Новобранцы

Я позволила рюкзаку упасть на пол и сделала первый глубокий вдох с тех пор, как покинула свою комнату. Мама моргнула, и мягкая женщина исчезла, оставив в комнате генерала. — Ты — дочь всадницы, тебе семнадцать лет, и сегодня день призыва. Я разрешила тебе закончить обучение, но, как я уже говорила прошлой весной, я не буду смотреть, как один из моих детей попадает в квадрант писцов, Вайолет. — Потому что писцы ниже всадников? — проворчала я, зная, что всадники — вершина социальной и военной иерархии. Их драконы поджаривают людей ради забавы. — Да! — её самообладание пошатнулось. — И если ты войдёшь в туннель к квадранту писцов, я вытащу тебя за косу и поставлю на парапет. Мой желудок болезненно сжался. — Папа бы этого не хотел! — возразила Мира, краснея от ярости. — Я любила твоего отца, но он умер, — ответила мама спокойно. — Сомневаюсь, что сейчас он чего-то хочет. Я втянула воздух, но промолчала. Слова ни к чему не приведут. Она никогда не слушала меня, и сегодня это не изменится. — Отправить Вайолет в квадрант всадников — это смертный приговор, — Мира не считала спор оконченным. Она никогда не уступала маме, и мама уважала её за это. Двойные стандарты. — Она недостаточно сильна, мама! Она сломала руку в этом году, постоянно получает растяжения, и она недостаточно высока, чтобы оседлать большого дракона. — Серьезно, Мира? — Мои ногти впились в ладони. Знать, что мои шансы на выживание минимальны, — это одно. А слушать, как сестра говорит о моей никчемности, — другое. — Ты называешь меня слабой? — Нет. — Мира сжала мою руку. — Просто… хрупкой. — Это ничуть не лучше. Драконы не привязываются к хрупким женщинам. Они их испепеляют. — Так, значит, она маленькая. Мама осмотрела меня с ног до головы, оценивая, как сидят туника и брюки, которые я выбрала для своей потенциальной казни. Я фыркнула: — Теперь мы просто перечисляем мои недостатки? — Я не говорила, что это недостаток. — Мама повернулась к Мире. — Мира, Вайолет испытывает больше боли за день, чем ты за неделю. Если кто-то из моих детей и способен выжить в квадранте всадников, так это она. Мои брови поднялись. Это прозвучало как комплимент, но с мамой никогда нельзя быть уверенной. — Сколько новобранцев умирает в день призыва, мама? Сорок? Пятьдесят? Ты хочешь похоронить ещё одного ребёнка? — Мира вспылила. Я вздрогнула, когда температура в комнате резко упала. Это мамина штормовая печать, магическая сила, которую она выплеснула с помощью своего дракона. Горло свело при воспоминании о брате. Никто не упоминал Бреннана или его дракона за пять лет с момента их гибели. Мама терпела меня и уважала Миру, но любила только Бреннана. Папа тоже его любил. Боли в груди у него начались после смерти Бреннана. Мама сжала челюсти, глядя на Миру с угрозой. Сестра сглотнула, но не отводила глаз. — Мама, — начала я. — Она не имела в виду. — Убирайтесь. Отсюда. Прочь. Лейтенант. — Мамины слова шипели, словно струйки пара в ледяном воздухе кабинета. — Прочь, пока я не доложила о вашем отсутствии в подразделении без официально одобренного отпуска. Мира выпрямилась, кивнула, повернулась с военной точностью и без лишних слов направилась к двери, по пути прихватив с пола небольшой рюкзак. И мы с мамой впервые за несколько месяцев остались наедине. Её глаза встретились с моими, она глубоко вдохнула, и в комнате стало немного теплее. — На вступительных экзаменах ты была среди лучших по баллам за скорость и ловкость. У тебя всё получится. У всех Сорренгейлов прекрасно получается. Она провела тыльной стороной ладони по моей щеке, едва касаясь кожи. — Так похожа на своего отца, — прошептала она, прежде чем прочистить горло и отступить на несколько шагов. Да уж, все её награды получены не за проявление эмоций. — Я не смогу признавать или афишировать наше родство в течение следующих трех лет, — сказала она, присаживаясь на край стола. — Поскольку, как генерал, командующий Басгиатом, я буду изрядно выше тебя по званию. — Я знаю. — Это меньшее из того, что меня беспокоило, учитывая, что она едва ли признавала меня и сейчас. — К тебе не будет никакого особого отношения только потому, что ты моя дочь. Скорее всего, командующие будут третировать тебя даже сильнее, чем остальных, чтобы заставить проявить лучшие качества. — Она приподняла бровь. — И об этом я тоже знаю. — Хорошо, что я тренировалась с майором Гиллстедом последние несколько месяцев — с тех самых пор, как мама приказала мне это делать. Она вздохнула и заставила себя улыбнуться. — Тогда увидимся в Долине, на Молотьбе, кандидатка во всадники. Хотя, полагаю, к закату ты станешь кадетом. Или мертвецом. Хотя никто из нас этого не сказал. — Удачи, кандидатка Сорренгейл. — Она вернулась за свой стол, отгородившись им от меня. — Спасибо, генерал. — Я взвалила рюкзак на плечи и медленно вышла из кабинета. Охранник закрыл за мной дверь. — Она окончательно свихнулась, — громко сказала Мира. Она стояла в центре коридора, аккурат между двумя охранниками. — Теперь они доложат ей, что ты так говорила. — Как будто они сами не знают, — процедила она сквозь стиснутые зубы. — Пойдём. У нас только час до того, как все кандидаты должны явиться. Их там несколько тысяч уворот, я видела, пока поднималась. И она быстро зашагала, провожая меня вниз по каменной лестнице и дальше, по переходам — к моей комнате. Ну… к тому, что раньше было ею. Всего за тридцать минут отсутствия все мои личные вещи упаковали в ящики, которые теперь стояли в углу. Мой желудок сделал кульбит и, судя по тому, как мне стало паршиво, просто шлепнулся на деревянный пол. Мама… Она просто взяла и упаковала всю мою жизнь. — Она охренительно эффективна, надо отдать ей должное, — пробормотала Мира, прежде чем повернуться ко мне и окинуть внимательным, оценивающим взглядом. — Я надеялась, что смогу отговорить её от этого. Ты никогда не была предназначена для квадранта всадников. — Ты упоминала об этом. — Я приподняла бровь. — Раз или два. — Прости. — Она поморщилась, присела и начала распаковывать рюкзак. — Что ты делаешь? — То, что когда-то Бреннан сделал для меня, — тихо ответила она, и горе холодной ладонью стиснуло мне горло. — Ты умеешь пользоваться мечом? Я покачала головой: — Он слишком тяжелый. Зато я довольно сносно управляюсь с кинжалами. И охренительно быстро, если на то пошло. Молниеносно. Нехватку силы я отлично компенсировала скоростью. — Поняла. Хорошо. Теперь брось рюкзак и сними эти ужасные ботинки. Она быстро перебрала принесенные вещи и протянула мне новые сапоги и чёрную форму. — Надень это. — Что не так с моим рюкзаком? — спросила я, но все равно спустила его с плеча. Она тут же открыла его и распотрошила все, что я тщательно упаковала. — Мира! Я всю ночь его собирала! — Он слишком тяжелый, а ботинки могут тебя и убить: с такими гладкими подошвами ты просто соскользнешь с парапета. На всякий случай я заказала для тебя сапоги на резиновом ходу, а сейчас, моя дорогая Вайолет, наихудший «всякий случай» из всех возможных. Потом по комнате полетели книги, приземляясь рядом с ящиками. — Эй, я могу взять с собой только то, что смогу утащить на себе! И я хочу тащить именно их! Я бросилась за следующей книгой, и мой любимый сборник мрачных басен едва удалось спасти, прежде чем Мира успела отшвырнуть его. — Ты готова умереть за книги? — спросила сестра, и взгляд ее стал жестоким. — Я смогу нести их! Всё это было нелепо. Неправильно. Я должна была посвятить жизнь книгам, а не бросать их сейчас в угол, чтобы облегчить рюкзак. — Нет. Ты не сможешь. Ты едва ли втрое тяжелее рюкзака, ширина парапета примерно восемнадцать дюймов, высота двести футов над землей, и в последний раз, когда я смотрела на небо, там собирались дождевые тучи. Тебе не дадут отсрочку, не позволят переждать дождь только потому, что мост стал вдруг скользким. Ты упадёшь, сестрёнка. И умрёшь. Может, всё же послушаешь меня? Или хочешь присоединиться к другим мертвым кандидатам на завтрашней утренней перекличке? В стоящей передо мной всаднице не было и следа моей старшей сестры. Эта незнакомая женщина выглядела проницательной, хитрой, почти жестокой. Эта женщина за все три года учёбы заработала единственный шрам — от раны, нанесённой её собственным драконом во время Молотьбы. — Потому что это всё, что от тебя останется. Ещё одно надгробие. Ещё одно имя, выжженное на камне. Брось книги. — Эту дал мне папа, — пробормотала я, прижимая книгу к груди. Может быть, она была детской и не серьезной, просто сборник историй, предостерегающих от соблазнов магии и демонизирующих драконов, — но это всё, что у меня оставалось. Мира вздохнула: — Это та старая книга сказочек о вредителях-чернокнижниках и их крылатых драконах с двумя лапами? Разве ты не читала её уже тысячу раз? — Наверное, больше тысячи, — призналась я. — И кстати, они вэйнители, а не вредители. — Папа и его аллегории, — задумчиво ответила Мира. — Просто не пытайся использовать силу, не получив связку с драконом, и тогда красноглазые чудовища не будут прятаться у тебя под кроватью. Прятаться в надежде, что когда-нибудь ты проколешься, и тогда они украдут тебя и увезут на своих двулапых драконах, чтобы сделать частью тёмной армии. Она достала из рюкзака последнюю книгу — из тех, что я с такой любовью туда складывала, — и протянула мне. — Оставь книги. Папа тебя не спасёт. Он пытался. Я пыталась. Решай, Вайолет. Ты собираешься сдохнуть писцом? Или выжить всадником? — Какая же ты заноза в заднице! Я опустила глаза, посмотрела на книги… и выбрала. Басни я отправила в угол, но другую книгу так и не выпустила из рук, дерзко глядя в лицо сестры. — Заноза в заднице, которая собирается сохранить тебе жизнь. А эта тебе зачем? — Мира продолжала спорить со мной. — Чтобы убивать людей. — Я протянула ей томик. И тут она улыбнулась: — Хорошо. Её можешь оставить. А теперь переоденься, пока я разбираюсь с остальным барахлом. Где-то вдалеке раздался звон колокола. У нас оставалось ровно сорок пять минут. Я быстро одевалась, чувствуя, что все эти вещи принадлежат кому-то другому. Хотя их явно подгоняли по размеру для меня. Вместо туники я натянула облегающую чёрную рубашку с длинными рукавами, а свободные брюки заменила на кожаные, плотно обхватившие бёдра. Потом Мира помогла мне затянуть поверх рубашки корсет, скроенный в форме жилетки. — Чтобы ничего не натирало, — пробормотала она. — Похоже на снаряжение, которое всадники надевают на битву, — должна признать, одежда была крутая, пусть даже я чувствовала себя в ней самозванкой. В голове билась мысль: «Боги, это действительно происходит со мной». — Именно. Потому что это то, что ты сейчас делаешь. Идёшь в бой. Теперь от ключиц до пупка моё тело охватывал корсет из комбинации кожи и неизвестной мне ткани, обнимая грудь и переходя на плечи. Я провела пальцем по скрытым ножнам, пришитым по диагонали вдоль рёбер. — Для твоих кинжалов. — У меня только четыре, — я вытащила их из кучи на полу. — Ты добудешь ещё. Я вставила оружие в ножны, и мои рёбра будто сами превратились в оружие. Конструкция была гениальна. Теперь клинки было легко достать, и они не цеплялись за бёдра при движении. Я едва узнавала себя в зеркале. Я выглядела как всадник. Но всё ещё чувствовала себя писцом. Спустя несколько минут половина того, что я ранее упаковала, была свалена на ящики. Мира деловито собирала мой рюкзак, выбрасывая все ненужное и почти все сентиментальное, по ходу дела засыпая меня советами о том, как выжить в квадранте. А потом удивила меня, сделав самую сентиментальную вещь на свете: сказала мне сесть между её коленями, чтобы она могла заплести мне косу вокруг головы. Как будто я снова была ребёнком, а не взрослой девушкой… но я сделала это. — Из чего он? Я провела ногтём по материалу корсета чуть выше сердца. — Моя придумка, — объяснила Мира, больно натягивая волосы, чтобы заплести косу как можно крепче и ближе к голове. — Я сделала эту штуку специально для тебя, вшив сюда чешую Тейна, так что будь аккуратна с ней. — Чешую дракона? — Я откинула голову назад, чтобы посмотреть на нее. — Как? Тейн такой огромный. — Я знаю одного всадника, чья сила может делать большие вещи очень маленькими, — на её губах заиграла коварная улыбка. — А маленькие вещи… намного, намного больше. Я закатила глаза. Мира всегда была более откровенна в разговорах о своих мужчинах, чем я… о всех своих двоих. — И? Насколько именно больше? Она рассмеялась, потом дернула меня за косу. — Наклонись вперёд. Честно говоря, тебе стоило подстричься. — Она подтянула пряди ближе к моей голове и продолжила плести. — Это же помеха в спарринге и в бою, не говоря уже о том, что волосы делают из тебя отличную мишень. Ни у кого больше нет волос, которые вот так высветлены, тебя легко вычислить. — Ты прекрасно знаешь, что длина ни при чём. Родной пигмент выцветет вне зависимости от того, подстригу я их или нет. И глаза мои тоже неопределенного цвета, светло-ореховые, отливающие то синевой, то янтарем. Они, кажется, так и не смогли выбрать какой-то один цвет радужки. — К тому же, вне зависимости от того, что там кто думает про их цвет, волосы — это единственная часть меня, которая абсолютно здорова. И если я их обрежу… Получится,что я наказываю тело за его здоровье, так? Да и вообще я не чувствую необходимости скрывать свою суть. — Ты и не должна. — Мира потянула меня за косу, заставляя откинуть голову назад, и наши глаза встретились. — Ты самая умная девушка из тех, кого я знаю. Не забывай об этом. Твой мозг — твоё главное оружие. Перехитри их, Вайолет. Ты слышишь меня? Я кивнула, и она ослабила хватку, потом закончила заплетать косу и помогла мне подняться на ноги. Всё это время она торопливо говорила, едва делая паузы, чтобы отдышаться, — пыталась разом выложить все свои знания, накопленные за годы тренировок и сражений. — Будь наблюдательна. Быть тихой и незаметной — это хорошо, но убедись сначала, что ты замечаешь всё и всех вокруг и можешь применить это с пользой для себя. Ты читала Кодекс? — Несколько раз. Книга правил для квадранта всадников в разы меньше, чем для других подразделений. Наверное, потому что всадникам трудно подчиняться правилам. — Хорошо. Тогда ты знаешь, что другие курсанты могут убить тебя в любой момент, а кадеты-головорезы точно попытаются это сделать. Меньше претендентов — больше шансов на Молотьбе. Драконов, желающих связать себя узами, всегда не хватает, а тот, кто достаточно безрассуден, чтобы погибнуть, всё равно не достоин дракона. — Только не во время сна. Нападение на любого кадета во время сна является преступлением и влечёт наказание. Статья три… — Да, но это не значит, что ночью ты в безопасности. Спи в этом, если можешь, — она щелкнула меня по животу, затянутому в корсет. — Чёрный цвет, который носят всадники, надо сначала заслужить. Ты уверена, что мне не стоит сегодня быть в своей тунике? — я провела ладонями по коже. — Ветер на парапете надует любую свободную ткань, как парус. — Мира протянула мне изрядно полегчавший рюкзак. — Чем плотнее твоя одежда, тем лучше тебе будет там, наверху, и на ринге тоже, когда начнёшь спарринг. Носи защиту всегда. И всегда держи кинжалы при себе. Она показательно ткнула в ножны у себя на бедрах. — Кто-нибудь обязательно скажет, что я их не заслужила. — Ты — Сорренгейл, — ответила она, как будто этого достаточно. — Пусть катятся со своими словами. — И ты не думаешь, что использовать драконью чешую — это жульничать? — Нет такого понятия, как жульничество, когда ты на парапете. Есть только выживание или смерть. — Снова прозвонил колокол — осталось всего тридцать минут. Мира сглотнула: — Почти пора. Готова? — Нет. — Я тоже не была, — язвительная улыбка приподняла уголок ее рта. — А ведь я всю жизнь готовилась к этому. — Я не собираюсь умирать сегодня. Я закинула рюкзак на плечо и поняла, что теперь мне дышится немного легче, чем раньше. С ним стало гораздо проще управляться. Когда мы спускались по лестнице, в помещениях центральной, административной, части крепости царила жуткая тишина. Однако чем ниже, тем громче становился шум снаружи. Глядя в окна, я видела, как тысячи кандидатов обнимают своих близких и прощаются с ними на лужайке прямо под главными воротами. По моим наблюдениям, каждый год большинство родственников держатся за своих кандидатов до последнего удара колокола. Четыре дороги, ведущие к крепости, были забиты лошадьми и повозками, особенно там, где они сходились перед академией. А вот меня, когда я смотрела на пустые проезды вдоль полей, начинало тошнить. Потому что именно туда сложат трупы. Перед последним поворотом, ведущим к выходу во двор, Мира остановилась. — Что та… Оууу. Она изо всех сил прижала меня к груди и крепко обняла, пользуясь моментом — в коридоре никого не было. — Я люблю тебя, Вайолет. Помни всё, что я тебе говорила. Не становись ещё одним именем в списке погибших. Её голос дрожал, и я тоже обхватила её руками, крепко-крепко. — Со мной всё будет в порядке, — пообещала я. Она кивнула, и ее подбородок ударился о мою макушку. — Знаю. А теперь идём.