Кошка поймала птицу

«И если туча оросит, Блуждая, лист его дремучий, С его ветвей, уж ядовит, Стекает дождь в песок горючий»

© Александр Пушкин

– Чего? Антон невольно остановился. Он не мог ослышаться — Лиза ни за что не стала бы шутить с такими вещами. И всё же он совсем не понял, что она имела в виду. Про волчонка, разумеется, Антон слышал неоднократно. Для Лизы это, как Антон до сего момента полагал, был какой-то мифический образ из детства, нечто вроде ниточки, что связывала её с далёкой жизнью. Они почти не разговаривали об её прошлом, как и об его, но Лиза не раз упоминала, что волчонок — её друг, которого она всеми силами должна защитить. При этом она не знает, где он, но надеется, что с ним всё хорошо. Из обрывков её разрозненных воспоминаний, которыми она могла случайно поделиться, Антон понял, что Лиза знала волчонка когда-то давно, но потеряла из виду, когда попала к Хозяину. Антон с некоторой долей скептицизма воспринимал её безудержное желание убедиться в его безопасности, но не посмел бы сказать ей об этом. Ему не было известно ни имени этого волчонка, ни того, существовал ли этот человек вообще или был плодом воображения Лизы, так что он никогда всерьёз не раздумывал над его поисками, да и сама Лиза его об этом не просила. Говоря откровенно, чем он сам был лучше? Он тоже избрал девушку как объект своей защиты, и только это придавало ему сил подниматься каждое утро. Если подобной мотивацией для Лизы служил некий призрак из прошлого, разве смел Антон разрушать это? – Волчонок, — несколько нетерпеливо повторила Лиза, смотря на Антона так, словно он не понимает очевидных вещей. – Это был он. – Кто? Лиза точно намеревалась ответить, но вдруг осеклась и потупила взгляд. Её рука сжалась в кулак. Губы прошептали: – Рома. Сердце Антона ухнуло куда-то в желудок. – Давненько я не произносила этого имени, — Лиза покачала головой с горькой улыбкой. – У него всё ещё есть его имя. Я не позволю, чтобы его лицо стало маской. Понимаешь, мой друг? Антон очень хотел бы понять. Он глубоко вдохнул, откладывая на время поселившиеся в груди беспокойство и смятение, и решил сосредоточиться на насущных вопросах. Он бы очень хотел переспросить, но это было глупо. Антон правильно всё расслышал. Как же тесен этот мир! Могла ли так повернуться Судьба, чтобы столкнуть его с Ромой, который оказался тем самым призраком из чужого туманного прошлого? По крайней мере, странная реакция Лизы на него чуть прояснилась. А вот Ромы? Могло ли быть... – Он узнал тебя? – Он узнал моё имя, — ответила Лиза, по виду, твёрдо уверенная в своих словах. Дальнейшее обсуждение решено было перенести в стены квартиры. Пожалуй, что они оба понимали, что им необходимо подробно это обсудить, и улица — совсем не подходящее для этого место. Антон мог бы сказать, что Лиза выглядела нетерпеливой, когда, едва дав ему разуться и раздеться, протащила его на кухню, скомандовав заварить ягодный чай. Антон, выполнив её поручение, вернулся к тому, на чём они остановились: – Вы были знакомы в детстве? – Он мой друг. Мы жили недалеко друг от друга. Антон начал копаться в их разговорах, чтобы выудить оттуда некоторую информацию. Так он вспомнил, что действительно уже слышал от Лизы о каком-то мальчике, что шлялся неподалёку от детского дома, в котором жила Лиза после смерти родителей. Лиза, по её словам, совсем их не помнила, так как была, по сути, младенцем, когда случилась трагедия. – Я мало говорила, — продолжила девушка, шумно отпивая из чашки и мимолётно хваля вкус чая. – А он болтал без умолку. Говорил, что я странная, называл мелкой и глупой. Но он не уходил. Не оставлял меня одну. Звал меня в свой театр. Мне там понравилось. Но ненадолго. Повинуясь первой догадке, Антон спросил: – Хозяин... был там? При слове, — которое негласно стало для них запретным, — Лиза крупно вздрогнула; чашка чуть не выпала из её костлявых пальцев. Спустя минуты напряжённого молчания Лиза коротко кивнула. Антона тянуло расспросить о Хозяине больше, но... Он понимал, что девушка не станет об этом говорить. Тот ужас, что пришлось пережить ей, вплёлся в неё куда сильнее и глубже, чем могло бы показаться Антону поначалу. То, что Лиза в конечном итоге решилась дать ему отпор, нисколько не отменяло того факта, что она покрывалась холодным потом от одного лишь имени. Не говоря уже о том, что являлось ей в кошмарах. По его подсчётам, Лиза прожила с Хозяином примерно восемь лет, а то и больше. Он, пережив одну кошмарную ночь, навеки погребён под слоем пепла и крови. Она, пережив десятки и сотни таких ночей, — навечно сломана. Антон и сам предпочёл бы забыть обо всём этом, да вот только этот Хозяин, пропади он пропадом, так и не был пойман. О чём им старательно напоминали. Вторая догадка пришла так же быстро: – Ты боялась, что Хозяин заберёт из театра и Рому? – Да, — голос девушки просел. - Но мы уехали. У него... было много масок. Говорил, для каждого своя. Постоянно говорил, как медленно расправится с волчонком, как сделает его венцом, своим совершенным творением. – Почему ты так уверена, что Хо... что он говорил именно Рому? Лиза замялась с ответом. Она отвела взгляд; вся её поза выражала какую-то скованность, словно ей было физически больно об этом говорить. Когда она вновь посмотрела на него, в её глазах было столько вины, что Антон растерялся. – Просто поверь, друг. Я знаю, о чём говорю. Всё это время... я делала так, чтобы ему хватало кого-то другого. Но рано или поздно... волчонок попадёт к нему в руки... – Погоди, — Антон окончательно запутался. – Что это значит? – Не заставляй меня потрошить тьму, — шёпотом попросила Лиза, еле заметно тряся головой. – Я никогда не очищу свои руки, но я всё ещё могу спасти волчонка. Я знаю: за кровь, что я пролила, никогда не будет заплачено. Как только всё закончится... быть может, моя собственная кровь хоть сколько-нибудь успокоит тени. До тех пор, пока мой старый и лучший друг может быть в опасности, я не уйду. Антон решительно потерял нить её рассуждений. От Лизы не было новеньким говорить что-то столь запутанное и непонятное на первый взгляд, но всё остальное Антон уже слышал, чтобы расшифровать — эти же речи ему ещё предстояло разгадать. И что-то ему подсказывало, что Лиза не сочтёт нужным ему в этом помогать. Наверно, Лиза что-то прочитала по его лицу, потому что в следующую секунду она опустилась перед ним на колени, сталкиваясь лбом с полом. Антон оторопело позвал: – Что ты делаешь? – Я не смею просить тебя о помощи, — заговорила она быстро, словно боясь, что он может её прервать. – Твои кости дрожат от боли из-за меня, и я знаю, что однажды ты меня возненавидишь так сильно, что послушаешь свои тёмные мысли. Я буду только рада, если ты наконец окропишь моей кровью землю. Я всё это заслужила. Я не знаю, почему он всё ещё не поймал волчонка, но он это сделает. Как однажды сделал с тобой. Ты этого не помнишь, мой друг, но ты уже помогал мне уберечь волчонка. Знай, что ни одно слово не способно описать сожаление, что я чувствую. Это всё моя вина. – Ты была той, кто не дал мне умереть там, — процедил Антон, рывком поднимая её на ноги. – О какой, чёрт возьми, вине ты говоришь? Если я кому-то помогал, разве есть здесь твоя вина? Сейчас это уже не имеет смысла, поэтому, прошу, перестань. Ты сама назвала меня другом. Я и есть твой друг. Если тебе нужна помощь, только попроси. Лиза смотрит по-прежнему с одним лишь раскаянием. Но Антон не торопит: даёт ей выровнять дыхание и прийти в себя, чтобы она перестала пускаться в неразборчивый шёпот, который состоял лишь из «я виновата» и «ты возненавидишь меня». Когда ему кажется, что та успокоилась, Лиза вдруг говорит: – Всё не должно было быть так. Ты неправильный. Ты не должен быть здесь. Я уже ничего не смогу исправить... – Вот именно, я здесь, — перебивает Антон, сжимая её крепче. – Ты с этим ничего не сделаешь, моя дорогая супруга, поэтому просто смирись. Ему удаётся поймать её прорезавшуюся улыбку. Она проводит ладонью по его щеке, очерчивая один из шрамов, и Антон не вздрагивает только потому, что ей позволено делать многое. – Настанет день, и ты пожалеешь о том, что стоял рядом со мной. Антон ухмыляется. – Поверь, за свою жизнь я наслушался достаточно таких пустых угроз. Лиза более не отвечает. Антон не берётся гадать — и никогда не рисковал, — что вертится в её голове, но за годы совместного проживания всё-таки мог прочитать что-то в её крепкой, но одновременно почти незаметной хватке на его рукаве, в её отведённых в сторону потемневших глазах, в её неспокойном сердечном ритме. Он, чувствуя небывалых широт дыру в груди, приподнимает её голову за подбородок, заставляя тем самым смотреть на себя, и, силясь вложить в голос всю твёрдость, говорит: – Я помогу тебе. Лиза ударяется лбом теперь уже в его грудь. Она сипит: – Ты вновь можешь попасть в капкан. – Ты же меня из него вытащишь? – Если мой дорогой муж позволит, я всех пущу на фарш для пельменей. Антон не сдерживает смеха. На лице Лизы тоже горит куда более жизнеутверждающая улыбка; она явно не хочет его отпускать, так что Антон попросту усаживает девушку себе на колени. Если такое положение поможет ей чувствовать себя лучше, то и разговор пойдёт продуктивней. В конце концов, Антон понял лишь самую малость и в очень общих чертах. – Ты хочешь рассказать Роме о… – Да, — кивает Лиза, роясь в складках его футболки. – Он должен знать, что ему может грозить опасность. – Он поверит нам? – Не знаю, — девушка пожимает плечами и протяжно выдыхает. – Ты... — Антон силится подобрать слова, но не знает, как помягче выразить свою мысль. Он не сомневается в намерениях Лизы. Но всё же... – Ты уверена, что это тот самый Рома из твоего детства? – Сложно объяснить тебе, просто Антон. Я видела его слишком часто, а он меня — нет. Знаешь, я как будто исчезла из его жизни, но сама смотрела со стороны. Я не знаю, почему... он так зациклен на волчонке. Мне известно лишь то, что волчонок очень нужен ему. Он поймал меня в театре. А Рома был там задолго до меня. Тогда и вправду странно, что Хозяин был так одержим идеей заполучить Рому — «волчонка», без разницы, — с лёгкостью поймал Лизу в том же месте, где Рома бывал постоянно, но самого Рому не тронул. По словам Лизы, волчонок должен был стать чем-то особенным, так что, возможно, Хозяин... хранит его напоследок? Ещё Лиза сказала что-то о том, что Хозяину хватало кого-то другого... Наверняка и самого Антона тоже. И всех предыдущих. Забавно. Психотерапевту определённо понравилась бы беседа с Хозяином. Интересные у него заскоки, однако. Тревога Лизы за несостоявшуюся, но возможную жертву была вполне обоснована. Если Хозяин до сих пор не трогал того, кого так вожделел, то нет никакой гарантии того, что этого не произойдёт. Как неизвестна и дата того дня, когда Хозяин-таки осуществит давно задуманное. Так уж получилось, что Антон сам стал частью этой истории. И если у него есть возможность уберечь кого-то от его незавидной участи, то ею стоит воспользоваться. – Как так получилось, что ты могла видеть Рому? Случай Лизы, конечно, отличался от его, но Антон не мог представить себе ситуации, в которой её бы отпускали куда-то из гаража так далеко, что она аж смогла бы добраться до города. Только если... было время, когда Рома жил... где-то там? В соседнем селе? В ближайшем посёлке? Всё равно далеко... Был так уверен в том, что Лиза никуда от него не денется? – Мы долго жили в городе. Иногда мне удавалось издалека увидеть волчонка, — заговорила Лиза, когда Антон уже позабыл о своём вопросе, погрузившись в размышления. – Потом он отвёз меня в деревню. Оставлял надолго, но сильно наказывал, если я делала что-то не так... - девушка очевидно запнулась на полуслове, как-то странно посмотрела на него, поджала губы. Разочарованно промычала что-то непонятное. Выдохнула: – С того дня я не знала, что с волчонком. Но вот сегодня... я его нашла. Совершенно ясно Антон осознал, что Лиза от чего-то увиливала. Это не могло не настораживать. Но Антон доверял ей. Так что он готов был закрыть на это глаза. – В самом начале... их было двое, — продолжила Лиза. Антон впервые слышал о таком. Он почувствовал, как по коже зашевелились холодные мурашки. – Они обращались друг к другу Грач и Ворон. Грач был... учеником. Он должен был следить за мной и принести жертву... — Лиза снова замялась, но Антон, поражённый услышанным, этого не заметил. – Птичка не прижилась... его убили. – Серпом? — сквозь чёрную пелену перед глазами спросил Антон. – Мне неведомо, мой друг. Прости... – Ты знаешь, кто был этим Грачом? – Я знала всех. Лес многое мне рассказал. – Та жертва, что он принёс... — Антон сглотнул. Слова жгли язык, – была маленькой девочкой, правильно? Его дочерью. Лиза промолчала. Но её глаза говорили громче любых слов. Антону уже не требовалось подтверждения. – Отец моего друга был связан с Хозяином... – Твой друг убил его, — напомнила Лиза, словно Антон был способен хоть когда-нибудь забыть об этом. Слишком много слёз было пролито тогда. Слишком много тюремных писем прочитано под тусклым светом настольной лампы. Слишком много чернил израсходовано, чтобы осведомиться, как там он, его друг, поживает в местах не столь отдалённых. Слишком много горечи и несправедливости. Антон так жаждал навсегда отрезать себя от прошлого. Но как, если не только новый знакомый, но и близкий человек являлись частью той непроглядной мглы, в которую Антон угодил. – Почему Хозяин не пришёл за Лёшей? — одна мысль об этом уколола иглой. – Всё разрешилось само. Круг замкнулся. Лишних звеньев нет. Лёша никогда даже не заикался о том, что видел в том гараже, где убил отца, кого-то ещё. Был ли это вообще тот же самый гараж?.. Если бы Лёша знал о другом человеке, он бы уж точно предупредил Антона о том, что какой-то больной на голову ублюдок может охотиться за ним. Быть не могло, чтобы Лёша забыл или не принял во внимание. И если Хозяин принял решение не трогать Лёшу, на то должны были быть свои причины. А если мальчишка не догадывался о его существовании, к чему рисковать и привлекать к себе лишнее внимание, когда можно остаться в стороне? Если б Антон только мог спросить... Он ведь мог... правда, у другого человека. Которому, выяснилось, Антон ещё и каким-то образом помогал. Так значило ли это... что Рома уже знал его?.. – Мы с Ромой были знакомы? Лиза в его руках стала такой неподвижной, что Антону на миг почудилось, что она в самом деле обернулась камнем. – Тебе лучше спросить у него самого. Что бы это ни значило. Лиза ни за что не скажет то, что не хочет говорить. Как очевидно и то, что она не станет говорить с Ромой напрямую. Антон отчасти мог понять, почему — всё же, кроме него, Лиза никому не могла доверять. Но ведь этот человек был так дорог ей... стоило бы попытаться. Быть может, Лиза ещё решится на это. Значительная часть истории Антону по-прежнему была неизвестна, чтобы он мог делать какие-то окончательные выводы. Но он согласился помочь. Это напрямую касалось его - намного глубже, чем он был готов признаться самому себе. Если из Ромы удастся выудить какую-то дополнительную информацию, это может помочь продвинуться делу в поимке Хозяина... или «Ворона», раз уж на то пошло, который слишком сильно вмешался в его жизнь. В их случае нет места надуманной тревоге — Рому действительно стоит ввести в курс дела. И говорить с ним придётся именно Антону. Тем лучше. Антон не только, возможно, спасёт человеку жизнь, прибавив тому настороженности, но и удовлетворит желание Лизы защитить его. Ко всему прочему был шанс получить ответы на некоторые вопросы. Несмотря на то, что Антон всё для себя решил, легче от осознания всего того ужаса, в котором они погрязли, не стало... Он медленно терял связь с окружающим миром, отдалённо слыша, как скрипучий голос зовёт его... или вот, кажется, что-то коснулось его лица, чтобы оставить очередной порез... – Очнись, мой друг, — Лиза, не обращая внимания на его пространственный взгляд и сжатые до побеления губы, настойчиво звала его. – На тебе нет маски. Она давно сожжена. Обычно ему остановилось лучше от её присутствия. Но сейчас тяжесть на коленях приносила ему только удушающую беспомощность, сковывала его конечности. Лиза, верно оценив его безмолвие, метнулась за таблетками и вложила их ему в руку, вздрагивая вместе с ним, когда он, будто ошпаренный, вжался в спинку стула. Антон проглотил таблетки насухую; он очень устал. Пробиваясь сквозь нежелание издавать хоть звук, слабо просипел: – Оставь меня. Мне нужно подумать. Лиза отступила. Только убедилась, что он не прошьёт лбом пол, случайно запнувшись о стол, и спокойно доберётся до своей комнаты. Она без его указки или напоминания закрыла дверь. Антон рухнул на кровать, запрещая себе поддаваться панике. Успокоительные брали вверх; вместе с этим безжалостно вгоняя его в сон. Сны никогда не были к нему благосклонны, но за последнее время стали совсем странными и изматывающими. Всё его существо пребывало в смятении, чего не должно было быть. Антону не приходилось заставлять себя оставаться безразличным к чему бы то ни было, его апатия прекрасно справлялась с этим сама. Так же и сейчас: он вроде бы и не чувствовал ничего, но в то же время ощущал себя загнанным в ловушку. Его чувства не имели под собой описания, Антон не до конца понимал, что именно испытывает. Боится? Уже нет. Удивительным образом страх расположился где-то совсем глубоко, скорее как напоминание. Страх за Лизу? Похоже на правду. Сожаление о том, что уже случилось? Может быть... Только какой с этого прок? Антон не в силах ни исправить это, ни облегчить эту ношу. И всё-таки внутри него метались разрозненные мысли и отголоски эмоций, напоминающих скорбь и гнев. С таким набором ему тем более не приходилось бы уповать на то, что его сны способны выдавать что-то другое. Пускай успокоительные помогали ему не впадать в беспамятство, пока он бодрствовал, они же глубже погружали его в пучину плёнок воспоминаний. Как и с любым подобным препаратом, Антон уже не мог обходиться без него. Пусть те и были прописаны психотерапевтом, всё равно несли в себе побочные эффекты. Один из таких эффектов наверняка вновь пробрался в его сны, потому что... Антон не понимал, что происходит на этот раз, найдя себя на новом месте, и заранее приготовился к худшему. Он не видел, будто ослеплённый закатным солнцем, но слышал журчание и запах лесной реки, что ласкала его обнажённые ступни. Голова, как показалось Антону, была мутной и тяжёлой, однако всё это каким-то неведомым образом не вызывало и толики напряжения — лишь давно позабытое умиротворение, почти блаженный покой. «Неудивительно, раз уж я пьян», — осознал Антон. Хотя бы во сне алкоголь смог принести ему желанное забытье. Но с чего бы в его сне стало... Антон не сразу, но осознал и ещё одну деталь: он лежал на чьих-то коленях, а невидимая рука осторожно и безмятежно перебирала его волосы, чуть оттягивая. Антон хотел бы начать волноваться, но вот его разнеженное томными поглаживаниями «я» из сна было с этим в корни не согласно. Прежде, чем Антон понял, что не контролирует свои движения, как и во всех предыдущих снах, над ухом раздалось: – О чём задумался? От голоса по всему телу пробежала горячая волна. Антон не понимал, что происходит, но его сознанию было как-то плевать: ему, по ощущениям, было безразлично и безгранично хорошо. Судя по знакомому запаху полоя, это была та самая родная его сердцу река, что наверняка — он мог бы сказать со стопроцентной вероятностью, даже если не видел, — отражала стволы близстоящих сосен и потому отливала тёмно-зелёным. В вечернее время на скалистом берегу было особенно хорошо. Но кого Антон слышал? Кто прикасался к нему так... ласково? Что-то в этом голосе — снова! — казалось ему смутно знакомым. Но распознать его обладателя Антон никак не мог. Всё дело в том, что он пьян? Соображать на такую голову довольно проблематично... а вот расслабиться - проще простого. – О всяком. Антон с изумлением понял, что это говорил он сам. Это было так необычно, ведь... в своих снах он не может размокнуть губ, не может издать ни стона, ни хрипа... Сейчас же, в этом отрезке времени «Антон» из сна звучит вяло, но довольно. Язык явно плохо его слушается. Всё это было по-настоящему странно. Антон словно очутился в чужом теле, но при этом чётко понимал, что это — он сам. Он может лишь наблюдать, как в кино, но в то же время чувствовать. Психотерапевт как-то рассказывал ему про осознанные сны... но это даже близко не похоже на один из них... Тогда что за воспоминание такое?.. – Думаю, что всё равно хочу вырваться отсюда, — продолжал «Антон» тем временем, драматично выдыхая. Он поудобнее расположил голову, прикрывая глаза. Не то чтобы в этом была нужда, так как Антон всё равно был отчего-то лишён зрения. – Хочу посмотреть на другие реки, горы, моря... животных, цветы... — «Антон» делал паузы, то ли собираясь с мыслями, то ли преодолевая алкогольную дымку. – Пока я учился в городе, нам столько всего показывали и рассказывали... а здесь... конечно, есть много чего, но одновременно нет ни черта. Я способен на большее. Хочу болтаться по свету и жить с тобой под одним потолком... А потом вернуться обратно. Его невидимый собеседник хрипло посмеялся. Вот уж и правда: его «я» выдало просто гениальнейшую речь. Как вообще кто-то должен на это реагировать? И что это ещё за «под одним потолком»? – Забудь, — «Антон» тут же пошёл на попятную. Что за человек, в самом деле? – Боже, надеюсь ни я, ни ты наутро об этом не вспомним. Очевидно, зная его удачу, незримый собеседник ему это ещё припомнит. Или нет. Антон понятия не имеет, не является ли всё происходящее какой-то горячкой его перегревшегося мозга. Его «я» стремительно проваливалось в сон, судя по замедлившемуся дыханию и отошедшей на второй план головной боли. Но Антон продолжал слышать. И он услышал. И почувствовал холодное прикосновение к щеке. – Не забуду, солнышко. Мы обязательно объездим весь свет. И однажды вернёмся сюда, чтобы увидеть самую красивую весну. Антон не знает, у кого замирает сердце. Он слышит свой — и одновременно чужой — смешок, понимая, что жестоко ошибся. «Антон» это тоже услышал. Смешок этот какой-то горький. Уже намного более знакомый, чем то, что здесь было прежде. – Неужели ты веришь в это? Антон вскидывается; его выталкивает из сна так, словно ему снился кошмар. С другой стороны, Антон не уверен, что из этого лучше. Он так устал теряться в догадках и неясных отголосках в груди, когда всё, чего он хочет — это поддерживать его спутницу и выжать из своего существования хоть долю полезности. На коже всё ещё ощущаются фантомные колыхания вечернего ветра, а на языке словно осел привкус дешёвого деревенского шампанского, с которого Антона всегда быстро и тяжело уносило. Что это безжалостный сон хотел ему донести? Что Антон мог бы вот так проводить время с кем-то, не боясь прикосновений к лицу? Не боясь закрыть глаза рядом с кем-то, кто не являлся Лизой? Что за Антоном кто-то в самом деле отправился бы на край земли, как он действительно когда-то мечтал? Что за глупые детские бредни... Всё это с прошествием времени стало не более чем тлеющими руинами. И даже «Антон» из сна это понимал. Что уж говорить о том, что в его реальности такому не бывать? Антон давно зарыл в себе это всё. Как какого чёрта оно стало всплывать в сомнительных видениях, вызванных, очевидно, его потаёнными давними чувствами? Конечно, каждый когда-то хотел иметь рядом кого-то, кто бы... только Антону больше этого не нужно. Плевать, что этот сон дёрнул за самые тонкие струны, натягивая те до предела. Антон дал себе чёткую задачу и избрал путь, с которого не намерен сворачивать. Не намерен впутывать в свою жизнь посторонних, возвращаться к прошлому и предаваться несбыточным фантазиям. Антон стиснул зубы. Он уже косвенно начал это нарушать. Что с ним стало происходить? Некоторые из старых ран всё же придётся разбередить, если он хочет помочь Лизе. Но не больше. Нет. Антон не отступит. Не для этого борется с собой. Не для того, чтобы кто-то или что-то снова разрушило его до основания. Антон чувствует себя разбитым, но полным бьющимися внутри волнами, которые ему давно уже пора выпустить. И откладывать это дальше нет резона. Антон скомканно прощается с Лизой, не отвечая на её оклик. Он просматривает анкеты в пути, сжимая зубы от простреливающей боли в ноге. Понимает, что раз за разом оказывается слабее импульсов, что так тщательно хоронит в себе на протяжении долгого времени. Чтобы те неумолимо настигали его после, вынуждая укрощать их вновь. На этот раз всё идёт так, как заведено: Антон терпеливо дожидается выбранного парня в комнате с зашторенными окнами и выключенным светом, задаёт пару уточняющих вопросов и, получая зелёный свет, отпускает себя. Он доводит паренька до исступления, отрывает лицо того от подушки, только чтоб тот не задохнулся, слушает протяжные стоны и чувствует, как отчаянно парень цепляется за него, но не отталкивает, лишь подстёгивает, подмахивает бёдрами несмотря на то, что Антон крепко держит его. Антону не требуется много времени, чтобы довести их обоих до края. Когда он скатывается с парня, тот смотрит на него совершенно отсутствующим взглядом, но удовлетворённо улыбается. Антону думается, что бедный парниша ещё не скоро почувствует своё тело и вообще сможет встать в ближайшие пару часов, но это уже в любом случае не его забота. Ему почти что жаль, если он перестарался. Антон кивает на прощание, не задерживаясь. На тщетные попытки Курта включить его в беседу он отвечает молчанием, бросая купюры на барную стойку. Довольно запоздало до Антона доходит, что стоило бы принять душ там, но сокрушаться об этом уже поздно. Дома он всё так же пребывает в безмолвии, и Лиза его не трогает. Только утром приходит в его комнату и, ожидая разрешения, приваливается к нему под бок со сборником стихов. Антон признаётся себе в том, что чувствует себя лучше. Дело ли в том, что он снова похож на полую трубу — безмятежные волны на поверхности, — или в том, что, наконец, может воспринимать девушку в такой близости, не суть важно. Главное — его рассудок полностью подчиняется ему. – «В пустыне чахлой и скупой, На почве, зноем раскаленной, Анчар, как грозный часовой, Стоит — один во всей вселенной. Природа жаждущих степей Его в день гнева породила, И зелень мертвую ветвей И корни ядом напоила» – Разве может быть, чтоб дерево было таким? - тихо спрашивает Лиза. – В мире всякое может быть, — пространственно отвечает он. – Деревья не могут быть злыми просто так, — упорствует Лиза. – Только люди. – Только люди, — эхом произносит Антон. – А даже если не просто так, — продолжает Лиза сквозь зевок, прикладываясь на его плечо, – они делают это, потому что хотят. А у животных и деревьев нет выбора. Антон не спорит с ней. Ему ли спорить, когда он вполне с ней согласен? Да и заполнять голову лишними тяжкими думами не хочется. Он всецело отдаёт предпочтение подумать о том, как он будет проводить разговор с Ромой. Но учёба порядком утягивает его в свои зыбучие пески, высасывает все силы приближающимися зачётами — а там не за горами и сессия, и очередная практика, — и Антон не знает, как с Ромой можно связаться. Антон не придумывает ничего лучше, кроме как на грядущем занятии у Марка в магазине или спросить у него номер Ромы, или встретить там самого Рому. Конечно же, специально Антон туда не пойдёт. Но это разрешается спонтанно. На его счастье — или несчастье, — Марк каким-то чудом вылавливает его лицо в холле первого этажа. Сейчас в университете что-то вроде «дня открытых дверей» или ещё одна конференция, Антон, честно, не помнит, и огромное количество людей в обычно блаженно пустых коридорах его крыла несколько треплет нервы. Антон не совсем понимает, зачем и как Марк постоянно крутится в стенах главного университетского корпуса, но даже если бы Марк ещё учился здесь, они всё равно вряд ли бы случайно пересеклись: корпусов много, коридоров и того больше. Но вот вечно сияющее лицо Марка мелькает совсем близко, и парень бесцеремонно хватает его под локоть, улыбаясь от уха до уха. – Вот так встреча! «И какая неожиданная», — со скрытой усмешкой думает Антон, но на лице его, разумеется, не проступает и доли каких-либо эмоций. – Ты сильно занят? Не спешишь? — допытывается Марк, чуть отводя его в сторону. – Мы тут с пацанами тихий уголок давно заприметили, отдыхаем там, всё такое... – Что ты тут делаешь? — решает спросить в лоб. – Боже, Сень, ну кто так делает? Ты будто совсем не рад меня видеть! — Марк надувается ровно на три секунды, но тут же принимается беспечно болтать: – Когда можно нахаляву всяких прикольных штучек пособирать, кто ж откажется? Да мы и так видимся редко, а тут и повод есть! К тому же, я с некоторыми преподами всегда рад перекинуться парой словечек. Всё ж таки не чужой, считай, человек. – Много вас там? – Не-а, четверо, считая меня. Тем более Роль... Ромку ты знаешь. Давай с нами, я как раз за кофе пацанам шёл. Ты нам не помешаешь, честно! Антон с трудом представлял себе ситуацию, в которой принял бы такое предложение. Перспектива оказаться в компании каких-то незнакомых — и не факт, что студентов, — отдавала кислым привкусом, но случай поговорить с Ромой выпадал как нельзя удачный. С его загруженностью не факт, что удастся вновь найтись в ближайшее время. Время обеденного перерыва тоже пришлось очень кстати. – Хорошо. Марк аж подавился воздухом посреди своих распинаний о том, почему Антону непременно стоило пойти с ним. Он рванул к кофейному автомату, оглядываясь на Антона так часто, словно опасался, что тот может испариться в любой момент. Но Антон стоически дождался его и, терпя поток пустой болтовни, был отведён в действительно укромный закуток на втором этаже. Антон практически не бывал в этом крыле, так как в лабораториях ему было делать нечего, но тут поблизости был довольно удобный переход в соседний корпус. На широком и по виду вполне удобном диване расположились трое, кто-то из которых заунывно и, явно забавляясь, исполнял песню из репертуара Долиной. – «Есть я и ты, а всё, что кроме, легко уладить с помощью зонта» Если Антон и собирался мысленно пожалеть свои слуховые рецепторы, то вся его голова стала пустой в тот миг, когда он в полной мере разглядел тех двоих, что сидели по обе стороны от Ромы. Кирилл - в нём не было никаких сомнений, Антон видел его неделей ранее, - восседал на подлокотнике и выглядел настолько прилизанным, насколько это вообще было возможно: в облегающей рубашке с галстуком и узких брюках его худоба ещё сильнее бросалась в глаза. Его лицо без того шокирующего макияжа, что Антону довелось видеть, и впрямь казалось монотонным. С каких пор его кожа имела такой... странный болезненный оттенок? В темноте клубной комнаты Антон этого не приметил, но теперь был более, чем уверен, что Кирилл пользуется косметикой не только чтобы прихорашиваться. Второго парня Антон узнал не сразу. Но когда прищур раскосых тёмных глаз блеснул перед взором, Антон врос в пол. Алтан... Бяша? Он-то что здесь забыл? Сосредоточиться на этой мысли было безопаснее, чем разглядывать его возмужавшее тело, но всё такую же неизменную любовь к выбритым вискам и обнажающую зубы — и зияющую пустоту на месте одного из них, — улыбку, знакомую с детства. Если его бывший друг и бывший враг уже какое-то время жили в N-ске и, более того, ошивались в его университете, как так вышло, что они ни разу не пересеклись, а тут вдруг все разом свалились на его голову?! Антон приказал себе успокоиться. Он справится с этим. И всё же... столкнуться с Кириллом — не то же самое, что с Бяшей... по-другому называть его у Антона язык не поворачивался даже в мыслях. Всё, что Антону нужно сделать, - сообщить Роме, что им нужно поговорить. Просто и выполнимо. – Я это не одену! — рявкнул Бяша, когда Рома, наклонившись, показал ему что-то на экране телефона. – Надену, — механически поправил Кирилл, не отрывая взгляда от толстенной тетради, что держал в руках. – Ты! Рот закрой! И отдай мои сигареты! – Обойдёшься. – Ты что, в воспитатели мои заделался?! Когда ты ваще их спёр? – Когда ты их купил. Бяша прорычал что-то нечленораздельное и откинулся на спинку дивана, безуспешно пытаясь пнуть Кирилла по лодыжке. Только сейчас Антон заметил на полу два гитарных чехла и вспомнил о том, что Рома и Марк должны играть на гитаре. Разумеется, Антон не мог не задуматься о том, что их свело с Кириллом и Бяшей. А Бяшу с Кириллом? Мог ли Антон раньше помыслить, что всё может так обернуться?.. Он с трудом удержал каменное выражение лица, когда его хлопнули по спине. Антон и не заметил, что Марк завернул в туалет, пока он тут переживал некий кризис. Который уже миновал. Определённо. Точно. – Ты чего застыл? — непонимающе позвал Марк, привлекая внимание троих парней. Не получив от Антона никакой реакции, повернулся к остальным и, словно представляя проект на защите, развёл руки в стороны, объявляя: – Ребят, знакомьтесь, это Арсений — мой новый товарищ! Антон искренне надеялся, что ему удалось не скривиться. Зато в его груди зародился отголосок злорадства, когда уже Кирилл таращился на него, открыв рот. Когда из его рук выпала тетрадь, он даже не обратил на это внимания. Но это заметил Бяша, что не преминул издевательски заметить: – Что, уже слюнки пускаешь? — переведя грозные глаза на Антона, представился: – Здоров, Арсений. Меня звать Алтан. Алтан. Что-то ударило Антона прямиком в солнечное сплетение. Но он лишь изобразил участливую вежливость, кивнув. Кирилл, вернув себе невозмутимость, открыто усмехнулся. – Рад встрече. С этим Антону работать было проще. Он бы использовал любую возможность, чтобы избежать длительного взаимодействия с Бяшей. Вопреки всем своим внутренним увещеваниям, он был совершенно не готов к этой встрече. Рома, похоже, неотрывно пялящийся на него, ограничился молчаливым приветствием. – Ты кофе-то принёс? — раздражённо позвал Бяша, поднимаясь и хрустя шеей. – Пить хочу как собака. – Ты и есть собака, — ласково протянул Кирилл. Стакан, что Марк передал Бяше, чуть не лопнул от силы, с которой последний его сжал. – Завались! Щас в рыло получишь! – Не голоси, истеричка, — Рома, с ленцой перекинув одну ногу через другую, подвинулся, словно бы в приглашении. Антон не прогадал. Рома обратился к нему намного мягче, чем можно было бы ожидать: – Садись. Но Антону нужно было срочно немного собраться с мыслями. И с силами. Должно быть, что-то отразилось на его лице, потому что Рома вдруг нахмурился и спросил: – Всё нормально? Если кто-то и поразился тому, как непривычно Рома разговаривал, то Антон этого не узнает. Он выдавил из себя короткий кивок и, гордясь своей выдержкой, спокойно ответил: – Не обедал. Хотел взять что-нибудь в столовой. – Что ж ты сразу не сказал? — возмутился Марк. – Мы бы зашли... – Ничего. Я недолго. – Смотри, Карандаш, он сбегает от тебя, — захихикал Кирилл, но заткнулся, когда Марк показательно опасно накренил стакан с его карамельным латте. – Я с тобой, — как гром среди ясного неба, Бяша задел его плечом, как бы намекая разворачиваться. – Я тож с утра ни черта в рот не положил. Провожу. – Я учусь здесь, — Антон надеялся, что это прозвучало вполне исчерпывающе. Бяша, сопровождающий его, шёл вразрез с его планом охладить голову. Но отступать будет уже глупо. Как отчего-то Антон и ожидал, Бяша его проигнорировал, но выжидающе встал за поворотом. – Возьми мне булочку с вишней, — крикнул Кирилл. – Сульму тебе с завёртышем возьму, — прорычал Бяша. Антон, решив не испытывать его терпение, всё-таки двинулся в нужном направлении. – Не съешь Сеню по дороге! — бросил вслед Марк. Бяша, идя спиной вперёд, показал средний палец. Антон, что обернулся вместе с ним, отметил, как странно Рома на него смотрел, но расшифровать этот взгляд не мог. Да и не до этого ему было. Весь путь до столовой Антон посвятил размеренному дыханию и постарался занять голову чем угодно, кроме того, что по правую руку от него шёл Бяша, чёрт возьми, собственной персоной. Неумолимо повзрослевший, будто бы огрубевший и заострившийся по краям. Антон видел его таким когда-то очень давно, когда они только познакомились. Во всё остальное время Бяша был хмурым, грубым и замкнутым с кем угодно, но не с ним. При всей браваде Антона самому себе о том, что он сможет однажды вынести встречу с бывшими друзьями, он всё-таки безбожно лгал себе. Потому что не предполагал, что ему хватит смелости вернуться... Стоп. Антон усилием воли заставил себя вернуться к размышлениям о том, что ему делать со скакнувшими счетами за коммуналку. Возможно, стоит намекнуть Лизе, что проводить времени в душе можно и поменьше... За этими мыслями он практически на автопилоте взял себе стакан, пачку растворимого кофе, налил кипяток, прихватил сэндвич, расплатился, дождался своего сопровождающего. Молчание и отстранённость Бяши были сродни благословению. Осталось лишь подняться на нужный этаж. Антон мог бы мысленно прогнать тот проект, что ему представлять уже на этой неделе... Но взгляд его против воли зацепился за пачку сигарет, что Бяша доставал из своего кармана. Бяша, заметив это, несколько хвастливо заметил: – Куряга без спичек, что хуй без яичек, — и с этими словами достал ещё и зажигалку, покрутив ту меж пальцев. – Не воруй у вора, в дураках не останешься. Он точно ни за что не понял бы, что Антон прекрасно знал, что Бяша не шутит, когда говорит это. Он успел начать волноваться, что Бяша выжил из ума, раз решил покурить посреди коридора, но тот с довольным видом убрал своё добро обратно в широкие карманы не менее широких брюк. Таких, которые Бяша никогда по доброй воле не выбрал бы, что наталкивало на мысль о том, что того кто-то наряжает. Марк казался сведущим в этом вопросе: при каждой их встрече тот выглядел, может, и не как на парад, но очень уж нарядно. Эта догадка не успела как следует сформироваться, когда глаза Антона зацепились за пятно татуировки, что уходила куда-то под ворот свободной толстовки. Болевой порог Бяши был ничтожно мал; то, что другие могли вынести со стиснутыми зубами, Бяша переживал в агонии и слезах. Как он вообще смог решиться на тату?.. – Откуда ты такой будешь? — насмешливо протянул Бяша, разрушая все надежды Антона на такое же тихое возвращение. Не реагировать было бы слишком вызывающе, а это Антону никак не нужно, но и суть вопроса он не вполне понял, так что ограничился нейтральным: – Я учу Марка немецкому. – Ещё один немец, значит, — фыркнул Бяша злобно, ведя плечом. Антон прекрасно помнил о его нелюбви к данной нации, но разубеждать в причастности к ней не стал. Дабы сменить вектор разговора, пересиливая себя, задал вопрос сам: – Ты тоже учишься здесь? – Да не приведи господь, на... Тьфу, блять, опять это... — поймав озадаченный взгляд Антона, со смешком пояснил: – Кир чуть ли по губам мне не даёт за это «на». Прилипло с детства, хоть топором с языка снимай... Антону не пришлось придумывать, что на это ответить; его вполне специально задел плечом впереди идущий парень, в котором Антон с неудовольствием узнал одного из своих ночных партнёров. Который неоднократно был им послан куда подальше после многочисленных попыток заполучить номер телефона в надежде на будущее повторение банкета. Тот, окинув всего его голодным, но колким взглядом, протянул: – Вот и ты, мистер неприступность, — его улыбка не предвещала ничего хорошего. Антон сам был мужчиной, но легко мог согласиться с тем, что задетое мужское эго — самая хрупкая вещь на Земле. Что вновь доказывал индивид перед ним. – Так никому и не даёшься? А если тебе заплатить? Сколько нужно, чтоб тебя трахнуть? Или ты думаешь, что так не будешь пидором, мм? Не показав лицом ничего, кроме скуки, Антон не планировал никак ему не отвечать, но вот Бяша, что поначалу каменным изваянием застыл рядом, вдруг ожил и почти что скалил зубы, когда вышел вперёд, притягивая оторопевшего придурка за грудки. – Я не знаю, че ты за кусок говна, но лучше бы тебе залепить табло. Челюсть Антона грозилась провалиться куда-то на уровень подвала. – Ещё раз услышу от тебя это слово, печень пробью. – А ты что, ебырь его? — парень брыкнулся, но Бяша сжал лишь сильнее. Если у этой сцены и были свидетели, они предпочли не вмешиваться в эту клоунаду. – Надо будет, я тебе трубу в зад затолкаю, — процедил Бяша и оттолкнул того, манерно хрустя костяшками. Последние извилины парня всё-таки существовали не просто так, и он ретировался от греха подальше, хотя и не удержался от гневного взгляда в сторону Антона. Который только какими-то невероятными усилиями по-прежнему держал стаканчик с кофе в руках. Бяша, скользнув по нему равнодушным взором, свернул на лестницу. Антон двинулся за ним следом. Весь его хвалёный самоконтроль улетел куда-то в трубу. Нет, на высказывания того парня ему было глубоко безразлично, но вот выступления Бяши он никак не мог уразуметь. – Ты как? — бросил Бяша словно бы просто для того, чтоб не молчать. Но Антон лишь плёлся позади с заметно потемневшим выражениям лица. Должно быть, это заставило Бяшу расценить то как-то по-своему, потому что он положил руку на плечо Антона, отчего последний ощутимо вздрогнул. Бяша, поморщившись, отступил. Но раздражённо проговорил: – Чувак, да не слушай ты это уёбище. В рожу ему харкни в следующий раз. Антон отказывался как-либо это понимать. Попросту не хотел. Бяша, скорее всего, заступился по наитию, сам не осознавая причины. Вот и всё. Должно быть, Марк уже говорил о нём своим друзьям, и только поэтому Бяша... Но то, как блеснули глаза Бяши при слове «пидор», ему не могло показаться. Как и то, какую силу Бяша для этого прикладывал. И вновь... с каких пор Бяша использует руки, а не просто поддакивает? Дыра в груди всё росла. Неужели за четыре года его друг Бяша изменился так сильно? Что знаменуют все эти изменения?.. К его небольшому облегчению, они пришли обратно без дальнейшего диалога. Не то чтобы Антон хоть как-то показывал к этому расположенность. Антон постарался придать лицу безэмоциональность и застопорился чуть в стороне от диванов - там сейчас стоял Рома, что было стратегически важно. – Что-то ты совсем исхудал, — глядя на Кирилла, протянул Марк, с благодарным кивком принимая от Бяши, беспардонно плюхнувшегося сбоку от него, какой-то пирожок, что тот достал из сумки. Антон, когда они были в столовой, и не заметил, что Бяша взял еды на всех. – Ага. «Шея тоньше бараньего хвоста», как сказал бы дед Карп, — знакомая шепелявость Бяши, на что Антон обратил внимание лишь теперь, вбила в его сердце ещё один гвоздь. – Юлька совсем не кормит? Дальнейших слов Антон не расслышал; Рома, встретив его блуждающие глаза, кивнул на скудный перекус в его руках. – Поел бы нормально. Вот он, идеальный момент пригласить Рому поговорить. Но Антон будто воды в рот набрал. Он так давно не чувствовал себя настолько потерянным и выбитым из колеи. То есть... в свете последних событий, казалось бы, хуже уже некуда, но, как выяснилось, вовсе нет. Всё новые и новые потрясения продолжали давить на его плечи. Он с трудом признавался себе, что перестаёт справляться. Но он не может вот так отступить. Не после всего, что он поклялся сделать. Психотерапевт не раз говорил ему, что порой нужно давать себя место и время, чтобы выдохнуть. Антон пропускает момент, когда Марк достаёт гитару и наигрывает известный мотив, попутно напевая. – «Она жуёт свой орбит без сахара и вспоминает тех, о ком плакала». Антон невольно ухмыляется. Ладно. У него ещё есть время на выдох. Пока эта разношёрстная компания не планирует расходиться, у Антона есть возможность настроиться на серьёзный разговор. С холодной головой. Так что он отвечает Роме лишь кривой улыбкой, на которую сейчас способен. Сэндвич, купленный им, к слову, убогий на вкус. Его присутствие, похоже, никак не влияет на остальных, что заметно придаёт ему спокойствия. Разве что Рома периодически смотрит на него. Но по сравнению со всем попутным Антону от этого даже как-то ни горячо ни холодно. Парни болтают о чём-то своём, во что Антон не вслушивается, воспринимая то как фоновый шум, но когда раздаётся голос Ромы, невольно выныривает из пузыря. – Я тебе давно говорю, переезжай к нам с актрисой. У нас есть свободный диван. – Да брось, Ромыч. И так нормально, я ж не привередливый. Херня война, лишь бы не убила. Кирилл и Марк синхронно закатывают глаза. – Как там ребёнок? — спрашивает Марк, смотря на первого. Антон чуть не давится слюной, но всё оказывается не тем, о чём он подумал. – Коля всё ещё выделывается. Заладил своё: «не смогу, не буду, не хочу». – Во те раз, — возмущается Бяша. – Мы че, зря батрачили на эти его протезы дорогущие, чтоб он нос воротил? – Вас никто не просил, — ощетинился Кирилл. – Перестань, Кир, — чуть мягче говорит Марк. – И вообще, не ругайтесь при Сене! Он натура чувствительная, сразу видно. «Чувствительная натура» посылает Марку убийственный взгляд, но тому хоть бы что. Антон невольно заостряет своё внимание на словах Кирилла. Если ему выпадет случай переговорить с Олей в обозримом будущем, он мог бы упомянуть о том, что услышал. Только вот как он объяснит источник информации? С другой стороны, не его вина, что его прошлое настойчиво полезло из всех щелей. Говоря об этом самом прошлом... Кофе закончился; внутренняя медитация тоже. Пора и честь знать, как говорится. Антон, привлекая внимание Ромы тихим покашливанием, решает не размениваться на прелюдии, сразу обозначая: – Мне нужно с тобой поговорить. Наедине. Не здесь. Удивление Ромы отражается лишь в приподнятой брови. Но он как-то уж слишком просто соглашается, кивая, прощается с друзьями - что не успевают и слова вставить, - и они покидают закуток так стремительно, словно Рома сам только и ждал момента уйти. Антон, отошедший от первичного изумления, зовёт: – Куда мы идём? – Есть, — коротко и сердито. – Я не голоден. – Не верю. Антон, нашедший душевное равновесие, кажется, сейчас снова его потеряет. А главное, из-за такой ерунды? – Там не бывает народа, — добавляет Рома. И этот аргумент в самом деле играет в пользу того места, куда бы они ни шли. Антон до этого дня не бывал в студенческом кафетерии, так как был наслышан о здешних неземных ценах. Но как среда для приватного разговора - выглядит очень подходяще. Помещение небольшое, столы отделены друг от друга перегородками, а возня бариста вкупе со включенным на музыкальном канале телевизором даёт необходимую шумовую подушку, чтобы не слышать ничего дальше пары шагов. Антон думает о том, что студенты наверняка заваливаются сюда ради подобной атмосферы, когда нога решает напомнить о себе. Он неловко спотыкается буквально на ровном месте, но окончательно осесть на пол ему не позволяет невероятно крепкая поддержка на грани приличия. Чужая ладонь опускается на его талию, а вторая уверенно тянет на себя. – А я милого узнаю по походке, — ехидно протягивает Рома. Они замирают так на секунду, что кажется вечностью, и Рома будто бы нехотя отпускает его, отодвигает ближайший стул и делает замысловатый жест рукой. – Прошу... моя леди. Антон не помнит, чтобы щёки его были способны нагреваться до такой температуры. Антон давно научился игнорировать стыд, но это... не поддаётся никакому описанию! Нога всё ещё болит, и Антону и вправду лучше присесть, если он не хочет позориться ещё больше. Едва Рома занимает стул напротив него, он цедит: – Не пойму, чего ты добиваешься, но я женат, если ты не забыл. Я не ищу отношений. Ты, если мне не изменяет память, говорил, что объектом твоих развлечений я не буду. – Прошу меня простить, — в глазах Ромы опять мелькает что-то тоскливое, но это кажется наваждением, так как игривая улыбка его не вполне с этим сочетается. – Мой юмор может быть... глупым. Что же касается твоей жены, я ни в коем случае не хотел тебя оскорбить. Тебя беспокоит наше общение именно поэтому? – Я не уверен, но если я дал тебе повод думать, что у нас что-то может быть, то... – Арсений, — перебивает Рома, и улыбка его становится натянутой, – я не привык юлить и скажу прямо. Ты мне интересен как человек, и я хотел бы... общаться с тобой. Не больше того, что ты можешь мне дать. Антон очень хочет верить в то, что его лицо остаётся непроницаемым. Потому что то неведомое стремление преследует и его тоже, и это должно приносить только раздражение, но почему-то... влечёт его, как мотылька на горящую лампадку. Опасно. Это очень опасно. А он не может так рисковать. – Ты понял это за три наших встречи? Не считая сегодняшней, — его голос был пропитан холодом. – Да, — так чудовищно искренне, что Антону почти физически плохо. Этот человек влияет на его совершенно невыносимым образом. Рушит все стены, что он воздвиг вокруг себя. – Если ты откажешь, я не буду больше пытаться. – Неужели? – Я честен с тобой. С чего бы Антону ему верить? Но... чёрт возьми! Чересчур много в жизни Антона стало этих «но». Пока Рома просто находится рядом, ничего страшного ведь не может произойти, правда? К тому же, им с Марком всё равно придётся видеться время от времени, а раз уж Рома — частый гость в его магазине, то.. Антон не привык врать себе. Что-то в том, как Рома вёл себя с ним, делало его слабым. Он не мог этого допустить, никак не мог... – Ты не прикасаешься ко мне, — говорит он резко, отрывисто, – не пускаешь своих двусмысленных шуток и не лезешь мне в душу. – Идёт, — быстрёхонько кивает Рома. Уголок его губ изгибается в лукавой ухмылке. – Но что насчёт «моей леди»? – Твой юмор крайне отвратителен. – Всё для тебя. От очередного падения его в собственных глазах Антона спасает необходимость выбрать, что заказать. Без болтовни Ромы он не может не отметить, что по телеканалу играет какой-то безвкусный бред, оскорбляющий поп-музыку своим существованием, и, судя по смешинкам в глазах Ромы, тот замечает его недовольство, но никак это не комментирует. «Ждёт, когда я скажу, зачем позвал его», — понимает Антон. Делая самый глубокий вдох за сегодняшний день, Антон без утайки заявляет: – Мы встречались прежде?