Лексомания

      Джина шла по узкой дорожке рядом с ним, шатаясь, будто её силы иссякли. Ночные тени качались вокруг, но ей было всё равно. Она уже не чувствовала страха. Только глухую боль, которая разрывала её сердце на части. Его слова о других не стали неожиданностью. Она словно знала это всегда, но отказывалась верить. Теперь всё встало на свои места. Он изменял ей. Она была лишь одной из его коллекции — коллекции кукол, которыми он игрался, пока ему это было интересно. И она знала: он бросит её. Конечно, бросит.        — Ты меня не любишь, Лекс, — голос дрожал, как листья на ветру, но она не смотрела на него. Её взгляд был устремлён куда-то в пустоту, в тёмное небо над головой.       Босые ноги болезненно наступали на острые камешки и гравий, но физическая боль казалась ничтожной по сравнению с тем, что бушевало внутри.       — Ты никогда меня не любил! — воскликнула она и голос сорвался на крик. Слёзы текли по лицу, оставляя солёные дорожки. — Я лишь одна из многих… Как же я сразу не поняла…       Её шаги замедлились. Она едва передвигалась, ноги с каждым шагом становились всё тяжелее. Джина чувствовала, как воздух давит ей на грудь, как что-то ломается внутри. Ей было плохо. Не физически — душевно. Словно всё во что она верила, оказалось обманом, иллюзией.       Убранством всего дома Джина не могла себе позволить насладиться. Было слишком темно, Лекс не отпускал её, да ещё и состояние было далеко не созерцательным. Её тащили по лестнице наверх, провели по коридору и завели в спальню. Лютор бросил девушку на большую кровать, запер двери и повернулся. Яркий фонарь на улице был единственным источником света, который хоть как-то позволил Джине осмотреть комнату и самого хозяина.       — Никогда тебя не любил? — вздохнул он, расстёгивая рубашку. — Ты и правда думаешь, что если бы это было так, я тратил бы на тебя своё время? Я терпел бы твои истерики и жалкие обвинения? Ты думаешь, это развлечение для меня, Джина? Но… Я всё понимаю. Тебе грустно, плохо, ты вообразила себе невесть что, но при этом твои обвинения абсолютно беспочвенны и не имеют оснований.       Голос был тихим, спокойным, будто бы Лекс перебесился и теперь был готов поговорить спокойно и без криков. Когда он подошёл к девушке, она неожиданно ощутила исходящую от него силу. Он не спокоен. В ярости.       — Я мог бы иметь любую, понимаешь? Любую. Но выбрал тебя. Почему, как ты думаешь? Чтобы бросить, как ты говоришь? Чтобы коллекционировать? — Он усмехнулся, горько, почти презрительно. — Моя коллекция — это компании, которые я покупаю и разрушаю, города, которые я перестраиваю под себя. Ты — не вещь, Джина. Никогда не была. Но если хочешь так думать — пожалуйста. Ты можешь думать, что угодно, однако… Однако не нужно было раздвигать ноги перед первым встречным мужиком!       Пальцы вцепились в топ и разорвали ткань, обнажая кружевной лифчик. Не останавливаясь на этом, Лютор сорвал нижнее белье, заставив полусферы колыхаться.       — Забавно, что девственница не может держать себя в руках и ноги вместе. Но при этом изменником ты считаешь меня! Очень умно, Джина! Лоис успела отравить тебя своим лицемерием?       Джина лежала на широкой кровати, ощущая, как мягкие простыни касаются её кожи. В комнате царила темнота, и только едва заметный свет фонаря пробивался сквозь шторы, очерчивая силуэт Лекса. Она не видела его лица, но чувствовала его присутствие, дыхание. Тишина между ними была оглушающей, но внутри неё всё кричало.       — Лекс, я хотя бы не трахаюсь со всеми подряд, — произнесла она и в голосе звенела ледяная обида. Слова тонули в тишине, но девушка знала, что они попали в цель.       Она подняла голову, чтобы посмотреть на него, но вместо этого устремила взгляд в темноту комнаты.       — Я могу быть с кем угодно, но достанусь только одному, — она сделала паузу, убеждаясь, что её хорошо слышно. — И это Супермен.       Джина знала, что произнесла имя, которое Лекс ненавидел больше всего. Она знала, что этот человек был для него как острая игла в боку, враг, который всегда стоял поперёк горла. И теперь она использовала это против него.       — Он никогда не тронет меня в отличие от тебя, — продолжила Джина с ядовитой усмешкой. — Потому что он пришелец!       Её сердце сжалось, когда она произнесла эти слова. Даже в своём пьяном и смятённом состоянии она не позволяла себе раскрыть правду о себе. Лишь намекнула, оставив его в догадках. Но этого было достаточно.       — А ты, мистер Лютор, — голос стал холодным, почти презрительным, — меня не любишь, а используешь. Человек из Стали никогда бы себе подобного не позволил!       Она отвернулась от него, уткнувшись в подушку, словно пытаясь закрыться от него. Её спина дрожала от сдерживаемых эмоций. Джина чувствовала, как гнев и боль смешиваются в одно целое, как сердце разрывается между любовью и ненавистью. Тишина после её слов была оглушающей. Лекс замер, словно обдумывая каждую букву, что только что сорвалась с её губ. Но это было затишье перед бурей. Когда он заговорил, голос его звучал холодно, как сталь, и резал не хуже ножа.       «О-хо-хо, Джина, я позабочусь о том, чтобы ты полностью забыла имя этого криптонского ублюдка».       — Супермен? Ты серьёзно, Джина? — в его голосе была ярость, но не громкая, не кричащая. Она была тихой, убийственной. Такой, которая заставляет кровь стыть в жилах. — Ты решила сравнить меня с этим… жалким самозванцем? С этим фальшивым богом? Ты даже не понимаешь, кто он. Ты говоришь, что он никогда бы тебя не тронул? Конечно, нет. Потому что ему плевать на тебя. Ты для него — ничто. Он бы даже имени твоего не запомнил, если бы спас тебя из горящего дома. Ты для него — лишь статистика.       «Пусть этот жалкий пришелец только попробует забрать тебя. Пусть попробует. Я сделаю так, что он больше никогда не взлетит».       Однако Джина разозлила Лютора. Он терпеть само имя человека в этих вызывающих красных трусах не мог. А тут он слышал его от своей девушки. Лекс вдруг прижал её к кровати, держа за кисти. Не больно, не сильно, но вот безумие, исходящее от него, словно пот, могло напугать куда больше. Смех раздавался по всей комнате и отзывался в голове Джины.       — Тупая. Ты. Сука! Я работал и не мог тебе ответить! Был слишком занят, пока ты проводила праздную жизнь, что я тебе дал! Я не мог ответить пару дней, а ты уже решила скакать на чужих членах. Я и Мерси?! Не смеши меня! Она — мой лучший человек и только идиот будет спать с подчинёнными! Это так тупо! Но знаешь, что ещё тупее?       Его губы приблизились к шее Джины, зубы практически касались её кожи. Пальцы сильнее обхватили запястье.       — Ты бросила вызов не просто мужчине. Ты бросила вызов мне — Лексу Лютору. И это была твоя самая большая ошибка. Потому что я никогда… Никогда… Не проигрываю. Особенно какому-то пришельцу в красных трусах. Ох, Джина, сладкая моя, я вытрахаю саму мысль о нём из твоего предательского разума!       Пальцы схватили левую грудь и вжали внутрь. Зубы покусывали кожу на шее, вторая рука залезла под трусики, щупая влажный, твёрдый клитор.       — Ты моя, девочка. Ты согласилась на это, пришла ко мне в час нужды. И я не тронул тебя, успокоил, помог. Дал тебе всё, о чём можно только мечтать. Вознёс тебя наверх, чтобы ты… Чтобы ты…       Лекс взревел и резко вытянулся. Трусики порвались и отлетели в сторону. Безумный Лютор смотрел ей в карие глаза и тряс за плечи.       — Ты специально, да? Ты просто заводишь меня. Я понял, это такая игра. Ты сделала всё, чтобы сегодня я трахнул тебя так, что бы в порно появится новый жанр!       Джина рыдала, её тело дрожало от страха и боли. Лекс сжал её запястье так сильно, что кожа горела, а боль словно сковала её до самого сердца. Его тяжёлое дыхание и властное присутствие нависали над ней, как грозовая туча, готовая разразиться бурей. В тусклом свете комнаты она видела лишь отблеск зелёных глаз, полных ярости и чего-то, что она не могла понять. Джина дёрнулась, почувствовав, как ткань трусов рвётся под его руками, этот звук ещё больше усугубил её страх. Всё внутри неё кричало — бегите, спасайся!       «Котик превратился в тигра», — пронеслось в её голове, словно горькая насмешка.       — Я… Я не соглашалась быть. Твоей. Собственностью. Понял?! — проговорила девушка сквозь зубы, почти прорычав, чтобы голос не дрогнул. — Но самое ужасное, что я люблю тебя, Лекс. Даже такого. Даже… такого злого и… И дикого. Я не могу…       Её голос сорвался, и она резко замолчала, закрыв глаза. В этот момент ей не хватало слов, чтобы выразить, что происходило в душе. Джина оказалась слишком пьяна, слишком разбита, слишком запутана. Любовь и ненависть терзали её, как звери, дерущиеся внутри одного тела. Она знала, что Лекс может разрушить её — не только физически, но и эмоционально, превратить сердце в пепел. Но даже сейчас она не могла полностью отказаться от своих чувств.       — Уходи, Лекс, — выдохнула Джина тихим голосом, полным отчаяния. — Не трогай меня. Просто… дай мне побыть одной.       Девушка очень надеялась, что он не станет лишать её невинности. Она боялась. Очень боялась. И не хотела. Не сейчас. Не здесь.       Лекс долго молчал, его дыхание становилось всё более тяжёлым и глубоким. Он не отпускал её руку, сжимая запястье так, что даже в тусклом свете комнаты можно было увидеть, как его пальцы впиваются в кожу. В его глазах полыхала ярость, но что-то ещё скрывалось за этим. Джина почувствовала, как его холодное присутствие давит на неё, как застывшая тень, которая не даёт уйти.       — Послушай меня, неблагодарная маленькая шлюха. Я — единственный мужчина, достойный восхищения и преданности. И в этот раз я тебя так не брошу, а то ты снова расстроишься и будешь думать, что я трахаюсь на стороне. Знаешь, как говорят: каждый судит в меру своей испорченности.       Лекс всё же отпустил её, подошёл к торшеру и включил свет. Лёгкой и танцующей походкой оказался у небольшой столика и отодвинул панель тумбочки. Широкую, большую, полную различных «игрушек». Фиолетовые, зелёные, чёрные, большие, маленькие, шарики на нитке, яйцеобразные вибраторы, различные смазки и многое другое. Довольно замурчав, Лютор взял маленький флакон и посмотрел на Джину.       — Знаешь, я, конечно, не смогу отразить пулю, зато знаю, как сделать так, чтобы ниже ног у меня всё было из стали. Скоро ты забудешь своего проклятого пришельца, когда я с тобой закончу.       Лекс залез на кровать и сел перед Джиной.       — Ну, будешь хорошей мышкой и снимешь с меня штаны?       Джина смотрела на Лекса, её взгляд был полон страха и боли, но где-то в глубине глаз тлел упрямый огонь. Она прижалась к краю кровати, как будто хотела слиться с ней, дабы избежать прикосновения Лютора.       — Я не хочу тебя, — голос дрожал, но она пыталась говорить твёрдо, как будто убеждала не только его, но и себя. — Лекс, не трогай меня. Просто не трогай, — повторила Джина, отводя взгляд к тумбочке, где стояли странные предметы, назначение которых она могла только догадываться.       Они были пугающими, чуждыми. В её голове сразу всплыла мысль, что эти вещи уже использовались — возможно, на других. На тех, кто был до неё. Мысль об этом вызвала у неё волны отвращения, смешанного с гневом. Как он может так играть с ней? Как он может её использовать? И на кого она променяла Супермена? На рыжую богатую тварь?       — Ты не достоин меня, Лютор, — выпалила девушка и голос теперь дрожал, но уже не от страха, а от ярости. — Ты — всего лишь человек.       Жаль, он не знал, кем была она, но скоро он поймёт, что тут что-то не так, когда станет лишать её девственности. Джина примерно знала, что будет, если к ней там прикоснётся человек. А если этот человек в ярости — ей точно конец.       — Да, Джина. Мы всего лишь люди! Глупые, слабые, завистливые и беспомощные люди, — рычал Лекс стаскивая с себя штаны. — Я просто человек. Такой хрупкий и смертный, способный помереть от жалкого, крошечного микроба. Но знаешь что? Я не просто выжил, а ещё и преуспел!       Лекс выбросил руки в стороны, огибая тьму вокруг. Член подрагивал, выделив прозрачную каплю смазки на светлой головке. Почти безволосая грудь яростно подымалась и опускалась, рёбра выпирали.       — Я построил это. Сам. На свои деньги, на свои средства. Да, мой отец был учёным, но укрепил нашу семью я! Небоскрёбы, особняки, техника, программы. Не являясь представителем чужой цивилизации, я смог добиться такого успеха. А я ведь даже летать не умею.       Руки прижали Джину к кровати, глаза встретились. От Лютора исходил такой сильный жар, будто тот был готов загореться. Ярость, возбуждение, страх и злоба бушевали в нём одним инфернальным водоворотом, что мчался к Джине.       — Я создал тебя. Приютил бедную и несчастную девушку, ничего не прося взамен. Я думал, что это будет обоюдным и даже милым. Но город порочен, Джина. Он стремится отнять тебя у меня. Запудрил мозги в твоей хорошенькой головке, так что придётся быть немного суровым с тобой.       Поцелуй в губы. Сильный, дерзкий, совсем не похожий на тот, что был в кабинете. Лекс водил языком по зубкам и щекам Джины, ласкал её язык. Вымазав руки флаконом, мужчина обхватил груди девушки и потянул вверх. Кожа вспыхнула, превратившись в оголённые нервы, ощущая на себе мельчайшее прикосновение. Так приятно, что даже больно. И когда пальцы обхватили упругие соски, Джина едва не потеряла сознание.       Джина невольно соглашалась с ним. Но! Её отец — нечеловек. Если бы он хотел, он бы давно построил здесь собственный бизнес. Да что там, мог бы создать целую империю. Но он выбрал другой путь. Уйдейкхаал отдал свою жизнь науке Земли. Почему? Кто его знает. Может быть, он находил людей милыми.       Иногда зря.       — Алекс… — её голос дрожал.       Она боялась напоминать ему про Лайнела. Лайнел Лютор — имя, окутанное грязными слухами о безграничной жестокости. По слухам, отец Лекса был тираном, учившим сына быть сильным любой ценой. Но Лекс переиграл его. Теперь.       — Ты хочешь сказать, что ты — мой бог? — вопрос прозвучал тихо, почти как вызов.       Но она не успела услышать ответ. Лекс склонился к ней и поцеловал. Слишком дерзко. Слишком сильно. Как будто этот поцелуй был не выражением чувств, а заявлением. Он хотел доказать — не ей, а самому себе, — что она принадлежит ему. Невинная, хрупкая девушка, словно символ, принадлежит «LexCorp».       Джина пыталась вырваться. Её тело напряглось, руки уперлись в его плечи, но он был сильнее. Его хватка была словно железная клетка, а поцелуй — огнём, который она не могла погасить. Её сердце билось как сумасшедшее. Боль и страх смешались с чем-то ещё, чем-то неясным.       — Лекс… — прошептала она, оторвавшись на мгновение.       Но он не слушал. Не хотел слушать.       Лютор продолжал, а Джина, беспомощная и взволнованная, смотрела в его глаза, которые были подобны зелёному пламеню. Джина не знала, чем Лекс помазал ей грудь, но это было очень больно. Она выгнулась и вскрикнула.       — Прекрати… ПРЕКРАТИ!       Бог. Звучит сильно, резко и очень приятно. Ему понравилось. Очень понравилось. Он вылил больше жидкости на руки, размазывая по нежной коже. Джине казалось, будто в неё впилось множество иголок под кожу и в соски, словно чьи-то жадные губы впились в них и пили молоко, которого нет. Её грудь вздрагивала сама по себе, превращая тело в обитель агонии и страсти.       — Бог. Ты это верно сказала, дорогая. И каждому божеству нужно подаяние. Ты станешь прекрасной жертвой могучему и великому божеству. Я возьму у тебя столь немногое и дам всё. Тебе лишь надо отдать мне свою невинность и повиноваться. Ты принадлежишь мне. Это не обсуждается.       Правая рука оставила грудь в покое и угрожающе опустилась по животу вниз. Влажная дорожка заставляла живот сокращаться, гореть от жгучего холода, приятного и пугающего одновременно. Пальцы дошли до клитора, огибая внешние половые губы. Лекс готовил Джину к самым сильным и чувствительным ощущениям, которые никогда с ней не случались. Всего одна капля на её жемчужину и её тело само станет лоном удовольствия.       — Готова?       Джина в ужасе смотрела на Лекса. Её тело дрожало, словно под тяжестью взгляда зелёных глаз, от которого некуда было спрятаться. Она не хотела этого. Боялась. Почему он делал с ней такие ужасные вещи?       — Ты не бог, Лекс, — голос был тихим, но в нём слышался прямой вызов. Джина смотрела прямо ему в глаза, пытаясь встретить это хищное пламя взглядом. — Ты знаешь, кто бог на самом деле. Ты знаешь его имя. И ты боишься его. Потому что он… из стали.       Её слова прозвучали как удар. Джина говорила о Супермене. Нет, не просто намекала — это было почти признание. Лекс, конечно, понимал. И Джина знала, что её дерзость не останется без последствий. Но она не могла остановиться, даже если знала, что за этим последует удар. Мощный и острый. Или укус. Неважно.       — Не трогай меня! — голос дрогнул, но она продолжала говорить. — Я не хочу отдаваться тебе. Не хочу отдаваться сейчас… И вообще… Я хочу спать! И чтобы меня оставили в покое.       Её последнее заявление было как крик души, полное отчаяния и истощения. Она отвела взгляд, отвернулась, словно пыталась создать между ними невидимую стену. По правде говоря Джина боялась лишь одного — той боли, которую она ощутит, когда ей овладеет человек. Человек…       Услышав очередное упоминание о ненавистном герое, Лекс закусил губу до крови. Ему хотелось ударить Джину со всей силы, чтобы она наконец-то замолчала. Причинит ту боль, которая она причиняла ему уже долгое время. Неблагодарная, эгоистичная и трусливая девчонка. Таких, как она пучком можно получить, стоит лишь пальцем щёлкнуть. Но всё же в Джине было что-то особенное, что манящее, чистое. Неизведанное. Затягивающее и приятное. Лексу это нравилось, хоть и страшно злило. К тому же рукоприкладство— это дело Супермена. У него метод поинтереснее.       — Я не бог, Джина. Я гораздо хуже. Боги заботятся, прощают. А я — человек. И у людей нет причин играть по правилам, — голос Алекса упал до шёпота и Джине вдруг стало совсем страшно. Она почувствовала сколько сдерживаемой жестокости прячется за этой фразой.       Смазанные пальцы коснулись узкого входа. Джину ударило током, когда стенки раскрылись сами по себе. Мышцы бешено сокращались, влаги стало больше и она сочилась, как из родника. Пальцы проходили глубже, создавая невероятно приятную и болезненную пульсацию. Тело прекратило подчиняться Джине, влагалище громко хлюпало, а болезненно приятный оргазм приближался с каждой секундой. Ещё глубже — и она кончит прямо на руку Лекса. И это будет только началом.       Джина не понимала, что он с ней делал. Она чувствовала, как её тело, человеческая оболочка отзывалась на каждое движение, но глубоко внутри, где жила её истинная природа, поднималась волна протеста — необъяснимая, необузданная, неподконтрольная. Это было как борьба двух миров, сбившихся в одной точке.       Она пыталась удержать себя, но организм выдал инстинктивную реакцию — волной прошёлся жар, мышцы сковало, и на какое-то мгновение Джина словно потерялась между двумя сущностями, которые делили тело. Лекс являлся человеком, и он даже не представлял, что её инопланетная часть никогда не примет его полностью.       — Алекс… А-Л-Е-К-С, — голос дрожал, в нём звучало что-то между просьбой и отчаянием.       Джина буквально прокричала его имя, словно это могло помочь удержаться в границах человеческого сознания. Воздуха не хватало, каждый вдох был резким, прерывистым, будто в комнате вдруг стало слишком тесно. Её мышцы сокращались, будто в ответ на невидимую угрозу, тело отказывалось подчиняться разуму. Она смотрела в зелёные глаза, которые сейчас напоминали неоновые огни, разрывающие тьму. В этих глазах было всё: забота, страсть, желание. Но ей хотелось одного — чтобы он остановился.       Инопланетная часть не просто протестовала — она восставала, возмущалась, сопротивлялась. Каждый сантиметр тела горел в этой внутренней борьбе и всё это усугублялось ещё алкоголем, который затуманивал разум. Он расслабил её человеческую сторону, позволив первобытным инстинктам выйти на поверхность.       Лютор не знал, что он видит на самом деле. В его понимании всё было просто: красивая девушка приняла особый афродизиак, делающее её тело сверхчувствительным. Ей будет казаться, что она находится на пике оргазма, но это лишь обманчивое чувство. Он продолжал с силой трогать её пульсирующее лоно, улыбался и вытащил пальцы. Измазав остатками свой член, Лекс раздвинул ноги и медленно направил головку внутрь.       — Не волнуйся. Больно не будет, — рыкнул он, медленно вставляя в подготовленную киску. Стенки влагалища тут же сжали ствол. — О, как ты рада меня видеть. Я твой первый, Джина. Кричи об этом!       Член Лекса запульсировал, вызвав у него тихий стон. Бёдра напряглись и дёрнулись — он резко вошёл до упора. Лютор вскинул голову и зарычал, словно озаряя свою победу.       — Ты моя, Джина! Только моя! — он начал двигаться, смотря в её глаза. — Кто тебя трахнул? Кто лишил тебя невинности? Кому ты принадлежишь, кому?!       Лекс совершил ошибку. Ошибку, которую он даже не осознал. Для него это был момент близости, момент первого секса, момент власти. Но для Джины это было совсем другим. Её первый раз — это нечто священное, нечто, что предназначено для пришельца. Но Лекс являлся человеком. Всего лишь человеком.       И как только он овладел ею, женское тело начало сопротивляться. Скелетную мускулатуру будто парализовало. Её дыхание стало частым, почти обрывистым, как у рыбы, выброшенной на берег. Каждая попытка вдохнуть наполняла лёгкие тяжестью, словно воздух превратился в жидкий металл, который вливался вплоть до альвеол. Тонкие длинные пальцы рук судорожно сжались, а ногти с яростной силой впились в бедра, оставляя глубокие, кровавые полосы.       Боль оказалась невыносимой, почти осязаемой. Она проникала в каждый уголок её существа, выжигая изнутри. Джина едва могла видеть — мир перед карими глазами расплывался, кружился, терял фокус. Она слышала только хрип собственного дыхания и какой-то глухой гул, который звучал где-то внутри головы. Если бы рядом лежал инопланетянин, его запах — глубокий, обволакивающий, как сама вселенная, — смог бы успокоить её. Смог бы унять эту бурю, заставить тело подчиниться. Но рядом был только Лекс. Его запах, человеческий, совсем не подходил. Он был чуждым.       И тут из её носа хлынула кровь. Горячая, густая, она стекала по пухлым губам и капала на простыни, оставляя пугающе большие пятна. Кровь была пенистой, с пузырьками, будто тело Джины само пыталось избавиться от чего-то инородного.       Ноги свело жуткой судорогой, а по икрам пробежала стая мурашек, которые, кажется, решили прогрызть себе путь сквозь кожу. Тело начало трясти. Глаза закатились, свет, обычно искрящийся в них, погас, оставив только безжизненное молочное сияние. Её кожа, обычно прохладная, вдруг стала горячей, словно под ней бушевал пожар. Температура поднялась мгновенно. Джина горела, как раскалённый металл.       Девушка больше ничего не слышала. Её мир сузился до одной бесконечной точки боли. Это было непереносимо.       — Твою мать!       Лекс отпрянул от Джины, вытащив стоящий член. Зелёные глаза таращились на девушку в конвульсиях, рот открывался и закрывался. Лютор растерянно смотрел на девушку, пытаясь собраться с мыслями. Такое поведение видел не в первый раз, но всему виной обычно являлась передозировка наркотиками. Только вот Лекс никогда не баловался химией и не встречался с той, кто делала тоже самое. Джина ведь не могла такое принимать. Да?       — Что с тобой такое? Что случилось?! — он попытался прикоснуться к её коже, но тут же отдёрнул руку. Горячая. — Проклятье, Джина! Почему ты… Дьявол!       Спрыгнув с кровати, Лекс отыскал штаны и принялся рыться в них. Достал мобильник, и набрал номер доктора. Своего личного доктора, который умеет хранит рот на замке и не задаёт слишком много вопросов.       — Одни беды с вами, девчонками, — прыснул Лекс, набирая номер. Пошли гудки, раздалось молчание. — Ну давай, давай!       Тело Джины сотрясалось, как будто внутренний мир, в котором она раньше жила, рушился. Она пыталась дышать, но воздух казался слишком плотным, слишком чужим. Девушка явно задыхалась. Сердце бешено колотилось так, будто разобьётся сейчас о грудную клетку и вылетит. Ноздри судорожно расширялись, как если бы она пыталась уловить нечто, что должно было вернуть её в равновесие. Запах. Запах того, кто должен был быть рядом, — сородича. Но его не было. Девушка теряла сознание и приходила в себя через каждые пять минут. Пытаясь найти след того, что ей было нужно, она начала беспокойно двигаться, а тело не поддавалось контролю. Жадно вдыхала воздух, словно искала что-то невидимое. Но воздух был пуст — только запах человека. Зубы скрипели, словно Джина пыталась сломать их, а ногти яростно наносили длинные неровные порезы по бедру, превращая кожу в кровавые дорожки. Девушка не чувствовала боли. Она вообще ничего не чувствовала.       Затем её окровавленные пальцы начали скользить по постели, как будто это была единственная вещь, которая могла бы дать ответы. После она села и начала копать. Длинные ногти обламывались, ибо девушка энергично копала как животное. Всё, что она чувствовала — это пустота. Джина искала, искала… но не могла найти.       Гудки раздавались дальше, а Лекс всё молчал и молчал, таращась на новые синдромы у Джины. Мужчина почувствовал, как его власть над ситуацией испаряется, а вместе с этим испаряется и уверенность. Что-то совсем новое, непохожее на то, что он видел или читал раньше. Она будто превратилась в чудовище. Страх овладел сердцем Лекса, отчаяние взяло вверх. Он стал подумывать о том, чтобы принести ружье и покончить со страданиями Джины. Но всё же Лютор был гением, стратегом и тактиком, поэтому выбрал другой способ.       Палец сбросил звонок, затем заскользил по стеклу и отыскал другой номер. Имя этого важного человека заставило Лекса почувствовать холодок по коже. Он наверняка будет в ярости, будет злиться, может даже оборвёт их связи. Но лучше сделать так, чем ждать неизвестно чего.       — Проклятье, Джина, — прошептал Лекс. — Если бы ты только держала себя в руках…       Раздались гудки.       Джина, как дикая кошка, уже в отчаянии тёрлась лицом о кровать. Её окровавленные губы, жадно захватывая простыню, чуть ли не кусали ткань, пытаясь выхватить хотя бы намёк на запах. Она не могла понять, что происходит, но отчаянно искала то, что должно было вернуть её в норму — запах пришельца. Но вместо того, чтобы найти то, что искала, её ноздри лишь улавливали резкий, чуждый запах — запах человека. И это ухудшало ситуацию.       Тем временем, в лаборатории, Уйдейкхаал, уже заканчивавший рабочий день, повесил халат на вешалку и вытащил из кармана телефон. Трубка ожила, и он увидел имя Лекса на экране.       — Лекс! Рад, что позвонил, но почему так поздно? Что-то случилось? — его голос был привычно спокойным, но, несмотря на это, в нём прозвучала некая настороженность. Что-то было не так.       На другом конце линии, прежде чем Лекс успел ответить, мужчина заметил странное, глухое сопение. Звук был знаком и не соответствовал голосу Лекса.       — Лекс… — его голос стал хриплым. Он вдруг осознал, что уже слышал подобное, читал о подобном. Сердце забилось чаще. — Ты… Скажи мне, что это я не свою дочь слышу.       В его груди заклокотала тревога. Он молился, чтобы его предчувствия не сбылись, но если это она… Он знал, что придётся действовать быстро. Слишком быстро, чтобы не потерять её навсегда. Лекс стиснул зубы и сглотнул. Сказать ему, что у них произошло — всё равно, что подписать себе смертный приговор. Но ведь он всё равно уже довёл Джину до состояния. Обратного пути нет.       — Это так, мистер Уйдейкхаал. Я не понимаю, что с ней происходит. Я думал вызвать врача, но это… Это…       Он зажмурился и выдохнул. Нужно собраться, взять себя в руки и решить это дело. Последствия будет разгребать потом.       — Я готов выслать за вами машину и привезти сюда. Это мой частный загородный дом, — спокойно сообщил он. — Я могу что-то сейчас сделать для Джины?       И Уйдейкхаал всё понял. Лекс лишил её невинности. И обвинять Лютора в том, что он посмел посягнуть на его дочь — слишком неподходящий момент. Тем более, он хотя бы позвонил, а мог просто выбросить её на улицу, и тогда она бы точно погибла там. Если, конечно, Супермен вдруг не прилетел бы к ней.       — Ничего не делай, не трогай её, я сейчас в лаборатории. Чем быстрее я приеду, тем быстрее смогу её… реанимировать, — голос Уйдейкхаала звучал твёрдо, но в нем всё равно ощущалась скрытая тревога.       Он знал, что нужно делать и действовал быстро. Как только связь прервалась, мужчина резко развернулся и стремительно направился в свой кабинет. Он стал лихорадочно рыться в шкафу, вываливая на пол книги, приборы и папки, пока не нашёл то, что искал. Его руки, схватили подобие кислородной маски, обшитое изнутри мягкой тканью. Не теряя ни секунды, он схватил упаковку с шприцами и две ампулы. Всё бросив в кейс, Уйдейкхаал, бросился к выходу из лаборатории. Машина уже ждала его у выхода. Лекс нанимал только лучших водителей.       Разговор прошёл куда более спокойно, чем Лютор ожидал. Теперь он остался наедине с Джиной, что вела себя, как загнанный в угол зверь. Нет, это явно не наркотики, а что другое? Психологическая травма? Похоже на то.       — Почему ты мне ничего не сказала? — вслух спросил Лекс, стоя подальше от девушки. — Глупая, ты могла просто дождаться меня. Я же просто работал! Я и не думал делать тебе больно, а теперь…       Его голос срывался, грудь поднималась. Он вытер нос рукавом и нахмурился.       — Прости меня, Джина. Я даже не думал, что до этого дойдёт. Твой отец скоро приедет и поможет. Клянусь, с тобой всё будет нормально.       Джина лежала неподвижно на кровати, её тело было сковано болью, но ещё сохраняло признаки жизни. Она не могла найти запах, и с каждым моментом силы убывали. Жуткая боль сковывала тело, но сознание продолжало плавно ускользать, не реагируя на происходящее. Ни на слова Лекса, ни на действия вокруг. Она не слышала, не ощущала. Всё становилось тусклым и далёким.       Когда Уйдейкхаал приехал, время будто растянулось. Он поднимался по лестнице с напряжением, а когда вошёл в спальню, его взгляд мгновенно скользнул по комнате. Включив свет, он остановился, потрясённый зрелищем. Его глаза, полные тревоги, спешно осмотрели тело дочери. Он почувствовал, как сердце рвётся на части. Внутренний ужас был настолько глубоким, что инопланетянин едва сдерживал свои эмоции. Несмотря на это, он не позволил себе показать слабость. Но самое поразительное, что Лекс стоял без трусов. Благо, Уйдейкхаал — учёный и не такое видел в своей практике. Однако злость накатила на него и захотелось схватить этого богатого мальчика и сместить ему шейные позвонки. Одним движением. Но… Он не имел право злиться. Не сейчас, когда Джина умирает. Его любимая и единственная дочь.       — О, святые… — его голос сорвался, едва сдерживая тревогу. Он сделал паузу, глубоко вдохнув. — Всё будет хорошо, малышка.       Мужчина быстро открыл кейс. Уйдейкхаал никогда не проводил такую процедуру на Земле, и эта мысль заставила его на мгновение задуматься. Только на сомнения не было ни времени, ни сил.       Учёный достал «кислородную маску», обшитую тканью, пропитанную инопланетным запахом, и осторожно присел рядом с Джиной. Это был единственный шанс, и Уйдейкхаал знал это. Он аккуратно повернул девушку лицом к себе, ощущая, как хрупкое тело сопротивляется, как она не хочет дышать, как инстинкты пытаются бороться.       — Давай, малышка, дыши, — произнёс мужчина, накрывая вымазанное в косметике лицо маской и закрепляя её сзади.       Джина не реагировала. Её дыхание было едва заметным, а тело продолжало сопротивляться. Она не хотела, не могла принять этот запах. Но Уйдейкхаал не давал ей выбора. Учёный схватил дочь за шею, сжав. Он понимал почему она не хочет. Он знал физиологию женщин своего вида.       — Хочешь доминирования? Сейчас будет, — мужчина посмотрел на Лютора и в его глазах читалось лишь недовольство. — Слушай внимательно. Ты будешь действовать, как я скажу. Иначе она может на тебя напасть. Я сейчас поверну её на живот. Ты должен будешь прижать Джину телом к кровати и укусить за шею. Сильно. Не бойся, она выдержит.       Уйдейкхаал быстро повернул Джину на живот, тело было тяжёлым, словно камень. Мужчина не терял времени — он вернулся к кейсу и вытащил шприц со светло-оранжевой жидкостью. Разорвав упаковку, он стал наполнять инструмент.       — Ты сможешь, девочка, — прошептал Уйдейкхаал, надеясь, что всё получится.       Глаза Лютора напоминали две крошечные точки. Безусловно, он был рад, что доктор успел вовремя и даже знает, что делать. Неплохие познания в анатомии Лекса меркли перед знаниями этого великого и таинственного человека. Даже речь Уйдейкхаала, пылающая нотками недовольства, была отточена и безупречна. Он был в праве наказать Лютора, накричать или, как ожидал сам парень, угрожать судом. Но сейчас они оба думали только о Джине. И метод доктора напугал Лекса. Лечь и укусить. Это что, какая-то шутка? Нет, не может быть, доктор серьёзен. Но это звучит так… Странно? Глупо? Безумно? Что за шаманские методы?       — Укусить? Вы серьёзно? — испугался Лютор, натягивая штаны. Напрочь забыл о своей наготе и теперь впопыхах одевался. — Как это по…       Зубы прикусили язык. Нет, не время спорить, он не доктор, не специалист в области медицины и не отец. Он — виновник состояния Джины, и теперь ему следует заткнуться и делать всё, как говорят.       — Чтоб я ещё раз брал женщин на работу…       С виноватым лицом и сомнением в душе, Лекс посмотрел на Джину, набрал в грудь воздуха и лёг на девушку сверху, хватая её за кисти. Его руки дрожали. Он знал, что делает это ради спасения, что у него нет другого выбора. Но каждое движение давалось ему с трудом, как будто он погружался в трясину, из которой не было выхода. Горячая кожа, пугающее поведение и вид обнажённого тела смутили Лютора, однако он продолжал следовать инструкциям.       Разум метался, кричал, вопил о безумии, но Лекс заставил его заткнуться. Зубы с силой впились в шею, пока парень молился о том, чтобы всё получилось. Лютор чувствовал, как его власть и уверенность утекали, как песок между пальцев, но было слишком поздно, чтобы остановиться. С каждым движением его внутренний голос протестовал.       «Ты не должен этого делать», — шептал он себе. Но действие уже было совершено, и теперь ему не оставалось ничего, кроме как идти до конца.       Уйдейкхаал, услышав вопрос Лютора, чуть не сказал: "Ты что, тупой?!" - но промолчал. Благо Лекс сделал как он велел. Слава богу. Инопланетянин нащупал на шее наружную яремную вену и вогнал туда иглу, затем осторожно ввёл жидкость. После он приложил ватный тампон со спиртовым раствором к ране.       — Вот так… Малышка. А теперь второй этап, — Уйдейкхаал смотрел на Джину. Кровь с носа больше не шла, а само тело девушки заметно выгнулась.       Она принимала доминирование. А значит надо завершить этот акт.       — Лютор, у меня к тебе серьезный вопрос. У тебя есть имитатор детородного органа, в который можно закачать жидкость?       Уйдейкхаал говорил абсолютно серьезно. Его шприц не особо подходил для того, что он собирался сделать. Тем более Джина могла начать вырываться. Ведь организм не обманешь. Удивлённо поморгав, Лекс обнажил зубы и в ужасе посмотрел на Уйдейкхаала. Осознание, что доктор собирается вводить в свою дочь нечто самым странным и довольно пугающим путём, вызвала внутри крик. Он уже начал думать, что попал на какую-то извращённую встречу отцов и дочерей. Если сейчас появится оператор, статисты и камеры, то это объяснит многое. К сожалению, ситуация была более, чем реальная.       — Д-да. Тот, что в тумбочке, цвета морской волны со специальным клиторальным массажёром. Он пустует.       Лекс собирался добавить, что все такие игрушки пустые, но смолчал. К чёрту детали, пусть этот кошмар закончится! И тогда больше никаких романов на работе, никакой привязанности, никаких свиданий. Только эскорт и только по делам. Все беды от низменных желаний и гормонов. Уйдейкхаал, ничего не сказав, взял агрегат из тумбочки. Ловким движением пальцев он разбил ампулу об металл кейса и влил её в агрегат.       — А теперь выбирай, Лютор. Либо ты её держишь, либо ты ей вставляешь во влагалище и по моей команде вливаешь жидкость.       Мужчина тем фиксировал симптомы. Он приложил ладонь ко лбу Джины. Жар спадал.       — Жаль, что ты встречаешься не с Суперменом.       Уйдейкхаал действительно жалел об этом. Его девочка, милая и красивая, которую он выхаживал ещё в инкубаторе, лежала перед ним полуголая, в жутких порезах и лицом, полностью грязным от косметики. Уйдейкхаал не сомневался — Лекс её бил. И он отомстит. Конечно, заберёт Джину у него. Не оставлять же её у этого жуткого самовлюблённого мальчика. Вернее, этой эгоистичной твари, которая привыкла всех и всё контролировать.       — Лютор, ты её любишь или просто решил сломать мою девочку как очередную свою игрушку?       Мужчина спрашивал очень серьезно. Внутри всё клокотало от злобы. Он хотел убить Лекса прямо здесь. Но… Он, в первую очередь, учёный! И не мог, просто не мог тратить эмоции, когда его девочка умирает. От таких вопросов у Лютора пробежал холодок по спине. Ладно, вставить ампулу вагинальным путём ещё хоть как-то имело смысл. Но такие вопросы — просто нечто. Что у них за отношения такие, отца с дочкой? Он настолько участвует в её жизни? Джина рассказала, что у них было? А когда доктор упомянул Супермена, внутри всё упало.       «Опять этот криптонский ублюдок!»       Лекс чувствовал, как каждый его нерв напрягся под взглядом Уйдейкхаала.       — Я был на работе и не мог ответить, — решил признаться во всём Лекс, смотря на Джину. — Она психанула, пошла на вечеринку, напилась и отправила мне сообщение. Я думал, что это часть игры. Будто она хочет, чтобы я поставил её на место, подоминировал.       Последние слова он произнёс с горечью, будто это признание выворачивало его душу наизнанку. Голос звучал неуверенно, слабо. Будто он понимал, что такие вещи к Джине вообще не должны быть применимы. Словно ему доверили экзотичного зверя, а Лекс его загубил.       — А потом, я позвонил вам, — вздохнул он, отпуская девушку и протягивая руку. — Я введу. Раз уж я начал, мне и отдуваться, доктор. Вину это не загладит, но я должен хоть как-то помочь Джине. Мне она далеко не безразлична.       Лекс пытался понять, что именно он сейчас чувствует. Вина? Конечно. Ответственность? Несомненно. Но был ли там страх? Внутренний голос твердил, что он впервые боится не за себя, а за кого-то другого. Боится, что Джина больше не посмотрит на него так, как раньше. Боится, что потеряет её полностью. В любом случае Лютор был настолько в себе уверен, что вытянул руку, готовый к действию.       Уйдейкхаал смотрел на Лекса и в синих глазах сверкала ледяная ненависть, тонкая, как лезвие ножа. Это была не просто враждебность — это был гнев человека, видящего перед собой неравного противника, который, несмотря на весь свой ум, являлся лишь глупым мальчишкой. Когда-то они сотрудничали: учёный разрабатывал проекты для корпорации Лютора, создавал то, что могло бы изменить мир. Но теперь… теперь он видел перед собой не гения, а ксенофоба, заносчивого и самонадеянного.       Как Джина могла так его спровоцировать? Она, его дочь, его кровное творение. Как могла она не видеть опасности, не понимать, кто перед ней? Взгляд Уйдейкхаала впился в Лекса, будто бы силой воли он мог разрушить этого человека, заставить его исчезнуть навсегда.       — Дай мне одно обещание, Александр Лютор, — голос звучал твёрдо, почти официально, как будто перед ним был судья или палач. — Никогда больше не встречайся с Джиной. Забудь о ней. Навсегда.       Каждое слово было выверено, каждое ударяло как молот. Взгляд, полный презрения, опустился на Лекса, пока инопланетянин протягивал ему агрегат — холодный, металлический, чуждый. Уйдейкхаал вложил его в ладонь Лекса так, словно это было проклятие.              Тем временем Джина изогнулась, её тело напряглось, как струна, готовая зазвучать. Её ноги задрожали, не в силах удержать нарастающую волну эмоций. Она была готова. Готова почувствовать нечто, что пробудет её до самых глубин. Готова почувствовать в себе частицу своего мужчины. Мужчины, которого на самом деле не существовало, ведь запах, который она вдыхала — синтезирован.       Лекс чувствовал себя отвратительно. В высшей степени омерзительно и виновато. Взяв в руки фаллоимитатор, словно какой-то религиозный объект клятвы, он тяжело вздохнул и исподлобья посмотрел в глаза Уйдейкхаала. Так много вопросов, столько загадочного и пугающего для пытливого ума. Но он знал, что если спросить об этом сейчас — только прогневает доктора. Хватит на сегодня испытывать судьбу.       — Клянусь.       Холодный комок перекатывался в животе, руки держали игрушку. Этот вечер должен был быть полон эмоций, страсти, шалости и немного боли. Но он превратился в маленький, личный позор Лютора. Направив головку между ног Джины, он осторожно и медленно вошёл мягким, гладким и упругим стволом в девушку. Руки едва не дрожали от стресса.       Уйдейкхаал медленно кивнул. Его проницательные глаза пристально смотрели на Лекса, словно изучая каждую его мысль, каждый скрытый мотив. Он хотел верить, что Лютор говорил правду, что его слово стоит чего-то, но инопланетянин знал человеческую природу слишком хорошо, чтобы полностью доверять. И всё же… Надежда теплилась где-то глубоко внутри. Но если он лгал…       — Я не буду угрожать тебе, Лютор, — холодно произнёс Уйдейкхаал, сдерживая своё негодование, словно ледяной барьер защищал его от вспышек гнева. — Но скажу одно: если ты нарушишь обещание, если ты хоть раз солжёшь мне… тебе будет несладко.       Это было предупреждение, обрамлённое в слова, которые не оставляли сомнений: за дочерью Уйдейкхаал стоял, как за крепостью, готовый защищать любой ценой. Он сейчас ненавидел Лекса всей своей сущностью. Этот человек, эта «богатая мерзкая тварь», как его называл мысленно, посмел протянуть свои жадные руки к тому, что ему, Уйдейкхаалу, было дороже всего. А хуже всего, Джина позволила это. Но разве это удивляло? Она являлась молодой, горячей, порой слишком доверчивой. И просто встретила не того, кого должна была. Прыгнула в огонь, надеясь, что он её согреет. Но огонь её сжёг, превратил в пепел.       — А теперь… — инопланетянин резко отвёл взгляд от Лекса и повернулся к Джине, которая, казалось, ожидала чего-то. Он протянул свои длинные пальцы и крепко взял её за руки. Его хватка была твёрдой, но в ней ощущалась отчаянная забота. — Как только это закончится, ты больше никогда не подойдёшь к моей дочери.       Уйдейкхаал сжал руки Джины сильнее, словно пытаясь передать ей часть своей силы, своего разума, своей любви. Он чувствовал, как пульс отдаётся в ладонях.       «Лучше бы она встречалась с Суперменом, — мелькнула у него мысль, горькая и немного насмешливая. — С ним у неё было всё по другому. Но нет… Она выбрала человека. Или это человек выбрал её?»       Как только Лекс вошёл «игрушкой», Джина сжала её мышцами и задвигалась, буквально прося больше. Она выгибалась и сжималась вся внутри, тихо рыча. Девушка оказалась очень возбуждена. Слишком сильно.       — Продолжай, Лекс, — а затем Уйдейкхаал посмотрел на часы у себя на руке и мысленно начал считать секунды. Он примерно знал в какой момент нужно выплёскивать жидкость.       Чувствуя стажером на практике, Лекс медленно проникал игрушкой в Джину. Осторожно, без лишних движений, и стараясь не смотреть на Уйдейкхаала. Ему отчаянно хотелось, чтобы это поскорее закончилось. Не встречаться с Джиной. Да, да, он согласен. И не пожалеет ни капли! Разве совсем чуть-чуть.       И вот, секунды шли и Уйдейкхаал дал команду. Жидкость выплеснулась внутрь, а затем Джина, издав дикий стон, упала на кровать всем своим весом и расслабилась. Глаза закрылись. В её влагалище текла имитированная семенная жидкость инопланетянина. Уйдейкхаал быстро снял с неё маску, а затем убрал всё лишнее в кейс. Он стащил с себя пальто и одел в него Джину, которая, кстати, уснула. Ну или потеряла сознание. Агрегат он вытащил из её влагалища и положил на кровать. Пусть будет напоминанием.       Взглянув на Лекса, учёный лишь подумал о том, что если бы Лайнел Лютор был бы жив, то Лексу устроил бы такую взбучку. Шикарную. Уйдейкхаал знал отца Лекса. Это был ещё тот тиран. Но, к сожалению, Лайнела давно не было в живых. Иначе бы Уйдейкхаал ему донёс свою позицию. Сразу.       — Прощай, Лютор. Надеюсь, и мы с тобой не встретимся вновь. Машина не нужна, я сам довезу её домой.       И инопланетянин, взяв Джину на руки, пошёл прочь из дома.

***

      Джина ревела, словно сломленный ребёнок, скрючившись под широким окном отцовского дома. Её плечи подрагивали, а горячие слёзы стекали по щекам, оставляя блестящие дорожки. Она обхватила свои колени, словно пытаясь укрыться от боли, но от этой душевной раны было не спрятаться.       Её рыдания наполняли комнату, сливаясь с мягким шумом ветра за окном, и даже холодный свет утра, пробивающийся сквозь стекло, казался безразличным к её страданиям. Уйдейкхаал стоял напротив неё, высокий и непреклонный, как скала, укрытая льдом. Его лицо сохраняло маску хладнокровия, но внутри он разрывался. Каждое рыдание дочери звучало для него, как удар ножа в сердце, но он знал, что это необходимо.       — Отец, как ты можешь! Я люблю Лекса! — закричала Джина, срываясь на отчаянный крик, который звучал как последний вопль души, разбитой на миллионы осколков.       Уйдейкхаал закрыл глаза, сделав глубокий вдох, чтобы сдержать свой гнев и боль. Ему тяжело было смотреть на неё такой — растерянной, сломанной, но лучше было оборвать это сейчас, чем потом собирать её по кускам, когда Лекс предаст её.       — Джина, девочка моя, — начал мягко учёный, но твёрдо, его голос звучал, как ветер пустыни — суровый, но неизбежный. — Ты должна понять. Этот человек… Он не для тебя. Он ксенофоб, и это ещё мягко сказано. Ты не знаешь, до чего он вчера довёл тебя. Ты была без сознания! Я тебя собственноручно мыл в ванной, промывал желудок, пытался привести в себя, а ты…       Он замолчал, увидев, как её глаза, полные слёз, остекленели. Она не слушала его. Её мысли были где-то далеко, за пределами этой комнаты. Джина видела изумрудные глаза Лекса, яркие, живые, как летняя листва, его рыжие волосы, яркие, как закат, и ту игривую улыбку, которой он одаривал её.       «Котик… Котик…» — звала его мысленно, как потерявшаяся девочка зовёт своего защитника. Только вот котик не придёт. Больше не придёт…       — Папа… — едва слышно прошептала девушка и голос дрожал, будто тонкая струна. — Я его люблю.       Уйдейкхаал сел на стул напротив и его длинные пальцы сомкнулись на подлокотниках. Он пристально смотрел на неё, пытаясь найти в карих глазах что-то — разум, понимание, хотя бы намёк на то, что она осознаёт всю опасность, в которую ввязалась. Но вместо этого он видел лишь упрямую, болезненную привязанность.       — Нет, девочка моя, — сказал он, стараясь говорить мягче, но всё равно голос звучал как приговор. — Забудь о нём. Это глупо — любить такую мразь, как он. Ему запрещено приближаться к тебе. И ты тоже больше не будешь искать с ним встречи. Ты меня поняла?       Джина с ужасом смотрела на отца, не веря своим ушам. Запрет. Этот категорический запрет звучал, как гром, разрушающий остатки её надежд. Она знала, что Уйдейкхаал редко меняет своё решение, но всё равно не могла смириться.       — Отец… — начала Джина снова, но голос сорвался, а вместо слов вырвался тихий всхлип.       Уйдейкхаал стиснул зубы, лицо потемнело от злости. Он боролся с собой, пытаясь найти слова, которые могли бы достучаться до сердца дочери. Почему она выбрала именно этого человека? Почему этот рыжий самовлюблённый богач, который всю жизнь только и делал, что сеял ненависть к себе, так глубоко проник в её душу?       — Я делаю это ради твоей защиты, Джина, — его голос стал громче, резче. — Ты не представляешь, чего мне стоило вчера не убить этого мерзавца собственными руками.       Джина лишь крепче обхватила себя руками, уткнув лицо в колени.       «Почему?» — кричало её сознание. Ей хотелось повернуть время назад, вернуть моменты счастья, когда Лекс называл её «мышкой», когда даровал свою улыбку. Но теперь… Всё рухнуло.

***

      Пробуждение было тяжёлым, словно ночь выжгла из него последние остатки силы. Голова раскалывалась, как после самого скверного похмелья, мышцы налились свинцом, а кожа рук была будто чужой. Свет, пробивающийся сквозь шторы, болезненно резал глаза, заставляя их щуриться, а в животе всё кружилось, словно внутренности танцевали какой-то мрачный, зловещий вальс.       Лекс с отвращением к самому себе поднялся с кровати, волоча ноги по холодному полу. Его шаги отдавались глухим эхом в тишине пустого дома. Дойдя до умывальника, он плеснул в лицо холодной водой, но она не могла смыть воспоминания. Они накатывали волнами, погружая его всё глубже в тёмную пучину. Джина — её лицо, перепалка, её голос, дрожащий от боли и страха, попытка изнасилования. Уйдейкхаал, его взгляд, полных молчаливого презрения и ярости. И клятва… Никогда не встречаться. Никогда не приближаться. Никогда не видеться.       Он вытер лицо дрожащей рукой и посмотрел на своё отражение. Оно смотрело в ответ — измученное, пустое. Всё закончилось. Лекс повторял это себе, как заклинание, чтобы успокоить рвущиеся в груди чувства. Джина уехала. Он отделался сравнительно легко: выговор, угрозы, обещание больше никогда не подходить к ней. Будь это другая девушка, он бы выдохнул с облегчением. Свобода! Ни ответственности, ни необходимости что-то исправлять!       Лекс Лютор, глава «LexCorp», снова свободен и может вернуться к своей роли властителя Метрополиса. Но вместо облегчения в душе поселилась странная пустота. Тянущая, болезненная пустота, словно что-то жизненно важное вырвали прямо из его груди. И вместе с этим пустое пространство заполняло что-то другое — жгучее, глухое, безысходное. В воспоминаниях снова всплывало её лицо. Джина. Юная, наивная, упрямая, с чёрными, блестящими волосами и такими красивыми карими глазами.       Лекс подошёл к окну и посмотрел на раскинувшийся перед ним город. Метрополис ждал его, как всегда готовый пасть перед его величием. Вот только теперь этот город не имел никакого значения. Ему не был нужен ни Метрополис, ни Супермен. Ему нужна была только она, но он дал клятву.       — Чёрт, — прошептал Лекс и, тяжело опустившись обратно на кровать, закрыл лицо руками. — Просто прекрасно. Молодец, Лютор. Просто молодец.       В ответ ему была лишь тишина.