Волчья шкура

      Хлопнув себя ладонями по коленям, Юрка тихо объявил:       – Ну, я пошёл, - и предпринял попытку подняться со скамьи, но его удержал сидевший рядом Дима, который вцепился ему в локоть и выпалил:       – Никуда ты не пойдёшь! Это же явно какая-то ошибка! Три чемпиона избраны, в Турнире нет и не может быть четвёртого…       – Это не ошибка, - спокойно возразил Юрка и попросил: – Руку пусти, пожалуйста.       – Юр…       Подняв голову, он встретился взглядом с Женей, которая сидела ни жива, ни мертва, прижав стиснутые кулачки к груди, и смотрела на него с непониманием и страхом. Что-то такое отражалось и в лицах прочих присутствующих, от Вахтанга и Костика до Ники и Серёжи. На Алёнку, оставшуюся сидеть по правую руку, он смотреть попросту боялся, и, поскольку время шло, всё же встал, перешагнул через скамью и направился в указанном направлении.       Пока он шёл по проходу между столами, в зале нарастал возбуждённый гул, словно кто-то из озорства палкой разворошил осиное гнездо. Вот и стол учителей, на данный момент представлявший собой нелепую пародию на детскую игру «Море волнуется», поскольку большинство профессоров замерли, как сидели, а одна так и не опустила ложку, с которой теперь обратно в тарелку капал яичный желток.       Всё это Юрка отметил за секунду, походя, сразу же обернувшись туда, где сидели свои. По лицу Сатрапа он чётко прочёл, что жить ему осталось минут пятнадцать, примерно то же читалось в мечущих молнии глазах Каркарова, так что Юрка не стал притормаживать для принятия поздравлений и быстренько выскользнул за дверь, тут же очутившись в небольшой комнате с портретами на стенах и громадным камином точно напротив двери.       Остальные чемпионы уже были здесь и теперь повернулись на шум открывшейся и закрывшейся двери, глядя на Юрку с одинаковым недоумением.       Первым пришёл в себя Виктор Крам; оглядев мундир вошедшего и опознав в нём соученика и товарища по делегации, он сделал несколько шагов вперёд и спросил по-русски, но с сильным акцентом:       – Почему ты здесь?       Выдавать ему всю подноготную Юрке было не с руки, так что он ограничился тем, что сообщил – по-английски, чтобы слышали все:       – Я тоже участвую.       Крам недоумённо нахмурился, очевидно, заподозрив глупую шутку.       – Ты не можешь участвовать, - напомнил он так, словно об этом было легко позабыть. – Чемпион Дурмстранга я.       – А я и не от Дурмстранга, - отозвался в свою очередь Юрка и многозначительно поднял брови, давая понять, что при свидетелях этот разговор лучше не продолжать.       Между тем сами свидетели продолжали недоумённо переглядываться и в разговор пока что не лезли, но, судя по всему, терпение у них было на исходе, тем более что красномундирники то и дело в ходе диалога сбивались на язык, которого они не понимали.       – В чём дело? – внезапно спросила Флёр, обернувшись к дверям. – Надо вернуться в зал?       Отвлекаясь от назревающего спора, парни тоже заоборачивались, и Юрка к своему удивлению увидел неловко переминающегося на пороге Гарри Поттера – нипочём не узнал бы, если бы не круглые очки. В прошлый раз он его особо не разглядывал, но почему-то сейчас народный герой показался Юрке совсем тщедушным, хотя это могло быть результатом причудливой игры света и тени.       В коридоре вдруг послышался дробный стук шагов, и в комнату практически вбежал Людо Бэгмен. Юрка при этом испытал унизительное облегчение, поскольку точно знал, что на этот раз он за свою выходку словесными пенделями не отделается и теперь ждал пришествия Георгия Сергеевича.       – Невероятно! – воскликнул Бэгмен, схватив Поттера за руку. – Необычайное происшествие! Джентльмены… леди, - обратился он к чемпионам, подтаскивая Гарри к камину. – Позвольте представить вам, как бы удивительно ни звучало, пятого чемпиона, участника Турнира Трёх Волшебников!       Если до сих пор Юрка ещё держался, то теперь, вслепую нашарив позади себя спинку стула, сел, не смущаясь присутствием дамы. Стоявший рядом Крам окинул Поттера тяжёлым оценивающим взглядом, и его хмурое лицо окончательно потемнело. Седрик вопросительно переводил взгляд с Бэгмена на Гарри, как будто ослышался. Что до Флёр, то она взмахнула в воздухе блестящей волной волос и с улыбкой пропела:       – О-ля-ля! Очень весёлая шутка, мсье Бэгмен!       – Шутка! – Бэгмен ещё не пришёл в себя. – Да нет же! Какая шутка! У нас тут пять чемпионов вместо трёх! Имена Юрия и Гарри только что вылетели из Кубка.       Флёр в ответ нахмурилась.       – Это ошибка, - презрительно отчеканила она. – Школа не может выдвигать два чемпион. А он, - ткнула она точёным пальчиком в Гарри, - вообще не может соревноваться. Он ошшень маленький.       – Да, но случилось чудо. – Бэгмен потёр гладкий подбородок и улыбнулся Гарри. – Вы ведь знаете, возрастное ограничение наложили в этом году в целях безопасности. И раз имя Гарри выскочило из Кубка… думаю, теперь уже ничего нельзя поделать… Противоречит правилам. Вы обязаны… А Гарри придется приложить все усилия!       Юрка внимательно слушал и его внимание сразу привлекло то, что речь Бэгмен вёл преимущественно о Поттере, словно в остальном процедура отбора не вызывала никаких сомнений или претензий. Не то чтобы он был против на пару минут остаться без всеобщего внимания, однако долго так продолжаться не могло и рано или поздно кто-нибудь бы вспомнил, что в Турнире собрался участвовать представитель четвёртой школы.       Дверь позади них опять отворилась, и Флёр тут же негодующе возопила, от переизбытка чувств мешая французский и английский:       – Мадам Максим! Они говорят, что этот petit garçon тоже примет участие! И вот он тоже! Дурмстранг и ‘Огвартс выставлять deux чемпион!       Мадам Максим выпрямилась во весь исполинский рост, но гораздо больше Юрку интересовал Шахлин, который, ловко проскользнув под рукой великанши, приблизился к ученику и пальцами с такой силой сдавил ему загривок, что Юрка поморщился, но ни слова не сказал. Следом за ними в невеликую размером комнатку просочилась толпа народа, и вот уже с другого бока от Юрки возникла и вцепилась ему в руку Мариночка, где-то на периферии маячил Максим Юрьевич, но всех заслонила мадам Максим, которая, задев макушкой канделябр и раздув обтянутый атласом внушительный бюст как квакша, трубным гласом призвала:       – Дамблёдорр! Qu'est-ce que c'est? Что сие означает?       – Я тоже хотел бы это знать! – поддержал французов Каркаров, метнув ледяной взгляд на застывшего столбом Юрку. – Может, я плохо знаком с правилами?       С его губ слетел ехидный смешок, а мадам Максим опустила огромную, унизанную опалами руку на плечо Флёр:       – Импоссибль. ‘Огва‘гтс нельзя выставить двух чемпионов, это не есть сп‘гаведливо.       – Мы были уверены, Дамблдор, что запретная линия допустит к участию в конкурсе только учеников старших курсов, - пророкотал Каркаров с каменной улыбкой на тонких губах. – Иначе мы привезли бы сюда куда больше претендентов.       Слышать претензии от Каркарова, тем более такого рода, было полной дикостью, и Юрка едва не фыркнул, но указующая рука у него на затылке мигом ему напомнила, что для него самое интересное начнётся ровно в тот момент, когда они покинут эту полную народа комнату и останутся своим тесным кругом.       – Каркаров, это всё проделки Поттера, — вкрадчиво произнёс уже виденный Юркой профессор в чёрном, и глаза его при этом зло поблескивали. – Вины Дамблдора нет в том, что Поттер нарушил правила Турнира. Этот негодный мальчишка с первого дня появления в школе только и делает, что нарушает правила.       – Благодарю, Северус, - отчеканил Дамблдор, после чего повернулся к Поттеру и неожиданно вкрадчивым тоном уточнил: – Это ты, Гарри, бросил в Кубок своё имя?       Слегка нагнувшись к Юрке, Шахлин рыкнул сквозь стиснутые зубы:       – Так, пошли.       – Идём, Юра, - тихо подтолкнула его под локоть Марина Максимовна, - идём же, не стой!       Не отважившись спорить, Юрка бочком по краю протиснулся мимо возбуждённо гомонящих профессоров и позволил чуть не под руки вывести себя вон.       Он и не надеялся, что ребята вернутся на корабль, и они все были здесь – терпеливо ждали, когда закончится разбирательство и им объявят, что это была просто несмешная шутка. Скользнув взглядом по лицу заплаканной Женьки, Юрка испытал приступ угрызений совести, но всё же останавливаться не стал, широким шагом пересёк зал, потом холл и вышел из школы на воздух.       До самого корабля они молчали, по трапу тоже поднялись молча, но, стоило приблизиться ко входу на нижнюю палубу, где и располагались каюты, Юрка понял, что час расправы наступил.       Толчок в шею оказался такой силы, что Юрка, не ожидавший нападения, покачнулся и тут же почувствовал, как лестница катком рванула прочь из-под ног. Не успев даже взмахнуть руками, он полетел вниз, животом пропахав все ступени до единой.       – Гео, не смей!       Крик Мариночки ещё нёсся им в спины, но Шахлина было так просто не остановить ни криком, ни заклинаниями на грани запрещённых. За шиворот вздёрнув Юрку с пола как нашкодившего котёнка, он рывком распахнул дверь ближайшей каюты и втолкнул ученика внутрь, так что тот непременно снова бы упал плашмя, если бы боком не налетел на кровать, в результате приземлившись на пол в изножье, где так и остался сидеть.       – Гео!       Нависая над ним, Шахлин сгрёб Юрку за воротник и прорычал:       – Выпендрился? Международного скандала захотел? Ты посмотри на него, говно какое!       – Я не говно, - огрызнулся тот, и Шахлин снова замахнулся, но на этот раз удара не последовало, потому что его подхватили под руки, удерживая, старший Галлер и Раду, которые, видимо, только затем и проследовали на корабль, чтобы предотвратить назревающую драку.       – Георгий, успокойся! – потребовал Максим Юрьевич, когда Сатрап вывернулся из хватки и безопасности ради отошёл в другой угол, поскольку пришибить засранца хотелось до кровавой пелены перед глазами. – Виноватых будем искать потом. Сейчас наш долг – предотвратить скандал и не допустить срыва Турнира, который предполагает принудительную высылку учеников обратно домой. От такого клейма ни они, ни школы в жизни не отмоются, сам должен понимать.       Судя по тому, что больше не порывался накостылять Юрке по первое число, Шахлин это понимал и теперь оперся ладонями о спинку ближайшей кровати, тяжело и медленно выдыхая. Юрку к тому моменту уже коллективными усилиями подняли и усадили на кровать в противоположном конце каюты, так что теперь их с Сатрапом разделяло расстояние в неполный десяток шагов. Алёнка некоторое время стояла точно посередине каюты, не в силах разорваться надвое, но отчаянно желая это сделать, а после, приняв какое-то самоочевидное решение, взяла с тумбочки позади себя графин, налила воды в стакан и поднесла Шахлину, снизу вверх обеспокоенно заглядывая классному руководителю в лицо.       – Надо возвращаться обратно в замок, - заключил тот, возвращая Алёнке опустевший стакан и благодарно кивая. – Неизвестно, до чего они там могли договориться в наше отсутствие.       – Может, помочь чем, Георгий Сергеич? – окликнул стоявший над Юркой Костик, напряжённо морща лоб, и Шахлин отмахнулся:       – Чем тут поможешь… Ещё и не предупредили, помощники! – прибавил он, осклабившись, но тут голос подал Юрка, громко и чётко заявивший:       – Они не знали ничего. Я всё сам.       – Ой ли? – саркастически откликнулся Георгий Сергеевич, но лицо у него после этих слов чуть разгладилось, так что было ясно – поверил, пусть и не до конца. – Ладно, это мы после судить будем. Идёмте.       Кивнув, Галлер открыл дверь и посторонился, пропуская дочь. Юрка ринулся было сделать шаг в том же направлении, но Шахлин, порывисто обернувшись, рявкнул:       – Сидеть! И не дай Бог, Морозов! – погрозил он пальцем. – Не дай Бог, хоть шаг с корабля сделаешь – ноги вырву и спички вставлю! Прибил бы, были б мои силы… Марина, идём.       Втроём педагоги ушли, напоследок хлобыстнув дверью так, что стёкла иллюминатора задрожали. Понимая, что выхода у него нет, Юрка снова медленно осел на ближайшую койку. Вспышка адреналина потихоньку угасала, бурление в жилах уже не казалось таким острым, и уже сейчас он чувствовал, как его медленно, но верно начинает колотить.       На лица окруживших его ребят он старался не смотреть, так что скорее почувствовал, как Алёнка медленно села рядом и взяла его за руку, хоть это и стоило некоторых усилий.       Неизвестно, сколько бы продолжалась эта немая сцена, которой позавидовал бы гоголевский «Ревизор», но внезапно Вахтанг хлопнул себя ладонями по бокам и хмыкнул настолько явно, что на него тут же обернулись все присутствующие.       – Ну вы чего раскисли-то? Женька, а ну не реви! – потребовал он, с силой сдавив всхлипывающей девочке плечи. – У тебя брат – чемпион! Радоваться надо!       Конечно, это было всего лишь показной бравадой на потеху публике, но всё же Юрка позволил себе криво усмехнуться. Как бы они ни жили, как бы между собой ни собачились, Вахтанг оставался его другом, а потому сейчас получить поддержку именно от него было особенно дорого.       Схватившись за протянутую сверху вниз руку, он поднялся на ноги и порывисто обнял Горгасала, содрогнувшись от богатырского хлопка по плечу.       – Ну ты, Морозов, даёшь, - протянула Ника, качая головой. – И как тебе такое только в голову пришло?       – Меня больше волнует техническая сторона вопроса, - вмешался Ваня, поглядывавший на Юрку со странной смесью заинтересованности, восторга и опаски.       Оставшись единственным официально взрослым среди этих великовозрастных балбесов, Раду по головам пересчитал собравшихся и, привалившись плечом к закрытой двери, громко уточнил:       – Ну что, кто желает по бокальчику успокоительного на ночь? Местный лазарет угощает.       Бегло переглянувшись, Алёнка, Женя, Дима и Костик дружно подняли руки.       Первой из замка час спустя вернулась Мариночка – непривычно серьёзная, но и с хорошими новостями.       – Все настолько переполошились из-за Поттера, что вопрос о твоём участии временно отошёл на второй план, - сообщила она, отведя Юрку подальше в угол каюты и для верности наложив Заглушающие чары. – Но Каркаров рвёт и мечет, учти. Там сейчас Георгий Сергеевич с Максимом Юрьевичем разбираются, так что жди. И помни, что мы в любом случае на твоей стороне, ладно? – прибавила она совсем тихо, невесомым взмахом пригладив Юрке волосы на виске, и он послушно кивнул:       – Ладно уж, - поскольку ничего другого не оставалось. Хотел было спросить, что насчёт Шахлина и на чьей стороне он, но передумал. Хорошо, что не прибил под горячую руку, а там, может, и пронесёт.       Сам классрук вернулся ещё через час – злой, как чёрт, но вполне уравновешенный, так что у Юрки возникла робкая надежда, что как-нибудь ситуация всё-таки разрешится. Он до сих пор едва ли осознавал весь объём последствий собственного поступка, но смутно догадывался, что не всё так просто с этим Турниром, да и с Хогвартсом тоже.       – Что там решили, Георгий Сергеевич? – спросил Плетнёв, которого, очевидно, на части раздирало любопытство, и Шахлин коротко отозвался:       – Сейчас пойдём обратно. Морозов, причешись! Чемпионов будут инструктировать перед первым туром.       – Так и не удалось? – уронила руки Марина Максимовна. – Юра всё-таки будет участвовать?       – И он, и Поттер, - подтвердил вошедший в каюту следом Максим Юрьевич. – Первое состязание в конце ноября, так что времени на подготовку остаётся не так много.       – Я тоже пойду, - решительно объявила Марина и даже сделала шаг по направлению к двери, но её остановил Шахлин, властным, но вместе с тем аккуратным жестом простёртой руки отводя в сторону.       – Ты давай, не это… – начал он, но натолкнулся на предупреждающий взгляд Максима Юрьевича и быстро исправился: – Не встревай, когда мужики разговаривают. Иди вон, девчонок успокаивай и по кроватям раскладывай, а с парнями я сам разберусь.       Быстро оглянувшись на студентов, Мариночка скорчила ему рожицу, но всё же послушалась и повела девчонок в их каюту. На корабле остался и Максим Юрьевич – пошёл к себе в каюту, должно быть, – а Юрка с Шахлиным потопали обратно в замок, на ходу обсуждая и планируя, как им теперь быть. Вернее, говорил в основном Сатрап, а Юрка слушал и старался не пропустить ни слова.       – Ну, Кубок ты им навернул с концами, - первым делом заявил Георгий Сергеевич, пока они быстро шагали вверх по пригорку. – Не знаю, каким местом ты там колдовал, но артефакт осмотрели и признали, что его магическому контуру нанесён непоправимый вред. Потом ещё экспертизу проводить будут, чтобы всё официально, с печатями. Мы, конечно, никому не скажем, но на нас уже и без того думают все, от Крауча до Дамблдора.       – А этот, с глазом? – уточнил Юрка.       Странного вида мужик с деревянным протезом вместо ноги и с волшебным глазом вместо настоящего уже пару раз попадался ему на глаза и вызывал очень нехорошие предчувствия, хотя Юрка и не мог объяснить даже себе, с чем эти самые предчувствия связаны.       Шахлин, однако, его опасений не разделял и в самых лаконичных и ёмких выражениях описал, в каком месте он видел того мужика вместе с его глазом. Юрка в ответ сумел только кивнуть, решив для себя запомнить пару выражений на будущее.       – В общем, пока ты там ковырялся, - продолжал Георгий Сергеевич, неимоверным волевым усилием подавив волну рвущегося прямиком из души мата, - умудрился что-то расшатать и здорово облегчил работу тому, кто решил бросить в Кубок имя Гарри Поттера.       – Так он не сам бросал? – искренне удивился Юрка, и Сатрап пожал плечами:       – Говорит, что нет. Да у него бы и сил не хватило через запретную линию перешагнуть… Ну, это если по официальной версии.       В его голосе особой уверенности не было, и Юрка счёл своим долгом уточнить:       – Тогда с чего вообще взяли, что я Кубок испортил? Может, это вообще тот, кто имя этого Поттера бросал.       Они между тем добрались до дверей комнатки, где проходило собрание чемпионов, и Сатрап остановился перед дверью и повернулся к Юрке, чтобы дать последние ценные наставления.       – А вот сейчас рот закрой и молчи в тряпочку, - посоветовал он угрожающим тоном, - пока старшие говорить будут. Твоё дело малое – инструкции выслушал, покивал и ушёл обратно на корабль. А мне ещё с Каркаровым разбираться… Твою мать, - выпалил он и тоскливо поморщился. – Вот честное слово, напиши ты, что из Дурмстранга, и то вони бы меньше было!       Это Юрка как раз-таки понимал, но всё же не стал врать и напомнил:       – Я чужим именем называться не привык.       – Знаю, - к его удивлению кивнул Шахлин и, ощутимо дёрнув Юрку за пересекавший грудь ремень плаща, собрался и отдал команду: – В общем так. Будут с вопросами припирать – ты ничего не видел, ничего не знаешь, никаких бумажек не бросал, тебе вообще ни перьев, ни чернил не дают как болезному.       Такая позиция на поверку оказывалась самой здравой, и Юрка снова покладисто кивнул, однако после короткой паузы задал уточняющий вопрос, чтобы в случае чего не проколоться, если только ему вообще дадут рот раскрыть:       – А в Дурмстранге я как оказался?       – А вот тут всё официально, - неожиданно вкрадчивым тоном напомнил Шахлин. – Вы у нас по обмену учитесь как отличники боевой и политической, год уже проучились, ещё столько же проучитесь по госпрограмме. Документы все в порядке, надо будет – покажем уполномоченным лицам. А теперь шагай.       Он приоткрыл дверь, но почему-то не вошёл, а замер, не отпуская ручку и слегка наклонившись к образовавшемуся зазору. Не дожидаясь приглашения, Юрка последовал его примеру и услышал хриплый голос, с издёвкой вещавший:       – Пустая угроза, Каркаров. Ты не сможешь отозвать своего чемпиона. Как сказал Дамблдор, чемпионы связаны магическим контрактом. Хотят они или нет, им придётся участвовать в Турнире. Что, не согласен?       Раздался отчётливый стук, словно кто-то долбил деревяшкой по камню, и Юрка, опознав мужика с протезом, жестами показал Шахлину, кто это говорит, но тот лишь отмахнулся – мол, сам знаю, – и жестом указал на щель, чтобы Юрка не мешал слушать.       – Согласен? – между тем переспросил Каркаров. – Боюсь, я не совсем тебя понял, Грюм.       – Неужели? Тогда слушай. Всё очень просто. Кто-то опустил в Кубок имя Поттера, точно зная, что, выпади его имя, ему придётся участвовать в Турнире, пусть хоть небо обрушится.       – Значит, мсье успешно помог ‘Огва‘гтс откусить от одного яблока два раза, - вмешалась в диалог мужчин мадам Максим.       – Полностью с Вами согласен, - поддержал директрису Каркаров. – И я намерен подать протест в Министерство магии и Международную конфедерацию магов…       – Уж кому бы подавать протест, так это Гарри Поттеру, - прохрипел Грюм. – Но, смешно сказать, я ещё и слова от него не слышал.       – Ему чего делать п’готест! – плаксивым тоном воскликнула Флёр. – Палец пальцем не стукнул, и чемпион! Мы много месяц т’гудились, мечтали стать чемпион. Такая честь для всей школы. За тысяча галлеон многие готовы отдать их жизнь!       – А может, кто-то и хочет, чтобы Поттер отдал жизнь.       При этих словах Грюма Шахлин нахмурился, после чего бросил очередной косой взгляд на Юрку. Тот жестами попытался заверить учителя в полной своей непричастности, но Сатрап на все его трепыхания лишь закатил глаза и распахнул дверь шире, пропуская Юрку внутрь.       Обернувшись на звук открывшейся двери, Бэгмен радостно всплеснул руками:       – Наконец! Теперь-то мы можем проинструктировать наших чемпионов!       Однако их появление заметил только он, потому что Грюм и Каркаров, всё повышая и повышая голос, продолжали спорить, нисколько не смущаясь присутствием самого Поттера, который не вмешивался, а только вертел головой, переводя взгляд с одного спорщика на другого.       Каркаров между тем перешёл к прямым оскорблениям и заявил:       – Как всем нам известно, Грюм считает утро пропащим, не раскрой он к обеду полдюжины заговоров! Ему всюду мерещится опасность. Небось и студентам то же внушает. Мягко говоря, странное свойство для преподавателя, который учит, как защищаться от Тёмных Искусств. Но Вам, Дамблдор, конечно, виднее.       – Мне мерещится? – вновь захрипел Грюм. – Фантазия разыгралась? Да поймите, подложивший в Кубок имя Поттера обладает огромной волшебной силой!       – А как же доказательства, мсье? – всплеснула ручищами мадам Максим, и Грюм на мгновение повернулся к ней:       – Маг сумел обмануть предмет, обладающий исключительными магическими свойствами. Только мощнейшее заклятие Конфундус могло заставить Кубок забыть, что в Турнире должны участвовать всего три школы.       – Сдается мне, ты очень много об этом думал, - холодно заметил Каркаров. – Занятная гипотеза. А я тут недавно слыхал такую историю: ты вбил себе в голову, что один из подарков, которые ты получил в день рождения, – хитроумно замаскированное яйцо василиска!       – Да, существуют люди, умеющие раздуть из мухи слона, - согласился Грюм, и в его голосе прозвучала угроза. – Работа у меня такая: разгадывать замыслы тёмных сил, Каркаров. Тебе бы следовало об этом помнить…       – Аластор! – предупреждающе окликнул Дамблдор.       Грюм прикусил язык, но с удовольствием поглядывал на побагровевшего Каркарова.       – Нам неизвестно, как это могло произойти, - обратился директор Хогвартса к присутствующим. – Но иного выхода нет. В этом году в Турнире Трёх Волшебников будет участвовать пять чемпионов. И им ничего не остаётся…       – Но, Дамблёдорр…       – Дорогая мадам Максим, а Вам иной выход известен? Буду рад выслушать.       Но мадам Максим не проронила больше ни слова, немо клокоча от гнева. Впрочем, подобные эмоции читались на лицах большинства присутствующих. Один только Бэгмен был охвачен радостным спортивным азартом.       – Ну что ж, - он в предвкушении потёр руки и улыбнулся, - пора дать чемпионам соответствующие инструкции. Эта честь, Барти, предоставляется тебе. Не возражаешь?       Крауч кивнул, словно выныривая из собственных мыслей:       – Да-да… Инструкции. Первый тур…       Он подошёл к камину, и Юрка вдруг подумал, что чиновник тяжко болен. Во всяком случае, вид у него был весьма и весьма болезненный, но особо разглядывать Крауча было некогда, потому что пришло время принимать инструкции.       – Первый тур проверит вашу смекалку, - принялся за объяснения Крауч. – Мы не посвящаем вас в то, какое испытание вам предстоит. Для волшебника крайне важно действовать смело и находчиво в неожиданных обстоятельствах. Первый тур состоится двадцать четвертого ноября в присутствии зрителей и судейской бригады. Участникам Турнира запрещается принимать от учителей какую-либо помощь. Единственное оружие чемпиона – его или её волшебная палочка. По окончании первого тура вы получите инструкции для второго. Учитывая затраты сил и времени для подготовки к Турниру, чемпионы освобождаются от годовых экзаменов. По-моему, это всё, Альбус? – повернулся он к Дамблдору, и тот кивнул:       – Да, всё.       – Ну всё, пора и честь знать, - подтолкнул Шахлин, и Юрка первым зашагал к выходу, не прощаясь, по пятам преследуемый классруком.       Дамблдор, кажется, ещё пытался требовать продолжения банкета, даже предлагал директорам и учителям пропустить по кружечке на сон грядущий, но его уже никто не слушал: мадам Максим и Флёр быстро удалились, что-то лопоча между собой по-французски, следом отправились выглядевшие совсем растерянными Поттер и Диггори.       Юрка ожидал, что Виктор скажет ему хоть что-то, но тот пролетел мимо на такой скорости, что только полы плаща взметнуло сквозняком. Шедший следом Каркаров походя что-то бросил по-немецки, обращаясь к поджидавшей у дверей зала Марине Максимовне, и она, оторопело хлопнув ресницами, тут же с беспокойством обернулась к Шахлину.       – Ну как? Гео, ну что? Не томи!       – А то, Марина! – отрезал он. – Магический контракт заключён, так что придётся этому олуху Царя Небесного участвовать в турнире наравне со всеми.       Кажется, что-то такое она подозревала, но до последнего отказывалась верить, потому что по итогу не произнесла ни слова, а только прижала руку к гулко колотящемуся сердцу и взглянула на Юрку, медленно качая головой. Шахлин обернулся в ту же сторону и окинул подопечного взглядом, в котором всё же не было ненависти или презрения, а только глубочайшее недоумение, словно классрук вообще не понимал, как они все умудрились вляпаться в подобную историю.       – Карачун тебе, Морозов, - подытожил он, впрочем, без намёка на злорадство, и Юрка понуро кивнул:       – Знаю.       Иных слов, чтобы описать сложившуюся ситуацию, никто из присутствующих так и не нашёл.                    

***

      Наутро газеты взорвались заголовками.       Основных тем публикаций было две – вовлечение несовершеннолетнего Гарри Поттера в Турнир и попытка подлога со стороны Дурмстранга. Впрочем, об этом Юрка узнал уже сильно погодя, после обеда, а пока что он, проснувшись раньше своих соседей по каюте, набросил шубу и вышел на палубу, поморщившись от бившего в воду солнца. Погода, наконец, разгулялась, и было бы, наверное, классно прогуляться по территории в обществе друзей и посмотреть, что тут и как, но ноги отчего-то не держали, так что Юрка, опершись локтями о борт, посмотрел вниз, на колеблющееся озеро, и с горечью сплюнул в воду, надеясь, что хотя бы от этого станет легче.       – Не плюй в колодец, - посоветовали из-за спины, и Алёнка остановилась рядом с ним. – С добрым утром, чемпион.       – Привет, - со вздохом откликнулся Юрка и, коротко её поцеловав, так и не нашёл в себе сил отпустить. Больше всего на свете он боялся, едва ли признаваясь в этом самому себе, что после его выходки Алёнка от него отвернётся. Потому и потребовал признания в последний момент, когда ещё вот-вот – и мир опрокинется.       Ласково потершись лбом о его плечо, Алёнка чуть отстранилась и снизу вверх взглянула ему в лицо.       – Я бутербродов на камбузе урвала. Давай с тобой пройдёмся, - предложила она, и Юрка с облегчением кивнул.       Видеть он никого не хотел, но и оставаться в одиночестве было невыносимо, поэтому предложение Алёнки было как нельзя кстати. Отправив патронуса остальным, чтобы не волновались и не искали, они прихватили пакет с бутербродами и спустились по трапу корабля на берег.       – Женька только под утро заснула, пусть теперь досыпает, - сообщила Алёнка будничным тоном, когда они медленно зашагали по берегу, подпинывая сапогами мелкие камешки. – Всё порывалась пойти проверить, как ты там и не пришёл ли Шахлин тебя в ночи добивать.       – Чего бы он мне сделал? – удивился Юрка, и она покачала головой, глядя под ноги:       – Ты не видел, как всё со стороны выглядело. Конечно, она перепугалась. Я сама…       Она не договорила, поперхнувшись вздохом, и Юрка остановился на полушаге, суетливо обернувшись, и с ужасом увидел у неё на глазах слёзы.       – Лёлик, ну чего ты… – растеряно пробормотал он, сдавив её руками так, что самому стало больно. – Прости меня, дурака. Не плачь, со мной всё хорошо!       – Юра, ну ты не понимаешь, что ли? – всхлипнула она ему в воротник шубы. – Ничего ещё не началось по-настоящему. Кто может знать, что там будет дальше, если даже до первого этапа ещё почти месяц?       Тяжело вздохнув, Юрка прижался щекой к её вздрагивающей макушке и признал:       – Я не знаю. Может, у Пашки с Женькой спросить? Пусть вдвоём посмотрят, чего там.       Он говорил запросто, всего-навсего озвучивая первую пришедшую в голову мысль, и Алёнка вымученно засмеялась, отстраняясь и вытирая глаза тыльной стороной ладони.       – Дурачок, - укорила она, умильно округляя губы на выдохе. – Ну что ты смеёшься? Юра, это же очень серьёзно.       – Знаю, - согласился он, наморщив лоб и, посмотрев вдаль, на оставшийся позади корабль, негромко окликнул: – Лёка… А этот… Он где был вчера?       Она могла этого и не знать, впрочем, и сперва даже не поняла, о ком он, но всё же смекнула и ответила:       – Сначала с нами в зале. Постоял под дверью, чуть послушал и ушёл. Я его с тех пор не видела… Так это из-за него? – догадалась она, мгновенно бледнея лицом. – Это из-за него ты всё это затеял?       Юрка молчал, прикусив губы и отведя глаза, и Алёнка без укора покачала головой. До сих пор она и не подозревала, что рана у него на сердце настолько глубокая, но оказалось, что он переживает приключившееся двадцать лет назад предательство гораздо острее, чем хочет показать. С другой стороны, это было и хорошо. Таким она любила его ещё сильнее.       – Иди сюда, - поманила она прерывающимся шёпотом, и Юрка обнял её, так что ей даже пришлось привстать на цыпочки, чтобы дотянуться. – Хороший мой... Ну что ты хотел ему доказать?       От тихого укора в её голосе Юрку пробрала унизительная дрожь, и он лишь сильнее вжался лицом в Алёнкино плечо, выдохнув:       – Я не знаю.       Он в самом деле не знал и не понимал, что заставило его бросить собственное имя в Кубок и как ему вообще это удалось, но факт оставался фактом – теперь он участвует в Турнире Трёх Волшебников наравне с Крамом и прочими чемпионами, которые долго готовились и в самом деле хотели победить. А сам он надеялся лишь на то, что душившая его обида со временем если не пройдёт окончательно, то станет хоть немного тише.       Он ни за что не смог бы всё рассказать Алёнке, потому что даже облечь собственные терзания в словесную форму казалось непосильной задачей, но она, наверное, и сама что-то такое поняла, потому что крепче обхватила Юрку руками и, уткнувшись губами ему в висок, прошептала:       – Всё пройдёт, Юрочка. С тобой всё будет хорошо, я это точно знаю.       – Откуда? – горько усмехнулся он, но она настояла:       – Знаю и всё тут. По-другому и быть не может.       Раздавшийся поблизости шорох не заставил их разжать руки, но Юрка, вскинув голову, вперился настороженным взглядом в ближайшие прибрежные кусты, оказавшиеся теперь от него по левую руку. Там что-то невнятно копошилось среди полуголых веток, и прежде, чем он успел окликнуть, по ту сторону кустарника показалась незнакомая ему женщина в изумрудно-зелёной мантии и круглый низенький мужичок, взваливавший на плечо что-то, отдалённо напоминавшее штатив.       – Это камера у них? – догадалась Алёнка, и Юрка, схватив её за руку, потащил к кораблю, не тратя время на объяснения. – Юра, подожди! Да куда ты меня тащишь?       – К Сатрапу, - бросил он и, достигнув корабельного трапа, слегка подтолкнул Алёнку, чтобы забиралась первой. – Я, может, и дурачок, но ему лучше знать о таких вещах.       Было воскресенье, и учителей они застали в самом разобранном виде. Вернее сказать, что Шахлин был просто без галстука, зато Марина Максимовна сидела за выставленным в центр каюты столом в ночном халате серебряного шёлка до пола и пила кофе с таким наслаждением, что Юрка, никогда не питавший любви к горькому напитку, внезапно тоже захотел опрокинуть чашечку – исключительно для прояснения сознания.       Выслушав жалобы и подозрения учеников, по сути сводившиеся к единственной фразе Юрки «Там в кустах баба какая-то, и при ней мужик с фотоаппаратом!», Шахлин с видимым неудовольствием оторвался от завтрака и, повернувшись на стуле, уперся локтем в край столешницы и потребовал:       – Давай ещё раз и в подробностях.       – Ну мы на берег сошли, а там… – начал Юрка, на что тут же последовал резонный вопрос:       – А вам что, кто-то разрешал покидать корабль? Я ещё спрошу, что вы в тех кустах делали! – пригрозил Шахлин, поднимаясь на ноги, и неожиданно ему ответила Алёнка:       – Допустим, целовались, а что?       Марина тихо хихикнула в поднесённую ко рту чашку, а Георгий Сергеевич окинул подопечную таким взглядом, что было кристально ясно – подобной реплики он ожидал от кого угодно, но только не от неё.       – Олонец… – протянул он, едва борясь с инстинктивным желанием прижать ладонь к сердцу. – И ты туда же!       – С кем поведёшься, - пожала плечами Алёнка, глядя ему в лицо с совершенно женской, взрослой усталостью, но всё же отвернулась на мгновение, быстро показав Юрке язык.       Вздохнув и с явным сожалением оглянувшись на недоеденную яичницу, Шахлин протянул руку за висевшим на спинке кровати мундиром и принялся одеваться.       – Ты куда? – тут же встрепенулась Марина Максимовна.       – Сейчас приду.       – Гео, это не ответ на вопрос «куда»!       – Куда-куда! На Кудыкину гору! – огрызнулся он и, наконец, ответил нормально: – К Дамблдору, чтоб его. Пусть вызванивает этих министерских индюков – может, ещё получится всё поправить. Хоть журналюгам этим вход на территорию школы ограничить, прости Господи.       Не прибавив больше ни слова, он прихватил шубу и быстро вышел за дверь.       – Такой он, наш Георгий Сергеевич, - вздохнула Марина, глядя ему вслед. – Никогда не сдастся, ни за что.       При этом выражение лица у неё было такое откровенно влюблённое, что Юрке даже стало неловко, и он, почесав в затылке, неловок пробормотал:       – Ну мы это… пойдем?       – Давайте, - одобрила Галлер, взмахнув тонкой ладонью. – А то мне сейчас идти Георгия Сергеевича спасать, а я в полном дезабилье.       Пятясь спиной, как рак, Юрка первым вышел в коридор и тут же на кого-то налетел, охнув от неожиданности. Ему потребовалась секунда, чтобы понять, что это Крам.       Несколько мгновений они смотрели друг на друга, стоя лицом к лицу, но, наконец, Виктор, бросив взгляд на закрытую дверь учительской каюты, произнёс:       – Это было недостойно с твоей стороны.       – А со стороны дирекции школы достойно отрезать путь к победе всем, кроме тебя? – уточнил Юрка, чувствуя себя виноватым, как ни крути. – Я против тебя, Виктор, ничего не имею, и резоны у меня участвовать свои, но всё это очень нечестно.       У Крама вдруг стало такое лицо, словно он в глубине души был с Юркой согласен, но он всё же промолчал и, кивнув Алёнке в качестве приветствия, разминулся с соперником и первым зашагал к лестнице на палубу.                    

***

      Пробудившись в начале седьмого утра, Григорий Алексеевич как всегда вытянул руку на правую сторону кровати, но неожиданно не ощутил привычного живого тепла, вместо этого нащупав только гладкую пустую простыню и холодок утреннего воздуха. С трудом разлепив глаза пальцами, он сел, почесал всклокоченную со сна голову и оглядел полутёмную спальню, с прискорбием убеждаясь, что жене опять не спится.       С того самого дня, как дети уехали за границу, Ольга Петровна лишилась сна и покоя, одинаково сильно переживая за сына и дочь – так она говорила, по крайней мере, но Григорий Алексеевич подспудно чувствовал, что все её страхи и боль беспокойным коконом пульсируют вокруг Юрки. Это было понятно и даже извинительно, любая мать бы на стенку лезла, но всё же Григорий Алексеевич предпочёл бы, чтобы жена не принимала мелкие семейные дрязги близко к сердцу. Он и сам переживал, конечно, но по потолку бегать не спешил, в глубине души лелея надежду на то, что дети у них взрослые и как-нибудь смогут вернуться домой целыми и здоровыми. Ещё и с магнитиками.       Натянув треники и прихватив с письменного стола сигареты, он вышел на кухню, где и обнаружил жену: подобрав ноги и запахнув полы халата на острых коленках, Ольга Петровна сидела на табурете и смотрела в окно с таким напряжённым вниманием, что даже не сразу заметила присутствие мужа и вздрогнула, когда он окликнул её по имени.       – Ты чего не спишь? – переспросил Григорий Алексеевич хриплым со сна голосом, и Ольга Петровна покачала головой.       – В квартире так пусто, - пожаловалась она, пальцем осторожно подталкивая свисавшую из кружки нитку чайного пакетика. Кружка, впрочем, была полна, вот только чай давно остыл, опытным взглядом оценил Григорий Алексеевич. – Вроде бы и уехали, как обычно, а такое чувство, будто здесь детей никогда и не было.       Подойдя ближе, он обнял жену за плечи и ласково укорил:       – Ну чего ты… Всё с ними нормально будет. Взрослые ведь уже, глупостей не натворят.       – Не знаю, Гриша. – Она снова покачала головой и тронула тыльной стороной ладони собственные бледные щёки. – Просто сердце за них болит, и ничего ты с этим не поделаешь.       На озвученную жалобу Григорий Алексеевич отреагировал со свойственной ему практичностью и, почесав в затылке свободной рукой, посоветовал:       – Так если сердце, это того, к целителям надо. А то мало ли, - прибавил он с самым неподдельным беспокойством, и Ольга Петровна ловко сменила тему, напомнив:       – Тебе самому к целителям надо. Ожог-то заживает, но медленно.       Бросив быстрый взгляд на собственное левое предплечье, где до сих пор розовела разверстая полоса, – ровно там, куда угодила петля заклятия, – Григорий Алексеевич привычно отмахнулся:       – Та ладно, заживёт, как на собаке! Я уж и забыл.       – Нельзя так, Гриша, - укорила Ольга Петровна. – За здоровьем следить надо, мы с тобой об этом говорили много раз.       – Так а нафиг мне моё здоровье, если у тебя его не будет?       Ольга Петровна в ответ лишь покачала головой. Вот ведь, признаний не добьёшься даже под угрозой заклинаниями, но иной раз как выпалит, сам не понимая, так просто сердце заходится в приступе любви и нежности. И главное – Юрка точно такой же! Ох и намается его возлюбленная без красивых слов. С другой стороны, девочки сейчас такие, что им оно и не надо, может быть, – на работе насмотрелась так, что с души воротит.       Благодарно усмехнувшись, она привстала и поцеловала мужа в уголок рта, предложив в качестве компромисса:       – Котлеты будешь? Я разогрею.       – А давай котлеты, - махнул здоровой рукой Григорий Алексеевич. – Огурцов открыть?       – А давай, - согласилась Ольга Петровна и, опираясь на предложенную ладонь, поднялась на ноги.       Однако, не успела она наклониться к холодильнику, как во входную дверь сначала позвонили, а потом, практически тут же, постучали – причём, судя по звуку, ногой.       – Это кого это в такую рань? – забеспокоилась Ольга Петровна, запахнулась и пошла открывать, а Григорий Алексеевич пожелал ей вслед:       – Если это снова Синичкин, шли его лесом!       Привычно отмахнувшись, Ольга Петровна отперла замок, и в квартиру Морозовых буквально ввалилась Оксана Геннадьевна. Вид у обычно собранной и степенной дамы был такой, что Ольга Петровна переполошилась против воли: пальто нараспашку, волосы вроде и заколоты, но кое-как, а на лице ни грамма косметики.       – Всё спите? – осведомилась Оксана Геннадьевна, взмахнув в воздухе рукой с зажатой в ней газетой. – Тут такое! Павлик в командировке в Подольске, наверняка на видел ещё… Я сразу трансгрессировала, как увидела!       Под напором неуёмной энергии Ольга Петровна отступила вглубь прихожей и ждала, когда поток иссякнет, не понимая, что произошло и как стоит реагировать. С матерью Алёнки они общались довольно неплохо, но поверхностно, при встрече вполне могли обсудить школьные новости, но на этом всё, так что такой визит был не тем, чего стоило ожидать.       – Здрасте вам, - первым пришёл в себя Григорий Алексеевич и, метнувшись в спальню, минуту спустя вернулся обратно, уже в футболке.       Оксана Геннадьевна между тем уже успела войти в прихожую и, сбросив нарядные коричневые сапожки, как была в пальто подошла к Ольге Петровне и протянула той газету.       – Гляньте, что делается, - присовокупила Оксана Геннадьевна, и она, всем сердцем предчувствуя беду, развернула периодику.       Газета оказалась иностранная – написано было по-английски, а по верху страницы бежала золотистая движущаяся надпись «Ежедневный пророк». Но раньше, чем Ольга Петровна сумела как следует вчитаться в текст передовицы, её взгляд упал на волшебную фотографию в самом центре, и сердце у неё тут же упало, содрогаясь в корчах.       – Ой, Юрочка...       Медленно выдохнув, она привалилась плечом к стене – не держали ноги, и Григорий Алексеевич поспешил её поддержать, осторожно вынув из судорожно сжатых пальцев многострадальную газету. Глянув на желтоватую бумагу и осознав, что сам ни бельмеса не поймёт, он строго попросил:       – Олька, ну-к, переведи.       Хлопнув себя ладонями по щекам и худо-бедно собравшись, Ольга Петровна принялась вслух переводить на русский текст статьи, согласно которому их сын, Юрий Морозов, в обход всех правил влез в проводимый в Великобритании Турнир Трёх Волшебников и теперь являлся официально избранным чемпионом от школы «Колдовстворец». Ниже шла пара абзацев про какого-то Гарри Поттера, которого вроде как тоже включили в число чемпионов, но Григорий Алексеевич дальше слушать не стал, махнув рукой жене, которая последние фразы договаривала со слезами на глазах. Ох, детки…       Наморщив лоб, он повернулся к нетерпеливо дожидавшейся реакции Оксане Геннадьевне и сурово подвёл итог:       – Оно, конечно, спасибо за беспокойство, но с сыном мы сами разберёмся.       – Да с каким сыном, - отмахнулась Оксана Геннадьевна и, выхватив газету и подняв на уровень глаз, ткнула пальцем в самый центр фотографии. – Это-то куда?       Прищурившись от усердия, Григорий Алексеевич присмотрелся к снимку, наконец, не воспринимая, а анализируя. То, что на фото их Юрка, он сразу понял, но только теперь заметил, что, пытаясь убежать от фотографа, сын спиной закрывал кого-то очень знакомого. Девушка, что ли? Невысокого роста, значит, не Женька – и то хлеб. Из-под рукава мелькнул тёмный завитой локон, мочка уха с искоркой серёжки… Ну, понятно.       В принципе, ожидаемо, это он вынужден был признать. Жаль только, что узнать о том, что у сына появилась девушка, пришлось именно так и именно сейчас.       – Разберёмся, сватья, - заверил Григорий Алексеевич, и Ольга Петровна, в каких бы расстроенных чувствах ни была, призвала к порядку:       – Гриша!       – Ну шо «Гриша»? – переспросил он, разведя руками. – Как будто они нас спрашивали!       Препирательства на этом можно было считать исчерпанными, и Григорий Алексеевич обернулся к Оксане Геннадьевне, предложив:       – Давай-ка по чайку. Заодно и расскажешь, во что наш оболтус ввязался.