What's up, danger?

      — Ну вот. Все пропало, — чуть отстранившись, тихо сказала Ньют. При этом она вроде бы сожалела не о случившемся поцелуе, а о чем-то другом.       — В каком смысле? — не понял Юнги.       — Ну... я будто пытаюсь попасть в шоу-биз через продюсера. Я не хотела быть такой...       — Но ты и не попала пока.       — Да, но... может выглядеть, что я использую человека, — расстроенно проговорила Ньют.       — Дурашка... Мы даже не переспали, — мягко улыбнулся Юнги. — И я сам тебя поцеловал. Разве я тоже тебя использую?       — Не знаю... Кажется, нет, — неуверенно ответила девушка.       Говорить было трудно, вода заливала лицо. Да и темно — скудное освещение фонарей почти не давало света. Надвигалась долгая грозовая ночь, а потоки воды, казалось, не собирались прекращаться.       — Какой-то всемирный потоп, честное слово, — ругнулся Юнги. — Знаешь, давай я провожу тебя до дома? Покажешь мне, где живешь?       — Оу... Это довольно далеко. Да и... я сама могу, — она заторопилась отказаться от помощи.       — Слушай, я знаю, что ты ВСЁ можешь сама, — тон Юнги стал почти суровым. — Но дай мне, пожалуйста, возможность позаботиться о тебе, не упрямься.       С этими словами он взял ее под руку и повел в сторону тех кварталов, где, по его мнению, могла обитать Ньют.       — Я не упрямлюсь, — удивленно возразила она. — Я подумала, у вас... то есть... у тебя же дела какие-то есть.       — Не переживай о моих делах. Веди. Ты знаешь, куда идти?       — Примерно. Сейчас, — девушка начала оглядываться и смотреть, что написано на домах — в большей части Сеула надписи были большие и информативные. — О, туда. Вроде бы правильно идем.       Она действительно шла в район, где располагалось много жилья среднего уровня. На секунду Юнги испугался, что Ньют живет в кошивоне, а это уж совсем квартирки-гробы, в которых обитать страшно и депрессивно. Но тогда девушка вряд ли повела бы Юнги к своему жилью. Он надеялся, что все же увидит что-то более-менее приличное.       Им обоим стало неловко: губы горели от поцелуев, а обоснования для них как будто бы не было. Они ведь ни о чем романтическом не говорили, не признавались в любви или симпатии. Из романтики у них было только одно выступление на сцене в средненьком клубе. Да и то — оно скорее про секс, которого между ними не было, но он мог бы случиться. А эти бесконечные поцелуи под дождем были совсем другой породы. Они были... про любовь. Словно любовная энергия вырвалась сама собой и захлестнула обоих еще ДО всяких признаний и осознаний. И теперь... они чувствовали себя влюбленными и смущенными. Поэтому шли молча. Шлепали по лужам, торопились, чувствуя, что страшно продрогли. Чтобы прервать это странное молчание, Ньют пошутила:       — Ну зато... Если бы был реальный потоп, и новый Ной здесь и сейчас снова собирал «каждой твари по паре»...       — То мы уже... — рассмеялся Юнги. — Потоп объединяет.       — Даа, — тоже хохотнула Ньют.       — Это был бы безумный ковчег. Мы бы отвечали за творчество, — весело добавил Юнги.       — А разве не за продолжение рода? Мы же, по идее, одни из немногих последних людей, — Ньют была в ужасе от того, что молол ее язык.       — И за продолжение рода, само собой, — Юнги быстро и пристально глянул на девушку, усмехнулся. — Но мы подошли бы к этому максимально творчески.       — Я боюсь представить, что это значит, — хихикнула Ньют.       Она не смотрела на Юнги в этот момент, ведь действительно умирала от смущения. Однако старалась этого не показывать и продолжала радостно нести чушь.       — И правильно, пока не представляй. Я и сам, признаться, в шоке.       Ньют не видела выражения лица Юнги, но по тону было слышно, что он улыбался. А голос был таким теплым и мягким!       — В шоке? Почему?       — От того, что я сделал, — Юнги внезапно остановился и схватил девушку за руку, заставляя и ее остановиться. — Ньют, прости. Я не хотел делать это без твоего согласия.       И вот тут им пришлось друг на друга посмотреть.       — Все в порядке, — серьезно ответила она, пытаясь разглядеть эмоции на лице Юнги. — Если бы... я не хотела этого, то врезала бы тебе.       — И правильно бы сделала, — кивнул Юнги. — Все верно. Так и надо.       — О! Мы пришли, — Ньют кивком головы указала на многоквартирный дом. — Что же... Спасибо, Что проводил, Юнги!       Они стояли напротив друг друга и мялись. Вроде бы надо было расходиться, но делать этого категорически не хотелось. Однако и стоять под дождем уже было невыносимо, хотя потоки воды стали слабее.       — Может, зайдешь? — нерешительно предложила Ньют. — Хотя бы согреться, обсохнуть.       — Спасибо. Да, зайду, — он словно только и ждал приглашения.       — У меня все ужасно, и дома бардак, не обращай внимания и не пугайся... Неловко приглашать тебя, но сейчас это лучше, чем мерзнуть под дождем.       — Я похож на человека, которого можно чем-то испугать? — насмешливо спросил Юнги.       — Нет.       — Вот и не надо за меня переживать. Идем, — он подошел к двери с кодовым замком.

***

      Маленькая светлая квартирка оказалась вполне уютной. И ничего ужасного в ней не было, Ньют преувеличивала. Наоборот, это жилище напоминало сказочный кукольный домик — вот до чего Ньют заигралась в уют. Будто она была куклой Барби в натуральную величину и жила в пастельном бело-розово-бежевом мире. Раскиданные по квартире предметы одежды никоим образом не походили на бардак. Наоборот, Юнги решил бы, что это такая специальная небрежная эстетика, позволительная творческим натурам. Подумаешь, пижама, брошенная на пол, или салфетки, растянувшиеся по столу длиной вереницей из салфетницы. Кажется, кое-кто торопливо собирался сегодня на прослушивание и страшно волновался. И опаздывал, и мчался как ошалелый. А до этого кое-кто из-за тревоги плохо спал и, возможно, заснул лишь под утро. Именно такая обратная хронология событий нарисовалась Юнги. Бедняжка Ньют, она очень серьезно отнеслась к делу! И безумно жаль, что пока руководство HYBE не увидело в ней того, что заметил он, Юнги.       Сейчас эта квартира-крошка раскрывала перед ним еще одну грань характера Ньют — милой девушки, которая хоть где-то создала себе сказку. Однако было бы невежливо замочить этот прекрасный интерьер, поэтому Юнги почтительно остановился недалеко от двери и размышлял, как ему поступить.       — Надо хотя бы просушить одежду, иначе не согреться, — начала суетиться Ньют и притащила из кухонного ящика небольшой пластиковый тазик. — Снимай. Я сейчас посмотрю, что у меня есть сухого на смену.       — Может, не стоит?       — Может, и не стоит. Но надо, — пошутила девушка.       Парень представил себе всю эту эпопею с сушкой одежды и понял, что это будет и неудобно, и неловко — для них обоих. Однако он уже сильно замерз, так как промок насквозь. Поэтому решил, что все же не прочь согреться. И, конечно, его привлекала идея побыть с Ньют в ее пространстве, куда она его милостиво впустила. Когда еще выпадет такой случай?       Юнги снял тонкую куртку — бросил ее в таз. Туда же полетели рубашка и футболка. В этот момент к нему и подошла Ньют с какой-то одеждой и полотенцем. Увидев его голым по пояс, она как будто что-то хотела сказать или вскрикнуть, но промолчала, быстро отводя взгляд. Подала ему, не глядя, белый махровый халат.       — Попробуй надеть вот это. Правда, на тебе он будет коротким. Поэтому вниз дам большое полотенце. Оберни вокруг себя. Я не буду смотреть, — тон Ньют выдавал ее смущение.       — Ты сама так в мокром и ходишь. Может, горячий душ примешь? — предложил Юнги, стягивая с себя мокрые джинсы и пытаясь завернуться в огромное полотенце.       — Точно, тебе же надо в душ! — Ньют хлопнула себя по лбу.       — Только после тебя, — сказал как отрезал.       — Но ты гость! Тебе нужнее! — Ньют наконец сняла мокрый жакет и тоже бросила его в таз.       — А ты девушка. И я должен уступить.       — Но я...       — А еще я твой старший наставник. И даю указание сделать именно так, — настаивал Юнги, который уже обернул вокруг талии полотенце и попытался надеть халатик.       — А я не подчиняюсь корейским правилам, — запальчиво возразила Ньют.       — Окей, тогда просто подчинись здравому смыслу и прими душ. А потом я, — усмехнулся Юнги. — Я хотя бы уже в сухом.       — А, оделся? — развернулась Ньют, до этого стоявшая к нему спиной.       По корейскому телевидению многих айдолов уже показывали в житейских ситуациях. Люди видели их и в банях, и в простой домашней одежде, и занятых бытом. Но все равно видеть мировую звезду в своем доме в халате и полотенце было для Ньют удивительно.       — Оу... На плечах может треснуть, — она прыснула со смеху и восхищенно добавила: — Ничего себе, какие широкие плечи!       — Будто в первый раз меня видишь, — усмехнулся Юнги.       — Ага... Будто в первый раз, — мечтательно-задумчиво ответила она и опустила взгляд.       Юнги поднял руку, чтобы поправить волосы — и плечевой шов халата с треском разошелся.       — Прости, Ньют. Черт, я так порву его.       — Да ничего, рви, — рассмеялась она. — Не страшно. Все равно ничего другого нет. Для Халков.       Юнги рассмешило это сравнение, он улыбнулся.       — Иди в душ, Ньют. Заболеешь ведь.       — Ладно-ладно, иду. Я быстро, обещаю.

***

      Минут через пятнадцать Ньют стояла перед Юнги в светло-сером домашнем костюмчике.       — Может, постирать твою одежду? У меня есть стиральная машина. Небольшая, правда. Но она справится. Вот здесь, смотри, — Ньют провела его на мини-кухню.       Хватило и трех шагов, чтобы оказаться «на кухне». В принципе, уже от входной двери можно было окинуть взглядом все ее скромное жилище, за исключением закутка, где стояла кровать.       — Неее, стирать — долго. Может, просто высушить тогда? — предложил Юнги. — Одежда в принципе чистая.       — Зато дождь в Сеуле не самый чистый. Я проверяла. Но как хочешь. Давай высушим.       Ньют пошла заниматься сушкой, а Юнги отправился в душ, как и договорились. Правда, через пять минут, когда вода должна была разогреться, она стала еще более прохладной, и Юнги выскочил, так и не согревшись. Он энергично вытирал мокрые волосы полотенцем, чтобы наконец стать хотя бы сухим.       — Что такое? Почему ты... — удивилась Ньют.       — Вода становится холодной. Кажется, на мне она закончилась.       — Черт! Дааа, у нас же проблемы с домашней котельной! Работает абы как через раз, — вспомнила Ньют и расстроилась. — Надо было меня послушать и пойти первым.       — Фигня. Ладно, я и так согреюсь. Ньют, у тебя есть виски?       — К сожалению, нет, — девушка покачала головой.       — Жаль. Я бы выпил сейчас. Например, виски-колы.       — О, у меня точно есть кола! — обрадовалась Ньют, вытащила литровую бутылку из кухонного шкафа и поставила ее на стол.       Она отмерила большим и указательным пальчиками какие-то метки по всей высоте бутылки и пошутила:       — Могу налить тебе семь порций виски-колы... без виски.       — Я бы предпочел семь виски-колы без колы, — усмехнулся Юнги.       — Увы, алкоголя в доме нет, — Ньют на всякий случай начала искать по шкафам, а потом будто вспомнила что-то: — Погоди, у меня есть идея!       Она прошла к тумбочке рядом с кроватью и вытащила оттуда полупустую бутылку водки. Притащила ее Юнги.       — Вот! Пить это, конечно, не надо. Но можно тебя растереть! — радостно сообщила она.       — Растереть? — не понял Юнги.       — На да. Нанести на кожу. Знаешь, это тоже согревает, — Ньют изобразила, как наливает в ладошку и растирает свое плечо и зону декольте.       — Ну... давай попробуем.       Не успел Юнги опомниться, как девушка действительно открутила крышку с бутылки, плеснула водку себе в руку и приложилась ладошкой к его груди. Он почему-то думал, что она даст ему сделать это самостоятельно или церемонно предложит ватные диски. А она сама, своей рукой начала его растирать! Юнги охнул от холода, но не отстранился, а просто поморщился и позволил девушке согревать себя таким нетипичным образом.       И только через минуту до Ньют дошло, ЧТО она делает. Испугалась. Замедлилась. Она и так боялась поднять глаза и встретиться взглядом с Юнги, но теперь остро осознала, что творит что-то интимное. Она трогала его голую грудь, плечи, спускалась ладонью по животу, втирая водку в светлую кожу. И если поначалу она просто поддалась порыву, действуя примерно как медик, которому начхать на подобные прикосновения, то теперь ей стало неловко за этот порыв. Она мысленно ругала себя, но нужно было бесстрастно доделать начатое.       А бесстрастно не получалось. Под ее рукой было не просто какое-то тело, а упругие мышцы здорового красивого мужчины, который ей нравился. С которым она целовалась пару часов назад! Иногда она немного задевала его маленькие напряженные от холода соски, и понимала, что все это у них на глазах превращается... в приставания? Ухаживания? Приглашение к чему-то? Бесстыдную ласку?       — Повернись спиной, — сурово сказала она, чтобы не казаться особой, забывшей о правилах приличия.       Юнги снял надорванный халат и нехотя повернулся. Ему, конечно, приятнее было наблюдать за Ньют сверху вниз, пока она его растирала, хмуря лоб и закусывая губы. Она казалась такой серьезной! И, черт возьми, так хотелось ее обнять и прижать к себе покрепче. Или хотя бы ее ручку. Но Юнги сдержался — обещал ведь, что ничего не сделает без ее согласия. А сам таял. Офигевал. Не понимал, что за чувства его накрывают. Конкретно такого на его памяти еще не было. Ни с одной девушкой.       Сейчас она растирала его спину, что тоже было ужасно приятно. Можно было продолжать процедуру растирания хоть целую вечность, до того ему было хорошо. Эта маленькая ладошка, энергично гуляющая по его спине и плечам, волновала его. Юнги пытался представить, КАК Ньют это делает, и улыбался от умиления. Однако приятные ощущения не могли не закончиться.       — Все, готово! — объявила девушка, и ее голос был как будто расстроенным.       Юнги повернулся к Ньют, и она помогла ему натянуть халат обратно.       — Теперь тебе надо хорошо укрыться. Это вместо душа. Сейчас я еще плед дам.       Она наконец посмотрела в глаза Юнги и опять смутилась, даже покраснела. Поэтому и сбежала от его взгляда. Вытащила пушистый плед из какого-то мини-шкафчика в углу и снова подошла, накинула его на Юнги. Девушке пришлось подтянуть спереди концы пледа, чтобы он покрывал не только спину, но и грудь, и это было похоже на несостоявшуюся обнимашку — из-за широты плеч парня ей пришлось будто бы уцепиться за них руками. Юнги помог, так как Ньют было не очень удобно, они коснулись руками и на секунду замерли.       — А говорила, что алкоголя нет в доме, — Юнги думал разрядить обстановку, но его голос прозвучал так, словно он поставил задачу соблазнить Ньют. Он сам от себя не ожидал такого. А у нее было ощущение, что низкий голос обнял ее, окутал со всех сторон.       — Это не алкоголь, — она нервно сглотнула. — Это так, протирки, примочки, компрессы. Я не пью ее.       — Понятно, — голос обвил ее талию и как будто подтянул ближе к Юнги. — Откуда знаешь этот способ?       — У нас на родине так делали, — растерянно проговорила Ньют. — Еще... температуру... сбивают... так...       — Дашь посмотреть? — улыбнулся Юнги одним уголком рта.       — Конечно, — она с готовностью протянула бутылку, пытаясь справиться с обнимающим голосом, который увлекал ее в пропасть.       — Она выдохлась почти, — Юнги открутил крышку и понюхал. — Могу я выпить глоток?       — Д-да. И мне тоже дай потом.       Они выпили по глотку, Юнги чуть поморщился, а Ньют аж передернула плечами и скривила лицо. Не привыкла, видимо. Они стояли друг против друга и молчали, не понимая, что им делать дальше. Наброситься друг на друга? Или вспомнить о приличиях? Или напиться?       — Дай мне еще, — Ньют отхлебнула жгучий напиток, зажмурилась, передала Юнги. — Допивай.       Юнги допил и вспомнил, как сравнивал голос Ньют с алкоголем. Сейчас ему пришло на ум, что он хотел бы выпить Ньют без остатка. Не только ее нежный голос, она вся пьянила его. Он хотел ее до безумия. Хотел повторения этих бешеных поцелуев, хотел видеть, как она касается его груди своими ручками, хотел сам согреть ее, прижав к постели...       Грубый визгливый звонок в дверь оборвал эти мысли. С обоих вмиг слетел хмель.       — Ты ждешь кого-то? — нахмурился Юнги.       — Нет, — Ньют отчаянно замотала головой. — Вообще не понимаю, кто это. Спрячься, пожалуйста, туда.       Она указала на свою мини-спальню, которая располагалась за углом, поэтому не была видна от входной двери. Юнги послушно прошел в укрытие.       — Кто там? — тихо спросила Ньют.       — Соседка ваша. Прошу прекратить шум, пожалуйста, — раздался из-за двери старческий голос.       Девушка торопливо открыла дверь и ласково проговорила:       — Ааа, здравствуйте, госпожа Ким! Разве от меня шум? Вы уверены? Может, из другой квартиры?       — Конечно, от вас, милочка, — деловито сообщила соседка. — Я ведь у каждой двери послушала. Да вот же, это ваша машинка громыхает!       Старушка указала на стиралку, которая сушила вещи. Она шумела не так уж сильно, но, видимо, слышимость здесь была за гранью добра и зла, вот соседушка и пришла повозмущаться. А может, машинка не особо мешала, просто любопытство подтолкнуло госпожу Ким подглядывать в дверной глазок, и она увидела, что Ньют пришла не одна, а с мужчиной. Потому что старушка уж очень отчаянно тянула шею, вглядываясь в обстановку квартирки и пытаясь что-то разнюхать.       — Простите, пожалуйста, госпожа Ким, — улыбаясь, попросила Ньют. — Еще минут двадцать пошумит. Давайте, я вам компенсирую неудобства, принесу завтра целую большую банку кимчи. Как вам идея?       — Кимчи? Это хорошо, приноси, — обрадовалась старушка. — И в гости зайдешь?       — Обязательно! Конечно, мы же месяц назад встречались, — пообещала Ньют соседке. — Давайте поедим рамен и обсудим всякие дела?       — Нууу... хорошо, — недоверчиво согласилась госпожа Ким.       Старушке, кажется, очень хотелось прямо сейчас обсудить дела, и она не понимала, почему нельзя вместе поесть рамен сегодня.       — А то сейчас уже спать пора, — нарочито грустно вздохнула Ньют.       — Так завтра придешь, что ли? Точно? — переспросила соседка.       — Приду, обязательно приду. Спокойной ночи, госпожа Ким, — Ньют помахала, улыбнулась и закрыла дверь перед носом старушки.       А потом приникла к двери, чтобы послушать, пошла ли соседка к себе, или снова стоит и греет уши, чтобы знать, что происходит за дверью. Небось, они обе стоят и подслушивают с двух сторон. С такими соседями всякое может быть. Кажется, она пошаркала к себе в квартиру. Ну, или к другой соседской двери.       Юнги слушал этот диалог и беззвучно потешался, повалившись боком на кровать. И еще он поражался тому, как хорошо Ньют говорит на корейском, выбирая правильный стиль вежливости и нужный тон. Только таким тоном и следует говорить с назойливыми бабулями, которые пытаются контролировать мир вокруг.       — Эй, ты чего? — улыбнулась Ньют, когда подошла к кровати и увидела, что Юнги хохочет, уткнувшись в подушку. — Опасность миновала. Вставай. Будем есть.       Она легонько тронула своим коленом его ногу, с которой сползло полотенце. Юнги сел, оживился.       — Что будем есть?       — Рамен.       — Я смотрю, ты всем рамен предлагаешь, — хихикнул он. — И соседке, и мне.       — Ну простите, это ж ваша универсальная еда, — улыбнулась девушка. — Если найдешь что-то еще — все твое. Вон холодильник, вон шкафы.       Юнги скинул с себя плед, аккуратно сложил его и двинулся на поиски еды.       — Эй! Замерзнешь у холодильника! — пошутила она.       — С тобой замерзнешь, как же! — усмехнулся Юнги и открыл мини-холодильничек. — Даааа, негусто... Ты питаешься вообще?       — Конечно. Я же как-то выживала до встречи с тобой, — пожала плечами Ньют.       Парень был неприятно удивлен отсутствием у Ньют нормальной еды. Впрочем, две банки кимчи действительно стояли. И одну из них она завтра пообещала отдать соседке. Тут же одиноко ждала своего часа баночка не самой лучшей ветчины. Юнги вдруг неожиданно словил флэшбек, его мощно отбросило в прошлое, где он сам был никем — начинающим артистом, который продавал свои песни «за несколько паршивых долларов». И такая острая жалость проснулась в сердце — и к этой девочке, и к себе прежнему. Лет тринадцать тому назад он жил в похожих условиях — голодный по жизни и голодный до творчества. Впрочем, в шкафу нашелся неплохой наваристый рамен. Три разных вида, один даже с говяжьим бульоном и крошечными кусочками сушеного мяса.       — Может, сварим все три в одной кастрюле? — предложил Юнги. — И ветчины туда, м? И кимчи к ней?       — Да ты просто... мастер-шеф! — улыбнулась Ньют. — Давай! Сейчас я еще поищу кое-что. У меня точно была пачка чипсов из кима.       Юнги поставил на маленькую плитку кастрюлю с водой, начал освобождать от упаковки рамен. Ньют смешно искала что-то в шкафах, почти полностью погружаясь в их недра, только попа оставалась снаружи. Юнги подумал: будто котей полез в коробку. Улыбнулся.       — Ньют, а яиц нет? Я забыл глянуть.       — Сейчас посмотрю, — она вылезла из шкафа довольная, с маленькой прямоугольной пачкой чипсов из водорослей. Граммов десять, не больше, но все же это поможет украсить трапезу.       — Кажется, там было два, — она открыла холодильник. — А, нет, одно.       — Давай его сюда. Разобьем прямо в бульон и размешаем.       — Хорошо, шеф, — она подала яйцо и вдруг поделилась воспоминанием: — У меня дедушка похоже похлебку варил.       — Оу, расскажи, если хочешь.       — Он наливал кастрюлю воды, бросал туда тонкую вермишель, много зелени — лука там, петрушки, укропа... все из своего огорода. А потом разбивал туда яйца и размешивал. Солил, перчил. И все. Без мяса. Простая деревенская еда.       Юнги залюбовался Ньют: она прямо-таки наполнилась светом, пока это рассказывала.       — Так я похож на деда? — насмешливо спросил он.       — Неет! Ну ты что? — возмутилась девушка. — В каком месте ты дед?       — В каких-то вопросах я точно дед. И я не обижаюсь, это часть моего характера.       — Тоже мне, дед нашелся! — усмехнулась Ньют. — Я не согласна.       — Ну не знааааю. У меня такие воспоминания из-за твоей квартиры, из-за этого ужина, — подначивал Юнги. — Я прям почувствовал себя молодым.       — Ах ты! — рассмеялась Ньют и треснула его кулачком в бок. — Ты специально? Это тонкий корейский юмор, да?       — Можно и так сказать.       — Лааадно, тогда погружайся в молодость, дедуля. Наслаждайся. Я покажу тебе чудеса, — пообещала Ньют.       — С нетерпением жду чудес, — еще шире улыбнулся Юнги. — Давай тарелки.       А сам подумал: «Ты уже показала мне чудеса. Уже что-то сделала со мной. И я буду не я, если не отдамся им безвозвратно».       Потом они ели рамен, сидя за небольшим складным столом друг против друга. И ощущения от этого недорогого ужина у Юнги были непередаваемые — будто он реально в начале пути, молодой, полный надежд и веры в людей. Он наслаждался обществом Ньют, она виделась ему красивейшим существом на планете. А ведь они даже не пили — пара глотков водки уже испарились, голова была легкой и свежей. Сколько раз бывало такое, что ему приходилось много пить, чтобы выдерживать чье-то общество. Женское — в том числе. Ньют была другая. Они весело болтали, будто были знакомы целую вечность. И напряжение понемногу уходило.       — Ох уж эти благочестивые бдительные соседи, — добродушно проворчал Юнги.       — О да! И так не жизнь, а сплошные ограничения, а тут еще такой контроль! — поддакнула Ньют, накручивая на палочки лапшу.       — Неужели завтра и правда понесешь соседке кимчи и рамен?       — А как же! Конечно. Эта дама на меня обидится, если я не приду. И будет следить вдвое внимательнее. Знаешь, ее легко успокоить — просто прояви к ней внимание. Воот. Поэтому я периодически хожу к ней в гости. И ей спокойнее, и мне.       Юнги подумал, что Ньют невероятно милая и добрая девушка. Очевидно, она питалась светом, а не темнотой, и старалась дарить его другим.       Говорили они и об имени. Юнги было комфортно жить с тремя своими именами — Юнги, Шуга и AgustD. Ясное дело, он с интересом и уважением попытался выяснить, как зовут девушку, в которую он вкрашился.       — Ньют. Что означает это имя, просвети меня, пожалуйста. Оно твое, настоящее?       — Хммм... И мое, и не мое.       — Это как?       — Трансформер, — улыбалась Ньют и смотрела на Юнги так, словно он сам должен был догадаться. — Ладно, я вижу, что непонятно... Меня назвали Анна. Всем понятное имя, так?       — Так. А потом прилетели десептиконы?       — Что-то вроде того. Они трансформировали мое имя в Анюта. Анна — Аня — Анюта...       — Будто бы добавилось что-то ласковое в имя, — Юнги пытался постичь тайну превращения. — Вот это.... «ню — та»... звучит очень нежно.       — Именно так! Слушай, такими темпами мы с тобой русский язык выучим, — хихикнула Ньют. — Ну, или ты интуитивно начнешь его понимать.       — Нет, не начну. Пока очень сложно. Я слышал русский язык, он для меня странен — прежде всего, произношение. И звучание. Иногда.       — Аааа, так это нормально! У нас сложный язык, — понимающе закивала девушка и улыбнулась. — Иностранцы мучаются и страдают, пока его учат... Но вернемся к имени. Цепочка такая: Анна — Аня — Анюта — Нюта — Ньют... Вот.       — По сути, только буква «Н» от начального имени осталась? — Юнги уловил логику.       — Ну да. Но все же связь есть. Мне так и хотелось. Творческий никнейм с намеком на имя.       — Теперь все встало на свои места. Получается, тебя зовут Анна.       — Да. Можно Аня.       — Знаешь ведь, в корейском есть отрицательная форма «ани́». Когда хочешь сказать «нет», можно ее использовать. Или более вежливую форму — «ани-ë». Твое имя похоже звучит.       — Да, мне это не раз говорили, — закивала головой девушка. — Вот такая я «отрицательная частица». Можешь называть меня, используя или имя, или ник.       — А тебе как больше нравится?       — По имени, наверное. Но я уже привыкла к Ньют. Все так меня называют.       — Аааня, — тягуче произнес Юнги, и его голос снова вышел соблазняющим, рычаще-низким, окутывающим.       Мурашки стадами проскакали по коже Ньют. Этот голос завораживал, ласкал и как будто любил ее. А Юнги ужасно нравилось, как звучит девичье имя, каково оно «на вкус». Но почему-то именно посреди этого чистого наслаждения он вдруг вспомнил фразы Ньют после поцелуя. Она сказала, что не хочет его использовать, не хочет, чтобы это так воспринималось. Однако... он сам втянул ее в это. И кто кого использовал, спрашивается?       Может быть, это он как типичный гад-продюсер, позарившийся на красоту своей подопечной, решил уложить ее в постель? И зашел уже так далеко, что вот, сидит у нее дома, готовый к чему угодно. Стоит ей подать небольшой сигнал — и секс будет инициирован. И Ньют будет стонать так, что соседке даже не надо будет подслушивать, у нее будет сладкое ASMR-порно за стенкой. Хочешь — слушай и возмущайся, а хочешь — мастурбируй под чужой секс. И Ньют будет стоять перед ним на коленях, или даст отыметь себя сзади, или будет прыгать на нем как наездница, или закинет ножки ему на плечи, чтобы он мог взять ее глубже.       О черт! Что, если она просто испытывает благодарность за попытки помочь ей в построении карьеры? Что, если она путает это чувство с влюбленностью? Насколько достоверным был тот поцелуй? Юнги не хотел бы, чтобы она целовала его за то, что он ее продюсирует. Чтобы она спала с ним из благодарности. Он бы многое отдал за то, чтобы она хотела его просто так, ради него самого. Но когда работа, обязательства и симпатия перемешиваются, так сложно понять истинные мотивы людей.       — Ньют, как думаешь, что будет, если у нас ничего не выйдет... в плане работы? — этот вопрос после веселой болтовни обо всем на свете показался неожиданно мрачным.       — Я подумала, что УЖЕ не вышло, — удивилась Ньют, а потом добавила: — Да черт с ним. Буду пока так работать, как привыкла.       — Нет, я не говорил, что мы сдались. Мы будем пробовать иначе. Другой формат, — серьезно возразил Юнги. — Но все же?       — Знаешь... Я подумала, можно и не пробовать, — пожала плечами Ньют. — Может, это не мое? Может, мне вообще другое суждено?       — Что же?       — Не знаю... Любовь. Семья. Простая жизнь. Может, лично для меня погоня за славой — это глупость и потерял времени?       — Но ты же хотела реализоваться как певица?       — Да, хотела. И до сих пор хочу. Просто вдруг задумалась о другой... стороне жизни.       — Почему?       — Юнги, позволь спросить... — у Ньют было чуткое сердце, и она догадалась, что его что-то гложет. — Ты вдруг стал задавать все эти вопросы, и они полны тревоги. Что тебя беспокоит?       — Ты сказала: не хочешь меня использовать. И я не хочу тобой пользоваться, понимаешь?       — Конечно.       — Но я уже запутался. Что-то случилось, когда я тебя поцеловал, а ты ответила. Кто кого соблазняет? Кто кого эксплуатирует в своих целях? Я тоже не хочу выглядеть как человек, который хочет воспользоваться... твоей наивностью и верой в меня.       — Боже! — вздохнула Ньют. — Я понимаю тебя. И скажу так: теперь мне все равно, получится у нас или нет с работой, с карьерой.. Ты... просто мне нравишься.       — Спасибо за честность, — выдохнул Юнги.       Его сердце охватила радость. Он за многие годы славы уже устал от того, что его перестают видеть за образом или ищут выгоды в общении с ним.       — С другой стороны, кто-то сказал бы: конечно, он тебе нравится. Он ведь айдол, красавчик, богач! Все его хотят. Быть с ним — уже означает выиграть в лотерею самую лучшую жизнь... И тут меня тоже начинают терзать сомнения. А честна ли я с тобой и с собой?       — Похоже на дилемму дикобразов! — воскликнул Юнги. — Так нам сближаться и колоться? Иди отойти подальше, но ничем не ранить друг друга?       — Я думаю, нам надо... не торопиться, — глубокомысленно сказала Ньют. — И взять медленный, размеренный темп... Ну, знаешь, как в музыке. Адажио!       — Адажио... — повторил Юнги. — Да, пожалуй, я понимаю, о чем идет речь. Мне нравится эта идея.       — И еще нам надо хорошо слушать себя. На самом деле... в глубине души... ты все про нас знаешь, — Ньют устремила на него пристальный взгляд.       — Да. Именно поэтому я поцеловал тебя. Потому что знаю.       — Мне кажется, и я знаю. Поэтому ответила. Но мы все равно не будем торопиться, хорошо? — попросила Ньют.       — Ты права. Я не тороплю.       — Я очень признательна тебе, — смущенно сказала Ньют. — Однако... если хочешь, можешь не уходить, пока не кончится дождь. У меня есть хороший матрас, можно спать на нем.       — Посмотрим. Дождь, конечно, гадкий, льет и льет. Поэтому... спасибо за приглашение, — многозначительно улыбнулся Юнги.       Словно в подтверждение его слов снова раздались раскаты грома — будто над их головами, будто там в помине не было крыши.       — Это знак. Оставайся, сколько потребуется. Но... у тебя же дела есть, планы рабочие, да?       — Я бы хотел их поставить на паузу, но вряд ли получится. Завтра днем важная встреча.       — Тогда надо поскорее лечь спать. Мы оба устали.

***

      А потом они спорили, кому спать на кровати, а кому на матрасе. Ньют уверяла, что раз Юнги — гость, ему должна достаться кровать, а она может спать на полу. Юнги сопротивлялся, доказывая, что ему привычнее и удобнее на полу, он же кореец, а Ньют из Европы, где спят на кроватях. Девушка упрямилась и приводила аргумент о том, что Юнги пострадал от холодного душа и простецкого ужина, поэтому хозяйка должна компенсировать это, выделив лучшее спальное место. А Юнги отбрыкивался тем, что он старше, он сонбэ и он мужчина, и Ньют — малявка по сравнению с ним, поэтому должна слушаться. А еще она хрупкая милая девушка, и ей не положено спать на полу.       Аргументы перемешались и превратились в крайне нелогичный салат, поэтому оба устали спорить и улеглись рядом на кровати Ньют, чтобы перед сном посмотреть телевизор. Он как раз удобно располагался на стене напротив. Подразумевалось, что Юнги переляжет спать, когда они выключат телик.       Через пару новостей Ньют начала засыпать. И Юнги стал смотреть уже на нее, а не на экран. Что ему было за дело до забастовки работников метро? Или до того, что один из коллег по цеху выпил и врезался в какой-то сраный, никому не интересный столб? В мире корейских новостей мало что менялось глобально. А вот рядом с ним лежала самая свежая, самая очаровательная новость по имени Аня (а иногда Ньют) и сладко посапывала.       — Аня, — тихо позвал он, наклонившись к самому ее ушку.       — Нет, — сонно отрезала она.       — Что — нет? — Юнги негромко рассмеялся.       — Нет, — повторила она, вызвав новый приступ хохота у парня.       — Аня, а ты не хотела бы переехать отсюда? — спросил Юнги полушепотом у засыпающей девушки. — Я бы мог тебе это организовать.       — Ну неееет, — она завозилась и улыбнулась — так, будто ей приятно было отказываться от его помощи. — Я же... оплатила... на год...       — Да и черт с ним, просто найдем другого жильца, м? — не сдавался Юнги. — Будет жить здесь вместо тебя, заплатив тебе немного поменьше. А ты — в большой квартире. Что думаешь?       — Юнгииии... спасибо... но адажио...       — Черт бы его подрал, это адажио,— проворчал Юнги, перестал тормошить Ньют и накрыл ее одеялом. — Хорошо. Спи. Спокойной ночи.       Он собирался честно перелечь на матрас, но потом его сморило от просмотра новостей, и он остался на кровати, рядом с Аней. Так они и спали вдвоем. Безгрешно.       А утром Ньют не обнаружила своего гостя. Юнги ушел, дверь закрылась автоматически. Матрас был аккуратно свернут рулетиком у стены. Постельное белье лежало стопкой на стуле. А на кухне откуда-то взялись несколько больших магазинных пакетов, полных еды. Чего там только не было! Сырое мясо, ветчина и сосиски, овощи, фрукты, рис, соусы, несколько упаковок кима, рамены всех не острых сортов, какие-то неведомые сладости и снэки, кофе, сливки, набор пирожных и невесть откуда взявшийся черный хлеб. А еше виски, сок, минеральная вода, гранатовый сок, йогурт, сыр и бутыль оливкового масла. В одном из пакетиков поменьше лежали новая купленная банка кимчи, штук десять раменов, рис, сладости и большая упаковка хорошей говядины. Сверху записка — «Для госпожи Ким».       Судя по времени заказа и доставки, Юнги ушел около 5:30 утра. Ньют улыбнулась и почти сразу ощутила ком в горле. Ее до слез тронула эта забота, захотелось плакать. Мало кто в ее жизни делал для нее подобное. И ей хотелось бы отплатить тем же, но она пока не могла. Ньют непременно надо было вырасти — чтобы тоже делать широкие жесты и заботиться в ответ.       Так вот для чего хитрющий Юнги расспрашивал ее вчера о любимых блюдах и вкусах! Она, конечно, тоже позадавала ему горы вопросов, но ей и в голову не пришло, что разговор обернется такими дарами. Вот тебе и адажио. Вот тебе и «не торопимся». Вот тебе и поцелуй, который ускорил все процессы в ее жизни. Он все еще горел на ее губах, словно состоялся минуту назад.       И черт возьми, как же Ньют хотелось наплевать на придуманный ею самой темп «адажио», чтобы повторить эти поцелуи снова и снова!