Тонкая грань кружева

-ˋˏ ༻❁༺ ˎˊ-

      Юнги безропотно следует за плавно покачивающими бедрами омегами-официантами, против воли отмечая синхронность взлета пышных юбочек при крутых поворотах. Пересохшие губы смачиваются слюной, а голова невольно склоняется набок в надежде увидеть больше… Омеги скрываются за очередным углом, а мужчина на полном ходу едва не встречается со стеной. И словно трезвеет. Альфа тормозит, встряхивает головой, призывая разум заменить неуместные сейчас инстинкты. Когда у тебя встреча с идеалом, не время размениваться на жалкие подобия. Утвердительно кивнув мыслям, Юнги ускоряется, догоняя своих сопровождающих. Боясь потеряться в незнакомой части кабаре, весь остаток пути альфа смотрит исключительно себе под ноги, невольно перенимая омежий слаженный ритм движений.       Путь по многочисленным коридорам завершен, и Юнги подводят к занавешенному тяжелой портьерой дверному проему. Его, словно вход в главную сокровищницу королевства, сторожит дракон — охранник и явно родной брат тех мордоворотов, что каждый раз встречают гостей на входе в кабаре. Юнги уже поднимает руку, чтобы откинуть полог, но его останавливают. Грубо перехватывают поднятую конечность.       — Он? — раздается грозное от не подававшего признаков жизни секьюрити.       — Да. — Дружные высокие голоса юношей играют приятным контрастом с альфьим басом. — Вот.       В руки охраннику опускается выигрышный ваучер.       — К стене. — И то, что это обращено к нему, Юнги понимает только тогда, когда его в эту стену едва ли не носом вталкивают, отдавая скупые команды: — Руки на виду. Ноги на ширину плеч.       Чужие ладони совершенно беспардонно проходятся похлопывающими движениями по телу Юнги, попутно очищая содержимое его карманов.       — Все.       Облегченно выдохнув, Мин приваливается спиной все к той же стене.        — Это, — охранник кивает на скинутые в зиплок-пакет его вещи, включающие телефон, ключи и банковские карты, — отдам после привата. Понял?       — Да. — Юнги, шумно дыша, приоткрывает пересохшие губы.       — Вот и умница, — одобрительно кивает охранник, пряча «улов» под полой своего пиджака. — Теперь о правилах. Их всего три. Так что, думаю, даже у тебя проблем с запоминанием не будет.       Перед глазами Юнги появляются три поднятых пальца.       — Первое: с Фаленой обращаться уважительно — ты можешь только просить, но не требовать. Второе: без разрешения не прикасаться. Вспоминаем правило первое — спросил, дали добро и только тогда можешь загребульки свои с края пристроить. И третье: в ручном режиме в этой комнате не самоублажаться… Потом, дома подрочишь, — ехидно усмехается мужчина. — Запомнил?       — Да, — кивает Юнги, повторяя: — Уважительное обращение. Все только с разрешения. Никакого рукоблудства.       — Молодец. — Мина одобрительно хлопают по плечу. — Я в тебе и не сомневался. И главное, помни… — Охранник склоняется к уху Юнги, переходя на вкрадчивый шепот: — Я здесь все время буду. И стоит Фалене только позвать…       Что именно с Юнги в таком случае сделают — не озвучивалось, но по картинно поднятым бровям и ненавязчивому постукиванию по висящей на поясе кобуре — исход событий было предугадать несложно.       — Да я и не собирался… — пытается оправдаться Мин.       — Все вы так говорите, — беззлобно усмехается «шкаф». — А потом контроль теряете… В общем — я тебя предупредил.       — Я понял.       — Инструктаж окончен. Заходи. — Полог приглашающе приоткрывают. — Можешь осмотреться пока. Фалена готовится и подойдет где-то через полчасика.       Занавес с тихим шуршанием опускается за спиной, и альфа позволяет себе первый глубокий выдох, заметно расслабляясь. «Черт, а дышал ли он все это время?» — задается вопросом мужчина, нервно усмехаясь.       Волнение неожиданным откатом, волной бьется под ребрами, оглушающим сердечным ритмом, парализуя нижние конечности.       «Юнги, ты же, черт возьми, служил! Там ты видел и похлеще, чем обычные мудилы-охранники. Да и это его работа, в конце концов! — в отчаянье кричит внутренний голос, призывая к возвращению привычного контроля над телом. — Возьми себя в руки!»       Вдох. Один, другой, третий.       В себя он приходит постепенно, наконец проходя в глубь приват-комнаты. За время непродолжительной заминки глаза успевают привыкнуть к царящему в комнате полумраку, и альфа, неспешно кружась, осматривается: небольшая, но, на удивление, гармонично обставленная и уютная комната. Эдакий компактный будуар благородного омеги позапрошлого столетия. Если это сравнение, конечно, применимо к нынешней ситуации. Только искусственное освещение, мерцающее искусной имитацией горящего пламени свечи в бра, сделанных в виде изящных канделябров. Мягкие, плюшевые на вид стены со стилизованными под тридцатые годы минувшего столетия постерами. Минимальный набор дополнительных элементов. Вдоль одной из сторон расположен небольшой, имитирующий сцену помост, со стоящим в центре стулом. С обратной стороны комнаты — небольшой столик с разнообразным алкоголем, включая и красующееся в мельхиоровом ведерке шампанское.       Кривая усмешка трогает тонкие губы: что же, он вполне заслужил право отведать напиток победителей. Подрагивающие пальцы тянутся к длинному горлышку, собирают прохладные капли выступившего конденсата, прежде чем откупорить бутылку. Громкий хлопок. Пенное шипение. И игривые пузырьки стекают в специально приготовленный фужер. Перехватив высокую ножку между пальцами, мужчина оборачивается к главному атрибуту комнаты — объемному, гостеприимному даже на вид креслу.       — За Фалену! Прекраснейшего из омег. — Альфа приподнимает руку в тосте, пригубливая содержимое. Шампанское щекочущим потоком стекает по гортани, отдавая кислинкой брюта.       Юнги подходит ближе к креслу и в качестве эксперимента опускается в него — так и есть, удобное, вполне комфортное и, учитывая наличие остатков свободного места, вполне способное разместить на себе двоих… Глаза слегка мутнеют, рисуя парочку предполагаемых вариантов. Пальцы скользят по темному велюру и неожиданно замирают. Юнги накрывает вспышкой осознания.       Сегодняшний везунчик — он, Мин Юнги. И, Небеса, сейчас, через какую-то четверть часа, он встретится с Фаленой. Увидит вблизи. Сможет ощутить аромат. Почувствовать тепло его тела. А возможно, даже прикоснется… От шалых мыслей губы сами плывут в предвкушающей улыбке.       Время ожидания тянется тягучей патокой, и это, очевидно, самые длинные пятнадцать минут в жизни мужчины. Предвкушающие мурашки будоражат нервные импульсы, требуя для своего успокоения нечто большее, чем тривиальное ерзанье на мягком сиденье. И альфа послушно поднимается и даже несколько раз измеряет шагами периметр небольшой комнаты. Пока не вспоминает об ожидающей его, недопитой бутылке шампанского. Два широких шага. Перелитая сквозь борта бокала пенная жидкость. И единый глоток… Да только алкоголь не справляется. Он привычно не хмелит, не ударяет резкой волной газовых пузырьков, слегка дурманя сознание. Шампанское лишь ощущается легкой щекоткой газировки.       Не теряя веры, мужчина с наполненным бокалом возвращается в кресло. Устало откинувшись на спинку и закинув ногу на ногу, альфа отбивает посекундный ритм, нетерпеливо постукивая носком своих лакированных туфель по грубому мрамору пола.       Медленно потягивая шампанское, Юнги ждет, и все же раздавшаяся откуда-то сверху обволакивающая музыка старинной рок-баллады звучит для него подобно грому. Альфа нервно дергается и тихо ругается, проливая на себя алкоголь. А оставшееся нечетким лучом, светящим на середину сцены, освещение только добавляет неприятных ощущений.       Мужчина быстро берет себя в руки, не глядя опускает бокал на пол и нетерпеливо подается вперед, боясь пропустить хотя бы мгновение из сегодняшнего выступления — представления с единственным зрителем в его лице. Мужчина скалится довольной усмешкой победителя.       А в следующий момент Юнги забывает даже свое имя: изящно отбросив газовый занавес, на сцену выходит Фалена, замирая на мгновение.       Высоко и пронзительно звучат первые ноты скрипки, и танцовщик отмирает, приходит в движение. И к удивлению альфы в начале танца нет той, сносящей все вбитые обществом запреты и стеснения, сексуальной энергии. Омежьи па мягки и по-кошачьи неторопливы. Ибо сейчас Фалена демонстрирует себя, призывает наконец увидеть вблизи то, что ненасытно рассматривалось сквозь театральный бинокль.       И Юнги всматривается. Со всей присущей ему собственнической жадностью впитывает, запечатлевает в памяти каждое незначительное движение, каждую деталь образа.       Раскинув «крылья», кружевная маска скрывает большую часть лица. И, блять, альфа даже рад этому. У него и так спирает дыхание лишь от вида мерцающей темным шоколадом поволоки красивых глаз и подведенных ярким тинтом пухлых губ. Увидь он сейчас полную картину — позорно бы спустил.       Взгляд движется алчно, медленно, пристально сканирует столь близко находящуюся фигурку от макушки до мелькающих в специальных прорезях чулок розовых пяточек. Фалена же — оживший playmate самого популярного альфьего журнала. Мужчина одобрительно урчит, еле сдерживая порыв нарушить третье правило, и хищно закусывает губу, вожделенно исследуя новый образ танцовщика.       Привычные светлые локоны сегодня собраны в высокую прическу и перехвачены яркой атласной ленточкой, открывая вид на изящную шею.       Чистую.       Никем не заклейменную.       Удлинившиеся клыки болезненно впиваются в мякоть языка, а альфьи пальцы с силой сжимают подлокотники. Удерживают ясность сознания. Не позволяют совершить звериный рывок.       Юнги шумно сглатывает, встряхивая головой, словно пытаясь отогнать соблазнительные мысли, и продолжает осмотр. И едва не стонет, то и дело облизывая пересыхающие губы, ибо увиденное дальше, кроме как «кружевной магией», и назвать сложно. В отличие от маски, лиф-корсет ажурной сеткой пересекающихся на стройном теле лент оголяет, открывает взору бархатные участки смуглой кожи. Дарит альфе новые безудержные желания: пройтись по обнаженным участкам губами или хотя бы ощутить их мягкость кончиками пальцев. А высокие, подчеркивающие тонкую талию и открывающие взгляду округлые ягодицы панти веревочками-подвязками фиксируют гипюровую резинку лайкровых чулочек.       Завершает наряд Фалены и становится последним градусом, приводящим кровь Юнги к окончательному закипанию, комплект из объемных, в противовес всему образу, грузных украшений: массивного плетеного чокера и широких браслетов-манжет, плотно обтягивающих хрупкие запястья. И, черт, это буквально побуждает подчинить, обездвижить, приковать юношу, а дальше…       Нет. Стоп. А дальше — он углубляться не будет. Остановит эти мысли в виде влажных фантазий об инициаторе своих стертых ладоней.       Музыка усиливается, становится смелее, развязнее, и вместе с ней меняется и Фалена, обдает привычным флером: ярким, пьянящим, обезволивающим. И нет больше той чарующе обволакивающей мягкости. Только четкий ритм движений. Только четкая комбинация порабощающих связок.       И Юнги, отчаянно поглощая их, не отслеживает, не поспевает за четкой сменой сшитого, словно канва, единого полотна рисунка. Вот омега, скользя кончиками пальцев по спинке стула, выводит бедрами волнующие восьмерки. А теперь округлая попка резко опускается на сиденье и, приподнимаясь, исполняет недолгий тверк. В следующий же момент — юноша уже стекает вниз, медленно опускается, касаясь лишь лопатками пола. Замирает в пике. Вновь толкает на фантазии: представить иную ситуацию, в которой альфа сейчас возвышался бы над ним.       Миг — и стройная ножка взмывает вверх, очерчивает неровную окружность, резким махом возвращает телу вертикальное положение. Поворот. Амплитудный прогиб в пояснице — и омега мягкой волной опускается перед ним на колени. Заигрывает. Касается кончиками пальцев своих языка и губ. Соблазняет. Очерчивает скрытые схлестнувшимися полосками ткани корсета соски. Приподнимает бедра, заходясь мелкими поступательными движениями. Обнадеживает эфемерным: только попроси, и я позволю «это», вверю себя в твои руки, исполню все твои мечты.       Побуждает отдать ответный отклик чужому, несдерживаемому желанию, повисая в воздухе сладковатым сандалом, чтобы с лукавой, обещающей большее улыбкой приблизиться к мужчине практически вплотную.       Еще чуть-чуть. Еще немного — и, потянувшись ближе, шаловливые пальчики проходятся по альфьим ногам, невесомо касаются бедер, цепляются за грубую кожу ремня. Омежий взгляд растекается мягким воском, четко отслеживает путь своих манипуляций, кокетливо поднимается вместе с прикосновениями, впервые за вечер встречаясь с глазами Юнги.       Недолгий ступор. Едва заметный рывок назад. Мелькнувшая в прорезях маски неожиданная паника, что остается альфой так и незамеченной. Мгновение, два — и, отмерев, Фалена подтягивает себя выше, наконец взбираясь на колени Юнги.       Секунда — и, встряхнув светлыми волосами, юноша, качнув бедрами, опускается на чужие чресла. Заходясь хаотичными волнами, омежье тело приходит в движение, касается своим теплом чужого торса, доводя альфье самообладание до впивающихся в подлокотники побелевших пальцев и мелькающей перед глазами красной пелены «невозврата». Но Фалена не обращает на это внимания. Ночная фиалка сладкой прохладой летнего вечера заигрывающе окутывает мужчину, и танцовщик отпускает себя. Двигается все быстрее, острее, соблазнительнее, полностью отдаваясь эротизму ритмов.       Альфа скулит безысходно, чувствуя бурление собственной крови в ушах. И ловит, ловит каждый миг, каждый взмах, яростно желая, чтобы мягкая улыбка, тронувшая пухлые губы, принадлежала лишь ему одному. Всегда.       Юнги так мало, так отчаянно мало. Ему просто жизненно необходимо: прикоснуться, сжать, осесть густым запахом сандала на чужом теле…       «Хочешь? — Попроси…» — сквозь плотные пары дурманящего возбуждения пробивается еще одно из озвученных правил... И робкое «Можно я?» зарождается, клокочет, норовит выпорхнуть. Альфа набирает полную грудь воздуха, открывает рот, но слова не произносятся, застревают, цепляются острыми краями за пересохшее горло, вырываясь лишь тихим рычанием и жалобным, почти отчаянным скулежом. Но омега понимает. Останавливается на мгновение, прекращая водить свои будоражащие хороводы, встречается с Юнги глазами, словно желая удостовериться...       Во взгляде альфы — мольба. Безмолвная просьба.       Разрешить.       Позволить.       Дать им почувствовать то, что так страстно обещается танцем.       Заминка.       Поджатие пухлых губ и едва заметный кивок.       Хах, альфе большего и не требуется.       Мелко подрагивая, ладони Юнги опускаются на бока и, слегка сжавшись на теплой плоти, останавливаются, то ли от избытка накопившихся чувств, то ли выбирая: куда же продолжить свой путь — вверх или вниз? Альфа выдыхает шумно, заглушает собой все еще льющиеся аккорды музыки. Хотя они, подчиненные власти инстинктов, давно не обращают на нее никакого внимания.       Мужчина решается. И словно боготворящий свое творение Пигмалион благоговейными поглаживаниями скользит по ногам, ласкает каждый сантиметр. Воплощая свои мечты. Заглушая свой тактильный голод по желанной плоти. Осторожно... Смакуя каждое ощущение чужого тепла. Мучительно медленно... Запоминая каждый мимолетный отклик юношеского тела.       Юнги не моргает и не дышит, кажется, неотступно следя за малейшими изменениями чужого лица. Боится обнаружить неприязнь или сожаление о принятом решении… И воодушевляется, видя, что прикосновения омеге приятны. Решается, наблюдая, как в ответ на его манипуляции губы приоткрываются, а дыхание учащается. Подается вперед, вжимается носом, забирая ночную фиалку всю себе. Наглеет. Прихватывает острыми клыками сначала бусины чокера, а позже и нежную кожу на шее.       Громкий «ах» — и укус сменяется на поцелуй. Легкий, мягкий, воздушный. Трепетное подрагивание чужого тела в объятьях и Юнги и вовсе принимается целовать всё на своем пути. Всё, куда только может дотянуться.       Альфьи руки опускаются на спину, а юноша, откинувшись на них, словно на самую надежную опору, подставляется. Побуждает сместиться ниже, подталкивает припасть к груди, жадно втянуть твердую бусину через кружевную ткань. Омежьи пальчики цепляются за плечи Юнги, и альфа радуется: ведь стремление быть отданным практически равносильно желанию заполучить.       Маленькие пальчики впиваются в сильные плечи, слегка приподнимают хрупкое тело, позволяют бедрам возобновить свою дурманящую карусель. Фалена трется о чужой пах, безжалостно надавливает, давая себе прочувствовать силу чужого желания. Ведь это — его. Для него и из-за него. И альфа срывается. Прижимает к себе, не давая возможности отстраниться. Тихий стон и довольное рычание звучат практически в унисон. И Юнги храбреет. Осмеливается. Проскальзывает за резинку белья, устремляется прямо к сладко текущей промежности. Проникает внутрь.       Они словно меняются местами — теперь уже Юнги покоряет, подчиняет, заставляет повиноваться своей воле, совершая волнообразные движения внутри. Альфа добавляет еще палец, растягивает, скользит, давит на ненасытную точку, довольно скалясь на тихий вскрик.       Юнги прижимается практически вплотную, ловит чужие стоны губами, не желает упустить ни одного. Омега вскрикивает все громче и заходится в древнем, как этот мир, ритме. Юноша не становится беспечным партнером, наплевавшим на чужие потребности. Узкие ладошки стимулируют, мнут альфий член, пока гибкое тело скользит волной об альфье тело, насаживаясь самостоятельно на орудующие в нем пальцы.       Приватный танец… Он становится иным. Теперь он призван доставить обоюдное удовольствие сливающимся в едином такте телам.       В ушах только чужое прерывистое дыхание, хотя, возможно, музыка уже давно закончила свой бег. Чувства накаляются. Омега кончает первым. И альфа глушит вскрик своим ртом, наконец сминая пухлые губы своими. Его свободная рука опускается на румяную щечку, поднимается выше, цепляет края маски… Но не смеет преодолеть тонкую кружевную грань, сорвать последний рубеж, отдавая это решение омеге.       Фалена урчит довольно, все неистовее потираясь о его пах. Несколько секунд. Пара стимуляций. Яркая вспышка цветовых пятен — и темнота.       Юнги присоединяется к омеге.

-ˋˏ ༻❁༺ ˎˊ-

      Отсутствие чужой тяжести неприятно бьет по мужчине. Он потерянно осматривается. Все та же комната. То же кресло. Но Юнги один. О произошедшем можно догадаться лишь по тяжелому флеру сандала и маттиолы. Да по неприятной липкости в его штанах.       Зрение, как и иные способности осязания, восстанавливается не сразу. Постепенно возвращаются возможность чувствовать, ощущать, слышать...       Глубоко выдохнув, альфа открывает глаза и несколько раз спешно зажмуривается, адаптируется к ставшему непривычно ярким свету, замечая удаляющуюся спину омеги. Юнги хочет вскочить, рвануть следом, — ладони опускаются на подлокотник… Да только альфа не двигается, с глупейшим выражением лица застывая на месте, — его левая ладонь нащупывает мягкую ажурную ткань.       Неужели это?..       Юнги бережно расправляет темное кружево. Так и есть — черная маска-бабочка Фалены. Тонкие губы тянет довольная усмешка: что же, раз маленькие омеги хотят немного поиграть, — он даст им такую возможность.       — Еще увидимся, мой фиалковый мотылек… — бросает еле слышное мужчина, наконец покидая приват-комнату.