Безупречный

— Рейдеры? — Чонгук тянет с сомнением. Чимин прождал целый день, пока капитан Чон отоспится, чтобы поделиться с ним своими догадками. Они сидят у Чимина в комнате, и он начисто игнорирует бокал с вином, в который Чонгук уже услужливо подлил алкоголя. Бутылка вина — такса за его прощение, и Чимин, держа бокал двумя пальцами, подгибает ноги под себя, утрамбовываясь в глубокое кресло непонятной загогулиной, но в целом комфортно. На правах самых ценных кадров этой базы у них есть отдельные комнаты, в которых они и заседают для важных переговоров под градусом. У Чимина даже есть мини-кухня, на которой он ни разу ничего не готовил, маленькая уборная, подобие гостиной с круглым кофейным столиком и двумя креслами да полуторная кровать. У Тэхёна тоже есть своя комната, но поменьше. У Юнги совсем маленькая с одной только кроватью, зато отдельная. В душ он по-прежнему ходит в лабораторию. Безупречные основного состава живут в казармах, те, кто повыше должностями, — в таких же маленьких комнатках, а остальные солдаты предпочитают в выходные возвращаться в хабы. — Он сказал, что приезжали учёные, но мы не носим тёмно-зелёные костюмы. У армии чёрная униформа, у безупречных белая, а у ликвидаторов оранжевая. Я не знаю ни одного отряда, у которого была бы тёмно-зелёная униформа. Ему пришлось рассказать капитану всё, начиная с того, как он вообще узнал о том, что Юнги из Содружества, и заканчивая их ночными приключениями. Он упустил только ту часть рассказа, в которой проспал в фургоне всю ночь, а на утро обнаружил себя лежащего не просто на полу грузовика, а на груди Юнги. Ещё и заботливого прикрытого курткой. Безупречный достал из мешков, которые они везли на базу. — Ты во сне такой милый, прямо как щенок гончей, — первое, что сказали ему после пробуждения. Чимин так и не понял, может ли это сойти за комплимент, потому что ни разу не видел щенков гончей, но в голове сразу нарисовалось не самое милое зрелище. А потом его и вовсе заела совесть, потому что Юнги очевидно не сомкнул глаз целую ночь и всю дорогу до базы активно зевал, а в конечном итоге выторговал себе увольнение от утренней тренировки под предлогом, что хотел бы отоспаться пару часов. Чимин дал ему целый день. И занялся исследованиями. Путём нехитрых вычислений он предположил, что если сыну Юнги два года назад было восемь лет, это значит, что сам он жил там либо с момента его рождения, либо ещё раньше. Во всяком случае, звучал он так, будто пробыл там значительное количество времени. Чимин поднял документацию за эти восемь лет, но теперь искал не упоминание Содружества, а данные о своих коллегах, предположив, что даже если внештатные вылазки в бывший город могли быть засекречены, то свидетельства о смерти нет смысла скрывать. И ничего не обнаружил. — А ещё Юнги не упоминал, что с учёными приезжали другие безупречные. Только люди. Сам подумай, кому вообще из руководства придёт в голову отправлять в горячую точку одних только учёных? Чонгук безразлично жмёт плечами, рассматривая алые капли на стенках бокала. — И что нам это даёт? — Да ничего, — подводит печальный итог, огорчённо фыркая в ответ. На самом деле ничего и не даёт, просто странно так, что с появлением Юнги всплывает всё больше каких-то несвязных деталей. — Я не понимаю, зачем так рисковать, зная, что там тебя ждёт только смерть. — Это же известный факт, что существуют частные компании, которые занимаются добычей редких вещиц. Почему тебя так удивляет то, что кто-то хочет попасть в город, в котором наверняка найдётся много полезного мусора, который можно продать подороже? Даже то, что ты пьёшь сейчас, я достал не совсем законным путём. Да. Пока Чимин тратит кучу денег на то, чтобы купить книги, Чонгуку не скупится на тот же алкоголь. Вообще рейдерство не так плохо само по себе как явление, просто скупщики иногда заламывают такие цены, от которых глаза на лоб лезут. С одной стороны, такое ценообразование можно оправдать, учитывая, что для того, чтобы достать желаемую вещицу, рейдеры буквально рискуют своими жизнями, с другой стороны, однажды он видел в продаже обычную пластиковую бутылку колы — по слухам, эта хрень без труда переживёт всех, — по цене восьми поросят, которыми можно питаться несколько месяцев. Но для учёных рейдеры — очень плохо, потому что в своих вылазках они обращают внимание только на то, что потенциально можно впарить втридорога, и совсем игнорируют полезные для науки ресурсы, которые после одного такого нашествия могут быть навсегда уничтожены. Когда-то правительство пыталось с ними сотрудничать, ведь песок благодаря бурям постоянно находится в движении и погребённые постройки периодически всплывают на поверхность, но потом бросило эту затею. Рейдеры ненадёжные и даже после заключённой сделки могут без причины завысить цену. Он смотрит на прибитую над кроватью полку, на которой стоит одинокая фигурка Бэтмена с оплавленной левой рукой, стоимость которой превысила месячные расходы на еду, и вздыхает. — Значит, у него была семья, да? Чимин неосознанно вжимает голову в плечи, когда речь заходит о том, о чём он желает слышать меньше всего. Может, всё же вернуться к обсуждению теорий заговора о том, что в Содружестве скрыта технология, которая может спасти весь мир, а безупречные — доблестные воины, которые защищают её? — Жена и сын, — кисло. — Очень интересно, — капитан Чон цокает, а потом смотрит на Чимина этим самым знающим взглядом, от которого хочется спрятаться. — Ты ведь наверняка думал об этом. — Нет, — врёт. — Мне-то можешь сказать. — Ты опять начнёшь меня обвинять. — Я не обвиняю, — мягко, — просто переживаю. Ты хорошенький, неудивительно, что к тебе лезут. — Твоя лесть на меня больше не действует, — слабо огрызается он в ответ. — Неужели когда-то действовала? — Чонгук выгибает бровь, весело улыбаясь. У них есть эта маленькая история, о которой оба вспоминают только при случае, когда другие темы для подколов исчерпали себя. Пару лет назад у них было что-то вроде короткой интрижки, о которой оба отзываются достаточно тепло, потому что быстро поняли, что формат дружбы подходит им больше всего. Забавно то, что при наличии, казалось бы, искомых качеств друг в друге, они всё равно смотрят в разные стороны. Чонгуку в постели нравится выученная покорность, Чимин предпочитает грубость, граничащую с дикостью. У капитана явно какое-то отклонение, при котором ему нравится, когда кто-то сильнее и властнее него опускается перед ним на колени по собственному желанию. Чимин сам и опускался, но над собой хотел видеть всё то же тотальное доминирование, которое Чонгук не мог дать, потому что боялся навредить. Вот это и стало камнем преткновения. Для капитана Чона Чимин слишком покладистый, им даже не нужно манипулировать, чтобы получить желаемое. Для Чимина Чонгук слишком редко выключает голову, чтобы перестать заботиться о последствиях каждую секунду. Им обоим стоило бы пройти психологическую оценку. — Они бисексуальны по натуре, — всё же сдаётся Чимин. Он не боится, что Чонгук кому-то об этом расскажет, иначе в ответ Чимин выкатит расписание, по которому к капитану в гости ходит один безупречный и с работы вылетят оба. — Ты прекрасно об этом знаешь. — Нет, я знаю, что все безупречные, которые начинают взаимодействовать с людьми, по итогу оказываются в программе, в которой — сюрприз! — есть только женщины. Они всегда выбирают женщин. Чимин поджимает губы. — А ты знаешь, что если бы на этой базе работали женщины, ситуация выглядела бы совсем иначе, — подсказывает Чонгук. — Он не назвал их «женщина и ребёнок». Он сказал «жена и сын». Это очень узкое определение межличностных отношений. Чимин прекрасно понимает, что хочет сказать Чонгук. Если попытаться разобрать ситуацию с оглядкой на долгосрочную перспективу и предположить, что Юнги всё же рассматривает Чимина в сексуальном плане, становится понятным, что варианты всё же есть. Чимин может поговорить с Юнги, рассказать о том, что после прохождения обучения сюда можно вернуться. Что тогда запрет на личные связи будет условным, потому что по документам он больше не будет являться куратором. И даже если представить, что безупречный хочет этого не меньше, чем сам Чимин, — а его самого иногда потряхивает от мысли насколько быстро и беспощадно выросло в нём это желание оказаться под Юнги хотя бы разок, — это всё равно никуда не приведёт. Он всегда будет запасным вариантом, при этом ещё и бесперспективным. Однажды Юнги может проснуться с желанием завести новую семью, и противопоставить этому Чимин ничего не сможет. За стенами этой базы есть целый мир, социум и возможности, которые представляют для безупречных гораздо больший интерес, чем просто возможность потрахаться. Он не уверен, что сможет потянуть реальность, в которой всё может закончиться по щелчку пальцев. — Ты как-то приуныл, — замечает Чонгук. — Просто завидую тебе. У тебя таких дилемм нет. — Потому что я не выбираю неблагодарных неандертальцев, которых по счастливой случайности подобрали, отмыли и накормили, а всё что их интересует — это охота на гончих и жрачка. — Я передам Джину, что ты назвал его грязным неандертальцем, — гаденько хихикает Чимин. — Он не знает таких слов, — легко бросают ему в ответ, но даже если Чонгук и звучит при этом весело, не значит, что он не боится, что эти слова выйдут за пределы комнаты. — К тому же если он перестанет приходить, я не обижусь. Джин появился на базе полтора года назад и сразу стал предметом интереса у большинства, потому что красивый как боженька. А самоуверенному напыщенному индюку Чонгуку подавай только самое аппетитное. Первые полгода он вымещал на безупречном всю свою злость и агрессию, пытался вывести на конфликт, не выпускал из тренировочного зала часами, но Джин не ответил ему ни разу. Потом пару раз всплывали слухи о том, что он развлекался с кем-то из солдат, что напрочь снесло Чонгуку крышу, потому что как это — не с ним? Это был первый раз после интрижки, когда они вновь оказались в одной постели и, пожалуй, единственный, когда капитан приблизился к тому порогу грубости, который был так необходим Чимину для удовлетворения собственных маленьких и очень низких желаний. А ещё позже погиб командир отряда безупречных, с которым у Джина были хорошие отношения. Чонгук пришёл его утешить, потому что сам не раз терял своих ребят, и это наконец-то сработало. С точки зрения Чимина капитан пиздец как боится, что Джин перестанет приходить к нему. Через полгода у него заканчивается контракт с этой базой, а о его продлении Джин ещё ни разу не заикался. — И даже не попытаешься переубедить? — Зачем? — резонно интересуется он. — Я же сказал, что прекрасно осознаю, что я — не его первый выбор. Ну почему он не может быть как Чонгук? Казалось бы, что проще — получить желаемое и наконец-то успокоиться. — У меня так не получится, — заключает грустно. — Зацепил, да? — Не он, — уверенно. Он видел красивых мужчин, спал с красивыми мужчинами, внешние данные Юнги не цепляют уж настолько сильно, как думает Чонгук. Это всё идиотское любопытство Чимина, которое подстёгивает того попытаться добраться до сути во что бы то ни стало. — Я смотрю на него и не могу понять, кого вижу перед собой. Разве тебе не кажется, что он слишком хорош для безупречного? — Ты ведь обожаешь повторять, что они — высшее звено пищевой цепочки. — Я не отказываюсь от своих слов, просто считаю, что даже по меркам своего вида он превосходит остальных. — Типа киборга? — глаза капитана загораются восторгом. Он даже поддаётся корпусом вперёд, ожидая, когда же Чимин наконец признает — киборги существуют. Чимин насмешливо фыркает. Когда-то давно он подарил Чонгуку книгу «Двухсотлетний человек», и с тех пор тот искренне считает, что следующая веха эволюции приведёт к созданию роботов. Учитывая, что на данный момент им едва хватает запчастей и электроники, чтобы держать на ходу внедорожники, к робототехнике человечество придёт дай бог в следующем веке. Если, конечно, не вымрет до этого момента. — Типа… — Чимин запинается, пытаясь подобрать правильную формулировку. Даже в голове это звучит невероятно нелепо, и он уверен, что совершенно не понимает, о чём говорит, поэтому и на понимание капитана мало надеется. — Типа человека. Чонгук разочарованно хмыкает, выливая остатки вина в свой бокал. — Он абсолютно точно безупречный. — Согласно ДНК, да. Но его диапазон проявления эмпатии гораздо шире, чем у остальных. Даже шире, чем у Хосока, которого я всегда ставлю в пример, если речь заходит об удачном процессе адаптации. — Юнги хоть и немногословен, и часто на его лице можно увидеть скорее отсутствие эмоций, нежели их присутствие, Чимин себя обмануть не даст. Он смотрит не на то, что от него пытаются скрыть, а на то, что ему показывают. — Вчера, когда мы столкнулись с гончими, первым делом он попытался меня успокоить. Зачем? Какое ему дело до того, страшно мне или нет? Я ему никто. — Люди от страха могут делать глупые вещи. Он это понимал, вот и принялся тебя успокаивать, — безапеляционно. А курткой Юнги накрыл его, потому что посчитал, что люди от холода тоже могут творить глупые вещи? А его слова о том, что он не хочет, чтобы Чимин боялся кого-то рядом с ним? Нет, дело тут не в этом. — А как же то, что они спасали людей, приезжавших в Содружество? Зачем рисковать своей жизнью ради чужаков, которые пытаются проникнуть на твою территорию? — Ради оружия. — Не проще ли просто не высовываться? Не то чтобы это оружие потом возьмут сами гончие и пойдут на город. Здесь точно дело в чём-то другом. Чимину вообще иногда кажется, что безупречного порой замыкает. Будто он из совершенно спокойного состояния может за секунду превратиться в охотника, как вчера, а потом как ни в чём не бывало продолжить своё равнодушное существование. Это происходило не раз. Если бы вчера Юнги при рассказе о своей семье проявил хотя бы толику скорби, то Чимин сразу бы… Что, собственно говоря? Окрестил бы безупречного бракованным? — Тебе не кажется, что ты просто цепляешься за незначительные детали только потому, что он тебе интересен? — Даже Тэхён заметил, что с ним что-то не так. И Хосок говорил, что всё это странно, — решает он прибегнуть к последнему аргументу. Раз уж другие замечают странности в поведении Юнги, значит, это не только в его голове. — Кстати о Тэхёне. Поаккуратнее с ним. — С чего бы? — хмыкает Чимин, наконец-то принимаясь за собственный бокал с вином. От долгих бесед сушит горло, а он хотел пригубить и поприставать к Чонгуку, тем самым раздраконивая того. Зачем ему вообще друг, на котором нельзя убедиться, что Чимин по-прежнему желает обычного человеческого секса? — Он не сказал? — капитан расплывается в широкой улыбке. Так он делает каждый раз, когда понимает, что владеет информацией, которой не владеет сам Чимин. Почему-то им с Хосоком доставляет удовольствие знать, что не один Чимин тут всезнающий. — Он племянник генерала. Вино тут же идёт не в то горло. Чимин поднимает на Чонгука беспомощный взгляд. — Ким Намджун, Ким Тэхён. Тебе это ничего не сказало? — замечает Чонгук с притворным сочувствием. — Он… И осекается. Нет. Тэхён точно ничего странного не видел, а если и видел, то наверняка списал на нестандартный подход своего коллеги. Да и не похож он на стукача, если уж честно. — Я думал, что Намджун подговорит тебя доносить на меня. Так и знал, что его подослали ко мне неслучайно. — Он и подговорил, — легко бросает Чонгук в ответ, салютуя ему бокалом. — Пока что поводов ты не давал. Надеюсь, так будет и дальше. Чимин кисло улыбается в ответ. Он тоже надеется.

***

Чимин не понимает, что так сильно беспокоит его в Юнги, и это незнание начинает раздражать. Юнги в целом начинает его раздражать. Он ждёт от безупречного подвоха каждый день, каждую секунду, что они находятся порознь, но ничего не происходит. Вместо этого он только и слышит о том, как хорошо Юнги справляется на тренировках, о том, что тот послушный и исполнительный, сильный и умелый. И здесь хорош, и там прекрасен. Чонгук уже сказал ему о том, что планирует дать безупречному хорошие рекомендации и будет настаивать на его переводе на Титан-38, военную базу по подготовке командиров отрядов. Чимин на это только покривился, потому что да — в теории Юнги может управлять собственным отрядом, учитывая вводные данные о нём, но все поверили в него как-то слишком быстро. Вот от Юнги все ждали одних проблем, предупреждали Чимина о том, что он натерпится, а теперь внезапно решили восхвалять? Это его тоже раздражает. Тэхён говорит, что Чимину стоит гордиться. Сегодня у безупречного впервые была тренировка по командному бою с людьми. Чимин на неё не пошёл, но вместо этого послал Тэхёна, который вернулся с видео и восхваляющими одами о том, что безупречный показал себя отлично. С первого раза. Он ориентировался на напарников, не лез в бой первым и прикрывал тылы. Чимин уже честно заебался повторять самому себе — и по возможности окружающим, — что так не бывает. Ему уже самому порядком надоело вносить смуту, но ведь так и правда не бывает! Не может безупречный сходу и без предварительной подготовки показать хорошие результаты. В бою они полагаются только на себя, во всяком случае на первых порах. Безупречный не ждёт поддержки, рассчитывает только на собственные силы. Других он тоже не бросится защищать, даже если в этом есть необходимость. Именно поэтому нужны парные тренировки, на которых их учат тактике группового боя. Он не видел ни одного безупречного, который с первого раза показал бы хороший результат. И ему всё чаще кажется, что Юнги затеял с ним какую-то игру. В перерывах между тренировками он приходит в лабораторию, хотя для этого нет необходимости. Он мог бы отдыхать или общаться с остальными, но вместо этого выкраивает время в пятнадцатиминутных перерывах для того, чтобы дойти до лаборатории и пошариться рядом с Чимином. Все уже поняли? Чимина это раздражает. Сегодня не становится исключением. Но становится неожиданностью, потому что дурное настроение безупречного практически осязаемо. Чимин видит его не в духе впервые. — Всё нормально? Спрашивает он после того, как добрые две минуты его пилят настойчивым взглядом. Он отрывает голову от куста помидора в горшке, который всё же решил перенести из теплицы сюда в попытке реанимировать, и смотрит в ответ, но непроницаемый взгляд безупречного не помогает понять, что не так. — Нормально. При этом безупречный меряет куст помидора таким ненавистным взглядом, будто идея побороться с растением за внимание куратора кажется ему самым логичным шагом сейчас. — Хочешь мне о чём-то сказать? — пробует ещё раз. Юнги такой с самого утра. Он пришёл с первой тренировки уже злым, потом ушёл на командную тренировку и вернулся ещё злее. Через десять минут у него третья по счёту тренировка, на этот раз только с безупречными, и Чимин полагает, что это поможет Юнги выпустить пар. Но допытываться не перестаёт. За эти дни у них так и не предоставилось возможности поговорить, потому что новое расписание безупречных рассчитано именно на то, чтобы сократить время их взаимодействия. Это должно помочь на этапе, когда придёт время перевода на другую базу. К этому моменту безупречный уже должен сместить свой фокус внимания на новых знакомых и открывшиеся для него перспективы. Чимин даже ни разу не приходил, чтобы попрощаться со своими подопечными перед тем, как они уедут, потому что никто его и не звал. Он не обижается, это естественный процесс. У них с Юнги остались только совместные вечера, но Хосок тонко знает своё дело, и к моменту, когда безупречного всё же выпускают из тренировочного зала, ему хочется только в душ и спать. А Чимину хочется вытянуть из того все ответы на свои вопросы, да только душевных разговоров между ними так и не было за эту неделю. — Нет. — Хочешь что-то сделать? — предполагает. — Да. Играть в угадайку с Юнги совсем не весело, потому что по итогу Чимин не угадывает, а выходит с ещё большим набором вопросов. Юнги стоит по другую сторону стола, скрестив руки на груди. Спортивная униформа ему очень идёт, особенно этот тесный чёрный рашгард, благодаря которому мышцы рук безупречного так соблазнительно выделяются, когда он принимает эту серьёзную позу. Возможно, Чимин перестал ходить на его тренировки именно по этой причине. Ему вот это всё абсолютно не нужно, нет. — Мне это не понравится? — плохой вопрос. Чимин это понимает только когда со стороны следует неясная заминка. Безупречного не должно волновать, что не понравится конкретно Чимину, но весь его вид так и говорит о том, что дело как раз таки в этом. — Подойди сюда. Дважды повторять не приходится. Юнги оказывается рядом в считанные секунды, а Чимину ничего не стоит поддеть пальцами выбившуюся прядку волос на голове безупречного и заправить ту за ухо. — Поговорим после тренировки, да? Я попрошу Хосока дать тебе вольную вечером. Слышал, ты отлично показываешь себя в эти дни, так что, думаю, ты заслужил небольшой отдых. Отпущу Тэхёна, чтобы он не мешался, и разрешу поотмокать в душе подольше. Согласен? Взгляд безупречного теплеет с каждой секундой. Чимину бы озадачиться сейчас, потому что в глазах Юнги слишком много осознанности и какой-то неясной отзывчивости, будто не Чимин сейчас отнёсся с пониманием к упадническим настроениям своего подопечного, а наоборот. Но он слишком в моменте, потому что идея провести один вечерок наедине с Юнги, со всеми этими подачками и откровенным фаворитизмом, кажется ему прекрасным шансом навязать разговор. Может, он и сам перестанет беситься от каждой мысли о нём, как только поймёт природу его поступков. Юнги согласно кивает. — Только не делай ничего, что могло бы навредить, ладно? Себе. Другим. Он не уточняет, Юнги должен мыслить шире, а не категориями. Лучше бы всё же уточнил. Потому что спустя полчаса после его ухода в лабораторию врывается Тэхён, и в глазах у того паника.

***

Когда к тебе врываются вот так, да ещё и зовут в медблок, — дело дрянь. Тэхён что-то озабоченно трещит над ухом, пока они двигаются до медицинского крыла, а Чимин в голове перебирает всевозможные варианты того, что же могло случиться с Юнги. Это точно Юнги, его бы не звали по другому поводу. Но когда он всё же втискивается в узенький кабинет с одной единственной кушеткой, совсем грубо отталкивая плечом врача, который загородил обзор, то вздох облегчения срывается с губ сам собой. В первую секунду. А потом его захлёстывает такой волной злости, взявшейся абсолютно ниоткуда, что Хосок, быстро считав его настроение, тут же потерянно частит: — Он не виноват… Он правда не виноват, он… — безупречный на койке потерянно стонет, когда врач надавливает на бедро чуть выше колена. Чимин на автомате хватает того за руку, безвольно болтающуюся в воздухе, пока Хосок мужественно терпит процедуру осмотра. — Его нужно усыпить? — вопрос врача адресован самому Чимину. Звучит поистине мрачно, но он должен спросить, учитывая, что безупречные достаточно агрессивны в моменты наибольшей уязвимости. — Мне нужно его осмотреть. — Нет, он не тронет, — Чимин отвечает поспешно. Хосок выглядит скорее растерянно и жутко виновато, нежели воинственно. — Делайте что нужно. Врач ножницами разрезает правую штанину для того, чтобы не заставлять безупречного двигаться лишний раз в попытке снять штаны. Но ему всё равно больно, даже когда припухшей над коленной чашечкой кожи касаются совсем легко. Чимин прикрывает глаза на секунду, неосознанно сжимая руку своего подопечного сильнее в попытке унять клокочущую злость где-то в районе груди. Зачем его позвали? Потому что Хосок был его подопечным или потому, что это сделал Юнги? Чимина разрывает от злости, потому что он знает ответ. — Он не виноват, — потерянно вторит Хосок, дёргая руку Чимина на себя, чтобы обратил внимание. — Я полез, когда не нужно было, Чимин, я… — Тэхён, — Чимин ровно обращается к младшему ассистенту, замершему у входа. Тот выглядит слегка напуганным, но вроде бы собранным. — Распорядись, чтобы безупречного отвели в лабораторию. Не вступай с ним в беседу, просто оставь в лаборатории и всё. — Нужно сообщить руководству о случившемся. — Я сообщу. Тэхён коротко кивает и выходит из помещения. Кажется, он и сам рад тому, чтобы оказаться подальше от этого места. — Жить будет, — невесело отзывается врач, потянувшись к медицинскому шкафу с препаратами. — Повторного перелома нет. Растяжение связок, но я предупреждал ещё в прошлый раз, что с твоей травмой нужно быть осторожным, особенно если полезешь в драку. — Чимин мрачнеет на этих словах. — Если продолжишь в таком духе — скоро будешь ходить с тростью. Вколю тебе обезболивающее. До утра полежишь здесь под присмотром, а потом будешь лежать уже у себя. Лежать, Хосок, это понятно? Безупречный отвечает потерянным вздохом. — Я прослежу, — уверяет Чимин. — Оставите нас на пять минут? — Только на пять, — соглашаются с ним неохотно. — Приложи пока лёд, потом наложу тебе бандаж. Врач подкладывает под больную ногу дополнительную подушку, чтобы та лежала повыше, вручает Хосоку пакет со льдом и покидает медблок. — Не сообщай, — тонкий скулёж Хосока больше похож на мольбу. — Ты знаешь, что нападение на старшего по рангу отразится в рекомендациях. Он не сможет претендовать на звание командира. — Да плевать мне на его звания! — Чимин едва сдерживает разочарованный рык. Какая ему к чёрту разница, что там отразится в его рекомендациях? Хосоку бы позаботиться о том, что он такими темпами скоро вообще не сможет ходить, а всё почему? Потому что уже второй безупречный Чимина напал на него. Второй! Это всё вина Чимина, и только Чимина. Ему не следовало отпускать Юнги без ответов. Он ведь видел, что что-то не так. — Я пообещал тебе ещё тогда, что подобного не повторится. Не хочу, чтобы ты пострадал из-за моей халатности, я и так тебе обязан. Хосоку на это ответить нечего, потому что и сам понимает — Чимин прав. И у него есть право злиться сейчас. На себя. Только на себя. — Что произошло? Безупречный помалкивает, прижимая пакет со льдом к больному колену. Чимину больше ничего не остаётся, кроме как прибегнуть к психологическому штурму. — Если не расскажешь сам — я продлю твой больничный на месяц. Чтобы точно всё зажило. Это имеет свой эффект. Хосок не представляет своей жизни без движения и прекрасно знает, что договориться с доктором проще простого. Он по-любому встанет на сторону человека, тем более бывшего куратора. — Они его постоянно задирают, — неохотно. — Кто? — Парни Барыма. Не знаю, что между ними происходит, но они вечно его провоцируют. Я не могу не ставить их в пару с Юнги, по инструкции первое время новички должны работать с новичками, — Хосок вновь звучит виновато, будто это и правда его вина. Чимин спокойно кивает, уверяя, что он сделал правильно, и жестом предлагает продолжить. — Он с утра был не в духе. Думаю, в раздевалках они тоже не молчат, раз в зале при мне позволяют себе всякие комментарии. Я поставил его против Кайсу, это тот, который Тэхёна постоянно пугает, вот Юнги и не сдержался. Попытался разнять их и сам получил. Чимин, я правда не должен был вмешиваться! — спешит добавить, видя, что лицо куратора сереет на глазах. — Он исполнял прямую команду довести бой до первого «туше», а я полез. Забыл о том, что нельзя вмешиваться, потому что мне показалось, что он… — Мог убить, — мрачно заканчивает Чимин за Хосока, когда тот заминается на последних словах. Если, а точнее, когда эта ситуация дойдёт до Барыма, Чимина сживут со свету. Его бывший коллега не спустит это на тормозах так просто, Чимину не поможет ни верный друг в лице Чонгука, ни доброе отношение генерала к нему, ни даже тот факт, что безупречный просто реагировал согласно ситуации. Самому Юнги, кстати, тоже нихера больше не поможет, как только Чимин доберётся до него. При взгляде на корчащегося в муках боли Хосока, раздражение вперемешку со злостью возвращается с новой силой, и его уверения о том, что Юнги не хотел, на Чимина действуют как красная тряпка на быка. Хотел. Он говорит Хосоку, что навестит его завтра утром и просит врача поскорее облегчить мучительное состояние безупречного, а сам твёрдой походкой направляется к лаборатории. Хотел. Он этого хотел, потому что из всех возможных вариантов как справиться с ситуацией, выбрал наихудший, но наиболее эффективный. Потому что знал, куда бить. Потому что ему об этом сказал сам Чимин. Он мог оттолкнуть. Мог даже не обращать внимания, но вместо этого воспользовался информацией, так глупо доверенной самим Чимином. У Хосока больная нога, и Юнги прекрасно знал, что принесёт наибольший вред. Поэтому в лабораторию он не заходит, а буквально залетает, стремительно надвигаясь грозовой тучей на замершего рядом с боксом безупречного. У него есть эти маленькие, глупые правила, которым до этого момента он следовал безоговорочно: никогда не делать безупречным больно, не выводить на эмоции намеренно, не отвечать агрессией и не наказывать физически. Они все летят в трубу, когда Чимин заносит руку, а в следующую секунду гудящую от напряжения тишину рассекает звук пощёчины. Юнги даже не пытается его остановить, хотя мог бы. Даже если он не ожидал, что Чимин вступит в прямую конфронтацию, то всё ещё обладает хорошей реакцией для того, чтобы увернуться. Но не увернулся. Значит, думает, что заслужил, только Чимину от этого ни холодно, ни жарко, потому что возмущение так и продолжает литься из него, только теперь словесно: — Не смей так делать! — рявкает, осмелев от переизбытка эмоций и того, что безупречный отвечать не спешит, хотя его глаза уже горят недобро. — Не смей, ты слышишь?! Я доверял тебе! — толчок в грудь. Юнги делает маленький шажок в сторону, скорее одолжения ради, поддаётся намеренно. Почему, сука, он не поддался, когда это было нужно?! — Я думал, что ты выше остальных! Что тебе хватит ума сдержаться! Что сделал ты?! Использовал доверенную тебе информацию, чтобы сделать плохо другим?! — Я не собирался. — Собирался! — очередной толчок. И ещё. А потом ещё, пока отходить дальше становится некуда — безупречный упирается спиной в стекло бокса. — Ты собирался! Я рассказал тебе о худшем дне своей жизни и о том, что пережил его только благодаря Хосоку, а что сделал ты? Напал на него! Ударил по самому уязвимому! Ты такой же, как все! Это и подводит черту. Юнги, загнанному в угол, кажется, больше не хочется терпеть истеричные нападки в свою сторону, хотя Чимин и не пытался сделать ему больно. Но он подводит черту своему разочарованию этими словами, а безупречный заканчивает его разбушевавшуюся истерику ещё радикальнее, когда перехватывает за талию и без лишних расшаркиваний усаживает на лабораторный стол. Чимин не успевает выкатить очередную претензию, теперь уже по этому поводу, когда его быстро осаждают грубым: — Заткнись, пока не пожалел. Весомая претензия. Вкупе с тяжёлым взглядом безупречный выглядит действительно внушающе, но при этом звучит как-то… уязвлённо? Чимин даже теряется на секунду, разрываясь между желанием ещё раз хорошенько вмазать и почему-то обнять. Или хотя бы извиниться, хотя с хрена ли он вообще должен извиняться? Не он едва не сделал Хосока калекой. — Знаешь, что мы делали с такими, как они? — Юнги вторгается в личное пространство слишком легко: просто раздвигает ноги Чимина и вклинивается между ними, оказываясь лицом к лицу. Чимин предпринимает попытку двинуться в сторону, но по обе стороны ложатся руки безупречного, отсекая пути к отступлению. Чимин уверен, что даже если сейчас попытается перелезть на противоположную сторону стола, то окажется лицом в этот самый стол, и тогда говорить станет совсем неудобно. — Кто показывает зубы своим, хочешь знать, что мы с ними делали? Чимин отрицательно мотает головой, и этот жест кажется ему таким глупым сейчас. Он замахнулся на безупречного, не дал себе и секунды на размышление, но оказавшись в его капкане, может только испуганно таращиться в ответ, потому что сила Юнги не просто показательная, она осязаема сейчас. — Ты притащил меня сюда, — звучит обвинительно, — посадил на цепь и заставил слушать этих уродов без возможности что-то сделать. Вы подбираете из пустыни мусор и так хвалитесь тем, что они умеют хлопать глазами по вашей команде и поворачивать головы туда, куда скажете. Удивительно, но когда Юнги чем-то недоволен, его так и прорывает этим словесным потоком, от которого у Чимина бегут мурашки по коже. Ему очень хочется уйти сейчас. Он вообще пожалел, что повёлся на поводу у эмоций и не дал себе возможности остыть, потому что ещё недавно пожиравшая его изнутри ярость, кажется, перекинулась на самого безупречного, только теперь Чимин не уверен, что сможет успокоить Юнги одними словами. — Почему ты молчишь? — требовательно. — Ты ведь уже сказал так много, закончились претензии? Чимин поднимает в ответ несмелый взгляд, удивляясь тому, что внутри ещё остались остатки самообладания. Ситуация очень знакомая, практически идентичная, только теперь Хосок вряд ли сможет вмешаться. — Ты меня пугаешь, — единственное, что находится в голове из слов под давящим взглядом Юнги. — Я тебя пугаю? — насмешливо интересуется в ответ. — Тебя не пугает, что эти твари хотят сделать с тобой, но пугаю я? — Ты чуть его не убил… — Не убил бы, — бросает Юнги вальяжно. — И твой друг не пострадал бы, если бы не вмешался. Чимин отворачивается при упоминании Хосока, но безупречному, кажется, до этого нет никакого дела. Чимин ведь так хотел, чтобы Юнги перестал фокусироваться на нём и искать отголосок каждой эмоции, но когда это действительно произошло, всё, чего ему хочется, — это верить в то, что безупречный хотя бы возьмёт в расчёт то, как ему страшно сейчас. — Что ты собирался сделать с ним? — Объяснить, что поводок, на который ты меня посадил, достаточно длинный, — Чимин хмурится и тут же хочет возразить, что никакого поводка никогда и не было, но не успевает. А потом и вовсе замирает, боясь шелохнуться, потому что Юнги внезапно касается кончиком носа его щеки, сократив дистанцию между ними до минимума, а после тихо выдыхает на ухо: — Уже думал о том, что будет, если спустить меня с этого поводка? Чимин крепко зажмуривается и прикусывает нижнюю губу, но взволнованный вздох всё же успевает вырваться из него. Фраза безупречного звучит и угрожающе, и обещающе, и Чимин не совсем понимает, чего он боится больше, потому что и то, и другое одинаково плохо. У него перед глазами сразу всплывает сцена из душа и честное «Тебе стоит меня боятся», но действительно ли речь была о том, что Юнги может сделать с Чимином, или, скорее, что он может сделать для Чимина? — Не понимаю, о чём ты, — на свой страх и риск. — Я не просил защищать меня. И вспоминает о том, что он учёный, мать вашу. Один из лучших, прекрасный специалист. Да, сердечко по-прежнему заполошно трепыхается от нервов в груди, и Юнги наверняка это известно, но это всё от того, что он не был готов к такому поведению безупречного. Сейчас он соберёт яйца в кулак — по необходимости не только свои — и поставит его на место. Чужое дыхание горячими всполохами ласкает ушную раковину, и на удивление это не вызывает в Чимине противоречивых чувств. Ему бы расставить границы прямо сейчас — Юнги очевидно вознамерился продавить дозволенные рамки, — да вот проблема в том, что упрекнуть его практически не в чем. Сорвался? Да, как и сам Чимин, но помимо этого он, как и всегда, очень обходителен в своих действиях. Руки по-прежнему на столе, несмотря на то, насколько близко они находятся рядом друг с другом, мнимое расстояние между ними всё ещё присутствует, и Чимин скорее был напуган этой внезапной попыткой ограничить его в движении и не сразу понял, что ограничения тоже условные. Он даже поворачивает голову, чтобы взглянуть на Юнги прямо и без утайки, но встречается с холодным взглядом в упор, и едва найденное душевное равновесие тут же машет ему ручкой. — Не понимаешь? — Юнги сводит бровки домиком, глядя в ответ сочувственно, и на памяти Чимина это впервые, когда он демонстрирует эмоции так ярко. — Тогда позволь объяснить. Чимин тут же понимает, что вместо пререканий стоило бы просто соглашаться со всем подряд в надежде, что это остудит пыл Юнги. Слышать его рассуждения он абсолютно не готов. Особенно когда безупречный меняет линию поведения по щелчку пальцев. Чимин ожидал очередных обвинений, на крайний случай — физической расправы, но вместо этого по линии челюсти аккуратно порхают подушечки пальцев, в какой-то момент сжимая подбородок и разворачивая его голову в сторону. В какой-то момент по шее бегут мурашки, когда безупречный ведёт кончиком носа от мочки уха вниз, шумно вдыхая запах кожи. В какой-то момент он говорит, а мурашки всё ещё бегают вдоль позвоночника от того, как мрачно звучит его голос вопреки тому, как он ведёт себя сейчас: — Тебе ведь это нравится, да? Думать, что я способен сломать кому-то кости, но тебя не трону. — сердце Чимина ёкает на этих словах. — Нравится думать, что приказывать мне можешь только ты? Тебя разматывает от того, что цепь, на которой я сижу, находится в твоих ладонях? Разматывает. Какое точное слово. — Ты не просил защищать себя, но с удовольствием смотрел на то, как я держал того урода за шею. Для тебя. Не просил спасать от гончих, но так доверчиво жался ко мне во сне, — голос безупречного обманчиво-нежно ложится на шею горячим дыханием. — Как ты себе это представляешь? Чимину нечего сказать. — Я же как все, — звучит насмешливо на ухо. Рука безупречного ложится на талию, Чимину инстинктивно хочется дёрнутся в сторону из-за того, насколько реальной начинает казаться ситуация при наличии физического контакта, и он удерживает себя от этого с трудом. Если он начнёт вырываться и истерить, то может и правда спровоцировать. — Если бы я был как все, ты бы уже давно стонал подо мной. Не факт, что от удовольствия. Если бы я был как все, то не позволил бы тебе трогать себя в полуметре от меня. Чимин вскидывает на него потерянный взгляд, тут же зардевшись. Он был уверен, что вёл себя тихо, спрятавшись за шторкой в душевой. — Но я не как все, — ядовито добавляет он, — и ты не получишь от меня ничего, пока сам не попросишь. Секунда. Или две. — Кто ты такой? — роняет обескураженно. И сам удивляется тому, почему не спросил раньше. Почему не поставил вопрос ребром, не дав Юнги возможности увиливать от ответа всё это время. Это же так очевидно. Его слова звучат унизительно, но они же вскрывают истинное положение дел. Чимину бы позаботиться о том, чтобы убедить Юнги в том, что всё это — выдумка, но его мозг работает на опережение, привыкнув подводить итоги каждой брошенной безупречным фразе. Анализировать. Его самого уже давно проанализировали. Чимин был прав, когда думал, что Юнги его изучает, но полагал, что это останется на уровне базовых выводов из разряда «довольный, злой, грустный». Юнги же не просто наблюдал, он смог привязать свои наблюдения к конкретным психологическим аспектам. Провёл параллель между желаниями Чимина и его эго, соотнёс его поведение прежде всего с особенностями психики, сравнил конкретные эпизоды с физиологическими потребностями и… — Кто ты такой? — настойчиво. Юнги всё же отодвигается от него, позволяя взглянуть на себя прямо. На губах расплывается довольная ухмылка, будто он только и ждал, когда Чимин сложит два и два. — Не знаю, — кидает просто, — ты же у нас специалист, вот и скажи мне. — Послушай, я понял, что погорячился, — поспешно. Юнги в ответ согласно кивает. Чимин умеет признавать ошибки. Хорошее и даже необходимое качество в его работе — уметь вовремя сказать, что «да, проебался», но он так и не понял, в какой момент безупречный развернул ситуацию так, что теперь всё произошедшее — вина самого Чимина. О том случае на тренировке он по-прежнему жалеет, уверенный, что если бы не его маленькая, человеческая слабость, ничего из этого никогда бы не произошло. Юнги бы не начал думать, что Чимину нужна помощь, а Чимин не начал бы верить в то, что безупречный и правда готов защитить только из добрых побуждений. Разумеется, ему, как и всем, что-то нужно взамен. — Но ты можешь мне сказать, — уверяет Чимин. — Я пойму, что бы это ни было. Кнут и пряник. Наругал, теперь можно и приголубить. К чести Юнги, он не выглядит так, будто его и правда ругали, да и приласканным быть не хочет, когда Чимин тянет руку, чтобы погладить по волосам. Безупречный обожает, когда Чимин после душа расчёсывает его волосы, и всегда спокойно реагирует на любую попытку поправить причёску, но сейчас некогда аккуратный пучок на затылке совсем растрепался. Чимин хочет извиниться за своё поведение хотя бы этим, но Юнги подачку не принимает, уворачиваясь. Вместо этого он сам тычет Чимину указательным пальцем в висок. — Подумай, Чимин. Я уже дал тебе много ответов. И делает шаг назад. Чимин даже теряется, потому что ещё секунду назад Юнги был близко, а теперь отошёл так поспешно, будто сама мысль о том, чтобы находиться рядом ещё пару минут оказалась невыносимой, и уже хочет позорно спросить «Почему ты уходишь?», когда дверь в лабораторию открывается, являя на пороге озадаченный лик Тэхёна. Точно. Суперслух. — Всё хорошо? — несмело начинает младший ассистент, с подозрением косясь сначала на безупречного, а потом на усеянный листами бумаги пол вокруг стола, которые Юнги по неосторожности скинул. Безупречный складывает руки за спиной и разводит ноги на ширину плеч, принимая строевую стойку, безучастно смотря в ответ. — Да, — отвечает Чимин погодя, не особо заботясь о том, что вообще-то всё ещё сидит на столе. Какая разница, если безупречный в метре от него? Тэхён ведь не умеет смотреть сквозь стены, чтобы узнать, что здесь происходило минутами раньше. — Юнги уже собирался вернуться в свою комнату. — Вечерняя встреча отменяется? — елейно интересуется он. Ещё и глумиться умудряется, придурок. Чимин уверен, что будь его воля и отсутствие дополнительной пары ушей здесь — вместо слова «встреча» было бы кое-что другое. А Чимин ведь реально ждал её. Предложил тогда совсем неожиданно для себя в попытке поднять Юнги настроение, а потом и себе признался: это отличная идея на самом деле. Была. — Отменяется. Иди к себе. Юнги покидает лабораторию незамедлительно, сталкиваясь с Тэхёном в дверном проёме. Тот ещё какое-то время гипнотизирует его спину, высунувшись из лаборатории, но потом переключается на сборку бумаг. Наверное, стоит что-то сказать. Чимин не очень уверен, как выглядело всё со стороны, но уличить его в чём-то Тэхён точно не сможет, тем более нажаловаться генералу. Поэтому он и не спешит слезать со стола, делая вид, что так и надо. Что он сам сюда сел, хотя такой привычки за ним не водится, и что Юнги всё это время был на приличном расстоянии от него. — У тебя… — Тэхён мешкается, прижимая бумаги к груди, а потом просто делает неопределённый жест рукой в воздухе, добавляя: — Тут. И опускает глаза. Чимин тоже опускает глаза вслед за младшим ассистентом, нервно одёргивая край задравшейся рубашки. Там, где Юнги касался его. Сука. — Мы повздорили, — быстро находится с ответом. — Я разозлился и ударил его. — Он что-то сделал с тобой? — обеспокоенно. Да. Только не в том смысле, в котором Тэхён мог бы предположить. — Нет, всё хорошо. Я надеюсь, что это не дойдёт до генерала, потому что я бы хотел разобраться со всем самостоятельно. Тэхён складывает собранные бумаги обратно на стол, но непонимание на его лице достаточно красноречиво. — Брось, — добавляет Чимин. — Я знаю, что ты — его племянник. — И что? Это значит, что я буду бегать к нему по каждому поводу? — Разве ты не за этим здесь? Меня допускают к новому безупречному впервые после дисциплинарного выговора, но с условием, что теперь я буду обучать младшего ассистента. По-моему, ситуация однозначная. — А по-моему, у тебя слишком бурная фантазия, — Тэхён внезапно звучит очень уязвлённо. Будто Чимин только что обвинил его в чём-то исключительно ужасном. — Плевать мне на то, что ты здесь делаешь. Я вообще не хочу здесь быть. — Но ты здесь, — замечает Чимин. Тэхён всё больше напоминает обиженного колючего ежа, и Чимину отчего-то кажется, что причина его обид вообще не связана с беспочвенными обвинениями. Младший ассистент пододвигает к себе табуретку, плюхаясь на неё так резко, будто это поможет немного остудить пыл. — Я восхищаюсь тобой, — внезапно говорит он. — Ты смелый. — Ты тоже смелый, раз решил здесь работать. — Я не решал здесь работать, — повторяет он. — Я вообще хотел заниматься пением. Ты знал, что в былые времена это было жутко престижно? Люди получали огромные деньги за то, что просто пели. Чимин кивает. Он что-то такое слышал. — Но сейчас это никому не нужно. Тебя будут уважать, если ты командуешь взводом или работаешь на государство. На крайний случай, если умеешь работать руками и что-то мастерить. У меня вся семья военные. Дядя — генерал, отец занимается спасательными операциями за границей, мать — полевая медсестра. Даже моя бабка была кухаркой в Содружестве! У нас дома есть книга с рецептами и целый альбом благодарностей от солдатов за то, что в годы неурожая, когда у нас ещё не было автономных теплиц, она тайно всучивала в армейские пайки по дополнительной булке! Там каждое зёрнышко было на учёте, это было страшным преступлением в те годы. Чимин всё же слезает со стола и тянется к графину с водой, чтобы всучить стакан Тэхёну в руки. Он выглядит так, будто сейчас расплачется. — А я просто хотел петь, — замечает он с досадой, сжав стакан в ладонях. — Вот Намджун и отправил меня сюда, чтобы я начал карьеру под твоим присмотром. А я их боюсь на самом деле, жутко боюсь. Чимин понятливо кивает. Работать с безупречными дано не каждому, тем более если у Тэхёна изначально нет ни интереса, ни мотивации развиваться в данном ключе. — Когда мне было четырнадцать, отец решил, что я уже достаточно взрослый для того, чтобы начать изучать окружающий нас мир. Я ездил с другими учёными на вылазки. Они искали электронику и полезные материалы, а я просто рядом шатался. Иногда помогал, конечно, но много мне всё равно не разрешали делать, боялись, что я попорчу то, что и так сложно было достать. С нами всегда ездила парочка безупречных. Экспедиции сами по себе неопасные, Чимин с удовольствием ездит в заброшенные постройки или даже целые районы в надежде отыскать что-то полезное. Безупречные сопровождают их обычно для того, чтобы помочь перетащить найденное, в крайнем случае — постоять на стрёме. В горячие точки учёных посылают за очень редкой необходимостью, только если объект представляет государственный интерес, например, бывшая лаборатория, завод какой-то или склад. Он поэтому и удивился, что в Содружество спустя столько лет по-прежнему кто-то ездит. — Я не помню, что это было, — вновь подаёт голос Тэхён. — Вроде какое-то жилое здание, наполовину засыпанное песком. Я шатался по нему и обнаружил заваленную досками лестницу. Там был небольшой лаз. Взрослому человеку вряд ли удалось бы туда протиснуться, но ребёнку вполне, и я не раздумывая полез ниже. — Там кто-то был? — догадывается Чимин. — Безупречная, — он кивает, хмуро подтверждая чужие опасения. — То ли жила там, то ли просто скрывалась на время. Я выскочил сразу, но она побежала за мной. Наверное, подумала, что я враг… или добыча, — добавляет неуверенно. — Они убили её не раздумывая. Те безупречные, которые были на службе. Чимин касается его плеча в попытке поддержать, на что младший ассистент только мелко вздрагивает. — Тэхён, ты должен понимать, что те, с кем мы работаем здесь, отличаются от тех, с кем приходится сталкиваться на поверхности. — Они убивают своих, — невесело замечает Тэхён, явно недовольный тем, что Чимин зацепился совсем не за ту мысль. — Они тоже пытались выжить до того, как мы их забрали, но не хотят войти в положение тех, кто остался на поверхности. — Это не совсем так, — Чимин чувствует, что должен вмешаться в ход мыслей Тэхёна, пока это убеждение не укоренилось в нём с концами. — Ты думаешь как человек, и как человеку тебе свойственно испытывать сострадание к тем, кому повезло меньше. — Разве это плохо? — Это прекрасно, — отзывается он тепло, — но если ты всё же решишь продолжить работать здесь, то должен понимать, что это глупо — сравнивать наши виды. Наверху нет буфета, где можно выбрать что угодно, нет удобных коек, кое-где нет даже крыш. Наверху они все враги друг для друга, потому что «либо ты, либо тебя». И в той ситуации, в которой оказался ты, было бы так же. — Здесь есть всё, — упрямо, — но они продолжают. — Если ты про Юнги, то там немного иная ситуация, — уклончиво. — Он это из-за тебя, да? Скорее нет, чем да. — С чего ты взял? — Ребята, которые их разнимали, сказали, что Кайсу орал, что такому, как Юнги, не пристало стелиться под обычного человека. Ну, — Тэхён заламывает нервно руки, добавляя тише: — Это в общем. Там были немного другие слова. Значит, вот в чём дело. Юнги просто задело, что кто-то поставил под сомнение его авторитет. — Я читал твой отчёт, — будто прочитав его мысли, говорит Тэхён, — управлял целым поселением безупречных? Думаю, он не привык слышать упрёки в свою сторону, особенно от своих. Или не от своих. Чимин ведь тоже выкатил ему целый ряд претензий, удивительно, что ему это спустили с рук так быстро. И он знает, о каком отчёте говорит Тэхён. Он написал его на днях, но так и не отправил, потому что всё ещё не может определиться, имеет ли вообще на это право. Он постарался сделать его менее личным, использовал все доступные термины по максимуму, чтобы выглядело не слишком предвзято, но это не особо помогло. — Что ты думаешь об этом? Чимину стоило спросить раньше. У Тэхёна немного странное и иногда абсолютно нереалистичное представление о безупречных, но он ведь тоже знаком с теорией. В конце концов, они вроде как коллеги, Чимину стоит начать учитывать мнение со стороны. — Об отчёте? Ну, если верить тому, что он и правда был большим боссом, — Чимин коротко прыскает на эти слова, — значит, что он обладал исключительным влиянием на своих, но здесь почему-то отказывается это демонстрировать. — И не территориальный, — вторят ему, — потому что иначе не покинул бы Содружество. — При этом собственник, — Тэхён кидает на Чимина многозначительный взгляд. — Что? Ты же не будешь этого отрицать. Только я вот чего не пойму, Чимин. Разве не ты говорил, что нужно сразу установить границы в таком случае? Может, Чимин просто лицемер. — Он их и не пересекал, — тянет с сомнением. Они оба очень хорошо чувствуют эти самые границы, только если Чимин на собственном опыте осознал, где находится эта самая воображаемая линия, переступив которую доказать свою непричастность будет сложновато, то, что останавливает конкретно Юнги, пока неясно. «Не сделаю ничего, пока сам не попросишь». Откуда такая уверенность, что он попросит? — Физически не пересекал, — подсказывает младший ассистент. — А морально? Чимин хмурится, устало потерев переносицу. А морально он и правда ощущает себя загнанным в клетку зверем. Юнги ведь именно так себя чувствовал, оказавшись здесь впервые?