OOPS

— Подними руки, — Юнги терпеливо ждал, пока Омджу сделает то, о чём он просил. — Вот так…   Он обернул её покрытую капельками воды грудь полотенцем и схватился за ещё одно, менее большое, чтобы обтереть её руки и ноги. Всё это время она сидела на диване в гостиной, куда он её перенёс после водных процедур, и испытывала на прочность свою силу воли, потому что ещё тёплая пицца из доставки так божественно пахла, что Омджу мысленно била себя по рукам за желание отвлечься от табака на сыр, салями, тесто и орегано.   В течку у неё были приливы и отливы. Во время первых она превращалась в неконтролируемую извращенку, и её затуманенный желанием разум нередко становился причиной стыда в будущем. Секс её настолько привлекал, что в своё время именно она сделала первый шаг к тому, чтобы стать друзьями с привилегиями с Чимином, потому что она нуждалась в этих самых привилегиях больше, чем кто-либо. И эта часть её природы временами вводила её в краску и заставляла сожалеть. Особенно в отливы, когда дымка безумства рассеивалась, и показывался здравый смысл.   Она не должна была предлагать что-либо Чимину; она не должна была звонить Юнги; она не должна была много чего, но делала это, потому что не могла иначе. И сейчас, молча сидя в тёмной гостиной, которую периодически освещали развешенные перед Рождеством гирлянды и огоньки на дремлющей в углу искусственной ёлке, она всячески боролась с этим гадким чувством вины.   — Волосы тоже следует высушить, — Юнги чуть сжал губы, и в мелькнувшем красном свете гирлянд Омджу на секундочку привиделось, что он улыбнулся.   Предварительно открыв коробку с пиццей, чтобы она не стеснялась и ела сейчас, прекратив уже так очевидно сглатывать каждые десять секунд, он обошёл диван, становясь у спинки и накидывая Омджу на голову полотенце. Пока он занимался её волосами, она таки не сдержалась и ухватила себе кусочек, едва ли не весь сразу стараясь запихнуть себе в рот, но в последний момент передумывая и откусывая где-то треть.   Она потратила непростительно много энергии, выворачиваясь и так, и сяк, ёрзая под Юнги, скача на нём, катаясь с ним по постели и поворачиваясь с бока на бок, чтобы под каждым углом попробовать и выяснить, какое положение лучше всего. Но в итоге пришлось смириться с мыслью, что с ним было одинаково хорошо в любой позе, с любой скоростью.   Некоторые воспоминания о часах секса как будто испарились, некоторые были сокрыты пеленой усталости и сосущего голода, и до удовлетворения других физических потребностей не были бы разблокированы, но все они одинаково вызывали дрожащий трепет в груди. Казалось, сердце Омджу вот-вот разорвётся от всех этих чувств, в основном пугающих, и её дыхание сбивалось из-за этого и из-за того, как быстро она работала челюстями.   — Не спеши, — Юнги осторожно собрал и скрутил влажные волосы, чтобы они больше не рассыпались по спине и плечам, чтобы не лезли Омджу в рот, пока она ест. — Принести тебе чай или газировку?   — Газировку, — моментально ответила она с горящими глазами.   Это было выгодное решение во всех смыслах, потому что она правда хотела газировку, и потому что Юнги за ней не нужно было далеко ходить — к пакету, стоящему на журнальном столике. А потом он сел на диван, раскидывая длинные ноги в стороны и открывая Омджу отличный вид на голую грудь и живот, а также боксеры, плотно облегающие его бёдра и стояк, который не исчезал даже после разрядки, потому что запах течной омеги его слишком будоражил. Он был готов иметь её круглосуточно, и вовсе не выглядел при этом измотанным, но сейчас, когда он просто сидел рядом, цепляя пальцами колечко на банке колы, Омджу заметила, что моргал он медленнее, на пару секунд задерживая глаза закрытыми.   — Устал? — подловила она его, выхватывая из его рук открытую газировку и делая несколько больших глотков. Газики сразу защипали в носу.   — Ещё бы, — теперь его губы и впрямь растянулись в улыбке, какой-то мечтательной, что ли. — Кто же знал, что ты такая ненасытная в течку? — он потянулся к её лицу, большим пальцем смахивая с подбородка крошки. — Во всех смыслах этого слова… Добавить сырного соуса?   Омджу кивнула, засовывая остатки пиццы с начинкой в рот, корочку бросая в коробку, а потом берясь за новый кусок, на который Юнги выдавил немного соуса.   — Тогда тебе, наверное, лучше уйти сейчас, — по интонациям Омджу было сложно понять, серьёзно она это или шутит, — потому что как только я закончу с пиццей и газировкой, я захочу тебя снова, а это…   — Лишит меня шанса на побег? — его улыбка стала шире. — Я не собираюсь тебя оставлять.   Он откинулся на диванную спинку, прикрывая глаза ещё на несколько секунд, но лишь на несколько, чтобы поскорее вернуться к разглядыванию красных после горячего душа щёк Омджу, её мокрым прядям, спадающим на лоб, её перепачканным в соусе губам и блестящим глазам, в которых отражались десятки разноцветных огоньков.   Он и раньше придерживался этого глупого мнения, но Омджу была сумасшедше красивой. Именно сумасшедше, потому что из-за её красоты он терял голову. Настолько, что окружающий мир начинал падать в цене, любимая работа смещалась минимум на одну ступень вниз, а здравомыслие вовсю топало и кричало из какого-то заброшенного подземелья его разума, к стонам из которого он никогда не прислушивался.   — Почему нет? — Омджу выдохнула как будто с разочарованием.   Неужели хотела, чтобы он оставил её так скоро? А как же её просьба не уходить?   — Почему да? — бросил в ответ Юнги, вопросительно глядя на неё.   Потому что Чимин всегда уходил, когда уставал? Потому что Омджу и так уже получила достаточно?   Она прикусила кончик языка, боясь озвучивать свои мысли, потому что не хотела подавать ему идеи.   — Меня это расстраивает, — добавил Юнги. — Ты не в том состоянии, чтобы выгонять меня, но ждёшь, что я уйду сам? Я уже поручил Ушику разобраться с моим расписанием, и у нас ещё достаточно презервативов, так почему я должен? Более того, я знаю, что после того, как ты подкрепишься, твоя матка снова будет ждать марафон оргазмов, и лишать её этого…   Он качнул головой, давая понять, что не видит в этом смысла.   Омджу тем временем стала жевать медленнее, не так активно, потому что сосущее чувство успело переместиться из живота в грудь, а это усложняло всё, даже дыхание.   Она как-то разнервничалась. Пока они голые переворачивали её кровать, не нервничала, а сейчас вдруг чётко ощутила неприятный холодок нервозности.   Она не знала, что сказать, потому что всё, что крутилось на языке, казалось каким-то не таким — слишком сумбурным, слишком глупым. А страх доверить самое драгоценное — её спутанные в морские узлы чувства — был всё ещё слишком силён.   — Я боюсь, — в итоге это всё, что она смогла из себя выдавить.   — Боишься? — Юнги искренне удивился. — Чего? Меня?   Омджу замотала головой, окончательно прекращая жевать и возвращая надкушенный с двух сторон кусок пиццы в коробку. Между пальцами она принялась растирать крошки, не беспокоясь о том, что они сыплются на диван и на пол.   — Я боюсь, что всё закончится, как с Чимином, — эта правда ей стоила усилий.   Юнги даже не старался скрыть, что оскорблён. Он изумлённо, но немного наигранно ахнул, слегка отодвигаясь в сторону, а взгляд не сводя с лица Омджу.   — Как с этим идиотом? — звучало абсурдно. — Ни за что.   — Откуда тебе знать? — Омджу была готова спорить и доказывать. — Мы тоже друзья с при-…   — Никакие мы не друзья, — с раздражённым рычанием сказал Юнги. Он звучал почти пугающе, когда делал так. — Разве похоже, что я сорвался и прилетел сюда из-за дружбы? Конечно, я очень ценю дружеские отношения и на многое готов, но с тобой я руководствуюсь чем-то другим.    — Вожделением? — предположила Омджу.   Она ведь нарочно избегала более очевидных вещей, верно?   — Я думал, симпатией, — глядя на неё с недовольством, ответил он. — Ты так сильно нравишься мне, невзирая на все свои бесячие стороны, что я дрожу от злости, когда слышу, как ты сравниваешь наши отношения с тем дерьмом, что было у вас с Чимином.   Омджу открыла было рот, чтобы возразить, но не потому что была категорически не согласна с этим словом «дерьмо», проскочившим в его речи, а потому что на самом деле не пыталась сравнивать. В общем-то, она и не сравнивала, просто была честна в своих страхах. Но это всё не имело значения после того, как до неё дошёл смысл слова «нравишься».   Она солгала бы, если бы сказала, что это оказалось неожиданностью. Очевидно, что чем-то она Юнги нравилась, раз он хотел заниматься с ней сексом, но эти его слова звучали как-то обобщёно, из-за чего можно было ошибочно решить, что она нравится ему в общем.   — Не смотри так на меня, — попросил он, пальцем осторожно приподнимая её упавшую нижнюю челюсть, потому что она выглядела глупо с открытым ртом. — Я не собираюсь забирать свои слова обратно. Ты нравишься мне, это факт. Я злюсь из-за Чимина, это тоже факт.   Его грудь вздымалась чуть быстрее на вдохах, так что не оставалось сомнений, что он злится. И нервничает. Жутко нервничает, потому что его последние настоящие отношения со всей этой любовью и признаниями были так давно, что он забыл, каково это — говорить что-то такое в надежде на ответ, а получать только тишину. Некомфортно. Это было некомфортно, хоть он и не рассчитывал, что Омджу так сразу что-нибудь ответит. Он от самого себя до последнего скрывал это, тоже надеясь на вожделение, но в какой-то момент мысль о том, что их пути вот так просто разойдутся, стала невыносимой, а её голос в трубке укрепил этот страх, и он снова прогнулся, как будто это она была альфой, а он — покорной омегой. Юнги толком не понимал, в какой момент интерес скучающего превратился в интерес очарованного, но хотел верить, что виной тому была метка. Из-за смешения запахов он окончательно чокнулся, и эта бестолковая девчонка стала значить для него слишком много. Больше, чем кто-либо когда-либо, а это ни в коем случае нельзя было упускать.   — Я правда нравлюсь тебе? — Омджу лепетала тихо, с придыханием, чуть сжимая жестяную красную банку пальцами, отчего её тонкие стенки прогнулись. — Прям полностью?   — А можешь частями? — колкость Юнги немного убавляла серьёзность, с которой он подходил ко всем этим вопросам. — Я бы предпочёл не любить твою вредность и одержимость другим парнем, знаешь, но ничего не могу с собой поделать…   «Любить» задело Омджу даже сильнее «нравишься». Она была в такой растерянности, что не могла собрать свои мысли воедино. Она одновременно пребывала в экстазе и в панике.   Юнги вздохнул, так и не дождавшись от неё никакой реакции.   — Что, даже из вежливости не скажешь, что тебя тоже хоть что-то привлекает во мне? — спросил он, показывая меньше разочарования, чем испытывал на самом деле.   Не то чтобы он был убеждён, что все вокруг от него без ума, но даже Омджу выглядела немножко повёрнутой, когда звонила и просила его приехать. Может, проблема была в том, что он не слишком старался её впечатлить? Нужно было сильнее. Если бы он попробовал удовлетворить её потребности не только в сексе, но и в чём-то будничном, он бы наверняка смог затмить этого проклятого омегу.   — О, конечно, — лицо Омджу раскраснелось ещё больше. — Ты мне тоже немного нравишься…   — Немного, — передразнил он её, глядя едва ли не с осуждением.   — Может и не немного, — сразу же исправилась она. — Просто пару недель назад мне казалось, что я жить не смогу, если Чимин уйдёт, а ты меня сильно бесил, а теперь он меня бесит, а из-за тебя я… я…   В отличие от Юнги она вообще никогда и никому в таком не признавалась. Даже на Чимине потренироваться толком не успела.   К счастью, перфекционизм Юнги остался на съёмочной площадке, так что никакого желания подсказать ей или исправить её у него не промелькнуло. Вместо этого его обдало приятным теплом, пока он наблюдал за тем, как Омджу смущается и бормочет, стараясь объяснить, почему ей сложно, почему ей страшно, почему всё так скомкано.   — Не волнуйся, — внезапно он накрыл её руку своей, и её остывшая после душа кожа покрылась мурашками из-за тепла, что струилось из-под его пальцев. — Для начала мне и «немного» подойдёт.   Он повернул её ладонь и сжал крепко. Это были замечательные несколько секунд, в которые Омджу успела выдохнуть и снова напрячься, потому что хватка и ласковые поглаживания Юнги пробуждали что-то странное внутри неё. Тепло его тела было таким притягательным, и его запах вновь наполнял её лёгкие.   Неуклюже пересаживаясь на колени, она поползла к нему в объятия, ничуть не удивляясь его смеху, который последовал после того, как полотенце свалилось с её груди и осталось смятым нечто на диване.   — Так скоро? — спросил Юнги, запрокидывая голову и подставляя губы под голодные поцелуи.   Он был совсем не против, несмотря на то, что в висках немного ныло от усталости и всех этих нервов, что бушевали вплоть до признания Омджу. Но он знал, что как только она сядет повыше на его бёдрах, как только обхватит их ногами, его шею руками, а его губы своими, это пройдёт, и останется только предвкушение.   Самого лучшего секса, самой жаркой ночи, самых безумных дней, что ждали их впереди. Потому что в кои-то веки обошлось без недоразумений. Омджу чётко осознавала, что нравится Юнги, а он чувствовал, что тоже нравится ей. Пускай только «немного», как она утверждала.