Немного крови — вообще не страшно.       На мгновение в мыслях Хана мелькнуло что-то похожее на иронию — тяжёлая, тёмная, как затянутое дождём небо.       — Лиён, — сказал он тихо, глядя ей прямо в глаза. Чужие ресницы дрогнули. — Не лезь в то, что тебе не нужно. Мне в голову тоже не надо.       Она выдержала его взгляд, не мигая. Промолчала. Лицо Соджуна слегка смягчилось, словно он оценил её вовлечённость, но от этого стало только тяжелей. Хан сделал шаг назад, отчего девичья рука глупо повисла в воздухе, и глубоко вздохнул, словно на мгновение разочарованный в том, что сам допустил эту близость. Или что позволил ей закончится.       — Твоя проблема, Лиён, в том, что ты слишком упрямая, — он сказал это почти ласково, но не без непонятной тоски. И внезапно бросил: — Прогуляем урок?       Предложение — случайный взгляд на кромку обрыва, пульсирующий зов свободы в сдержанном, правильном укладе школы. Им окинула Хана долгим взглядом, в котором смешались интрига и тихая, едва уловимая осторожность. В нём блеснул вызов, как если бы его неосторожное приглашение влекло за собой невидимые границы, которые Хан и сам не ожидал нарушить.

***

      Старый кабинет, в который завёл её Соджун, был из тех, что давно не видели ремонта и выглядел как эхо другой эпохи, словно застряв в прошлом. Потёртые деревянные парты с царапинами, оставленными поколениями учеников, тянулись рядами, чуть покрытые слоем пыли, который никто не удосужился стереть. На стенах висели старые карты и плакаты, выцветшие от времени и покрытые тёмными пятнами, словно кто-то неоднократно проливал на них чернила. В углах комнаты высились тяжёлые шкафы, застеклённые, но настолько запылённые, что внутреннее содержимое казалось всего лишь неясными силуэтами книг и папок.       На подоконнике стояли горшки с пожухлыми растениями, их листья медленно превращались в сухие тени, но никто не спешил их убирать — казалось, они тоже были частью этого затянувшегося прошлого. Шторы на окнах свисали в выцветших складках, пропуская мягкий, приглушённый свет, который, падая на пол, поднимал в воздух мелкие пылинки, будто капли давно забытых слов.       Соджун сел на край учительского стола, неловко перенеся вес на ноги, чтобы не пошатнуться, и подставил лицо для обработки раны. Лиён подошла к нему, осторожно касаясь щеки влажным ватным диском, чувствуя себя немного чужой в этом странном антураже, как будто сама эта комната отстранилась от неё. В кабинете было прохладно, пахло старым деревом и чуть горьковато.       — Как будто здесь давно не меняли ничего, — сказала она, вглядываясь в старый, чуть пожелтевший от времени календарь на стене. Он был датирован годом, который уже казался далёким.       — Возможно, и не поменяют, — хмыкнул Соджун. — Это вроде резервного кабинета, а их редко обновляют. Наверное, чтобы не забывать, как выглядела старая школа.       Лиён была слишком близко. Слишком. Яркий свет в заброшенном кабинете отбрасывал блики на её лицо, а её пальцы с прохладной мазью скользили по разбитой скуле Соджуна так осторожно, что это становилось невыносимо. И Хан ненавидел себя за то, что не мог отвести глаз. Как-то сжался внутри, весь в напряжении, сжав кулаки, чтобы не выглядеть таким… беспомощным.       — Ты меня так проткнёшь своим взглядом, — прошептала она, даже не подняв головы, и Соджун ощутил, как собственная скула под её пальцами чуть дёрнулась от едва сдерживаемой усмешки.       — Неужели? — хмыкнул тот, чувствуя, как внутри поднимается раздражение. Но не из-за неё. Из-за того, что эти лёгкие касания пробуждали что-то чертовски ненужное. Она всё-таки подняла взгляд — её глаза, глубже, чем тот помнил. Почему-то они оказались невозможно зелёными. Всегда ли они были такими?.. Непроизвольно вздохнул, и с трудом вернулся к себе, пытаясь не зависнуть на этом.       — А это… долго? — прорычал он сквозь зубы, чуть подаваясь вперёд, намеренно сокращая между нами расстояние. Хотел спровоцировать её. Она так и норовила вцепиться в его нервы. Тишина в кабинете становилась вязкой, словно в воздухе накапливалось напряжение. Соджун закусил губу: «Слишком много ненужных, блять, эмоций за сегодня.»       — Ещё минута, потерпи, — ответила Им, невозмутимо продолжая своё занятие, будто чужие попытки вывести её из себя были всего лишь… ничем. Хан закрыл глаза, в то время как её ладонь едва касалась кожи, и тут же понял, насколько это опасно. Закрыть глаза, когда она рядом, — значит позволить себе думать. А думать рядом с Лиён было опасным делом. Впрочем, они — Соджун допускал — наверняка оба были в этой вонючей каше эмоций по уши.       — Вот, с лицом закончили, — наконец-то заключила она, убирая руку. Соджун чуть расслабился, но моментально почувствовал, как что-то липкое и тёплое прижалось к щеке.       Открыв глаза, тот встретил её игривый взгляд и, вполоборота обернувшись к брошенному на стол карманному зеркальцу Им, тут же увидел, что она приклеила ему на щеку чёртов зелёный пластырь с изображением жабы.       — Это что? — Соджун ошарашенно сглотнул, резко выпустив из лёгких воздух. Слова застряли в горле, как будто кто-то намеренно вставил их обратно. Он должен был возмутиться или хотя бы рассмеяться, но всё, что смог сделать, это просто пялиться на этот дурацкий пластырь и на неё.       Она едва заметно ухмыльнулась, снова надев на лицо свою маску невозмутимости.       — Пластырь, — ответила Лиён спокойно, снисходительно. — С жабами. Подходит под твоё выражение лица.       Хан, наконец, отмер. И не смог сдержать смех. Он прорвался наружу — такой хриплый и низкий, впервые за весь день. Соджун оттолкнулся от стола, пытаясь сохранить хотя бы тень серьёзности. Но вместо того, чтобы сорваться или хотя бы снять этот грёбаный пластырь, он просто продолжал смотреть на неё, и что-то внутри едва не сорвалось с цепи. Он медленно выдохнул, чувствуя, как во рту пересохло. Лиён сделала шаг назад, глядя на него с тем же спокойным выражением лица, но в её глазах что-то мелькнуло. И Хан готов был поклясться, что она заметила, что с ним творилось. А потом очередь дошла до рук.       Пальцы Им касались чужих костяшек, и каждый раз, когда она наносила мазь, по коже Соджуна бежали мурашки. Он никогда не думал, что простое касание может так выбивать из колеи. Сидел перед ней, держал себя в руках, как мог, но внутри всё плескалось ртутью. Токсичной, жгучей жидкостью. Лиён наклонялась ближе, глаза — сосредоточены, дыхание тихое, ровное, но Хан слышал его слишком отчётливо. Её пальцы тянулись, покрывая каждый сустав, мазь холодила кожу, а Соджун горел изнутри. Возбуждение, то тупое, то пульсирующее, стучало по венам, накатывало волнами с каждым её движением.       Она так близко… запах её шампуня ударил в нос, что-то фруктовое и свежее. В этом всём была дикая ирония. Вроде как простая сцена: она просто помогает, а Соджун чувствует, как сжимается каждая мышца. Проклятье, да он даже дышать нормально не мог! Казалось, ещё чуть-чуть — и он сломается, выдохнет всё то, что копилось. Всё тело напряглось, загнанное в ловушку медленными прикосновениями.       — Расскажешь, что за представление ты устроил?       Соджун вздохнул тяжело, словно собирался что-то выбросить из своей груди, что давно гнило там, съедая его изнутри. Лиён продолжала водить мазью по его костяшкам так, что он чувствовал каждый мельчайший импульс её прикосновений. Этот момент слишком… интимный, чтобы его можно было просто игнорировать.             Соджун вздохнул, глаза уставились в точку где-то рядом с Лиён. Его голос сорвался на низкий хрип:       — У нас с ним был друг. Сэён. Он был айдолом. Кумиром на всю страну. Наверняка ты слышала… Юн Сэён. Красивый, талантливый, все дела. Только вот реальность не была сказкой.       Лиён промолчала, продолжая медленно наносить мазь на его сбитую кожу. Её касания были почти невыносимо мягкими, будто пробирались глубже, чем просто к его ранам. Но сейчас это было даже к месту. Он продолжил:       — Сэён не справился. Хейт, депрессия, все эти высеры от фанатов — они его сломали. Всё оказалось хуже, чем мы думали. Или мы просто не хотели видеть, как сильно ему тяжело. Не успели, — Соджун сжал зубы, пытаясь не выдать того, насколько ему всё ещё больно от воспоминаний. — И однажды он просто позвонил Сухо. В ту самую ночь. Ты понимаешь, да? Последний раз. Он, блять, хотел… — голос надломился, будто что-то раз за разом обрывалось внутри. — Сухо не взял трубку. Он даже не поднял её.       Лиён прекратила мазать руку и уставилась на Соджуна. Он не осмелился встретить её взгляд, но почувствовал, как её пальцы замерли на его коже, напряжение повисло между ними.       — Сэён не смог больше терпеть. Пошёл на крышу. И прыгнул.       Глухое, злое молчание. Всё, что происходило после — туман, и он не хотел больше вспоминать. Лиён молчала долго, обдумывала сказанное, а потом осторожно спросила:       — Ты думаешь, это была вина Сухо?       — Да, чёрт возьми, я так думаю! — его голос стал твёрже, как будто та часть боли наконец-то вырвалась наружу. — Он мог это предотвратить! Он мог остановить его. Но не захотел.       Девичьи глаза слегка сузились, но она не ответила сразу, снова аккуратно вернулась к его руке, продолжая покрывать мазью раны, которые не давали ей покоя. Возможно, пытаясь занять себя хоть чем-то.       — А как ты к нему относишься? — Соджун наконец рискнул задать вопрос, который давно хотел услышать от неё. Тяжело было не заметить, что эти двое не сладили. Лиён на миг замерла, будто решала, стоит ли отвечать прямо. Но потом, не поднимая глаз, резко сказала:       — Не нравится мне этот Сухо. Особенно то, как он морочит мозги моей сестре. А ещё… считаю его пижоном. Вот правда. Всё у него гладко, всё по плану, как по учебнику. Но знаешь, — добавила она, поднимая на него взгляд, — люди вроде него всегда стремятся быть идеальными. И кажется, что это на самом деле убивает их изнутри.       Соджун кивнул, чувствуя, как её слова резонируют в его голове. Она продолжила свой методичный, медленный процесс, поглаживая подушечкой большого пальца не тронутые болью места.       — Не хочу влезать, но… ты правда думаешь, что Сухо плевать? Думаешь, его совсем не волнует смерть вашего друга?       Хан нахмурился, не ожидая такого поворота. Тихий голос резал, проникая глубже, чем хотелось бы, но он всё равно продолжал молчать, позволяя ей говорить.       — Знаешь, если бы я оказалась на его месте, — продолжала Им. Глаза потемнели от тяжёлых мыслей. — Я бы каждодневно убивала себя мыслями о том, что не ответила на чей-то звонок. Этот звонок стал бы для меня проклятьем. Навсегда.       Соджун почувствовал, как её слова всколыхнули что-то внутри, нечто неразрешённое, давно запертое в темноте его сознания. Но Лиён не убирала руки, она продолжала наносить мазь, при этом её прикосновения стали тяжёлыми, как и её слова. Это сочетание комфорта и жёсткой правды выворачивало его наизнанку.       — Может, он просто не справляется с этим. Просто не показывает этого, — Лиён говорила тихо, будто про себя, но он чувствовал, как каждое слово обволакивает его, давит, как бинт, слишком туго затянутый вокруг старой раны. Соджун пытался найти, что ответить, но не мог. Раздражение, смешанное с усталостью, вызвало в нём противоречивые чувства.       — Больно? — её голос — тихий, почти нежный. Ссадины давно не трогали так, как мысли. Да и какое там «больно»? Этот холод от мази был ничем по сравнению с тем, что творилось внутри.       — Ты же знаешь ответ, — сказал Хан как можно спокойнее, но выдохнул чуть резче, чем хотелось бы. Её пальцы продолжали свой путь по костяшкам, и каждый медленный жест заставлял стиснуть зубы.       «Невозможно было просто сидеть спокойно, когда Им Лиён вот так касалась меня.»       Хан Соджун любил смотреть на Им Лиён. Он понял это совсем недавно, но глядеть на неё не переставал — на этот хрупкий изгиб её шеи, на прядь волос, которая выбилась из причёски и теперь касалась щеки. Хотел её убрать, но не двигался. Пальцы дрожали, чёрт побери, из-за какого-то прикосновения.       — Ты слишком серьёзно относишься к этому, — Лиён вдруг произнесла насмешливо, не отрываясь от своих действий.       — К чему? — хрипло переспросил Соджун, чувствуя, как в груди вновь начинает скапливаться жар.       — К своим побитым костяшкам, — ответила она, подняв взгляд. Её глаза вспыхнули чем-то опасным, но она быстро отвела их, снова сосредоточившись на чужих руках. Сука, она игралась. И ведь играла так тонко, так уверенно, что едва получалось дышать.       — Это ты сейчас об этом серьёзно говоришь? — Хан почти рассмеялся, глядя на её сосредоточенное лицо, но смех застрял в горле, когда её пальцы задержались на руках чуть дольше обычного. Всё. Он окончательно терялся. Каждая клетка орала, что не надо, что нужно просто свалить отсюда, пока не поздно, но, чёрт, он не мог. Он просто сидел и горел внутри, молча наблюдая за каждым движением.       — Всё. Теперь точно готово, — сказала Им, наконец убрав руки. Пальцы будто прокатились последней волной по коже, оставляя за собой лёгкий след, как воздух, который неожиданно стал самым горячим ощущением на свете. Соджун просто смотрел на неё, как идиот, не зная, что сказать. Вот так – с дурацкими как и сама Им Лиён жабами на щеке, он понимал, что может только молча смотреть на неё. И к чертям все мысли.
Вперед

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.