Фалена

      В коридоре немноголюдно. Лишь редкие посетители под кабинетами, что в ожидании своей очереди нетерпеливо ерзают на жестких сиденьях неудобных банкеток. Таких, что с полным отсутствием баланса: когда без предупреждения встанет сидящий на одном конце, то у другого есть вся вероятность близко познакомиться с полом. Хотя, возможно, дело только в Чимине? И его сверхспособности падать со стульев? Омега решает не рисковать, отдав предпочтение вертикальному положению и нервно топчась на месте.       В коридоре до пробирающего колючими льдинками холода тихо. Отделение онкологии в принципе не располагает к разговорам. А вместо вселяющих веру в волшебное исцеление историй, здесь чаще выносят приговор. Окончательный. Не подлежащий апелляции, без права на ремиссию. Чимин сжимает пальцы на изрядно «растолстевшей» за последние несколько месяцев медицинской карте, стараясь не затушить обреченными мыслями робко тлеющий огонек надежды.       А вдруг.       Вдруг им повезет победить.       Лампочка над кабинетом меняет свой цвет на зеленый, оповещая, что прием этого посетителя скоро закончится, и Чимин шаркающими шажками приближается к кабинету. Он следующий.       С неприятным хлопком о стену дверь резко распахивается, а от врача буквально выбегает молодой человек. Неестественная, отдающая зеленой серостью бледность. Не по погоде августа надетая вязаная шапка-бини. Спешно смазанные слезы. И, очевидно, полученный неутешительный прогноз.       — И ты все еще веришь, что у вас будет не так же? — со злым реализмом шепчет внутренний голос. — Посмотри: он молод и ресурсов для борьбы с болезнью у него побольше, чем…       «Нет… Нет. Нет!» — упрямо машет головой омега. Он не будет впадать в отчаяние раньше времени. Ему нужно быть сильным. Особенно сейчас.       Сухое «Проходите» отрывает Чимина от внутренней борьбы, и, нервно утерев влажные ладони о брючины, он медленно, словно по эшафоту, двигается внутрь.       — Д-добрый день, — тихо приветствует врача юноша, несмело подходя ближе. — Я по поводу папы — Пак Кумёна.       — Пак Кумён… — задумчиво тянет доктор, перебирая сложенные в аккуратные стопочки личные дела пациентов. — Пак Кумён… Да вы присаживайтесь. — Мужчина смотрит на более чем скромно одетого молодого омегу, жестко припечатывая: — Радовать мне вас особо нечем.       Стоит ли говорить, что после слов врача Чимин на стул не садится, а безвольно оседает.       — Что же, юноша, — врач опирается на стол сцепленными в замок руками, приступая, наверное, к самой тяжелой и неприятной части своей работы — рушить мечты и разбивать веру в лучшее. — Не буду ходить вокруг да около: химиотерапия вашему родителю пользы не принесла. Да и честно вам скажу, при лимфогранулематозе шансы на положительный исход практически всегда нулевые. Мы провели повторную биопсию паховых лимфоузлов вашего папы… К сожалению, подтвердилась саркома, а на ее почве развился выпотной плеврит. Но вам повезло.       Хах, как при таком наборе слов могло вписаться столь светлое «повезло»…       — Метастазы пошли в легкие, — продолжает тем временем мужчина, — поэтому сильные боли Пак Кумёна беспокоить не должны.       «Не должны…»       Шумно втягивая воздух, Чимин на все страшные слова лишь коротко кивает.       — Сколько… — Легкое дрожание голоса, спешное покашливание и главный вопрос: — Сколько у него осталось? Он доживает до Нового года?       В новогоднюю ночь Пак Кумён должен был отпраздновать свое пятидесятилетие.       — Нового года? — доктор недобро кривит губы в усмешке. — Молодой человек, будет чудом, если Пак Кумён проживет два-три месяца.       Рука омеги судорожно срывается к горлу, сжимая его и стискивая маленькой ладошкой рвущийся на волю вопль. Не сейчас. Он не может позволить себе быть слабым. Он не скажет. Утаит.       «Прости меня, папа», — пульсирует в голове единственная мысль. — «Но я не стану омрачать отведенное тебе время… Вот такой твой сын — чертов герой, прячущий за заботой о тебе свою трусость и желание оставить тебе надежду на лучшее…»       Запрокинув голову и успешно проморгав навернувшиеся слезы, омега совершенно не меняется в лице.       Черт, а Чимин и не подозревал, что он столь хороший актер.       — Молодой человек, а вы вообще поняли, что я вам сказал? — озадаченный реакцией посетителя, уточняет доктор.       — А чего вы ожидаете? — тихо произносит омега, медленно поднимая взгляд. — Там, в палате, с надеждой на лучшее меня ждет мой самый близкий во всем этом гребанном мире человек. И вы предлагаете уничтожить его последние дни рассказом о реальной картине? Нет, — решительно произносит Чимин, горько усмехаясь, — я этого не сделаю.       — Понятно. — Мужчина, поражаясь силе духа хрупкого существа, ободряюще улыбается, впервые столь быстро испытывая к кому-то уважение. — Мы можем определить Пак Кумёна в хосписное отделение. — в желании помочь предлагает он: — Бесплатно. И вы…       Юноша спешно вскидывается, буравя врача яростным взглядом. И это, наверное, самая яркая его эмоция за сегодня.       — Домой! Я могу его забрать домой? Вы говорили, что боли… — прочистив горло, омега продолжает: — боли его беспокоить не будут… Я… Просто я не хочу… — Чимин отчаянно мотает головой, понижая голос практически до шепота. — Не хочу, чтобы его последние воспоминания были обо всем этом.       — Хорошо, — спустя недолгие раздумья смягчается мужчина. — Вашего папу завтра подготовят к выписке, а вам дадут рекомендации по уходу и рецепт на наркотические препараты для снятия болевых симптомов. — Под осуждающим взглядом мужчина спешит себя поправить: — Если они вдруг появятся.       Омега в ответ лишь благодарно кивает.       Цепляясь за крашенные белой краской больничные стены и отчаянно заглатывая кислород, Чимин подходит к палате. Хах, он, наверное, сейчас по цвету лица стенам под стать. С силой ударив ладонями по яблочкам щек и нацепив на лицо самую оптимистичную улыбку из имеющихся в арсенале, юноша коротко стучит в палату. И открывает дверь навстречу противному, надоедливому писку медицинских аппаратов, тошнотворному запаху из смеси хлора, кварца и лекарств и такому неподходящему этому месту, радостному смеху.       — Добрый день. — Чимин низко кланяется присутствующим в палате омегам, прерывая их веселые разговоры.       И сейчас, стоя практически у края бездны, большинство больных не теряло оптимизма, продолжая шутить и вспоминать счастливые моменты прошлого. И даже близкие не догадывались, какие тревоги и переживания они таят за широкой улыбкой, как мастерски скрывают понимание бесперспективности происходящих вещей.       — Вы сегодня очень веселы, наверное, поэтому так хорошо выглядите, — с легкой улыбкой дарит юноша всем комплимент и подходит ближе к родителю.       — Да так, — отмахивает Кумён, — вспоминали былые деньки.       — Пап, я был у доктора, — нарочито весело щебечет Чимин, сжимая в ладошках исхудавшую руку старшего. — Лечение прошло… неплохо, — запинается на последнем слове, — и на завтра тебя подготовят к выписке.       — Да ты что?! — омега, довольно восклицая, чмокает сына в лоб. — Радость-то какая! Наконец-то! А то отлежал я все бока на этой койке.       — Да-да, — юноша поспешно кивает, проглатывая слезы. — Правда, нужно будет какое-то время поберечься: совершать некоторые процедуры и принимать лекарства. — Чимин с силой стискивает руки папы, уверенно убеждая в положительном исходе. — Но в целом все неплохо.       — Сериал досмотрю, — довольно улыбается мужчина, принимаясь перебирать планируемые к сбору вещи. — Да тебя едой хоть вкусной побалую, а то худой стал, что щепка. Вон щеки впали. — Кумён отвлекается от своего занятия, сплющивая Чиминово лицо ладонями. — Сильнее, чем у меня. А тебе энергия нужна: и на танцы эти твои, и на учебу, как-никак последний курс института. Через месяцок я на работу выйду. — Кумён делится планами на будущее. — Долг за мое лечение у нас с тобой ого-го какой! Хорошо хоть кредит под квартиру не взяли.       «Ты даже не представляешь насколько», — проносится мысль в голове у заложившего все, что только можно, Чимина.       Два месяца назад кредит на сумму с пятью нулями был оформлен и на их двухкомнатную квартиру.       Врач все же оказывается не прав. Вместо отведенных двух месяцев — Пак Кумён проживет три недели. Он уйдет тихо. Изначально зная и понимая, что с ним происходит. В смертельной агонии омега будет закусывать губы в кровь, чтобы не потревожить только что уснувшего сына.       Он угаснет в считаные дни, растает словно восковая свеча, так и не успев побаловать Чимина вкусной едой и досмотреть свой сериал.       Спустя два дня, стоя у свежей могилы, Чимин до врезающихся в мякоть ладоней ногтей будет сжимать траурную ленту, обещая выполнить данную накануне клятву — жить счастливо.       И юноша обязательно подумает, как будет существовать дальше и в чем это самое счастье найдет.       Но это немного позже.       Для начала ему нужно вернуть их — его многочисленные долги.

🦋🦋🦋

      Мягким теплом чужой пиджак обволакивает хрупкие плечи, и Чимин, довольно поерзав, тут же вздрагивает во сне, вновь переживая самый жуткий кошмар. Случился он с ним, правда, в реальной жизни. Стараясь двигаться бесшумно, Юнги ставит стаканчик с заказанным омегой кофе на стол и, осторожно опустившись на стул, пригубливает американо из своего.       Вера в кофеин рушится как пшик, когда веки альфы постепенно тяжелеют, то и дело прикрываясь на несколько мгновений. Да оно и немудрено для столь позднего — Юнги цепляет взглядом настенный циферблат, на котором стрелки показывают три часа утра — или раннего часа.       «Всратый дедлайн и ебучие идеи начальства!» — мысленно вспыхивает альфа, потянувшись и к омежьему капучино. Может, двойная доза кофейного напитка его спасет?       Потягивая сладковатую, отдающую соленой карамелью жидкость, мужчина постепенно успокаивается, понимая, что «крота», ворующего личные данные и деньги со счетов клиентов, кроме как «лаской», им не поймать. Хотя, если бы к созданию «Мустелы» был подключен весь отдел программистов, а не один скромный омега, глядишь, и не пришлось бы засиживаться допоздна.       Юнги вновь переключает свое внимание на дремлющего юношу: под собственной тяжестью его щеки смешно сплющились, а губы вытянулись в причмокивающую «уточку».       — Милашка, — хмыкает мужчина, продолжая беспрепятственно осматривать Чимина.       Очки юноши сползли почти на кончик хорошенького носика с опасной вероятностью свалиться на стол, чего Юнги, как истинный джентльмен, просто не может допустить. Пак Чимин и так днями, а теперь и ночами, впахивает за весь отдел, единолично выполняя рассчитанный на несколько человек объем работы, да еще и в кратчайшие сроки, так что в полной мере заслужил недолгий отдых и финансовое вознаграждение. Уж о последнем альфа непременно позаботится.       Боясь потревожить, мужская рука осторожно тянется, перехватывает роговую оправу, невесомо прикасаясь к гладким щекам. Приятный бархат чужой кожи заставляет замереть и взглянуть на омегу под новым углом. И чем больше альфа смотрит, чем больше сопоставляет рассматриваемое сейчас с увиденным ранее, тем ближе он к вероятности смены эпитета «милый» на «красивый».       По-омежьи хрупкая фигурка, очертания которой прослеживаются даже сквозь носимый юношей оверсайз. Ровная, без изъянов кожа. С легкой горбинкой вздернутый носик. Веера длинных смоляных ресниц. Мягкие, чувственные губы.       Все в этом человеке гармонично и красиво. Волосы, правда, немного подкачали: темные, блеклые, словно неживые.       Альфа укладывается щекой на стол, едва не соприкасаясь носами с юношей, и устало прикрывает глаза. Глубокий вдох — и обоняние Юнги ловит еле различимый цветочный аромат. Сонное оцепенение сходит на нет. Мужчина вдыхает еще раз. И еще. Тщетно. Из-за слабости, омежий запах идентифицировать так и не удается.       Чимин невольно хмурится, едва заметно копошась, — несколько рваных прядей наглой челки норовят пройтись по гладкому лбу.       Юнги вновь тянется к омежьему лицу, намереваясь убрать помеху спокойному сну, и удивленно замирает, замечая, как из-под темных корней виднеется лен светлых прядей. Альфа несколько раз крепко зажмуривается, списывая видение на шалости страдающего недосыпом разума, да только игра цвета не исчезает. Мужчина приподнимается, всматривается еще ближе, наконец понимая, что на омеге парик.       Привыкший к аналитической деятельности, мозг спешно начинает анализировать, приходя к неожиданному выводу: юноша, помимо скрывания аромата, отчего-то нарочно умаляет свою красоту, прячась за образом уставшей замарашки.       Юнги недоуменно хмурится, роняя в тишину:       — Зачем тебе это нужно, Пак Чимин?

🦋🦋🦋

      Прячась за натянутым на глаза козырьком бейсболки, Чимин уверенно ступает по отзывающемуся сухим хрустом гравию парковой дорожки. Удобнее перехватив ручки подарочного пакета, омега вскидывает запястье с массивными, армейскими часами. Без четверти двенадцать — до встречи с маленьким семейством Чон у него есть еще пятнадцать минут. Юноша, чуть сбавив шаг, замедляется: времени добраться до уже виднеющегося сквозь низко свисающие ветви деревьев места встречи — Утиного озера — у него более чем достаточно.       Чимин, едва заметно морща нос, зябко осматривается по сторонам и слегка теряется, по новой примечая знакомые с детства пейзажи. Все те же деревья и благоухающие клумбы, все так же стоящие на своих местах лавочки и продающие разную снедь лоточники, даже птицы поют все ту же знакомую песню… Все, как всегда.       Неожиданный «вихрь» в виде проходящей рядом парочки едва не сбивает зазевавшегося Чимина с ног. А от болезненного столкновения спасает только скорость реакции встречного альфы: не отрывая внимания от своего спутника-омеги, мужчина, словно вальсируя, умело смещает партнера в безопасное место. Все так же, не обратив никакого внимания на юношу, пара ритмично идет дальше, оставив после себя след табачного дыма, что едким смолистым запахом на несколько долгих мгновений глушит ароматы ближайших цветочных клумб и окончательно «оглушает» Чимина.       Встреченная пара добирается до широкой развилки, а юноша, словно замороженный, продолжает смотреть им вслед. Совершенно обычные. Просто двое. Случайные омега и альфа, вышедшие на прогулку или спешащие куда-то по своим делам. А поддавшийся ностальгии Чимин так и продолжает стоять, не в силах оторвать от них завороженно-печального взгляда.       Нечаянное проникновение в мимолетный момент чужой жизни отзывается нехваткой кислорода в легких, что нефритовыми обручами зависти сковывает грудь. Дает отчетливо понять: у него так никогда и ни с кем не было.       Да и в свете происходящего вряд ли когда-либо будет…       «Нет-нет-нет», — истошным воплем кричит сознание, цепляясь за ошметки давно забытых воспоминаний и услужливо проигрывая перед глазами картинки другой, прошлой жизни.       Тех дней, когда он, пусть и по-другому, но не был одинок.       «Солнечные лучи, пробиваясь сквозь густую молодую листву, делали погожий день по-настоящему беззаботным. И, казалось, тоже отзеркаливали радостную улыбку маленького омеги, что крепко, но нежно удерживаемый за обе руки своими родителями имитировал увиденного в цирке канатоходца, бесстрашно ступая по выступающему бордюру».       Словно прокрученные в ускоренной перемотке, картинки меняются и вместе с бегом времени преобразовывают их маленькое трио в сиротливый дуэт.       «Фиолетовые волосы ярким чернильным пятном виднеются на пожелтевшей листве, и проказливый ветер, раздувая непривычного цвета прядки, пытается вплести в них осенние краски. Злобно стряхнув непрошеное украшение, бунтующий от взбесившихся гормонов омега-подросток срывает с руки доставшиеся от отца-военного крупные часы и, что-то гневно крича на весь парк, убегает от своего папы…       Спустя пару минут стихия переменчивого настроения утихает, и, понуро опустив голову, мальчик возвращается к своему родителю, утыкается в родное плечо и начинает жалобно плакать в теплых объятиях. Сейчас больно не ему одному. Общее горе утраты близкого человека сделает их маленькую семью только крепче».       А сейчас… сейчас Чимин, словно не вовремя сорвавшийся с паркового дерева одинокий лист, что будто крохотная бабочка, отчаянно балансируя, противостоит воздушным потокам, старается не упасть. Только вот держаться ему больше не за кого. Да и, собственно, не для чего…       — Симини! — детский голос вырывает омегу из мыслей, наполненных саможалением, и возвращает привычное «ничего» вместо сотни бушующих сейчас эмоций.       Чимин по инерции оборачивается и едва успевает раскрыть объятия, когда в него на полной скорости своих трех лет врезается альфочка.       — Симини! — вновь радостно повторяет малыш, демонстрируя широкую щербатую улыбку и смешно вытягивая губы уточкой на шипящих звуках. — Я так скучал! Почему ты так долго не приходил?       — Привет, Ильуи! — Омега приседает на корточки, опускаясь на один уровень с малышом. — Прости. Был немного занят на работе.       — Ты говоришь так же, как папочка, когда он где-нибудь задерживается! — капризно топает ножкой альфочка. — Вы все взрослые любите так говорить! Я вот, когда вырасту, никогда не буду связываться с этой вашей «работой»!       — Ильуи, — воркует Чимин, стараясь задобрить отвернувшегося от него ребенка, — ну извини меня. К тому же в работе есть и свои приятности.       — Правда, что ли? — Альфочка оглядывается, неверующе распахивая маленькие глазки. — Какие?       — Разве я тебя когда-нибудь обманывал? — уточняет Чимин и после отрицательного кивка протягивает фирменный пакет из магазина игрушек, продолжая: — Без работы я бы не смог раздобыть денежек тебе на подарок.       — Подарок, — мальчик завороженно покусывает указательный палец, с интересом заглядывая внутрь.       — Угум, — согласно кивает Чимин и усмехается, с нежностью смотря на выглядывающую из пакета темную макушку. — При прошлой нашей встрече ты говорил, что хочешь робота…       — Ильуи, — мягко тянет подошедший Хосок, кивая Чимину в знак приветствия. — Разве ты забыл, что альфам стоит первым дарить подарки омегам, а не наоборот?       — Ой! — Мальчик выпрямляется, отвлекаясь от упакованной в яркую оберточную бумагу большой коробки, и, виновато закусив нижнюю губу, принимается рыться в своих многочисленных карманах. — Прости, папочка, я так был рад увидеть Симини, что совершенно забыл!       — Конечно, — добродушно соглашается Хосок, — всему виной красота дяди Чимини, а не логотип Cozmo на пакете.       — Хосока, ты с ним слишком строг, — ласково улыбается Чимин, трепля темные пряди.       — А ты, «Симини», не заступайся, — приосанивается Хосок. — И вообще, у меня к тебе будет серьезный разговор насчет столь дорогих подарков. Знаешь же…       — Знаю, — послушно соглашается Чимин. — Но он так быстро растет. Не лишай меня возможности побаловать его. Все равно ведь больше некого.       — Ладно, — нехотя соглашается Хосок и переключает внимание на сына, слишком долго отыскивающего подарок для Чимина. — Ну что, нашел?       — Да! — восклицает мальчик, протягивая к Чимину плотно сжатый кулачок. — Вот, Симини, это тебе! Я, когда увидел эти заколочки, сразу сказал папе, что они будут очень красивыми на твоих волосах.       Ильу разжимает пальчики, держа на ладони крохотные заколки-бабочки, что словно живые, подрагивали своими ажурными крылышками.       — Ой, твои волосики? — Мальчик недоуменно хмурится, всматриваясь под Чиминову кепку. — Я только сейчас увидел, что они не такие… темные… и мало их стало… Ты что — обменял свои на эти?! — заключает альфочка, едва не хныча и брезгливо кривя личико.       — Нет-нет, — умирая от умиления, спешит успокоить Чимин Ильу, ласково сжимая маленькое плечико и заговорщически шепча: — Просто я маскируюсь…       — Да? — неподдельный интерес вмиг высушивает влагу с детских глаз.       — Да, чтобы… м-м-м… всякие дяденьки с моей фирмы меня не узнали и не заставили работать в выходной.       — А-а-а, — понятливо тянет Ильу, довольно оживляясь и теряя интерес к решенному вопросу. — Что же вы стоите? Пойдем уже кормить уточек!

🦋🦋🦋

      — Вот вам, — щедро рассыпает зерновую смесь по водной глади Ильу, в надежде привлечь больше водоплавающих к себе.       Мальчик опрометчиво успел обмолвиться в детском саду, что пойдет заниматься столь благородным и полезным делом, как кормление диких птиц. И если сначала его новость встретили смехом и обидными обзывалками, то после слов воспитателя о том, как это помогает уточкам подготовиться к холодам и вырастить маленьких «утенят» все кардинально изменилось. Вечно толкающий Ильу Минхо попросил отнести птичкам его не съеденную за обедом булку, а Сону — самый красивый омежка их садика — весь день не отходил от него, задавая разные вопросы про сегодняшний поход. Поэтому теперь Ильу попросту не мог остаться без подтверждающих фотографий!       — Кушайте еще! — восклицает мальчик, добавляя следующую порцию к еще не съеденным зернам. — Папочка, Симини! — довольно пищит он, когда птиц становится больше. — Смотрите, смотрите все, как много уточек хотят нашу еду! Нужно побыстрее их сфотографировать! — принимается командовать мальчик, принимая, как ему кажется, наиболее эффектную позу. — Ну же, папочка! Быстрее!       — Одно мгновение, мой генерал, — послушно отзывается Хосок, снимая своего ребенка со всех возможных ракурсов.       — Папочка, корм кончился, — грустно высыпая остатки из бумажного пакета, констатирует альфочка, — а я еще хотел снимок сделать возле этой стороны мостика и того большого камушка.       — Ох, Ильуи, — обреченно выдыхает Хосок, оглядываясь в поиске продавцов, — что же ты так быстро-то?       — Вот, возьми. — Чимин протягивает свою заготовку с нарезанными овощами.       — Спасибо, Симини! — Довольный Ильу возвращается к прерванному занятию.       — Только опять не высыпь все сразу! — поучительно наставляет Хосок.       — Хорошо, папочка, я буду понемножку. А ты фотографирывай!       — Улетали утки в теплые края, а одна не может — жирная, как я, — опершись о перила мостика, охарактеризовал происходящее Чимин.       — Кто? Где? Что? — засыпал вопросами Хосок. — То есть: в каком месте это ты жирный? Тебе вообще камни нужно в карманах носить, чтобы ветром не унесло…       — Альфы из моего отдела считают иначе, — нарочито весело смеется омега.       — Они просто долбоебы, не знающие уже к чему придраться, а шутки их — это подтверждение диагноза, — серьезно произносит старший, в упор смотря на Пака.       — Папочка! — заметив остановку процесса съемки, капризно хнычет Ильу, демонстративно топая ножкой. — Ты не успел сфотографировать ту летящую уточку!       — Она улетела, значит, не хотела быть на фотографии, — безапелляционно заявляет Хосок и обращается к Чимину, правя себя: — Хотя нет. Они не просто долбоебы — они хитровыебанные долбоебы, которые разместили свои зады на твоих хрупких плечах. И вместо того чтобы ценить и Небеса благодарить за то, как им повезло с таким, как ты, еще и пиздят почем зря. Будто зубы у них лишние! Или пургена в кофе не хватает!       — Ну не при ребенке же, — журит за сквернословие Чимин, искренне при этом улыбаясь. — И спасибо. Знаешь, я, может, слабительного им и добавил бы, — но потерпеть осталось немного.       — Ну, да, а вони от них и так достаточно. А ты не передумал уходить? — не отвлекаясь от искусства фотографии, интересуется Хосок и получает в ответ безапелляционное:       — Нет.       — И какие планы на новую жизнь?       — Ну… их слишком много и в то же время нет, — неоднозначно жмет плечами Чимин. — Я одновременно хочу и ничего не делать, а только прозалипать в телефоне пару месяцев, и продать здесь все, начать жизнь с чистого листа где-нибудь на новом месте.       — А как в Seotex восприняли новость о твоем уходе? И что, даже никто на колени не рухнул, упрашивая одуматься?       — А я им и не говорил, — самодовольно усмехается омега. — В конце месяца нужно будет продлевать контракт, вот тогда и скажу.       — А ты хитер. — Хосок дружески хлопает младшего по плечу. — Кстати, я всегда хотел спросить. У тебя ведь большая фирма, почти конгломерат, неужели из такого количества народу нет ни одного разумного человека?       — Отчего же, — юноша задумчиво жует губу. — Кадровик у нас вполне разумный. Холодный, гордый, самолюбивый омега — прямо навязываемый тобой идеал моего образа.       — Чимина я, вообще-то, об альфах, — громко хохочет Хосок. — Неужели нет адекватных? Должен же на столько этажей быть хоть один?       — Ну-у-у, — задумчиво тянет Чимин, предательски краснея.       — Чимина, — Хосок плывет в широкой улыбке, — колись.       — Есть один, — наконец изрекает Чимин. — Мы сейчас с ним над одним проектом работаем. — О том, что в совместном проекте с юристами должен был работать весь его отдел, юноша тактично умалчивает. — Он относительно новенький… только пару месяцев работает и пока относится ко мне не как все. Словно для него я не Моль, хотя он явно в курсе об этом прозвище.       — Что ты имеешь в виду? — гладкий лоб Хосока недоуменно хмурится, сползаясь к переносице бороздками морщин.       — Дает мне возможность почувствовать себя омегой, — мечтательно улыбается, погружаясь в воспоминания, Чимин. — Ну, знаешь, всякие там джентльменские штучки: то дверь придержит, то кофе угостит, то поможет тяжелую коробку донести или руку поцелует…       — Вай-вай! — играет бровями Хосок, одобрительно кивая на чужое описание. — Прямо рыцарь без страха и упрека. А по внешности что? Симпатичный? Или так, на любителя?       — Ну, ты же понимаешь, — начинает вдаваться в пространные рассуждения Чимин, скрывая неловкость за широкой усмешкой, — что внешность — это понятие относительное…       — Да ты попал, мой друг. Причем конкретно так попал, — обрывает объяснения старший, считывая истинный ответ с мечтательного выражения чужого лица. — Может, стоит его рассмотреть? — И видя, как хмурится Чимин в ответ, добавляет: — Хотя бы для тела? А то порастет там все мхом… Что потом делать будешь?       — У него есть одно но, — задумчиво произносит Чимин, поясняя: — Он частый гость «Инсетто».       — Тоже мне проблема! Ты на сцене, он где-то там в зале. Шанс вычислить тебя — нулевой. Хотя… Подожди-подожди… Альфа с твоей работы, говоришь? Это тот неуклюжий бухгалтер, что ли?! — в ужасе восклицает Хосок, но сам тут же отметает эту мысль: — Нет-нет. Ты же говорил, что он новенький.       — Скажешь тоже! — возмущается Чимин и неестественно бледнеет, представляя на месте Юнги Намджуна. — Чур-чур. Он наш начальник юридического отдела.       — О-о, а у этого альфы в копилочке все больше плюсиков, — довольно потирает ладошки Хосок. — И даже представить боюсь, что за минус у него должен быть, что ты отмечаешь такой идеальный со всех сторон вариант. Неужели, — притворно охнув, омега прижимает руку к губам, — он а-ля альфа-самец с раздутым самомнением, а на деле у него в штанах усохший корнишончик?       Чон ненавязчиво продолжает выпытывать информацию, до конца не веря в происходящее: Чимин в коем-то веке кем-то заинтересовался!       — Откуда мне знать? — хихикает Чимин. — Не в туалете же за ним подсматривать. А в базе данных, боюсь, подобных сведений нет.       — Это, кстати, только ваше упущение, — деловито цокает Хосок. — Так в чем его недуг?       Набрав полную грудь воздуха, младший медленно выдыхает, поясняя:       — Я случайно услышал их с Намджуном, тем неуклюжим бухгалтером, разговор… — Чимин тупит взор и, совсем как расстроившийся ребенок, начинает ковырять носком кроссовки землю. — В общем, он участвует в торгах на Фалену. И скупил уже кучу лотерейных билетов.       — Ты же понимаешь, что вероятность его победы все еще крайне низка, — на всякий случай уточняет Чон. — Может, все-таки стоит с ним…       — Нет. Не хочу. — Чимин нервно вздрагивает: эта мысль и ужасала, и будоражила одновременно. — Я… Мне иногда кажется, что все внимание его — это просто игра какая-то. Может, спор или что еще. Сам знаешь…       — Чимин, ты немного путаешь. — Сделав еще несколько кадров и отправив Ильу на другую сторону небольшого мостика, Хосок спиной облокачивается на парапет. — Затащить омегу на спор в койку — это моя история, последствия которой сейчас кормят уточек. Поэтому если альфа тебе нравится, то, может, пора начинать интересоваться чем-то помимо работ и все же с ним попробовать?       — Не хочу. — И под испытующим взглядом друга правит себя: — Пока не хочу. Я... еще не готов.       — Ладно, — послушно соглашается Хосок. — Тебе виднее. В любом случае у тебя есть еще пару месяцев, чтобы передумать.

🦋🦋🦋

      Крепко сжимая маленькую ладошку, Чимин с Ильу, обсуждая греющихся на лужайке птиц, прогуливаются вдоль набережной. Корма все же не хватило, и Хосок, как истинный храбрый и бесстрашный омега, отправился на его добычу.       — Отчего-то в личном деле вы упустили тот факт, что у вас есть ребенок. — прилетает едкое откуда-то сбоку.       — Добрый день, господин Сокджин. — Поборов мимолетный испуг, Чимин, обернувшись, приветственно кланяется. — В личном деле нет никаких ошибок — это не мой ребенок.       — Вы его украли? — Красивые глаза опасно сужаются, а пухлые губы сжимаются в тонкую линию.       — Нет-нет, что вы! — спешит заверить омега, для убедительности махая руками и представляя альфочку: — Познакомитесь, господин Ким, это Ильу — сын моего друга. Ильуи, это господин Ким Сокджин. Мы с ним вместе работаем.       — Здравствуйте, — робко тянет мальчик, прячась от незнакомца за Чиминову ногу.       — Привет, Ильуи, — неожиданно мягко и без привычной насмешки произносит Сокджин. — И, Чимин, зачем же вы так серьезно все воспринимаете. Про ребенка я, вообще-то, шутил.       — А-а-а… — недоуменно тянет юноша, скованно улыбаясь. — А вы, — Чимин, отчаянно высматривая Хосока, неловко продолжает разговор, — тоже решили прогуляться в парке сегодня?       — Нет. — Сокджин склоняется ближе к омеге, делясь секретом: — Только никому не говорите. Но по выходным я прячусь в кустах или за деревьями, выпрыгиваю на ничего не подозревающих прохожих и отбираю их кошельки.       — Ч-что? — испуганно заикается Чимин, ошарашенно пятясь.       — Небеса, — устало трет переносицу кадровик, — что же с вами сделали ваши узколобые айтишники? Вы ведь при приеме на работу обладали прекрасным чувством юмора и без труда могли отличить, где шутка, а где нет.       — Не знаю, кто вы, — произносит подошедший Хосок, — но вы мне нравитесь. Ибо я весь день твержу Чимину, что он работает в сборище долбое…       — Хосок! — предупреждающе выкрикивает Пак.       — Неадекватных альф, — правит себя Чон, лучезарно улыбаясь.       — Нет уж, — одобрительно кивает Сокджин. — Ваше первое определение было более точным.       — Чон Хосок, —протягивает танцовщик руку для приветствия, — друг Пак Чимина.       — И папа этого славного альфочки, как я полагаю? — уточняет омега.       — Совершенно верно.       — Ким Сокджин, — сжимает руку в ответ Сокджин. — Начальник кадрового отдела и коллега Пак Чимина.       — А-а-а! — Хосок тянет губы в довольной улыбке, в то время как Чимин мысленно стонет: знакомство этих двоих очень похоже на зарождение настоящей дружбы, а подобный симбиоз ему выдержать вряд ли удастся. — Так вы тот самый, адекватный…

🦋🦋🦋

      Уныло барабаня пальцами по столу в переговорной, Юнги совершенно не обращает внимания на затянувшееся выступление первого заместителя генерального. Сейчас у него есть занятие поважнее — то и дело бросать нетерпеливые взгляды на настенные часы и тяжело вздыхать, мысленно кляня всех и вся. Какой идиот решил проводить совещание в конце рабочего дня? Обычно альфа не имеет бессмысленной привычки сетовать на судьбу, но сегодня особенный случай.       День подведения итогов лифитафьёна.       День, когда станет известно, достанется ли желанная Фалена игроку с тринадцатью лотерейными билетами. Больше он, увы, купить не смог.       «Сука, что за ирония?!» — мысленно стонет мужчина.       Неужели Проведение чертовой дюжиной уже намекает на тщетность его надежд? Так, стоп! Отставить этот негатив. Он должен победить. Нет, не так.       Юнги победит.       Станет первым.       Единственным.       Навсегда.       «Да пошло оно все к черту!» — мысленно ругается альфа.       Не в силах находиться в стенах офиса больше ни минуты, Юнги намеревается уйти, а дальше… Он так далеко последствия своей выходки не просчитывал.       — На этом все, — вдруг оповещает спикер, отпуская всех. — Жду ваши предложения по данному вопросу завтра.       Неужто Небеса наконец услышали его? И, не вдаваясь в лейтмотив произошедшего, Юнги срывается с места, спешно удаляясь.       Ни одного решившего перекинуться с альфой парой фраз коллеги. Быстро приехавший полупустой лифт. Ни единого красного светофора на всем пути до «Инсетто». И свободное парковочное место невдалеке от входа в кабаре. Возможно, сегодня Фортуна все же на его стороне?