
Пэйринг и персонажи
Гарри Поттер, Драко Малфой, Гермиона Грейнджер, Рон Уизли, Теодор Нотт, Фред Уизли, Джордж Уизли, Джинни Уизли, Альбус Дамблдор, Джеймс Поттер, Сириус Блэк III, Римус Люпин, Миссис Коул, Седрик Диггори, Вернон Дурсль, Аберфорт Дамблдор, Аластор Муди, Дадли Дурсль, Августа Лонгботтом, Мира Сорренгейл, Вайолет Сорренгейл, Лилит Сорренгейл
Метки
Ангст
Нецензурная лексика
Как ориджинал
Рейтинг за насилие и/или жестокость
Хороший плохой финал
Жестокость
Упоминания насилия
ОЖП
ОМП
Учебные заведения
Психологическое насилие
Состязания
Буллинг
Упоминания секса
Упоминания смертей
Характерная для канона жестокость
Поттергад
Студенты по обмену
Другой факультет
Насилие над детьми
Намеки на секс
Дамбигуд
Опасность
Упоминания войны
Секс по расчету
Командная работа
Наказания
Состязания с участием животных
Блэкигуд
Джеймс Поттер жив
Описание
После героической гибели Лили Поттер, Гарри, мальчик, который выжил, вынужден жить не с любящим отцом, а в школе Хогвартс с первого дня своего магического пути. Пророчество о Гарри Поттере исполнено, и теперь его ждут суровые испытания. За шесть месяцев до поступления в Хогвартс, Гарри тренируют лучшие профессора, включая самого Альбуса Дамблдора. Чтобы попасть в школу, Гарри предстоит пройти через множество испытаний. Справиться ли одиннадцатилетний ребенок с ними?
Примечания
Простите, но четвертое крыло я никак не могу прочитать поэтому проблемы с именами, статус заморожен нет идей
Часть 5
20 декабря 2024, 01:48
Я позволила рюкзаку упасть на пол и сделала первый глубокий вдох с тех пор, как покинула свою комнату.
Мама моргнула, и мягкая женщина исчезла, оставив в комнате генерала.
— Ты — дочь всадницы, тебе семнадцать лет, и сегодня день призыва. Я разрешила тебе закончить обучение, но, как я уже говорила прошлой весной, я не буду смотреть, как один из моих детей попадает в квадрант писцов, Вайолет.
— Потому что писцы ниже всадников? — проворчала я, зная, что всадники — вершина социальной и военной иерархии. Их драконы поджаривают людей ради забавы.
— Да! — её самообладание пошатнулось. — И если ты войдёшь в туннель к квадранту писцов, я вытащу тебя за косу и поставлю на парапет.
Мой желудок болезненно сжался.
— Папа бы этого не хотел! — возразила Мира, краснея от ярости.
— Я любила твоего отца, но он умер, — ответила мама спокойно. — Сомневаюсь, что сейчас он чего-то хочет.
Я втянула воздух, но промолчала. Слова ни к чему не приведут. Она никогда не слушала меня, и сегодня это не изменится.
— Отправить Вайолет в квадрант всадников — это смертный приговор, — Мира не считала спор оконченным.
Она никогда не уступала маме, и мама уважала её за это. Двойные стандарты.
— Она недостаточно сильна, мама! Она сломала руку в этом году, постоянно получает растяжения, и она недостаточно высока, чтобы оседлать большого дракона.
— Серьезно, Мира? — Мои ногти впились в ладони. Знать, что мои шансы на выживание минимальны, — это одно. А слушать, как сестра говорит о моей никчемности, — другое. — Ты называешь меня слабой?
— Нет. — Мира сжала мою руку. — Просто… хрупкой.
— Это ничуть не лучше.
Драконы не привязываются к хрупким женщинам. Они их испепеляют.
— Так, значит, она маленькая.
Мама осмотрела меня с ног до головы, оценивая, как сидят туника и брюки, которые я выбрала для своей потенциальной казни.
Я фыркнула:
— Теперь мы просто перечисляем мои недостатки?
— Я не говорила, что это недостаток. — Мама повернулась к Мире. — Мира, Вайолет испытывает больше боли за день, чем ты за неделю. Если кто-то из моих детей и способен выжить в квадранте всадников, так это она.
Мои брови поднялись. Это прозвучало как комплимент, но с мамой никогда нельзя быть уверенной.
— Сколько новобранцев умирает в день призыва, мама? Сорок? Пятьдесят? Ты хочешь похоронить ещё одного ребёнка? — Мира вспылила.
Я вздрогнула, когда температура в комнате резко упала. Это мамина штормовая печать, магическая сила, которую она выплеснула с помощью своего дракона.
Горло свело при воспоминании о брате. Никто не упоминал Бреннана или его дракона за пять лет с момента их гибели. Мама терпела меня и уважала Миру, но любила только Бреннана.
Папа тоже его любил. Боли в груди у него начались после смерти Бреннана.
Мама сжала челюсти, глядя на Миру с угрозой.
Сестра сглотнула, но не отводила глаз.
— Мама, — начала я. — Она не имела в виду.
— Убирайтесь. Отсюда. Прочь. Лейтенант. — Мамины слова шипели, словно струйки пара в ледяном воздухе кабинета. — Прочь, пока я не доложила о вашем отсутствии в подразделении без официально одобренного отпуска.
Мира выпрямилась, кивнула, повернулась с военной точностью и без лишних слов направилась к двери, по пути прихватив с пола небольшой рюкзак.
И мы с мамой впервые за несколько месяцев остались наедине.
Её глаза встретились с моими, она глубоко вдохнула, и в комнате стало немного теплее.
— На вступительных экзаменах ты была среди лучших по баллам за скорость и ловкость. У тебя всё получится. У всех Сорренгейлов прекрасно получается.
Она провела тыльной стороной ладони по моей щеке, едва касаясь кожи.
— Так похожа на своего отца, — прошептала она, прежде чем прочистить горло и отступить на несколько шагов.
Да уж, все её награды получены не за проявление эмоций.
— Я не смогу признавать или афишировать наше родство в течение следующих трех лет, — сказала она, присаживаясь на край стола. — Поскольку, как генерал, командующий Басгиатом, я буду изрядно выше тебя по званию.
— Я знаю. — Это меньшее из того, что меня беспокоило, учитывая, что она едва ли признавала меня и сейчас.
— К тебе не будет никакого особого отношения только потому, что ты моя дочь. Скорее всего, командующие будут третировать тебя даже сильнее, чем остальных, чтобы заставить проявить лучшие качества. — Она приподняла бровь.
— И об этом я тоже знаю. — Хорошо, что я тренировалась с майором Гиллстедом последние несколько месяцев — с тех самых пор, как мама приказала мне это делать.
Она вздохнула и заставила себя улыбнуться.
— Тогда увидимся в Долине, на Молотьбе, кандидатка во всадники. Хотя, полагаю, к закату ты станешь кадетом.
Или мертвецом.
Хотя никто из нас этого не сказал.
— Удачи, кандидатка Сорренгейл. — Она вернулась за свой стол, отгородившись им от меня.
— Спасибо, генерал. — Я взвалила рюкзак на плечи и медленно вышла из кабинета.
Охранник закрыл за мной дверь.
— Она окончательно свихнулась, — громко сказала Мира.
Она стояла в центре коридора, аккурат между двумя охранниками.
— Теперь они доложат ей, что ты так говорила.
— Как будто они сами не знают, — процедила она сквозь стиснутые зубы. — Пойдём. У нас только час до того, как все кандидаты должны явиться. Их там несколько тысяч уворот, я видела, пока поднималась.
И она быстро зашагала, провожая меня вниз по каменной лестнице и дальше, по переходам — к моей комнате.
Ну… к тому, что раньше было ею.
Всего за тридцать минут отсутствия все мои личные вещи упаковали в ящики, которые теперь стояли в углу. Мой желудок сделал кульбит и, судя по тому, как мне стало паршиво, просто шлепнулся на деревянный пол. Мама… Она просто взяла и упаковала всю мою жизнь.
— Она охренительно эффективна, надо отдать ей должное, — пробормотала Мира, прежде чем повернуться ко мне и окинуть внимательным, оценивающим взглядом. — Я надеялась, что смогу отговорить её от этого. Ты никогда не была предназначена для квадранта всадников.
— Ты упоминала об этом. — Я приподняла бровь. — Раз или два.
— Прости. — Она поморщилась, присела и начала распаковывать рюкзак.
— Что ты делаешь?
— То, что когда-то Бреннан сделал для меня, — тихо ответила она, и горе холодной ладонью стиснуло мне горло. — Ты умеешь пользоваться мечом?
Я покачала головой:
— Он слишком тяжелый. Зато я довольно сносно управляюсь с кинжалами.
И охренительно быстро, если на то пошло. Молниеносно. Нехватку силы я отлично компенсировала скоростью.
— Поняла. Хорошо. Теперь брось рюкзак и сними эти ужасные ботинки.
Она быстро перебрала принесенные вещи и протянула мне новые сапоги и чёрную форму.
— Надень это.
— Что не так с моим рюкзаком? — спросила я, но все равно спустила его с плеча.
Она тут же открыла его и распотрошила все, что я тщательно упаковала.
— Мира! Я всю ночь его собирала!
— Он слишком тяжелый, а ботинки могут тебя и убить: с такими гладкими подошвами ты просто соскользнешь с парапета. На всякий случай я заказала для тебя сапоги на резиновом ходу, а сейчас, моя дорогая Вайолет, наихудший «всякий случай» из всех возможных.
Потом по комнате полетели книги, приземляясь рядом с ящиками.
— Эй, я могу взять с собой только то, что смогу утащить на себе! И я хочу тащить именно их!
Я бросилась за следующей книгой, и мой любимый сборник мрачных басен едва удалось спасти, прежде чем Мира успела отшвырнуть его.
— Ты готова умереть за книги? — спросила сестра, и взгляд ее стал жестоким.
— Я смогу нести их!
Всё это было нелепо. Неправильно. Я должна была посвятить жизнь книгам, а не бросать их сейчас в угол, чтобы облегчить рюкзак.
— Нет. Ты не сможешь. Ты едва ли втрое тяжелее рюкзака, ширина парапета примерно восемнадцать дюймов, высота двести футов над землей, и в последний раз, когда я смотрела на небо, там собирались дождевые тучи. Тебе не дадут отсрочку, не позволят переждать дождь только потому, что мост стал вдруг скользким. Ты упадёшь, сестрёнка. И умрёшь. Может, всё же послушаешь меня? Или хочешь присоединиться к другим мертвым кандидатам на завтрашней утренней перекличке?
В стоящей передо мной всаднице не было и следа моей старшей сестры. Эта незнакомая женщина выглядела проницательной, хитрой, почти жестокой. Эта женщина за все три года учёбы заработала единственный шрам — от раны, нанесённой её собственным драконом во время Молотьбы.
— Потому что это всё, что от тебя останется. Ещё одно надгробие. Ещё одно имя, выжженное на камне. Брось книги.
— Эту дал мне папа, — пробормотала я, прижимая книгу к груди.
Может быть, она была детской и не серьезной, просто сборник историй, предостерегающих от соблазнов магии и демонизирующих драконов, — но это всё, что у меня оставалось.
Мира вздохнула:
— Это та старая книга сказочек о вредителях-чернокнижниках и их крылатых драконах с двумя лапами? Разве ты не читала её уже тысячу раз?
— Наверное, больше тысячи, — призналась я. — И кстати, они вэйнители, а не вредители.
— Папа и его аллегории, — задумчиво ответила Мира. — Просто не пытайся использовать силу, не получив связку с драконом, и тогда красноглазые чудовища не будут прятаться у тебя под кроватью. Прятаться в надежде, что когда-нибудь ты проколешься, и тогда они украдут тебя и увезут на своих двулапых драконах, чтобы сделать частью тёмной армии.
Она достала из рюкзака последнюю книгу — из тех, что я с такой любовью туда складывала, — и протянула мне.
— Оставь книги. Папа тебя не спасёт. Он пытался. Я пыталась. Решай, Вайолет. Ты собираешься сдохнуть писцом? Или выжить всадником?
— Какая же ты заноза в заднице!
Я опустила глаза, посмотрела на книги… и выбрала.
Басни я отправила в угол, но другую книгу так и не выпустила из рук, дерзко глядя в лицо сестры.
— Заноза в заднице, которая собирается сохранить тебе жизнь. А эта тебе зачем? — Мира продолжала спорить со мной.
— Чтобы убивать людей. — Я протянула ей томик.
И тут она улыбнулась:
— Хорошо. Её можешь оставить. А теперь переоденься, пока я разбираюсь с остальным барахлом.
Где-то вдалеке раздался звон колокола. У нас оставалось ровно сорок пять минут.
Я быстро одевалась, чувствуя, что все эти вещи принадлежат кому-то другому. Хотя их явно подгоняли по размеру для меня. Вместо туники я натянула облегающую чёрную рубашку с длинными рукавами, а свободные брюки заменила на кожаные, плотно обхватившие бёдра. Потом Мира помогла мне затянуть поверх рубашки корсет, скроенный в форме жилетки.
— Чтобы ничего не натирало, — пробормотала она.
— Похоже на снаряжение, которое всадники надевают на битву, — должна признать, одежда была крутая, пусть даже я чувствовала себя в ней самозванкой.
В голове билась мысль: «Боги, это действительно происходит со мной».
— Именно. Потому что это то, что ты сейчас делаешь. Идёшь в бой.
Теперь от ключиц до пупка моё тело охватывал корсет из комбинации кожи и неизвестной мне ткани, обнимая грудь и переходя на плечи. Я провела пальцем по скрытым ножнам, пришитым по диагонали вдоль рёбер.
— Для твоих кинжалов.
— У меня только четыре, — я вытащила их из кучи на полу.
— Ты добудешь ещё.
Я вставила оружие в ножны, и мои рёбра будто сами превратились в оружие. Конструкция была гениальна. Теперь клинки было легко достать, и они не цеплялись за бёдра при движении.
Я едва узнавала себя в зеркале. Я выглядела как всадник. Но всё ещё чувствовала себя писцом.
Спустя несколько минут половина того, что я ранее упаковала, была свалена на ящики. Мира деловито собирала мой рюкзак, выбрасывая все ненужное и почти все сентиментальное, по ходу дела засыпая меня советами о том, как выжить в квадранте. А потом удивила меня, сделав самую сентиментальную вещь на свете: сказала мне сесть между её коленями, чтобы она могла заплести мне косу вокруг головы.
Как будто я снова была ребёнком, а не взрослой девушкой… но я сделала это.
— Из чего он?
Я провела ногтём по материалу корсета чуть выше сердца.
— Моя придумка, — объяснила Мира, больно натягивая волосы, чтобы заплести косу как можно крепче и ближе к голове. — Я сделала эту штуку специально для тебя, вшив сюда чешую Тейна, так что будь аккуратна с ней.
— Чешую дракона? — Я откинула голову назад, чтобы посмотреть на нее. — Как? Тейн такой огромный.
— Я знаю одного всадника, чья сила может делать большие вещи очень маленькими, — на её губах заиграла коварная улыбка. — А маленькие вещи… намного, намного больше.
Я закатила глаза. Мира всегда была более откровенна в разговорах о своих мужчинах, чем я… о всех своих двоих.
— И? Насколько именно больше?
Она рассмеялась, потом дернула меня за косу.
— Наклонись вперёд. Честно говоря, тебе стоило подстричься. — Она подтянула пряди ближе к моей голове и продолжила плести. — Это же помеха в спарринге и в бою, не говоря уже о том, что волосы делают из тебя отличную мишень. Ни у кого больше нет волос, которые вот так высветлены, тебя легко вычислить.
— Ты прекрасно знаешь, что длина ни при чём. Родной пигмент выцветет вне зависимости от того, подстригу я их или нет.
И глаза мои тоже неопределенного цвета, светло-ореховые, отливающие то синевой, то янтарем. Они, кажется, так и не смогли выбрать какой-то один цвет радужки.
— К тому же, вне зависимости от того, что там кто думает про их цвет, волосы — это единственная часть меня, которая абсолютно здорова. И если я их обрежу… Получится,что я наказываю тело за его здоровье, так? Да и вообще я не чувствую необходимости скрывать свою суть.
— Ты и не должна. — Мира потянула меня за косу, заставляя откинуть голову назад, и наши глаза встретились. — Ты самая умная девушка из тех, кого я знаю. Не забывай об этом. Твой мозг — твоё главное оружие. Перехитри их, Вайолет. Ты слышишь меня?
Я кивнула, и она ослабила хватку, потом закончила заплетать косу и помогла мне подняться на ноги. Всё это время она торопливо говорила, едва делая паузы, чтобы отдышаться, — пыталась разом выложить все свои знания, накопленные за годы тренировок и сражений.
— Будь наблюдательна. Быть тихой и незаметной — это хорошо, но убедись сначала, что ты замечаешь всё и всех вокруг и можешь применить это с пользой для себя. Ты читала Кодекс?
— Несколько раз.
Книга правил для квадранта всадников в разы меньше, чем для других подразделений. Наверное, потому что всадникам трудно подчиняться правилам.
— Хорошо. Тогда ты знаешь, что другие курсанты могут убить тебя в любой момент, а кадеты-головорезы точно попытаются это сделать. Меньше претендентов — больше шансов на Молотьбе. Драконов, желающих связать себя узами, всегда не хватает, а тот, кто достаточно безрассуден, чтобы погибнуть, всё равно не достоин дракона.
— Только не во время сна. Нападение на любого кадета во время сна является преступлением и влечёт наказание. Статья три…
— Да, но это не значит, что ночью ты в безопасности. Спи в этом, если можешь, — она щелкнула меня по животу, затянутому в корсет.
— Чёрный цвет, который носят всадники, надо сначала заслужить. Ты уверена, что мне не стоит сегодня быть в своей тунике? — я провела ладонями по коже.
— Ветер на парапете надует любую свободную ткань, как парус. — Мира протянула мне изрядно полегчавший рюкзак. — Чем плотнее твоя одежда, тем лучше тебе будет там, наверху, и на ринге тоже, когда начнёшь спарринг. Носи защиту всегда. И всегда держи кинжалы при себе.
Она показательно ткнула в ножны у себя на бедрах.
— Кто-нибудь обязательно скажет, что я их не заслужила.
— Ты — Сорренгейл, — ответила она, как будто этого достаточно. — Пусть катятся со своими словами.
— И ты не думаешь, что использовать драконью чешую — это жульничать?
— Нет такого понятия, как жульничество, когда ты на парапете. Есть только выживание или смерть. — Снова прозвонил колокол — осталось всего тридцать минут. Мира сглотнула: — Почти пора. Готова?
— Нет.
— Я тоже не была, — язвительная улыбка приподняла уголок ее рта. — А ведь я всю жизнь готовилась к этому.
— Я не собираюсь умирать сегодня.
Я закинула рюкзак на плечо и поняла, что теперь мне дышится немного легче, чем раньше. С ним стало гораздо проще управляться.
Когда мы спускались по лестнице, в помещениях центральной, административной, части крепости царила жуткая тишина. Однако чем ниже, тем громче становился шум снаружи. Глядя в окна, я видела, как тысячи кандидатов обнимают своих близких и прощаются с ними на лужайке прямо под главными воротами. По моим наблюдениям, каждый год большинство родственников держатся за своих кандидатов до последнего удара колокола. Четыре дороги, ведущие к крепости, были забиты лошадьми и повозками, особенно там, где они сходились перед академией. А вот меня, когда я смотрела на пустые проезды вдоль полей, начинало тошнить.
Потому что именно туда сложат трупы.
Перед последним поворотом, ведущим к выходу во двор, Мира остановилась.
— Что та… Оууу.
Она изо всех сил прижала меня к груди и крепко обняла, пользуясь моментом — в коридоре никого не было.
— Я люблю тебя, Вайолет. Помни всё, что я тебе говорила. Не становись ещё одним именем в списке погибших.
Её голос дрожал, и я тоже обхватила её руками, крепко-крепко.
— Со мной всё будет в порядке, — пообещала я.
Она кивнула, и ее подбородок ударился о мою макушку.
— Знаю. А теперь идём.