оно выделяло тепло

Рано или поздно это должно было произойти. То, что Ризли нет на станции, они поняли только ближе к ночи следующего дня. Скарамучче вспомнилась старая считалка, которую напевала на манер колыбельной одна из работниц лаборатории. Ирония это была или жалость — он до сих пор не мог понять.

Покинула мать своих детишек,

Оставив их в поле без присмотра.

Горькими слезами залился первый,

За матерью в лес он отправился смело…

—Ризли исчез, — сообщила Арлекино буднично, будто Ризли пропадал каждую среду. — Ты… — она посмотрела на развалившегося на диване Дотторе. — … должен был дежурить вместе с ним снаружи. Сегодня был ваш черед. — И? — Дотторе показательно прикрыл глаза и скучающе зевнул. — Его не было. С самого утра не было. Он не принцесса, чтобы я ждал его и тем более следил за ним. Справился с проверкой оборудования сам. Не надо так смотреть на меня. Скарамучча внимательно посмотрела на каждого — он не доверял здесь никому. Кто-то из них — удивленных, демонстративно скучающих и незаинтересованных — точно был причастен к пропаже Ризли. Взгляд Дотторе ощущался ледяным дуновением на виске — Скарамучче не нужно было оборачиваться, чтобы убедиться, что, пока он следил за всеми, за ним точно также внимательно наблюдали. — Эй, — Тарталья непонимающе замотал головой. — Может, он все еще на станции. — А может ему удалось сбежать? — скучающе бросил Дотторе. Все замолкли и подумали об одном и том же. — Отсюда невозможно сбежать, — тихо произнес Скарамучча. Дотторе, заслышав его голос, оживился и криво улыбнулся. — Он может быть снаружи, — добавил Тарталья. — Если мы не найдем его, то нам нужно сообщить об этом, — Арлекино смотрела на всех так, будто каждый из них собственноручно расправился с Ризли, а затем спрятал его труп в стенах станции. — Я так не думаю, — лениво возразил Дотторе. — Совсем не подозрительно то, что бывший начальник тюрьмы вдруг пропадает, оказавшись в компании заключенных. Арлекино не ответила, остальные задумчиво поджали губы. Не нужно было долго гадать, чтобы понять, что их ждет. Пожизненное в «Меропиде» вместо обеденного уменьшения срока. — Давайте обыщем станцию еще раз. Ты и ты, поищите снаружи, — в конце концов, дала указания Арлекино. Никто с ней спорить не стал. Даже Скарамучча, которому ее приказной тон совсем не нравился. Как и то, что она указала на них с Тартальей. Но ему хотелось поскорее скрыться от чужих глаз. Поэтому он кивнул и молча вышел из главного отсека.

***

Скарамучча часто думал о ней, но вот только имени вспомнить никак не мог. В его воспоминаниях ее лицо каждый раз менялось, а бейджик, прикрепленный к нагрудному карману белого халата, всегда был пустым. Она не боялась смотреть ему в глаза. Приносила тайком книги. Иногда даже пыталась разговаривать с ним. Скарамучча редко ей отвечал, но она не обижалась. Рассказывала про своего кота, которого она подобрала на улице, проблемы с отцом и отношения с коллегами. Скарамучча никогда этого не показывал, но ему нравилось быть немым слушателем. А потом ее вдруг не стало. Просто в один день вместо нее пришел другой — с высоким лбом и кудрями. Он всегда молчал и не смотрел ему в глаза, как и все в лаборатории. Тогда Скарамучча не знал, что с ней случилось, но сейчас догадывался. Ей это не понравилось. Она не хотела, чтобы он вдруг почувствовал себя обычным человеком. Потому что она никогда не считала его за человека.

***

— Думаешь, ему удалось сбежать? Тарталья всегда заговаривал первым. Буднично и бодро, будто они сейчас находились не на заброшенной планете, покрытой льдом, в окружении ублюдков. Сам Тарталья таковым не был. Скарамучча понял это на второй день. Он был мягкий, теплый и слишком живой. Такой, что его хотелось немного испортить, вспороть острым когтем, оставить гемотому и стать для него первым разочарованием в его жизни. Каждый раз, когда он смотрел на него, у Скарамуччи нетерпеливо зудело под ребрами — словно кто-то игриво щекотал его изнутри. Вместо ответа, он бросил вопросительный взгляд. Это могло значит в равной степени как что ты имеешь в виду?, так и отвали. — Не понимаю, только как, — продолжал рассуждать Тарталья. — Я проверил капсулу. Она на месте. На ручке люка остался тот же слой пыли, что и был. К ней даже никто не прикасался. Скарамучча молчал. Нужно было внимательно осмотреть, а затем надеть экипировку, чтобы случайно не замерзнуть снаружи. — А знаешь, что самое интересное? — Тарталья задумчиво крутил в руке наушник. Его обычно беззаботное лицо вдруг сделалось серьезным. Он явно ждал признака заинтересованности, и Скарамучча неохотно повернулся к нему: — Что? — Вчера вечером я случайно увидел кое-что, — произнес Тарталья, неосознанно понизив голос. — Точнее — кое-кого. Капитано и Ризли. — И? — Они заметили меня, но я успел увидеть, как они… Мне кажется… — Тарталья нервно жевал губу, пытаясь подобрать слова. — Они ругались. Я видел, как Ризли хотел ударить его. Знаешь, это было круто, — Тарталья усмехнулся. — Я тогда подумал, что не всякий полезет с кулаками на такого здоровяка. Я даже зауважал его в каком-то смысле. Скарамучча слушал это с непроницаемым лицом. На что он намекает? О Капитано он знал меньше всего. Может быть и стоило задуматься и разузнать о нем что-нибудь. — Считаешь, что его убили? — буднично спросил Скарамучча. Кажется, впервые кто-то из них сказал это вслух. Не пропал, а убили. Тарталья посмотрел ему в глаза, Скарамучча даже не стал отводить их, хотя ему всегда было неприятно смотреть друг в друга таким образом. Он знал, что они думают об одном и том же. — Я этого не говорил, — в конце концов, пожал плечами Тарталья и бесхитростно улыбнулся. Скарамучча вдруг понял, что и с ним нужно быть настороже.

***

Чужое дыхание щекотало ушную раковину, словно маленький жучок, случайно залезший в ухо. Голос Тартальи по ощущению звучал где-то в затылке. Он говорил: — Ее называли Землей. В смысле, эту планету. До того как она стала «Снежной». — Я в курсе. Скарамучча знал, что раньше это место было пронизано жизнью. Теперь же здесь кроме вечных льдов ничего не было. — Мне все равно здесь нравится, — поделился зачем-то Тарталья. Скарамучча хотел сказать, что они здесь не в детском лагере и друзей он себе не ищет, но почему-то промолчал. Эта болтовня хотя бы отвлекала. Они шагали рядом в двух метрах друг от друга, чтобы не потерять из вида. Силуэт Тартальи в скафандре бодро шел по снегу вперед, изредка оборачиваясь назад. — Пускай здесь только снег и есть, а все равно хорошо. Нам кстати сегодня повезло, — Тарталья притормозил и указал рукой вверх. Скарамучча рефлекторно поднял голову. — Небо чистое. Звезды видны. Звезды можно было увидеть и на других планетах. Но почему-то здесь они светились как-то по-особенному притягательно. — Красиво же, — мечтательно выдохнул Тарталья. — Давай постоим здесь еще. Кислорода хватит. Они обошли весь огороженный периметр у станции. Ризли нигде не было. Как и его следов. Это было ожидаемо. Отсюда нельзя было сбежать. Казалось, что станция находилась в белой мгле. Сненое полотно простиралось до самого горизонта. И ничего кроме этой бесконечной белизны. Ни деревьев, ни гор, ни других построек. Скарамучча задумался, как скоро можно сойти с ума от давящего снежного пространства вокруг. Может, они уже? — А ты романтик, — в голосе сквозила язвительность скорее по привычке. Скарамучча смотрел на мигающие огоньки в небе, а затем вдруг сказал: — Они тебя не пугают?Звезды. — В смысле? — прошуршал в ухе голос Тартальи. — Большая часть из них исчезла задолго до того, как их свет добрался до нашей сетчатки. По сути — все они мертвы, — ответил Скарамучча. — А ты романтик, — вернул Тарталья со смешком в голосе. Скарамучча поморщился. — Пойдем. Ризли мы здесь явно не найдем.

***

Когда Скарамучча вернулся в свою комнату, он сразу понял: в ней кто-то был. Заметить, что что-то в обстановке неуловимо поменялось, совсем несложно. У него было не так много вещей — еще один комплект одежды и книга в потрепанной обложке, которую он взял с собой при побеге из лаборатории. Поэтому было очевидно: кто-то рылся в его вещах. Уснуть в ту ночь не вышло. Он ждал, когда в коридоре послышится уже привычный шорох шагов. Глупый розыгрыш или первые звоночки того, что они все здесь постепенно сходят с ума. Он ждал, когда в его дверь осторожно поцарапаются в ожидании приглашения. Но слышал лишь мерное гудение станции. То, что ходило в коридорах каждую ночь, беспокойно просясь в каждую дверь, вдруг исчезло. Прямо вместе с Ризли. Успокоилось ли оно, приняв эту жертву? Утолило ли оно свой голод? Скарамучче вновь вспомнила та старая считалка, которую напевала ему сердобольная сотрудница лаборатории, чье лицо и имя навсегда стерлось из его памяти.

Покинула мать своих детишек,

Оставив их в поле без присмотра.

Горькими слезами залился первый,

За матерью в лес он отправился смело.

Второй побежал за ним следом,

В болоте сгинул и мертв был к обеду.

Третий исчез, будто не было вовсе,

Четвертый сгорел — остались лишь кости.

Пятый утонул в реке бурливой,

Шестого звери утащили силой.

Мать вернулась, а детей уже нет,

Лишь пустое поле, где был их след.