Алый лотос в волчьей пасти

Цзинлю сталкивается с Яньцином на пороге: услышав приближающуюся сирену, она сразу же вскочила с места. Когда к дому подъезжает полиция с сиреной, вряд ли они хотят спросить «как проехать в порт» или что-то в этом духе. По встревоженному взгляду Яньцина без лишних слов становится понятно, что что-то не так. Уже на улице Цзинлю слышит недоуменно-веселое: — Неужели прям даже с наручниками? Цзин Юань протягивает руки, издает неверящий смешок, когда самые что ни на есть настоящие наручники защелкиваются на его запястьях. — Вы совсем рехнулись? — Цзинлю спешит к полицейским решительным звонким шагом по дорожке из гальки и гравия, Яньцин идет рядом, но пока что оторопело молчит. — Все хорошо, Цзинлю. Видимо, возникло недоразумение, — Цзин Юань оборачивается к ней и беспечно улыбается. — Я во всем разберусь. Всегда он так говорит. Что бы ни случилось: я во всем разберусь. Я все сделаю. Я все решу. Но, кажется, в этот раз разбираться придется все-таки ей. — Господин Моцзэ, по какому праву вы проводите задержание?! — наконец, Яньцин приходит в себя. Похоже, ему знаком один из полицейских. Это что, полиция Лофу?.. — Тебе, малец, лучше бы помалкивать, — Отвечает тот самый следователь, который только что защелкнул наручники. — Мне казалось, вы с Юньли поехали в Яоцин за документами госпожи Фэйсяо и тут находиться сейчас никак не должны. — Я имею право знать, какие у вас основания для задержания господина Цзин Юаня, — Яньцин — сдержанный юноша, так что, несмотря на угрозу в голосе этого Моцзэ, продолжает гнуть свое. — К тому же мы сейчас находимся не в юрисдикции Лофу. — Цзин Юань задержан по подозрению в коррупции, злоупотреблении полномочиями, преступном сговоре и покрывательстве преступления, — Моцзэ закатывает глаза и утомленно вздыхает. — За подробностями — к Фэйсяо. Покрывательство преступления? Цзинлю тут единственная, кого он «покрывал», несмотря на веские поводы для подозрения. Но ведь уже было доказано, что все подстроила Цинцзу! Да и Цзин Юань никогда бы не стал покрывать настоящего преступника. Правда же?.. — А меня вы арестовать не хотите? — Она спрашивает с вызовом, выходя чуть вперед. — Полагаю, вы — Цзинлю? Нет, насчет вас нет никаких распоряжений. Пока. Моцзэ смотрит на нее с самой безразличной миной на свете, и это так раздражает, что хочется ввязаться в драку. Но Цзин Юань рядом вздыхает, и весь его вид говорит: пожалуйста, нет. Только без глупостей. — Я еду с вами, — наконец, снова подает голос Яньцин. Юньли уже выглядывает из-за его спины, но в присутствии Моцзэ ведет себя тише воды и ниже травы. — Нет, Яньцин, — Цзин Юань качает головой. — Останься пока здесь. Если ты уедешь сейчас, кто будет перегонять твой грузовик обратно в Лофу? Зачем это все? Цзинлю щурит глаза, пытаясь понять, что он задумал. — Но, господин Цзин Юань… — Мне казалось, у нас нет проблем с доверием? — Слушаюсь, сэр, — Яньцин покорно кивает. — Ты уже давно не мой подчиненный, чтобы называть меня так. Цзин Юань на прощание улыбается им и отправляется в полицейскую машину, впервые в жизни садясь на место для преступников.

***

Юньли, как ни странно, тоже остается с Яньцином. Первые пятнадцать минут они втроем сидят на кухне в гробовой тишине, пытаясь переварить случившееся. Так, все будет хорошо. Это действительно просто какое-то недоразумение. — Давайте позвоним Сушан, — первым предлагает Яньцин. — Зачем? — Цзинлю понятия не имеет, чем эта девочка может помочь. Рука так и тянется в сторону серванта с вином, но сейчас нужно сохранять трезвую голову, чтобы продумать план дальнейших действий. — Не лучше ли сразу позвонить этой Фэйсяо? — Во-первых, я хочу знать, был ли запрос в полицию Яоцина об аресте. А во-вторых, возможно, Сушан что-то знает о Моцзэ и госпоже Фэйсяо, они же отсюда. Странно ведь все это, — Яньцин нервно постукивает ногой по полу. Ладно, Сушан так Сушан, Цзинлю согласно кивает. Цзин Юань не просто так хотел, чтобы Яньцин остался здесь — он будто давал им фору, время что-то разузнать и обдумать, прежде чем отправляться в Лофу. — Госпожа Фэйсяо отправила меня в Яоцин, прекрасно понимая, что я заеду к вам, — Яньцин продолжает. — И следом отправила Моцзэ, чтобы арестовать господина Цзин Юаня. Она ничего мне не сказала, чтобы я не смог предупредить его, но в то же время ей было нужно, чтобы я был рядом с ним. — Может, она хотела, чтобы ты не смог помешать этому? — Юньли подпирает щеку рукой и тоже включается в разговор. — А может, просто не хотела, чтобы ты отправлялся на задержание своего наставника. — Не думаю, что ей было какое-то дело до моих чувств, — сердито отвечает Яньцин, супясь еще сильнее. — Наверняка тут что-то еще. — Что за документы она сказала вам забрать? Если эта Фэйсяо что-то задумала, то подсказка вполне может быть там. Цзинлю хочется немедленно заняться их изучением. — Юньли, принеси, пожалуйста, документы, я пока позвоню Сушан. — Но ведь это конфиденциальная информация, — Юньли задирает нос, искоса недоверчиво поглядывая на Цзинлю. — Госпожа Цзинлю — наш консультант по прошлому делу, — терпеливо начинает Яньцин, — и, поверь мне, она станет консультантом и по этому делу. Так что принеси, пожалуйста, документы. Последнее он говорит с ощутимым нажимом. Взрослеет мальчишка, уже вон по-тихоньку командует другими. Цзинлю даже улыбается краешком губ. Юньли нехотя уходит и возвращается уже с внушительной стопкой каких-то папок. Сейчас в большинстве своем все документы и дела отсканированы, держатся в электронном виде, какой смысл забирать из участка бумажные версии? Если, конечно, это не очень старые документы. Цзинлю открывает первую папку, и точно: листы имеют характерный желтоватый оттенок и запах старой бумаги. Первым на очереди оказывается старое личное дело самой Фэйсяо — еще совсем зеленой девчонки, рядового офицера полиции. Взгляд бегло считывает строчки: имя, возраст, личные данные, цепляется за имя матери в графе родителей — Юэйюй. Ага, это же бывший начальник следственного отдела Яоцина. Похоже, тут не обошлось без такого привычного, но от того не менее отвратительного кумовства. Наверняка мать всячески способствовала продвижению дочери по карьерной лестнице, поэтому сейчас Фэйсяо уже сама стала начальником следственного отдела. В этой папке нет ничего важного, очевидно, ее забрали чисто на память — довольно сентиментально со стороны Фэйсяо хранить свое старое личное дело. Гораздо интереснее содержимое следующей папки. «ДЕЛО О РАБОТОРГОВЛЕ ДЕТЬМИ ЗАКРЫТО: ПРЕСТУПНИК ПОЛУЧИЛ ПОЖИЗНЕННЫЙ СРОК» Цзинлю осторожно берет в руки древнюю полуистлевшую газету. С фотографии на первой полосе на нее смотрят еще совсем молоденький Цзин Юань и она сама. Они ведут закованного в наручники преступника в полицейскую машину. Тогда Цзинлю устроила облаву на очередных бандитов, торгующих детьми — и не просто очередных, среди них был тот, кого Цзинлю ненавидела больше всего на свете. Она буквально со школьной скамьи по крупице собирала информацию о нем, чтобы вычислить и добиться правосудия. Цзин Юань хоть и не знал подробностей, уже тогда понимал, как это много значило для нее, поэтому неотступно следовал и поддерживал. Цзинлю боялась, что кто-то поймет ее «личный интерес» и сразу отстранит от дела, поэтому молчала — она не рассказала ничего даже Байхэн, тем более, что та была в декрете. В полиции и так сомневались, стоит ли оставлять ей это дело из-за сильно похожего опыта в прошлом. Цзинлю стискивает зубы покрепче, смотря на расплывчатый силуэт ублюдка. Хулэя. Газету хочется смять в комок и поджечь, но это все-таки чужая вещь, поэтому Цзинлю просто откладывает ее, усилием заставляя себя отключить чувства и включить разум. Что эта газета делает здесь? В статье есть пара абзацев посвященных Цзин Юаню — молодому, но очень талантливому лейтенанту полиции. Может, это зависть? Или Фэйсяо просто заранее что-то разнюхивала про него? Метила на его место? Да ну, абсурд. Или, может, она работает на того, кто подставил Цзин Юаня сейчас? Вот это уже больше похоже на правду, но сперва нужно посмотреть, какие еще документы здесь лежат. Цзинлю продолжает перебирать папки: в одной информация об убийствах какого-то маньяка — похоже на висяк, в другой — куча газетных вырезок о том самом деле с арестом Хулэя. Попадается даже довольно свежая газета с громким заголовком «ДОКАЗАТЕЛЬСТВА СФАБРИКОВАНЫ». Как и ожидалось, семья Дань Фэна быстренько принялась очищать свою репутацию самым очевидным способом: я не я, и лошадь не моя, меня оклеветали. Аж сам Таожань — глава семьи — дал интервью. «Предъявленные мне обвинения в высшей степени абсурдны и возмутительны», — эта небольшая цитата на фоне фотографии его надменной рожи — вот, что действительно возмутительно. Вероятно, именно Таожань потребовал ареста Цзин Юаня. Яньцин, кажется, говорил, что новая начальница добивалась продолжения расследования, но его все равно закрыли. Что ж, это интересно. Фэйсяо просто строит из себя блюстительницу закона, а на самом деле работает на Таожаня, или же за этим арестом стоит кто-то или что-то еще? Наконец, в руки попадает личное дело Хулэя и множество фотографий его зверств. Большую часть из этого Цзинлю даже не видела. Черт, да эта женщина буквально одержима Хулэем. Но почему? Как подозрительно… Цзинлю с болью касается фотографий убитых девочек. Да, Хулэй не только торговал ими, но так же лично истязал — насиловал, убивал, пытал. Цзинлю знала, отлично знала это, и когда в полиции требовали доказательств, настоящих улик, хотя бы свидетелей, ей от бессилия хотелось просто ворваться в дом и пристрелить эту тварь. Ладонь мягко касается плеча. На мгновение кажется, что это снова Цзин Юань — все так же молча стоящий рядом, не задающий вопросов, но готовый идти за ней хоть в самое пекло. Но только на мгновение, пока реальность не напоминает о том, что Цзин Юаня сейчас в наручниках везут в Лофу, и его нет рядом. Когда-то давно Цзинлю не сомневалась, что если она решит преступить закон и убить Хулэя, Цзин Юань все равно будет рядом, ворвется к нему вместе с ней и тем самым загубит свою только начавшуюся жизнь. Отчасти поэтому Цзинлю не стала делать ничего безрассудного. — Госпожа Цзинлю, я поговорил с Сушан, она сейчас узнает про официальный запрос из Лофу и перезвонит. Вы… Яньцин выглядит растерянным. Цзинлю запоздало понимает, что ее щеки стали мокрыми. — Хорошо. — Что это за фотографии? — Яньцин аккуратно вытягивает фотографии из-под пальцев Цзинлю, будто хочет убрать их от нее поскорее. — Жертвы одного преступника, которого мы с Цзин Юанем посадили очень давно. — Но зачем они госпоже Фэйсяо? Что это за преступник? — Яньцин по итогу ненавязчиво вытаскивает из-под рук Цзинлю всю папку. — Хулэй?.. — Да. Ты что-то слышал о нем? Яньцин неопределенно пожимает плечами. — Я слышала, — Юньли, кажется, надоело, что они делают вид, будто ее здесь нет. — Он педофил, убийца, насильник и работорговец. — Осуждающий взгляд Яньцина в сторону Юньли Цзинлю не замечает. — А еще его собираются переводить в тюрьму Яоцина в ближайшее время. — Что?! — Она редко дает волю эмоциям, но сейчас от гневного восклицания вздрагивает даже Яньцин, а Юньли и вовсе испуганно отскакивает на несколько щагов назад. Только тогда Цзинлю понимает, что успела подняться со стула. Со стороны, наверное, это могло выглядеть так, будто она собирается кинуться на эту оказавшуюся не в тот момент и не в том месте девушку. Сказавшую не то. — Кто тебе это сказал? — Яньцин спрашивает серьезно, даже деловито. — Госпожа Фэйсяо, когда я спросила, какие документы ей нужны и зачем. Если бы ты не был так занят мыслями о своем наставнике, тоже знал бы, — Юньли, понимая, что бить ее никто не собирается, снова включает режим колючки. — С какой стати Хулэя переводят в Яоцин? — Цзинлю, может, бить и не станет, однако голос ее по-прежнему зол, а атмосфера в кухне становится подозрительно похожей на атмосферу в допросной. — Не знаю, это госпожа Фэйсяо не объясняла, — ей Юньли не решается грубить, отвечает уже заметно тише и в довершение виновато опускает взгляд. Телефон Яньцина начинает вибрировать и он выходит, чтобы ответить на звонок Сушан, а Юньли, оставшись наедине с Цзинлю, окончательно теряет всю спесь. Мнется у противоположной стены, не решаясь даже двинуться, пригвожденная к месту тяжелым взглядом. Еще бы. «Я тебе не милый терпеливый Цзин Юань», — думает Цзинлю. Но срываться на девочке чести мало. Она же не виновата в том, что кто-то решил устроить Хулэю переезд. — Так, я поговорил с Сушан, — хмурый Яньцин возвращается очень быстро. — Из Лофу действительно сделали официальный запрос, и тот сразу же одобрили. Что-то тут нечисто, такие запросы обычно проверяют несколько суток. В этом однозначно замешано начальство и, вероятно, речь уже идет не о региональном уровне. Если запрос провели через государственное управление Сяньчжоу, у Цзин Юаня будет мало шансов избежать тюрьмы. — Еще Сушан просила передать, что госпожа Фэйсяо очень хороший и справедливый человек, который никогда не позволит невиновному оказаться в тюрьме, — чуть подумав, со вздохом добавляет Яньцин. Ну, спасибо, утешила. — А этот Моцзэ? Про него она что-нибудь сказала? — Она его толком не помнит, но вроде он работал в участке вместе с Фэйсяо до перевода. Когда Сушан вернулась в Яоцин, они еще заканчивали свои дела здесь. — В общем, больше ничего полезного она не рассказала, верно? — Цзинлю устало садится обратно на стул. — Кое-что есть, — Яньцин тоже садится рядом, и только тогда Юньли — все еще с некоторой опаской — возвращается за стол, — она слышала разговор госпожи Фэйсяо с начальником полиции до отъезда. — Ближе к делу. — Она услышала, как они говорят о господине Цзин Юане. Поэтому решила подслушать. Их начальник спросил, мол, что вы чувствуете теперь, зная, что займете его место? Госпожа Фэйсяо долго молчала, а потом сказала, что не может сейчас думать об этом, так как для нее на первом месте какой-то другой человек. Сушан не может вспомнить его имя. — Наверняка это Хулэй, — тихо говорит Цзинлю. Помня содержимое папок, нетрудно догадаться, знаете ли. — Интересно. Теперь после ее перевода в Лофу Хулэя переводят в Яоцин. Зачем это нужно Фэйсяо? — Юньли задумчиво чешет подбородок. — А вдруг они хотят его, ну… — Освободить? — с сомнением предлагает Яньцин. — Нет, конечно! — восклицает Юньли. — Я имела в виду, ну, тихонько… приложить подушку к лицу ночью, например. Такой человек не достоин жизни, как мне кажется. Первый раз за день Цзинлю думает о том, что согласна с этой заносчивой шмакодявкой. Юньли тем временем вспоминает про оставшееся жареное крылышко в ее тарелке, и принимается неловко грызть его. — Вам нужно поспать, прежде чем отправляться в дорогу. Мы должны приехать к открытию участка в Лофу, — строго командует Цзинлю. Жаль, у нее уснуть никак не получится.

***

Шестеро девочек сидит в клетке. Обычной такой вполне клетке из грубо сваренных прутьев с облупившейся черной краской. На полу у них несколько серых одеял, шесть подушек да грязные газеты. Здесь нет ни туалета, ни раковины, только один единственный ночной горшок на всех. Запах внутри стоит чудовищный — нечистоты, кровь и пот, — но они уже привыкли и практически не чувствуют его. Как и боль. Из чувств осталось только чувство холода. Оно пронизывает все тело, покрывает его блестящим ледяным панцирем, делает кожу бледной, а губы — синими. Сестра жмется к Цзинлю, ее бьет мелкая дрожь озноба. Когда-то сестра была очаровательной маленькой куколкой, о нежной и невинной красоте которой говорил каждый, кто приходил в их дом. Теперь она похожа на измученного бешенством зверя с больным взглядом и пеной у рта. Хоть тело Цзинлю в силу возраста уже куда больше походит на женское, она не имеет ни красоты, ни женственности — вечная пацанка со злобной рожей и разбитыми кулаками. Именно это, наверное, ее и спасает. И все же рано или поздно очередь дойдет и до нее. Каждый раз, когда Цзинлю думает об этом, она шепчет сестре на ухо: нас спасут, вот увидишь, нас скоро спасут. Но шестеро девочек сидит в клетке уже целую неделю, и никто не приходит к ним на помощь. У одной из них выпирающий округлый живот и множество шрамов на теле. Она сильно старше остальных и выполняет роль кого-то вроде воспитателя, но на самом деле эта девочка — такая же пленница. На лодыжке — старый грубый шрам от кандалов. Во взгляде красивых голубых глаз — холодная пустота. Каждый день она ухаживает за другими, помогает им выжить, кормит с ложечки, если кто-то в агонии или просто капризничает, обрабатывает раны и иногда поет колыбельные. Она даже имеет право покидать клетку и всегда после этого возвращается чистая и в новой одежде. Но есть кое-что, чего Цзинлю не понимает: почему эта девочка встречает своего истязателя улыбкой? Почему не сопротивляется, не пытается убежать, почему не ударит его с колена по яйцам, не скомандует остальным: нападайте! Они бы пошли за ней. Шестерым девочкам вполне под силу справиться с одним ублюдком, потому что их шестеро, а он один. Но девочка бездействует. Поэтому «нападать» командует им Цзинлю.