Иллюзия греха

Дни до моей встречи с Мелани пролетели слишком быстро — осенью скоротечность времени ощущается ещё ярче и острее, чем в остальные сезоны года, это я заметила уже давно. Увядание и смерть совсем недавно свежей и такой упругой летней листвы происходит по щелчку пальцев. Мне виделось это до жути ироничным. Людей природа так не щадит, а убивает медленно, с нездоровой увлечённостью собирая гноящиеся органы и иссушивая здоровые. Везёт меньшинству.  Я утыкаюсь взглядом в потёртую столешницу кухонного гарнитура, позволяя себе прожить краткосрочный момент тоски. Ещё недавно только из таких моментов и состояла моя жизнь, а теперь они лишь изредка болючими, пойманными голыми пятками еловыми иголками вкатываются под кожу, пока не приходится самостоятельно извлечь. Подавлять эмоции — плохо в любом случае, замалчивать и не говорить о случившемся — тоже.  Мы завтракаем с папой, что стало едва ли не исключительным событием с начала недели — он, теперь по согласованию с Мисселиной, проводит в полицейском управлении чуть больше времени, а я просыпаюсь далековато от дома и уже слишком поздно, чтобы застать его по приезде назад. Сегодня я намеренно вернулась раньше, потому что через пару часов предстоит встреча с Мелани, а ещё папа отправится в Портленд на вечерний приём к врачу, которого рекомендовала Мисселина. Насколько я понимаю, он хочет задержаться там до завтрашнего вечера и только потом поехать назад. Они едут вместе — папа и Мисселина, — точнее, она отвозит его туда, потому что садиться за руль ему самому пока рано. Странно быть той, кто возражает молчаливому утру, но вот она я. Наливаю чай в две чашки, отношу к столу, за которым уже сидит папа и читает газету, которую мне посчастливилось выцепить на днях в компаунде. Она всё ещё залита пивом и наверняка заляпана жиром с прилипшими к нему крошками снэков. Я планировала изучить её, чтобы иметь представление о том, что освещают в «Асторианце», прежде чем начать беседовать о трудоустройстве туда.  — Газета ведь даже не свежая, — напоминаю папе. Вообще не помню, чтобы он читал корреспонденцию с моего приезда, а теперь даже надел очки для чтения в узкой оправе.  Он поглядывает на меня поверх страниц и щурит глаза, после чего снимает окуляры, убирая их на ближайший подоконник, сворачивает бумагу и подкладывает уголок под тарелку с приготовленной мной фриттатой — оказывается, я довольно быстро учусь кулинарии.  Вчера на ужин мне удалось приготовить пробную версию, почти ничего не испортив, а сегодня, делая завтрак для папы, получилось учесть свои ошибки и выдать в итоге почти идеальный омлет с густой прослойкой начинки из овощей и мяса. Откуда-то из самых заброшенных уголков памяти, касаться которых на протяжении долгого времени у меня не находилось ни сил, ни смелости, вышло забрать ценное воспоминание.  Что ж, поговорим о прошлом, если у него нет настроения на обсуждение свежести новостного издания. — Ты рассказывал, что любил фриттату, — я беру приборы и нарезаю кусочками цветной пласт на тарелке. — Вспомнила вчера, как ты упрашивал приготовить её, а мама отказывалась раз за разом, потому что у неё никак не выходило уследить за ней в духовке. Хотя у Ребекки не было проблем с готовкой, насколько я помню… — Во-первых, не хмурься, мышка, — звон вилки о нож отвлекает меня, папа повторяет мои действия; он цепляет омлет на вилку, жуёт несколько секунд, не спеша оценить готовку, а после, уже с изогнутыми в улыбке губами, продолжает: — А во-вторых, у твоей мамы не всегда получалось быть домохозяйкой.  Разговор о Ребекке не совсем входит в мои утренние планы — я была бы не прочь сохранить настроение на приподнятом уровне, но… Это напоминает о том, что… — Ты сказала ей о переезде? Вот об этом. — Скажу, когда поеду за вещами, — накалываю кусочек, отправляю его в рот и позволяю себе улыбнуться вопреки поднятой теме. Фриттата вышла очень вкусной. — Её не особо интересует моё местоположение. А возможно, кстати, мой босс успел ей сообщить о моём увольнении. Он с Ребеккой общается явно чаще, чем я с ней. Папа хмурится, делая глоток горячего чая. У него получалось не поднимать тему нашего с ней общения, и мне отчаянно хочется, чтобы молчание по этому поводу не прерывалось. Но всё выходит далеко не так, разумеется. Просто невозможно, чтобы всё шло хорошо. — И как Ребекка, — он делает акцент на слове, а голос его становится тревожно твёрдым, каким даже взрослому ребёнку не хочется его слышать, — относится к тому, что ты называешь её по имени? — Вряд ли она в курсе, — пожимаю плечами, продолжая ковырять в тарелке, деля кусочки на совсем уж крохотные. — Мы редко разговариваем, редко встречаемся, так что… Папа уже расправился с завтраком, поэтому встаёт со стула, чтобы отнести посуду в раковину. Фарфор противно звякает, приборы скрипят, и мне кажутся его движения несколько чересчур жёсткими. Он возвращается за стол, двигая чашку с чаем к середине, снова хмуря брови. — Давно это продолжается? — Лет десять? — не понимаю, к чему говорить об этом сейчас, но я стараюсь дать ему необходимое, слишком много мы упустили, чтобы продолжать этот неразбивающийся снежный ком дальше. — Она давно не такая какой была раньше. Я почти не помню её прежней. Так Ребекка справляется, понимаешь? У меня получилось убедить в этом себя, и я не сильно расстроена.  Он продолжает хмуриться, периодически посматривая в окно, и пить свой чай. А ещё позволяет мне в тишине насладиться фриттатой. Не знаю, о чём папа думает. Считает, что мне было лучше остаться здесь? Жалеет, что не стал бороться с бывшей женой за совместную опеку? Переживает о том, что его дочь не выросла в счастье и спокойствии? Я не понимаю, как его успокоить. Да и нужно ли? Прошлое статично и нерушимо — его не поменять даже при огромном желании, — каждый разумный человек об этом знает, а те, кто ещё умнее, стараются и вовсе не думать о том, что было бы, если…  — Не знаю, нравится ли мне, что ты ночуешь вне дома, дочь. Почти ощутимо, как мои брови ползут всё выше вверх от резкости и скорости смены ориентира нашей беседы. Ещё пару минут назад мне хотелось зарыться лицом в стол и прекратить эту пытку, а теперь прячу взгляд, стараясь не рассмеяться.  — Всё происходит слишком быстро, тебе не кажется? — он даже не смотрит на меня, а по-прежнему вполоборота наблюдает за мерно текущим за окном штилем. — Может, и вещи ты уже не в этот дом будешь перевозить? Он всё же вновь обращает внимание на меня, когда сжатым губам не удаётся сдержать смешок.  — Скажешь, не так? Подумать только, дочь полицейского и сын президента мотоциклетной банды.

𓆩♡𓆪  𓆩♡𓆪  𓆩♡𓆪

Иногда Эсмеральде везёт в жизни — так ей по крайней мере хочется думать, — и всё складывается как нельзя лучше. Она действительно старается вести себя так, как подобает молодой девушке, готовящейся к священному единению: не пропускает учения с Кроули, внимает каждому слову сестёр, готовящих её к семейной жизни с будущим лидером, — в общем, не высовывается зря, не лезет не в своё дело, шагая против природной дерзости, держит язык за зубами и являет собой почти идеал по меркам матери и будущего мужа. Бонт в последнее время мало обращает на неё внимания — вечно в своих мыслях, терзается размышлениями, о которых Мими и думать страшно. — Ты какая-то тихая, — мягко сообщают ей. — Снова наказывали? Мими улучает момент, когда Сестра Аделаида отворачивается, и старается незаметно для всех остальных в комнате помотать головой, чтобы успокоить Сэми. Она к нему почти привыкла — теперь он выходит из своего заточения и проводит время с остальными, а её принудили быть для него кем-то вроде настоятеля: следить и отвечать на вопросы. Она, конечно, и слова против не сказала — такой поворот только на руку. Ей с ним весело — чаще всего за ними ещё ходит Кристофер, и в такие дни они могут разговаривать редко и тихо, но иногда случается Энди — тот самый, которому всё безразлично, кроме самого себя.  — Потом расскажу, — проговаривает она одними губами. Этого, к счастью, хватает, чтобы Сэми замолк — обычно она вовсе не против послушать его болтовню и находит в ней особый интерес, но ей нужно быть осторожной, чтобы не получить действительно страшного наказания. Она ненадолго позволяет себе включиться в то, что исходит от Сестры Аделаиды. Её старческий голос скрипучий, словно елозит металлом по стеклу, Мими порой кажется, что только из-за этого противного голоса до неё не доходят произносимые изо дня в день слова: — Тьма покроет всю Землю и омрачатся все народы, над нами засияет Он. Два равносильных Бога в нашей Солнечной системе. Бог есть Бог бессмертных, а Сатана есть Бог смертных людей… Она просыпается, когда что-то мягкое щекочет её нос. Сначала прячется под одеяло, но всё же показывается, ощущая нагревшуюся от ранних солнечных лучей ткань простыни. Глаза всё ещё под пеленой сна. — Вставай, дорогая. Мужской голос — что-то чужое здесь. Сам голос знаком, его хозяина ей и вовсе видеть не хочется.  Кошмар?  Эсмеральда нажимает острым ногтем на тонкую кожу у запястья, чтобы тихонько вскрикнуть от колючей боли. В освещённой солнцем комнате она даже не сразу замечает Бонта — он сидит на её постели, и только вес тела, давящий на матрас, показывает его присутствие. Светлое свечение вокруг головы кажется ей похожим на что-то неземное, глаза под лучами выглядят жутко прозрачными, а кожа сливается с одеждой.  Ей, конечно, известно, как сильно он старается всех обмануть. Бонт мимикрирует под обстановку, становясь невидимкой. Свет его прячет, а тьма поглощает, заключая в объятия.  Она не спрашивает, что он тут делает, — всё равно ответа не дождётся. Он может творить что угодно, и никто не скажет ни слова.  — Ты ведь знаешь, драгоценная Эсмеральда, — заискивающий голос сродни шипению змеи, ей хочется заткнуть уши, лишь бы избавить себя от дьявольского влияния, — что мы с братом иногда пропадаем отсюда? Она, конечно, знает. Однако никогда не задавалась вопросом, куда и зачем. Не то чтобы её это интересовало, но… ей нужно этим интересоваться. Сэми половину из сказанного выкидывает из головы — в детстве он посещал церковь с семьёй, их пастор ему нравился: на повышенный детский интерес всегда отвечал мягкой улыбкой и спокойствием, хотя мама часто называла Сэми липучкой. Возможно, он даже читал несколько книг, чтобы разобраться в вопросах, которые детский мозг считал самыми первостепенными. Однако прошло слишком много лет. Он не чувствует уже той тяги ко всему — возможно потому, что тянуться здесь не к чему. Он отчётливо помнит тёплый душ и странную уборную с двумя раковинами для него и Вики, с той же чёткостью вспоминает электронные приборы и подаренный на десятилетие телефон. Здесь будто время остановилось на том отрезке, когда Сэми даже не существовало. Они пользуются свечами вместо ламп, встают по утрам, кажется, с восходом солнца, а не со звоном будильника. Ну, вот этот факт, пожалуй, его не смущает — всегда раздражал этот жуткий звук. — Меня не будет несколько дней, — вдруг выпаливает Мими задорным шёпотом на грани с тихим криком. — Впервые я побываю по ту сторону, представляешь?! Ты столько рассказывал о том мире, что я…  Он даже приостанавливает ход от этой новости.  Сэми давно уже понял, что жизнь этих странных людей ограничивается забором, ограждающим огромную территорию, часть из которой густой лес, и многие футы которой даже не видны. Биноклем, возможно, он мог бы посмотреть, почему нет? Мими не была нигде — наверняка здесь родилась, наверняка никогда не видела ярких стендов закусочных в городе и не знает, что такое фастфуд. В последний раз он ел какую-то отвратительно липкую кашу — энергию даёт, а удовольствия нисколечко. Пожалуй, больше, чем по людям, он скучает по еде: — Я бы попросил тебя привезти гамбургер… — Мими хмурит брови в непонимании, а он легко подталкивает своим плечом её, чтобы продолжать идти. — Это такая еда. Свежая круглая булка с кунжутом, её разрезают и смазывают соусом, а потом кладут внутрь листья салата, сыр, сочную котлету и ещё раз сыр. Мими едва не хихикает — кажется, его голос чересчур отдаёт мечтательностью. Понятно им обоим, что ни ей такой еды в жизни не попробовать, ни ему снова.  Их сопровождающий уходит всё дальше в лес — может, сам шаг ускоряет, а может, по случайности, но в итоге они позволяют себе поболтать ещё немного: Сэми рассказывает ей, что в школе учиться было интересно, хотя и не всегда весело, — повезло, что у них не было учительниц вроде этой старухи Аделаиды. Вспоминает, как на своё пятнадцатилетие они с Вики планировали впервые собрать вечеринку — настоящую, а не ту, где родители следят за каждым шагом.  — Жаль, мне нельзя к тебе присоединиться, — он уже отпускает про себя эту невыполнимую мечту; хочет отсюда выбраться, но это место сродни Алькатрасу — удалённое и слишком опасное. — А куда именно? В каком штате мы находимся?  Даже не знает, к чему ему эта информация. Глупо, так глупо, но всё же еле дышащая внутри него часть маленького мечтателя внутри него верит в какое-то чудо. Да и эти люди, похоже, верят. Только разные у них желания. — Они назвали место, куда мы двинемся, Библейским поясом…  Прямо сейчас ему хочется благодарить громким криком свою память — кое-что из учебной программы Сэми приходилось себе повторять, чтобы к чёрту не лишиться способности мыслить, чтобы мозг не застыл в непробиваемый камень. Таблицу умножения, некоторые формулы из учебников, даже некоторые правила проведения химических реакций.  — В Библейский пояс входят… Техас, Оклахома, Миссури, Арканзас, Луизиана, Миссисипи, Теннесси, Кентукки… Ви… Вирджиния, Северная Каролина, Южная Каролина, Джорджия, Алабама и Флорида, — шепчет себе под нос. — Сколько дней? — Мы должны вернуться прямо перед осенним солнцестоянием, — Мими замедляет шаг, глядя куда-то сквозь тёмно-зелёную листву неподвижного массива. — Я не знаю, выходит… Восемь или девять? Понятия не имею. Знала бы я, что такое штат… Сэми теряет интерес к её бурчанию. Это в любом случае слишком далеко от дома. А Мими слишком проста, чтобы передать письмо или что-то в этом роде в полицию, хоть как-то сообщить людям, что с ним всё неплохо. Он словно и не старается бежать за надеждой — оставляет эту неуловимую субстанцию в покое, — но даже не подгоняемая им, она ускользает.

𓆩♡𓆪  𓆩♡𓆪  𓆩♡𓆪

У Люцифера забавно корчится лицо, о чём Вики не забывает упомянуть, когда они заходят в бар.  — Держи, — он суёт ей в ладонь ключи от машины. — Как и договорились. Сегодня это не Цербер — среду, как и четверг, они весь день пробыли там, вновь открываясь после непродолжительной паузы. По большей части Люцифер находился там номинально — у него нет особых обязанностей, но с таким количеством сотрудников необходим был тот, кто запросто поставит недовольных скоростью обслуживания посетителей на их чёртово место. Конечно, там присутствовал и Геральд — ведь Ости впервые вышла на смену после случившегося с Лилу, — он никак не мог допустить, что его жена будет там без персонального сопровождающего. Ади и ещё несколько ребят, которые закончили восстановительные работы, тоже были в числе посетителей бара. В общем, так или иначе причастных к байкерскому клубу набралось куда больше, чем обычных жителей Астории.  В последние два дня там было шумно, а сегодня пятница — по обыкновению будет большее средоточие посетителей, поэтому они выбрали другое заведение. Оно чуть ближе к жилым районам, чем Цербер, оттого и аудитория более спокойная. В основном офисные сотрудники — и молодые, и постарше, — те, кто вымотался к концу недели и планирует в относительной тишине провести вечер перед выходными, выпивая разливное пиво и играя в бильярд. Никакой разрезающей перепонки музыки, отсутствие оглушительных разговоров с ругательствами через слово — средоточие досуга среднестатистического жителя побережья Колумбии.  Вики тут же влезает посередине пустующей барной стойки — завсегдатаи предпочитают более удобные для их задниц места, расположенные в глубине одноэтажного помещения. Ему это даже нравится — не раз он бывал в свежевыкрашенных залах с обилием неоновой подсветки и лоснящимся покрытием всевозможных поверхностей: от столешниц и пола до зеркального потолка и шестов. Люциферу нравится потёртость, смазанная временем идеальность, — хотя тут этой идеальности изначально, кажется, не существовало. Музыка здесь едва звучит из потрескивающих колонок, а за баром старый Билли Колтон — владелец этого места с незапамятных времён.  На нём красная в клетку рубашка и полотенце закинуто на правое плечо. Он даже в помещении носит кепку и никогда её не снимает. Седеющие брови на его морщинистом лице сходятся к переносице, когда замыленный от возраста взгляд находит Люцифера, рот тут же открывается, чтобы выдать уже привычное: — Тебе стоит вести себя хорошо, парень, мать твою. Он и двадцать лет назад был для Билли таким, и будто ни на дюйм не вырос — тот так и смотрит на него снисходительно, хотя ниже него чуть ли не на голову. Вики прыскает звонким смешком, и тогда Билли замечает её. А Люцифер удивляется, потому что как её можно было не заметить?  — Стоит вылечить голову, девочка, если находишь себе такую чёртову компанию, — он грозит Вики пальцем, после чего опирается на стол руками, поднимая плечи почти до самых ушей: — Налью бесплатно, если уйдёшь сегодня отсюда одна.  Билли даже ответа не дожидается: отворачивается от них, тянется к бутылке с каким-то пойлом, стоящей на полке, достаёт стеклянные бокалы. Ворчит, но наливает то пиво, которое Люцифер всегда себе берёт, когда оказывается здесь, что случается не так и часто. Вики выглядит слегка ошалевшей от такого вмешательства — волосы у неё собраны в гладкую косу, на какую-то светлую рубашку сверху надет свитер. Видно, пыталась привести себя в порядок для собеседования — забрал он её вообще из офиса Винса. После беседы с Мелани домой она заглянуть так и не успела.  — С чего он тебя так не жалует? — чуть поворачивается к нему, задевая коленом верхнюю часть бедра. — Наверняка это интересная история, а? — Можешь просто спросить меня, девочка, — Билли разворачивается вновь и профессионально, не разлив ни капли, но всё же с грохотом ставит бокал на картонную подставку. — Этот, — палец снова утыкается в его сторону, — был мелкой занозой в моей заднице лет с тринадцати. А отец его и того раньше. Сколько моя «Элла» перенесла драк чёртовых байкеров, и не счесть… Хреновы бандиты… — Не ворчи, Билл, — такое мнение среди местных давно сложено, спорить абсолютно бесполезно, — тебе оплачивали ущерб и помогали наши же ребята. Твоя «Элла» не требует ремонта чертовски долго, и вряд ли ты бы обновлял тут всё, если бы не мы.  Люцифер хватает ножку стула, на котором сидит Вики, и двигает ближе к себе, чтобы… просто чтобы. Ему нравится, когда она на расстоянии вдоха от него находится.  — Мне иногда кажется, что отец купил Цербер только из-за того, что ты своим брюзжанием его довёл, — холодное пиво мягко скользит по горлу, оставляя зазубрины из пузырьков, и он обращается к Вики: — Скоро начнёт распинаться, что я его конкурент и находиться мне здесь не стоит и вынюхивать всякие секреты. Билли его слов не слышит, хотя прикладывать для этого сил не требуется, и продолжает размахивать руками, ворча: — Скоро зайдёт кто-нибудь из управления и будет следить за тобой во все глаза, малец, — продолжает бормотать Билли. — Никто не упустит шанса посадить одного из вас за решётку даже на пару минут. Будет подарочек к возвращению шефа на работу. Двое ваших уже заглядывали на днях, навели шороху. Люцифер усмехается и пьёт пиво, оглядываясь изредка по сторонам. Будто ожидает, что из-за угла выскочит Чума с кем-то из братьев, — они уже несколько дней курсируют между штатами, собирая информацию. Если им хочется отдохнуть, стоит посещать Цербер, а не пугать своим темпераментом ни в чём не повинных людей. Вот и нашлась для него забота. Вики тем временем заказывает обычную содовую — на обратном пути за руль придётся сесть ей. Так они договорились — машина вместо байка, и она отказывается от выпивки, чтобы самой вести авто. И это было странно — в таком ключе развивать разговор. Пару дней они по вечерам закупают продукты, чтобы приготовить ужин и завтрак, планируют досуг, как парочка уставших пенсионеров. Странно спокойно, странно без каких-то ссор или расхождения во мнениях. Неторопливость жизни с относительным в ней спокойствием даже не смущает, не заставляет раздумывать, не рановато ли им обоим засиживаться перед телевизором.  Они разговаривают. Много. Вики всё чаще упоминает брата, а Люцифер, нарушая некоторые правила конфиденциальности, пересказывает пробеги двенадцатилетней давности — без криминальных подробностей, само собой. А ещё он жаждет узнать подробности её собеседования, чёрт возьми, поэтому они и пришли сегодня сюда, а не отправились в его дом. — Как там Мелани? — интересуется он, не дождавшись от Вики никаких слов. Вики не может удержаться от улыбки — поворачивается к нему и приподнимает стакан с ледяной колой: — С ней всё в порядке, — делает глоток, морщась от крепости пузырьков. — Она успела мне рассказать, как выбрала Асторию местом жительства, напомнить о знакомстве с мужем в подробностях, показать фотографии детей — у них их, кстати, трое. Хм-м…  — Когда приступаешь к работе?  — Когда вернусь из Нью-Йорка, — она пожимает плечами, ставит стакан на стойку и разворачивается, ставя холодные ладони на его бёдра. — Если я вылечу туда во вторник, то должна буду вернуться уже к концу следующей недели. Соседа я предупредила, мне нужно будет только собрать вещи, а их у меня не так уж много, и переписать договор аренды на имя Маля. Думаю, всё перевезу сама и не буду заморачиваться с доставкой. Вернусь, разберу сумки и буду готова выйти в офис уже в понедельник. Сначала Люцифер думает, что всё складывается хорошо, — осталось всего-ничего, всё пройдёт быстро. Он давно не был в Нью-Йорке и вовсе не прочь прокатиться, но вот загвоздка как раз в том, что время до одури неудачное.  — Ты справишься? — ему действительно отчего-то не нравится эта идея: оставлять её наедине с сомнительным соседом, информации о котором по-прежнему он не держал в руках, хотя ещё в начале недели попросил Винса разузнать побольше. — Я смогу отвезти тебя в Портленд и забрать оттуда, чтобы не пришлось таскаться с багажом. Пока отца нет в городе, я не могу отбывать надолго. — Я не просила тебя ехать со мной, — напоминает она, вызывающе смотря на него своими серыми глазами. — Да, справлюсь, но буду рада компании. Когда возвращается Сэм? Ещё один вопрос с подвохом — отец позвонил только раз: уже после того, как навестил Джо в Рексберге. Сказал, что планирует прокатиться на юго-восток, начиная с Оклахомы и двинется до самой Флориды. Какого только хрена его отцу вздумалось шляться по Библейскому поясу? К чёрту, не будет он больше вытягивать из него информацию. Защитить себя, свой дом, бар и компаунд у него получится — если Сэму вздумалось бродить неизвестно где, когда вся его семья под угрозой… Что ж, так тому и быть. Может, и к лучшему, что Вики будет подальше от всего этого дерьма. Астория должна быть безопасной, и лучше бы им всем ускориться. Вики хмурится, глядя на него, но почему-то не настроена лезть в душу — видимо, и сама бы оценила как раз такой подход — понадобится, он расскажет сам, а если нет… Ей странно представлять себя рядом с таким человеком, каким он был раньше, когда клуб ещё существовал. Странно, что он был таким свободным, какой она никогда себя не чувствовала. Вернётся ли к нему эта тяга к путешествиям? Потому что, кажется, она была бы не прочь побывать хотя бы в пределах округи Орегона — съездить в Вашингтон на несколько дней и провести пару ночей в каком-нибудь глэмпинге с домиками, где стеклянные крыши, и посмотреть на сияющее звёздами небо в лесном окружении. Недавно она вспомнила, что в детстве, когда бывала в походах с папой, мечтала остаться там на ночь, но Ребекка всегда была решительно против, — сама она такое времяпровождение не воспринимала всерьёз, однако некоторые семейные правила чтила и уважала: вроде того, что семья ночует под одной крышей. Вики мечтала сделать так, чтобы мама не была против такого варварского досуга, но при этом комфорт сохранился.  Потом она узнала о глэмпинге, вот только ни одного из желаний уже не осталось. И семьи тоже. Но, кажется, со всеми этими пересказами о далёких годах ей вновь хочется заразиться этой главной мечтой: посмотреть мир. Начать хотя бы со страны! Она вспомнила, что когда-то мечтала попробовать уехать в Теннесси и поступить в один из тех спортивных университетов, чтобы быть болельщицей и участвовать в соревнованиях по черлидингу. Кажется, эта мечта была недолговечной, но всё же…  — Я же говорил, появится ещё нормальный парень для тебя, — вдруг восклицает Билли, вернувшийся за стойку; куда и когда он уходил, никто из них не заметил.  — Добрый вечер. Они синхронно разворачиваются к источнику звука — Люцифер, освобождая руку, тянет ту навстречу подошедшему со спины мужчине. Вики приглядывается, но всё же не узнаёт: к сегодняшнему дню ей стало ясно, что легче знакомиться со всеми снова.  — Детектив! — вопит Билли, насколько позволяет голос, и все они — ведь находятся совсем рядом — морщатся от громкости. — Забери к чёртовой матери девушку у этого ублюдка, он наверняка её выкрал откуда-нибудь, дьявол его… Люцифер отмечает, как Донни улыбается во весь рот. — Ты как ляпнешь, Билл, — детектив Льюис смотрит на Вики и протягивает ладонь. — Я так понимаю, Вики Уокер. Я детектив Льюис, но можешь называть меня Донни.  Он приподнимает бровь, опуская глаза на то, как Вики старается достать руки из хватки Люцифера, который удерживает их между своих коленей.  — Хватит с тебя быть в родстве с копом, детка, — Люцифер быстро касается её губ, чувствуя сладость содовой. — Не надо, чтобы ещё этот мудак тебя трогал.  — Ты не меняешься, Кристи, — Донни усмехается и садится с правой стороны от Вики за стойку, выкладывая на столешницу пару десятидолларовых купюр. — Нам давно не по шестнадцать, Люци. И, если слухи верны, мы с Викторией будем часто пересекаться по работе, — он смотрит ей в глаза, — пожалуйста, скажи, что теперь полицейскую сводку будешь курировать ты.  Вики чувствует телом, как Люцифер посмеивается, и оборачивается к нему через плечо. Он всё ещё напряжён, но лицо ни в коем случае не отражает те мысли, что не дают расслабиться.  — Мы этого ещё не обсуждали, детектив. К новым лицам управление будет более благосклонно? — интересуется она. — Я бы предложила сократить сводку до единоразового в неделю упоминания в прессе, — Вики чувствует, как Люцифер прижимается подбородком к затылку и всё теснее притягивает её тело к своему. Такое себе удобство на барной высокой мебели. — Так что и встречаться с Мелани, возможно, придётся реже.  — Мир, чёрт возьми, сходит с ума. Снова все трое поглядывают за стойку — на Билли, который, приоткрыв рот, осматривает сидящих перед ним. Им непонятен ступор старого хозяина «Эллы». Билли Колтон недоумевает: что же такого должно произойти, чтобы в порядке вещей было прийти в его бар детективу и чёртовому байкеру, притащившему с собой — видимо, всё же не против воли — дочку шефа полиции, а после спокойно сидеть и болтать, будто стороны вселенной, которые никогда не должны были пересекаться, вполне себе нормально сотрудничают.  — Чёртов мир сходит с ума, — он приходит в себя, принимается наполнять пивом ещё один бокал и тут же ставит его с подставкой перед Донни. — Вам стоит подумать над тем, чтобы построить бункер на случай апокалипсиса, грёбаные детки. Билли стягивает с плеча полотенце и машет кому-то в зале и вскоре его заменяет молодой парнишка, который таскал блюда с кухни по залу.  Вики в это время размышляет. О том, какие странные люди её окружают. Думает, как сильно ей это нравится — приходить в заведение и не называть заказ, потому что бармен без труда опознаёт тебя среди своих клиентов; как сильно ей нравится быть в курсе повседневной жизни города потому, что он невелик и в нём не проживают миллионы людей. Как сильно ей нравится сидеть, прижавшись спиной к согревающему её телу, наслаждаться мерными поглаживаниями и поцелуями в волосы.  Мужчины тем временем начинают переговариваться, рассказывая несколько забавных историй из детства — учась вместе, они накопили их прилично. Об испорченных вечеринках и купленном незаконно алкоголе. О том, как, играя в футбол на уроке, они могли оба обзавестись травмами, потому что ни один не жалел силы и не стеснялся использовать силовые приёмы. О том, как вся эта глупая вражда однажды растворилась и переросла во что-то другое: принятие. Конечно, Донни вряд ли можно назвать другом, но всё же хороший знакомый, от встречи с которым не бежишь, выдумывая глупые оправдания.  Спустя быстро пролетевшие полчаса болтовни они перемещаются ко входу, занимая освободившийся бильярдный стол.  Вики же остаётся сидеть, обещая наблюдать издалека, и вслух не проговаривает, но принимаясь держать пальцы скрещенными во имя победы. Люцифер на другом конце зала протирает наконечник кия, пока детектив Льюис устанавливает шары в пирамиду в центре стола. Зелёное сукно даже не выглядит зелёным — протёртое, залитое напитками и облапанное жирными руками — даже в компаунде бильярдный стол в более хорошем состоянии, чем здесь. Но они с Донни, по понятным причинам, пользуются только этим. На самом деле он играть и не планировал сегодня, однако взгляд Льюиса в момент предложения был слишком уж пронзительным.  — В чём дело? — спрашивает, не желая затягивать разговор на партию; честно говоря, он бы с куда большим удовольствием прямо сейчас отправился в тишину дома, где никто не врывается в вечернюю обыденность и не стоит над душой. — Льюис, сейчас самое время начать разговор, пока есть возможность сделать это с глазу на глаз и без лишних ушей. Конечно, всё не совсем так — вечер перед выходными излюбленное время каждого ублюдка в городе выползти из своей норы и сделать вид, что он ещё готов на многое, — здесь куча работников производства и даже банковских служащих. Лица все знакомые. Многие поглядывают на них исподлобья — если они и встречались здесь раньше, то в полдень буднего дня. Сейчас же совсем без лишних ушей не выйдет. — Шеф во время своего отсутствия попросил присматривать за Вики, — Донни разбивает треугольник; шары с грохотом раскатываются, стукаясь о бортики стола. — Просто предупреждаю, что около твоего дома будет периодически проезжать патруль. И у Цербера тоже.  Люцифер хмыкает — он уважает желание защищать дочь, само собой. Вот только Винс вполне мог предупредить его сам — позвонить перед своим отъездом, к примеру, блядь.  — Больше никакой информации от него не поступало? — спрашивает наугад, разумеется, как и бьёт по шару, намеренно не прикладывая необходимой силы; загадочный сосед интересует его только из-за Лилу, которая так и не решилась дать ход делу. Значит, Льюис не должен быть в курсе.  — Это всё.  Донни поддерживает его стремление поскорее слить партию, забивая шар противника. Они несколько раз ударяют кием, прежде чем восьмёрка с лёгкой руки угождает в лузу. Чьей руки, не столь важно. Оба одновременно относят кии в держатель, и Донни сообщает ещё одну важную новость — не уверен, что стоит это делать, но всё же даёт шанс Кристи быть предупреждённым: — Я дал ему контакт знакомого. Он частный детектив, насколько я знаю, сейчас находится где-то в Вашингтоне, — проговаривает Донни вполголоса. — Зачем он ему, понятия не имею, но… Просто будь в курсе, чёрт возьми. Донни без задней мысли выходит из бара, оставляя Люцифера с миллионом вопросов в голове и с горкой догадок, ни одна из которой ему не приходится по душе.  — Блядь. Он так и стоит, держа одну руку на кие.  Если Винс выяснил что-то, то какого хера ему понадобится частный детектив? У полиции достаточно ресурсов для поиска, вот только… — Поедем? — маленькая ладонь ложится на его предплечье, обжигая кожу сквозь ткань холодом.  На автомате он передвигает ногами по направлению к выходу, останавливая Вики, когда та рвётся снять с себя его куртку. Так же на автомате проводит её к водительской двери, стараясь по пути к пассажирскому стряхнуть с себя мысли хотя бы до утра, иначе весь вечер, так многообещающе начавшийся, будет похоронен под оползнем из домыслов. Ему это вовсе не надо сейчас.  Двигатель машины заводится с глухим рычанием в темноте улицы. Кожа на его руках и шее совсем немного покрыта неровным слоем мурашек из-за холода, но Люцифер и этого не чувствует — усаживается на сиденье, поворачивается к расположившейся через коробку передач Вики. У неё расширенные глаза — кажутся чёрными, словно поглощающими любой проблеск такого необходимого света. Большим пальцем правой руки проводит по мягким губам, прежде чем пройтись по её рту своим, разрывая сомкнутую линию языком. Они всё ещё наполнены вкусом сиропа — липнущего, концентрированного сахара. Как и всё в ней.  Она такая.  Преспокойно готовится к переезду, пока вокруг творится что-то страшное. Ходит к Мелани и рассматривает фотографии их с Молчуном детей, в то время как отец сваливает в сторону штата Вашингтон, намеревающийся, по всей видимости, отыскать чёртового соседа без её вмешательства. Винс наверняка скорее согласится встать под пулю ещё раз, нежели расскажет драгоценной девочке, что та, возможно, последние два года жила неизвестно с кем, и снова её спугнёт.  А Вики занята тем, что вспоминает себя, — вчера вечером перед сном, когда мышцы его ног ныли от того, как долго и упорно он её трахал, пытаясь вымотать их обоих, тело было нагрето до ненормальных температур, а в голове мозги превращались в месиво, — Вики сказала: «Кажется, когда-то я хотела щенка. Или, возможно, кошку». Люциферу лишь на мгновение захотелось прикрыть глаза, набраться сил, после чего одеться и совершить набег на клинику, чтобы поставить укол от аллергии, а потом в ночи вызвонить людей, которые курируют блядский приют для домашних животных в округе Клэтсоп.  Мир действительно сходит с ума. Это так, потому что он в жизни не представлял себя таким оберегающим. Потому что всё дело не в нём, а в ней — невинно вздыхающей, когда их рты разъединяются; мерцающе улыбающейся, когда обнаруживает давно похороненную под грудой прожитых в скорби лет припылённую слоем забытья часть души и пытается соединить себя прошлую и настоящую. Ему хочется решить все проблемы по одной простой причине: чтобы дать ей спокойствие, в котором она нуждается, а потом вновь потрясти её существование, когда она поймёт, что ей мало одной только мерной и предсказуемой жизни. Удивительным образом она переключилась — будто только оглядывается назад на миг и тут же бросается вперёд наугад, не глядя под ноги. Словно знает, что есть тот, кто её поймает. Мир сходит с ума, потому что он, чёрт возьми, не даст ей упасть снова. Ни в коем случае.