Синтетическое искупление

– Да.

– Нет.

– Нет, прости.

– Да, пока.

Звонок оборвался и, откинув телефон в сторону, Рео без сил улёгся на, всё ещё хранящую тепло его тела, кровать. В руках тлел косяк сативы, а тело сводило от желания либо заснуть, либо проблеваться. Проснувшись пару часов назад, парень не застал в квартире Наги – только записку со словами "надеюсь вспомнишь хоть что-то". Написанная размашистыми, почти истерическими буквами, она действительно привела Рео в чувства. Он вспомнил, как напился, вспомнил свою голову на чужих коленях, вспомнил свои руки на холодных, бледных щеках. Он вспомнил, что говорил и вспомнил, что не успел – он вспомнил, где соврал. Это осознание оказалось самым грубым толчком по всей сути Рео, словно всё то, что было до этой чёртовой нервной записки сводило происходящее к одному – Рео врал, когда говорил, что любит Наги, как друга. Он не был его лучшим другом точно также, как и не был кем-либо ещё. Наги был тем, кто дурманил его: вводил в состояние сродни безумию. Это был легальный наркотик, насладиться которым не выходило полностью ни в одну из их встреч. Рео снова затянулся: глубоко – так, будто старался заполнить не только свои лёгкие, но и мысли мерзко пахнущей травой. Его туманный взгляд уткнулся в угол, а в голове всплыл разговор с матерью. Он снова соврал, что не сможет приехать из-за учёбы, на которой не появлялся уже невероятное количество времени. Вероятно, совсем скоро в его извечно-пустующий почтовый ящик положат белёсый конверт со словами "К сожалению, Вы были исключены из нашего учебного заведения", однако сейчас это волновало Рео меньше всего. В руках вновь оказалась свёрнутая ранее бумажка "надеюсь вспомнишь хоть что-то". Кажется, сейчас парень проклинал её не меньше самого себя. В голове вновь замелькали образы вчерашней ночи: они отдавались неприятной пульсацией в груди, по коже прошлись мурашки. Рео стал понимать, что все те его желания поближе разглядеть Наги, подольше задержаться рядом, поглубже узнать о нём – всё это никогда и не было простым желанием разгадать "загадку". Как банально, однако лишь сейчас парню стало очевидно то, что он не смог бы принять, вероятно, никогда. Рео нравился парень: нравился настолько, что от мыслей о чужом теле пах начинал гореть, а тело покрывали колкие мурашки. Вероятно, раньше он просто не замечал всего этого – скидывал на, проходящих рядом, девушек или просто напросто вечно отгонял всё это настолько далеко, что не выходило даже на унцию осознать собственное пристрастие. И сейчас, лёжа на, скрипучей и отдающей плесенью из-за сырости, кровати, Рео чувствовал себя самым грязным пидором на планете. Ему было мерзко – это чувство укутывало в себя, заставляя кривиться и посильнее закусывать сативу в зубах. Медленно дотянувшись до, лежащего совсем рядом, телефона, парень без раздумий набрал знакомый номер. Пару гудков и на том конце послышалось обеспокоенное: – Рео? Боже, ты не выходил на связь! Я так переживала! Где ты? Я приду.. – Изуми, зайди ко мне. Я скучал. – соврал Рео, ощущая, как его руки стали легко подрагивать. Он не хотел видеть девушку сейчас, однако, казалось, переспав он с ней хотя бы раз за сегодня, мысли о Наги отойдут куда-то на второй план, а после и вовсе исчезнут, погребённые в приятных женских стонах и упругих бёдрах под ним. – Конечно! Я сейчас буду. Тут совсем недалеко. – отозвался радостный возглас по ту сторону. Рео кинул короткое "Жду" и, скинув звонок, стал дожидаться чужого прихода. Сатива в пальцах начала обжигать и, скинув ту в, стоящий около кровати, стакан с помутневшей от пепла и пыли, водой, Рео без сил прикрыл глаза.

***

– Я не видела тебя столько времени, Рео! Я так переживала. Думала, что ты уже уехал.. – сидя на кровати, с тревогой проговаривала девушка. Её длинные волосы теперь были обстрижены по плечи, а на губах появилось 2 новых прокола. В сочетании с ярко-рыжими волосами, те смотрелись крайне гармонично и напоминали Рео лисицу или белку. – Просто много чего навалилось. Не до учёбы было. – ответил парень, посмеиваясь. Несмотря на то, что нахождение кого-либо в квартире помогало избавиться от лишних мыслей о Сейширо, закрывая глаза Рео продолжал ловить себя на мысли, что в сидящей напротив он видит и вовсе не девушку – прикрывая глаза, он представлял перед собой Наги и это начинало действовать почти обезоруживаще. Парню хотелось отключиться или хотя бы на какое-то время перестать прокручивать в голове, как собственное режущее осознание, так и события вчерашнего вечера. Эти мысли давили, заставляя бороться с собственными убеждениями. Почти вся его суть кричала о том, насколько подобное неправильно, и лишь одна сотая терпеливо старалась принять в себе уже существующее. Это походило на неравную борьбу с самим собой – и его терпеливая сторона явно проигрывала. – Я так скучала.. – прижавшись к Рео ближе, прошептала Изуми. Её уже короткие волосы приятно щекотали чужую щёку, а стальные серёжки в губах с холодом прошлись вдоль сухих, кровавых губ. – Я тоже. Очень. Прости, что всё.. так вышло. – в очередной раз соврал парень и, приобняв девушку за плечи, накрыл её губы своими. Губы Изуми были мягкими, однако он чувствовал лишь холод чужих украшений на своих и липкое, чуждое ему прикосновение. В груди застыл ком, а в мыслях одно лишь:

Это неправильно – всё это было безумно неправильно.

Рео жадно втянул воздух через нос, стараясь переключиться на что-то другое, однако мысли о Наги, казалось, стали лишь отчётливее. Это злило и огорчало – за одну ночь он изменил себе. Изменил так сильно, что теперь вся его суть отторгала блядскую действительно. Ему нужен был рядом Наги: нужно было ощущать его тепло рядом, холодные прикосновения, глупые шутки и нежный взгляд на себе. Изуми же, как и все те девушки до неё, была для Рео лишь способом справить свою физическую потребность в сексе. Парень чувствовал, что та всё это понимает даже сильнее, чем он сам, однако почему-то продолжает приходить к нему, продолжает надеяться. – Разденься. – на долю секунды отстранившись, хриплым шёпотом проговорил Рео. Глупая попытка в очередной раз предать себя, однако, послушно кивнув, девушка медленно стянула с себя сначала тёмный свитер, а позже и майку. Оставшись в одном лишь бюстгальтере серого цвета, Изуми, глупо посмеиваясь, откинулась головой на кровать и закурила. Запах ментоловых сигарет медленно смешивался с, не успевшим выветриться, запахом конопли. Это сочетание вводило в ступор: странное, однако недостаточно мерзкое, чтобы вызвать отвращение. Нависнув над девушкой, Рео медленно склонился к её шее. Нежно пройдясь по ней короткими поцелуями, парень дошёл до груди и наконец застыл. Прикрыв глаза, он вновь вспомнил Наги, которого, скорее, и не выпускал из мыслей всё это время. Представил чужое тело под собой: бледное, почти истощённое и покрытое кучей шрамов. Представил, как то отозвалось бы на его горячие поцелуи, переходящие в исступлёные засосы. – Ты же думаешь не обо мне, да? Думаешь, представляешь, мечешься.. Ты хочешь что-то начать, но ты боишься и поэтому сейчас ты здесь, со мной. – выдохнула Изуми, затягиваясь сильнее. Её взгляд не выражал ровным счётом ничего, а тело, полностью расслабленное под чужим, даже не дрогнуло. Рео напрягся. Она попала в самую суть. Он был здесь, с ней, не потому что хотел. Потому что пытался убежать. Потому что надеялся, что чужие губы, чужое тело помогут заглушить то, что жгло его изнутри.

Но это не работало.

– Не неси хуйню. – наконец грубо выдохнул парень, чувствуя, как его собственные ладони рефлекторно сжимаются в кулаки. Сил злиться не было ровно также, как и, в принципе, отрицать чужие слова. Изуми была права: беспрекословно, неоспоримо права. И сейчас единственным, что хотелось спросить, остался лишь вопрос "Как?" Рео тяжело вздохнул и, упав на кровать рядом с девушкой, уставился в сероватый потолок. – Все наши чувства это ведь сингулярность. Похоть, любовь, злость и тоска – понятие сингулярности, уникальное для каждой особи определённого вида. И твои чувства – тоже сингулярность. Люди уникальны в собственной схожести, отчего то, что ты чувствовал к одному, никогда нельзя в точности почувствовать к другому. – чужой голос звучал гипнотически-спокойным. Перевернувшись на живот, Изуми снова затянулась и взглянула в пустые глаза Рео: – Ты чувствуешь и отрицаешь это. Наверное думаешь о морали, хотя это было бы глупо. Ты слишком плохой человек, чтобы задумываться о философском понятии правильности того или иного действия, – девушка усмехнулась и, выпустив дым в сторону, понизила голос, – Ты просто боишься. Рео сглотнул, чувствуя, как её слова пронзают его изнутри, будто затупленный нож. Боялся ли он? Чёрт возьми, конечно. Боялся до такой степени, что всё его тело покрывалось липким потом, а мысли сбивались в хаотичный рой, как мошкара вокруг фонаря. Он боялся не того, что чувствовал к Наги, а того, что это означало. Того, что это никогда не пройдёт. Изуми наблюдала за ним с лёгкой усмешкой, но в глазах её не было насмешки – только понимание. – Когда мне было 13, мой отец, вернувшись из спецотряда в Сомали, сослал меня в приличный женский пансион в другом городе. Моя мать уже как несколько лет ему изменяла и, узнав об этом, он проломил ей череп деревянной ножкой от стула в кухне. Его посадили, меня отправили к тётке, которая снова сдала меня в другой женский пансион. Там я стала встречаться и спать с 30-летней учительницей хореографии. Она была замечательной женщиной, я сразу полюбила её так, как не любят никого другого. У неё был муж и дочь парой лет младше меня. И когда она сказала, что любит его и не бросит из-за меня, я попыталась убить её вилкой, которую стащила в местной столовой. Меня послали в психиатрическую клинику, но быстро отпустили, потому что по всем тестам я была абсолютно здорова. И теперь я тут. Правда, зовут по-другому и официальным опекуном по документам приходится совсем другой человек. – Изуми покрутила в руках почти дотлевшую до фильтра сигарету, и, прикусив серёжку у себя в губах, продолжила: – И после этого я больше никого не любила. Потому что чувства это сингулярность – во всех её пониманиях. Ты можешь продолжать напиваться до беспамятства, трахать всех подряд, курить траву и молить Бога о том, чтобы всё прошло, однако это не сработает, – она уткнулась пальцем в его, тяжело вздымающуюся, грудь, – Потому что чувства живут в оболочке Ничто, а не Нечто. В твоём Ничто их не существует, и это делает их самой реальной точкой в твоём Нечто. Рео молчал, чувствуя, как по его телу медленно ползут колкие мурашки, оставляя за собой неприятную дрожь. Слова Изуми повисли в воздухе, оседая в его сознании, словно тяжёлый смог. Девушка била в самые уязвимые его точки, заставляя задержать дыхание, в попытке справиться с собственным отрицанием.

Изуми надавила на его Ничто, перекликая с его Нечто.

— Ты боишься, — повторила она, теперь мягче. — Но что именно пугает тебя больше? То, что ты хочешь? Или то, что тебе придётся признать, что никто и ничто другое не сможет заткнуть эту дыру в тебе? Рео скривился, не в силах выдержать её пристального взгляда. Он хотел бы разозлиться, наорать, сказать, что это не её дело, однако даже так он понимал, что тогда придётся окончательно сдаться и признать — она права. Всё это время он убегал, пытался похоронить собственные желания под кучей дешёвых удовольствий. Девушки, алкоголь, трава — всё это лишь временное, ненадолго заглушающие боль. — Я… не знаю. — наконец тяжело прошептал он, пряча лицо в своих холодных ладонях. Лицо горело не то от скуренного недавно, не то от разговора в моменте. Изуми усмехнулась и повернулась на бок, глядя на него исподлобья: — Я ведь не говорю, что ты должен что-то менять прямо сейчас. Просто перестань врать самому себе. Это всё, что тебе нужно. Она снова затянулась и выдохнула дым, глядя в потолок: — И перестань трахаться с теми, кого не хочешь. Это уже жалко. Рео наконец осмелился поднять взгляд на неё и, криво усмехнувшись, переспросил: — Жалко? — Ага, — Изуми зевнула и потянулась, словно кошка. — Ты неплохой лжец, но явно хреновый актёр. Она наконец поднялась с постели и, затушив сигарету в стакане с водой, подошла к тумбочке около кровати. На девушке всё ещё не было ничего, кроме чёрных джинсов-клёш и серого бюстгальтера, а потому, первым делом натянув на себя майку, Изуми быстро порылась в, вмещаемой в себя пару бутылок тяжёлого алкоголя, тумбе. – Иронично, что об этом мне говоришь ты. – усмехнувшись, разбавил тишину Рео. Он нервно закурил и, отвернувшись к окну, почувствовал, как матрас прогнулся под чужим весом рядом. – Не привык к тому, что люди вокруг тебя умнее? – кивнув, саркастично ответила Изуми и откупорила бутылку виски. – На, пей давай. Парень покачал головой и, забрав из чужих рук алкоголь, быстро отпил пару глотков. Виски обжигало горло, приятным теплом спускаясь дальше в тело. Это начинало входить в привычку, однако, откинув эти мысли куда-то дальше, Рео глотнул ещё раз и вернул бутылку в руки Изуми. Девушка сделала долгий глоток и, с улыбкой покрутила бутылку в руках, словно оценивая её вес: — Ну что, полегчало? — усмехнулась она, однако в голосе не было, как радости, так и злости – только лёгкая усталость. За окном стала медленно проступать луна. Ночь наступала каждый день точно также, как и сменялась днём и солнцем. Этот процесс был неизменным и привычным для каждого, однако, отчего-то именно сейчас, это осознание вызывало в парне новую волну страха и отторжения.

Неизменность во всём – это Ничто или Нечто?

Ответа на этот вопрос не было и Рео окончательно замолк. Алкоголь не заткнул в нём пустоту, не убрал мысли о Наги, не вернул ему способность дышать свободно. Он лишь добавил к коктейлю из тревоги и желания новую грань — тёплую, ложную уверенность, будто всё не так плохо, будто это можно пережить. — Ты хоть понимаешь, что, если продолжишь в том же духе, однажды проснёшься в комнате, полной пустых бутылок и людей, которых даже не вспомнишь? — спросила Изуми, прищурившись. В свете ночного фонаря её взгляд потемнел, напоминая парню саму глубину чужой души. Рео снова закурил: — Не думаю, что это будет проблемой. – спокойно ответил он, стряхивая пепел в стакан. — Ты идиот. — Возможно. Изуми вздохнула, поставила бутылку на пол и привалилась к нему плечом. В этом жесте не было никакой пошлости – это был знак поддержки, усталости и дружеского нежелания оставлять Рео в таком состоянии: — Хочешь знать, что я думаю? — Нет. — Ну, это тебя не спасёт, так что слушай. Она перевела взгляд на мутное окно, за которым клубился ночной город, и на секунду замолчала: — Ты боишься. Да, это мы уже выяснили. Но ты ведь не просто боишься своих чувств. Ты боишься, что они тебе не принадлежат. Что они сильнее тебя. Что, если ты перестанешь убегать, они поглотят тебя, и ты уже не сможешь жить, как раньше. Рео резко затянулся, но дым тут же обжёг лёгкие, заставляя его закашляться: — Чёрт, Изуми, ты же не мой психотерапевт. – недовольно закатив глаза, буркнул он и девушка усмехнулась: — Конечно нет, — рассмеялась она. — Но, если хочешь по-настоящему охренеть, просто представь, что ты не сможешь забыть того, о ком думаешь сейчас. Что он останется в тебе навсегда. Рео вздрогнул, ощущая, как его тело неприятно закололо от мурашек. Это было нельзя контролировать – и это начинало неистово раздражать. — Вот именно. — хмыкнула она. В комнате повисла напряжённая тишина. Рео знал, что Изуми права. Она понимала его, может, даже лучше, чем он сам. Но он не мог просто так взять и принять всё это. Всю жизнь ему твердили о неправильности подобного и сейчас, столкнувшись с осознанием, что он и сам является мерзким и неправильным пидором, парень не мог позволить себе дать волю, как собственным чувствам, так и своим убеждённым принципам. Он тяжело вздохнул, затянулся и тихо, почти невесомо произнёс: – Это Наги. Я думаю.. о нём. – Ты боишься, потому что считаешь, что это неправильно? – спросила Изуми и неожиданно усмехнувшись, добавила: — Потому что ты "самый грязный пидор на планете"? Рео вздрогнул. Услышать собственные мысли, произнесённые чужими губами, было болезненно, будто кто-то взял и прошёлся раскалённым лезвием по его совсем новым ранам. Он резко выдохнул дым, отвернулся к окну и сжал зубы: — Может, хватит? Изуми вздохнула, потянулась за бутылкой и сделала ещё один долгий глоток, словно давая возможность парню переосмыслить его собственные мысли по очередному бесконечно-длинному кругу: — Ладно-ладно. Только знаешь что, Рео? Парень не ответил, однако девушке это и не было нужно. Переведя свой взгляд точно в чужие потемневшие радужки, она продолжила: — Если ты так и будешь жить в этом своём "неправильно", то в один момент просто проснёшься и поймёшь, что уже поздно. Что ты так долго отрицал, что разрушил всё, что могло бы хоть чем-то согреть тебя, – она щёлкнула пальцами в воздухе и тихо воскликнула "бац", – И ты больше не сможешь никого полюбить. Женишься на нелюбимой, заведёшь семью и каждый день будешь корить себя за собственные навязанные принципы. Рео уставился в пол, вновь потянулся за бутылкой и, отпив внушительное количество, взглянул точно в глаза Изуми. Там не было и капли осуждения – лёгкая жалость, ощутимая усталость и едва-уловимое желание помочь. Девушка говорила всё искренне и это было иронично, учитывая то, что совсем недавно для Рео та была обыкновенной куклой: без души, сердца и характера. Сейчас же перед ним сидел человек, перед которым хотелось разрыдаться. Поделиться всем тем, что он хранил в себе такое количество времени и услышать тихие смешки и очередные, помогающие осознать всё, мысли. – Я не хочу без него, Изуми.. – наконец тяжёлым шёпотом произнёс Рео и, уткнувшись в собственные холодные и подрагивающие от алкоголя и переполняющих чувств, ладони, почувствовал, как по его щекам текут влажные слёзы. Мимолётные, они, однако, заставили парня замереть. Перестав дышать, Рео ощутил, как Изуми запустила руки в его волосы и, медленно поглаживая, тихо произнесла: – Ты идиот, если думаешь, что обязан.

***

– Приди к Рео. И не задавай лишних вопросов.

– Кто ты, нахуй, такая?

– Тебе не плевать на это? Он ждёт – всё, что я тебе скажу.

Звонок оборвался и, облегчённо вздохнув, девушка положила чужой телефон на место. Рео вышел из комнаты, а потому, быстро натянув на себя свитер, Изуми в последний раз оглядела комнату и, решив позже написать парню извинения о том, что она так внезапно ушла, быстро вышла в коридор, а после и на улицу. Мысли пустовали. С одной стороны Изуми была рада помочь кому-либо собственными словами, с другой в душе её вновь открылась эта угнетающая дыра. Постоянно заполняемая другими людьми, сейчас вновь начинала особенно сильно давить на неё. По холодным щекам стекли слёзы – Ничто и Нечто теперь являлись эмульсией, в которой Изуми была затянута в Нечто в разы больше, чем в Ничто. Стерев солёную жидкость со своих щёк, девушка медленно завернула в сторону бара, в надежде вновь заполнить себя другими людьми, которых она не считала даже за личностей.

***

После ухода Изуми, Рео почувствовал, как его вновь заполняет тревожными мыслями. И, хоть утром те давили в разы сильнее, сейчас он всё равно чувствовал себя подавленным. Хотелось написать Наги, позвонить, увидеться, однако, не решаясь даже взять телефон в руки, Рео лишь глупо поглядывал в потолок, в попытке не то уснуть, не то забыться с помощью полупустой бутылки виски. Неожиданно квартиру пронзил неприятный, режущий писк дверного звонка. Открывать не хотелось, однако человек по ту сторону был настойчив: раз, два, три. Выругавшись себе под нос, Рео наконец поднялся и, захватив с собой пачку сигарет, подошёл к двери. – Я знаю, что ты там. Открывай, мне ночевать негде. – послышался до боли знакомый голос по ту сторону. Сигарета, покоящаяся во рту выпала и, с трудом подняв ту с пола, Рео тяжело взглотнул: – Кексик, блять. Ну же, открывай. В квартире щёлкнула зажигалка. Глубоко затянувшись, парень наконец повернул несчастный замок в двери. Стоящий по ту сторону Наги довольно улыбнулся и, словно не замечая чужого недовольства, прошёл дальше. Упав на кровать, он прикрыл глаза и Рео наконец подал голос: – Нахер ты пришёл, блять. Особенно после того, как съебался утром. – его голос звучал ядовито, однако, вместе с тем, Рео было горько. От взгляда в чужое лицо, о котором он, словно обезумевшей, думал весь день, сводило тело. Хотелось сделать хоть что-то – выгнать, побить или наконец признаться в собственном отклонении и сделать то, о чём он в глубине своей души мечтал уже около пары месяцев. Однако парень молчал. Опираясь о дверной косяк, он лишь глубоко вдыхал, мерзко оседающий на языке, сигаретный дым и до крови закусывал собственную губу и щёку. – Так ты всё-же вспомнил.. – усмехнувшись, наконец ответил Наги. Чужая злость вызывала в парне, скорее, приятное возбуждение, а неприязнь, исходящая от Рео, была сродни детскому капризу. Наги откинулся на кровать, раскинув руки и лениво зевнул. В свете уличного фонаря, пробивающегося через занавески, его бледная кожа казалась почти прозрачной. Рео смотрел на него, не в силах отвести взгляд. Эти белые пряди волос, растерянно раскиданные по подушке, полуприкрытые глаза, словно подёрнутые лёгкой дымкой — всё это только усиливало непреодолимое желание подойти ближе. – Я ничего, блять, и не забывал. – грубо ответил Рео. Он ощущал, как обманывает и себя, и Наги – непреодолимо далёкого и, в то же время, бесконечно близкого. Подойдя ближе, парень заметил, как уголки чужих губ медленно поползли вверх: – Сделай то, что хочешь. – донёсся расслабленный полушёпот и Рео скривился. Сжав пальцы в кулак, парень тяжело выдохнул. Его раздражало то, что Наги всегда знал о его запрятаных чувствах и мыслях. Он не мог говорить сейчас ничего подобного о его желаниях – права не имел. Однако Наги было плевать на свои права точно также, как и на чужие. Его туманный взгляд пронизывал саму душу, взывая к всплескам эндорфинов сравни самых сильных наркотиков. Неожиданно затушив сигарету о белую стену, Рео резко уселся на чужие бёдра и, схватив Наги за ворот кофты, притянул ближе: – Ты меня пиздецки раздражаешь, блять. Парень под ним даже не дёрнулся. Только смотрел – внимательно, терпеливо, с этой дурацкой ленивой полуулыбкой, от которой Рео хотелось то ли сбежать, то ли вцепиться в него так, чтобы стереть с лица это выражение. – Знаю. – кивнул Наги, даже не думая сопротивляться чужому импульсу. Пальцы дрожали, с трудом удерживая жалобно растягивающуюся под ними, ткань. Чужое тяжёлое, горячие дыхание на шее сводило с ума. Рео ненавидел Наги за это напускное, насмешливое спокойствие. За то, что он не отстранялся, не злился в ответ, не бил, как хотелось бы. Так было бы проще – почувствовать горячую кровь на языке и наконец отпустить эту тонкую нить, сдерживающую его сейчас. Однако Наги ничего не делал – он ждал, пока Рео сорвётся. И он сорвался. Вжав парня в постель, Рео, словно помешанный, припал к чужим холодным губам. Те отличались от всех, что до этого целовал парень: губы Наги были холодными, сухими, однако это делало их лишь желаннее. Рео снова затрясло: в этот раз не от тревоги, страха или отвращение. Это накатившее чувство было сродни эйфории в коктейли всеобъемлющего обожания. Рео хотелось вжать чужое, извечно лишённое ярких эмоций, тело в кровать. Он чувствовал, как его собственное сердце бьётся в бешеном ритме, а дыхание становится всё более прерывистым. Наги не сопротивлялся. Напротив, с особым желанием углубив влажный поцелуй, парень завёл ладони под чужую кофту и стал медленно оглаживать спину. Его движения, хоть и выглядели довольно лениво, возбуждали Рео не меньше всего происходящего. До крови прикусив чужую губу, парень слизал выступившую в уголках кровь и на выдохе произнёс: – Ты даже не можешь представить, как давно я хотел это сделать.. – его дыхание сбилось, а стеклянные от накатившего возбуждения и алкоголя, глаза, пристально смотрели точно в чужие. – Может, и знаю, – таким же шёпотом ответил Наги и, ухмыльнувшись, добавил. – Кстати, ты проиграл, кексик. Рео ухмыльнулся и, шумно вдохнув через нос, нагнулся к чужой шее. Его горячие губы медленно, растягивая и прикусывая кожу, прошлись по всем заметным точкам, а позже, спустившись к ключицам, наконец остановились: – Может, это было специально. – отозвался Рео и, запустив свои руки под чужую кофту, с желанием огладил каждый участок бледного тела: рельефный, с заметным шрамом, торс, выступающие рёбра и, затвердевшие от возбуждения, соски. Несмотря на то, что ощущать под собой чужой стояк и пресс, вместо упругой груди, было для Рео в новизну, сейчас это не вызывало отвращение. Вероятно, завтрашним утром он проклянёт себя за собственную измену принципам, ведь после подобного считать себя за мужчину, в целом, было бы невозможным. Однако сейчас, прижимаясь к Наги всё ближе и настойчивее, единственное, о чём мог думать Рео – это желание поглотить в себя каждый сантиметр чужой кожи, каждый хриплый стон или ненавязчивый смешок. – Как же я тебя ненавижу и обожаю, грёбаная ты тварь.. – на выдохе, хрипло произнёс Рео, в очередной раз припадая к чужим, припухшим от настойчивых поцелуев, губам. Он пожалеет – однозначно и бесповоротно. Однако если завтра не наступит, это не имеет никакого значения.