Волчья шкура

      Проведя добрую половину прошедшей ночи в бессонных метаниях, к утру Юрка всё же созрел на то, чтобы подключить к непростой ситуации парней. Он кристально ясно понимал, что теперь, оказавшись в замкнутом пространстве сразу со своей бывшей и нынешней девушками, он рискует нажить себе очень крупные неприятности, потому что Ксюша уже была в составе делегации и никуда деваться не собиралась, так что оставалось лишь с замиранием сердца ожидать, какая муха укусит её в другой раз. И то сказать, за себя Юрка не переживал совершенно – ему-то к дрязгам было не привыкать. Но могла пострадать Алёнка, и он одной мысли об этом он готов был на стенку лезть, потому что угроза была пусть и невнятная, но от этого менее явной становиться не желала.       Парни, внимательно выслушав откровения невезучего товарища, дружно почесали в затылках, потому как ситуация была со всех сторон нестандартная даже по меркам Юркиной биографии.       – Провокации боишься? – догадался Костик, и тот угрюмо кивнул.       В себе и собственных пристрастиях Юрка был уверен железобетонно, но какая-нибудь некрасивая подстава была настолько в духе проклятущих Ксюшиных сериалов, что поневоле на ум приходили лишь самые безрадостные варианты развития сюжета.       – А ты ей когда в трусы лез, ты чем думал? – неласково осведомился Вахтанг, приглаживая волосы перед вправленным в дверь зеркалом, но Костик за друга вступился и урезонил:       – Ну, расстались и расстались, бывает. То есть, вы теперь с Алёнкой точно встречаетесь? – уточнил он ради пущей ясности, и Юрка снова кивнул с понурым, но в то же время довольным видом:       – Угу.       – Вот и встречайтесь, - одобрил он, поднимаясь на ноги и опуская подкатанные рукава рубашки, но всё же не удержался и осчастливил друга советом: – А вообще лучше бы тебе об этом поговорить с самой Алёнкой. Мы-то, конечно, подстрахуем, но неплохо было бы для начала установить полную гласность.       От такого предложения Юрка вконец обалдел и только и смог выдохнуть, подкрутив пальцем у виска:       – Ты чего, вообще того?       – Этого, - передразнил Костик, но почти тут же вернул себе прежний строгий тон: – А держать Алёнку в неведении как минимум подло. Кто знает, что эта твоя Ксюша способна выкинуть? Ты сам сказал.       Об этом Юрка сперва и не подумал, но теперь практически моментально уверился в том, что Костик прав. Значит, придётся сдаваться. А как о таком скажешь? Взревнует ещё на пустом месте... Хотя тут он вовсе не был уверен, потому что до сих пор они с Алёнкой только пытались освоиться с тем, что всё так, а потому наверняка о них двоих нельзя было сказать решительно ничего. Только и оставалось уповать на то, что она девчонка умная и как-нибудь всё само утрясётся. Хотя хотелось бы, конечно, чтобы не как-нибудь, а хорошо.       Повернувшись и смерив его пристальным взглядом, в котором отчётливо читалась плохо скрываемая жалость, Вахтанг наклонился и похлопал Юрку по плечу, посоветовав:       – Ты, братское сердце, не переживай. Алёнка у нас умница, - прибавил он так, словно способен был прочесть Юркины мысли, - всё поймёт. Тем более, что тебя и упрекнуть-то не в чем – не ты же её сюда тащил.       После этих слов Юрка невольно приободрился, так что и купе покидал с полегчавшим сердцем.       Но прежде мучительного объяснения с Алёнкой ему предстояло выдержать нелёгкую беседу с Ваней; Белозёров перехватил его прямо в тамбуре, на выходе из купе, и, не откладывая в долгий ящик, сообщил:       – Юр, тут такое дело... Про Ксюшку.       Кивнув, Юрка вслед за Ваней отошёл в сторону от дверей и принялся ждать, что же ему скажут. Ему сразу бросилось в глаза, что Белозёров как-то странно мнётся, покашливает и беспрестанно почёсывает тыльную сторону запястья, словно ему самому не по душе был зарождающийся диалог, так что у Юрки зародилось очень нехорошее подозрение, что простачка Ваньку с ним поговорить заставили против воли.       – Ты это... Ты ж знаешь, что она теперь с моим братом встречается? – безо всякой надобности уточнил Ваня, и Юрка машинально кивнул.       Значит, всё-таки Димка Белозёров, не ошибся он тогда в собственных предположениях... Хватала, кто первый под руку попался, или великая любовь вдруг проснулась? Ответа Юрка знать не хотел и неимоверным волевым усилием заставил себя прислушаться к тому, что говорит Ваня.       – Ну ты там это... – выдавил он, неопределённо покачав ладонью в воздухе. – Смотри, чтобы всё.       Отметив, что изящные формулировки у них в семье – точно не конёк, поскольку и Димка становился красноречив лишь в сильном подпитии, Юрка в том же духе откликнулся:       – А я чего? У меня вон, - махнул он рукой в ту сторону, где располагалось купе Жени и Алёнки, тем самым заранее заверяя Ваню в полной своей непричастности к любому кипишу с участием Ксюши. Тот, объяснением вполне удовольствовавшись, протянул ладонь, которую Юрка с радостью и облечением пожал.       Впрочем, это маленькое прояснение ситуации нисколько не помогало с тем, как объяснить всё самой Алёнке, потому что с Ваней всё же было проще – хотя бы потому, что он был парнем, причём парнем толковым, хоть и сильно невезучим. Как донести всё до собственной девушки (при этой мысли у Юрки даже в груди затрепетало), чтобы не оскорбить и не ранить, он пока что не знал, но придумать хоть что-то требовалось максимально быстро.       Времени до завтрака оставалось всего ничего, уже хлопали по всей избушке дверцы купе, а в дальнем конце тамбура отчётливо слышался сиплый спросонья голос Сатрапа. Как никогда ясно понимая, что идиллические картины возможного будущего вот-вот накроются медным тазом, причём с жутким грохотом, Юрка, в конце концов, решился и, протиснувшись мимо спешившей в сторону вагона-ресторана Мариночки, подошёл к двери купе и громко постучал.       – Юр, входи! – пригласил изнутри голос сестры, и он, на мгновение зажмурившись, дёрнул дверь в сторону и шагнул через порог.       Внутри царил хаотичный, почти что самумный разгром: с места было сдвинуто всё, что не приколочено, одежда выброшена из сумок и чемоданов, ярким клубком возвышаясь на койке, втиснутый под окно столик был завален косметикой и пузырьками с зельями, а посреди этого безобразия, так и эдак поправляя перед увеличенным зеркалом нежно-зелёную кофточку, стояла Женя. Алёнка была тут же и, сидя на собственной кровати в позе индийского йога, старалась особо не отсвечивать, наблюдая за подругой с выражением полнейшего удовлетворения.       Оглядев лежащее в руинах купе, Юрка хлопнул глазами и вместо утреннего приветствия тихо выпалил:       – Вы чего тут?       – На завтрак собираемся, - оповестила Женя, перекладывая завитые на концах волосы с правого плеча на левое. Оторвавшись на мгновение от собственного отражения, она чмокнула брата в щёку, весёлым щебетом уточнив: – А ты чего в такую рань? Тебя не укачало?       Мотнув головой, поскольку неслась по городам и весям избушка на удивление гладко, Юрка снова огляделся, сложил два и два и, наконец, смекнул, с чего это сестра так старательно прихорашивается.       – Что, опять к Сероже с утра пораньше? – уточнил он, и Женя, хоть и покраснела, смело откликнулась:       – Да, именно!       Показав брату язык, она снова перед зеркалом двумя взмахами взбила волосы, после чего задрала нос к самому потолку и гордо прошествовала прочь из купе, лишь чудом не запнувшись о порожек.       – Под ноги смотри! – со смешком напутствовал Юрка, и Алёнка покачала головой:       – Ну что ты её кусаешь? Пусть поступает так, как считает нужным.       – Ага, ещё чего, - откликнулся он, плотнее закрывая дверь и садясь рядом с ней на разорённую койку. – Она дел наворотит, а мне что – стой и смотри?       – Ну каких дел, Юра? – вступилась за подругу Алёнка, глядя с ласковым укором. – Что у нас Женька, вообще без мозгов? Да и мы в случае чего вмешаемся. Этот её Серёжа даже пикнуть не успеет, ты же знаешь.       Такое заверение звучало многообещающе, и Юркин напряжённый лоб чуть разгладился, но всё же до полного умиротворения ему было ой как далеко.       – Горгасал на стенку лезет, бедняга, - пробормотал он, и Алёнка грустно кивнула, поправив сползшую бретельку пижамной маечки:       – Вижу. А что поделаешь? Не всегда мы любим тех, кто любит нас.       – Прям «любит», - передразнил Юрка с коротким вздохом, и она опустила ресницы, соглашаясь:       – Мне кажется, что да... Посмотрим.       Пожав плечами, она потянулась, взяла со столика собственную палочку и плавно повела в воздухе, так что разбросанные Женей вещи воспарили под самый потолок и принялись складываться аккуратными стопками, после чего пикировали прямо на прежнее место в чемодан. Понаблюдав немного за цветастой трикотажной круговертью, она удовлетворённо вздохнула и заметила:       – Марина Максимовна сказала, как приедем, нас сразу на примерку отведут и закажут форму, какая полагается в Дурмстранге. Она эскизы показывала – красиво так... Плащи с мехом, для мальчиков мундиры... Тебе пойдёт, мне кажется.       Сам Юрка себя в мундире слабо представлял, но не нашёлся, что возразить, однако Алёнка его молчание восприняла по-своему и, заклинанием сунув в сумку последнюю пару носков, отложила палочку и окликнула:       – Ты чего такой притихший? Всё в порядке?       Это был тот самый момент, когда нужно было резать правду-матку, и Юрка, собрав все невеликие остатки мужества в кулак и не сводя расфокусированного взгляда с её обтянутых скрипучим кофейным шёлком коленей, выпалил:       – Лёка, мне тебе сказать надо. Понимаешь, я не знал, но в делегации от уральского филиала... Может, и знаешь ты её... Есть такая Ксюша Одинцова.       – Допустим, - уклончиво откликнулась Алёнка, поскольку не могла точно связать это имя с образом кого-то из девочек. Вроде бы рыжая – это девушка Стаса, припомнила она, но особой уверенности не испытывала. А между тем Юрка так отчаянно краснел и бледнел, что поневоле в голову закрадывались очень нехорошие подозрения, так что она не сдержалась и поторопила: – И что с того?       – Ну-у... как бы тебе...       – Юра, не темни, - потребовала она, не на шутку переполошившись. – Что с этой Одинцовой?       – Ну... Понимаешь... Онамоябывшая, - выпалил он, наконец, так что от поспешности все слова слились у него во рту в один бестолковый жующий звук.       Удивлённо порхнув ресницами, Алёнка скрестила руки на груди, на мгновение подняла глаза на дверь, за которой осталась гипотетическая угроза, после чего вновь повернулась к Юрке и уточнила:       – Вот эта кудрявая?       – Угу, - буркнул он, не поднимая глаз, но всё же справился с собой и пламенно заверил, всплеснув руками: – Лёлик, я с ней расстался! Ещё до тебя, честно. То есть, мы вообще всё!       Некоторое время она продолжала смотреть на него слегка искоса, но без недоверия, а после, наконец, уверившись в Юркином полнейшем раскаянии, пожала плечами и кивнула:       – Ладно. Спасибо, что предупредил.       Не веря своему счастью в том, что всё так быстро и благополучно разрешилось, Юрка с опаской уточнил:       – То есть – ладно?       – Ну, бывшая и бывшая, - объяснила Алёнка, слегка манерно приподнимая брови – жест, которого Юрка раньше за ней не замечал. – Ты же сам сказал, что всё. Вообще всё.       Последнюю фразу она прибавила, чуть приметно покусывая губы, и Юрка, догадавшись, что она его просто дразнит, вздохнул с невероятным облегчением, но всё же с неловкой улыбкой попенял:       – Ну чего ты... Я же серьёзно.       – И я серьёзно, - откликнулась Алёнка и, не переставая улыбаться, подсела ближе, потянулась всем телом и коротко поцеловала его, а после тихо прибавила, суетливо и нежно приглаживая ему воротник футболки: – Ну, была и была, нам-то что? Прошлое потому и называется прошлым, что прошло, Юра. Договорились?       – Договорились, - кивнул он, кончиками пальцев осторожно отведя в сторону щекотавшую ей лоб прядку, и, чтобы положить конец неприятному разговору, спросил: – Женька-то как, в сознании?       Алёнка, рассмеявшись, коротко закатила глаза:       – Полночи спать не давала, болтушка. Пришлось докладывать по всей форме.       Говорила она, впрочем, без сожаления, так что стоило надеяться, что потрясение оказалось не таким сильным, как он мог бы вообразить. Рассуждать подобным образом было малодушно, но всё же Юрка искренне был рад, что не пришлось разговаривать с сестрой самому, рассуждая так, что девчонкам между собой всё-таки проще договориться.       Всё то время, пока он раздумывал, Алёнка молчала, в задумчивости закручивая вытрепавшуюся нитку у него на вороте. Что-то бродило у неё в голове, бойкие мысли отскакивали от стенок черепной коробки с тихим гулом и, кажется, физически слышным мелодичным звоном, но в конце концов она тихо окликнула:       – То есть, у тебя с этой Ксюшей точно всё?       – Да точно, говорю же, - заверил Юрка, в глубине души опасавшийся иных, куда более сложных вопросов, а Алёнка между тем не унималась и с изменившимся лицом задала новый уточняющий вопрос:       – И вот ты её увидел – и ничего не ёкнуло?       Понимая, что без откровений сегодня точно не обойдётся, Юрка почесал в затылке, но всё же совладал с собой и признался со всей откровенностью:       – Ёкнуло, - так что Алёнка в секунду побелела как полотно, но он этого не заметил, судорожно подбирая слова: – Я побоялся, что она всё испортит, когда у нас всё так хорошо.       С её губ сорвался вздох неподдельного облегчения, и она, коротко качнув головой, с заминкой исправила:       – Юра, я не в том смысле.       Недоумённо нахмурившись, он и не сообразил сперва, какой тут ещё может быть смысл, а, смекнув, наконец, страшно оскорбился – вот, девчонки! Это же надо, заподозрить его в том, что он, имея ещё какие-то там остаточные чувства к Ксюше, закрутил любовь с Алёнкой! От такого вероломства Юрка чуть было не отреагировал соответствующим образом, но тут же сам себя усмирил и урезонил – а что ей ещё было думать? От таких откровений с утра пораньше и умом тронуться недолго, так что оставалось только диву даваться, как это Алёнка не раскричалась, что умела превосходно. И он хорош – нашёл тоже время, дурак...       – Да ты... Лёка, да ты чего! – выпалил он в результате, горько всплеснув руками. – Нет, конечно! Я же тебя люблю, ну чего ты...       – Правда?..       Признание вырвалось у него словно против воли, но на попятный Юрка идти бы и не подумал, хотя вообще был не большим любителем откровенничать с кем бы то ни было... Но это же была Алёнка. Его Алёнка. Перед кем ему ещё душу выворачивать, как не перед ней? Вон ведь, как смотрит. И такая вокруг них была в эту секунду тишина, что Юрке на секунду почудилось, будто он слышит, как грохочет пульс в её ладони, которую он крепко и нежно сжимал.       На мгновение он всё же задумался о том, а не слишком ли все быстро и просто, но одёрнул сам себя и весомо подытожил – в самый раз.       – Да, правда, - подтвердил он, понимая, что в таком деликатном разговоре простым кивком никак не отделаешься.       Покраснев до корней волос, Алёнка прикусила губу в заведомо провальной попытке сдержать улыбку, но всё же склонила голову чуть набок и с весёлым прищуром уточнила:       – Очень?       – Осень-осень, - передразнил он, наморщив нос, и она хихикнула в ответ, но почти тут же опустила ресницы и тихо предупредила:       – Юра... Я тебя сейчас кое о чём попрошу, хорошо?       – Давай, - без сомнений разрешил он, не понимая, с чего она вдруг так засмущалась, и Алёнка, свободной рукой заправив разбегавшиеся по плечу локоны за ухо, попросила:       – Ты забудь о том, что Женька говорила, ладно? Она ведь тебе рассказывала во всех подробностях, что видела, да? Не ври, - одёрнула она чуть строже, когда Юрка ожидаемо замялся, – по глазам вижу, что да... Так вот ты пока забудь о том, что слышал. Не торопи судьбу.       Юрка молчал с наморщенным лбом, потому что о чём-то таком предупреждала и сама Женя, но пока что он воспринимал её видения как не более, чем круги на воде, размытые картинки далёкого будущего. Такого ли далёкого? Он понятия не имел, но то, как девчонки дружно тряслись над сестриными видениями, говорило о том, что он явно недооценивает серьёзность ситуации – во многом из-за того, что, вопреки словам Алёнки, был лишён тех самых подробностей, которые, кажется, решали всё. И в эту секунду зародилось у Юрки очень стойкое подозрение о том, что две подружки знают куда больше, чем ему поведали, так что стоило, наверное, хотя бы временно довериться их всеведению и послушаться.       Подхватив пальцами пересекавшую Алёнкин лоб завитую прядку, он осторожно отвёл её в сторону, пристраивая в общую копну, и вместо заверений в собственном согласии шепнул:       – Такая ты красивая...       – Скажешь тоже, - отмахнулась она, слегка отворачиваясь, так что на виду осталась только часть отчаянно алеющей щеки. – Не умыта, не причёсана...       – Всё равно красивая, - упрямо повторил он, и Алёнка, искоса смерив его взглядом, наконец, протянула руки и крепко обняла, так что открытую кожу больно искололо огненными мурашками.       Лишь теперь Юрка позволил себе вздохнуть полной грудью и с долгожданным облегчением. И чего боялся, дурак... Всё-таки прав был Кос, и Вахтанг был прав, за что он дал себе слово при первой же возможности друзей от души поблагодарить. Но пока что уходить никуда не хотелось, потому что, пока его пальцы невесомо скользили по Алёнкиной спине, пересчитывая родинки, весь остальной мир временно прекращал существовать. Родимое пятно наощупь не определялось, но Юрка буквально чувствовал, как в одном месте кожа горит под пальцами, опаляя, но не причиняя настоящей боли.       Ощущение было до того завораживающим, что он так бы и просидел тут весь день, если бы Алёнка не хихикнула, уворачиваясь.       – Юра, щекотно же, - пожаловалась она и, чуть склонив голову к плечу, уточнила: – Одеться-то дашь? Я в пижаме на завтрак не могу.       – Ой, блин!..       Только тут сообразив, что она полуодета, Юрка судорожно закопошился, едва борясь с желанием спрятать загребущие руки за спину, так что Алёнка тихо беззлобно рассмеялась. А всё потому, что ему было совершенно всё равно, что на ней надето, хоть в тряпку половую оберни – всё равно красавица. Правда, донести эту простую лестную истину до Алёнки он не сумел бы, даже если бы нашёл слова, потому что дверь без стука скользнула в сторону, открываясь, и Марина Максимовна с облегчением воскликнула:       – Нашлась пропажа! Ну вы посмотрите на него, а... Его толпой по всей избе ищут, а он мне тут дисциплину разлагает!       Юрка в ответ на такое подозрение лишь поднял обе ладони вверх, сдаваясь в плен очередному на его пути знатоку педагогической методы, а Алёнка, хихикнув, упросила:       – Марина Максимовна, Вы Юру не ругайте, пожалуйста. Это я его позвала на поговорить, так и заболтались.       Конечно, её заступничество было лишним, поскольку Мариночка браниться всерьёз и не собиралась, сразу понятно, но Юрке отчего-то стало до дрожи приятно. В качестве компромисса он хлопнул себя ладонями по коленям, встал и, чтобы сгладить неловкость, поинтересовался:       – Чего там, кормить будут-то?       – Давай-давай, - поторопила Марина Максимовна, ласково подтолкнув его в плечо, - вас только и ждём.       Не вслушиваясь в её нарочитое брюзжание, Юрка вдруг совершенно хулигански улыбнулся и, схватив за рёбра, поднял строгую учительницу в воздух и сделал быстрый оборот вокруг собственной оси, так что она громко, совсем не солидно взвизгнула:       – Да ты чего! – но Юрка уже успел столь же осторожно поставить её на прежнее место и бодрым пружинящим шагом удалился.       – Ну совсем дурачок, а, - с беспомощной усмешкой протянула Марина Максимовна, рассеянно оправляя измятую блузку, после чего повернулась и погрозила пальцем хохочущей Алёнке: – Только так – в гостях не безобразничать.       – А когда домой вернёмся? – тут же спросила она, не в силах сдержать дурашливого смеха, так что Галлер лишь закатила глаза.       – Дома – другое дело, - объяснила она, оглянувшись поверх плеча и убедившись, что в тамбуре никого. – Дома за вас родители отвечают, а пока я вам всем за маму, а Георгий Сергеевич – за папу.       Покладисто кивнув, Алёнка помолчала, накручивая прядку волос на палец, но всё же не сдержала любопытства и спросила:       – Марина Максимовна, а у Георгия Сергеевича дети есть?       Ту как подменили. На мгновение напряжённо наморщив лоб, она снова оглянулась, не подслушивает ли кто, но в конце концов пришла к какому-то очень простому выводу и коротко бросила:       – Уже нет.       Слова вырвались раньше, чем она успела пожалеть о содеянном, тем более что Алёнка не подвела и вместо некрасивых и неудобных расспросов только тихо прижала ладонь к губам и охнула сквозь пальцы. Кивнув с полным пониманием ситуации, Марина грустно и спокойно подытожила:       – И так бывает, Алёнушка. А теперь докажи, что ты умница, и молчи.       Она в ответ только и смогла, что с дрожью кивнуть.       Давши слово, она молчала, разве что до самого обеда была непривычно тиха и задумчива.       Первая большая остановка была у них на границе с Румынией – здесь заканчивался безвизовый режим для магических перемещений, а потому надлежало сменить вид транспорта на тот, который был бы более уместен для данной территории. Насколько было понятно из беседы преподавателей, дальше учеников полагалось сопровождать Шахлину и Галлер вместе с представителями принимающей стороны, а очень милый Николай Евгеньевич на той же самой избушке возвращался в Россию. Кто будут эти представители, Алёнка не знала, а потому заранее жалела, что с ними не отправилась ещё пара-тройка прекрасно знакомых учителей.       Хотя она об этом не подозревала, Нику в это самое время терзали сходные мысли, причём тем сильнее, чем приближалось время прощаться.       – Жаль всё-таки, что Вы с нами дальше не поедете, Николай Евгеньевич, - искренне вздохнула она, и Коровайкин поспешил отмахнуться:       – Да я что... За вами там присмотрят, можешь не сомневаться. Шахлин с Галлер будут присутствовать неотлучно, да ещё и от Дурмстранга толпа – точно всё будет в порядке, можешь мне поверить.       – Верю, - откликнулась она, через силу улыбнувшись, и попросила: – Вы передайте Вовке от меня привет, ладно? Скажите, пусть руны не забрасывает. У него хорошо получается, когда не ленится.       Николай Евгеньевич промолчал, и Ника вдруг подумала, что как-то это всё слишком, словно она уезжает навсегда, а не просто очень надолго, так что она, не дождавшись ответа, подняла с пола рюкзак, взвалила на плечо и, больше уже не оглядываясь, отправилась следом за остальными.       К контрольному пункту они шли следом за учителями, но на расстоянии друг от друга, так что, со вздохом посмотрев вслед прошедшему мимо Серёже, Женя только вздохнула. Хоть ей и хотелось догнать его, бросить родного брата в столь очевидно подавленном состоянии она не могла, справедливо рассудив так, что с Серёжей они ещё успеют наговориться позже. И то сказать, вёл он себя как-то странно – не гнал её, конечно, и разговор поддерживал, но Женя не могла не заметить, что ещё летом в их общении было куда больше сердечности. Неужели она ему и не нравилась никогда? Да ну нет, оборвала она сама себя, быть того не может. Но тогда что?       Устав ломать голову и отчаянно разрываясь между собственными платоническими устремлениями и заботой о Юрке, она выбрала последнего и посчитала, что Серёжу вывести на откровенный разговор сможет как-нибудь потом.       Без сомнений вручив собственный рюкзак брату, Женя пригляделась и коротко, очень по-женски вздохнула. Если ещё с утра Юрка был вполне бодр и даже весел, то, начиная с обеда, он потихоньку погружался во что-то чёрное и липкое, что понемногу оплетало его крепкими склизкими верёвками и не давало не то, что рук – углов рта поднять. Она, конечно же, понимала, в чём дело, и не могла всё оставить просто так, поэтому, дождавшись, пока они останутся относительно наедине, осторожно тронула брата за рукав и, подавшись вперёд, окликнула:       – Юрик... А ты его в лицо знаешь?       Уточнять, о ком разговор, им нужды не было, так что Юрка скупо кивнул и признался:       – Фотки старые видел.       Кивнув с закушенными губами, Женя помолчала, но всё же выразила робкую надежду:       – Может, он уже и не работает тут...       – Работает, - возразил Юрка, но от дальнейших замечаний воздержался, так что узнать, откуда взялась такая уверенность, Женя уже не смогла.       Внутри белостенного здания, больше напоминавшего деревенскую почту, их уже ждали. В первом ряду и во главе пятёрки молодцов в красных мундирах, что было понятно сразу даже по тому, с какой непринуждённой грацией он опирался на трость, стоял франт в длинном утеплённом одеянии, которое обалдевшая от впечатлений Женя мгновениями спустя опознала как мантию. У него было удивительно моложавое лицо, так что, если бы не импозантно серебрящиеся виски, то и не определить было истинный возраст, поскольку ему с равным успехом могло быть и сорок, и семьдесят.       Как бы то ни было, все сомнения разрешила Марина Максимовна. Увидев франта, она весело помахала рукой, потом оглянулась, что-то быстро и весело бросив Сатрапу, и первой поспешила пробиться через барьер, тихонько дрогнувший при вторжении.       – Папа! – воскликнула она и, нисколько не стесняясь с интересом глядевших студентов, с объятиями бросилась к отцу.       Следом отправился Шахлин, и Женя отчётливо услышала, как Юрка издевательски хмыкнул. Ей и самой в глаза бросилось то, с каким усилием переставлял длинные ноги их классрук, так что ёжику понятно было, что приближаться к старшему Галлеру ему очень и очень не хочется. Прикинув, что к чему, Женя со вздохом решила, что Сатрапа теперь остаётся только пожалеть, потому что его всегдашняя решимость и апломб таяли на глазах.       С сожалением отпустив единственную дочку, Максим Юрьевич обратил, наконец, внимание на подошедшего Шахлина.       – Георгий, - церемонно кивнул он, и тот, собиравшийся было протянуть для пожатия руку, ограничился столь же сдержанным кивком:       – Максим Юрьевич, рад.       Не уловив в этом обмене репликами для себя ничего хорошего, Марина красноречиво покачала головой. Она прекрасно знала, что в иных вопросах отец был твердолоб как редкий осёл и изменить его точку зрения было не то, что сложно – нереально, даже если задействовать очень тёмную магию с жертвоприношениями, чего старший Галлер, ритуалист-классик со стажем, категорически не одобрял. Но в её сердце всё ещё жива была вера в чудо, так что она робко лелеяла надежду, что, оказавшись в замкнутом пространстве, два самых дорогих в её жизни мужчины всё же смогут уладить многолетнее недопонимание и худо-бедно договориться ко взаимному удовольствию сторон.       Продумав всё это за секунды, она огляделась, поняв, что кое-кого из дорогих мужчин ей сурово не хватает.       – А где Раду? – выпалила она с гортанным смешком. – Что, меня можно не встречать?       – У него дежурство, - мягко возразил Максим Юрьевич, коротким, но исполненным любви жестом пригладив дочери выбившиеся из косы волосы. – Сама понимаешь, служба. В школе вы непременно увидитесь, потерпи ещё чуть-чуть.       Как и всегда поверив уговорам, Марина без усилий поддалась и, чмокнув отца в подставленную щёку, упорхнула наводить порядок среди учеников. Постояв в молчании не дольше пары секунд, Шахлин кивком попросил извинений и отправился следом.       Откровенно говоря, на этом этапе вмешательство педагогов не требовалось, поскольку процедура паспортного контроля даже для несовершеннолетних не заняла много времени, чему оставалось только тихо радоваться. После этого ребята с сумками и чемоданами наперевес направились к двери в противоположном конце небольшого ярко освещённого зальчика, за которой начиналась румынская территория.       – Нет, ну ты только посмотри, как он за этой коровой увивается! – всплеснула руками Одинцова, наблюдая, как Юрка без сомнений взвалил на плечо не только рюкзак Жени, но и туго набитую Алёнкину сумку. – Смотреть противно...       – Так не смотри, - посоветовала Ника и сквозь полу джинсовки крепче прижала к себе Алехандро, который высунул морду и, неодобрительно сверкнув глазищами на Ксюшу, утробно заворчал. Сама Ника чувства питомца полностью разделяла, но предпочла суетный трёп игнорировать, тем более что свежий уличный воздух уже хлестнул по лицу, и она поняла, как же они будут добираться до Дурмстранга.       На освещённой фонарями подъездной дорожке стояли чёрные экипажи, в каждый из которых была впряжена четвёрка вороных коней. Плюмажи чёрных перьев, служившие украшением, колыхались под резкими порывами ветра, гривы коней развевались, так что картинка казалась слегка нереальной и таковой бы и осталась, если бы, пихнув Нику в плечо, вперёд не вылез Чударин и не бросился к лошадям с таким облегчённым вздохом, будто встретил старых друзей. Ника, и без того почитавшая одноклассника слегонца малохольным, лишь потёрла ушибленное место и досадливо фыркнула.       – Занимайте места, - поторопил Максим Юрьевич, открыв перед оробевшей Женей дверцу ближайшего экипажа. – Дорога до замка займёт около четверти часа.       Напоследок погладив коня по морде, Серёжа как-то странно сжался под пристальным взглядом Максима Юрьевича и, ни слова не возразив, поскорее полез в экипаж. Следом потянулись остальные, и Плетнёв, до сих пор бывший подозрительно тихим, в два шага обогнал Нику и придержал дверцу.       – Забирайся, - указал он и протянул ладонь, но она опорой пренебрегла и, схватившись двумя руками, легко запрыгнула в экипаж.       Следом, к её громаднейшему сожалению, забрался не только Стас, но и Ксюша. Хлопнула дверца, и жутковатая карета покатила по суглинистой дороге.       Перед отправкой Ника давала себе обещание ни во что не лезть и не устраивать ни с кем разборок, но Одинцова не затыкалась всю дорогу, полушёпотом жалуясь и бранясь, так что, когда они выбрались из экипажей, Ника хотела было указать однокласснице, куда именно ей следует отправляться и в каком темпе, но огляделась по сторонам да так и замерла с благоговейно распахнутыми глазами и приоткрытым ртом.       Уральский филиал почитался одним из самых красивых во всём Колдовстворце, но даже ему было далеко до открывшегося взгляду Ники великолепия. Хотя могло статься так, что она просто привыкла к собственной школе и не воспринимала её красоты как нечто исключительное, но смотреть теми же глазами на Дурмстранг было выше её сил. Замок стоял над обрывом, и от этого казалось, что часть его парит прямо в воздухе над пропастью. И было ли дело в этой зловещей воздушности или в том, что со стороны закатного неба наползала на острые шпили лиловая туча, но у Ники дух захватило от сочетания красок и форм, так что она впервые в жизни пожалела, что не умеет рисовать.       Едва подавив желание хлопнув себя по лбу, она вытащила из рюкзака фотоаппарат, позабыв застегнуть клапан, быстренько настроила фокус и сделала несколько снимков, больше всего боясь, что, перенесённая на фотобумагу, прелесть пропадёт, стает без следа, а потому старалась как можно больше запомнить, чтобы приятных воспоминаний хватило до самого конца поездки.       Охваченная небывалым переживанием прекрасного где-то совсем рядом, она и не обратила внимания на то, что Ксюша продолжает что-то там зудеть себе под нос об этом Юрке, так что, если бы не раздражённое ворчание подуставшего от трёпа Алика, так бы и не вспомнила об однокласснице. Но теперь, обернувшись, Ника смерила Ксюшу пренебрежительным взглядом и уточнила:       – Ты чё, подругу во мне разглядела? Имела я в виду твоего Юрку и его баб, включая тебя.       Одинцова дёрнула головой так, словно получила пощёчину. Хлопнув ресницами раз-другой, она всё же пришла в себя и, уперев руки в бока, протрещала:       – Знаешь, я и забыла, с кем имею дело. Это у меня помрачение случилось из-за акклиматизации. Стоило бы крепче запомнить, что с тобой и разговаривать-то не стоит. И то, что тебя из жалости в делегацию включили, вообще ничего не меняет.       – Да пошла ты, - лениво отмахнулась Ника, про себя прикидывая, как их будут расселять на месте и не удастся ли как-то отделаться от общества Одинцовой мирными путями, потому как она уже сейчас чувствовала, что сил на полноценный скандал ей может и не хватить.       – Чё сказала?.. – откликнулась Ксюша со странной оттяжкой, словно брала разгон перед убийственной тирадой, но тут их поторопила Марина Максимовна, и Ника сквозь высокие двойные двери вошла в школу.       На той стороне длинного коридора в большом полукруглом зале, служившем, наверное, холлом, их уже встречали сидящие за столами улыбчивые ребята, которые, по-видимому, Дурмстранг окончили пару лет назад, но сейчас помогали с заполнением многочисленных форм и заявлений. Ника попала к белокурой девчонке со вздёрнутым носом, имени которой не разобрала, и была тут же взята в оборот, так что невольно позавидовала сидевшей за соседним столом Жене, которую регистрировал весьма флегматичный юноша с поражающим воображение количеством прыщей.       Однако прежде, чем погрузиться в очередной этап бюрократической круговерти, все приезжие должны были оставить вещи чуть в стороне от входа, откуда их, как сообщалось, доставят прямо в спальни.       – Домашних животных тоже туда, - с сожалением указала девчонка, помахав Алику, и тот неожиданно замахал лапой в ответ, хотя до сих пор подобными приступами дружелюбия не страдал.       Понадеявшись, что шустрый домовёнок не потеряется на огромной территории, Ника аккуратно сложила сумки, где было указано, и усадила Алехандро сверху.       – Я скоро приду, - пообещала она, и тот закивал мордочкой, а после с опаской огляделся и на всякий случай пробормотал:       – Никуша хорош-ш-шая.       – И Алик хороший, - хмыкнула она, ласково пройдясь пальцами по вздыбленному загривку. – Ну, веди себя прилично.       За столами каждого из них мариновали минут по двадцать, так что она лишь порадовалась, что приходилось только отвечать на вопросы, а не писать самой – тут пользовались самыми настоящими перьями, а это в понимании Ники было умение из разряда очень редких.       – Так-с... Экстренный контакт? – Ника недоуменно подняла бровь, и девчонка поспешила пояснить: – Ну, кого известить, если с тобой что-то случится? У нас уровень безопасности всем на зависть, ты не подумай, но всякое ведь бывает в длительных отъездах.       Искоса взглянув на сидевшую слишком близко Женю, которая в этом взгляде не усмотрела для себя ничего хорошего, Ника помолчала, а после очень тихо пробормотала:       – Владимир Петрович Злебог.       – А он кем приходится? – уточнила девчонка, старательно царапая пергамент пером, и Ника ещё тише прибавила, едва протолкнув через горло неправильное слово:       – Никем. Экстренным контактом.       Теперь уже замолчали во всём холле. Ещё раз сверившись с формуляром, девчонка приподняла светлые густые брови и напомнила:       – Но нужен родственник или опекун... Хоть кто-то!       – Нет никого, - отрезала Ника, удушливо багровея. – Пиши – Злебог, через «г».       Сразу у импровизированных стоек регистрации их передали двум парням в дурмстрангской форме, которые, очевидно, должны были проводить прибывших к месту временного проживания. К неимоверному облегчению Ники и ещё нескольких товарищей, оба прекрасно говорили по-русски, потому что с английским у неё вообще-то было весьма неплохо, но погружаться в среду чужого языка вот так сразу после практически бессонной ночи она была попросту не готова.       Вещал в основном один из сопровождающих, с широчайшей улыбкой из виденных Никой расписывавший:       – Сегодня день заселения и краткая экскурсия по территории школы, но уже на завтра у нас заготовлена богатейшая программа, так что советую всем вам хорошенько выспаться!       Что там за программа, оставалось только догадываться, потому что в этот самый момент на ступенях появился директор Каркаров, которого Ника мгновенно узнала лишь благодаря тому, что перед отъездом успела навести справки и поднять небогатую подшивку зарубежной периодики в школьной библиотеке – так-то за директора гораздо больше бы сошёл доставивших их Галлер.       Нынешний управленец Дурмстранга тоже был в летах, если судить по седине, сплошняком укрывавшей волосы и жидковатую козлиную бородку. Высокий и худой, он самым неприятным образом напомнил Нике оставшегося у родных пенатов Антошу, так что она едва успела прикусить искривившиеся губы, наблюдая, как директор спустился до самого низа лестницы и тут же поспешил многословно поприветствовать, как он выразился, дражайших гостей.       Отметив про себя явное изобилие прилагательных в превосходной степени и сочтя это местной традицией, она отвернулась и тут же неожиданно для себя оказалась бок о бок с парнем, до этого обещавшим им экскурсию.       Окинув весёлым, каким-то детским взглядом её лицо, тот улыбнулся и выдохнул:       – Привет!       – Привет, - откликнулась Ника, отчего-то чувствуя неловкость.       Очевидно, посчитав её ответ приглашением к продолжению беседы, абориген представился:       – Я Эрик.       – Вероника, - сообщила она, не вполне понимая, кой чёрт её дёрнул представиться полным именем. Этикет требовал сказать что-то ещё, и Ника между прочим поинтересовалась: – Не знаешь, долго нас будут в дверях мариновать?       Задорно покачав головой, Эрик поспешил заверить:       – Сейчас пойдём в спальное крыло, только... – Он вытянул шею, словно высматривал кого-то в толпе, но тут же нахмурил густые брови вразлёт и вздохнул, обращаясь скорее к самому себе: – Ай, как нехорошо...       В попытке проследить направление его взгляда, Ника обернулась поверх плеча и увидела, что Каркаров отчего-то прицепился ко второму студенту, с туго затянутым блондинистым «хвостом» на затылке: согнувшись в три погибели, директор что-то яростно выговаривал студенту и, прислушавшись, Ника смогла уловить обрывки диалога – благо, стояли они не так далеко.       – Где твой приятель?       Парень очевидно замялся, прикусив изящные полноватые губы, но в конце концов отчётливо пробормотал:       – У него голова болит.       – Что, именно сегодня и именно голова? – рычащим тоном допытывался Каркаров, и ученик неуверенно протянул:       – Ну, может, живот...       Смотревший в ту же сторону Максим Юрьевич укоризненно качнул головой и, окликнув Эрика, жестами отдал указание, безмолвно ткнув набалдашником трости в сторону лестницы наверх. Старательно закивав, тот простёр руку, приглашая Нику пройти следом, и она приглашением воспользовалась.       Плетнёв, заметила она, всё это время продолжал пристально за ней наблюдать и теперь челюсти стиснул так, что желваки заходили, но ей отчего-то было практически всё равно. До сих пор она и не подозревала, насколько сильно от него устала, но теперь, попав в общество разных и пока что дружелюбно настроенных людей, она чувствовала себя так, словно сделала слишком большой глоток воздуха над поверхностью воды, и от этого у неё даже слегка кружилась голова.       – Слушай, у тебя парень есть? – простодушно выпалил Эрик, словно был способен прочитать её мысли, и Ника, наконец, позволила себе усмехнуться.       Он был такой трогательный, почти по-детски умильный, что не получалось отшить его со всей доступной грубостью, так что она чуть качнула головой и посоветовала:       – Тебе оно не надо, поверь на слово. Да и я сюда не за тем приехала.       – А за чем? – тут же включился в получивший продолжение диалог Эрик. – Ты же зачем-то сюда собиралась – какая была твоя цель?       Ника задумалась, не сбавляя шага. Конечно, ей не с руки было вот так откровенничать с первым встречным, но Эрик удивительным образом располагал к себе, так что впору было подозревать применение чар, ведь обычно она не проникалась симпатией к тем, кого знала менее получаса. Но, с другой стороны, расспрашивал он не назойливо, да и вопросы задавал вроде бы простые, без двойного дна, так что Ника, в конце концов, ограничилась тем, что пожала плечами и неуверенно протянула:       – За лучшей жизнью собралась. Знаешь, как говорят? Рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше.       – Это правильно, - одобрил Эрик, с важным видом кивнув. – И место у нас для этого самое подходящее. Здесь хорошо, честно. Может, так понравится, что вообще уезжать обратно не захочешь!       В этом Ника сильно сомневалась, так что промолчала, ограничившись кривой усмешкой, но хитрец Эрик её заминкой воспользовался и, будто бы продолжая ни к чему не обязывающий трёп, уточнил:       – Или тебя парень дома ждёт?       Не сдержавшись, Ника рассмеялась. И вот ведь, что странно – ещё минуту назад ей очень хотелось обернуться и посмотреть, слышит ли этот диалог Плетнёв, но теперь ей вдруг стало до такой степени наплевать на все прошлые разногласия и недомолвки, что она сама себе поражалась. Никогда бы не подумала, что может быть настолько расслабленной.       Слегка сконфузившись, Эрик улыбнулся самым обезоруживающим образом и повинился:       – Извини, ты просто очень красивая... Как кукла.       – Спасибо, - улыбнулась Ника и, опираясь на протянутую руку, взошла на последнюю ступень лестницы, до этого казавшейся нескончаемой.       Они стояли теперь на небольшом гранитном пятачке, от которого в обе стороны уходили ещё лестницы, а прямо была сплошная стена, украшенная здоровенным барельефом по песочно-жёлтому камню. В старинной вязи сложно было что-то разобрать, так что Ника решила сделать пару снимков, а после изучить рисунок подробнее, но, стоило ей единожды щёлкнуть затвором, как, врезаясь кинжалом между лопаток, ей в спину прилетело обвинение:       – Ой, вы посмотрите на неё, искательница лучшей жизни...       От этой издевательской фразы Нику будто окатило ледяной волной, так что она на мгновение втянула голову в плечи и поёжилась. По контрасту с незатейливым гостеприимством, которым окружали их местные, ёрничанье Одинцовой было ещё более отвратительно, так что Ника из последних сил держалась, чтобы не повернуться к ней лицом и не ввязаться в продолжительный громкий спор. Но Ксюша реакции дожидаться не стала и, обойдя Нику тесным полукругом, слегка наклонилась к ней и нахально уточнила:       – Что, будешь и здесь по любому поводу на жалость давить, сиротка?       Выпалив это и ухмыльнувшись с видом победительницы, она намеревалась пройти мимо, но Ника, плюнув на данное самой себе обещание, глухо пробормотала ей вслед:       – Не тебе, шалаве, нос в мои дела совать!       Гораздо позже, на следующий день и долгие месяцы спустя, Ника спрашивала себя о том, могло ли сложиться иначе её нахождение за границей, не отреагируй она на дешёвую провокацию. Может, и так, но в тот момент обходные варианты подыскивать было некогда, потому что Ксюша, испустив по-настоящему кошачье шипение сквозь стиснутые зубы, выбросила вперёд руку и вцепилась Нике в «хвост», туго стянутый на макушке.       Та среагировала рефлекторно: обеими ладонями вцепилась в запястье царапавшей руки, извернулась и, всем телом продолжая движение, зарядила коленом точно обидчице под дых. Володя, который лично обучил Нику этому приёму самообороны, был бы очень горд столь гладкому исполнению, но вот Одинцова красоты манёвра не оценила; складываясь пополам от боли, она потянула Нику за собой, и уже вдвоём девочки полетели на пол.       В секунду в тесном коридоре поднялась страшная сутолока, так что пострадать могли даже условно непричастные к конфликту двух темпераментных девиц. Повинуясь могучему инстинкту, Юрка кинулся было разнимать, но его перехватил Шахлин, громко прошипев:       – Куда ты в женскую драку, идиот!.. Без глаз останешься!       Впрочем, бросившихся в ту же сторону Плетнёва и Белозёрова он останавливать не стал, из чего Юрка, хотя и не склонен был к рефлексии, сделал вывод, что общешкольная честь честью, а каждый филиал за себя. Впрочем, разнимающим мальчишкам грозили разве что царапины, потому что к наведению порядка уже подключились оба представителя семейства Галлер и тот провожатый, который откликался на имя Эрик.       Второй поначалу тоже пытался помогать, но, получив острым каблуком по голени, отстал и, оттесняемый судорожно пульсирующей толпой, оказался, наконец, в том углу, где стояли Юрка, Алёнка и Женя.       Тяжело отдуваясь, парень с «хвостиком» пробормотал:       – Фу, блин... Ну и девчонки у вас!       Замечание это не было обращено к кому-то конкретному, но всё же Юрка решил внести полную ясность и заметил, легко перекрывая поднявшийся шум:       – Это не наши. Наши вот, - кивнул он на испуганно таращившихся на драку Женю и Алёнку, которые сейчас тесно прижались друг к другу безопасности ради, и парень недоумённо нахмурился:       – Это как это?       – Разные филиалы, - пролепетала Женя, с усилием опустив прижатые к губам ладони. – Мы с юга, а они с Урала.       Несколько мгновений местный провожатый переводил взгляд с неё на уральских девчонок, которых уже растащили учителя с Мариночкой во главе, но в конце концов лишь с кривой усмешкой покачал головой, очевидно, сочтя ситуацию по-своему комичной.       – Я ж говорил, из местных добирать надо... – пробормотал он и прибавил раньше, чем ребята успели оскорбиться брошенному замечанию: - Ну да ладно, у нас тут и не такое бывает. Так что вы лучше по коридорам поодиночке не ходите.       Предупреждение прозвучало несколько зловеще, так что девочки озадаченно переглянулись, а Юрка нахмурился, и парень, наверное, сообразил, что ляпнул что-то не то, потому что с усилием почесал в затылке, слегка растрепав гладкую причёску, после чего в качестве компромисса протянул Юрке ладонь.       – Я Дима Поляков, - представился он. – Если понадоблюсь, спросите – меня тут все знают.       Благодарно кивнув в ответ на предложение, Алёнка улыбнулась, но тут обернулась к Юрке и всю весёлость мигом растеряла: по его лицу было понятно, что в голове у её любимого идёт какая-то лихорадочная суетная работа, истоков которой она никак не могла понять, но вот заходившие на щеках желваки не сулили окружающим ничего хорошего.       – Юра, - с беспокойством окликнула она, но он даже не обернулся, продолжая сверлить дурмстрангца взглядом, который на глазах наливался кровью.       – Поляков? – уточнил он так, словно не расслышал, и тот, не подозревая подвоха, кивнул:       – Ага.       – Дмитрий Дмитрич? – последовало новое уточнение.       – Да, - подтвердил новый знакомец с вполне оправданным весёлым удивлением. – А ты откуда знаешь?       Однако никто из присутствующих так и не узнал, на какой ответ рассчитывал восторженно глядящий Дима, потому как, вопреки надеждам и чаяниям, единственным ответом ему был крепкий удар точно в челюсть.