Один грамм терпения

Когда-нибудь и ты будешь делать для меня то, что ненавидишь. Это и называется семьёй. У Тэхёна эта мысль из книги, которую они с мамой когда-то читали, прямо-таки отпечаталась в памяти. Было время, когда она постоянно работала, чтобы как-то свести концы с концами из-за учёбы сына и долгов, следовавших за ней по пятам после смерти мужа. Раньше Тэхён этого не понимал, но она делала всё, что было в её силах, чтобы обеспечить ему лучшее будущее и помочь с оплатой обучения в университете, даже если ненавидела вставать по утрам из-за работы, которая была ей не по душе. Она переступала через себя ради него, и в один момент пришёл его черёд делать то, что ему не нравилось, ради неё. — Вкусно? — допытывался Тэхён, наблюдая за тем, как мама поглощала нарезанные свежие персики, морщась от лёгкой кислинки и света, что лился в палату через окна. Доктор сказал, что у неё участились головные боли и она предпочитала оставаться в полутьме, потому что от этого не болели глаза, но ему уж очень хотелось посмотреть на неё, из-за чего он раздвинул шторы. Она почти не изменилась с их последней встречи, но Тэхён отмечал про себя, что с каждым разом кожа её становилась всё прозрачнее, и очень боялся, что она понемногу превращается в призрака, которого однажды он не сможет ухватить, потому что пальцы пройдут сквозь её руку или плечо. И от этого он ещё отчаяннее и дольше сжимал её в приветственных объятиях, перебирал её тонкие пальчики, пока они говорили, поглаживал по ноге через тёплое покрывало и плед, если её руки были заняты чем-то другим. Например, персиками, которые она ему заказала. По сути, лишь упомянула, что уже вечность их не ела, и Тэхён помчался по магазинам, чтобы отыскать самые спелые, мягкие и сладкие, но судя по маминому выражению лица, угодил ей не на все сто процентов. — Да, — она, разумеется, не могла жаловаться, подцепляя дольки вилкой и отворачиваясь от окна и серого неба. Тэхён пробегался взглядом по её лицу, по прилипшей к плоской груди больничной рубашке, по вечно приподнятым плечам и слегка подрагивающим рукам. Находясь дома, было куда проще убеждать себя, что она идёт на поправку. В его воспоминаниях она всегда выглядела здоровее, чем было на самом деле, и разговоры с врачом раз в две недели лишь подтверждали это. — А как голова? Таблетки облегчают боль? А кашель? Уже лучше? Мама кивала, чтобы не расстраивать его, и он немного улыбался ей, словно верил, потому что тоже не хотел её расстраивать. Когда впервые стало известно, что у неё рак груди, это шокировало, но не пугало так сильно. Врачи твердили о том, как хорошо, что это начальная стадия, и даже укладывались в медицинскую страховку поначалу. О летальном исходе не было и речи, Тэхёна убеждали, что это можно вылечить, пусть и потребуется некоторое время. Кто же знал, что всё настолько затянется? В двадцать два ему казалось пусть и несправедливым очередное испытание на их пути, но он как раз заканчивал учёбу и смог благодаря сердобольности господина Гото пробиться в только открывшееся похоронное бюро. Мама не могла работать из-за лечения, но он мог, и зарабатывал кое-какие деньги, чтобы покрывать счета и минимально копить на будущее. Тэхён никогда не был наивным, не мечтал о чём-то большем и был готов преодолевать ступеньку за ступенькой, поднимаясь по карьерной лестнице годами, не наглея и ни о чём не прося, пусть господин Гото и чувствовал себя должником, который в своё время допустил смерть кормильца семьи Ким. Тогда Тэхён считал себя хорошим человеком. Он и был хорошим. — Надеюсь, они постараются, раз это экспериментальное лечение, — проговорил Тэхён, всё не отрывая взгляда от мамы, — им ведь важны результаты, чтобы запустить производство и заработать на этом побольше. — Не волнуйся, всё будет, как надо, — ответила она, сползая ниже по подушке и тяжело вздыхая после четырёх долек, которыми наелась до отвала, и уже чувствовала нарастающую тошноту. — Что у вас случилось с Мики? Ты соврал ей о том, что едешь ко мне? Маминых губ коснулась лёгкая улыбка, потому что она не воспринимала всерьёз раздражение в тоне невестки. Они с Мики за семь лет брака виделись от силы пять раз, и все они проходили настолько гладко и обыкновенно, что у Тэхёна язык не поворачивался развеять приятное впечатление от его жены правдой. Мама ведь лгала, что ей становится лучше, и Тэхён тоже немножко врал, чтобы подсластить её ужасно солёную жизнь. — Я правда ехал, но не успел ко времени приёма, — он решил идти до конца. — Прости, что не заскочил на следующий день, было много дел. — Зимой всегда больше похорон, да? Тэхён никогда не задумывался об этом прежде, но удивление, отразившееся на его лице, насмешило женщину. Зимой и впрямь похороны проводились чаще. — Давай не будем о плохом, — он подсел повыше к подушке, немного нервничая из-за слов, что ему предстояло произнести. — Я здесь, чтобы поделиться с тобой хорошей новостью. Это не могло не радовать. Тэхён редко хвастался чем-то хорошим, чаще он говорил, что всё нормально, и их разговоры сводились к обсуждению лечения. — Насколько хорошей? — Настолько, насколько это вообще возможно, — взбудораженный голос Тэхёна отбивался от серо-белых стен, разливаясь по палате. — Мы с Мики нашли суррогатную мать, которая выносит и родит нашего ребёнка. Немного боялся говорить раньше времени, чтобы не сглазить ничего, но мы недавно ходили на первое УЗИ, и я даже видел нашу кроху. Мама зашевелилась, дотягиваясь до руки сына и сжимая её своей, холодной. — Боже, — она обрадовалась, — я стану бабушкой? А какой срок? — Второй месяц пошёл. Конец шестой недели. Она рассмеялась. Это был приятный, слегка хрипловатый смех, к которому нужно было прислушиваться до тех пор, пока она не закашлялась, заставляя Тэхёна сменить радостное выражение лица на обеспокоенное. Он нехотя выпустил её руку, потому что ей срочно нужно было сесть повыше, и подхватил с передвижного столика на колёсиках стакан воды, протягивая его маме и ожидая, пока она перестанет задыхаться. На её левой ладони и губах появилась кровь, которую она всячески старалась стереть, скрыв её следы от Тэхёна, но он всё равно заметил. Это не было новостью для него. Они боролись с раком достаточно долго. Были выигранные битвы, были и проигранные… Самое худшее, что несколько лет назад, после двух успешных операций, которые оплатил господин Гото, им казалось, что всё закончилось. Рак отступил. Но не для того, чтобы вывесить белый флаг и больше никогда не соваться в мамино тело, а для того, чтобы поднакопить силы и возникнуть вновь, расползаясь метастазами в лёгких и в головном мозге. Подло и до слёз обидно, только деться от этого некуда. — Вот, — Тэхён достал из кармана пиджака платок, вкладывая его в мамину руку. — В последние дни я чувствую себя лучше из-за этой новости, потому подумал, что тебе она тоже немного поднимет настроение. Она закивала, прополаскивая рот и насухо вытирая губы. — Мне уже очень хочется увидеть внука или внучку. А вдруг повезёт и будет двойня? — мама нырнула в свои идеи касательно этого всего, и разговоры об её самочувствии временно отошли на второй план. — Решили, какая комната в доме будет детской? Не зря ведь говорят, что за дурной вестью всегда следует благая… Тэхён так не думал. С тех пор, как его семья связалась с семьёй Гото, у них практически всё время были чёрные полосы, и он очень боялся, что скоро случится ещё что-нибудь нехорошее. Сочувствующий взгляд врача намекал на это, но Тэхён старался игнорировать эти знаки. — Я не думал насчёт двойни… Но если бы было двое детей, Мики сошла бы с ума от счастья. Когда ещё ей мог представиться такой отличный шанс провести личный эксперимент и растить сразу двоих? Тогда можно было бы исключить все «или» из её фантазий, заменив их на «и». — А какая ваша суррогатная мама? — Она… — Тэхён пожал плечами, не находя подходящих слов, чтобы объяснить. — Кажется неплохой и сама учит дошкольников. Не совсем наша знакомая, но вроде как знакомая знакомой Мики. Она подписала контракт, потому всё надёжно и дешевле, чем через агентства. — Молодая? Хорошенькая? Тэхён стиснул зубы. Благодаря скорому возвращению Мики он смог выкинуть из своей головы мысли о Юни, какими бы будоражащими они ни были. Он просто всё ещё не привык, что с ними живёт посторонний, а заботиться о нём приходиться как о ком-то родном. Это сбивает с толку, и потому в мысли Тэхёна закрадываются какие-то глупости. А ещё он слишком счастлив, и выброс соответствующих гормонов заставляет его смотреть на Юни под другим углом, потому что она совсем как Санта в это Рождество — дарит им с Мики прекрасный подарок. Естественно испытывать симпатию к ней. — Младше нас, — ответил он, поднимая левую руку, чтобы взглянуть на часы. — Что-то обед сегодня задерживается, разве нет? Обычно ведь к часу привозят… — Ну и чёрт с ним с этим обедом. Судя по тому, как ты избегаешь ответа, она довольно симпатичная. Мики не ревнует? Словно почувствовав, что говорят о ней, Мики позвонила. Она часто угадывала, в какой момент лучше всего напомнить о себе. — Не ревнует, — ответил Тэхён, принимая вызов. — Да, милая? — Милая? Ты что, до сих пор у мамы? — жёсткие нотки в её голосе намекали, что она не поддерживает его попытку опоздать на званый обед. — Собираешься заставить всех ждать? Она не считала Рождество за праздник, но это был один из немногих дней, когда все её друзья были выходными и могли посидеть за столом не с картами в руках, а с вилками. Это также был отличный шанс продемонстрировать заядлым мясоедам, что вегетарианская еда может быть очень хороша. Мики лично трудилась над домашним хумусом, запекала тофу, с виду похожее на рыбу, и готовила по рецептам из книг по правильному питанию, не покидая надежд переманить друзей на свою сторону. — Вовсе нет, — Тэхён встал с больничной койки, наклоняясь, чтобы поправить мамино покрывало после себя, — уже выезжаю. Нужно что-то докупить на стол? Мама немного огорчилась из-за того, что он уезжал так скоро. Она не претендовала на его внимание, хоть и надеялась однажды вновь отметить Рождество в семейном кругу, а не один на один с капельницей. Но болтать подольше, учитывая, как редко он заезжал с тех пор, как господин Гото отправился на тот свет, ей очень хотелось. — Да, докупи шампанское для нас и какой-нибудь сок для Юни. Только не апельсиновый, она за два дня почти ящик мандаринов уничтожила, я волнуюсь, что у неё будет аллергия из-за цитрусовых. — Тогда взять яблочный или гранатовый? Мики могла притворяться, что в бешенстве от его несамостоятельности в подобных вопросах, но в действительности ей нравилось, что он советовался с ней. Как будто она лучше всех знала, что нужно Юни. — Не кислый сок, — сказала она. — Мультифруктовый или персиковый? — Да. И ещё бумажные полотенца, соль и что-нибудь сладкое к столу. Юни заявила, что в её семье на Рождество принято кушать торт, потому его не бери, но какие-нибудь пирожные или печенье можешь взять. Тэхён наклонился снова, теперь, чтобы поцеловать маму в лоб, глубоко вдохнув её запах, которым стал запах антисептиков, лекарств и больниц в целом. Он не мог припомнить времени, когда она пахла иначе. — Хорошо, всё куплю, — пообещал он, готовясь убрать мобильный и сказать, что ему пора бежать. — Подожди, — Мики цокнула языком, — веди, пожалуйста, осторожнее. Там гололёд, в новостях только об авариях и сообщают. У неё наверняка язык чесался добавить, что волнуется она исключительно за покупки, которые он обязан доставить до прибытия гостей, но Тэхён знал, что переживала она за него. Распечатка УЗИ и на неё подействовала волшебным образом. Она всё ещё придерживалась дистанции с Юни, чтобы ни в коем случае не перешагнуть черту работодателя и работника, намекнув, что они могут стать подругами, но сама насмотреться не могла на результаты анализов. — Передай мои поздравления Мики, — попросила мама, когда он убрал телефон от уха. — И заезжайте как-нибудь вместе. Можно даже с суррогатной мамой. Хоть ненадолго. — Мы постараемся, — ответил Тэхён, что зачастую было завуалированным «я постараюсь».

***

Юни большую часть дня просидела в комнате, занимаясь реорганизацией папок на своём ноутбуке и пробегаясь ещё раз по расписанию с уроками. Это спасало её от компании Мики и музыки, что гремела в гостиной и на кухне. И отвлекало от мыслей о доме. Она и без того тосковала по маминой стряпне и утренним объятиям с Харам, которые не позволяла встать с кровати, но мысли о том, что её самые родные люди как обычно накрывают на стол и расставляют пахнущие еловые ветки по квартире, чтобы после произнести молитву и приступить к безумно вкусной домашней еде и просмотру телешоу, разбивала ей сердце. Если бы Мики не была так категорична, рассказывая, что эта встреча с друзьями едва ли не ради одной Юни и была организована, она смогла бы вырваться домой на праздники. Родители Юни были набожными католиками, которые чтили все божественные праздники и относились к ним очень серьёзно. Они также верили, что аборты придумал Дьявол, чтобы заманить побольше младенцев в Ад, а суррогатное материнство — большой грех, к которому прибегают самые отчаянные грешники, что идут на поводу у эгоизма и не понимают, что им не суждено иметь детей. И поэтому Юни лгала, что у неё праздничный корпоратив на работе, из-за которого она не может приехать домой на Рождество, и надеялась, что её живот будет оставаться сравнительно плоским как можно дольше, чтобы был шанс видеться с семьёй хоть изредка. Было немного страшно разгневать Господа, если он вдруг существовал, но порою страх за нынешнюю жизнь был куда сильнее страха за жизнь загробную. А вдруг оказалось бы, что на той стороне ничего нет и никакого наказания не будет? А если и будет, Юни предпочитает решать проблемы по мере их наступления. И сейчас её проблема — нехватка финансов. Часы показывали половину третьего, когда Юни набралась смелости выйти из комнаты, желая хоть одним глазком взглянуть на то, что делает Мики. Она с самого утра обвязалась фартуком и заставила всю столешницу многочисленными кастрюльками и тарелками. — Госпожа Гото, вам помочь? — Юни засучила рукава серого свитера, в котором ходила по дому из-за открытых на проветривание окон. — Да, — Мики застучала ножом по доске, нарезая сладкий перец мелким кубиком, — садись напротив и составь мне компанию. Без Тэхёна совсем скучно. — А где он? Юни интересовал этот вопрос с утра. Она гадала, мог ли он уехать по работе или Мики отправила его за покупками, но спрашивать просто так было неудобно. После того, как он сжимал её руку и улыбался от уха до уха, умоляя подержать эту штуку в ней подольше, чтобы он хорошенько рассмотрел на мониторе её матку, ей вообще с ним было неловко. Из-за его безынициативности на ранних этапах, она была уверена, что только Мики это нужно, но внезапно он тоже начал вести себя так, словно Юни была хрустальным сосудом, на который страшно было дышать. И потому он только смотрел. Когда готовил для неё еду, когда заглядывал по утрам в комнату, спрашивая об её самочувствии, когда выводил на прогулки вечером, идя всегда на пару шагов позади, словно подходить ближе было опасно. — Поехал к своей матери, — ответила Мики, нещадно кромсая перец, а вскоре добавляя его в салат с помидорами, кедровыми орехами и рукколой, и заправляя всё оливковым маслом. — Она не приглашена на Рождество? Мики хмыкнула, осторожно перемешивая салат вилкой. — Нет. Ей нежелательно выезжать из больницы в её состоянии, — в её голосе не было и намёка на сожаление. — Она болеет? — Долго умирает. Её раку уже восемь лет и недавно мы узнали, что он буквально везде, — Мики качнула головой. — Я была уверена, что она покинет нас раньше моего отца, но она хватается за жизнь изо всех сил, отсрочивая неизбежное, будто от этого кому-то станет легче. Только тратит деньги Тэхёна и занимает одно из тысячи мест в экспериментальном лечении «Nimbo». Мики и не надеялась уловить во взгляде Юни понимание. Ей довольно сложно было найти единомышленников. Вот почему она особенно сильно ценила узкий круг близких друзей, которые могли поддержать хотя бы кивком её неприятные для других максимы. — Я считаю, что каждый заслуживает то, что получает, — ровным тоном продолжила Мики. — Мои проблемы по-женски тоже заслужены. Просто я рассчитываю только на себя и свои силы, не обременяя своей борьбой и счетами других, в отличие от госпожи Пак. Юни была согласна лишь наполовину, но спорить с Мики не хотелось. Та считала, что мама тяготит сына своей долгой жизнью, а её бесконечные просьбы Тэхёну всегда в радость. Наверное, к собственным родителям она относилась так же. Маленькая переносная печка запищала, оповещая о готовности тофу, и Мики вооружилась прихваткой, выгружая небольшой противень на столешницу. На вид и запах было не отличить от рыбы — соевый соус и специи окрасили сыр, и даже форма напоминала кусочки мясистого лосося. Юни облокотилась на стол, наблюдая за тем, как девушка перекладывала «рыбу» в тарелку со свежими листьями салата. Один из развалившихся кусочков Мики нарезала слайсами и переложила на небольшую тарелку, добавив немного томатного соуса и передав на пробу Юни. Она не ждала похвал, начав переносить еду из кухни в гостиную. Мелькала тут и там раз в полминуты, а потом застряла где-то в прихожей, и когда Юни прислушалась, поняла, что вернулся Тэхён. Она улавливала его низкий голос и даже шуршание пакетов, а со временем сообразила, что голосов было более двух. — Нет, ну он невыносимый со своими тапочками, — со смехом возмущался незнакомец. — А ты попробуй сначала здесь всё пропылесосить и вымыть полы, и тогда я посмотрю, как тебе понравится, когда кто-то вздумает переться в дом в грязных ботинках, — отвечал Тэхён менее добродушно. — Ну просто золото, а не мужчина, — вздыхала девушка с довольно высоким голосом. — И это золото моё, так что хватит цепляться за него, — бурчала Мики. — Если нужно за что-то придержаться, у тебя справа стена, а слева — Кэйта. Юни уже была наслышана, что в этот день их друзья собирались больше для того, чтобы познакомиться с ней. Ей, наверное, тоже было бы интересно на их месте. Входная дверь громко хлопнула, добавляя целых три голоса сразу — Хосок, ДжиУ и Рё громко спорили о том, закоротило ли одного из светящихся оленей на улице или так и надо. Благо, Мики их быстро заткнула, проталкивая в гостиную, а Тэхёна с пакетами отправляя на кухню. Он не присоединился к смешкам других, чувствуя себя таким же скованным, как и Юни. Их встретившиеся в какой-то момент взгляды выражали в равной мере усталость и трепет. — Все уже тут, — он осмотрел бардак на кухне. — Ты могла бы выйти к ним, пока Мики не пришла по твою душу сама. Юни не очень хотела, потому как можно скорее подтянула к себе один из пакетов, принесённых Тэхёном. Там были десерты, разложенные по коробкам: печенье, пирожные с карамелью и орешками, почти чёрные от шоколада брауни и маленький торт с завитками из взбитых сливок. Мики чётко сказала, что покупать не стоит, но Тэхён не удержался от соблазна забрать последнее, когда за ним охотилось ещё трое. И ему просто хотелось обеспечить Юни если не семейным комфортом, то хотя бы тортом. — Хорошо, что я увидела это заранее, — Юни улыбнулась, складывая руки на животе и заставляя Тэхёна смотреть туда. — Буду знать, что нужно оставить место для сладкого. — Ча Юни! — её звал из гостиной чей-то мужской голос. — Где же ты, Ча Юни? — Иди, — подсказал Тэхён, выгружая на стол покупки. — Быстрее начнём — быстрее закончим. Юни тоже на это надеялась. У неё в планах не было заводить много новых знакомств, а показаться чисто ради приличия и отведать всего понемножку, прежде чем сбежать в свою комнату, чтобы друзья Тэхёна и Мики смогли вдоволь насладиться обсуждением её внешности и прочего. Она почему-то ждала, что их знакомые тоже будут красавцами, но самым привлекательным из них оставался Тэхён, а на втором месте был Хосок. Он помахал Юни в качестве приветствия, видимо, очень гордый тем, что они уже знакомы. У него были пухлые губы и острый нос, а тёмно-карие глаза блестели в свете ламп. Две подруги Мики значительно проигрывали ей во внешности. У одной и без косметики были приятные черты, но слишком большое и квадратное лицо, а вторая была отталкивающей из-за оскала вместо улыбки и хищно прищуренных маленьких глазок, сверху и снизу подведённых чёрным карандашом. У первой муж был стройный и статный, с выбритыми висками и острыми скулами, в меру симпатичный, но для этого нужно было долго вглядываться. У второй муж был полный и практически незаинтересованный в Юни. Он взглянул на неё с огромным опозданием, показывая своё раскрасневшееся в тепле лицо и массивную шею с морщинками. Свободных стульев было двое — между Мики и Хосоком, и Юни предпочла сесть ближе к мужчине, зная, что тогда слева от неё окажется Тэхён, а это куда лучше, чем сидеть рядом с шеф-поваром сегодняшнего обеда и держать свою тарелку под её чутким наблюдением. — Правильный выбор, — хохотнул полный мужчина, — Хосок тут единственный холостяк, а мы слышали, что ты не замужем. — Никакого сватовства, — приказным тоном сказала Мики, — у нас и так идеально укомплектованный состав. — Да-да, грехов смертных всего семь, — вмешался Тэхён, заходя в гостиную с бутылкой сока в левой руке и шампанским в правой, — придётся кому-то оставаться холостяком, либо придумать восьмой грех. Он передал алкоголь жене, а сам открутил крышечку с бутылки с соком, наполняя стакан Юни практически доверху. — Зачем придумывать? Семь грехов и так слишком неидеальны и глупы, — сказал Хосок, протягивая и свой стакан для сока, так как был за рулём и планировал уехать отсюда трезвым. — Если тебе скучно — убей. Ограбь. Только не ради наживы, а чтобы чем-то заняться. Убийство и воровство не грех, в отличие от уныния. Избей и изнасилуй собственную жену. Поскольку насилие — не грех. А с женой даже не прелюбодеяние. И никому не признавайся, солги, если спросят, ведь ложь — тоже не грех. — Ты невнимательно читал Библию, — с усмешкой заметила Мики. — А ты вообще её не читала, — упрекнул Кэйта. — Но там точно что-то сказано про «не убей», я уверена. Юни сместила беспокойный взгляд со стакана на Тэхёна, что уселся рядом, аккуратно закатывая рукава светло-розовой, будто выцветшей от времени рубашки. Он взял в левую руку вилку, а в правую нож, легко сжимая его пальцами и рассматривая еду на столе. Он дал пищу для размышлений, но сам в обсуждениях участвовать не собирался. — В таком случае, зачем вообще додумывать что-то новое или заставлять меня страдать в одиночестве, — заговорил вновь Хосок, — достаточно кому-то из вас, ребята, развестись. Одним меньше, одним больше за столом… Юни заметила, что девушка с квадратным лицом беззвучно прыснула, неосознанно наклоняясь ближе к своему мужу, а японка, сидящая чуть правее, с трудом вырвала из рук толстяка нож, чтобы переплести пальцы и показать, что Хосок со своими идеями может идти куда подальше. Только Мики и Тэхён остались при своём. Юни решила, что так всё и будет, что они пропустят эту шутку мимо ушей. — Боюсь, это невозможно, — Мики всё же не смогла удержать язык за зубами и не высказаться. — В нашей семье разводов не было и не будет. Я очень серьёзно отношусь к свадебным клятвам, особенно к той части, где говорится, что разлучить нас с Тэхёном сможет только смерть. — Спасибо, Мики, — Хосок блаженно улыбнулся, поворачивая голову влево, — ты подсказала ещё один способ не расширять список грехов и стульев вокруг стола — позволить кому-то умереть. Кэйта подбил друга локтем, хмурым взглядом говоря, чтобы тот не нёс чепухи. Они не для подобных обсуждений здесь сегодня собрались. — Ну же, милочка, — Рё перехватил всеобщее внимание, обращаясь к Юни, — расскажи, как так получилось, что ты такая красивая? И почему Тэхён вёл себя как последний засранец, притворяясь, что в тебе нет ничего особенного? Мне казалось, у него оба глаза на месте…

***

В гостиной воздух был душный и спёртый, пропитанный запахом спиртного и майонезного соуса, без которого Кэйта просто не мог жить. Он обильно поливал им всё, что ел, и ни разу не вставал из-за стола до того, как успевал опустошить тарелку. Иногда Рё, Хосоку и Тэхёну приходилось без дела сидеть за столом и ждать, пока один доест, чтобы они вчетвером могли выйти «на перекур». — Из них курит только Кэйта, — поделилась секретом ДжиУ, — но они бегают туда, чтобы обсудить всё без лишних ушей. — Под «всё» ты подразумеваешь Юни? — предположила Мики, елозя вилкой по тарелке и издавая эти неприятные звуки, от которых мурашки по спине бегали. Юни не смогла вовремя остановиться и оставить место для сладкого, потому ради приличия отколупнула от торта, за который Тэхёна все без исключения ругали, и на этом закончила. Но уйти из-за стола было невозможно — либо все разговаривали о ней и будущем ребёнке, либо о чём-то постороннем, но непременно так, чтобы в конце обратиться к Юни и спросить, что она об этом думает. На какие-то пару минут она оказывалась в центре внимания, а потом быстро уходила в тень, но только для того, чтобы вскоре вновь все взгляды устремились к ней. — А как же, — Куми запихивалась виноградом, откинувшись на спинку дивана. — Готова поспорить, Рё уже обдумывает, как бы предложить Юни перепихнуться, а то вдруг в его материалах для книги ещё нет секса с беременными. ДжиУ тоже откинулась на спинку, должно быть, не воспринимая это как шутку, но при этом ничуть не злясь на такое предположение. Пусть бы Рё и вправду что-то такое обсуждал с другими, её это не особо интересовало. А вот Юни нервно сглотнула, весь обед, плавно перетекающий в ужин, чувствуя себя лишней за столом. Но наедине со змеиным коблом это ощущение усиливалось. — Мне кажется, об этом больше думает Хосок, — сказала Мики, складывая руки на груди и глядя на Юни обвинительным взглядом. — Не заметила, как он на тебя смотрит? — На меня? Юни так умело притворялась дурочкой, потому что на самом деле не заметила ничего такого. Ей было так некомфортно, что она пялилась либо в свою тарелку, либо на Тэхёна, который в присутствии жены делал вид, что справа от него пустое место. — Нет-нет, исключено, — ДжиУ захохотала, допивая шампанское из своего бокала, — у него не так давно появилась девушка. — Да ладно! — Куми села ровнее. — Кто? Откуда? Он собирается жениться? Мики изумлённо вздёрнула бровь. Она ненавидела узнавать всё последней, а ещё ненавидела, когда от неё что-то скрывали. Ей казалось, в их дружбе ценится какая-никакая, но искренность. Так почему Хосок не рассказал о своей новой подруге? — Откуда мне знать? — ДжиУ сложила губы трубочкой, бухтя на брата: — Он ведёт себя так, словно стыдится нас. Слышала, она японофобка и пишет картины. — Хосок так сказал? — Куми даже ахнула от возмущения. — У него четыре из шести друзей — японцы, а он встречается с кем-то настолько отставшим? Даже молодёжи здесь продолжают промывать мозги этим глупым национализмом, как будто прошлое не осталось давно в прошлом… Юни заёрзала на стуле, понемногу двигаясь вправо, чтобы встать из-за стола, но незаметно уйти не получилось — Мики заметила. — Ты куда? — В туалет. В прихожей как раз послышались голоса. Юни подумала, что без неё им всё равно будет о чём поговорить, а она тем временем сможет улизнуть на остаток вечера. — А где Хосок? — уже будучи на кухне расслышала она недовольный голос Мики. — Он что, ушёл и не попрощался?.. Щёки Юни горели ничуть не меньше, чем у Кэйта. Она не выпила ни грамма, но слегка пошатывалась, плетясь по первому коридору, чтобы скрыться в своей комнате, но оказавшись у огромной стеклянной стены, замерла, засмотревшись на иллюминацию по соседству. У них в деревне тоже некоторые украшали дома, а на Новый Год становилось очень шумно из-за запускаемых салютов. — Юни, — Тэхён легонько похлопал её по правому плечу, напугав беззвучным приближением, — всё нормально? Она обернулась удивлённая, так как была уверена, что его не выпустят из-за стола, раз без Хосока у них есть шанс со всех сторон обсудить его девушку. — У тебя же нет температуры? — его холодная после улицы ладонь коснулась её лба, и он вздрогнул, сам себя накручивая. — Давай я принесу градусник. — Нет-нет, — она схватилась за закатанный рукав его рубашки, — тебе просто кажется. Со мной всё хорошо. А можно мне тоже ненадолго на улицу выйти? Ему бы не хотелось. Она выглядела уставшей и болезненной — в точности так, как он себя чувствовал. — Хочешь немного пройтись? — предложил он, не планируя отпускать её совсем одну. Юни кивнула, ещё не понимая, что Тэхён собрался вместе с ней. Морозный свежий воздух был бы очень кстати после духоты гостиной. Она бы прогулялась, посмотрела на горящие окна соседних домов, а потом пришла и с удовольствием улеглась бы спать, несмотря на то, что часы показывали только половину седьмого. Темнота за окном нещадно крала время, убеждая Юни, что уже поздно. Тэхён перехватил её руку, ведя её обратно на кухню, а оттуда вместе с ней крадясь в прихожую. Ему не хотелось попасться на глаза остальным и нечаянно увести с собой целую компанию. Ему тоже нужно было отдохнуть от этого всего. Он завидовал Хосоку, что мог просто развернуться и укатить, сказав, что у него есть планы на вечер. Торопясь уйти, он шёпотом приказал Юни надевать куртку, а сам присел перед ней на корточки, продевая её ноги в тёплые сапожки с уже притоптанным белым мехом внутри. Поскольку у неё не было высокого воротника и капюшона, он замотал её шею и половину лица в придачу шарфом Мики, который удалось отыскать в навесном шкафчике с шапками, перчатками и прочим. В гостиной продолжали обсуждать Хосока и японо-корейскую вражду. Рё выступал больше всех, но явно ничего не смыслил в этом. Зато увлечённость этой темой позволила Юни и Тэхёну улизнуть из дома. Снаружи дул ветер, покачивая светящихся оленей и шелестя листьями тех деревьев, что ещё не растеряли всё своё цветное одеяние. Лицо Юни постепенно стало отходить, и она смогла выдохнуть с облегчением, не понимая, откуда взялась эта усталость, когда она весь день ничего не делала. — Друзья Мики очень утомляют, — сказал Тэхён, поочерёдно пряча её руки в её же карманы, а потом практически неощутимо обхватывая девичье предплечье и страхуя её при прохождении замёрзшей в лёд лужи в конце подъездной дорожки. — Немного, — согласилась Юни. — Нет, очень, — повторил Тэхён. — Они нудные влиятельные люди, которые считают нормальным задавать самые неудобные вопросы и самостоятельно находить самые неудобные ответы, если ты молчишь. Они — зеркальное отражение Мики. Он отпустил руку Юни, когда перед ними раскинулся расчищенный ото льда тротуар. Он сбросил темп, немного отставая и глядя им двоим под ноги. — Когда вы выходили на улицу, — Юни опять спряталась за шарфом, ёжась от холода, — вы обсуждали меня? Судя по молчанию Тэхёна, ещё как обсуждали. — Говорили больше хорошего или плохого? — она резко обернулась, чтобы он точно увидел её уличающий взгляд и не вздумал ей лгать. — В основном про внешность. Они остались в восторге от твоего лица, потому что оно очень симпатичное. — Даже Хосок так думает? — улыбнулась Юни. Она так надеялась, что с Тэхёном выйдет говорить непринуждённо, как раньше. Из-за этого их разница в возрасте куда-то исчезала, как и тот факт, что они знакомы всего ничего. Если с Мики было довольно просто чувствовать себя поданным, то с Тэхёном они были почти товарищами по несчастью. — Тебя интересует Хосок? — ему понадобилось буквально два шага, чтобы догнать её, и ещё один небольшой, чтобы опередить и заглянуть в глаза. — Не интересуйся им. — Почему нет? Потому что у него есть девушка? Тэхён сам узнал об этом несколько минут назад, но волновался за Юни по другой причине. — Это же не жена, в самом деле, — у неё хватало совести насмехаться над его серьёзностью. — Госпожу Гото послушать, так на браке жизнь и заканчивается. Так что чудо, что Хосок ещё не женат… — Дело не в браке или в его отсутствии, а в том, что он нехороший человек. Все за тем столом нехорошие люди, — не выдержал Тэхён. — Все, значит и ты тоже? — подытожила Юни. Он удивил её, незамедлительно кивнув. Она видела, что он от них разительно отличается и не понимала, как он так быстро определился, какой он человек. Тэхён тоже этого не понимал, но проводя черту между хорошим и плохим, по последним своим поступкам считал, что скорее попадёт в Ад, нежели в Рай. А что может быть более показательным, чем отчётливое чёрное в его сером? — Тогда я ещё могу вписаться, — после паузы выдала Юни. — Я тоже нехороший человек. Она не считала нужным объяснять, совсем ничего не сказала, сорвавшись с места и помчавшись к мосту, который ещё пару дней назад был обыкновенными белыми прутьями, а в этот вечер превратился в нечто невообразимое. Не только из-за гирлянд. К металлическим конструкциям были привязаны разноцветные конфеты: полосатые красно-белые посохи, леденцы в форме зверей на палочках, маленькие упаковки мишек Haribo. — Это что? — Местное развлечение, — Тэхён догнал её, умудрившись поскользнуться у подъёма на мостик, где заканчивался асфальт и начиналась гладкая брусчатка, — завтра утром всё это соберут. Детям врут, что это зайцы приносят. — Как мило, — Юни расплылась в улыбке, проходя дальше по мосту и рассматривая угощения. — А мне можно взять одну? Они с Мики в этом не участвовали, хотя ежегодно родители и желающие устраивали небольшой сбор, чтобы купить сладости. — Одну, — сказал Тэхён, оглядываясь по сторонам, потому что боялся, что кто-то их засечёт, а потом устроит Мики взбучку. Юни прекрасно услышала количество, которое ей можно взять, но сорвала две конфеты на палочках, одну всовывая Тэхёну в правую руку. — Я не люблю… — начал он. — Когда у вас появится ребёнок, дома всегда будут конфеты, нужно заранее научиться их любить, чтобы сбалансировать потребление. Одна тебе, одна Мики, одна ему или ей, — она опустила ладонь на свой живот, медленно поглаживая его и заставляя Тэхёна дрожать от желания тоже прикоснуться. В первую беременность Мики она позволяла ему такое, явно наслаждаясь его частыми прикосновениями и объятиями, потому что таким нежным он бывал редко, но во вторую и третью держалась на расстоянии, так сильно боясь неудачи, что именно этим всё и заканчивалось. А Тэхёну всего-то хотелось быть поближе к своему, и притупить это было бы гораздо проще, если бы он не смотрел на Юни каждый день и не знал, что будет смотреть ещё долго, становясь свидетелем изменений в её теле. Может, именно это его заводило? Её беременность. Не зря ведь у него дыхание перехватывало, хотя она несла какую-то чушь о конфетах, которые Мики будет выдавать ребёнку в таком количестве и с такой частотой, как она захочет. — Нужно возвращаться, — он мучительно сглотнул, пряча леденец в карман куртки. — Иначе Мики ещё скажет, что я тебя простудить пытаюсь. Юни не хотелось домой. Там было шумно, а стены давили, напоминая, что даже самая большая и просторная клетка по-прежнему клетка, а не небо. — Ещё чуть-чуть, — она отвернулась, вновь срываясь с места и устремляясь вверх по улочке, что вела всё дальше от дома. — Эй, Юни! — Тэхён прикрикнул, наблюдая за тем, как она медленно отдаляется трусцой. — Не заставляй меня бежать за тобой. Она не слушалась. Она была даже хуже непослушных детей, которых Тэхён встречал на похоронах, ведь им до одного места были гробы и цветы, а длинные серые коридоры бюро превращались в бесконечные беговые дорожки. Но там их хотя бы можно было догнать и схватить за шкирку, а Юни набирала скорость, сворачивая на другой мостик, что скрывался за домами. Тэхён обернулся, вглядываясь в пустую улицу позади и всё не решаясь побежать вперёд. Юни сейчас поймёт, что он за ней не гонится и сама вернётся, ведь довольно очевидно, что он не в том расположении духа, чтобы играть в догонялки… А может и не поймёт. Только бы не заблудилась между домами, заволновался он. А вдруг нарвётся на тех собак или на кого-нибудь из соседей? Он негромко зарычал, с неохотой переходя на бег и забегая в тёмный переулок с огромным расстоянием между фонарями и домами с выключенными гирляндами и светом. Он только ногой ступил в темноту, как заподозрил, что Юни попытается его напугать. У неё игривое настроение, наверняка она затаилась где-то поблизости и поджидает, чтобы выскочить неожиданно и рассмеяться ему в лицо. Будет потом потешаться целую вечность. — Юни, — он сложил руки на груди, тяжело дыша не только из-за пробежки, но и из-за слишком тёмных участков впереди, — не издевайся надо мной. Пойдём домой. Он не мог бояться темноты, потому что в Сеуле её не существовало. Везде были фонари, дома, светофоры, огромная луна, на худой конец. И всё же впереди таилась сама чернота. — Бу! — Юни выпрыгнула из неё не то чтобы неожиданно, но словно из ниоткуда. Тэхён ведь так внимательно вглядывался, а всё равно вздрогнул из-за её появления. Злясь за то, что она посмела шутить, когда он попросил не делать этого, он сгрёб её в охапку, поворачивая к себе спиной и складывая пальцы в замок под её грудью. — Больше не убежишь, — его тёплое дыхание пробралось под развязанный шарф, и Юни почти откинулась назад, ложась на его грудь и ступая вперёд с его помощью. Она чувствовала себя идиоткой, потому что про себя назвала его крепкие объятия до жути приятными. Это напоминало о тех беззаботных временах, когда она ходила по свиданиям и свято верила, что в её жизни всё сложится идеально. Тэхён тоже чувствовал себя идиотом. Он должен был убрать руки от неё и прекратить мысленно сравнивать ощущения, что сопровождали объятия с Мики, и то, что было сейчас. Он только сказал себе, что в его браке всё будет хорошо, что вся его ненависть окупится чем-то более приятным, но почему Юни жалась к нему и он хотел делать то же самое, а с Мики он считал секунды до того, как отстраниться? Её руки сжимали в тиски, тяжесть её тела давила, а каждое её слово пробиралось под кожу, жаля. «Только смерть разлучит нас», — звенел в ушах её издевательский голос. Она была строга и серьёзна. Она делала больно с поводом и без. Она давно решила всё за Тэхёна. Выйдя в свет, он расцепил пальцы, и его руки опустились по швам. — Больше так не делай. Мики голову мне оторвёт, если ты попадёшь в неприятности, — он перенял упрекающий тон своей жены. — Поменьше стресса для тебя, меня и нашего ребёнка. Договорились?