Keep silence

Никогда на своей памяти он ещё не спал настолько крепко. Даже не было никаких сновидений, Антона будто бросили в бочку с дегтем, а перед глазами стояла только чернильная тьма, и звуки из реальной жизни до него не долетали вовсе, будто он оградился от мира толстой стеной. Во сне его тело успело конкретно расслабиться, так что было очень кстати, что его укрыли пледом, иначе он бы продрог до костей. Но вот что было самое запоминающееся касательно его сна — это пробуждение. Ох… Как только он распахнул глаза, то быстро пожалел о том, что так неосмотрительно принял решение о том, чтобы проснуться. Глаза его с трудом разлепились, и он, растерянно изучая потолок взглядом, не сразу даже сообразил, что он находится не у себя дома. А осознать ему это помогла весело мигающая в углу комнаты ёлка, которая, походу, работала всю ночь. Он присел на диване, зажмурившись от солнца, которое пробивалось сквозь окна и освещало всё в зале, в том числе и его лицо. И Антона этот факт не очень-то и обрадовал. Будучи в таком состоянии, в котором он пребывал в тот момент, меньше всего ему хотелось подставлять свое посеревшее наверняка лицо под теплые лучи зимнего солнца. Антон также с досадой обнаружил, что диван, на котором он лежал, был не то, чтобы уж очень просторным, поэтому спать пришлось приблизительно в одном и том же положении, о чем и дали знать ноющие руки и бок, которые за это время неплохо затекли. При резких движениях и хоть немного более громких звуках было ощущение, что в голове маленький звонарь долбил со всей души в огромный колокол, от ударов которого Антон неприязненно вздрагивал, словно его действительно били. Во рту будто, откровенно говоря, насрали, и больше всего ему захотелось выпить воды. Желательно прохладной. И, желательно, побольше. Он зажмурился, длинно выдохнув, а затем протер глаза, точно надеялся, будто руками сможет снять с себя это неприязненное чувство. И уже только потом Антон рассеянно обнаружил, что очков на нем нет. Ещё и слеп. И уж о чем ему меньше всего хотелось думать — так это о том, насколько же действительно помятым выглядит его лицо сейчас. Ладно… Перво-наперво нужно было найти очки, а уже потом разбираться, что да как. Похмелье похмельем, но оставаться слепым все равно было в разы хуже. Судя по всему, его копошения заметили, потому что со стороны стола раздалось: — Че, похмелье? Голос показался до того громким, что Антон, недовольно нахмурившись, закрыл ухо с той стороны, откуда до него долетела реплика. — Можно потише? — ох, что случилось с голосом? Почему он напоминает скрип старой двери намного больше, чем что-то человеческое? — Голос у тебя — пиздец, конечно, — говорящий будто бы прочел его мысли, но, надо отдать ему уважение — стал говорить потише. По манере нетрудно было догадаться, что это Ромка, который сидел за столом. Антон не мог достаточно ясно увидеть его очертания, поэтому вторым, что он смог из себя выдавить, было: — А где мои очки?.. — На подоконнике посмотри. Антон, развернувшись к подоконнику, который по счастливой случайности оказался рядом с диваном, начал осторожно перебирать пальцами, чтобы нащупать свои очки среди прочих вещей, которые там лежали. Как только его пальцы коснулись прохладных линз, он с облегчением выдохнул, не без удовольствия надевая очки на себя. Наконец, картина окружающего мира приобрела очертания. Ромка сидел за столом и как раз с энтузиазмом перекладывал себе на тарелку селедку под шубой, отчего Антон тихо усмехнулся: — Ты здесь всю ночь сидел что ли? Ромка фыркнул: — А я че, на еблана похож? Нет, конечно, я завтракаю. — М-м, — Антон кивнул, — Какой важный. Завтракаешь… А сколько время? — Одиннадцать почти. — Кошмар, — Антон осторожно откинулся на диванные подушки, глядя на потолок, — Мама меня убьет. — Да не ссы ты, господи, — Антон не видел Ромку, но был готов поклясться, что тот закатил глаза, — Ниче твоя мать не сделает. Мы ей позвонили вчера, сказали, что ты отрубился. Антон бросил на Ромку осторожный, любопытный взгляд: — А она — чего? — Чего-чего, — Ромка принялся жевать, — Поржала над тобой, — у Антона округлились глаза, и тот поспешил исправиться, — Ну… Посмеялась, короче. Сказала, мол, хуй с ним, пускай спит, потом уже домой пойдет. Так что все порешали. — Спасибо… — невнятно произнес Антон, разглядывая узор на пледе. Звуки, с которыми Ромка шкрябал вилкой по тарелке, заставляли глаз нервно дергаться, так что вскоре Антон тихо поинтересовался: — А ты можешь чуть потише… тыкать вилкой в тарелку, пожалуйста? — Н-да-да, — протянул Рома, — Пить больше надо. — Отстань, мы пили одинаково, — буркнул Антон, а потом едва заметно вскинулся, — Кстати, а ты не мог бы мне принести воды? Я сейчас откинусь, пить хочется жутко. — Нихуясе! — фыркнул Ромка, — Я тебе че, «принеси-подай» что ли? — Тебе же явно лучше, чем мне, — покапризничал Антон, — Это не так уж и сложно, вообще-то. А ещё, было бы хорошо, если бы вместе с водой ты бы ещё аспирин принес… или рассол… — собственный голос становился все более вялым, — Ох, тетя Аня же сказала, что рассола нет… — припомнил он её вчерашние слова, которые пронеслись над столом прежде, чем он опрокинул содержимое стопки внутрь себя. Он прижал тыльную сторону ладони ко лбу, будто пытался охладить ею свое затекшее лицо. — Да ну харе, хватит из себя умирающего корчить, — Ромка прошёл мимо него и слегка пихнул в плечо, скрываясь в коридоре, — Щас я принесу твой рассол, не ной. — Но сказали же… — едва слышно бросил Антон в спину уходящего Ромки, но его все равно услышали: — Мало ли че моя мать сказала. Она любит припугнуть с нехер делать. И в этот раз так сделала. Чтоб я не нахуярился в слюни. Антон, укрыв себя пледом поплотнее, прикрыл глаза, глядя на огоньки елки, которые складывались в причудливый калейдоскоп по мере сужения глаз. Единственное, чего он пока никак не мог понять — так это где Полина, дедушка Харитон, тетя Аня, Бяша и все остальные. Мог ли Антон ненароком вытеснить одного из гостей, кто должен был спать на диване, только, в отличие от Антона — изначально. Вскоре в зал вернулся Ромка с банкой рассола, и это была самая отрадная вещь за этот день. Антон даже не был уверен, смог ли он проконтролировать тот момент, как едва ли не по-собачьи преданно глядел на Рому, точно на героя. — Ох, а вот и ты… — Антон принял банку из рук и жадно к ней приложился, буквально чувствуя, как по мере каждого глотка жизнь потихоньку возвращается в его тело. Несмотря на тот факт, что рассол не был водой, он чувствовался просто изумительно-освежающе, поэтому Антон пребывал буквально в неге от факта того, что тошнота, наконец, не терзает его, а головная боль будто бы приглушилась сверху положенной посудиной. Иными словами — стало действительно легче. — А где Бяша, дедушка… Где все остальные? — спросил он у Ромки, лихорадочно облизнув губы, — Я надеюсь, что я здесь никого не потеснил и не заставил делить с тобой кровать. Это правда слишком, даже для меня. — Я щас не посмотрю на то, что тебе хуево, — прищурился Ромка, — Потом никакой рассол не поможет. — Да-да, можешь мне это говорить сколько хочешь… — немного рассеянно произнес Антон, — Так, а где все остальные? — Дед у себя спит, Полина — тоже. Там есть ещё одна комната, — Ромка неясно защелкал пальцами, — Там я с мамой лег. — А Бяша? — непонимающе переспросил Антон, а тот в свою очередь рассмеялся: — Бяша вообще должен был с дедом спать, но Полинка сказала, что через такую херь лучше не проходить, так что он у неё спит, на кресле раскладном. — Ого… — Антон растерянно потер висок, — Теперь я понял… А никто ещё не успел уйти? — Да не, нахера? — Ромка пожал плечами, — Первого января только ебланы встают в такую срань. Вон, как я. Или как ты. — Вообще-то ты меня разбудил, — назидательным тоном сообщил ему новость Антон. Ромкины брови взметнулись вверх: — Да ну? Я вообще был тише воды. Потом только охуел, когда твоя помятая рожа выплыла из пледа. — Да не выплывало ничего, господи, — Антон закатил глаза, — И нет: это ты меня разбудил. Так вилкой по тарелке ещё никто не шкрябает. У тебя вообще сердце есть? — У меня аппетит есть, это главное, — отбрил Ромка, — А тебе не альбом дарить надо было, а беруши, чтоб ты не строил из себя кисейную барышню. — Да кто б говорил, — голову прострелил легкий приступ боли, и Антон, коротко вскрикнув, передал банку с рассолом Роме, — На, отнеси-ка это на стол. Надоело с тобой препираться. — Да-да, — протянул Ромка, покорно принимая из его рук банку, — Надоело препираться, так хер ли ты меня просишь тебе все носить и относить? — Потому что в ближайшем километре только ты один остался, — с сарказмом произнес Антон, — С двумя руками и ногами и не спящий. У меня выбора не было. Тем более, я же тут гость. Было бы неприлично хозяев запрягать. — Так и я гость, слышь. — Так и помоги ближнему, — с сарказмом ответил Антон. Ему совершенно точно стало лучше, раз уж хватило сил на полноценную перепалку с Ромкой. — Я надеюсь, что пожрать тебе не надо, — закатил глаза Ромка. — Надо, — в Антона вперили жутко недовольный взгляд, и он, издав смешок, примирительно поднял руки, — Но не сейчас только. А то меня подташнивать будет. — От еды? — фыркнул Ромка. — От тебя, если продолжишь дальше задавать такие вопросы, — Антона ударили диванной подушкой. — Да если б не я, бля, ты бы лежал и помирал тут, умник. Пока бы кто-нибудь понаивнее не проснулся. Поимей совесть. — Обязательно прислушаюсь к твоему мнению, — Антон откинул от себя плед, спустив ноги вниз. Только сейчас он понял, как, оказывается, было неудобно спать и двигаться в этой одежде. Захотелось в срочном порядке в душ и сменить одежду на менее сковывающую и более свежую. Да и сам он чувствовал себя, откровенно говоря, помятым. Его будто пережевали и выплюнули, как комок бумаги, и ему оставалось только догадываться, что собой представляет его лицо, которое он начал растерянно изучать пальцами, словно хотел проверить, все ли на месте. — Н-да. Видок у тебя, конечно, — Ромка, скрестив руки на груди, прошелся по Антону оценивающим взглядом, — Хуевый. — Да кто б говорил, — вот тут Антон, конечно, преувеличил. Ромка, вставший раньше него, успевший, скорее всего, глотнуть рассола, умыться и даже поесть, выглядел гораздо более бодрым и свежим, чем Антон. Но чисто из вредности не хотелось этого признавать, да и к тому же — вряд ли Ромка сразу после пробуждения выглядел лучше самого Антона. Так что нечего, — У тебя тоже рожа помятая, — внезапно, вспомнилось, что Ромка ему сказал впервые после того, как Антон вышел из больницы и пришел в школу, — Как из жопы. К удивлению Антона, Ромка засмеялся, притом так, будто шутка была действительно смешная. И непонятно было одно: Ромку действительно эта фраза заставила посмеяться, или же его развеселил факт того, что Антон пульнул в него его же фразой. Но особо как-то вдаваться в это Антону не очень-то хотелось. — Я-то получше выгляжу, — произнес Ромка, подходя к столу и ставя на него банку с рассолом, — Мне вот вообще заебись. — А мне вот не очень, — буркнул Антон. — Ну, — Ромка принялся за селедку под шубой, которую он до этого был вынужден покинуть, — Это, конечно, охуеть как грустно. — Может, хватит? — Антон посмотрел на Ромку негодующим взглядом, — Продолжай уминать свою селедку, не подавись. — Да-да, во все глаза смотрю, — с сарказмом произнес тот, и Антон, после того, как выпил рассола и, наконец, понемногу приходил в себя, ощутил вторую потребность, изначально первичную, но из-за похмелья отошедшую на второй план. Он поднялся на немного затекшие ноги, которые приятно заныли, и блаженно потянулся, чувствуя, будто все тело расправляется. Шаркающими шагами он направился к выходу из зала, и у него поспешили поинтересоваться: — А куда собрался? — В туалет, — машинально ответил Антон, не оборачиваясь, и в спину ему раздался смешок: — Смотри не обдристайся. — Спасибо за подсказку и приятного аппетита! — рявкнул он, закрыв дверь и покачав головой. Ну что за человек? Ни одного диалога без перепалок не происходит. Да, хоть они, конечно, не односторонние, но Антон явно чувствовал, что пребывает даже близко не в той кондиции, чтобы придумать достойный ответ, который сможет потягаться с вездесущими Ромкиными язвительными комментариями. Мда. Сходив в туалет, он почувствовал облегчение, но чистое блаженство обрушилось на него, когда он умыл лицо прохладной водой, которая будто сняла с него все отеки, неприятные ощущения и усталость от неудобного положения, в котором он спал. Взглянув на собственное отражение, он удостоверился, что Ромка, в общем и целом, был даже прав: лицо у Антона действительно представляло собой душераздирающее зрелище. Под глазами залегли мешки, хотя он не совсем понимал, почему. За ночь его лицо отекло и казалось даже больше, чем обычно, а глаза наоборот — меньше. В общем, буквально налицо были все признаки того, что он вчера много ел и даже чуточку выпил. Так что оставалось только надеяться, что к тому моменту, когда он придет домой, отек уже сойдет с его лица, и Антон будет выглядеть посвежее. Хотелось бы. Когда он зашел в зал, Ромка был все ещё в том же положении. — Ну че, отлил? — поинтересовался тот, наливая себе в стакан компот. — Не твое дело, — вяло ответил Антон, а затем добавил, — И вообще, нечего объедать чужой стол. Брысь отсюда. — Я тебе че, пес? — мигом взвился Ромка, — Хочу и объедаю, мне можно. — Это по какому такому праву? — хмыкнул Антон, усаживаясь за стол напротив Ромки. — Я здесь не последний человек, — Ромка выгнул бровь, — А ты это че расселся? — А я здесь не последний человек, — фыркнул Антон, наливая себе в стакан ещё воды из графина, — Наложи-ка мне салат. — Накладывают говна в штаны, — закатил глаза Ромка, — А я на твоем месте с похмелья не жрал бы. — А что ты мне предлагаешь? — Антон поморщился, приложив руку к желудку, — Там какой-то ад. Мне надо что-то съесть. — Тебе Доширака навернуть надо! — Ромка щелкнул пальцами, а Антон скептически на него посмотрел: — Ты смеешься надо мной? — А че не так? — Какой Доширак? Мне сейчас экспериментов не надо. Я его даже не ел толком… — Пиздец, — Ромка посмотрел на него округлившимися глазами, — Ты Доширак никогда не ел? Антон потупился, начав оправдываться, и ему на самом деле стало как-то неловко. — Ну, не то, чтобы не ел… Просто у меня мама терпеть такое не может. Говорит, лучше есть нормальную еду, а не химию всякую… Ромкин взгляд стал почти что жалостливым: — Блять, Петров, это худшее, что я слышал. Теперь тебе точно чего-то такого пожрать надо. Это, считай, посвят. Антон саркастически посмотрел на него: — Н-да? И чего ты сейчас, в магазин пойдешь? Первого января? — Во-первых, если бы это было не первое января, то в магазин пошел бы ты, — Ромка указал на него пальцем и, увидев, как Антон закатывает глаза, отрезал, — Вот так, блять, делать не надо, а то в табло получишь. Во-вторых, — он оскалился, — А нахуя нам магаз, чтоб Доширак достать? — Он дома есть? — Антон выгнул бровь, а потом озадаченно произнес, — Не знал, что Полина это ест… — Да не ест она, — отмахнулся Ромка, — Это Бяшка с собой притащил, вчера ещё. — А нахрена он это сделал? — А ты не знал? — Ромка приподнялся со стола, — Доширак — это лучшее средство от похмелья. Это я тебе честно говорю, даже не пизжу. Почти. Так что Бяшка хитрый тип, он-то знает, как все работает, — Рома кивнул в сторону выхода, — Погнали. — Куда? — глупо поинтересовался Антон, а Рома, вздохнув, подошёл к нему сзади и выдвинул стул Антона из-за стола, отчего тот машинально в него вцепился, на секунду побоявшись, что сейчас стянет с него скатерть, а вместе с ней — и все чудесные блюда, которые звонко попадают на пол, — Эй-эй, ты что делаешь? Куда идти-то? — Не «куда», а «зачем», — Ромка улыбнулся как-то особенно по-хулигански, и это почему-то свело все возражения Антона на «нет», — На кухню идем. Сейчас чайник поставим. Будешь учиться Доширак себе заваривать. Антон страдальчески посмотрел на стакан с недопитой водой. Видимо, этот праздник жизни и не думал заканчиваться.

***

На кухне искомая коробочка, покрытая пленкой, была извлечена из шкафчика, проткнута валявшейся рядом ни в чем невиновной вилкой и разобрана на составляющие. — Смотри, это приправа, — объяснял ему Ромка, пока Антон, слушая вполуха, аккуратно разрывал пакетик с содержимым, — Ты её добавляешь к лапше, а то бульон без неё будет на вкус, как залупа. — Ага, я понял… А приправу добавлять надо после того, как зальешь, или перед? — Перед, конечно, — Ромка посмотрел на него так, будто все ещё сомневался в адекватности Антона. — Не надо на меня так смотреть, я об этом ничего не знаю. — А я тебе ниче не говорю. Дальше давай. Антон коротко вздохнул, но послушно принялся раскрывать второй пакетик, слегка поморщившись от короткой вспышки головной боли. Похмелье, пусть и легкое, его пока не отпускало. — Вот это — типа всякие добавки, — жужжал Ромка над ухом, — Там травка-муравка и прочая хуйня… Ты че? — Что это? — Антон подцепил пальцами маленький светлый шарик, продемонстрировав его Ромке, который, обеспокоенно поглядев на это долю секунд, расслабленно хмыкнул: — А-а. Так это ж, ну… Мясо, ебать. — Мясо? — недоверчиво спросил Антон, оглядывая это так называемое «мясо», а потом произнес, запнувшись от смеха, — Блять, это похоже на мышиное говно. Это было тупо и несмешно, но почему-то они оба заржали, даже немного согнувшись над несчастной коробочкой, где снизу на них взирала лапша, щедро усыпанная красной приправой. — Бля, а реально ж похоже… — отсмеявшись, Ромка высыпал содержимое второго пакетика внутрь, — Но да похуй. На вкус она получше, чем на вид, я тебе отвечаю. — Ну, я надеюсь… — О, — вскипающий на плите чайник оповестил их своим свистом, что нагрелся достаточно, — Вот и кипяток готов. Иди, чайник цепани, я пока в зал это отнесу. — А зачем в зал? — не понял Антон. — Ну, а как ты эту херню в зал унесешь, когда она наполненная будет. Разольешь все, а потом нам пизды вставят. Обоим. — Ох, ну ладно. Иди тогда, я сейчас… — Ага. Антон подошел к плите и, выключив конфорку, взял чайник, оказавшийся неожиданно тяжелым, в руки. С ним предстояло дотопать аж до самого зала, но после такой, пусть и не очень бурной, но ночки, у Антона помимо болящей головы было явно ослабленное состояние, и его рука позорно подрагивала, не в силах удержать чайник, который Ромка не поскупился дополнить водой полностью. Ладно, черт с ним. До зала и обратно. Там его уже ждал Ромка, который учтиво поставил коробочку прямо там же, где Антон и сидел изначально. — Все, лей давай, но немного. Чтоб бульон прям ядреный был, — назидательным тоном произнес Рома, отчего ответственность за то, каким по итогу получится бульон, легла на плечи ещё большим грузом. — Хорошо, — прошелестел Антон, с усилием приподняв чайник над коробкой. Из приоткрытой трубки полилась подрагивающая из-за неуверенной руки Антона струя, и, как только она с негромким бульканьем пришлась по небольшой горке приправы, от неё начал исходить пар. Запахло… чем-то острым, пряным, и игнорировать это было достаточно тяжело. Чудесный аромат забивался в ноздри, приятно щекоча их. Антон заинтересованно потянул носом, пробуя запах на вкус, и желудок отозвался на это слабым урчанием. — Аккуратно лей только, — предупредил его Ромка, немного возвращая тем самым к реальности, в которой чайник в подрагивающей руке казался все тяжелее. — М, ладно, — отозвался Антон, который выплыл из закутка собственных мыслей. Естественно, что он, крайне сосредоточившись на том, чтобы залить не слишком много, не смог учесть, так это то, что он выплескивал кипяток со слишком большой дистанции от стола, от чего брызги весело разлетались от сухой пока что лапши. — Придурок, аккуратно лей, — проворчал Ромка, заметив достаточно жалкие потуги Антона, а потом позорно вскрикнул, схватившись за своё запястье, — Блять! Вот куда льешь-то? Куда льешь? На меня кипяток капнул! — Прости, — с искренним сожалением произнес Антон. Ему стало катастрофически неловко. — Ты че, чайник удержать блять не можешь? — проворчал Ромка, рассерженно глядя на него. Установилась тишина. За время которой Антон понял, что вопрос, заданный Ромкой, был не риторическим. Тот действительно смотрел так, что никаких сомнений больше не оставалось: Рома считал себя обязанным услышать причину, из-за которой его рука попала под раздачу. Антон, понимая это, с тяжестью вздохнул и с трудом выдавил из себя, раздражаясь от собственной слабости перед долбаным чайником: — На самом деле… да, — Ромка озадаченно взглянул на него, и тот жалобно оправдался, — У меня с похмелья руки слабые и трясутся… А ты чайник целиком залил. Мне правда тяжело. Ромка поглядел на него пару секунд, а потом, тяжело вздохнув, подошёл к нему. — Дай сюда, обалдуй, — его пальцы аккуратно коснулись ладони Антона, отчего он едва не вздрогнул позорно. Ромкины руки были холодные, сухие, будто он только-только вышел с зимней улицы, а вот у Антона напротив — горячие, точно он их на огне погрел только что, — Тихо… — он осторожно забрал у него из рук чайник и принялся заливать лапшу сам, — А че не сказал тогда? Ждал, когда у тебя ноги обварятся? — хмуро уточнил Ромка, одной рукой надевая на коробочку крышку, чтобы лапша размякла. — Я же не знал, что у меня руки так ослабнут. Ты меня попросил чайник взять, ну я и взял… А сам ты уже в зал ушел, — Антон, оправдываясь, покачал головой, направляясь с Ромкой на кухню, — Извини, что ошпарил, — искренне попросил прощения он. — Да ниче страшного уже, — отмахнулся Ромка, ставя чайник на плиту и возвращаясь обратно в зал уже вместе с Антоном, который буквально следовал за ним по пятам в попытках увидеть тыльную сторону ладони Ромки, которую, судя по всему, и ошпарило. — Сильно там обожгло? — поинтересовался он, когда они подошли к столу. — Петров, вот сейчас подуймись слегонца. Ты мне ещё на ранку подуй, а, — Рома поспешил слегка угомонить Антона, слишком резво взявшегося оправдываться и извиняться за такой пусть и немного неприятный, но по большей части пустяковый момент с чайником, — Все, давай жрать уже. Беспечность и скорость, с которой Ромка лихо перепрыгивал с одной темы на другую, не могла немного не обескураживать Антона, выбивать почву у него из-под ног, ведь предугадывать действия Ромы по мере того, как их общение за последнее время улучшалось, становилось все сложнее, поскольку Ромкин темперамент был достаточно непредсказуемым, и Антон просто не мог чувствовать себя рядом с ним уверенным хоть в чем-либо. — Давай, — после секундной паузы, во время которой мозг обрабатывал все сказанное, согласился Антон и потянулся к крышке, чтобы её снять. Реакция со стороны последовала незамедлительно. — Э! — тут же взбрыкнул Ромка, отчего Антон замер, — Куда ты тянешься-то? — Поесть, — недоуменно ответил Антон, и на него посмотрели взглядом, не терпящим возражений, и этим Рома почему-то особенно сильно напомнил маму, которая порой крайне принципиально держалась на своем даже порой шатком мнении. — Так подождать надо, — доходчиво объяснил Ромка. Раздосадованный стон сдержать оказалось сложно. — А сколько ждать-то? — Антон это практически проныл на одной жалобной ноте, поскольку есть понемногу начинало хотеться. — Ну, минуты две хотя бы. — И я все это время должен смотреть на то, как ты жрешь салат? — Не жру, а ем. — Поздно окультуриваться, — прищурился Антон, скрестив руки на груди, — Подожди меня тогда, хотя бы. — А че это я ждать должен? — хмыкнул Ромка, поднося стакан к губам, — Я что ли виноват, что у тебя похмелье? Наоборот, я ж все сделал, чтобы тебе полегчало. Теперь ем. Заслуженно. — Прям герой вонючего романа, фу, — в шуточной манере поморщился Антон, — Лучше б дал поесть по-человечески. — Ой, ну все, хорош скулить, сейчас заварится лапша твоя. Это того стоит, — заверил его Ромка, закатывая глаза и взял хлеб, накинув на него ломтик колбаски. Антон хмуро покосился на него, а затем произнес без особого энтузиазма: — Приятного аппетита. — Ой, спасибо, — хмыкнул Ромка. По мере того, как запах постепенно расползался по залу, рот Антона с такой же скоростью наполнялся слюной. Особенно при взгляде на Ромку, с аппетитом уминающего все, что не попалось бы ему на пути, Антон чувствовал, что тот явно не собирается проявить хоть немного солидарности. Он и сам не понимал, что с ним, но хотелось прямо-таки капризничать и вредничать. Возможно, просто сегодняшнее утро влияло на него таким образом, что он вел себя, как ребенок. Либо же ему все ещё было немного хреново. — Вкусно? — поинтересовался Антон, а Ромка, отложив вилку в сторону, вздохнул: — Ну, бля, давай я с тобой тогда посижу, только не ной. — Я не ною, — отрезал Антон, а Ромка протянул: — Да-да, просто пялишься на меня, как на врага народа, — а затем начал приговаривать на манер ворчащей старушки, — Как с голодного края, блять… Антон задохнулся от возмущения: — Ты вчера ныл во время игры в Мафию, но я же к тебе так не цеплялся. — Да ты, блять, святой, — Ромка закатил глаза, — И вообще-то я не ныл. Я тебя лечил, так-то, злоебень, — он прищурился. Антон притворно ахнул: — Да, под пулями бегал и лечил. — Благодарным будь! — Так ты ж меня не в реальной жизни так спасал, — Антон немного осекся, а Ромка расплылся в самой широкой усмешке, которую до того момента ещё не приходилось видеть. — Попизди мне ещё, как я тебя не спасал, ага, — Ромка заважничал, а Антон фыркнул: — Павлин. Хвост свой заправь обратно. — Да я, бля, достойнейший просто, — Рома издал смешок, удовлетворенно откинулся на спинку стула. — Вообще-то, — Антон показушно возмутился, — Вы на меня втроем наехали в первый же день. Ромка поморщился: — Че мне, в церковь по воскресеньям ходить, отмаливать грешки? Антон, против воли, улыбнулся: — Нет, просто держи ноги и руки при себе. Я же так не делаю. — Ой, ты прям у нас благородный, — съехидничал Ромка, — Рыцарь Ланселот, бля. — Ого, ты и про рыцаря Ланселота знаешь? — Антон рассмеялся, — Ты меня удивил. Рома подхватил с тарелки листик салата и швырнул в смеющегося Антона: — Да ты заебал. Думаешь, я тупой? — На самом деле, если ты так остро на это реагируешь, то это ты так думаешь, — он, отсмеявшись, распрямился на стуле и потянулся пальцами к крышке, — Все, я уже выждал две минутки. — Ну и ешь свою недоваренную лапшу, — буркнул Ромка, а Антон ответил назидательным тоном: — Это называется альденте, недалекий ты. — Это называется хуйня. Про такую лапшу не говорят альде-енте-е, — противно перекривил слово Ромка, — Кроме тебя, зануды французского. — Я ученый зануда. И «альденте» — это по-итальянски. — Ты выебываться когда-нибудь перестанешь? — Нет, — Антон, откинув крышку, отложил её в сторону, с удовольствием наблюдая за тем, как пар клубами вздымается над коробочкой, а внутри плавала немного порыжевшая от долгого нахождения в бульоне, кудрявая лапша, в который были ещё видны вкрапления овощей и, да, того самого любопытного мяса. Антон восхищенно протянул, — О, здорово выглядит, — он взял в руки рядом лежащую вилку и, погрузив её в бульон, немного размешал лапшу, чтобы она чуть получше распределилась по коробочке, — Ну, исторический момент… — Давай, хавай, — Ромка с искренним интересом наблюдал за этим и даже отложил вилку, чтобы увидеть реакцию Антона, который как раз поднял над коробочкой вилку, оплетенную горячей лапшой и поднес к своему рту, осторожно подув. Как только он разжевал мягкую и острую лапшу, ему показалось, что глаза у него заблистали, и он сразу же взял ещё и ложку, погрузив её в бульон и отхлебнув немного. Против воли у него вырвалось довольное мычание, когда он осторожно проглотил бульон, чувствуя приятный жар и остроту от пряности. Удивительно, но когда он начал есть острую лапшу с бульоном, стало так… хорошо. Несмотря на не самое его лучшее состояние, он чувствовал себя гораздо лучше, точно в его организме восполнялся какой-то пробел, из-за пустоты которого Антон прежде чувствовал себя хуже. А ещё удивительно было то, каким поразительно вкусным угощением ему показалась обыкновенная лапша с острым порошком в коробочке, которая в магазине стоила сущие копейки. Он с удовольствием отпил ещё горячего, острого бульона, от которого невольно заслезились глаза. — Вкусно? — протянул Ромка, глядя на него едва ли не с гордостью. — Очень, — Антон усиленно закивал, — Почему… — он прокашлялся, — Почему это вообще каждый день не едят? — он с удовольствием накрутил ещё лапши на вилку, поднимая её высоко над коробочкой, чтобы вытащить полностью, — Это так здорово… — Да вот сам, бля, думаю, почему это каждый день не едят, — усмехнулся Ромка, — Но можно всякой хуйни себе с желудком заработать. — На самом деле реально жаль, — прожевав лапши, Антон поспешил запить её бульоном, который приятно обжег горло, — Я бы это каждый день ел. — Да это тебе щас так кажется, — Ромка усмехнулся, — Через какое-то время тебя будет люто тошнить от него, если будешь каждый день его жрать. Доширак ты не слишком часто хавать должен, чтобы он не приелся. — Не знаю, — прожевывая лапшу, произнес Антон, а затем добавил, — Мне кажется, это всегда вкусно в одинаковой степени. — Да че уж там вкусно! — фыркнул Ромка, махнув на Антона рукой, после произнося: — Вот если б дома были сосиски с мазиком, я б тебе показал небо в алмазах, это такая вкуснотень! — Ой, нет, — Антон поморщился, — Я сосиски не люблю, — Ромка тупо уставился на него, поджав губы, отчего Антон даже немного смутился, — Я что, сказал что-то не то? — Да ты заебешь со своим «то не люблю», «это не делаю». Надеюсь, что сосиски ты не любишь так же, как и бухать. — Да я на самом деле не пью! — возмутился Антон. — Вчера мне, блять, так не казалось. — Тебе вчера много что казалось. И вообще, не цепляйся к моим предпочтениям. Сам не лучше. — Пиздеж. Я очень хороший. — Заливай побольше… — буркнул Антон, опустив взгляд, а потом возмущенно вскрикнул, увидев, как в его Дошираке появляется чужая, непрошенная и незваная вилка, наматывающая на себя лапшу, — Эй! А ты не охренел? — он от души шлепнул Ромку по руке, от чего тот взвился, как ужаленный: — Блять, руки убери, еблан! — Это мои слова! — рыкнул Антон, оскорбленно глядя на то, как Ромка, все же успевший намотать лапши на вилку, унёс её в своё логово, роняя рыжие капли на скатерть, и начал есть, осторожно дуя, — Свинья, — не мог не посетовать Антон, беря салфетку и осторожно протирая со скатерти следы Ромкиной небрежности. — Сам свинья, — Ромка, прожевывая, показал Антону средний палец, и тот схватился за сердце, точно этот жест был для него крайне оскорбительным. — Если я ещё раз увижу, как ты ешь мою лапшу, то я кину салатницу тебе в голову, — предупредил Антон, видя, как Ромка, притворно испугавшись, закивал с утроенной силой, — Если так хочешь лапши, почему себе второй не заварил? — Да я чуть-чуть взял, — оправдался Ромка, — У меня вон, шашлык ещё остался, — а потом, утерев нос, он добавил, — Да и там куриный остался. Я куриный не люблю. — Что ж ты тогда мне куриный не заварил, — Антон закатил глаза, беря коробочку уже в руки и щедро отпивая бульона, чувствуя, как тело начинает нагреваться от такого жара. — Так куриный нихуя не поможет, если тебя колбасит от похмелья, — произнес Ромка так, будто это было максимально очевидно. Антон остановился, не донеся вилки до рта. Так, получается, Ромка отдал ему лапшу с говядиной, из-за того, что Антону было плохо, при том, что он сам её любил. Антон слегка смутился. — Так ты мне говяжий отдал, потому что мне хреново было? — Да нихера я тебе не отдавал, — Ромка горделиво задрал нос, — Я просто у тебя немного пожрал. Если б я хотел Доширака, то уже давно бы заварил. Что-то, однако, подсказывало Антону, что Ромка и сам успел подзабыть о том, что лапша была у Полины дома. А когда вспомнил, то воздержался от того, чтобы её съесть, потому что хотел отдать её Антону. — Хочешь, вместе тогда поедим? — предложил он Ромке, чувствуя неловкость из-за того, что так грубо прогнал его от своей порции лапши. Рома внезапно улыбнулся. — Да не, ешь сам, не парься. Антон, вздохнув, в последний раз бросил на Ромку взгляд, чтобы убедиться в том, что тот был тверд в своих намерениях. — Да ешь ты, господи, — закатил глаза Ромка. — Ну, в таком случае мосты сожжены, — Антон пожал плечами, принимаясь вилкой накручивать лапшу. — Вот и заебись, — удовлетворенно кивнул Ромка. Перед тем, как он приступил бы к своей еде, Антон его негромко окликнул: — Ром. — М? — тот коротко вопросительно промычал, поднимая на него взгляд, и Антон произнес, стараясь звучать теплей, ласковей, будто бы он разговаривал с Олей: — Я не считаю, что ты глупый. Честно. Ромка какое-то время молча сидел, глядя на Антона. Стало даже как-то неловко за собственно сказанные как-то впопыхах и в неловкости слова, но затем Ромкино выражение лица смягчилось, вновь открывая для Антона возможность увидеть тихую Ромкину улыбку. Тот произнес: — Бля, ну, я ща плакать начну. Антон усмехнулся, покачав головой: — Ой, ну тебе чего только не скажи. Ромка издал тихий смешок: — Ну а чего ты от меня ждал? Что я реально буду в слезах сидеть, и такой: спасибо… — последнее слово Ромка прошептал зачарованным голосом, отчего раздразненный Антон взял салфетку и, скатав её в комок в три быстрых движения, от души кинул её в смеющегося Ромку. — Все, — категорично заявил Антон, — Ты от меня в жизни хорошего ничего не услышишь. — Ой, ну хватит, хватит, — Ромка небрежно махнул ладонью пару раз, будто пытался этим унять невнятный писк Антона, — Только не плачь. Антон длинно выдохнул, поедая лапшу и скептически смотря на Ромку пронзительным взглядом. Тот, видя, как внимательно его изучают, поначалу пытался спокойно есть, как ни в чем не бывало, но потом все же произнес: — Ладно, Петров, я рад, что ты так думаешь. — Ну, вот одолжений мне делать не надо, — миролюбиво произнес Антон, цепляя вилкой кусочек мяса. — Я тебе душу открыл, мудила! — взвился Ромка. Видя его искреннее возмущение, Антон не смог сдержаться от тихого смеха: — Ладно, хватит с тебя, открытый ты наш, — он слегка махнул перед Ромой вилкой, на которой был коричневатый размякший шарик, будто бы раздразнивая, — Вот, поешь говядинки. Ромка прыснул, и Антон вместе с ним, согнувшись в три погибели и сотрясаясь со смеху. Видимо, мясо стало их локальной шуткой, поэтому их обоих прорвало с этой не самой лучшей фразы практически мгновенно, точно это была вершина юмора. — Все, Петров, отъебись, — отсмеявшись, Ромка с улыбкой отпил из стакана, — Ешь свое, блять, мясо сам. — Да я с удовольствием, — Антон накрутил лапши и, захватив туда так немного называемой говядины, с аппетитом прожевал, — М-м, мои комплименты повару. В какой комбинат писать благодарности? Ромка икнул со смеху, и мог бы начаться ещё один приступ веселья, но вдруг Ромка посмотрел Антону за спину, и тут же раздался голос: — Веселитесь? Антон, сидевший затылком к дверному проему, развернулся, увидев стоящую в проходе Полину. И, надо бы сказать, это было немного неловко. Ему ещё не приходилось видеть Полину такой встрепанной, сонной и домашней. Она не очень-то была на себя похожа, по крайней мере из-за её волос, обычно прямых и блестящих, но сейчас больше похожих на вихры. — Доброе утро, — если Антон произнес растерянно, то Ромка звучал чуть ли не радостно: — С добрым утром, ебать. Воробьев на голове приютила? Полина будто бы и ждала этого, поэтому взбрыкнула мгновенно, указав на Ромку пальцем: — Ещё один комментарий, Пятифанов, и я швырну тебе тапок прямо в твою довольную рожу. — У-у, вот и криминальный авторитет пришёл, — Ромка по-доброму хмыкнул. — Ходи и оглядывайся, — удовлетворенно заключила Полина, блаженно потянувшись, — Я пойду умоюсь и, скорее всего, присоединюсь к вам. — Птичек не забудь всех вытряхнуть, — добавил, не сдержавшись, Ромка, — А то я не люблю, когда они за столом бег… — он даже договорить не успел, как Полина поспешила выполнить свою угрозу: пушистый тапок прилетел Ромке точно в висок, отчего тот пораженно завопил, — Ты че, с ума сошла?! — он возмущенно посмотрел на согнувшуюся пополам от смеха Полину. Та, утирая слезы, произнесла: — Будь начеку. Кто знает, откуда второй тапок прилетит. Антон не выдержал и сам расхохотался во все горло вместе с ней. Отчасти из-за абсурда ситуации, отчасти из-за того, что ошеломленное Ромкино лицо было выше всяких похвал. — Браво, — он захлопал в ладоши, — Я буду ждать второго броска. — Каблук херов, где твоя солидарность? — проворчал Ромка, потирая свой висок, — Бяша где? Хули этот мудила спит? — Пускай спит, — Полина показала Ромке язык, — Отстань от человека. Все, я умываться. Как только Полина скрылась в коридоре, Антон с улыбкой развернулся, мгновенно встретившись с пылающим недовольством Ромкиным взглядом: — Ну и чего ты так смотришь? — вздохнул Антон, — Сам напросился. Тебя же предупредили. — Я тебя тоже дохуя раз предупреждал. Но ты ж не огребал. Так что отъебись, я могу быть недовольным, — буркнул Ромка. — Ну-ну, — кивнул Антон, — Будь недовольным, сколько хочешь. Но ты огреб за дело, — он вскинул указательный палец, и Ромка закатил глаза: — Все, ешь свой Доширак, пока я реально не кинул в тебя эту… — Ромка взял в руки пушистый Полинин тапочек и покачал головой, — Эту хуйню меховую.

***

Вскоре к завтраку присоединилась Полина, которая, будучи уже умытой, расчесанной и переодетой в свитер и домашние штаны, уже гораздо больше походила на себя. К тому моменту, когда она зашла в зал, Антон уже покончил с лапшой, но она все равно слегка поморщилась: — Ты накормил Антона этой чепухней, при том, что дома есть нормальная еда? — она выгнула бровь, а Ромка покачал головой: — Ниче ты не понимаешь. У Петрова похмелье. Твоя нормальная еда тут не поможет. — Да-да, — важно закивала Полина, усаживаясь рядом с Ромкой, — А вот копеечная лапша-то ему точно поможет, — она усмехнулась, отпивая из своей дымящейся кружки только что заваренный чай и накладывая себе в тарелку ломтики хлеба. — Поможет-поможет. Ты просто в похмелье не смыслишь. Че те, колбасы? — осведомился он у неё, кивая на тарелку в противоположном конце стола. — Давай-ка лучше сырку. — Ага, ща. На, возьми сколько надо, — он, взяв тарелку, поднес её к Полине, и она подхватила оттуда пару ломтиков сыра. — Нормально-то спалось? — осведомилась Полина у Антона, пережевывая бутерброд и запивая его чаем. — Да, все хорошо. Ну, а ты-то? Не проще было тебя с тетей Аней в одну комнату спать уложить? — Неа, не проще, — Ромка покачал головой, — Только я могу спать под храп моей матери, — Полина хлопнула его по плечу, — А че я сделал-то? — Перестань быть таким противным! — возмутилась Полина, — Твое счастье, что тетя Аня тебя не слышит. — Да не станет она на это обижаться. — Вот я на сто процентов уверен, что если она появится, он ей ни слова не скажет, — усмехнулся Антон, и Полина подхватила волну его рассуждений: — Да-да, вот я почему-то тоже в этом не сомневаюсь. Они посмеялись в голос, больше развеселившиеся от созерцания Ромкиного недовольного лица. Через какое-то время к ним присоединился и Бяша, встрепанный, немного сонный. Он уселся рядом с Антоном, все ещё пребывая в легкой прострации, из-за чего он не был таким разговорчивым. И несмотря на то, что они убрали Доширак со стола, присутствие лапши скрыть от Бяши не удалось. Он потянул носом, слегка улыбнувшись: — Че, Тоха, лапшички захавал, на? — Ага, — произнес довольно Антон и уже хотел было сказать что-нибудь ещё: например, что это очень вкусно, или что Бяша был очень предусмотрителен, покупая вчера несколько упаковок, но Ромка его внезапно перебил: — Тоха сегодня впервые Доширак заценил, ты прикинь? — Ну нихера, на, — удовлетворенно произнес Бяша, — Почти как посвят. И че, вкусно? И в очередной раз Ромка успел вставить свою реплику раньше Антона: — Он эту лапшу уминал, будь здоров. — Да перестань, — Антон скатал салфетку в один комок и кинул в смеющегося Ромку, — Хватит уже отвечать за меня. — Хватит уже отвечать за меня, — перекривил Ромка, а Антон закатил глаза: — Ох, ну что за детский сад? — Да не гони, слышь. — А че это ты? — сказал Бяша, — Правильно тебя Тоха валит, нехер цепляться. Как банный лист прилип, на. — Ой, вот захлопнись, — небрежно произнес Ромка, задрав нос. — Все-все, ща обидится, — сказал Антону Бяша, весьма искусно увернувшись от полетевшего в него комка салфетки, того же, что Антон кинул в Ромку, — О, Тоха, ты, кстати, больше хавать не будешь ничего? Может, чайку, что ли, бахнем? — Давай, — согласился Антон с удовольствием, — Я после Доширака есть не хочу, а вот чай не прочь выпить. — Вот и заебись. Полинка, че, давай рульки навернем? — Бяша бросил хитрый взгляд на Полину, которая улыбнулась, ответив ему таким же выражением лица: — Спрашиваешь! — Все, я тогда ща чайку нам с Тохой сделаю, на, и иду, — он поднялся с насиженного места и прошествовал в сторону кухни. — Бяш, тебе помочь? — крикнул ему в спину Антон и незамедлительно получил ответ, когда Бяша высунулся из коридорного проема: — Не, сиди! Только это… Тебе чай какой? Черный или зеленый? — Черный. — А сахара тебе сколько ложек хуйнуть? Две? Антон покачал головой: — Не, сахар не надо. — Во еблан! — раздалось сзади, и Антон, развернувшись к говорящему, со скепсисом посмотрел на Ромку, который, увидев его недовольный взгляд, пожал плечами, — Не, ну а хули ты хочешь? Кто вообще чай без сахара пьет? — Я, — отрезал Антон, и тут внезапно к разговору подключилась Полина: — Да ладно тебе, куча людей пьют без сахара. Что, в первый раз с таким сталкиваешься что ли? — Да не, я просто удивился, — отмахнулся Ромка, — Сосисок он не хавает, чай с сахаром не хлещет… — Ну-ну, — заметил Бяша. — Баранки гну, хули стоишь. Иди чай заваривай. — Попизди мне тут. Ща я на тебя чай вылью, на, — с этими словами Бяша скрылся в коридоре. — Подъебщик-то какой, — Ромка хмыкнул.

***

Уже дальнейший завтрак проходил в крайне приятной обстановке. Вчетвером они сидели за столом в зале, уплетая лакомства с новогоднего стола и иногда присоединяя к этому бутерброды с маслом, которые потом запивались горячим чаем. Антон с Ромкой особо не наседали на еду, поскольку уже успели поесть сами, но время от времени руки сами тянулись к ломтику хлеба и ножичку, чтобы размазать по нему масло, так что порой они непроизвольно присоединялись к Полине и Бяше. Антон вдоволь насмеялся, наелся и к концу завтрака чувствовал себя практически хорошо, за исключением того, что время от времени живот давил на ремень брюк. Неприятное самочувствие его полностью отпустило, особенно в тот момент, когда Полина смогла найти для него таблетку от головной боли, которая сняла с него и другие остаточные симптомы. После общего завтрака все убрали грязную посуду со стола, отнесли её на кухню и общими усилиями смогли её помыть, протереть и разложить по шкафчикам. — Вот как ты, бля, тарелку моешь? Как бабушка, — буркнул Ромка на Антона, когда они оба стояли за раковиной, в четыре руки намывая посуду, чтобы сполоснуть её, а потом отдать Полине с Бяшей, которые в свою очередь уже протирали её и шли раскладывать. — Нормально мою, — Антон выгнул бровь, — Я хотя бы не пытаюсь в ней дыру протереть. Хватит её уже намыливать, она чистая! — Нихуя! Я чувствую, что она шершавая, там ещё осталось… — Ну так мой молча, а мне не мешай! — Антон, смыв с тарелки пену, передал её Полине. — Я слежу за тем, чтобы ты все не засрал. — Сам не засрись, я справлюсь, — Антон хохотнул, когда Ромка брызнул в него водой, — Все, хватит. Смена! Протирать тарелки оказалось задачей более простой, в том смысле, что Полина и Бяша справлялись с мытьем посуды более эффективно, поэтому и закончить все получилось быстрее. Общими усилиями они заставили зал и кухню сверкать чистотой, и Антон, честно говоря, был крайне горд собой, поскольку даже дома он не всегда так усердно впахивал, чтобы привести все в порядок. А тут вышло как-то само по себе, наверное, потому что он никак не мог не втянуться в общую работу. Краем глаза он глянул на часы, мерно отстукивающие свой ритм. Бросил мимолетный взгляд, отвернулся, а потом замер. Уже? Он обернулся обратно к часам. Время приближалось к половине второго. Завидев это, он немного подсуетился. Как так время пробежало? По идее, он же просто успел немного позавтракать вместе с Ромкой, потом посидеть вместе с ним, Полиной и Бяшей, помыть посуду и разложить её по местам. Каким образом прошло так много времени? Или Антон был так бесконечно увлечен этой внезапной рутиной, что совершенно не заметил, что прошла явно не пара десятков минут, а пара часов. — Ты че? — окликнул его Ромка, завидев, как Антон начал суетиться, забирая Полинин подарок, относя его в коридор, расправляя и аккуратно складывая плед, которым он укрывался ночью. — Мне бы домой попасть. Волнуются уже, наверное… — объяснился он, обернувшись к ребятам, которые сидели за столом. — А-а, — понятливо кивнул Ромка. — Че акаешь-то, на? — фыркнул Бяша, — Давайте собираться. — Нахуя? — Провожать пойдем, еблан, — Бяша показал ему язык. — А че он, сам не доковыляет? — Ромка откинулся на спинку стула, зевнув и, получив тычок от Полины в бок, резко дернулся, засмеявшись, — Да понял я, бля. Конечно, проводим. — Шутничок, — Антон хмыкнул, а потом произнес уже без иронии, — Ребят, меня не обязательно провожать. Да и тем более мне быстро идти понадобится. Вам сейчас собираться — это геморрой. — Мне только куртку надеть, — Ромка пожал плечами. — Мне тоже, — подтвердил Бяша. Взгляды троих устремились к Полине, которая, слегка сконфузившись, все же ответила: — Мне чуть-чуть подольше. Но в остальном — мне тоже куртку надеть осталось. Она обезоруживающе улыбнулась, увидев долю скепсиса во взгляде Антона. Конечно, ему очень хотелось, чтобы его проводили, но было несколько причин, по которым потенциально он не очень хотел идти: Ему бы пришлось их ждать. Но эта причина теперь не слишком-то и весомая. Ему не очень хотелось, чтобы они ходили туда-обратно только по причине того, что Антону нужно домой. Все же, несмотря на некоторые, казалось бы, явно положительные сдвиги в его взаимоотношениях с каждым из них, внутри него все равно оставался какой-то барьер, который не давал Антону раскрепоститься полностью, и он продолжал париться за вещи, которые остальные замечали едва-едва, в то время как для него самого они казались едва ли не вопиющими. — Да и мне домой идти надо будет, — внезапно произнес Бяша, — Так что все заебись, на. Ща спровадим тебя… — Может, ты первый тогда? — Антон хмыкнул, но Бяша нашелся с ответом достаточно быстро: — Так мне ж не горит. А вот тебе — да. Короче, выходим тогда. — Меня только подождите, хорошо? — Полина вмиг вскочила с насиженного места, стремительными шагами приближаясь к выходу из зала. — Нет, бля, дома останешься, — Ромка хмыкнул, и со стороны лестницы донеслось жалобное: — Нет, ну правда, подождите! — Да ждем мы, ждем, давай резче! — крикнул он ей в ответ, а потом развернулся к Антону, — Ты ниче не забыл? — Да нет, вроде, — он оглянулся по сторонам и похлопал себя по карманам, будто бы этот маленький ритуал действительно помог бы ему вспомнить о забытых вещах. — А вот и пиздишь, — внезапно произнес Ромка, скрестив руки на груди, и едва Антон раскрыл рот, чтобы хоть что-то произнести, как тот тут же продолжил, — Ты шашлык с собой не взял. — Ох-х, ну нет, — простонал Антон, закрывая лицо ладонями, в то время как непреклонный голос Ромки продолжал звучать дальше: — Да-да, какой еблан свинтит из дома, не забрав мясо с собой? — Я свинчу, — Антон отстранил руки от лица и посмотрел на Ромку едва ли не тоскливым взглядом, — У меня просто не получится столько съесть. — Пускай мелкая ест, — тут же переменил вектор Ромка, — Я думаю, она тот ещё проглот. — Не говори так, — с напускной суровостью произнес Антон, а Ромка усиленно закивал, сделав страшные глаза: — Согласен, пиздун. Но я уверен, что она все равно проглот. Да и родаки пускай твои навернут настоящего мяса, а то у них сынок возле мангала молнию призывает, шашлыка там не видать, — Ромка тихо засмеялся, когда Антон по-доброму пихнул его в плечо, — Да пошли на кухню. Щас в фольгу завернем мясо, нормально все будет. Пошли-пошли. Несмотря на все протесты Антона, мясо все равно пихнули ему в рюкзак, предварительно тщательным образом запаковав. И кинув вдогонку ещё сладостей сверху, а именно — булочек, испеченных тетей Аней: — Да они вкусные, пиздец, закачаешься, — приговаривал Ромка, закладывая в прозрачный пакет уже пятую булочку, — Заодно похаваешь нормально, нехер таким тощим шастать. — Да не тощий я, — возмутился Антон, скрестив руки на груди. — Ну, бля, может, не как палочник, но все равно жрать нормально надо. — Да не надо так много, мы не голодаем, — он попытался забрать пакет, но Ромка, усмехнувшись, занес его вначале себе за спину, а уже потом поднял над головой. Антон посмотрел на него скептически, не оценив такую шутку. — Вот ты думаешь, что я сейчас за этим пакетом полезу? — хмуро поинтересовался он у Ромки, а тот хмыкнул: — Не, ну а че? Антон покачал головой, но внезапно точным и легким движением тыкнул Ромку пальцем в ребра. Все же, не зря он запомнил фразу, сказанную вчера тетей Аней, что её ненаглядный сыночек как огня боится щекотки. Пропускать мимо ушей такую важную информацию было настоящим преступлением, и Антон не зря вынашивал это в своей голове, чтобы однажды проверить это все самому. И, как он того и ожидал, Рома резко изогнулся, выронив пакет и издав пронзительный вопль, отчего Антон, даже смеясь, вздрогнул, но все же сумел поймать многострадальные булочки. Практически сразу ему прилетел легкий подзатыльник: — Еблан что ли? — гаркнул Ромка, — А если бы попадали? — Вот если бы ты выпендривался поменьше, то и тыкать тебя не пришлось бы, — Антон показал ему язык, перевязывая пакет, — Все, больше мне не надо булок и мяса, этого добра навалом, спасибо, — он положил пакет внутрь своего рюкзака, вместе с мясом, а затем, вжикнув молнией, направился в коридор, где стоял ожидавший их Бяша, который уже успел обуться. — Хули вы там вопили, на? — поинтересовался он, кинув взгляд на Ромку, — Особенно ты, козлина. — Отвали, — Ромка лениво показал ему средний палец, начав шнуровать свои ботинки, — Нехер меня в бок тыкать, скажи это Петрову. Антон прыснул себе под нос, пока сам склонялся над собственной обувью, которую старался надеть как можно быстрее, чтобы долго не толпиться на пороге. — О-о, — Бяша довольно оскалился, — А че б не тыкнуть, ты ж орешь смешно пиздец, на. — Это правда смешно, — вторил ему Антон, взяв в руки пакет с Полининым подарком. Он бросил осторожный взгляд внутрь, вновь почувствовав, как от вида кожаного альбома, футляра для очков и темно-синих варежек у него вновь перехватывает дыхание. У него будто в сердце тихонько и хрустально зазвенели новогодние колокольчики, отчего он испытал приступ счастья, по масштабу ничуть не меньший, чем тот, которым он был преисполнен вчера. Его захлестнуло доселе невиданным вдохновением, и он уже успел на пару секунд погрузиться в свои представления о том, как он придет домой, угостит семью мясом и булочками, а потом, этим же снежным холодным вечером, будет сидеть за своим столом, в свете настольной лампы, пить чай и творить, творить… Чей же портрет нарисовать? Или, быть может, изобразить пейзаж? Или натюрморт? Сотни мыслей роились в голове, вздымаясь вверх, как песок с растревоженного дна. И происходило это каждый раз, как только он бросал взгляд на корешок альбома, его гладкую поверхность, кожаный ремешок… — Ну че, выходим? — внезапно осадил Антона Ромкин голос. — Да, давай, я ща сварюсь, на, — с энтузиазмом отозвался Бяша и, крутанув дверной замок и дождавшись характерного щелчка, вывалился на улицу с довольным рокотом, — Ух-х, бля, хорошо-то как! Антон, тоже успевший нагреться за то короткое время, что он стоял, одетый в свою куртку на пороге, аж сам блаженно прикрыл глаза, когда холодный поток воздуха обласкал его нагретое лицо. — На самом деле хорошо, — подтвердил он, а потом произнес озадаченно, — А Полина-то где? Мы её вообще ждем? — Да ждем, конечно, но а хули-то на пороге стоять? Пока не прожаримся? — Ромка пожал плечами, а Антон ему неясно кивнул: — Ну, хотя да. Погода, плюс ко всему, была просто изумительная. Снегопада пока ещё не было, но весь двор, стоящие неподалеку деревья, снежная тропа… Все это выглядело так сказочно, так красиво и так по-зимнему, словно Антон оказался в фильме «Морозко», который он с Олей любил смотреть в Новый год. От этого настроение, которое было практически на нуле после его пробуждения, росло вверх в геометрической прогрессии, и Антон чувствовал себя самым счастливым и преисполненным духом праздника человеком на планете. — Все-все, я уже выбегаю! — послышался из дома приглушенный голос Полины, которая спешно обувалась на пороге, одной рукой удерживая шапку на голове, а второй надевая ботинок, — Сейчас пойдем! — Не навернись смотри, — с легкой усмешкой предупредил её Ромка, — А то щас двор носом вскопаешь. — Ну-ну, — фыркнула Полина, уже выходя из дома, полностью одетая, — Вот, не вскопала. Жуй жабу. — Фу, — поморщился Ромка, — Ну и дрянь. — А вот не надо мне под нос всякое приговаривать, тогда и дряни поменьше станет, — Полина хмыкнула, закрывая дверь и проворачивая ключ в замочной скважине, — Ну что, выдвигаемся тогда? — Да, погнали, — утвердительно кивнул Бяша, и Антон, сжав в пальцах ручку своего подарочного пакета, выдохнул порцию пара, чувствуя, что и этот день обещает быть для него замечательным.

***

Они пересекали снежные тропы, и разговоры не смолкали ни на минуту. Да даже ни на секунду, потому что все говорили так запальчиво, с жаром перебивая друг друга, вспоминая смешные моменты со вчерашнего вечера или в целом. — Что?! — Антон взорвался смехом, глядя на свою подругу, — Ты испачкалась навозом? Полина разъяренно пихнула Ромку в плечо: — Просила же не рассказывать! Хохочущий Ромка мягко перехватил её руку и слегка похлопал по плечу: — Да ладно, не боись, Полинка, Тоха же свой, не разболтает! — А как так вышло вообще? — не отставал с расспросами Антон. Ему действительно было крайне любопытно узнать обстоятельства. Да и сложно было поверить в то, что Полина, по обыкновению такая изящная, элегантная и всегда с иголочки одетая, могла встрять в такую конфузную ситуацию, — Я вообще в это не верю. — О-о, поверь, — протянул Ромка, продолжая задиристо смеяться, — Это стоило видеть. Вот прям как вчера помню… — Ром! — бесилась Полина, потряхивая его, как тряпичную куклу. — Идем мы летом, идем… — Рома! — И вот — раз! — спотыкается Полинка, и падает прямо в кучку навоза. И её платьице белое… — Рома-а-а! — …В говне! — синхронно выкрикнули Рома и Бяша, хохоча. Антон и сам не выдержал и зашелся в приступе смеха, завидев пунцовое от гнева и смущения Полинино лицо. — Ну и что? — воскликнула она, задирая подбородок и скрещивая руки на груди, — Вы будто в плохие ситуации не попадали! — В такие — нет, — произнес Антон между хихиканьем. — У всех бывают плохие дни, понятно? — фыркнула Полина, пихнув Ромку в плечо. — Да ладно, Полинка, — произнес улыбающийся Бяша, — Мы же по-доброму, на, стебемся. Тем более ж весело было. — Ха-ха, да, — утирая глаза, произнес хрипло Ромка, — Особенно когда ты на весь поселок орала, что дедушка тебя убьет, и говорила ему, что… — его опять настиг очередной приступ смеха, — Ш-шоколадом, блять, испачкалась! — он согнулся в три погибели, — Деда, просто он в жару раста-аял, — он перекривил Полинин голос, пока она продолжала его шутливо бить по спине, — Ой не могу, бля! — Знаешь что? — почти что прорычала Полина, — Я тебя ещё ни разу не спалила с выпускным, а? Ромка, неожиданно, распрямился во весь рост и, прищурившись, посмотрел на Полинку, возобновив ходьбу: — Не спалишь, — хмыкнул он, точно тем самым взяв её на «слабо». Полина, скрестив руки на груди, выгнула бровь: — О, да неужели? Я ж спалю. — Не спалишь, — Ромка закатил глаза. — Тем более мне есть перед кем! Анто-он! — она захихикала, когда Ромка тыкнул её, старясь щекоткой унять поток слов, которые обличат его перед Антоном навсегда. И, черт возьми, ну как не могло не стать любопытно, когда Ромка так отчаянно порывался защитить свою честь? Тем более, Антон хотел узнать об этом ещё с самого того момента, как Полина невзначай упомянула об этом в школьном коридоре сразу же после выписки Антона. — А что случилось-то? — полюбопытствовал он. — Да ниче особенного! — бросил Ромка, пока сам гонялся за скачущей вокруг них смеющейся во весь голос едва ли не истерично Полиной, — Ну-ка, блять, сюда иди! Че за детский сад? Полина! — А вот я расскажу-у! — протянула она, спрятавшись за Антоном, который сам того не понимая, загородил Полину, — Рома тогда, как это называется по-культурному, был подшофе… — она крутанулась, избежав его захвата, и, взяв Антона за плечи, намеренно переместила его в ту сторону, где находился пышущий негодованием Ромка, — И вот… Он откуда-то маркер отрыл. Перманентный причем! — сделала она важное уточнение, продолжая успешно подставлять Антона под Ромкины выпады, при этом Полина достаточно ловко петляла сама, — И что же по итогу? А! — Ромка схватил её за рукав её пальтишка, дернув в свою сторону. — Ну все, — пророкотал Ромка, тяжело дыша, — Допрыгалась, блять! — Да оставь ты её, Ромыч! — Бяша пихнул Ромку в плечо, — Все равно ж растреплет! А история-то смешна-ая! — Отъебись! — фыркнул Ромка. — Ну, и что дальше, Полин? — допытывал Антон. — Он нашёл перманентный маркер и изрисовал себе лиц… — Ромка, не нашедший варианта получше, просто заткнул Полине рот ладонью, мягко, но настойчиво. — Так, давай-ка помолчим, — заключил Ромка, выдохнув, но не прошло и пары секунд, как он, вскрикнув от отвращения, резко отстранил ладонь от Полининого лица, сжав её в другой руке, как прокаженную, — Фу, ты мне, блять, ладонь лизнула? — возмутился он, гаркая на хохочущую Полину, а она, сквозь приступы громкого смеха, продолжила: — И изрисовал себе лицо… Ну… Этими, как их… — она защелкала пальцами, судя по всему, пытаясь подобрать синоним покультурнее. — Да хуями он себе ебало разрисовал, короче! — закончил за неё Бяша. Антон округлил глаза, прежде чем не сдержал себя и заржал, как конь. — Ах ты падла! — возопил Ромка, тыча в друга пальцем, — Предал меня, блять, козлина! — Ну а хули нет-то, смешная ж реально история, — Бяша похлопал по спине навалившуюся на него Полину, которая уже просто икала и всхлипывала вместо полноценного смеха. — Просто ему на соревнования надо было потом ехать… — Полина утерла слезящиеся глаза, — Ну… Летние, от школы… А маркер-то, — она снова засмеялась во весь голос, — Маркер-то перманентный! Не стиралось с лица ничего нормально! И он с этой прелестью поехал покорять волейбольные площадки! — они с Бяшей зашлись чуть ли не в истерике, пока Рома стоял темнее тучи. — Что, прям так и поехал? — Антон еле сдержал себя от усмешки. — Ну не прям так, блять, — хмуро заявил Ромка, — Понятное дело, мне Полинка пудры там хуйнула, ещё какой-то параши… Но все равно, блять, если приглядеться, видно было! А я ещё вспотел как псина… Понятное дело, вся эта маскировка блядская стерлась! Короче, мне в тот день по пять ебланов в минуту спрашивали, что за хуйня с моим лицом. И как отвечать, блять, на эту поебень! Да вы заебали! — он собрал в руки снег с ветки и, скатав его в маленький снежок, бросил в Полину с Бяшей. — Да ладно тебе, Ром, — отсмеявшись, Полина распрямилась, — Зато есть, о чем вспомнить. — Да, охуительные воспоминания, — Ромка закатил глаза, — Утащу их с собой в гроб. — Ну все, хватит, — она взяла его под руку, и они вновь продолжили движение по снежной тропе, — Ты же про мое навозное платье растрепал, я решила не отставать. — Да пиздец. Не отстала она, — фыркнул Ромка. — Как видишь. — Вот лучше бы, блять, не видел. — Да хорош ныть-то, на, — протянул Бяша, — Уши уже сворачиваются. — Мозг у тебя сворачивается, — устало ответил ему Ромка. — У меня он есть хотя бы, мудила, на! Полина взяла их обоих под руку и повела вперед, оставляя им только один вариант действий — прожигать друг друга взглядами. — Ах, как я обожаю Новый год, — вдохновленно произнесла она и, пересекаясь взглядами с Антоном, поиграла бровями, отчего он ухмыльнулся, посмотрев на неё с таким же задором.

***

Дорога, вроде бы и продолжительная, прошла крайне быстро, с учетом всех перепалок и запальчивых разговоров обо всем: начиная от школы и заканчивая каникулами. — А ты в поездку, кстати, поедешь? — уточнил у Антона Ромка, и тот ответил с готовностью: — Ага, еду. Полину эта новость обрадовала, безусловно, больше всех. Она запрыгала на возвышенном сугробе, точно маленькая девочка, а потом бросилась обнимать Антона, выкрикивая радостное: — Так тебе разрешили все-таки? Ой, как здорово! Это стоит того! Вначале мы поедем на автобусе в ближайший город! А там уже… Полина уже могла бы пуститься в бесконечные рассуждения о её представлениях о том, как они проведут эту поездку, сколько возьмут с собой сладостей, какой фильм будут крутить в кинотеатре и сколько займет поездка, но Ромка произнес первым, обогнав тем самым Полину: — А тебе не разрешали что ли? — Да там… — сказал Антон, замявшись. Он не совсем представлял, как ему стоит объясниться. Что ему мама запрещала ехать? Или что денег не хватало? Но не говорить же о том, что конфликты на тот момент зашли так далеко, что до этого дела не было никому, — Накладки кое-какие были, мы сомневались, что я поеду… Ромка внезапно посмотрел на него таким взглядом, в котором явно читалось, что он понял Антона. Причем, именно так, как все происходило на самом деле. Взгляд был серьёзным и в каком-то смысле даже сочувствующим, и тогда Антон вспомнил, что в день пропажи Оли Рома-то был рядом с их домом, буквально около забора, в тот момент, когда Антон кричал на родителей и весь его мир крушился. Он слышал. И, возможно, сейчас он знал причину, по которой вопрос с поездкой оставался нерешенным, знал лучше всех остальных. Но Ромка внезапно произнес: — Да бля, если б я с сотрясением, с паничкой и ещё хуй пойми какими болячками пытался бы ещё в поездку школьную пойти, меня мать бы точно переебала, — заявил он, — Тут все ясно. — Ну, меня ж вот пустили как-то, — Антон пожал плечами. — Потому что ты живучая тварюга, — Ромка усмехнулся. — Эй, я вот про тебя так не говорил, — Антон фыркнул. — Мда-а, — Бяша вздохнул, — Заебали сраться, на. Мы когда на пруд кататься пойдем, тоже весь день собачиться собрались? — На пруд?.. — Антон непонимающе выгнул бровь и пересекся взглядами с Полиной, а та, увидев недоумение на его лице, поспешила пояснить: — Ну, помнишь я тебя звала на коньках покататься? Антон, вспомнив их недавний телефонный разговор, протянул: — А-а, все, я понял. Подожди, — он нахмурился, — А когда мы, получается, пойдем? Завтра, что ли? — Да не, бля, — Ромка покачал головой, — Завтра я точно не хочу. Первые два дня я точно буду страдать хуйней. — Ну так страдай хуйней на пруду, а не в берлоге своей, на, разница-то, — Бяша закатил глаза. — Ой, да сам-то чем заниматься собрался? Не гони давай! — Не, ну а че ты хочешь-то? Не завтра, так когда? — Ну, бля, до поездки-то время есть. — И че мне, все эти дни дома торчать? — Ой, блять, хорошо. Давай тогда послезавтра. Нормально тебе? — прищурился Ромка, и Бяша кивнул: — Вот так-то лучше, на. Мне — нормально, — он вздохнул, а затем перевел взгляд на Антона с Полиной, — А вам как? — Нормально, — отозвался Антон, — Мы не поедем на эти каникулы никуда, вроде, так что мне в любой день удобно. — Ну, — Полина пожала плечами, — Я не думаю, что у меня планы поменяются, так что я пойду. Кста-ати, — она хлопнула в ладоши, вдруг вновь заискрившись энтузиазмом, став энергичной и вдохновленной, — У меня шестнадцатого января будет концерт. В школе, — она заулыбалась, — Вы придете? — А в честь чего концерт? — полюбопытствовал Антон. — Ну, — Полина начала накручивать прядь волос на палец, — По сути, повода-то особо и нет. Но, — она вскинула брови, — Через полтора года мне надо будет пробоваться и поступать в какое-нибудь учебное заведение музыкальное, — она мечтательно посмотрела в небо, — И если поступать в Москву, то нужно играть, как Паганини. — Так ты же хорошо играешь, на, — нахмурился Бяша. — Ну, — Полина вздохнула, — Это я здесь, может, первая скрипачка на деревне. А в больших городах все по-другому. Там таких как я много, — на секунду поникшая Полина вернулась к своему прежнему настрою, — Поэтому, чтобы там не потеряться, я должна быть лучше. Но мой учитель хорошо меня готовит. Он ЦМШ заканчивал, а потом и консерваторию! Здорово, да? — А это что? — уточнил Антон, и Полина поспешила пояснить: — Это Центральная музыкальная школа. Она в Москве! — её глаза так засияли, словно одно только название города прибавляло учебному заведению сто очков к профессионализму, — А консерватория имени Чайковского — лучшее учебное заведение в стране! Туда очень сложно поступить. А он поступил, — на её лице появилась улыбка. — Как же он сюда попал? — удивился Антон. — Он тут родился и вырос, — пояснила Полина, — Ну, сам знаешь — где родился, там и пригодился. А ещё у него здесь живет мама. Она немолодая, так что… — он понятливо кивнул, и Полина продолжила, — Но он хорошо меня учит. И концерт мне устроил, чтобы я могла обыгрывать программу. Здорово, да? — она заулыбалась, — Вы придете? — Конечно, придем, — выдал Антон, не задумываясь. Но он был больше, чем уверен, что решение прийти на концерт и поддержать Полину будет единогласным. — Ох, спасибо большое, а то я волнуюсь! — она приложила ладонь ко рту, будто сама не могла поверить в то, что будет давать свой первый концерт с одним единственным исполнителем. — А сколько там играть-то будешь? — поинтересовался Ромка. — Да я думаю, что максимум минут тридцать-сорок, — вздохнула Полина. — Охренеть, — против воли вырвалось у Антона, — Сколько же длятся произведения? Или их там так много? Полина засмеялась: — Да нет, что ты. Там и мой преподаватель играть будет. Он виолончелист. И мы с ним играть будем. В ансамбле. — В чем? — не понял Бяша. Полина вздохнула и на секунду даже прикрыла глаза, но пояснила максимально терпеливо, не отмахнувшись от вопроса Бяши: — Ансамбль — это когда вы вдвоем играете на инструментах одно произведение. Здорово выглядит. Звучит ещё лучше. — А-а, — Бяша понимающе качнул головой, — Понял, понял. Не, — он положил ладонь на грудь, — Я-то точно приду, на. Не знаю, как парни… — Ой, вот только не надо, блять, королева драмы, — Ромка пихнул его в плечо, а потом произнес спокойным, уверенным тоном, — Конечно, придем, че б и нет. Полина просияла: — Тогда я буду самой счастливой скрипачкой с самой классной группой поддержки! — она захлопала в ладоши и выдохнула морозный воздух. Выглядела она при этом просто очаровательно: на щеках уже проступил румянец, кончик носа покраснел, а глаза при этом искрились светом. Антон переглянулся с Ромкой и Бяшей, и на их лицах практически синхронно появились теплые улыбки. Полинина радость не могла не вдохновлять. Особенно, если учесть то, что она продолжала ходить и посвящать их в свои планы: — А на пруд термос возьму с какао. Ром, а ты булочки принеси! — Здрасте, — Ромка фыркнул, — И как мне их нести? — В рюкзаке, — отрезала она, — Ничего, к земле он тебя не потащит, не бойся! Будем все втроем кататься и падать! — Втроем? — произнес с непониманием Антон, но на его вопрос достаточно быстро пришел ответ. — Да, втроем, — хмуро подметил Ромка, а потом внезапно пихнул хихикнувшего Бяшу, — Этот хуила лучше всех здесь катается. — Я этого не знал, — Антон сглотнул, а потом перевел взгляд на Ромку, — А ты что… — Не, ну я не держусь на коньках так хуево, как ты, например, на лыжах катаешься, — Ромка со смехом увернулся от комка снега, который Антон бросил в него, а потом от ещё одного, — Бля! Да перестань! — Ты мудак, и я закидаю тебя снегом, — фыркнул Антон. — Тогда хуй тебе, а не покатушки на пруду, — Ромка показал ему средний палец. Антон закатил глаза: — Вот это ты меня напугал, конечно. Вообще не знаю, как это переживу. — Вы там заканчиваете, на? — раздался из-за спины голос Бяши, — Пришли уже вообще-то. Антон, растерявшись, посмотрел на свой дом так, будто впервые его увидел. Он даже и не заметил, как из небольшой рощи они вышли на дорогу, идущую вдоль домов, среди которых была как раз и его берлога. И он, сам того не понимая, на крохотную долю секунды, совсем крохотную, все же испытал чувство разочарования от того, что время пробежало так незаметно. Но желание оказаться дома, принять душ, поздравить родных и сесть, наконец, творить все же было ничуть не слабее. — Да, пришли, — подытожил Антон. Он подошёл к забору и осторожно приоткрыл калитку во двор, глядя, есть ли кто-нибудь снаружи, но там было пусто. Только конфетти от хлопушек валялись на земле, слегка припорошенные снегом. Но в самом доме горел свет, оттуда слышался смех и даже легкое бормотание телевизора, так что нетрудно было догадаться: мама, папа и Оля смотрели новогодние фильмы вместе. Это была их негласная традиция на первое января: все сонные, домашние, в пижамах, шли в зал, сидели там, укрытые пледами, пили чай, ели сладости и смотрели фильмы весь день. Антон с улыбкой глянул и на снеговика Варфоломея. После вчерашнего снегопада он довольно сильно распушился, но своего причудливого внешнего облика не растерял, что, кстати, подтвердилось Бяшиным присвистыванием: — Ну и пугало, на. — Завали! — осадил его Ромка, — Это старина Варфоломей! — А Варфоломей здоров твой? — Бяша ухмыльнулся, а Антон, в свою очередь, развернулся к Ромке: — Ты ещё помнишь, как этого снеговика зовут? Рома гордо выпятил грудь: — Ну, это ж мое творение, че забывать-то. — Мы его втроем лепили, — поправил его Антон, саркастически вскинув брови, а Ромка фыркнул: — От твоего там только сколиозный шар. — А от твоего — это огромное пузо, — парировал Антон. Полина рассмеялась в голос. — Зато Варфоломей все так же бодр и весел, — она подошла к снеговику и смахнула с него пару снежинок осторожным движением пальцев. Затем Полина развернулась к нему, вздохнула и, расправив руки, улыбнулась, — Ну что, прощаемся тогда? — Прощаемся тогда, — подтвердил Антон, заключив её в объятия и слегка покачавшись вместе с ней. Эмоции, самые светлые, самые искренние, пропитанные чувствами бесконечной благодарности, спокойствия и счастья, захлестнули его, и он преисполнился ими, точно впитавший в себя воду песок. Антон тихо произнес: — Спасибо огромное за то, что позвала. Это был самый лучший Новый год в моей жизни. И за подарок тоже. Я его беречь буду, — она слегка хихикнула, и он произнес с едва читаемым упреком, аккуратно тыкнув её в бок, — Ну правда. — Да нет, Антош, я просто рада, что ты рад, — она отстранилась от него, поправив сидящий на нём мамин сине-белый полосатый шарф, а потом всплеснула руками, — Это смех счастья! — Я очень на это надеюсь, — усмехнулся он, а потом подошёл к Бяше, крепко пожимая ему руку, — Тебе тоже спасибо, мне понравился твой чай. Бяша даже немного зарделся: — Вот давай без формальностей, на, — он закатил глаза и сразу же после этих слов дернул Антона на себя и обнял, похлопывая по плечу, — Ровный ты тип, Тоха. Бывай тогда. На прудике свидимся, — Бяша ему подмигнул, и Антон, засмеявшись, ответил ему: — Обязательно свидимся. Он повернулся к Ромке, который стоял молча, положив руки в карманы своей куртки. И почему-то в тот короткий момент Антон почувствовал крохотное чувство нерешительности… Или неловкости? Так или иначе, ему стало немного не по себе, от того, что он не знал, что стоит сказать и как себя повести. Стоило ли обнимать Ромку? Или достаточно было сойтись на крепком рукопожатии. Стоящий напротив Рома потер покрасневший нос рукавом куртки и Антон, которому показалось, что он уже слишком долго обдумывает план действий для обыкновенного прощания, все же решился на действия. Он сделал шаг навстречу Ромке и протянул ему ладонь для рукопожатия. Рот распахнулся, и Антон, с определенным усилием, но все же произнес слова, стараясь быть как можно более честным и открытым: — Спасибо огромное, что ты поговорил с моей матерью. Ну и… Что позвонил ей, когда я уснул, да и вообще, что предложил за мной зайти и… — по мере того, как на лице Ромки появлялась улыбка, все шире и шире с каждым словом, Антону собственные слова казались детским лепетом. Он пихнул смеющегося Ромку, — Блин, ну вот что ты смеешься? Я же пытаюсь быть искренним! — Ой, бля… — Ромка, отсмеявшись, распрямился, — Да, чет меня распидорасило от искренности твоей, Петров. Фуф… — он выдохнул, сглотнул, а потом ещё раз улыбнулся, — Че меня благодарить-то? Я ж как конь не въебывал, чтобы ты к нам попал. — Ну, все равно, — возразил Антон, — Мне это важно. — Ладно-ладно, — Ромка в примирительном жесте поднял ладони, а потом, пожав руку Антону, в точно такой же манере, что и Бяша, заключил его в объятия похлопав по спине, — Давай, не кисни. Нос сразу же почувствовал Ромкин запах, который Антон ощутил ещё вчера, в коридоре Полининого дома: порошок, запах свежести и чуть-чуть пота, перемешанный с мылом, которым Ромка наверняка с утра умыл свое лицо и очень слабый остаточный запах сигарет, которые Рома, видимо, не курил уже несколько дней. Что-то затеплилось в груди Антона, как только его заключили в объятия и он почувствовал Ромкин запах, что-то легкое и уютное, как крохотный огонек свечи в кромешной тьме. Стало спокойно и хорошо. Антон отстранился от него, не убирая с лица отголоски улыбки, и Ромка сказал ему: — Ну все, давай. Мелкой привет, родакам тоже. Мясом их накорми нормальным. И булками. Антон простонал: — Да господи, накормлю я. Над двором зазвучал смех. — Ладно, Тоша, мы тогда пойдем, — мягко произнесла Полина, подходя к выходу из двора. Она помахала Антону сразу двумя руками в знак прощания, — Спасибо тебе за подарок! Я все обязательно послушаю! И трубочки съем, — она усмехнулась, и Антон махнул рукой ей в ответ. Он был рад тому, что, прощаясь с ними, не ощутил грусти от того, что ему теперь нужно идти домой. Напротив, теперь он ощутил полноценную радость от того, что быть дома — не означало для него пытку, а встреча с Полиной, Ромой и Бяшей теперь перестала быть для него счастливым стечением обстоятельств. Теперь у него есть возможность видеться с ними, а в семье — чувствовать себя хорошо. — Пока-пока! — Ну все, бывай тогда, на! — Давай, свидимся ещё! Прощания зазвучали практически синхронно, по мере того, как каждый шел к калитке, оборачиваясь к Антону и помахивая ему рукой, но Антону было тепло от каждой фразы, обращенной к нему. — Пока! — произнес он, подойдя к двери и помахав на прощание в последний раз. Дверь калитки закрылась, и он опять остался стоять на крыльце один, прямо как вчера, когда шел встречать своих друзей. Он остался один и прикрыл глаза, чувствуя успокоение и прилив приятной усталости от звуков их голосов, постепенно отдаляющихся от двора, от бормотания телевизора в доме и взрыва Олиного смеха в зале. Он все это слышал и чувствовал, пропуская сквозь себя, и в тот момент, как и вчера, в Новый год, он чувствовал, как хорошо, оказывается, беззаветно и искренне жить. В его сердце точно зажегся бенгальский огонь. Самый яркий. Но не обжигающий. А безумно теплый. Антон потянулся пальцами к ручке двери и осторожно приоткрыл, входя в прихожую, где его сразу же объяло теплом и где все ещё стоял запах коржей для медовика, который мама наверняка оставила и для него. Он заулыбался, услышав, как смолкли голоса и громкость телевизора была убавлена, судя по всему, папой, который услышал щелчок закрытой входной двери и негромко произнес: — С Новым годом! А потом и рассмеялся, услышав возгласы, среди которых громче всех звучало счастливое «Тоша», которое, разумеется, было Олиным выкриком. Он поставил пакет и рюкзак на пол, счастливо улыбаясь, а затем заранее присел на одно колено, услышав топот маленьких ног, который означал, что Оля уже выбегает к нему навстречу, чтобы немедленно заключить его в объятия. На душе было хорошо. Он дома.