Шашлык на Шампуре

      Антон притягивает Арсения к себе, сжимает талию и впивается в его губы своими. Сминает нижнюю, покусывает. Нежно облизывает, порываясь попасть внутрь, в рот. Переводит руки на упругую задницу, накаченную во время многочисленных тренировок, несильно ударяет по ягодицам и чувствует, как Арсений едва открывает рот в немом стоне. Доступ открыт — Антон проникает в полость и ласкает изнутри, проводит вдоль ровных рядов зубов и сталкивается с языком Арса.       Арсеньевское «Ещё как подойдёт», словно красная тряпка для быка, срывает все сомнения и, возможно, даже на мгновение лишает рассудка. Арсений хочет, хочет давно, и его признание набатом стучит в голове Антона. Шастун напоследок стискивает обе ягодицы, что вновь не останется без реакции, и с наслаждением слушает фальцетную мелодию стона, когда они расцепляют губы. Он спускает руки ещё ниже к ляжкам, обхватывает его и поднимает. Антон усаживает Арсения на стол, и он, приосанившись, раздвигает ноги, позволяя Шасту встать ещё ближе. Арс распрямляет плечи, выгибается и ждёт дальнейших действий Антона.       Шастун расставляет руки сбоку Арсения и наклоняется вперёд. Подаётся к его губам и снова целует, но без прежней страсти, а нежно и любяще. Будто спрашивает разрешения на продолжение, боится приступать без согласия. Арс протягивает руки к его лицу и притягивает к себе, отвечает так же трепетно и чувственно. А потом уверенно кивает и начинает расстёгивать пуговицы рубашки, но Антон кладет ладони поверх и отстраняет его. Самостоятельно стягивает ткань с плеч и припадает к его ключицам.       Антон зацеловывает каждый сантиметр, слизывает всё волнение и поглаживает по коленке, поддерживая. Ведет носом вдоль груди и приспускает рубашку, открывая взору розовые соски. Тут же припадает к одному из них, обводит языком вокруг и дует. Арсений протягивает имя шефа и наклоняется, уворачиваясь от прохладного потока. Антон пропускает руки под спиной Арса и подтягивает его к себе так, что ляжки свисают со стола. Арсений обвивает ноги вокруг талии Шаста и прижимается к паху. Чувствует, что прелюдия не проходит мимо него, и прикидывает примерный размер. Это будет... Интересным опытом (который, не загадывая, Арс надеется повторить неоднократно).       Антон возвращается к груди Арсения, кладет ладонь на другой сосок, стимулирует, зажимает между пальцами. Арс покладисто подставляется, и, хоть не хочет раскрывать всех карт сразу, показывает, что ему это нравится. Он стонет во весь голос, когда Антон кусает горошину, а потом зализывает, будто извиняясь за доставленную — но такую приятную — боль.       Шаст продолжает расстегивать пуговицы, попеременно с этим лаская новые открытые части тела Арсения. Он подбирается к рёбрам, пальцами нажимает на каждое и щекочет, отчего Арса подкидывает, и он, заливаясь смехом, отпихивается от Антона. Смешки длятся недолго, ровно до тех пор, пока Шастун не очерчивает пресс Арсения языком. Тогда сдерживать себя становится чуть сложнее.       А когда Арс как никогда ожидает продолжения — следующей ступенью их «игры» должен стать его виднеющийся из-под брюк член, — Антон отходит на пару шагов, оценивающе смотрит и уходит. Лежащий на столе среди тарелок и бокалов Арсений не сразу понимает, что остаётся один на кухне, но когда осознание приходит, на душе резко становится холодней. Антон не может уйти или перехотеть — по крайней мере, это не поддается никаким объяснениями и уж точно не укладывается в голове, — а вот какая-нибудь сногсшибательная (в прямом смысле этого слова) идея ещё как может прийти к нему.       Однако несмотря на самый верный ход рассуждений на тему «куда же делся Антон», Арсению все равно становится одиноко. В какой-то мере он чувствует себя оставленным и, возможно, даже использованным.       — Поматросил, — с горькой актерской досадой выдыхает он, приподнимаясь и снова садясь на стол, в этот раз не думая об осанке. Арсений оглядывается по сторонам, замечает всё ещё горящие свечи и сгустившуюся темноту за окнами. Берёт первый попавшийся бокал, в котором всё ещё налито вино, и запивает свою печаль, так и оставаясь в брюках, топорщащихся из-за не отошедшего возбуждения, и в полуснятой рубашке, держащейся на одном лишь верном слове, — и бросил. — Арсений драматично перекидывает ногу на ногу и опирается локтем на колено, эстетично держит фужер в руке и периодически отпивает алкоголь.       Арс даже думает затушить грёбанные свечи — наблюдать за пламенем которых надоедает спустя тридцать секунд, — но решает, что вместе с ними он выглядит загадочнее. А ещё в темноте не видно его огорченного лица.       Во время ожидания Антона — «Ему посрать, что ли, приспичило?» — фантазия не ограничивается только тушением свеч. Арсений представляет, как Шаст по возвращении берет одну из них и начинает капать раскаленным воском на его торс. Как он сам взвизгивает от неожиданности в первый раз, а потом просит повторить. Он вообще не уверен, что так можно делать и что это никак не навредит ему, но во всем виноват Антон — если бы не ушёл, Арсений бы даже не задумался об этих свечах.       Арс не успевает развить мысль с театром теней из них же, который показывает только одно представление — исключительно их любовь, когда Антон возвращается на кухню. Арсений не замечает изменений, но Шастун бьёт точной наводкой.       — Кажется, ты говорил, что тебе понравился ведущий «Громкой кухни», — Антон одет в тот самый именной китель. Антон. Блядь. В кителе.       Арсений стонет. От всего: и своей выдуманной трагичной жизни, проведенной в одиночестве до конца дней, и неожиданной ожившей фантазии — к счастью, не со свечами. Перед ним тот самый властный Антон Шампур, который не раз появлялся в самых грязных мыслях во время дрочки. Арсений готов кончить от одного его вида.       — Антон, ты изведешь меня так, — Арс ставит бокал рядом с собой и ложится на стол, закрывая лицо руками, чтобы не видеть этого ужаса.       — Арсюш, ну ты чего, — Антон наклоняется сверху, расставляя руки по бокам от головы, и нежно целует в лоб, а потом по очереди берёт его руки и касается губами каждой костяшки. — Разве ты не этого хотел?       — Я сейчас закончусь, расплавлюсь или распадусь на миллиард частиц, — жмурясь, хнычет Арсений, пока Антон повторяет терапию с покрытием собой ключиц Арса.       Шаст вылизывает его тело, рисуя одному ему понятные символы. Подбирается ниже и расстегивает последнюю пуговицу на рубашке, стягивает её и вешает на спинку стоящего рядом стула. Пинает его подальше от них, чтобы не мешался, и возвращается к ласкам. Антон оказывается у кромки брюк. Водит носом по паховой области, по бёдрам, проходится вокруг скрытого тканью члена, но не касается его. Арсений дёргается каждый раз, изнывает от невозможности сделать что-то с собой, полностью передав своё тело Антону, но и он не трогает его там, где этого хочется больше всего.       Зато Арсений громко стонет, едва не переходя на крик, когда язык переодетого Шампура делает первое движение вдоль органа прямо по брюкам. А потом ещё раз, ещё и ещё... Арсений сгибает ноги и закидывает на Антона, сжимает пальцами воздух, пытаясь найти опору, но натыкается лишь на пустую тарелку. Поднимается и хватается за кудрявые волосы и вжимает в себя, потому что терпеть больше нет сил. Антон трётся щекой о брюки и поднимает взгляд прямо на Арса.       — Антош, — выстанывает с придыханием, — давай уже дальше... — на глазах скапливается влага, но Арсений не может её объяснить. — Пожалуйста.       — Сейчас, любимый, — прозвище кусается изнутри, выворачивает и заставляет подставляться под Антона, чтобы чувствовать каждое касание, которых так не хватает. Хочется больше трогать, прижимать, целовать, вылизывать... — Сейчас.       Антон перестает медлить и тянется руками к брюкам. Вытаскивает пуговку, расстегивает ширинку и приспускает штаны. Кладёт руку на немаленькую выпуклость в боксерах и сжимает до звёздочек в глазах Арсения. Скупая слеза всё-таки скатывается по щеке Арса, и Антон, замечая это, сцеловывает влажный след, не переставая жать истекающий преэякулятом член, отчего по трусам расползается влажное пятно. Одну руку переносит на затылок Арсения, притягивает к себе и страстно целует, а другой залезает под боксеры и массирует напрямую, гладит большим пальцем головку и размазывает предсеменную жидкость по всему органу. Арс стонет в губы Антона, они словно вылизывают друг друга изнутри, и поцелуй получается очень влажным.       Арсений ёрзает, пытается избавиться от ненужной мешающей одежды, но ему не удается. Тогда он спрыгивает со стола, сбрасывает с себя брюки с трусами и приминает под собой ногами. Антон откидывает ткань куда-то под стул и, пока Арс стоит, опускается перед ним на колени. Рукой обхватывает каменный член и продолжает изводить его, дрочит медленно, но размашисто. Касается головки языком, вылизывает полностью и тычется в уретру. Арсений не уверен, что переживет сегодняшнюю ночь. Он расплавится, погибнет или, как минимум, потеряет сознание от всех ласк Антона. Арс изнемогает в руках шефа, натурально течёт и чувствует себя на пике оргазма, когда Антон заглатывает полностью. Он сосёт, вылизывает вдоль взбухших вен и помогает себе рукой.       Арсений ни жив ни мёртв, опирается руками о край стола и не может устоять. Ватные ноги подгибаются и не держат его, он вот-вот без памяти упадет на Антона. Вновь опускает взгляд на него, смотрит в зелёные глаза, мерцающие интересом и любовью, умирает от старательных вылизываний и от того, как Шаст мнет яйца, перекатывает в пальцах и нажимает чуть сильнее, приближая дело к концу.       Но как сильно Арсений не стонет, не выкрикивает имя любимого, Антон не позволяет ему кончить. По мере приближения к оргазму он пережимает основание, властным тоном приказывает Арсу не сметь себя трогать, а потом, удерживая за талию, помогает развернуться лицом к столу.       Во мраке кухни, единственным образом рассеивающимся за счет прогоревших наполовину свечкой, кожа Арсения кажется аристократически белой. На вспотевшей груди, вздымающейся чуть чаще обычного, отражаются огоньки, отплясывают словно в кукольном театре. Играючи сверкают в светлых глазах Арса, наполненных желанием, страстью и, как не странно, любовью.       Антон полностью прислоняется кителем к его влажной спине, обхватывает руками торс и нежно целует шею, слизывая капельки пота. В любой другой ситуации Арсений сказал бы что-то вроде: «Фу, Антон!», но сейчас можно всё. Можно отглаживать его по всему телу, можно пристраиваться сзади так, чтобы Арс наверняка чувствовал уровень, на котором они будут продолжать. Арсению можно абсолютно по-шлюшьи голой задницей тереться о стояк Антона и оставаться совершенно безнаказанным. Наоборот, его лишний раз целуют за ушком и сжимают ягодицу до красных следов, оттягивая и открывая взору сокрытый ото всех вход. Антон отцепляет руки от манящего и желанного тела, лезет в карман и достаёт лубрикант. Щёлкает крышечкой и обильно выдавливает себе на пальцы и вводит один из них внутрь. Арсения тут же пробивает на громкий стон от неожиданности, он закусывает ребро руки и сильно наклоняется вперёд. Влажная ладонь Антона удерживает спереди где-то в районе пресса, периодически щекочет и спускается ниже, но никак не касается саднящего больного члена. Шаст засовывает второй палец, разводит их внутри, двигает как ему вздумается. Тычется в разные стороны, порываясь найти нервный комок и гладит узкие стеночки, отвратительно пошло хлюпая большим количеством смазки.       Арсений привыкает к действиям и укладывается грудью на стол, оттопыривая задницу перед Антоном. Движется навстречу пальцам, требуя большего, но Антон медленно добавляет третий, одновременно с этим массируя напряженные плечи. Он водит в разные стороны до того момента, когда Арс громко вскрикивает, закатывая глаза. «Нашёл», — абсолютно клишировано шепчет Шастун, продолжая двигаться в том же направлении. Арсений задумывается о том, что Антону нравится трахать его пальцами, и чего-то большего ожидать не стоит. Попеременно со стонами он, дотянувшись до того бокала с вином, вновь отпивает и, выворачивая по возможности голову, осуждающе смотрит на Шаста.       — И это всё? — как-то скучающе отвечает на вопросительный взгляд Антона, продолжая теребить в руках фужер с жидкостью на самом дне.       — А ты уверен, что уже готов? — он, не доставая пальцев, наклоняется сверху и целует в загривок. Вот засранец, везде свою нежнятину добавляет.       — Думаю, да, — кивает, допивая вино, и отставляет бокал, — можем перейти дальше.       Антон быстро расстегивает китель — Арсений только сейчас замечает, что под ним ничего нет, — но все равно остаётся в нем для антуража. Вновь залезает в карман, достаёт блестящую упаковку презерватива, но Арсений резко поднимается со стола и кладет руку на антонову.       — Давай без?       — Арс, точно?       — Да, а почему бы и нет? Что нам мешает? Я чистый, ты тоже — мы же чуть ли не вместе ходили проверяться, — так зачем нам отказывать себе в чём-то?       — Если ты так настаиваешь...       Арсений берёт баночку смазки со стола, выдавливает себе на руку и наконец-то прикасается к Антону. Размазывает по всему органу, тщательно проходится по каждому сантиметру, пока изо рта Шаста слышатся непредсказуемые охи — вздохи.       Когда обоюдно решается, мол, достаточно, Антон снова переворачивает Арсения к столу, он, выгибаясь, укладывается на его поверхность, и Шаст направляет член к манящей заднице. Вводит головку, дожидаясь любой реакции и боясь сделать больно, навредить Арсу. Но Арсений сладко стонет и одобряюще мотает головой — готов дальше. Антон продвигается медленно, а потом, играя на контрасте и неожиданности, резко входит до конца так, что слышится непозволительно громкий шлепок кожи о кожу.       Раздается громкий крик, и Антон наклоняется и наваливается сверху, придавливая Арсения. Не выходя из него, он вновь покрывает плечи поцелуями, заглушая боль, и тянется к его лицу. Арс поворачивается щекой к столу, ложится на него и закрывает глаза не в силах сделать что-то ещё. Антон чмокает в подставленную область, потихоньку двигаясь внутри. Постепенно увеличивает амплитуду толчков, чувствуя, как Арсений под ним дрожит. Его колени сгибаются, а ноги не поддаются разуму и вовсе не держат. Антон, совершив ещё пару движений, резко останавливается и выходит. Обессиленный Арс поворачивается к нему:       — Что-то не так?       — Ты выглядишь таким измотанным, нам точно нужно продолжать?       — Да-а, Антон, всё в порядке. Просто у меня давно ничего не было.       — Может тогда позу сменим? — Антон гладит по спине и даже в такой ситуации пытается сделать всё для удобства Арсения. Хочется доставить ему удовольствие; да, Шаст мог бы жестко разложить его, не интересуясь состоянием, но это другое. Он старается не затрахать до смерти, а показать все свои чувства к этому невероятному человеку, смешивая каждое действие с любовью. Быть властным шефом — это, конечно, хорошо, но с Арсением единственным, кем хочется быть, это купидоном, по ошибке пронзившим себя своей же стрелой, навека соединяя с лучшим в мире танцором. — Или на кровать пойдём, чтобы тебе удобнее было?       — Мне хорошо с тобой. Очень. В любой позе, — говорит Арсений, поднимаясь со стола и разворачиваясь к Антону, пока в спине что-то хрустит. Арс неловко улыбается, мол, бывает. — Но поменять, действительно, можем, если хочешь, — тянется своими тонкими на вид (и мощными по факту!) руками и его лицу, кладёт ладони на щёки Антона и, вставая на носочки, целует в губы без всей этой страсти и пылкости, но не теряя игристого огонька в глазах. Поцелуй выходит даже интимнее предыдущих, разгоряченный Арсений жмется к оголенному торсу Шастуна, наполовину скрытому за кителем, а Антон нежно обнимает его за талию, не желая заканчивать момент.       А потом расцепляются, Шаст отходит в бок и берёт опустевший бокал, тянется за бутылкой вина и наполняет, тут же немного отпивая. Арсений запрыгивает обратно на стол, выхватывает фужер из рук Антона и, наплевав на свою брезгливость, допивает за ним.       — Что ты там говорил про пластичность? Давай продемонстрирую, — Арсений по-лисьи улыбается и кивает на место перед собой. Антон подходит, и Арс укладывается на лопатки на стол, закидывая одну ногу ему на плечо. Шаст двигает его ближе к краю и вновь заходит сразу на половину. Громкий стон разрезает померкшую тишину, а после редкие вздохи смешиваются со шлепками кожи о кожу.       Арсений выгибается так грациозно, словно кошка, когда ко всему прочему добавляются и сжатые на ягодицах руки. Больно, но до одури приятно, чувствуется, как коротко подстриженные ногти впиваются в ляжки, оставляя следы-полумесяцы. Сильные руки бьют по ногам до покраснения и едва ли не лопанья сосудов, и Арсений наверняка потом долгое время не сможет ходить на тренировки в коротких полюбившихся шортах. А вот дома перед Антоном ещё как сможет.       Шаст ускоряется, постепенно переходя на бешеный темп. Арсений дёргается от удовольствия, а его собственный член бьётся о живот при каждом движении Антона, доводя до белого каления и срывая с катушек окончательно. Хочется прикоснуться к себе — Арс уверен, что этого будет достаточно, чтобы кончить, — но он обещал Антону этого не делать. Арсений обещания держит.       Возбужденный орган весь раскраснелся от постоянного трения и невероятно саднит, жжется и требует большего, чем шлепков о пресс Арсения. И Антон даёт этого «большего»: выбиваясь, как кажется Арсу, с первой космической в его зад, он берёт в руку член и водит туда-сюда, разнясь в ритмах. Медленно-медленно отглаживает головку, пока своей проталкивается так глубоко внутрь, что Арсений кричит вовсе не своим голосом, срывается на высокие ноты, что любой сопрано позавидует.       Эта медленная и мучительная смерть для Арса закачивается уже совсем скоро, Антон сжимает его и скоро-скоро дрочит, напротив замедляясь в собственных движениях. Арсений опирается на лопатки, поднимается тазом выше, к Антону, бьёт его ногой по спине и всё-таки кончает себе на живот, сжимаясь на чужом члене, сопровождая протяжным «Анто-о-он!». Шасту от этого зрелища совсем сносит крышу, он переносит одну руку на пресс Арсения и одним лишь пальцем мажет по жидкости, потом отправляя в рот, и совершенно по-блядски облизывает и даже посасывает.       — М-м, Арсений в соусе собственного приготовления, — хмыкает, вновь наращивает скорость толчков в задницу и буквально втрахивает его в бедный кухонный стол.       — Сука, — вырывается из Арсения с новой звуковой частотой, — бля-ядь, Шаст!       Антон кончает внутрь, добивает ещё несколькими рывками по инерции и осторожно выходит. Обмякший Арсений перетаскивает отяжелевшие ноги с плеч шефа и разваливается на столе, задевая бутылку с вином. Она шатается, но, к счастью, не разливается: Антон успевает переставить её на место понадежнее и безопаснее.       — Ты как, кот? — снимая с себя китель, спрашивает он.       — Пиздец, хорошо, — Арсений прячет лицо за своими руками, трёт красные глаза и поправляет взмокшие волосы. — Я не ожидал, что вот так будет. Спасибо, — Арс пытается принять сидячее положение, но получается не очень хорошо. Антон обхватывает за талию, придерживая уставшее тельце, и помогает спрыгнуть со стола. Арсений чуть ли не падает, но вновь благодаря любимым заботливым (и вовсе не чужим!) рукам стоит на месте, хотя ноги так и норовят подогнуться по дороге до ванной комнаты.       «Шаст любит целоваться», — отмечает у себя в голове Арсений.       У двери Арс, опершись на стенку, уверяет, что справится сам несмотря на желание Антона оказать помощь и при смывании-вымывании этого ужаса. Он с удовольствием примет душ вместе с ним, но не сейчас. Сейчас Арсений должен самостоятельно переварить произошедшее, хоть и очень благодарен за такую как моральную, так и физическую поддержку.       Правда, про свою пластичность Арсу приходится вспомнить ещё раз, когда дело обстоит со спермой Антона внутри себя. Он забывает про всю послеоргазменную усталость и как только не выворачивается, чтобы полностью вымыть задний проход. Всё-таки он бы не назвал это приятнейшим делом: в моменте классно, когда любовь, страсть, секс и всё такое, а последствия никто не отменял.       О том, что Арсений застрял в ванной комнате на лишние двадцать минут, захотев сделать маску для лица и провести полный уход за своей кожей, в то время как потный и грязный Антон ждал его где-то под дверью, он решает не говорить. Пусть Шаст и дальше думает, как мучается Арсений, заметая следы их занятия. Зато из ванной Арс выходит бодрым и свежим, как после СПА салона и в том самом домашнем халатике, в котором Антон увидел его впервые в павильоне. Или почти в том, наверное, они просто похожи: не станет же брезгливый до мозга костей Арсений надевать один и тот же халат и дома, и где-то на студии.       Сейчас хочется лишь одного: лечь на кровать в обнимку с Антоном, нежиться, целоваться, говорить ни о чём, а потом вместе заснуть, чтобы каждое следующее утро именно так и начиналось. Но наконец переступивший через свои принципы и загоны Арсений всё ещё не уверен, что он может остаться ждать Шаста в его комнате. Теперь их связывают не только обстоятельства, а ещё и крепкие чувства, которые они только что подтвердили. Но достаточно ли этого для чего-то столь личного, как объятья, скрытые под лёгким одеялом в начале февраля? Ведь греет вовсе не оно, а любимый человек рядом.       От нечего делать (потому что спать не хочется от слова совсем) Арсений заходит на кухню, всё ещё погруженную в полумрак. Одна из свечей больше не горит, а огонек второй тускло мерцает, отражаясь в близлежащих тарелках и приборах. Арс включает общий свет лишь одним выключателем, чтобы вдруг не ослепнуть после трапезы в темноте. Находит где-то на столешнице оставленный телефон с наушниками, включает себе негромкую музыку и возвращается к столу. Арсений сгребает все тарелки в одну кучу и относит к раковине — завтра утром придется всё загрузить в посудомойку, — двигается в такт музыке, продолжая убираться на кухне. Он переносит пустые бокалы и сразу же промывает их водой из-под крана, оставляя на специальном покрытии вверх дном, чтобы отекли. Убирает в холодильник так и не съеденные десерты — ведь главный десерт они опробовали другим способом.       Арсений думает, что всё это не зря, пока протирает стол от их недавней игры. Они же, вроде бы, теперь даже встречаются.       Пока он тянется к дальнему углу стола, вдруг чувствует касание у поясницы. Естественно, это Антон, но от неожиданности Арсений дёргается, а развернувшись в его сторону, расплывается в глупой улыбке. Антон опускается на корточки, собирает разбросанную по полу одежду и поднимается вместе с ней.       — А чего ты сюда пришёл? — Шаст смотрит, как Арс выключает музыку и перестаёт танцевать. — Не больно тебе?       — Терпимо. А куда должен был идти? Я собирался лечь спать, но что-то мне не давал покоя этот бардак.       — Я просто уже представил, как вернусь в комнату, а ты там на кровати лежишь. Думал, включу подсветку какую-нибудь, полежим вместе, поговорим. Я бы спросил, как ты себя чувствуешь, а когда ты бы ответил, что у тебя всё болит, я бы всю следующую неделю носил тебя на руках...       — Ой, спасибо, конечно, но не надо... Мне нормально, правда, я уже почти ничего не чувствую. Ты хочешь, чтобы мы вместе спали?       — Ну да, мы же теперь пара.       Говорят, что когда люди очень счастливы, на небе в их честь загорается звёздочка. Этой ночью на небосводе среди тёмных туч засветятся две яркие звезды, и покуда горит одна — не затухнет другая, потому что друг без друга они впредь не смогут.

***

      Арсению нравится удивлять. Каждый день он открывается Антону с новой и неизведанной стороны, а тайн между ними становится всё меньше и меньше. Но там, где раскрываются старые — появляются новые. Арс вновь вечно пропадает, даже когда дел на съёмках не остаётся, так что они полноправно уходят в заслуженный отпуск. И если Антон просыпается в полюбившиеся два часа дня, то квартира уже пустеет. Ни привет, ни пока — Арсения дома нет. И возвращается он часам к восьми вечера. На вопросы не отвечает, всё хихикает и улыбается, говорит всему своё время.       «Арсений любит делать сюрпризы», — думает Антон, когда получает сообщение о том, что завтра в семь — тридцать Арс будет ждать его по определенному адресу. Без опозданий.       Антон действительно приезжает на место встречи, всё ещё не понимая, что его ждёт. Пункт назначения оказывается очень странным — здание, в котором находится зал, где у Арсения проходят танцевальные тренировки. Он несколько раз уже приглашал Антона посмотреть на то, как это проходит, и, видимо, сегодняшний вечер будет посвящен тому же.       Администратор, предупрежденный танцором заранее, свободно пропускает его, на всякий случай объясняя, куда именно нужно пройти. Шаст находит нужную дверь, стучится, но, не получив ответа, самостоятельно заходит внутрь.       Зал погружен в темноту, лишь название организации, предоставляющей помещение, светится неоновым розовым цветом. Вдоль одной стены проложено зеркало со станком, и Антон смотрит в него, выискивая что-то необычное. И находит.       Сзади него на специальном покрытии и отдельной «сцене» от пола до потолка размещен пилон. Самый настоящий шест, как в стриптиз-клубах. Только за этот, в отличие от клубных, держится Арсений, приняв очень необычную и красивую позу.       Руша интимность момента, он вдруг просит Антона включить музыку на его телефоне, лежащем неподалёку. И когда мелодия всё же начинается, Па плавно скользит по шесту, передвигается по нему и с элегантностью, будто прибывает на балу, кружится, подобно танцовщицам в заведениях, отведенных для этого. Но всё же танец Арсения очень отличается от них — девушки в клубах стремятся получить побольше денег за свой стриптиз, а Арс... Он просто танцует — для себя и для Антона — и делает это в радость. Он горит этим делом, и это видно — Арсений хорош во всех направлениях от бальных танцев до пол дэнса.       Шаст старается не замечать, что на Арсе из одежды лишь портупея из чёрных ремней и гартеры со светлыми чулками, за которыми виднеются совсем короткие шорты — спасибо, что не стринги. И пока вот это живое воплощение красоты и изящества танцует на пилоне, Антону даже кажется, что на коже у того специальный бальзам или крем, добавляющий блеска.       Арсений, вроде бы, отлично вписывается в общую картину, такой сексуальный на этом своем шесте, а вроде и так сильно выделяется, что кажется, будто бы заниматься подобным развращением Антона вовсе не его занятие. Как минимум, потому что с каждым своим движением он изводит его, как максимум, потому что таким можно заниматься только дома, где сразу после сеанса есть возможность продолжить немного в другом направлении (и тогда уже Антон будет изводить Арса!).       Арсений скользит, выгибается и плавится под любовным взглядом Шастуна. Закидывает ноги кверху, держится одной рукой за пилон и выглядит таким лёгким и невесомым, будто ему ничего не стоит вот так танцевать. Он медленно спускается, проводит руками по телу и движется к Антону, пока песня подходит к завершению. Виснет на его шее и, вставая на носочки, чмокает в нос.       — И что это такое, Арс? — Антон нежно поглаживает по взмокшей пояснице, не скрытой ремнями. — Что за фокусы?       — Я ради тебя учил. Месяц ставил танец, мне даже помогали с этим, — и смотрит таким воодушевленным и вдохновленным взглядом, будто не отпустит никогда-никогда. Антон подхватывает его за бедра и поднимает, Арсений ноги вокруг талии обвивает и держится за плечи. — Потому что люблю тебя.       — Я тебя тоже. И вот что ты мне такой достался? Лучший и прекрасный во всём.       — Стараюсь соответствовать Вам, шеф, — переводя руки на волосы, проводит по ним и запутывает пальцы в кудрях. Антон сам тянется к нему и целует, целует, целует...       Некоторые звёзды со временем перестают гореть по разным причинам. Но эти две светятся все ярче и ярче с каждым днем, как и их чувства.