Хочу ощутить твои губы

      —Люмин? — позвал Тарталья, обеспокоенно подходя ближе.       — О, надо же, уважаемый Чайльд Тарталья вдруг решил обо мне вспомнить, вот так неожиданность, — саркастически бросила Люмин, изо всех сил пытаясь скрыть свои отрицательные эмоции, но пока это получалось не особо хорошо.       — Не понимаю твоего тона, — он скрестил руки на груди и пристально на неё посмотрел. — Я пришел за тобой. Почему вдруг ты ушла и тут сидишь одна?       — Тебе какое дело? Иди и общайся со своей любимой Е Лань! – мгновенно ощетинилась Люмин.       — О чём ты говоришь? — спросил он, непонимание сменилось оборонительной позицией. — Она не «моя любимая». Мы просто друзья. Ты ведёшь себя нелепо.       — Поэтому ты сохранил её интимную фотографию в профиле? И говоришь ей, что у неё хорошая фигура.       — И что с того, что я сказал, что у неё хорошая фигура? Ведь и правда хорошая, я разве не прав? Тебе, наверное, как девушке, виднее, — казалось, Тарталья и правда не понимал, в чем причина гнева его подруги, либо просто притворялся дурачком. — Почему ты так злишься на это?       — Угу, от вида ее сисек твой мозг сразу и поплыл! — распылялась всё больше и больше она. — Действительно, почему это я злюсь?! Я всего лишь твоя подруга детства, меня можно забыть, когда удобно и вспомнить, когда захочется.       — Ты серьёзно?! — в глазах Тартальи вспыхнули нотки раздражения. — Неужели я недостаточно делаю для нашей дружбы, что ты такое говоришь? У меня есть и другие друзья, знаешь ли.       — Да пусть будут, я не против! Но сейчас ты словно променял друга на сиськи. Как только приехала Е Лань, ты сразу обо мне забыл! Вы все так мило с ней общались, а я плелась где-то сзади! Может, я вообще лишняя там?       — Ради всего святого, Люмин, — огрызнулся он, проведя рукой по волосам. — Ты никогда не вела себя так по-детски и неразумно. Я не узнаю тебя. Какие ко мне претензии? Это ты решила просто исчезнуть и сидеть здесь в одиночестве. Откуда мне было знать, что ты чувствуешь себя одиноко? Почему ты не поговорила со мной вместо того, чтобы вести себя как ребёнок?! И перестань говорить, что ты «лишняя»! Ты важна для меня!       — Но нет ничего важнее «прекрасной» фигуры Е Лань, верно? — саркастически и одновременно обвинительно сказала девушка.       — Прекрати, Люмин. То, что у неё красивая фигура, не делает её важнее тебя. Я не понимаю, почему ты так переживаешь из-за этого. И, кстати, у тебя тоже красивая фигура, — неохотно добавил он, чувствуя себя немного странно, произнося это вслух.       — Но при этом ты никогда мне об этом не говорил. Получается, твой комплимент сейчас фальшивый и сделан лишь для того, чтобы я угомонилась!       — Зачем мне это говорить, если это очевидно?! Ты можешь просто посмотреться в зеркало и убедиться в этом! За тобой чуть ли не каждый парень увивается. Но теперь ты вдруг притворяешься неуверенной в себе и устраиваешь истерики, как ревнивая собственница!       – Да потому что ты забыл обо мне и разговаривал только с Е Лань! Каждый раз, когда я пыталась поддержать беседу, тема будто специально менялась! В итоге я всю прогулку плелась где-то сзади, не зная, что я вообще делаю в вашей компании! — продолжала еще больше расстраиваться Люмин.       Он глубоко вздохнул, постепенно начиная понимать, к чему она клонит.       — Ладно, Люмин, я понимаю. Ты чувствовала себя лишней. Но ты могла бы просто сказать мне об этом, а не исчезать и устраивать сцену. Не то чтобы я не хотел, чтобы ты участвовала в разговоре. Я думал, ты просто устала или задумалась.       — Как я могу сказать тебе об этом? «О, Аякс, мне одиноко, поговори со мной немного, озари меня своим вниманием». Глупо!       — Давай обойдемся без излишнего драматизма, хоть ты и права. Все, что нужно было сделать — просто подойти, посмотреть мне в глаза и спросить: "Аякс, можем поговорить?" Это так сложно? Я всегда считал нас достаточно близкими, чтобы делиться своими переживаниями и разногласиями. А вместо этого ты просто обижаешься и устраиваешь ненужную ругань.       — Но ты так был увлечен своей Е Лань, что мне казалось, ты даже не заметишь моего присутствия, – язвительно ответила Люмин, не собираясь признавать свои ошибки.       И в этот момент терпение Тартальи достигло предела. Он редко терял самообладание, но это был именно такой случай.       — Я никогда не устраивал сцен и не обижался, когда ты позволила этому придурку Итто встать между нами, позволила отсеять меня, вместо того, чтобы отстоять свое мнение. Я ни разу не упрекнул тебя! Но как только я переключил внимание на кого-то другого, ты раздула из этого целую драму! Почему, Люмин?! Действительно ли я такой плохой друг?! Неужели я делаю недостаточно, чтобы показать свою преданность нашей дружбе?! Ты всегда общалась с другими парнями, строила и рушила отношения, и знаешь, кто был рядом, чтобы утешить тебя в минуты печали? Ты всегда замечаешь только мои промахи! Видишь только тьму, не замечая, что уже восемнадцать лет рядом с тобой находится парень, готовый всегда поддержать, выслушать, прибежать в любую секунду, сделать все, лишь увидеть твою улыбку, которая стала для него самым дорогим сокровищем! Парень, который любит тебя уже десять лет, терпя и скрывая боль от чувств, которые с каждым годом только росли, пока мы взрослели. Я молчал и не показывал душевных ран, даже когда ты была с другими. А теперь ты говоришь, что я забыл о тебе? Что ты мне безразлична? Что ты лишняя в моей жизни?! Что мне сделать, чтобы ты поняла, как сильно я тебя люблю?!       Люмин стояла в ступоре, словно остолбенела. Она не знала, что сказать, но и не могла пошевелиться. Слова будто застряли в горле. Ее захлестнул коктейль из разнообразных, но в то же время пугающих своей интенсивностью чувств. Недавно она думала о том, как медленно, шаг за шагом зарождается в ее душе теплое, но едва уловимое чувство к Тарталье. Она вспоминала все те моменты: их общение, улыбки, взгляды, которые могли бы говорить о чём-то большем, но которые она упорно выбрасывала из головы, считая их иллюзией или плодом своего воображения.       И вдруг, как удар молнии среди ясного неба, она узнает, что он испытывает к ней глубокие чувства уже на протяжении целого десятилетия. Десять лет! Десять долгих лет любви, которые прошли мимо ее сознания. Насколько же слепа и эгоистична она была все это время, раз не замечала этих, теперь таких очевидных, знаков его привязанности? Из-за этого открытия Люмин стало противно от самой себя.       Как она вообще могла называться его лучшей подругой, если не замечала, что творится с ним? Может, она видела только то, что хотела видеть, упуская всё, что не вписывалось в её представление о их дружбе.       — Аякс... — едва справившись с эмоциями, она все-таки произнесла это имя, чувствуя, как слезы наполняют глаза и грозят пролиться по щекам. — Прости меня. Я никогда даже не предполагала, что в твоем сердце живут такие искренние чувства ко мне. Мы столько времени были друзьями, и мне казалось, что я хорошо тебя понимаю. Но, оказывается, все было не так. Я... я эгоистка.       Она на миг замолчала, пытаясь собрать разбегающиеся мысли и собраться с духом. Воспоминания о каждом мгновении, проведенном вместе с ним, проносились в голове, открывая ей глаза на очевидные знаки, которые она упорно игнорировала.       — Почему? — продолжила она с мучительным сожалением в голосе. — Почему я не замечала этого раньше?! С каждой нашей встречей я чувствовала, что между нами возникало что-то большее, чем просто дружба. Но я, сама не понимая почему, так упорно подавляла в себе эти чувства, осознавая, насколько разрушительными они могли бы стать. Я боялась. Боялась, что если позволю себе их принять, наша дружба изменится, потеряет свою легкость и простоту.       Она снова остановилась, делая глубокий вдох. В любые другие моменты она нашла бы эти слова легкомысленными, но теперь они казались ей тяжелыми, как ноша.              — Если бы я лишь позволила себе выразить то, что на самом деле чувствую, возможно, мы действительно уже давно были бы вместе. Прости, прости за то, что была настолько невнимательна и слепа к твоим чувствам. Я не видела того, что было прямо передо мной, и прошу прощения за каждый миг, когда делала вид, что нас связывает только дружба.       Она сделала шаг вперед, сократив расстояние между ними, и впервые за это время решилась взглянуть ему в глаза.        — Я люблю тебя, Аякс, — произнесла она, и в этих словах, наконец, не было ни капли сомнения или тревоги.       Тарталья сделал глубокий вдох, стараясь успокоить себя и не выдать то волнение, которое бурлило внутри. Его рука медленно протянулась к ней, Люмин инстинктивно прикрыла глаза, чувствуя, как его пальцы коснулись ее щеки, мягко убирая незваные слезы.       Его прикосновение было таким деликатным, что она едва улавливала его движение, словно нежный ветерок, пробежавший по коже. Тарталья знал, как много для нее значат эти мгновения, и потому действовал с особой нежностью. Его рука зарылась в шелковистые пряди ее волос, а затем переместилась вниз, к ее подбородку. Он слегка приподнял его, заглянув в ее глаза с той же теплотой, которая пылала в его собственных глазах. В его взгляде было столько неподдельного чувства, что у Люмин захватило дух.       Большим пальцем он мягко провел по ее нижней губе, словно стараясь запомнить это прикосновение навсегда. Люмин почувствовала, как ее бросило в жар, чувства переполняли ее, и ей казалось, что воздух внезапно исчез вокруг. Это действие от человека, которого она всю жизнь считала другом, сейчас казалось наиболее интимным и чувственным. Он посмотрел на нее с игривой улыбкой и, с нежностью, в голосе, сказал:        — Как я могу злиться на тебя, гномик? Тем более, когда я услышал то, о чем так давно мечтал? – его слова окутали Люмин теплом, как мягкий плед в холодный день. — Я тоже тебя люблю, Люмин.       Когда Тарталья наклонился ближе, замерев всего в нескольких сантиметрах от ее лица, время будто остановилось. Сердце Люмин пропустило удар, сжалось от волнения и ожидания. Было ли это правдой? Неужели он действительно собирается...?       Он колебался, словно боясь сделать ошибку или поторопить события. Его глаза искали ответа в ее золотистых глазах. Золото и синева встретились в немтм напряжении. Тарталья в этом взгляде видел отражение собственного желания, такое же, как ее собственное — тягу ощутить губы друг друга.       Собравшись с духом, Тарталья, наконец, решился. Его губы медленно нашли ее, мягко и нежно сминая, словно это был самый естественный жест на свете. Сейчас ему Люмин казалась наиболее хрупкой и теперь его ответственностью будет её защитить и сделать счастливой... Он готов быть с ней сейчас, завтра и всегда. Тарталья хотел быть с ней всю свою оставшуюся жизнь. И он обязательно сделает ей предложение, как и обещал в детстве...