Я вхожу в Новый год без стука

В Синергисе начала чувствоваться атмосфера приближающегося праздника. Снег завалил передний и задний дворы замка объемными сугробами. Дух Нового год в большой степени зависел от настроя каждого студента. И у Светло этого духа было хоть отбавляй. Он успел даже залезть на одну из башен учебного заведения, чтобы потом, изловчившись, кувыркнуться в ворох снега, набив его себе за шиворот. Также Ваня бегал по коридорам в красной шапке с белым помпоном, цепляя на мимо проходивших учащихся то рога оленя, то ободок со светящейся елкой, то колпаки с зимними узорами. Светло любил Новый год, любил зиму. Все вокруг в его глазах превращалось во что-то таинственное и волшебное, не в простом, повседневном плане, а судьбоносном. Да, почему-то он ждал подарка если не от Бога, то от судьбы. Что-то интересное, что должно было принести новые эмоции. Его хлебом не корми — подавай каждый день приключения. Находясь в радостном настроении, единственное, чего не хотел касаться Светло — это Евстигнеева. Маг тьмы уже достаточно его утомил, будто высосав всю энергию. Теперь Ваня избегал его везде. В тех же темных по утру коридорах: стоило только увидеть мелькнувшие алые волосы — Светло мигом хватал шедшего рядом Славу и разворачивал его обратно или же прятался у него за спиной. Пересекаться с хмурым племянником директора не было никакого желания. Но сердце каждый раз предательски уходило от волнения в пятки. Кажется, Ваня специально выходил на перерывах гулять по длинным коридорам, чтобы пощекотать себе нервы, наткнувшись на того, с кем он якобы не хотел искать встречи. И когда пересечение становилось неизбежным, голос Вани нарочно становился веселее, а дурацкие шутки искрометнее. Он всем нутром показывал Евстигнееву, как ему хорошо без его общества. Кто знает, может, потомку Дипа пробьет голову шальная мысль приревновать Светло к Славе? Ведь Ваня не раз уже лез из кожи вон, чтобы вывести Охру на темные, постыдные, уничижительные чувства. Фаллену определенно нравилось выводить людей на эмоции. Нравилось придумывать в голове собственные сюжеты, делать из себя важную персону, которая имела влияние на окружающих. Только вот эти самые окружающие считали его дурачком, долбанутым клоуном с несмешными, оскорбляющими других людей шутками, которые никому не нравились, кроме него самого. Только такие, как он, поддерживали такой юмор и странные выходки, но даже его друзья не могли посоревноваться с его ужасным характером. Признаться, Ваня порой уставал от себя же, ощущал внутри пустоту, которую до этого пытался заполнить глупыми поступками и словами. «Они никак не характеризуют меня настоящего, — думал он, когда улыбался, слушая, как его друзья смеялись с его очередного панча против первой попавшейся «жертвы». — То, что я транслирую наружу — не я. Но по началу казалось так просто вести себя так. Я думал, что скрашиваю не только свою жизнь, но и чужую. Но стоило хоть кому-то быть со мной искренним — я чурался его. А тех, кто прямо говорил мне о том, что я еб*нутый — с радостью слал их куда подальше, довольный реакцией. Но я не есть то, что несет в себе каждое мое слово» Светло нравилось видеть Евстигнеева разозленным, раздраженным, да даже сексуальным, когда он пытался и так и этак вывести самого Фаллена на чистую воду, зажимая его в темном закутке школы. Он тогда так щекотно шептал Светло на ухо, что последний прямо-таки был в экстазе, понимая, что именно он удостоился вниманием Евстигнеева — студента с шестого курса Версуса. Но Ваня терпеть не мог, когда Охра пытался принять добродушный, заботливый облик. Это ощущалось весьма скучным и отвратительным. Недопустимым. С кем-кем, а со Светло нельзя быть откровенным. Евстигнеев понял только со временем, что Фаллен никогда не даст поймать себя в сети. Главным должен быть всегда он. Если невозможно действовать силой, то он применит ловкость и лукавство, в общем, включит все свои манипуляторские механизмы, чтобы остаться неуловимым трикстером, которым он привык быть. А себя никому не покажет. Потому что не знает, какой он, Ваня Светло, и что за этим именем стоит. Именно поэтому у них ничего не вышло. Евстигнеев даже со своей тьмой хотел быть Светло близким человеком, а тот принял это за слабость. Какое-то время Ваню разрывало от приятного чувства, когда он вспоминал перекошенное от злости и боли лицо Охры, такое страшное и отталкивающее, которое Фаллен собственноручно создал. он упивался тем, что убил, как ему казалось, «все святое, что у того было». Потом от эйфории осталось вязкое, мутное чувство, которое никак не уходило, а преследовало Светло везде. Он машинально отшучивался, когда друзья интересовались его самочувствием. Задирать больше никого не хотелось, чтобы не попасть впросак, как с Евстигнеевым. Ваня, очевидно, дошутился. Последняя надежда была на Новый год. Только когда в воздухе начал витать аромат ели и мандаринов, Светло начал реабилитироваться. Было ли то дело в приятных запахах? Не исключено, что они создали необходимую атмосферу. Алина, сестра Славы, подарила Ване духи с нотами корицы и цитруса. Они внесли свою лепту в поднятие настроения. Теперь Фаллен с удовольствием собирался на учебу, перед выходом брызгая себе пару раз ими на шею. Даже Евстигнеев оценил, обронив в коридоре: «Наконец-то от тебя пахнет чем-то приятным, а не жженым салом, электрик» Такой хук прилетел от Охры впервые. Светло уже хотел возмутиться, мол, когда это он пах жженым салом, если током сам себя никогда не бил, но догадка пришла без опозданий. В прямом и переносном значении Ваня был той еще свиньей. Не будем о печальном. Ведь Светло привлекало что-то загадочное и интересное. Итак, волшебство, о котором Ваня не подозревал, случилось в кабинете директора. Его вызвали туда, чтобы отучить возводить рукотворные снежные памятники перед главным входом в виде огромного пениса. Взбешенный Дип Эксенсович не переставал удивляться масштабам фантазии столь способного студента: — Я, конечно, все понимаю, золотые руки везде хотят оставить след своего таланта, — начал говорить директор с дергающимся глазом. — Но, извини, какого х… х-Хаоса ты возвел столь ценную скульптуру перед моим учебным заведением? Это чем я тебе услужил? Светло было до фени на Дипа, который любил ругаться, используя художественные средства, чтобы речь была яркой и запоминающейся. Ваню только возмущала несправедливость, ведь Слава с Андреем успели сбежать с места преступления, а получил за всех как всегда он. «Нашли козла отпущения, — вздохнул Светло, скучающе пробежавшись взглядом по полкам. В старом дедовском серванте Ваня увидел разную неприметную всячину, которую было также уныло рассматривать, как и слушать Дипа. Но кое-какая интересная вещица все-таки обнаружилась. — А это что за хрень? В стеклянном шаре гриб, а у его ножки сугроб снега. Никак, завуча нашего. У Рачинского та еще гиперфиксация на грибах. А у Дипа на него. Гыгы» Голос директора звучал все дальше, пока Светло успешно продвигался к серванту. Он замер около шкафа, для вида посмотрел на Дипа, чтобы показать, что ничего не изменилось и он все так же внимательно слушает и занимается самобичеванием. Выждав, когда он отвлечется на Рачинского, чтобы что-то спросить, Ваня моментально приоткрыл дверцу, схватил шар и потряс его, завороженно наблюдая за заснеженным, переливающимся малиновым мухомором. Снежинки красиво кружились в вихре вокруг него, аккуратно садились на пятнистую шляпку, другие же падали, создавая сугроб. Лишь на несколько секунд Светло был пленен красотой зимнего гриба, улавливая его мерцание. Потом окутывающая дымка спала, и Ваня недоуменно поморгал. — Херня, — заключил Светло, выйдя из кабинета, словно забыв, что он вообще там делал. Но никто его окликать не стал. Голова была немного затуманена и кружилась, будто Ваня недавно выпил пива. Чтобы снять с себя странные симптомы, он на всякий случай пошел в туалет. Холодная вода пробудила его от легкого ощущения, будто он спит в реальности. Светло недолго потупил перед зеркалом, рассматривая свое отражение. Отросшие волосы, что завивались в колечки, на тонком носу широкие, круглые очки, оправа которых заканчивалась над бровями. Карие глаза с недоверием всматривались в точно такую же пару глаз. Что-то было не так. Как только у Вани промелькнула эта мысль, он услышал из кабинки странные вздохи. «Кому-то плохо или слишком хорошо?» — подумал он, расправляя мокрую челку. Руки вытер о собственный лонгслив. Тихими шажками подкрался ближе. Заглянув в щель, он увидел в кабинке Евстигнеева, который стоял к нему спиной и еле слышно проговаривал рваные предложения: — Черт… когда же… все… закончится?.. Светло думал: спросить о самочувствии или просто зайти без предупреждения; но подошвы ботинок словно приклеились к полу. Точно. Они же не разговаривают. Не ботинки, а Вани. Светло и так было стыдно за свое поведение, ведь он так бесцеремонно обошелся с Евстигнеевым. И не один раз. Сейчас же следовало забыть друг о друге раз и навсегда. Они оба слишком незрелы, чтобы вступать в отношения, а последующее взаимодействие может принести только боль. Ваня застыл, а внутри все сжалось. Нет, он больше не будет попусту нарушать границы чужого человека, которому уже успел нагадить в душу. Не будет. Светло стиснул кулаки, но остался стоять. Тяжело контролировать то, что давно вошло в привычку. Импульсивные поступки можно отследить, а вот предотвратить — сложно. Но развитие событий не заставило себя долго ждать. Через какое-то время дверь сама распахнулась, и из кабинки вышел Евстигнеев, тряхнув светлыми прядями волос. У Вани душа оборвалась, когда он встретился с отчужденным взглядом Охры. Все, что было ниже глаз оказалось недоступным — лицо скрывала железная маска, которую Светло уже давно выбросил из головы. Евстигнеев смотрел дико, недовольно, без капли тех эмоций, на которые Фаллен его смог вывести в течении нескольких месяцев. Кажется, тот подозревал, что Светло за ним следил. Иначе какой дурак стоял бы впритык к занятому туалету, когда еще есть целых три? — Чего тебе? — глухо раздался голос. Ваня давно не слышал его именно таким, за преградой. Сам Евстигнеев стал далеким, что хотелось сказать: «Это же я, твой любимый придурок, с которым невозможно ужиться. Давай обнимемся?» Но вместо этого вылетел глупый вопрос: — Ничего. Ты когда покраситься успел? Охра недоуменно вскинул бровь: — Я не красился. Всегда таким был. А ты кто? Вот тут Светло точно понял, что что-то было нечисто. Как это, не помнить того, кто столько раз тебя провоцировал? — Ванюш, если ты решил податься в постиронию, то у тебя это очень плохо выходит. Лучше, давай-ка, объясни, что с тобой произошло за один день? Нахрен ты маску опять напялил? — Кхм, что за манеры? Я без понятия кто ты, так почему ты позволяешь себе говорить в таком тоне? Ты нарушаешь мои личные границы, а это недопустимо. — Что?! Я нарушаю? Да я, между прочим, наоборот. Я же не стал врываться к тебе в толчок, как в тот раз, когда ты меня по носу дверцей стукнул, — Светло раздраженно топнул ногой. Евстигнеев на него смотрел как на сумасшедшего, старался держаться от него подальше, придумывая в голове план, как можно быстро проскочить мимо этого ненормального, чтобы он ничего такого не выкинул. — Тебе Дип что ли память отшиб, раз не помнишь ничего? Как это можно объяснить? А наш баттл? Евстигнеев мотнул головой. — Ты о чем? Я имени твоего-то не знаю, а о неких «баттлах» в первый раз слышу. Светло с размаху стукнул себя по голове. — А знаешь, черт с тобой! Так даже лучше. Не будешь доставать меня своими бесячими глазками. Хотя сам до этого меня чуть своими щупальцами не прибил. Ваня уже развернулся, чтобы в гневе выскочить из туалета, но Охра недоуменно спросил: — Подожди. Откуда ты знаешь про это заклинание? Неужели я мог в тебя им… Светло закатил глаза, фыркнул и вышел, не соизволив ответить. Непомнящий Евстигнеев бесил больше обычного и невероятно настораживал. Постепенно паззл в голове стал складываться. Ваня заметил, что за окном была далеко не зима. А еще он зашел в библиотеку к Алине с булочками, а та даже не слышала о баттлах. Теперь казалось, что дурачками были все окружающие, а Светло внезапно стал непризнанным гением. Но догадка насчет происходящего была одна. — Рачинский опять что-то намутил с грибами, — злобно прошипел Светло, идя по коридору прямо к заместителю директора. — Стоило потрясти его проклятый снежный мухомор, так меня сразу в трип отправило. Видимо, в тот день, когда я должен был столкнуться с Евстигнеевым и придумать баттлы. А сейчас ни Евстигнеева, ни баттлов нет. Я упустил момент, а значит важного события не произошло. С другой стороны, это могло быть к лучшему. Я не могу дать Ване ничего, кроме тупых шуток и издевок. Так я причиню ему меньше боли, если баттлов не будет. И последствий от ни тоже не станет. Что ж… Это было бы хорошо для того, кто любит скучно жить. А я хочу вернуться к своему настоящему Евстигнееву и рассказать, какая серой была бы у него жизнь без меня. Но сначала — разберусь с мухомором Рачинского. Дверь оказалась заперта, поэтому Светло не успел вломиться в кабинет, пришлось ждать. Какая же была классная способность — открывать все запертые двери, шкатулки, сундуки. Правда, тогда бы Светло уже был бы не трикстером, а вором и нарушителем закона. Рачинский открыл дверь в спешке. Ваня все понял, когда увидел за спиной Димы такого же запыхавшегося, но, слава Архимагу, одетого Дипа. «Ужас, что себе позволяют на рабочем месте. А я даже не замечал» — Светло состроил непонимающую улыбчивую рожицу. — Здравствуйте. Не отвлекаю вас? — Здравствуй. Н-нет. Ты к директору? — Неа, я к вам. Хотел узнать, что за снежный шар стоит у вас в серванте и какими свойствами обладает. Дима непонимающе нахмурился, бросил взгляд в сторону шкафов, а потом понимающе закивал. — Понял, о каком ты. Это сувенир, который я подарил нашему директору. Если его потрясти, то ты можешь сознанием переместиться в тот день, который хотел бы прожить по-другому и увидеть другую развилку. — И в чем его смысл? То есть сделанное на реальности не отразится? — Нет. Это лишь иллюзия в голове. Артефакт для перемещения во времени я и Дип не стали бы ставить в шкаф, до которого могли бы дотянуться какие-нибудь шкодливые ручки, — Рачинский многозначительно улыбнулся. — В шаре нет ничего волшебного, таким его делает мухомор hypnotist fungus. Я поместил его под стекло, чтобы его яд меньше оказывал дыхание на организм. А то так можно и в кому впасть, проживая день за днем после того, как ты изменил ход важного события в своей жизни. — Нда-а, странные вы. А все-таки зачем он нужен? Переосмыслить? Ведь на реальности оно никак не отражается. — Да, чтобы увидеть все свежим взглядом. Посмотреть, как изменился ты сам и окружающие. И сделать вывод, что все произошедшее — к лучшему. А другие развилки — это возможные, но не самые подходящие варианты для тебя. Ведь в тот момент ты был именно таким и никаким больше. Поэтому и поступил так или иначе. Сейчас же ты изменился как раз-таки из-за прошлых событий. Потому и хочешь изменить прошлое. Но это невозможно. Ибо оно привело тебя к такому результату. Так что, подводи итог своего небольшого приключения, Светло. Ты мало контактировал с мухомором, он лишь загипнотизировал тебя визуально, но пары ты не вдыхал, так что сейчас проснешься. Светло тяжело далось переварить информацию. Но кое-что он все же понял. Все к лучшему. — … и предупреждаю, Дип будет снова на тебя ругаться, ведь ты опять нашел себе приключений на одно место. И это пока он ругал тебя. — Ну и получишь ты от меня! — рыкнул Дип, но Светло уже начало выдергивать из его мухоморного сна. Очнулся он в кресле директора Синергиса. Ругать его не стали, просто отправили домой, а чтобы он больше ничего не сел трогать, злобно предупредили, что руки поотрывают. Но несмотря на все угрозы Ване стало легче на душе. Наконец до него дошло, что не стоит отыгрывать придурка в в 99% своего времени. Можно, например, стать чуточку умнее, сделать так, чтобы рефлексия дала свои плоды. Он нашел Евстигнеева с сигаретой в зубах на заднем дворе. Курил и смотрел вдаль, по нисходящей горы, на которой располагался Синергис. Светло аккуратно сел рядом, пройдясь взглядом по красным волосам Охры, что стали для него привычными, вписывающимися в образ нового Евстигнеева. — Ты не поверишь, что сегодня произошло, — издалека начал Светло. — Огромный снежный хер я уже видел. Не сильно удивил, — Евстигнеев выдохнул дым. Светло улыбнулся, заботливо поправил тому шарф. — Я не о том. Со мной произошло кое-что интересное в кабинете твоего дяде. Я думал, безделушка какая-то, но как оказалось, у этих двоих просто не может быть обычных вещей. Я понял, что даже под страхом смерти нельзя трогать мухоморы Рачинского. — Погоди, ты что, мартышка, схватил тот мухомор в снежном шаре. — Ага. Охра захрипел от смеха. — И что там увидел? — Тебя. В тот предначертанный судьбой день, когда я должен был зайти к тебе в туалет без стука, но в меру своего развивающегося ума я этого делать не стал. И понял, что момент для знакомства и баттлов упущен. Даже если и было много стремного в прошлом, я не пожелал бы его изменить. Так я вот что сказать пришел. Прости. Прости за мою дурь, Вань. Евстигнеев аж дымом поперхнулся. — Надо почаще тебе грибы Рачинского подсовывать. Глядишь, покладистее станешь. — Неа. Не стану. Это твою тьму усмирять надо, — улыбнулся Светло, как некогда добродушно улыбался ему Дима. Поцеловал Евстигнеева в уголок губ. — Моя тьма с твоей ебунцой не сравниться, — хмыкнул Ваня, немного засмущавшись от того, что Фаллен так искренне его поцеловал. Левую сторону лица бросило в жар. — Это мы еще посмотрим. Маги подольше людей живут, так что у нас еще будь время повзрослеть и вести себя адекватно. Но наша первая встреча действительно показала наших демонов. — Какие демоны, ты их в глаза не видел. Уж скорее чертенята. — Зато я твои глаза вижу. В них слишком много боли и размышлений. Из-за меня тоже, да? Дай заберу обратно, как ты когда-то, когда попал в меня своим темным заклинанием. Отдай ее мне, Ваня, — Светло накрыл губы Евстигнеева, ощущая как на морозном воздухе становилось все горячее и горячее. Охра посадил его к себе на колени, а Фаллен вцепился одной рукой в красные волосы, а другой провел по шраму на щеке. Евстигнеев еле слышно простонал ему в губы, когда почувствовал во рту чужой язык. Стиснул Ваню сильнее. Наконец-то он дорвался до Светло. наконец-то тот сам сделал первый шаг на сближение. И, о чудо, перед Новым Годом, еще и мухомор Рачинского подсобил. Надо и в правду посоветоваться с ним по поводу терапии Фаллена.