ZEPAR

      Юк громко приказал своей группе выдвигаться в путь, и Чимин с Юнги, сидя в телеге, переглянулись, не ожидая, что Чонгук отправится к врагу без Тэхёна. Но, когда телега сдвинулась с места, за её край вцепился Тэхён и с трудом потянулся. Юнги и Чимин бросились ему на помощь, схватили его за руки и притянули к ближайшим мешкам.       — Ты как? — Юнги всмотрелся в грязного с головы до ног Тэхёна. — Сколько раз ты падал?       Чимин налил из бурдюка воду в деревянную кружку и передал Тэхёну, после чего попросил Юнги не задавать вопросы. По Тэхёну видно, что спать он хочет больше, чем разговаривать. И всё же, когда он выпил воду, то прошептал, что колдуны удивились при виде ребёнка, мол, такого монаха стены монастыря ещё не встречали. Однако Сухёна приняли с радостью и попросили передать, что для Чимина двери монастыря всегда открыты.       Тэхён лёг и моментально уснул, а Чимин расплылся в улыбке и посмотрел на Юнги, одним счастливым взглядом показывая, что монастырь станет ему вторым домом. Возможно, монахам не понравится назойливость человека, который находится под влиянием магии демона, но им придётся терпеть, потому что Чимин намерен регулярно посещать монастырь, пока Сухён ещё очень маленький. Когда же он подрастёт, Чимин исчезнет из его жизни, потому что не хочет для него кем-то становиться. Лучше пусть Сухён не знает о его существовании, чем будет ждать его прихода и верить, что есть кто-то, кто покажет ему большую жизнь. Чимин сам когда-то смотрел на двери детского дома и с замиранием сердца ждал, когда кто-то зайдёт, возьмёт его за руку и уведёт туда, где тепло и уютно. И хотя Чимина на воспитание забрали дедушки, он понимает, что Сухён должен находиться под присмотром колдунов, поэтому с внешним миром его ничто не должно связывать. Они и монахи не будут без причины держать взаперти человека, поэтому, если Сухён очистится от чернокнижия, его передадут Чхве. К тому времени, быть может, он всё ещё будет ребёнком, который успеет насладиться детством.       — Так ты к приходу Тэхёна приготовил конфеты? — Юнги сел возле сундуков и взял с одного из них замотанный в ткань порошок, после чего ладонью похлопал себя по ногам.       — Конечно, — Чимин привычно лёг на него поперёк и оглянулся на Тэхёна. — Я бы не додумался отнести Сухёна монахам, так бы и держал его под своим присмотром, чтобы в любой момент позвать Тэхёна или Чонгука на помощь. И отдал бы его обратно в «Милосердие», чтобы в городе находился, где есть колдуны на случай, если ребёнок проявит магию.       Он с облегчением вздохнул и тихо сказал Тэхëну спасибо за возможность защитить ребëнка от зла чернокнижников. Быть может, не только от них, но и от наёмников, которые смотрят на него как на врага. Чимин считает, что он должен оставить Сухёна в покое, чтобы тот вырос, и никто не смог в нём узнать сына чернокнижников. Пока Чимин с ним носится, все знают, чей ребёнок у него на руках.       Однако поступок Тэхёна стал поводом для возмущений воинов. Они забыли на время про свою неприязнь к Сухёну и сосредоточились на необъяснимом отвращении к Тэхёну. Воины говорили Чимину, что на нём есть заклинание, которое вынудило его отдать Сухёна в монастырь. И как бы Чимин не уверял, что ребёнку лучше жить среди колдунов и монахов, наёмники его не слушали. Даже когда Чимин показал свой чистый защитный амулет, подаренный Чонгуком, всё равно разговоры про плохого Тэхёна не стихли.       И вот Тэхён вернулся в отряд. Он ещё не знает, какие новые слухи про него ходят, и наверняка ему нет до них дела, но Чимин задумал охранять Тэхёна. Умом он понимает, что воины не опасны, и даже если с неба посыплются горящие камни, то весь мир вымрет, а Тэхён останется жив. В конце концов, демон его в обиду не даст, но Чимин подсознательно ищет повод, чтобы поругаться с наёмниками, которые ему высказали обидные слова после сражения с чернокнижником и совсем недавно осудили за передачу Сухёна монахам.       В телегу залез Чонгук, и у Чимина на душе стало очень мягко и тепло. Наверное, глупо внутри себя пищать от радости при виде волнения в чужих глазах, которое навеяно любовью. Но Чимин очень рад тому, что в жизни строгого командира есть избранник со взаимными чувствами. И причина вовсе не в том, что Чимин желает Чонгуку счастливых отношений, а в том, что Тэхён вытеснил страсть искать во время битв омег. Вместо страха в глазах полыхает любовь — это лучшая перемена в человеке.       — Он в порядке, — сообщил Юнги, втирая в поясницу Чимина порошок. — Сказал, что Сухёна монахи приняли.       — Не думал, что они отпустят Тэхёна, — Чонгук присел возле Чимина и осмотрелся в телеге, словно в поисках вещи. — Мне казалось, что они заинтересованы в демоне.       — Давай говорить откровенно, — заворчал Чимин, начиная чувствовать раздражение. — Им не тягаться с демоном. Знахарь ещё мог бы попробовать, но демон его быстро ликвидировал и всунул в его тело тупого в магии воина. А колдунам и монахам для начала необходимо изучить книги и записи знахаря, потом тренироваться и оттачивать мастерство. И только потом они могут вызвать на бой демона, если к тому времени сами не пожелают примкнуть к чернокнижникам. Да и способен ли человек противостоять демону? Даже экзорцисты могут его отправить обратно в ад, но не уничтожить.       Чонгук сел возле Тэхёна, посмотрел ему в лицо и подумал, что отряд лишился двух хороших бойцов. И если Чимина никакая боль в теле не остановит на пути к битве, то Тэхён попросту проспит её или не сможет встать на ноги. Он мог бы не подниматься второй раз в монастырь: сначала принял бы участие в сражении, а на обратном пути отнёс бы монахам ребёнка. Но Тэхён решил не рисковать жизнью ребёнка возле деревни с чернокнижниками, чтобы они вновь его не похитили.       Чонгук спрыгнул с телеги, и Чимин пробормотал, что чутьё колдуна унюхало беду. Молчаливый Чонгук — предвестие несчастья. Он знает, что должно случиться что-то плохое, но не в состоянии увидеть подробности. Вот и ходит настороженный, и присматривается к каждой детали. Как только что-то станет понятно, сориентирует отряд в ситуации, а пока есть только интуиция, которая твердит, что близятся слёзы и горе.       — Думаешь, поведёт отряд воевать? — Чимин удобнее расположился на ногах Юнги и тяжело вздохнул.       — Ему не жалко ни своей, ни воинов жизней, когда необходимо доказать доверие Тэхёну, — Юнги завязал тряпку с порошком и бросил ближе к сундуку с медицинскими инструментами. — А ты сам что думаешь?       Чимин представил войско чернокнижников и ощутил решимость его перебить, даже если потребуется сражаться одному. Хотя это глупо, Чимин подумал, что демон толкает его совершать бессмысленные поступки. Но смысл в них должен быть, и Чимин попросил Юнги подумать над вариантами, однако тот только пожал плечами и допустил, что, наверное, где-то бродит войско императора, которое поможет побороть чернокнижников.       — Вот ещё! — Чимин сел на ноги и отрицательно замотал головой. — Опозориться перед войском? На всю империю пронесётся новость, что командир Чон лишился рассудка и направил горстку людей сражаться с двумя сотнями врагов! Кто потом согласится уйти под руководство Чонгука?       — Те, кто сейчас согласен идти горсткой против чернокнижников, — тенью отозвался Юнги, и Чимин притих, понимая, что отряд добровольно идёт на смерть.       Чимин оглянулся на Тэхёна и сдержал желание растормошить его и расспросить. Вернее, вопросы есть к демону. Быть может, разбудить? А вдруг в эту минуту Тэхён видит во сне итог сражения в деревне, но не может проснуться? Чонгук как-то сказал, что разбудил его, когда тот плакал во сне. Возможно, сейчас тоже необходимо ему помочь выбраться из кошмара?       В телегу залез Донхён и сообщил, что его прислал Чонгук для ухода за Тэхёном. На Чимина он не смотрел, потому что тяжело перенёс новость про разлуку с Сухёном, однако понимал, что для ребёнка чернокнижников лучше жить в монастыре. Вот начнётся сражение и забудутся обиды, а пока Донхён сосредоточился на Тэхёне.       Начал он с малого: забрал из сундуков чужие вещи, скрутил в рулон, делая подобие подушки, и сунул Тэхёну под голову. Далее он осторожно перевернул его на спину и осмотрел тело, насколько позволил халат. Отсутствие синяков и царапин ему показалось странным, потому что Тэхён в темноте пробирался через кусты и деревья. Донхён посмотрел на Юнги, увидел на его руке синяк, затем перевёл взгляд на Тэхёна и подумал, что у колдунов есть свои методы для быстрого заживления ран и ушибов. И хотя на Чонгуке раны заживают так же, как на простом человеке, Донхён решил не ставить Тэхёна в один ряд с обычными колдунами. Иногда кажется, что Тэхён иной, и ему светит другая луна, которая освещает ему невидимые звёздные дорожки, недоступные для обычного человека. И должно быть, дует ему ветер четырёх сторон света, иначе не объяснить, откуда Тэхён знает тайны любой магии.       Донхён на груди поправил халат Тэхёна и на несколько секунд помешкал. Ему показалось, что под его пальцами от лихорадки сгорает человек. Приложив ладонь к груди Тэхёна, Донхён вздрогнул, ощутив не только жар тела, но и сильное сердцебиение.       — Чимин, — Донхён издал писк, не ориентируясь в лечении колдунов.       Чимин и Юнги подскочили к нему, оттолкнули в сторону и принялись будить Тэхёна. Шлёпать по щекам или трясти за плечи не рискнули, опасаясь получить в ответ сдачу, но громко звали, уверенные, что на голоса друзей Тэхён откликнется.       — Позвать командира? — Донхён, переживая за Тэхёна, допустил, что колдуну способен помочь другой колдун.       Юнги отмахнулся от него и с Чимином притих, замечая, что Тэхён сморщился, но не из-за шума, а потому что ногу свело судорогой. Он приподнялся на локте и принялся растирать икру, будто не замечая друзей.       — Ты как? — Чимин попытался заглянуть ему в лицо, но тряпичная лента скользнула по волосам Тэхёна, и шёлковая россыпь волос стала барьером.       — Сплю, — буркнул Тэхён и снова лëг, после чего друзья решили его более не будить.       Тэхён спал долго, из-за чего Юнги сильно переживал, но Чонгук сказал, что ничего страшного не происходит. Вспоминая, как Тэхён залечил рану на животе, Чонгук решил, что сейчас происходит примерно то же, только повреждения не видны. Возможно, второй раз подняться на гору и спуститься с неё — непосильное задание для Тэхёна, которое он выполнил благодаря демону. Или же Тэхён травмировался, а сейчас магия демона активно восстанавливает тело. Однако больше всего Чонгук склонился к версии, что Тэхён активно набирается сил и проснётся отдохнувший и счастливый.       Тэхён крепко спал, а Донхён ответственно выполнял приказ Чонгука, даже не понимая, что происходит, и почему Чимин и Юнги нервничают. Когда поднялся ветер, Донхён закончил мокрым полотенцем обтирать Тэхёна, укрыл его тонким одеялом и приготовил бурдюк с водой. Он подумал, что Тэхён проделал сложный путь, проспал несколько часов и по пробуждении захочет пить. Спал он много — отряд успел дважды остановиться для отдыха. Когда же Чонгук приказал разбивать лагерь, Тэхён едва открыл глаза, чему Донхён очень обрадовался.       — Как же есть хочется, — Тэхён медленно сел на ноги и сонно осмотрелся, слушая гул разговоров воинов и ржание лошадей.       — Ещё бы! — всплеснул руками Донхён и полез в сундук за пищей. — Ты когда последний раз ел?       Тэхён вспомнил ужин у монахов, но не сообщил о нём Донхёну, чтобы выглядеть невероятно голодным. Есть хотелось до сильного слюноотделения при виде блюда с рисом. Тэхёну казалось, что он накинется на еду, набьёт ею щёки и проглотит как удав. Но стало стыдно за свои голодные глаза, словно его не кормили месяц, а не один день. Впрочем, желудок волком выл, выдавая сильный голод, а когда Тэхён потянулся, чтобы забрать блюдо, его руки предательски затряслись.       Донхён на пару секунд растерялся, когда Тэхён забрал весь рис, который рассчитан на группу воинов. Нести одновременно всю посуду неудобно, поэтому Донхён хотел по очереди перенести блюда и тарелки, чтобы на месте отмерить порцию, но не смог отобрать еду у голодного. Он передал палочки, сходил за мясом и поставил его рядом с рисом, после чего сел в сторону и притих.       — Схожу, помогу установить шатры, — Юнги поспешил покинуть телегу, чтобы предупредить Чонгука про голодающего Тэхёна.       Чимин не ушёл. Он хотел поговорить про монахов и предложить в свободную от походов неделю заглянуть в гости в монастырь, но не решился даже пожелать приятного аппетита. Вместо вопросов, он сказал Донхёну отдать Тэхёну жареные овощи. Это последние овощи, из которых удалось приготовить пищу, и их оставили на ужин, но Чимину важно, чтобы Тэхён, а вернее демон, наелся. Судя по рассказам Чонгука, демон своего добьётся любыми методами, поэтому лучше не знать, что он будет есть, если рядом не окажется приготовленной омегами еды. Да и не зря же он обзавелся свитой, которая не должна его бросать в беде.       Донхён поставил перед Тэхёном овощи и сел возле Чимина, после чего тихо попросил объяснить происходящее.       — Я что-то не понимаю, — изумился Донхён, глядя на Тэхёна. — У меня большая семья, но, когда она садится обедать, еду на стол кладут в меньшем количестве, чем сейчас ест Тэхён!       — Не преувеличивай, — Чимин отмахнулся, тяжело вздохнул и нашёл, что сказать: — Человек голоден! Тебе жалко лишнюю тарелку риса?       Донхён отрицательно замотал головой, мысленно посчитав, сколько «лишних тарелок» уже съедено одним человеком, и предложил принести еду из других телег. Раз появилась потребность, то пусть Тэхён ест досыта.       — Чимин! — внезапно отозвался Тэхён, и Донхён с Чимином синхронно вздрогнули от испуга, опасаясь услышать, что еды мало. — Как же вкусно ты готовишь!       Вкус еды он плохо различал, будто ел сырой тофу, но из-за неконтролируемого аппетита ему каждый кусок казался самым вкусным. Он сожалел, что не может есть взглядом или силой мысли перенести еду в желудок. Хотелось съесть всё, что лежало на блюдах только из-за того, что организм нуждается в еде. Тэхён осознавал, что ест больше, чем способен в себя вместить, но не мог найти в себе рычаг, который остановит голод. Он видел в глазах Донхёна удивление, однако не чувствовал стыд, потому что знал, что если сейчас не переест до тошноты, то превратится в дикаря с инстинктами и всё равно найдёт еду. И ему не важно, будет взята ли она из сундуков с провизией или поймана в лесу и съедена ещё трепещущей в руках.       — На здоровье! — Чимин улыбнулся и мило отмахнулся. — Кушай хорошо и отдыхай, пока отряд лагерь разбивает.       Тэхён, не имея возможности сказать слова благодарности, неуклюже поклонился и продолжил есть. Он икал, но набивал щёки и, едва пережевывая пищу, глотал. Его не интересовало происходящее вокруг и тихие разговоры Чимина и Донхёна. Он знал, что Чонгук не заглянет в телегу, чтобы не видеть, как Тэхён снова ест сверх меры, и, не сбавляя темп, продолжал палочками толкать еду в рот. Он не чувствовал вину за съеденную чужую пищу, потому что понимал, что не остановится, пока видит перед собой еду.       Чимин попросил Донхёна помочь ему разгрузить телегу. Если воины увидят, как жадно Тэхён ест, то раздуют из этого скандал. Чимин решил напрячь свою больную поясницу, лишь бы не видеть и не слышать, как наёмники жалуются Чонгуку на лишние траты в питании. Обязательно же скажут, что Тэхёна не прокормить.       Пока устанавливались шатры, Чонгук следил за порядком. По плану у него сходить в разведку к деревне и напасть на неё с наступлением темноты. Задерживаться вблизи врага нельзя, а шатры пригодятся для раненых, из-за которых отряд останется на ночь. Охранять лагерь придётся всем по очереди, тем самым сократив время на посту для каждого воина. Это необходимо для того, чтобы все успели отдохнуть и поспать, иначе обратный путь будет очень сложным из-за сонного отряда. Да и Чонгук прошлой ночью почти не спал, потому что переживал за Тэхёна. Он из последних сил старался успокоиться, чтобы волнением не тревожить связующие нити. Когда же Чимин примчался к нему в шатёр и сообщил, что Тэхён отнёс Сухёна в монастырь, Чонгук уснуть не мог из-за роя мыслей в голове.       Он страдал, метался в сомнениях и успел себя за них возненавидеть, но в конечном итоге он собой гордится. Ему удалось победить себя, и он счастлив. Самое удивительное, что решимостью бороться с собой его наполнил Тэхён. Чонгук отказывался в нём сомневаться, гнал от себя дурные мысли, навязанные временем, страхами и неудачным опытом в отношениях с омегами. Чонгук повторял, что если привяжет к себе Тэхёна, то навсегда потеряет не только его, но и уважение к себе. В момент, когда мысли стали навязчивыми, Чонгук на себя разозлился и вслух выругался. Только после этого удалось успокоить буйное подсознание и думать стало легче, причём на смену сомнениям пришло волнение за Тэхёна.       Сейчас Чонгук радуется, потому что изменился в лучшую сторону. И пусть достижением с людьми не похвастаться, зато счастья так много, что Чонгук нечаянно опять влюбился.       — Я лопну, — Тэхён подошёл к Чонгуку и тяжело икнул.       Он переел настолько, что не хочет глотать слюну. Кажется, в теле не осталось свободного места, чтобы поместился ещё глоток воды. Тэхён понятия не имеет, где разместились рис, мясо и овощи, но они точно в нём.       — Предлагаю погулять, — Чонгук улыбнулся, слыша тихий вздох Тэхёна, которому лень шевелиться. — Тебе необязательно идти.       Тэхён мечтал о своей кровати, которую таковой даже не назвать. Он бы уснул на мешке или на земле, забывая про опасность и сражение, но прогулка поборола сонливость. Тэхён открытой ладонью указал Чонгуку идти вперёд, и тот, крикнув Чимину проследить за установкой шатров, пошёл в лес.       Пока Тэхён рассказывал, как передавал Сухёна монахам, Чонгук молчал и следовал за ним, лишний раз убеждаясь, что поступил правильно, когда предложил прогуляться. К чернокнижникам Тэхён его приведёт неосознанно, потому что знахарь знал дороги в их деревни. Надо только проследить, чтобы не показаться на глаза врагу, иначе в бой вступить придётся раньше намеченного времени. Однако Чонгук подумал, что прятаться от чернокнижников невероятно сложно, а в паре с Тэхёном, за которым они следят, это едва ли возможно. Но Чонгук рискнул попробовать.       Из болтовни Тэхёна он узнал, что Сухёну предоставят императорскую жизнь, его даже будут привозить в «Милосердие», чтобы он мог играть со сверстниками и находиться под наблюдением врачей. Хотя Чонгук бы доверился старому личному лекарю Его Величества, который сидит в монастыре, а не городским медикам.       Каждое слово Тэхёна указывало, что ради изучения амулета монахи готовы воспитывать ребёнка. Чонгук рад за них и маленького альфу, но в душе капля сочувствия зудела при мысли о том, что Сухён — не первая жертва. Сколько погибло детей из-за жажды чернокнижников призвать демонов? Чонгук предпочёл не искать ответ и относиться к чужой жизни как к тому, что он не в состоянии изменить.       — Тэхён, ты что-нибудь знаешь про ритуал, который прервал отряд, когда ворвался в деревню? — Чонгук перешагнул через сухие ветки и прищурился от яркого луча заходящего солнца.       Тэхён тяжело икнул и отрицательно замотал головой, а Чонгук расстроился. Он понятия не имеет, насколько долго Зепар намерен использовать человека в своих целях. Если судить по чернокнижникам, то в их деревнях нет детей. Следовательно, либо новорожденные живут где-то отдельно, либо их убивают. Чонгук допускает, что Сухён, если бы его не забрал Чимин, выполнил свою роль в ритуале и умер. Однако Зепар выбрал тело знахаря, и вот тут у Чонгука возникает много вопросов.       Во-первых, во время сражения в деревне знахарь находился очень далеко от воина Тэхёна. Почему выбор пал на тело знахаря, если его не предлагали демону? Чонгук не верит, что выбор спонтанный, потому что чернокнижник сказал, что предложение Чонгука демону понравилось больше, чем то, которое ему предложили чернокнижники. Получается, что демон ждал выгодные условия, а тело давно приметил. Если это правда, тогда Чонгук будет вынужден признать, что в деревне попал в ловушку и чернокнижники давно выбрали жертву для демона, а Сухён — запасной вариант.       Чонгуку стало обидно и неприятно до горечи во рту. Ему не так обидно попасться на крючок кучке шизофреников в чёрных плащах, как осознать, что из тысячи братьев он и Тэхён оказались самыми удобными. Они несчастные люди. Чонгук, вспоминая своего брата, уверен, что оба достойны исключительно жалости. Той самой жалости, которая охватывает душу доброго человека, когда он видит дрожащего на дороге щенка во время проливного дождя. Вот только демон проявил не жалость, а увидел в бедах братьев поводы для управления. Стоило лишь поманить их другой жизнью, и вот они делают первые робкие шаги навстречу щедрому злу, ледяной дождь не имеет значения, а они хвостами неуверенно виляют, показывая, что заслуживают ласки и внимания. Чонгук съел угощение из рук Зепара. Со стороны демона было очень умно перевести внимание Чонгука с проблемы во время битв на любовь. Все омеги мира забылись, старые страхи растворились в новых, а мираж светлого будущего засиял яркими огоньками счастья. И вот Чонгук попал в ещё большую беду, но не хочет из неё выбираться.       Удобные братья, которые о своих проблемах говорят лишь друг с другом. И друзья у них соответствующие, причём дружат все четверо давно и новых друзей не ищут, а значит, связь между ними крепкая, и любая её ниточка — средство для управления ими. Чонгуку противно допускать, что Юнги похитили целенаправленно, делая его приманкой. Противно, потому что ситуация не могла идти по другому сценарию. Босон отправил бы отряд для спасения, потому что Юнги — не просто наёмник, а его некогда служащий. Своими людьми император чересчур дорожит, поэтому его поведение слишком предсказуемое. Если бы он не отправил отряд, Тэхён и Чимин сами бы пошли в деревню, а где Тэхён, там и Чонгук, и где Чонгук, там и его верные воины.       — О чём думаешь? — Тэхён, икнув в очередной раз, взял его под руку, привлекая к себе внимание. — Явно не о враге, потому что ты погрустнел.       — О том, что я веду отряд во вторую ловушку чернокнижников, — признался Чонгук, так и не посмотрев на Тэхёна, чтобы в его лице не видеть Зепара.       — Ещё не поздно вернуться в город, — тихо напомнил Тэхён и тут же опустил голову, вспоминая, что Босон приказал убить чернокнижников.       А они рады умереть и пользуются нападением воинов для своих корыстных целей. Тэхён мог бы сказать, что Чонгук идёт у них на поводу из-за того, что выполняет приказ, но это будет только полуправда. Чонгук давно говорил, что ненавидит чернокнижников, поэтому хочет их искоренить из страны. Однако как быть, если им выгоден любой исход их жизни? В то время как Чонгук пытается мстить, они подстраивают свой быт под его действия. Кинется сражаться — каждый убитый станет жертвой в ритуале. Не убьёт — продолжат славить чернокнижие. Их не ослабить, не выгнать из империи, и им не навредить.       — Может, как у пчёл? — Тэхён посмотрел на Чонгука с извинениями во взгляде. — Если забрать матку, то за ней пойдёт весь рой. Если её убить, то пчёлам понадобится время, чтобы взрастить новую матку, но это даст возможность застать пчёл в тревоге и растерянности.       Он резко замолчал, потому что Чонгук посмотрел на него строго, сдерживая желание приказать заткнуться. Один раз он уже вспылил и до сих пор сожалеет. Знает же, что повышает голос, когда правдивые слова ранят, а чтобы не поддаваться секундной вспышке эмоций, надо изучить демонов, надо убить творение чернокнижников, надо обратиться за помощью к экзорцисту. Но где взять желание этим заниматься? У Чонгука есть миллион причин остаться с Тэхёном и ни одной, чтобы его убить. Даже сейчас, когда он начинает догадываться, что поможет чернокнижникам в очередном ритуале, он мысленно их посылает к чёрту и продолжает выполнять приказ императора. Ему кажется, что если он убьёт Тэхёна, то ничем не поможет стране, потому что чернокнижники призовут нового демона, либо Зепар успешно займёт место в Юнги. Если Чонгук убьёт Тэхёна, Юнги и Чимина, то в конечном итоге демон вселится в него и не позволит ему совершить самоубийство. Так к чему кровожадность, если проще втроём следить за одним Тэхёном? Вернее, проще контролировать деяния Зепара и задабривать его лучшими условиями жизни, чтобы он меньше вредил людям. Такая позиция, вероятнее всего, ошибочная, но Чонгук иначе поступить не может, потому что никогда не отдаст Тэхёна экзорцисту.       — Смотри, — Тэхён взял его за руку, икнул и остановился. — Я это видел, когда лошадь воровал.       Как обычно, чернокнижники вырубили часть леса и построили небольшую деревню. С высоты холма видно, что дома выстроились в овал, центр которого — место для ритуалов. Хотя деревянные дома выглядят маленькими, не стоит заблуждаться, потому что под ними вырыты тоннели и комнаты. В одной такой держали Юнги.       Чонгук смотрел на деревню и мысленно её сжигал. С дюжину чернокнижников бестолково ходили по невидимыми линиями начерченным путям. Они открывали двери, заходили в дома, через несколько секунд выходили и шли к соседям в гости, но и там не задерживались. Навскидку Чонгук сосчитал около двадцати пяти домов, затем вспомнил, что чернокнижников больше двух сотен и задумался над лучшим моментом для нападения.       — Сжечь или прихлопнуть? — его опередил Тэхён, рассматривая удобное поле боя. — Если разрушить дома, то враг под землёй сдохнет. Если сжечь их, то выбежит из норы и придётся его добивать. Но, может, задохнётся раньше?       — Нам придётся лезть в норы, — признался Чонгук, продолжая наблюдать за деревней. — Скорее всего, там сидят настоящие люди, а сражаться посылают иллюзии. Убьём людей — исчезнут иллюзии.       — Как же отличить одних от других? — Тэхён задумался, ища в памяти необходимое заклинание и замечая, что пропала икота. — Сколько есть времени до нападения?       Чонгук посмотрел на небо, определяя время, и предположил, что осталось не менее двух часов, чтобы внести изменения в план. Сейчас будут установлены шатры, затем воины отдохнут и, скорее всего, выпьют. Затем Чонгук подготовит лагерь к битве и поведёт отряд на деревню. Никаких остроумных стратегий не предвидится. План настолько прост, что в его эффективность не верится, но Чонгук уверен, что желание Зепара воевать и победить толкнёт его к действиям.       — Вынудил подвинуться в главенстве, — прошептал демону Чонгук и повернулся уходить обратно к отряду. — Куда ещё больше от тебя зависеть?       — Не хочешь поговорить? — Тэхён пошёл следом, затем поравнялся с ним и взял за руку, будто проверяя реакцию на свои касания.       Он не чувствовал тревогу за их отношения и приготовился к тому, что Чонгук оттолкнёт его руку. Тэхён понимает, что всему настаёт конец, даже терпению и выжиданию Чонгука. Тэхён ничем не может помочь в битве, потому что не вспомнил ни одно полезное заклинание. Наверное, будет лучше отправить отряд домой, а чернокнижников оставить в покое.       — Хочу, — Чонгук не убрал его руку и переплёл с ним пальцы. — Я вспомнил, как неделю думал над нашими отношениями, — он посмотрел на Тэхёна, и тот кивнул, подтверждая, что тоже помнит. — Потом воссоединение нехорошо получилось — через постель. Мне кажется, что не хватило слов, — он улыбнулся, немного наклонил голову к Тэхёну и тихо, словно смешивая слова с шелестом листвы, спросил: — Тэхён, не желаешь продолжить дурманить мой нюх и влюблять меня в себя уже в статусе моего гаммы?       Тэхён удивился настолько, что приподнял брови и не нашёл слова для ответа. Мысли перемешались, будто благовония в чаше. Ответ на вопрос настолько очевиден, что Тэхён не поверил в серьёзность разговора, да и он всегда считал, что не расставался с Чонгуком. Затем он вспомнил, как тяжело Чонгук переживал неделю, когда думал над своим будущим и ролью Тэхёна в нём, и сосредоточился на словах. Видимо, для Чонгука очень важно соблюдать последовательность в отношениях, или он до сих пор сожалеет об упущенной неделе и считает её ошибкой, поэтому по-своему решил её исправить.       — С удовольствием, — Тэхён кивнул, и Чонгук расплылся в счастливой улыбке. — А когда пойдём в храм давать обещание богу Любви?       Он хихикнул в ладошку, считая, что удачно пошутил, ведь брак двух колдунов — стресс для всех, кто утверждал, что колдуны даже рядом стоять не могут. Да и Тэхёна люди считают альфой, поэтому на его брак с Чонгуком будут морщить носы. Каждому человеку объяснять свой пол Тэхён не намерен, поэтому остаётся равнодушным к осуждениям.       Чонгук воодушевился идеей и пообещал:       — Когда у Босона получу дорогие кольца, и он прикажет посреднику провести обряд.       Для Тэхёна это означает, что вновь необходимо искать свободное место среди переплетения судеб людей, чтобы внести изменения в свою жизнь. Нельзя прийти в храм и встать в очередь на бракосочетание, потому что отряд может в любое время выдвинуться в путь и не успеть вернуться в день свадьбы. А кольца у Босона не бесконечные, поэтому он может не позволить их вновь забрать из шкатулки. У него настроение очень переменчивое, так что остаётся только ждать, когда оно придаст душе императора щедрости.       Однако Тэхён мыслями не поделился и согласился с Чонгуком, при этом добавив, что право сделать предложение стать мужьями возлагает на него, Чонгука. Тэхён не забыл, как необходимо устраивать сюрпризы и создавать романтическую атмосферу, и его не удивить песнями, цветами, свечами и дорогим вином. Но ему будет невероятно радостно, когда впервые в жизни его позовут в храм для заключения брака. И он будет счастлив при виде Чонгука, который впервые сделает предложение. Что же он придумает не для омеги, а для гаммы? Он помнит, что Тэхён в прошлом предлагал встречаться и выйти замуж очень многим омегам. Для него предложения не имели ценности, потому что он знал, что ему откажут. Он говорил о любви и звал в храм, потому что омеги желали это слышать, и льстивые слова поднимали им самооценку. Наверняка Чонгук будет очень нервничать перед предложением, поэтому Тэхён решил постепенно вносить в общение небольшие изменения. Он покажет Чонгуку, что его чувства и слова ценятся, не являются пустым звуком и имеют влияние. Когда дело дойдёт до свадьбы, Чонгук улыбнётся, а не засомневается в решении Тэхёна.       Размышляя над подготовкой, Тэхён удивился тому, что раньше он едва не кричал, что является братом Чонгука, а сейчас должен из кожи вон лезть, чтобы доказать — он не имеет с собой прошлым ничего общего, кроме воспоминаний.       — Командир! — Бу помахал бурдюком в руках и побежал к Чонгуку. — У нас беда! На другом конце лагеря Чимин бросил в костёр Ильбома! До сих пор сожжёнными волосами воняет!       — Значит, заслужил, — спокойно отозвался Чонгук, не отпуская руку Тэхёна.       Бу остановился и махнул рукой то ли на бездействие командира, то ли на спасение Ильбома. Отдав предпочтение выпивке, он побежал обратно в лагерь, и Чонгук заинтересовался, потому что слишком быстро Бу сбежал. Обычно он пальцем указывает в сторону потасовки и как на духу рассказывает про ущерб отряда. А раз у него нет времени на ябедничество, значит, Чимин готовит из Ильбома ужин.       — Иди в шатёр, хорошо? — Чонгук посмотрел на Тэхёна, и тот кивнул. — Возьми из моего сундука бумагу и чернила, садись на кровать и развлекайся.       Тэхён вновь кивнул, представив себя на месте маленького ребёнка, которому папа дал наставления, мол, займись делом, чтобы не мешать взрослым работать. Наверное, правильнее будет отдалиться от суеты в отряде, но Тэхёну кажется, что в ближайшее время ему придётся всем воинам повторить слова Чонгука — бессмысленно убивать чернокнижников, пока живо чернокнижие. Лучше вовсе молчать, иначе Тэхён помешает наёмникам предвкушать победу и ликовать, когда прекратит дышать последний чернокнижник. Вернее, он будет не последний в империи, но заключительный в этом походе.       Чернокнижие — осложнение после того, как в страну попала чужестранная религия. Босон его пытается искоренить, но чернокнижники неплохо осели в империи и покидать её не намерены. Чонгук их сожжёт, а они опять обоснуются в лесах, и кто знает, что придумают, чтобы вновь его спровоцировать на сражение.       Тэхён остановился возле телег, замечая, что Хван несёт книги не в сторону шатра Чимина. Стало интересно наблюдать, и Тэхён проследил за ним почти до самого конца лагеря. Оказалось, что Хван установил свой шатёр ближе к дороге, ведущей в деревню.       — Отец Хван, — подал голос Тэхён, и тот оглянулся, привычно сохраняя спокойствие, — вам не будет одиноко? Возле вашего шатра стоят телеги с барахлом, которое если пропадёт, то не жаль будет, а книги у вас ценные, поэтому не хотелось бы, чтобы они пострадали от рук воришек.       — А ты пришёл меня веселить? — Хван одной рукой прижал к груди книги, другой отодвинул полог и предложил: — Можешь зайти ко мне и выпить чай. Или есть хочешь?       Вопрос показался Тэхёну издевательством, будто Донхён рассказал про его чрезмерный аппетит, и Хван решил морально укусить, чтобы спровоцировать скандал, в котором покажет воинам демона.       — Веселить — нет, — Тэхён пожал плечами и вошёл в шатёр. — Могу развлечь. Вы же ждёте, когда сможете надо мной прочесть молитвы, а я упираюсь. Наверное, это можно назвать весёлой игрой. Если бы только отряд согласился помочь вам провести обряд экзорцизма, вы бы показали всю свою силу.       — Не мою, а Бога, — быстро поправил его Хван и предложил сесть на сундук.       — Расскажите мне, как это — быть одержимым демоном? — Тэхён присел, чтобы стоя не создавать угрозу, и объяснил: — Помню, что вы рассказывали про изменение голоса одержимого, неконтролируемые поступки и слова, невероятные силу и выносливость. А мне нечем хвастаться: хулу на Господа не распространяю, нуждаюсь во сне, при подъёме на гору едва не сдох, на аппетит не жалуюсь. Я абсолютно не ощущаю демона и не замечаю его присутствие в себе.       Хван сел на мешок с вещами и в свете свечей посмотрел на Тэхёна так, будто решая, кто перед ним: демон или человек? Надо ли общаться с ним? Есть ли смысл рассказывать правду? Опыт подсказывает, что разговоры не помогут, но Хван попытался и вспомнил, как, будучи ребёнком, испугался, когда не смог управлять своим телом. Он ощущал себя внутри своего тела лишь наблюдателем, а руками, ногами и даже дыханием кто-то руководил, и этот «кто-то» разговаривал грубым и резким голосом. Хван внутри себя плакал навзрыд, видел, как его чудовищными поступками напуганы родители. Когда же поведение мальчика, которого пытались поймать соседи и родители, привлекло внимание священников, помощь быстро примчалась. Однако обряд — второе испытание для одержимого демоном человека. Поскольку демон овладел телом ребёнка, то экзорцисты сразу сказали, что не исключают его смерть. То, что в ту ночь пережил Хван, он не пожелает врагу, и много раз видел людей в таких же муках, когда проводил обряды экзорцизма. Под гнётом молитв тело одержимого человека выворачивается, а конечности выкручиваются, будто ломка у наркомана. Человеку очень больно, ещё больнее ему, когда демон пытается удержаться в теле. Он вынуждает страдать. Когда боль становится невыносимой, он уступает место человеку, который с плачем молит прекратить обряд. Хван ни разу не останавливался, даже когда видел, что человек захлёбывается собственной кровью.       Демон в Тэхёне иной, чем нервирует отца Хвана. Со стороны действительно кажется, что демон добрый и безобидный, но это ложное восприятие из-за того, что люди в Корее едва знакомы с новой религией. Хван смотрит на Тэхёна и видит полное непонимание одержимости, а доказательства её опасности демон не предоставляет.       — Мне приходилось в походах изгонять демонов, — Хван напомнил Тэхёну про свои успехи. — Ещё после первого обряда я сказал Чонгуку, что в стране завелись дьяволопоклонники, но меня никто не послушал. В Корее я изгонял разных демонов, а в тебе сидит очень хитрая тварь. Скажи мне его имя, и я тебе помогу.       — Я не знаю, — Тэхён пожал плечами. — Он со мной не разговаривает. Я его не вижу, не слышу и не чувствую.       Хван тяжело вздохнул, рассказал ему о пережитом в детстве обряде экзорцизма и повторил, что демоны всегда на стороне зла. Они берут плату за свои услуги и чаще всего навязывают человеку свою помощь. Чонгук сам попросил чернокнижников помочь, не обговорив условия и не заключив сделку, поэтому ушёл в полное подчинение демону.       — Подумай о Чонгуке, — мягко заговорил Хван. — Не заставляй его жить в клетке, в ограничениях и как раб. Освободи его от оков ада и прекрати помогать демону бесчинствовать среди людей.       — Как же я помогу, если не знаю его имени? — Тэхён ложно удивился, лишь бы узнать немного больше про экзорцизм.       Хван ему рассказал, как заставить демона назвать имя. Тэхён ощутит десятки разных болей, не захочет жить и будет умолять прекратить обряд, а в конце него умрёт. Однако цена его жертвы — сотни спасённых жизней, поражение чернокнижников и возможность собрать в Корее больше экзорцистов для борьбы с демонами. Но главное — Тэхён, Чонгук, Чимин и Юнги станут свободными от сил ада.       Тэхён изобразил ещё большее удивление, затем немного обрадовался и, наконец, задумался, словно обдумывая ответ. В мыслях он заливисто смеялся над предложением, ведь благодаря Зепару он и Юнги живут. Хван намерен выполнить свою работу, не задумываясь над тем, что люди, не хуже демона, хотят жить и борются за жизнь. Хван отправит демона обратно в ад, останется доволен работой и бросит труп Тэхёна в реку. Затем следом выбросит Юнги, потом Чонгука и наверняка Чимин, видя муки друзей и их самоубийства, станет заключительным в цепочке смертей.       Хван решил избавиться от всех, кто способен стать чернокнижником ради возвращения умершего товарища к жизни. Однако Тэхён запомнил слова господина У: «Связующую нить нельзя обрывать, потому что она свита из двух душ». Души двух братьев эту нить укрепляли с самого рождения Чонгука, и даже переселение души Тэхёна не смогло разорвать их связь. И одному экзорцисту это не удастся, потому что Тэхён не собирается умирать и обязательно позаботится о своей сохранности.       Всё же демон выбрал идеальное для себя тело и верных стражей своего спокойствия. Четыре человека, тесно связанные между собой, не позволят священнику избавиться от демона. Судя по описаниям обряда экзорцизма, одержимому очень больно, а когда Тэхён испытывает боль, на помощь мчатся три опытных мечника. Спасёт ли священника молитва от оружия? Тэхён сомневается.       — Я подумаю над вашим предложением! — он сделал вид, что воодушевился идеей, и встал с сундука, чтобы уйти.       — Возьмёшь книгу почитать? — спросил Хван, и Тэхён успел заметить в его глазах озадаченность.       «А что в книге?» — Тэхён задался вопросом. В душе заплясало любопытство, но ум подсказал, что не время для плясок, когда потенциальный убийца готов нанести смертельный удар.       — Сначала определюсь со своим будущим, — Тэхён говорил спокойно, не позволяя эмоциям взять над собой верх. — Скоро Чонгук поведёт отряд на деревню, поэтому необходимо ему помочь, а потом только либо книги читать, либо демона изгнать. Каким бы ни был мой выбор, и как бы вы к нему не отнеслись, пусть нас рассудит ваш Бог по своей справедливости, а не вы.       Хван понимающе кивнул, и Тэхён заметил возле него в полумраке лежащую книгу. Он приметил красную закладку, запомнил её и вышел из шатра. Как назло, книга не покидала мысли, мешая думать над сражением. Хван устроил ловушку, играя на отсутствии у Тэхёна знаний про демонов, однако потерпел поражение. После сражения он вернётся за ответом на своё предложение и очень расстроится из-за того, что обряд экзорцизма проведён не будет.       Пока расстроен Тэхён, потому что Хван вновь не прислушался к просьбе не проводить тайные эксперименты. Его стремление бороться за правое дело переросло в фанатичность, которая твердит любой ценой отправить демона в ад. И Тэхён знает, что цена — четыре человеческие жизни, которые ему дороги, и которые для Хвана — порождение зла. Тэхён понимает, что сам виноват в маниакальности Хвана: манипулировал им с помощью любви к Чимину. Теперь настал час пожинать плоды своих слов и поступков.       Тэхён вошёл в шатёр Чонгука, вдохнул запах благовоний и ощутил атмосферу домашнего уюта. Несмотря на плохое настроение, злиться и ругаться в обители Чонгука он не захотел, оберегая их маленький семейный комфорт. На него ушло много трудов, поэтому в нём нельзя выплёскивать негативные эмоции, чтобы он оставался источником исключительно светлых чувств. Тэхён посидит в шатре, расслабится, и дурные мысли потеряют влияние на настроение.       Он переставил чаши с огнём, чтобы они лучше освещали одну сторону кровати, затем вытащил из сундука бумагу, перо, чернила и длинную полосу ткани. Положив всё на кровать, он взобрался на неё, удобно разместился и приготовил всё необходимое, чтобы погрузиться в далёкие воспоминания о кусках камней с царапинами.       Завязав на затылке узел из ткани, Тэхён вспомнил Чонгука и то, как пальцы касались его лица. Нарисовать портрет Чонгука захотелось больше, чем в воспоминаниях ощупывать шершавый камень. Тэхён отметил, что сидит и улыбается, при этом всматриваясь в темноту. Пришлось побороть себя и заняться делом, несмотря на то, что образ любимого человека постоянно всплывал в памяти. Тэхён скучает по Чонгуку, из-за чего в воспоминаниях регулярно мелькают моменты уединения с ним, крепких укусов на шеях и тихих обещаний всегда находиться рядом. Чем ближе время битвы, тем сложнее становилось сосредоточиться на рисунке.       Тэхён чертил линии, почти не думая о них. Казалось, он их помнит идеальнее, чем Чонгука, поэтому важнее вспоминать его. Особенно утомляли мысли про его горячие губы, которых невозможно не касаться. Периодически Тэхён облизывался, и ему нравилось себя дразнить воображаемыми поцелуями и объятиями. Не отвлекли от воспоминаний даже наёмники, которые шумели на улице, спеша напасть на деревню. Тэхён слышал их голоса, понимал, что омеги проверяют воинов на готовность к сражению, а сам по кругу прокручивал в памяти каждый поцелуй с Чонгуком. Он не видел предел потребности вспоминать губы и язык Чонгука. То ли ненавязчивый запах благовоний, который расслаблял мышцы, действовал на мозг, то ли тьма под веками требовала быть наполненным приятными фрагментами из жизни. Тэхён запутался, рука с зажатым пальцами пером дёрнулась, оставив кляксу, и пропало настроение чертить линии.       Тело хочет ласки, Чонгука и нежный плен его рук. Губы требуют поцелуев, а шея — метку. И ничего Тэхён с этим поделать не может. Он долго вспоминал пошлость, дразнил фантазию и довёл себя до возбуждения. Тэхён снова расстроился, снял повязку и подумал, что если не научится контролировать мысли, то будет бесполезен для отряда. Не назвать колдуном того, что не умеет очищать разум от суматохи мыслей. Да и от суеты появляются мозоли на ногах, и Тэхён уверен, что натёр огромную мозоль в воспоминаниях.       Бросив взгляд на бумагу, которая покрылась короткими косыми линиями, будто царапинами, Тэхён подумал, что знает каждую из них. Их невозможно прочитать, в них нет ни слов, ни звуков, ни букв. Это не древние письмена и не тайное заклинание, но плиты — магические атрибуты. Они не предназначены для поклонения — каждая черта оставлена после успешного проведения ритуала по вселению демона в тело человека. Чем-то острым перечёркивая зазубрины, кто-то пытался уничтожить плиты, как уничтожают лжебогов и искореняют кровавые религии, чтобы очистить умы людей. Но, к сожалению, Чонгук спас из огня плиты и передал в замок, который охраняется несколькими сотнями рыцарей.       В шатёр вошёл Чонгук, одетый в доспехи, плетения которых приковали к себе внимание Тэхёна. Шёлковые шнуры, соединяющие пластины, всегда интересовали Тэхёна, но их плетут преимущественно омеги, поэтому он, некогда большой воин-альфа, стеснялся себя пробовать в нехитром деле. Шнурки самые разные: полые, плоские, выпуклые, круглые. Очаровательные плетения предназначены для доспехов командира отряда Его Величества. Пластины оплетены не менее прекрасными узорами, и сочетание изысканных доспехов и тела командира окончательно натянули тугую струну внизу живота Тэхёна. Сила Чонгука и переплетение узоров манили к ним прикоснуться, кончиками чувствительных пальцев ощутить изгибы тела и шнурков. И в тоже время красивое лицо Чонгука, который не успел заплести косу и надеть шлем, и прочность пластин сломили сопротивление Тэхёна. Схожесть и противоположность человека и его доспехов вынудили Тэхёна взять подушку и обнять её, прикрывая эрекцию.       — Я подумал, что конфета в тебя точно влезет, — Чонгук показал сладкий десерт, который ради Тэхёна готовил Чимин. — Скоро настанет вечер, и мы нападём на деревню. Я должен тебя предупредить, что мой шатёр не будет пустовать, поэтому убери всё, что для тебя ценно…       Он резко замолчал, потому что нюх пощекотал запах природы после дождя. Он вытеснил из головы план сражения и быстро набросал новый, в котором битва предстояла вовсе не огнём и мечом. Чонгук молчал минуту, смотрел сверху вниз на Тэхёна, который от неловкости момента не смел поднять взгляд, и недоумевал от самого себя. За эту минуту Чонгук перерыл в себе все ящики с чувствами, но так и не нашёл нужное, потому что обычная ситуация открыла ему новое понимание себя.       Со стороны оба выглядят дураками, которые до кончиков ушей краснеют из-за ничего не стоящего положения: Тэхён возбуждён от вида любимого человека. Казалось бы, для двух любовников это обычное дело, но Тэхён раньше никогда не думал над доспехами Чонгука, потому что насмехался над ними. Когда-то они для него выглядели смешно, а сейчас — воинственно. Когда-то он говорил, что они неудобные, а теперь поражается из-за своей фантазии, в которой занимается сексом с Чонгуком, одетым в красочные доспехи. Тэхён не может прекратить думать над тем, что Чонгук в мыслях и душе готов сражаться насмерть. Боевой дух, в большей степени присущий альфам, подчёркнут доспехами, отчего Тэхён пожелал превратиться в несчастного омегу, лишь бы сильный альфа подхватил его на руки и спас от беды. Только сейчас он осознал, что игры Чимина с Юнги, когда один требует помощи в пустяковой ситуации, не такие уж и бестолковые, как казались изначально. Оказывается, иногда хочется ощутить возле себя героя, но не битв и подвигов, а любящего сердца.       — Должен ли я извиниться? — Тэхён крепче обнял подушку, унюхав свой запах, который превратил шатёр в образ цветочной поляны после дождя.       — Нет, — Чонгук будто расколдовался, вернулся из мыслей в реальность и положил на сундук конфету. — Ты сделал лучший комплимент моему виду. Нравится?       — Меч вытащи, — Тэхён это всё же сказал, хотя понимал, что делает себе хуже.       Он помнил, что Чонгук поддержит его любую безумную идею. И не ошибся — тот вытащил из ножен оружие, осмотрел его вид и замер, ожидая продолжение игры. Ему она понравилась до вихрей безумия в душе, до воодушевления и радости в глазах. Он лишний раз убедился, что много лет страданий прошли не зря, и он не впустую боролся с трудностями. Если бы на каком-то этапе он сдался, то сейчас бы продолжал мучиться от ярма собственной жизни, только не на свободе, а в монастыре, потому что казнить его Босон не посмел бы из-за таланта в колдовстве. Быть может, Чонгук вовсе бы себя убил, чтобы прекратить хоровод мыслей про свою никчёмность.       Теперь он счастлив, потому что встречается с самым лучшим гаммой на свете. Чонгук видит в его глазах стыд, а подушка под пальцами скоро порвётся из-за натяжения. Если Тэхён думает, что его реакция на Чонгука неправильная, то сам Чонгук считает её подарком. Ему нравится слабость Тэхёна, которую он не в состоянии контролировать и скрыть, и она в стократ притягательнее, чем напуганные омеги на поле боя. У Чонгука при виде потерянности Тэхёна в груди зажегся огонь дикости от желания дать то, что без слов просят здесь и сейчас. И при этом нет необходимости себя бояться, ненавидеть и контролировать из-за страха очнуться с орущим омегой в руках. Все опасения и унижения растворились в запахе дождя, и он стал для Чонгука больше, чем личный аромат любимого человека. Он — его оберег от лиха в мыслях и душе.       — Отдай мне её, — Чонгук медленно забрал из рук Тэхёна подушку и бросил ему за спину, после чего склонился к лицу. — Мог бы предложить мне немного задержаться в шатре.       Одной рукой он скользнул под халат Тэхёна и, схватив нижнее бельё, резко дёрнул вниз. Движением он заставил Тэхёна лечь и подчиниться, чтобы не порвать одежду. Что происходит, оба не совсем понимали, но знали, что никто не остановится. И причина не в щекочущей нервы ситуации и не в том, что второй шанс заняться сексом перед битвой не скоро выпадет, а в эгоистичном желании заполучить любимого мужчину, несмотря на близкое расположение врага, доспехи и ожидающих командира воинов.       Тэхён забыл про недавнее занятие, приподнялся на локтях, отчего чернильница завалилась набок и окрасила разрисованную линиями бумагу в чёрный цвет. Тэхён поднял взгляд на Чонгука, сунувшего руку под переднюю пластину и потянувшего шнуровку, и развратно раздвинул ноги. Смущение окончательно нагрело кожу, и Тэхён понял, что лучше действием предложить себя, потому что он сгорит со стыда, если скажет хоть слово. Он видел, что ситуация отличается от предыдущих. Сейчас не требуется предсказание, не проходит ритуал и нет милых игр любовников. Есть лишь одно желание на двоих, и оно неконтролируемое, будто близости требуют не только тела, но и души.       Есть потребность отобрать и отдать что-то, сравнимое с зависимостью. Оба точно знают, что этот быстрый секс даст им необходимое для полного удовлетворения. Если сейчас душами не слиться друг в друге, то не получится сильный наркотик, дающий эйфорию телу. Для Тэхёна она зародилась в образе Чонгука. Когда же Чонгук склонился к нему и положил на него передние пластины, чтобы не снимать их, и чтобы они не мешали сексу, Тэхён притянул его к себе. Чонгук позволил поцелуи, а расстояние между телами выдержал, потому что пластины не гнутся, а значит, углами способны травмировать Тэхёна.       Зажатый в руке меч лежал рядом с головой Тэхёна, у которого чувства переплелись не хуже плетения на доспехах. Он одной рукой сжал предплечье Чонгука, почти у запястья, чтобы быть ближе к оружию, но не касаться его. Оно лежит рядом, пальцы ощущают твёрдые наручи, а взгляд застыл на Чонгуке, который движется быстро и одной рукой придерживает Тэхёна под поясницу.       Покачиваясь под толчками и слыша свои тихие стоны, Тэхён сильнее возбуждался и мысленно напоминал себе, что постепенно узнаёт все стороны своего брата и ответно раскрывается для него. И вот они снова сошлись в желании и в сумасшествии от страсти. Тэхён покрылся чёрными линиями, а Чонгук их воспринял как показатель удовольствия и крепче сжал его бедро. Он хочет Тэхёна, смотрящего на него глазами с желтой радужкой, сквозь пелену дурмана и царапающего короткими ногтями доспехи. Тэхён, жаждущий своего альфу до полного слияния с ним чувствами, сильнее влюбляет в себя Чонгука. Его горячая кожа нагревает тягу друг к другу, любовь превращается в одну жизнь на двоих, а тихие стоны — в любовные признания. Чонгук отдал бы ему больше, но доспехи ограничили движения, тем самым возбудив ещё больше. Та малость, которую он смог предоставить в ограниченном положении, окуталась жаром, стёрла стыд и дала уверенность, что любое движение правильное, поэтому можно не держать контроль над партнёром.       Тэхён смотрел на Чонгука и находил особое удовольствие в его доспехах. Сильный воин, идущий убивать, проливать кровь и сжигать людей заживо, питает слабость к одному гамме и удовлетворяет его, поставив выше всего войска и приказа императора. Чонгука надо поощрять, чтобы самому получать удовольствие от его безумия в похоти. Тэхён немного приподнимал ягодицы, когда Чонгук подавался вперёд, чтобы член проникал глубже, что в тот момент требовалось обоим. Однако главный источник влечения Тэхён видел перед собой и наслаждался движением его тела, скрытого доспехами и его стремлением заполучить своего гамму за несколько минут до кровопролития.       Тэхён закрыл глаза, прогнулся в пояснице и вздрогнул в оргазме, после чего громко простонал и сильно сжал наруч, а второй рукой надавил на спину Чонгука, словно способен прижать его к себе. По телу разлилась приятная прохлада, внутренняя пульсация и сокращение мышц дарили последние мгновения послеоргазменного удовольствия, а состояние предсказания постепенно отступало. Тяжело дыша, Тэхён открыл горящие огнём глаза и первым делом посмотрел на Чонгука. Только потом он осознал, что спермой испачкал доспехи, но кто же будет заглядывать под пластины во время боя?       — Ты в порядке? — Чонгук приложил тыльную сторону ладони к щеке Тэхёна и отметил повышение температуры.       В Тэхёне вскипает магия, но он не ранен. Чонгук испугался, что доспехами поранил его, отошёл на шаг и бессовестно осмотрел взглядом полуприкрытое халатом тело. Рассматривая пошлую позу, стекающую по ягодицам свою сперму и следы на местах, где давили пластины, он не увидел ран. Волнуясь за Тэхёна, Чонгук помог ему лечь вдоль кровати, сунул подушку ему под голову и услышал тихий шёпот:       — Спать очень хочется, но я не успел тебе сказать очень важное…       Он попытался зевнуть, но веки потяжелели, отчего он не смог даже открыть рот.       — Спи, — Чонгук его поцеловал в щёку. — Я знаю, что ты хочешь мне сказать. Не переживай, я позабочусь о тебе.       Тэхён глубоко вдохнул, медленно выдохнул, и его дыхание выровнялось. Он уснул, так и не успев сказать про царапины на плитах и про то, что чернокнижникам не нужна победа, а сражение таковым является только для Чонгука и его отряда. Для врага это ритуал с жертвоприношением.       Чонгук накрыл его тонким одеялом, отодвинул чаши с огнём, убрал в сундук чернильницу и бумагу, затем привёл себя в порядок. Посмотрев на выход, он подавил улыбку, представляя косые взгляды наёмников. «Запрещены любовные и романтические отношения в отряде» — гласит правило, но Чонгук рад его нарушить и не сожалеет о минутах близости. Он даже решил сделать секс с Тэхёном перед битвой маленькой традицией.       Когда он вышел на улицу, увидел, что Чимин общается с омегами, а рядом скучает Юнги. Вечер постепенно зажигает на небе звёзды, отчего доспехи воинов приобретают мрачные тона, и Чонгук вспомнил, как в стали отражается пламя горящего дома. Скоро отряд вновь повстречается с чернокнижниками и смертью. Имея опыт битвы в прошлой деревне, Чонгук решил, что на этот раз поступит немного иначе, чтобы максимально сократить время нахождения среди чернокнижников.       — Чимин! — окликнул Чонгук и указал рукой на свой шатёр. — Собери омег и прикажи им сидеть в моём шатре.       Чимин удивился приказу, но перечить не стал, подумав, что Тэхёну не будет скучно, потому что омеги мечтают, чтобы им погадали на женихов. Просить у командира предсказание все боятся, а Тэхёна Донхён представил как милого альфу с щедрой душой, поэтому омеги постепенно набираются храбрости, чтобы подойти с просьбой. От смелого поступка останавливает суровый взгляд командира. Чонгук не запрещал гадания в походе, но у омег всегда есть стойкое ощущение, что лучше не тревожить Тэхёна до приезда в город. Подозрения подтвердились, когда они увидели внешне спокойного Чонгука, но в его глазах — кипящей лавой бурлящее счастье. Рядом с ним хотелось постоять, дождаться, когда вулкан лучших эмоций начнёт извергаться, и унести их с собой, чтобы вечером перед битвой не думать о скором прибытии раненых воинов и сборе трупов из горящей деревни.       Чонгук вошёл в шатёр к раненым воинам. Те сразу встали на ноги, и один из альф с надеждой в голосе прошептал, что им разрешат участвовать в сражении.       — Нет, не разрешу, — Чонгук закрыл вход пологом и подошёл к воинам ближе. — У меня для вас есть намного ответственнее задание.       Те вспомнили слова Тэхёна и переглянулись, проверяя, все ли слышали одно и то же. До этой минуты они не верили Тэхёну, но очень глубоко в душе, где остались призрачные следы детской наивности, они задавались вопросом «А вдруг не солгал?» Сейчас, слыша, что на них возлагается огромная ответственность, все приготовились нести её в равных частях. Наёмники поклялись, что не струсят и сделают даже невозможное для выполнения задачи, потому что благодарны командиру за доверие.       — Возьмите оружие, — улыбаясь, Чонгук кивнул в сторону сундука, и воины заразились его счастьем, — идите в мой шатёр и охраняйте омег и Тэхёна. Не покидайте и не выпускайте омег, даже если услышите, что на улице кто-то зовёт на помощь. Если Тэхён проснётся и решит выйти из шатра, то пусть идёт. И не пытайтесь его остановить, потому что он сильнее вас. Вы несёте ответственность только на период его сна.       Воины синхронно кивнули, между собой весело общались и вытащили оружие. Никогда раньше Чонгук не приказывал охранять омег или раненых воинов в шатрах. Омеги всегда подготавливали лагерь к уходу за ранеными и готовили бурдюки с вином для выживших, которые победу отпразднуют с шумом и танцами. Теперь Чонгук поменял привычный план, а наёмники этому рады, потому что знают ценность омег и Тэхёна. Первые — душа отряда. Второй — душа Чонгука. Воины собой возгордились, их самооценка возросла, и они вновь пообещали командиру охранять доверенных им людей лучше, чем императора.       — А ты, — Чонгук указал пальцем на альфу с раненой ногой, — будешь контролировать состояние Тэхёна.       При виде замешательства на лице альфы, который опирался на товарища, Чонгук объяснил, что Тэхён помогает отряду с помощью тайного ритуала, поэтому надо следить за его состоянием. Трясти, пытаться его разбудить или дать ему лекарство запрещено. Необходимо лишь запоминать всё, что с ним происходит, и охранять его.       — Омеги могут попытаться вылечить его, — Чонгук натянул на лицо улыбку, не понимая, что же придумать ещё, чтобы Тэхёна не трогали, и направился к выходу. — Враг может пробраться в лагерь. Всё же отряд малочисленный, поэтому я не исключаю даже проигрыш, но очень надеюсь, что вы защитите омег, которые не умеют сражаться, и, возможно, нового колдуна для Его Величества.       Воины шли за ним и бубнили, что командир умный, поэтому его план сработает на успех, а про сохранность омег и Тэхёна он может не переживать. Бета пообещал, что, если отряд погибнет, Тэхён и омеги будут доставлены ко двору императора, как отчёт о выполнении задания.       Чонгук вошёл в свой шатёр и моментально столкнулся с группой омег, которые расселись в дальнем углу и не смели приблизиться к кровати. Чонгук объяснил причину прихода воинов и перечислил то, что они должны выполнять. Клятвы и обещания — это хорошо. Но в любой момент может вылезти тёмная сторона человека, который обманет, чтобы воспользоваться ситуацией ради выгоды. Поэтому омеги должны знать, что можно допускать в поведении воинов, а что необходимо пресекать на корню. Если воины осмелятся сделать что-то противоречащее приказу, то Чонгук разрешает омегам пойти на убийство.       — Не стой, — Чонгук посмотрел на альфу с раненой ногой. — Сядь на кровать так, как тебе удобно, но я запрещаю тебе ложиться под одеяло.       Тот испугался, попросил прощения и, не желая близко подходить к Тэхёну, с опущенным взглядом пробормотал, что может постоять возле кровати. Он, как и остальные раненые альфы и беты, наконец осознал, что они совершают не только мужественный поступок, но при этом необходимо избежать позора. На альфу, который должен следить за состоянием Тэхёна, смотрят его боевые товарищи и омеги. Последние глаз не сводят, дескать, только подойди на сантиметр ближе — побьём за домогательство к человеку в бессознательном состоянии.       — Командир Чон, — Донхён поднял руку и пробрался вперёд, — давайте я побуду с Тэхёном?       Чонгук отказался, потому что Тэхёну нужна охрана, а не уход, и поторопил альфу взобраться на кровать, затем рассказал, за чем необходимо наблюдать. Во-первых, следить за полосами на теле, если они появятся. Во-вторых, если начнётся бред, то слушать его и запоминать. В-третьих, если загорится кровать, то потушить огонь.       — Он может впасть в состояние предсказания, — Чонгук перевёл суровый взгляд на омег, на лицах которых ярче бликов солнца на реке засияло желание, чтобы командир быстрее покинул шатёр. — Вас же будет бесполезно отгонять?       Запреты не помогут, приказы не подействуют, потому что любопытство велико, а желание получить предсказание — ещё больше. Дабы оградить Тэхёна от опасности, Чонгук приказал воинам во время предсказания следить, чтобы Тэхён не выцарапал себе глаза. Только после этого приказа омеги поняли, что о многом командир не рассказывает, а жизнь колдуна не лёгкая, а с бременем в виде магии. Она не помогает избегать трудностей, а тяготит дополнительными обязанностями и вынуждает жить по правилам двух миров.       Чонгук покинул шатёр и осмотрел в мрачных красках позднего вечера пустой лагерь. Не осталось никого, кто сидел бы возле костра постового или развешивал на ветках постиранное бельё. Жизнь в лагере продолжилась в воображении, которое дорисовывало наёмников, чтобы сравнить поход до и после прибытия к деревне. Сейчас лагерь будто посетили чернокнижники и убили всех воинов, но совсем скоро, наоборот, опустеет деревня и превратится в пепелище.       Чонгук пошёл в лес, куда Чимин повёл отряд. Поразительно, но никто из наёмников не сбежал, даже когда увидел, что враг способен задавить численностью. Быть может, отряд считает, что чернокнижники плохо сражаются, если одного из них смог одолеть омега с ребёнком на руках. И хотя Чимин сто раз рассказывал, что враг приходил не с целью убить, воины только на личном опыте поймут силу противника. Однако Чонгук, имея за плечами проведённую битву против чернокнижников, тоже не ощутил в себе сомнения в победе или желания вернуться в город для пополнения отряда. Его мысли заняты предстоящим боем, но душой он остался рядом с Тэхёном, который всегда ему говорил ничего не бояться.       Воины стояли возле деревьев, когда Чонгук заметил одного из них. Стоят, молчат, а кто-то рассматривает своё оружие. При виде командира никто не поздоровался, чтобы разговорами не привлекать внимание врага.       — Чонгук, — Чимин сбоку подошёл к нему, и сквозь зубы процедил: — Чернокнижники знают, что мы пришли.       Он подвёл Чонгука к месту, откуда деревня хорошо видна и рассказал, что, когда отряд пришёл, чёрные плащи двигались по определённому пути. Минут через десять бесцельное движение прекратилось, чернокнижники выволокли к середине деревни ветки и дрова, разожгли огромный костёр и теперь подкидывают дрова и порошки, делая его ещё больше. Чимин помнит такое же пламя в первой деревне. Ему, к сожалению, никогда не забыть чернокнижников, которые убили себя и рухнули в огонь. Повезёт, если они вновь совершат суицид, а не побегут искать дорогого для Чонгука человека, чтобы вновь его казнить.       — Они осветили нам деревню, — Чонгук посмотрел на пляску теней во дворах и то, как чернокнижники оставляют зажженные факелы на стенах возле дверей домов. — Человек в темноте плохо видит, поэтому нам показали дорогу.       — Да ладно! — Чимин отмахнулся, сомневаясь в глупом поступке врага. — Будто они видят в полной темноте!       Он фыркнул, а Чонгук едва не взвыл от того, что душа раскололась на мелкие части из-за воспоминаний про Тэхёна с закрытыми глазами и чернокнижника с капюшоном, который закрывает большую часть лица. Оба идеально ориентируются вслепую. Чонгуку хотелось сесть под дерево и дать волю эмоциям, чтобы они не испепелили душу раньше, чем огонь деревни обожжёт тело. Но надо оставаться бесчувственным командиром, которому чужда боль перед битвой.       Чонгук разделил отряд на две части. Одна направится к домам слева, другая — справа. Задача у обеих проста: поджигать дома, а всех, кто из них выбежит, убить. Параллельно необходимо прикрывать друг другу спины. На себя Чонгук взял контроль за группами и костром посередине деревни. Ему кажется, что огонь предназначен для ритуала, потому что само сражение выглядит началом к чему-то магическому и потустороннему, в котором необходимо много крови. Чонгук хорошо запомнил слова чернокнижника: «Тебе и Тэхёну на Чёрной Мессе цены не будет». И вот он и Тэхён пришли к логову врага и даже переспали, но без предварительной подготовки к предсказанию.       Во время прошлой битвы с чернокнижниками, как подметил Чимин, горел такой же большой костёр в деревне. А Чонгук ещё запомнил, что в прошлый раз альфа насиловал альфу, недавно же внезапная страсть окутала некогда братьев. Совпадение? Чонгук не будет уверен, пока лично не убедится, что сомнения напрасны. И он продолжит придерживаться плана, но на этот раз исключительно из-за Тэхёна. Если сейчас развернуться и уехать обратно в город, то чернокнижники вновь увяжутся следом и не отстанут, пока не добьются своего. Чонгук понятия не имеет, что им нужно, поэтому решил выяснить это во время предстоящей битвы и наконец найти ответы на все вопросы.       — Ничего не забирайте из деревни, — строго приказал Чонгук и напомнил: — Иначе вы можете забрать свою смерть. Не забывайте, что наш враг связан с магией, поэтому каждая вещь ею пропитана…       Он резко замолчал, ощущая, как громко стучит его сердце в груди, но нет тревоги или волнения. Будто болезнь сердца внезапно появилась и требует больше кислорода, чтобы угомонить бешеный пульс. Чонгук осмотрелся в поисках виновника и нашёл его — среди тьмы ночи сверкнули сталью латные доспехи, выкованные сотней бесов в самом пекле, а среди ночного шелеста листвы послышался лязг оружия демонов адского легиона. Ни одна земная магия, будь она смешанной и новой или скрытая в гене забытого в памяти людей народа, не сравнима с той, какая невидимой морской волной исходила от идущих воинов дьявола. Тяжелая, непосильная для человека магия сбила с ног наёмников и заставила их трястись от прилипшего к душам ужаса, будто тигром загнанных зайцев. Стоять остался только Чонгук. Он наблюдал за идущим впереди легиона демоном, позади которого на ветру развевался тёмно-красный плащ. Лицо демона скрыл шлем, а длинные чёрные волосы вторили движению плаща, поддаваясь ветру. Демон вытащил из ножен большой меч, который не под силу поднять даже самому сильному человеку, опустил его острием к земле и тяжелым шагом направился в деревню.       Чонгук поклялся, что видит перед собой Зепара, и поднял высоко взгляд из-за того, что демон, проходя мимо, казался очень высоким, не ниже трёх метров. Создание ада насквозь пропиталось гнётом семи смертных грехов, вывалялось в грязи человеческой жизни и пресытилось добытыми людскими душами. Чонгук ощутил ауру величия, давящую на сущность человека, как камень на хрупкий цветок, и подумал не о своей ничтожности, а о том, как невыносимо Тэхёну носить в себе ад.       — Вставайте! — грубо приказал своим воинам Чонгук, оглянулся на адский легион, будто проверяя, верно ли он расшифровал новый план сражения, и вернул внимание своим воинам: — Вы разделены на две группы, помните? Идите за нашими союзниками и убивайте тех чернокнижников, которых они не тронут, — он заметил, как трясутся ноги у бывалых воинов, и как трудно им собраться. — Они займутся иллюзиями, поэтому мы всё ещё обязаны выполнить поручение Его Величества!       — На нас смотрят союзники! — Чимин подскочил к Чонгуку и рассердился на отряд. — Не позорьте перед ними императора Юна!       Он осмотрелся в поисках Юнги. Малая часть демонов ушла в деревню, остальные — разошлись по всему лесу, взяв в круг лагерь, чтобы со всех сторон перекрыть к нему дорогу. Юнги встал напротив одного демона, выдержал расстояние в несколько шагов, и смотрел на него, казалось, бесцельно. Чимин дал бы ему время на безмолвное знакомство, но воины собрались с духом и разделились на две группы, готовые выступать.       — Не бойтесь подмоги, — Чонгук уже не знал, что говорить, чтобы наёмники не трусили при виде незнакомых «людей» в доспехах. — Их сотворила магия Тэхёна, который сейчас сидит в шатре и колдует, а вы не трогайте созданных им рыцарей. Они иллюзия и разберутся с иллюзиями чернокнижников.       Только узнав, что те, кого Чонгук назвал подмогой, являются проделкой Тэхёна, наёмники взбодрились, кто-то шумно выдохнул, а некоторые попросили командира заранее предупреждать о применении магии. На психику давят высокие, как статуи богов в храме, «союзники», из-за которых голова кружится. Но и уступить в чём-то Тэхёну наёмники отказались, поэтому крикнули, что к сражению готовы и убьют не меньше чернокнижников, чем магия колдуна.       Чонгук повёл их на деревню, а сам едва ли осознавал, кто к ней пошёл первым. Мозг быстро принял факт прихода демона, но не намеревался тратить драгоценное время на осмысление, потому что битва началась и её необходимо закончить. Чонгук помогал, чем мог, и убедился, что демоны не трогают настоящих людей, а Зепар вовсе не участвуют в битве, медленно, будто в глубокой задумчивости, шагая по деревне.       Один раз на него с мечом и криком выбежал сошедший с ума чернокнижник. Он не накинул на голову капюшон, поэтому в свете высокого огня Чонгук видел смазанную метку на лбу и полные безумия глаза. Он что-то крикнул, а демон не глядя отмахнулся от него зажатым в руке мечом, словно его атакует прыгающий кузнечик, и не посмотрел на храбреца, который пошёл против идеи всей секты. Но один в поле не воин, поэтому человек умер, так и не ударив главного противника.       Чонгук как под гипнозом шёл за демоном и утопал в отчаянии. Он видел, как чернокнижники выбегали из домов, будто муравьи из муравейника, набрасывались на адских воинов и тут же погибали, пронзённые большими мечами. Те, кто должны были упасть как трупы, исчезали. Их плащи падали на землю, из-под них выползала чёрная тень, змеёй ползла к сабатонам Зепара и исчезала в них. Так происходило с каждой иллюзией, которой касались мечи воинов из ада. Чонгук подсознательно понимал, что стал участником кровавого ритуала и сегодня особенный день, некий праздник чернокнижников, когда планеты и звёзды сошлись идеально, чтобы наполнить демона силой. А в прошлой деревне проходила подготовка к этому важному празднику, и Чонгук оказался в ней не случайно.       Зепар видит последствия каждого своего шага и меняет события так, как ему необходимо. Чонгук убедился в правдивости слов Тэхёна и ссутулившись брёл за Зепаром по горящей деревне, как верный пёс, которому не дано отвязаться от хозяина. Шум, крики и жар пламени уже не имели значения и стали привычными для того, кто невольно служит герцогу ада. Чонгук потерялся в мыслях и чувствах, не понимая, кого ему больше жаль. Быть может, пожалеть себя, потому что стал жертвой обмана? Вряд ли, потому что подозрения всегда ютились в подсознании, но Чонгук их отвергал, ведь влюбился по уши. Его больше тяготит проигрыш. Он проиграл, когда захотел освободить Юнги из плена. Он гордился мнимой победой в то время, когда ему всего лишь позволили чувствовать себя победителем. Его использовали как главную жертву в ритуале, а его чувствами манипулировали, чтобы он не смел дать отпор. Чонгук стал как кобра в объятиях волшебной музыки факира. Покачиваясь и очаровываясь ею, он не может укусить, хотя тело его крепкое, а яд смертельный. Ему остаётся только ждать, когда факир устанет играть, но где-то в глубине подсознания есть понимание, что музыка не прекратится никогда.       Чонгук увидел перед собой дом, которого не коснулся огонь. К тому времени Зепар продолжал величественно шагать по траве, собирая накопленную в иллюзиях магию, а крики радости наёмников оповестили, что страх перед демонами исчез. Чонгук спрятал меч в ножны и побежал к странному дому, уверенный, что не зря пламя его не тронуло. Наверняка там скрывается то, что Зепар намерен показать своей пешке.       Чонгук схватил деревянную ручку и потянул на себя резную дверь. Сначала он унюхал едкий запах благовоний. Они отличаются от тех, которыми пахнут шатры колдунов. В доме стоит стойкий приторно-сладкий запах, едва ли не разъедающий слизистую носа. Чонгук смог различить сандал, потому что работает с ним, и жасмин. Единственная комната будто превратилась в чудесный сад с миллионами цветов, и она способна вскружить голову любому, кто в ней задержится. Сладкий аромат вынуждал стоять перед алтарём, смотреть на украшенную свечами комнату и наблюдать за танцем огоньков свечей.       Чонгук присел, чтобы рассмотреть атрибуты на каменном постаменте. В широких чашах медленно тлели сухие благовония, на большом блюде лежало сырое бычье сердце с кровавыми потдёками вокруг, а рядом стоял кубок с красным вином. Статуэтка, которой предназначались дары, олицетворяла Зепара. Когда Чонгук встал на ноги и всмотрелся в мраморный шлем статуэтки, сдался перед неоспоримыми фактами. Если бы не религия отца Хвана, Босон и его советники относились бы к чернокнижникам строже и не ограничивались бы словами священников. Хван утверждал, что чернокнижие связано со всем адом и его жителями. Он сам верил, что ради своих желаний чернокнижники продали демонам души и служат им, чтобы стереть с лица земли последователей единого Бога. Чонгук для него тоже слуга ада, и сам Чонгук сейчас видит, что это стало правдой, но тогда, стоя в замке перед императором и его советниками, Хван ошибся.       Чернокнижники не поклоняются всему аду и не ставят Дьявола во главе своих идолов. Они преданы исключительно Зепару, и все жертвы и ритуалы предназначены только ему. Вспоминая жизнь с Тэхёном, Чонгук пришёл к выводу, что, если бы он с отрядом не пришёл в прошлую деревню, то сегодня чернокнижники убили бы Сухёна, когда демон покинул бы его тело. Но ребёнок не пригодился, а значит, он им стал не нужен, когда Чонгук приказал вражеским жрецам перенести душу его брата в другое тело. Из этого следует, что старые колдуны и монахи не скоро догадаются, что им с помощью Сухёна не узнать про свойства амулета. Чонгук мог бы вернуться в монастырь, поделиться новостями про чернокнижников и про находку в деревне, но не уверен, что знахарь не сказал своему наставнику про поклонение Зепару. Любопытно, что об этом не проговорился господин У. Возможно, он не хотел, чтобы демон знал о том, что рассказывал знахарь в монастыре. Но Чонгуку показалось, что наставник проявил то ли жалость, то ли сострадание. И знал он про одержимого Зепаром Тэхёна, про любовь между бывшими братьями и про поклонение чернокнижников, но сжалился над четырьмя людьми или над одним Чонгуком. Независимо от его слов сражение всё равно бы произошло, поэтому говорить Чонгуку, что он долгие недели лично охраняет того, кого должен убить, чтобы избавиться от чернокнижников и отомстить за Юнги, господин У посчитал лишним. Он слышал, что Чонгук не смог отдать Тэхёна экзорцисту, чтобы освободить душу брата, поэтому старый колдун понял, что даже ради уничтожения в империи чернокнижия Чонгук не согласится убить Тэхёна. Господин У предоставил пришедшим к нему людям выбор, и слыша, что для амулета принесли ребёнка, убедился, что демон не намерен отступать от намеченного плана. Будучи воином, он всегда идёт до конца, и монастырю лучше позволить ему сделать своё дело, после которого он притихнет на некоторое время.       — Знаешь, почему тебя было легко обмануть? — слабый голос послышался из угла и Чонгук оглянулся.       Он увидел сидящего возле противоположной стены умирающего чернокнижника. Он не смог себя убить с одного удара ножом в живот, поэтому истекал кровью и ждал, когда мучения окончатся смертью. Чонгук посмотрел на его больные пальцы, сжимающие ритуальный нож, и узнал старого знакомого. Спасать его Чонгук отказался, то ли потому, что пришёл с отрядом уничтожить чернокнижников, то ли из-за солидарности, ведь понимает, что человек себя убил для ритуала, который выше жизни.       — По призванию ты не воин, — чернокнижник попытался отползти в сторону, чтобы удобнее сесть, но от боли едва не взвыл. — Вспомни, за что тебя наёмники терпеть не могут, а в чём восхваляют, и ты увидишь, что как воина они тебя не признают. Колдуны не должны руководить отрядом, но император Юн жадный на армию, поэтому отказался дать толкового человека для руководства наёмниками, — он тяжело дышал, а смотрел на Чонгука без презрения, будто показывая, что в нынешнем положении нет ничьей вины. — Воинам нужен подвиг и слава, даже если придётся пожертвовать собой. А ты оберегаешь их, обходишь опасность и выбираешь переговоры вместо драки. К тому же ты влюбился и отдал предпочтение любви, а не работе.       — Твоя шайка довольна результатом? — Чонгук присел возле него и посмотрел ему в глаза настолько внимательно, что рассмотрел в них свет каждой свечи.       Чернокнижник не изменился в лице, оставив на нём золотую середину между враждой и дружбой. Поскольку его голос становился слабее, Чонгук приблизил ухо к его губам и услышал, что про результат рано говорить, потому что завершён только первый этап полноценного ритуала. Сколько зазубрин на каменных плитах, столько раз Зепар обретал тело, но лишь дважды удавалось довести дело до конца. Сейчас говорить про успех рано, потому что легко оборвать пребывание демона на земле.       — И что дал демону этот ритуал? — Чонгук посмотрел на чернокнижника, едва не соприкасаясь с ним носами.       — Сила, — прохрипел тот. — На небеса демонам путь закрыт, но люди — шедевр Бога, в который он вложил часть себя, поэтому из них можно извлечь то, что несёт в себе силу творца. Жди, когда соберутся вновь чернокнижники, чтобы продолжить ритуал. Ты всегда их будешь убивать и снова ждать их прихода, и вновь убивать, и ждать. Запомни: чтобы пресытить демона, тебе придётся стать легендой.       Он попытался сделать вдох, но взгляд лишь застыл на Чонгуке, а рука отпустила рукоять и безжизненно соскользнула на пол. Чернокнижник умер, напоследок оставив пророчество и предупредив о добровольном рабстве Чонгука, а иначе быть не может, потому что после встречи с Тэхёном его жизнь только началась.       Не успел чернокнижник сказать, сколько этапов в ритуале и с какой периодичностью он проходит. В любом случае, Чонгук не намерен специально ездить по империи в поисках людей, которые станут поклонниками Зепара. Корея не рада чернокнижникам, поэтому сжигать их приказано ещё в самом начале их пути.       Чонгук, сидя возле трупа, вспомнил, что скоро сосед-император развяжет войну. Потом количество бегущих от неё людей поразит воображение, и среди них найдутся идейные, которым чернокнижие покажется бесплатным даром. И не важно, что однажды придёт Чонгук с отрядом и отберёт жизнь за этот дар. Для кого-то прожить год в благах и свободе дороже, чем долгая жизнь в условиях выживания, поэтому Чонгук вполне допустил, что последователей чернокнижия соберется очень много. И, скорее всего, им конца и края не будет.       Чонгук посмотрел на мраморную статуэтку в свете огня и подумал, что ему просто не повезло жить в период, когда Зепар добывает себе особую магию. В следующей жизни они не встретятся, только неизвестно, когда эта жизнь настанет. Возможно, про ритуал чернокнижников написано в записях знахаря или в книгах священников. Надо узнать, но очень осторожно, чтобы священники не преследовали любопытных Чонгука и Тэхёна. Монахи вовсе не допустят посторонних людей к своей библиотеке, а рассказывать о содержимом книг знахаря вовсе откажутся. Есть надежда лишь на Зепара, который, быть может, однажды позволит Тэхёну вспомнить часть того, что знал знахарь про различные магии. Чонгук невольно подумал, что возможно, лучше не знать правду, жить в догадках и слепо следовать за желаниями демона, лишь бы оставаться рядом с Тэхёном. Ведь, если узнать количество этапов ритуала, то после каждого будет паника от того, что день расставания с Тэхёном и смерти всё ближе.       Подумав про Тэхёна, Чонгук прислушался к звукам сражения и решил, что рано возвращаться в лагерь. Он сосредоточился на внутренних ощущениях, чтобы проверить связующую нить, и она не отозвалась тревогой, а значит, раненые воины на совесть охраняют шатёр.       Чувства не обманули Чонгука — альфы и беты следили за порядком. Сложно пришлось с омегами, которые искали развлечения и порой заигрывались: шумели, толкали друг друга и громко смеялись. Когда им воины делали замечания, те дразнились и находили новые забавы. Иногда они интересовались у наёмника на кровати про состояние Тэхёна и расстраивались, когда не слышали про предсказания. В конечном итоге они стали думать, как спровоцировать колдуна гадать, и воины едва не вспотели от идейности омег.       — Я слышал, — шёпотом заговорил Донхён, который часто оставался с Чонгуком наедине для обучения, — что Тэхён невероятно сильный колдун и способен впасть в состояние предсказания за одну минуту!       Омеги охнули и обступили его, чтобы послушать сплетни, но услышали лишь про правдивость предсказаний, а не как заставить Тэхёна увидеть их женихов. Альфы и беты внимательно слушали перезвон омежьих голосов, потому что Тэхён им тоже когда-то предрёк ответственное дело. Но они молчали, а между тем разговоры омег подходили к ближайшим воспоминаниям и плавно сошлись на стоящих в шатре воинах.       — Что же получается? — Юк посмотрел на спины наёмников и искренне удивился. — Тэхён видел, кто будет сегодня с ним в шатре, но не противился? Значит ли это, что он нам доверяет свою жизнь?       Самооценка всех присутствующих резко повысилась, и в душах появилась потребность оправдать доверие. Не жаль даже пропущенную битву, ведь есть шанс стать приближенным к командиру воином, частью его свиты. И только дурак променяет удачный момент для перемен в жизни на сражение с чернокнижниками.       — Клянусь, я видел что-то чёрное на его щеке, — альфа, который сидит возле Тэхёна, пальцем указал на его лицо.       Омеги стихли, теряя храбрость перед неизвестным поведением колдуна. Они прошептали, что чёрные полосы на теле — один из признаков состояния предсказания, но нет уверенности, что Тэхён не готовится к другому ритуалу. Надо, чтобы он открыл глаза.       — Я пойду! — вызвался Юк, и альфа на кровати попросил не создавать проблем. — Командир нам позволил услышать предсказание, поэтому не вмешивайся!       Альфам деваться некуда, потому что есть разрешение Чонгука, да и сами подумали встать в очередь на гадание. Однако, когда Юк вышел вперёд воинов, чтобы обойти кровать и встать возле Тэхёна, в шатёр вошёл отец Хван с небольшим чемоданом в руках. Альфа взял под локоть Юка и оттащил к группе омег, затем попросил Хвана выйти на улицу.       — Командир Чон велел никого не впускать до его прихода, — альфа посчитал, что необходимо объяснить причину грубого поведения.       — Я пришёл к Тэхёну, — Хван сделал шаг вперёд, и альфа на кровати жестом его остановил. — Я отниму немного времени. Тэхёну нужна помощь, поэтому я немедленно явился к нему.       Донхён за спинами высоких воинов прыгал, чтобы посмотреть на Хвана, но альфы и беты тесно встали друг к другу, несмотря на боль ещё незаживших ран, и не пропускали омег вперёд. Донхён, помня наставление Чонгука, выкрикнул:       — От вас в деревне сейчас больше пользы будет, поэтому идите к отряду!       Его сердцебиение ускорилось, кровь прилила к лицу, а от волнения затряслись пальцы. Он нагрубил человеку, который ему в отцы годится и статусом выше, к тому же Хван не относится к группе альф Донхёна. Но Чонгук и Тэхён настоятельно рекомендовали ему, как будущему супругу императора, ставить себя выше наёмников. Когда-нибудь население империи узнает имя любовника Босона, и не все люди отнесутся к Донхёну с уважением. Поскольку он продолжит работать в отряде, найдутся охочие порезвиться с тем, кто в постели ублажает самого императора. Донхёну необходимо уметь за себя постоять, а для этого надо сначала научиться понимать своё будущее высокое положение.       — Правильно Донхён говорит — идите в деревню, — отозвался альфа в ряду, и Донхён повеселел от неожиданности услышать поддержку. — Нам велено охранять шатёр, поэтому не вынуждайте нас идти на крайние меры. Правила отряда вы знаете, договор Чонгука читали не раз, поэтому не глупите, а идите сражаться.       Хван поставил чемодан на землю и попытался объяснить, что пришёл не вредить, а расправиться с чернокнижниками и избавить столицу от чернокнижия. Он сказал, что необходимо провести обряд, благодаря которому демон покинет Тэхёна и магическая поддержка чернокнижникам оборвётся. Без помощи демона они ослабнут, их иллюзии потеряют оболочку, а ритуал превратится в театральную постановку. Если не освободить Тэхёна, то Чонгук будет обречён страдать от запретной любви, идти на поводу тёмных сил и убивать обманутых демоном людей.       Хван не мог не воспользоваться моментом, когда Тэхён без сознания, а рядом есть альфы, способные его удержать во время обряда экзорцизма. Но они, как и присутствующие с ними беты и омеги, далеки от новой религии, поэтому сделали свои умозаключения. Они растолковали его намерения как попытку убить одного человека ради всего населения Кореи, ведь нечто похожее произошло в истории в одной религиозной книге священника.       Воинам не понравилось, что колдуна считают злом только из-за редкого дара, который тысячу лет считается в стране нормой и никому не навредил. В добавок Донхён напомнил, что Его Величество запретил религию отца Хвана, поэтому воины без угрызения совести могут гнать прочь из империи священника.       — Уходите, — альфа показал на выход, но Хван остался стоять. — Я всё равно выполню приказ командира. Даже если бы вы были моим отцом, я бы всё равно не ослушался Чонгука.       — Мы воины, — ответно попытался объяснить их позицию бета. — Поймите, мы не наставляем людей на путь истинный и не отпускаем грехи, а нам командир задаёт маршрут и платит за совершения греха. Поговорите с командиром, расскажите о своём плане и договоритесь о помощи Тэхёну, а нам бесполезно говорить речи про становление мира во всём мире после смерти одного человека.       Хван старался подбирать простые слова, чтобы объяснить — он не обманывает. Его короткая речь про демонов и их ложь привела лишь к тому, что его попросили замолчать и покинуть шатёр. Воины с честью выполнят приказ Чонгука, чтобы почувствовать себя нужными, даже когда раны ещё влажные, а стягивающие их нити тянут кожу. Сейчас не важно, кто из воинов во время охраны отберёт жизнь нарушителя. Главное — слаженная работа, когда действия защиты охватывают весь шатёр.       Хван сделал последнюю попытку достучаться до разума людей. Он сказал, что распознавать демонов и изгонять их — его призвание. Мало того, он сам когда-то был одержим демоном, поэтому знает про одержимость не по наслышке. И он видит, что в Тэхёна вселился демон, который дурит головы и вредит людям.       — Хватит, отец Хван! — повысил голос Юк, и Донхён навострил слух. — Тэхён не одержимый демоном, а колдун. Прекращайте называть наших колдунов злом! Если для вашей религии они зло, то для нашей — помощники людям. Чонгук мне жизнь спас и не забрал за это душу, а где в это время были вы? Вы могли бы мне тогда помочь?       Хван отрицательно замотал головой и прошептал, что колдунам он тоже не может помочь, но сейчас способен избавить мир от демона, чтобы люди не умирали от его эгоизма и мести. Он указал пальцем на Тэхёна и в последний раз посмотрел на воинов и выглядывающих из-за их плечей омег, но не увидел понимание в их глазах. Это люди другие: воины, язычники, убийцы, рабы денег и алкоголя, охотники за славой. Хван удивился, что искал у них поддержку, рассчитывал на их понимание и верил в их желание бороться со злом. Что же теперь делать? Религия Хвана запрещена, единоверцы покинули страну или вовсе стали язычниками. Помощь не найти, одержимый демоном человек под надёжной охраной, а демон очень близко, но в то же время недоступен. Если Хван уедет, потеряет покой, думая про незавершённое дело, которое губит людей.       — Давайте попробуем? — внезапно заговорил альфа на кровати, и остальные заинтересовались предложением. — Если в Тэхёне демон, то заговорит с нами. Отец Хван, вы только руками не трогайте Тэхёна.       Хван засуетился, а альфа возле Тэхёна попросил бету встать ближе к краю кровати, чтобы контролировать священника. Альфа объяснил, что видел работу Хвана. Все люди, которых покидали демоны, оставались живы и благодарили за спасение. И результат обряда покажется быстро — через несколько молитв демон даст о себе знать грубой бранью, агрессией и шипением. Альфа согласен уступить в данной ситуации, но если в Тэхёне нет демона, тогда и к Хвану доверие исчезнет.       — Я докажу! — Хван открыл чемодан и вытащил вещи для обряда. — Вот увидите!       Донхён прошептал, что со стороны суета священника выглядит издевательством воинов над психически больным человеком. Все знают, что в Тэхёне нет демона, поэтому обнадёжить Хвана — разрушить его веру в собственные силы.       — Ты первый раз с воинами работаешь? — шёпотом спросил Юк, осознав, что молодой Донхён никогда не помогал наёмникам в битвах. — Глупый мальчишка. Ты видишь, как палачи позволяют приговорённому к смерти человеку выполнить последнее желание.       Донхён на секунду испугался и посмотрел на отца Хвана совсем другим взглядом. Захотелось сказать ему, что пора спасаться, но именно из-за того, что он не ушёл, воины позволили ему убедиться в своей ошибке прежде, чем умереть. Если бы они убили его сразу, Донхён не успел бы даже понять, что добродушного иноверца уже нет среди живых. Но долгие минуты, пока Хван читал молитвы и окроплял святой водой Тэхёна, мучили Донхёна тем, что шанс на спасение есть, но сам человек загоняет себя в могилу, совершает крупную ошибку и уже ничего нельзя изменить. Хван всё равно продолжит обряд, который никак не давал результаты.       Тэхён продолжал спать, по его лицу стекала святая вода, а чёрные полосы изредка появлялись на коже и вновь исчезали. Он не реагировал на слова молитв, как бы горячо их не шептал экзорцист, а упоминания имён Бога, пророков и архангелов не заставили его хотя бы поморщиться. Тэхён крепко спал, что подтверждал альфа рядом с ним. Этот же альфа напомнил Хвану, что демоны в людях агрессией реагируют на обряд экзорцизма, а Тэхён даже не храпит.       Только статуэтка Христа в чемодане истекала кровавыми слезами. Кого она оплакивает на этот раз, Хван не понимал. То ли она вновь реагирует на магию ада, то ли сожалеет, что священник поддался плохому чувству, из-за которого сошёл с праведного пути. Больше, чем служить Богу, он жаждет мести. Она будто толкает его в спину, напоминая, как демон отдалил от него Чимина: раскрыл наёмникам чувства священника, устроил свадьбу, поставил пятно ритуала. Появилась потребность отомстить за причинённую любящему сердцу боль, а это недопустимо для священника.       — Убедились? — бета посмотрел на готового расплакаться Хвана, взгляд которого приковался к Тэхёну. — Всё кончено.       — Демон обманывает, — Хван отказывался признавать, что из-за чувств к Чимину его вера ослабла.       — Прекратите! — повысил голос бета, потому что ему стало противным вызывающее жалость лицо альфы, который должен быть борцом за своего Бога, а не искать оправдания своей слабости.       Жизнь проносилась перед глазами Хвана короткими кадрами, и в каждом присутствовал Тэхён. Его первое общение с Чимином, неспешные шаги к дружбе с ним. Вскоре Чимин признал в нём своего погибшего друга и вернул к нему полное доверие. Поездка к лагерю, когда Тэхён просил не проводить над ним обряд, тоже мелькнула коротким воспоминанием, и Хван усмехнулся. А ведь он несколько раз ослушался его просьбы и сейчас провёл обряд, а значит, расправа его скоро настигнет. И вновь Тэхён для воинов останется невиновным в горе и смерти, которые ожидают людей и отряд, следовательно, Хван проиграл демону, так и не показав его людям.       Сдаться сейчас не позволила гордость, поэтому Хван присел возле чемодана, чтобы сложить вещи, и взгляд упал на статуэтку. При виде её слёз, Хван мысленно ей сказал, что знает про наличие демона и его магии в отряде, но неверно рассчитал время для проведения обряда экзорцизма. Если бы не воины и омеги в шатре, план сработал бы идеально: сначала разозлить в Тэхёне демона, затем выбежать из шатра и звать на помощь раненых воинов. Вот тогда бы они его поймали и держали до конца обряда, поверив во вселившееся зло. Если бы только Чонгук часами ранее не посетил Тэхёна перед нападением на деревню, не увидел бы, что тот уснул, и не приставил бы к нему охрану. А к Тэхёну он пришёл, как бы смешно это не звучало, чтобы отдать конфету, пока её не съели наёмники. Одна конфета, приготовленная возлюбленным Хвана, помогла демону обрести защиту для его тела и нарушила план экзорциста, к выполнению которого он готовился несколько дней.       Бесчисленные «если бы» подняли в душе Хвана волну сожалений, а следом появилось желание выплеснуть эмоции. Если Хван не способен молитвами изгнать демона, то готов накинуться на него с кулаками. Пусть это глупо и демон за дерзость убьёт, зато в груди пламя отчаяния прекратит обжигать душу.       В тишине раздался тяжёлый вздох — Тэхён медленно просыпался, но не спешил открывать глаза, наслаждаясь расслаблением и последними воспоминаниями. В них Чонгук горячо целует, шепчет успокаивающие слова и гладит нагретые страстью бёдра. Прогнать его сейчас — проснуться в плохом настроении, поэтому Тэхён впал в дрёму и мысленно перемотал воспоминания на начало, в котором Чонгук стоит, одетый в восхитительную кирасу.       Один вздох Тэхёна вернул омегам надежду на предсказание, усилил воинам контроль за шатром и острым лезвием прошёлся по плачущей душе священника. Последний под давлением злости и обиды забыл про своего Бога, схватил из чемодана короткий кинжал и кинулся на Тэхёна. Он не помнил себя в тот момент и руководствовался желанием убить тело, которое облюбовал демон. Возможно, другой одержимый им человек станет более сговорчивее и позволит экзорцисту провести обряд.       Воины действовали слажено. Альфы и бета скрыли за собой омег, альфа на кровати здоровой ногой оттолкнул Хвана, а бета с мечом без промедления ринулся вперёд. Хван очнулся, когда нагретая теплом в шатре сталь насквозь пронзила его живот. Бета рывком хладнокровно вытащил оружие, намеренно разрезая тело, чтобы отец Хван быстро умер.       Хотел Хван собраться с последними силами, чтобы сжатый в руках кинжал вонзить в грудь Тэхёна и спасти отряд от демона, но смерть первее схватила душу умирающего и стала тащить с собой, чтобы унести на божий суд. Настала сонливость, дыхание затруднилось и полумрак шатра скрылся под веками, а кинжал упал на Тэхёна. Хван замертво рухнул на землю, и из рукава его сутаны выпали можжевеловые чётки с маленьким крестом между бусин, которые подошедший к трупу бета не заметил.       Тэхён открыл глаза и вновь тяжело вздохнул. Возня в шатре помешала сосредоточиться на приятных воспоминаниях. Следом закрались мысли про знакомые голоса, потом пришло осознание, что пророчество, которое Тэхён видел, когда решил приободрить раненых воинов, касалось не только охраны омег, но и его самого.       — Как ты себя чувствуешь? — голос альфы совсем рядом, а значит, он взобрался на кровать.       Тэхён улыбнулся, потому что ощутил вокруг себя заботу Чонгука. Каждый воин, каждый омега, их слова, взгляды, готовность прийти на помощь и задыхаться в благовониях шатра — проявление заботы Чонгука. Он воспользовался данной ему властью, чтобы на время битвы создать любимому человеку комфорт и безопасность, но прикрыл их омегами, которых якобы тоже необходимо защищать. На самом деле Чонгук их оставил на случай, если Тэхён будет ранен, проголодается или кто-то из воинов поведёт себя распутно.       — Я в полном порядке, — Тэхён перевёл взгляд на альфу, который быстро забрал с его груди кинжал, и тише добавил: — Мне надо идти в деревню.       — Иди, — альфа кивнул и отодвинулся. — На труп только не наступи.       — А погадать? — Юк залез на кровать и заглянул Тэхёну в лицо, ожидая увидеть жёлтые глаза, но они раскрыли для него тёмную бездну с отблеском света огня.       Тэхён нахмурился, не представляя, что случилось, пока он спал. С одной стороны ему про трупы говорят, с другой — погадать просят. Создалось впечатление, что либо на сознание людей плохо влияют благовония, либо Тэхён в бреду гадал, а в очереди к нему кто-то кого-то убил.       — По дороге домой погадаю, — Тэхён сел на кровать и в полутени на земле увидел мёртвого отца Хвана, но ничто в душе не отозвалось жалостью или сожалением, даже не стала интересна причина убийства. — Быть священником — великое призвание и мало кому оно по плечу.       Рядом стоящий бета, вытирая меч о сутану, кратко рассказал о произошедшем. Он не оправдывался, не клялся, что убил из-за безвыходности ситуации, и не выставлял себя героем. Сначала он озвучил приказ командира, чтобы Тэхён не удивлялся людям в шатре и альфе на кровати. Затем не скрыл, что Хван пытался изгнать демона. Закончил рассказ бета кивком головы на труп, потому что нужные слова не подобрал. Толком не поговорить про смерть Хвана, потому что в отряде его уважали и не обижали, а он помогал, и в будущем его помощи будет не хватать, но он стал опасен, поэтому его убили.       Тэхён поблагодарил всех за послушание, подошёл к мёртвому телу и склонился над ним. Пока он рассматривал маску смерти на лице, омеги щебетали о том, что им удалось лично увидеть. Их истории получились пугающими, будто в шатёр вошёл не отец Хван, а все чернокнижники деревни. Тэхён слушал вполуха, подобрал чётки и сообщил, что передумал идти смотреть на горящие дома и трупы врагов. Ему показалось, что Чонгука сейчас лучше не беспокоить и ждать его возвращения в лагерь. Пусть он свыкнется с мыслью, что, когда он в прошлой деревне сражался с богом чернокнижников, сам того не ведая продал ему свою душу за создание себе кумира, которого до конца своих дней будет возвышать и оберегать.