Кошка поймала птицу

[Песни из плейлиста Ромы]: ×Воровайки — Шмон ×Лиза Мялик — Четыре косаря ×Кино — Ты обвела меня вокруг пальца ×Мегаполис — Никогда ×Би-2 — Полковнику никто не пишет

Спалось Антону, что говорится, хреновенько. Как на иголках, если угодно. Голова была забита бог знает чем, и ничего вразумительного в ней отыскать было решительно невозможно. Перед сном он хотел немного порисовать, чтобы очистить мысли от всякого хлама и найти хоть капельку умиротворения, но это был тот случай, когда даже погружение в любимое занятие не спасло его. Вместо спокойных и плавных линий, что обычно выходили из-под карандаша, его рука выводила какие-то неясные силуэты, словно сплетённые друг с другом в непонятном танце, и не нужно долго гадать, чтобы разглядеть не шибко завуалированный подтекст в этих рисунках. Даже карандаш, его верный друг и помощник, на этот раз подвёл его в такой важной миссии! Но продолжать насиловать бумагу ему не позволила мама, завалившаяся к нему с банкой какой-то дурно пахнущей мази. Она натирала его ногу до тех пор, пока не была полностью удовлетворена результатом, и бесконечно причитала о том, что он растяпа и неуклюжий дурак. Ну, что ж, на правду не обижаются. Антон старательно отводил глаза, когда мама пыталась поймать его взгляд, ибо нерациональный страх того, что мама всё прочтёт в его кристально чистых, как весенний ручеёк, глазах, не отпускал его. Когда мама бросила скучающий взор на его каракули, он готов был провалиться сквозь землю. Но Карина только цокнула, переводя взгляд на Антона, и твёрдо сказала: – Завтра чтобы двор был чистый. И телефон ты мне так и не отдал. С этими словами мама протянула руку, и Антон, нехотя потянувшись за телефоном и мысленно попрощавшись с музыкой на ближайшее время, положил его маме ровно в ладонь. Дверь за мамой захлопнулась, а блондин с горячки стукнул по кровати. Наказание, чёрт бы его побрал! Будто ему и так проблем мало… В неспокойном сне ему то и дело мерещились чужие касания и размытые образы, которые Антон не хотел различать. В более осознанных сновидениях он воспроизводил встречу с Руди и иногда сомневался, действительно ли это произошло с ним… И куда большим потрясением для него стало некоторое осознание того, что, кхм, он мог с лёгкостью представить на месте Руди кого угодно. В его воображении оставались лишь те же ощущения, тот же привкус на губах и то же тепло, исходящее от чужого тела. А какое мальчишеское личико будет их источником — не важно. Его подкидывало с той же силой, что и прежде. Вот только здравомыслящая часть мозга говорила ему так же о том, что, кроме Руди, он никому не мог довериться в той же мере, ведь таких, как он, здесь попросту не примут. Но если позволить себе помечтать… Антон подумал, что позволил бы своим друзьям делать с собой то же, что и Руди продемонстрировал ему. Антон не боялся того, что они могут навредить ему, потому что был уверен в том, что его друзья ни за что бы так с ним не поступили. Он знал их так давно и точно знал, что они не сделают ему больно. Здесь дело было в другом… Антон гнал от себя эти мысли. Зачем, если это всё равно никогда не произойдёт? Максимум, на что он рассчитывал, — что друзья по-тихому осудят его и прекратят общение с ним без криков и скандалов. Что в их сердцах Антон останется «бывшим другом»… Если так подумать, его фантазии были похожи на жизнь какой-то проститутки… Плевать, с кем, лишь бы хорошо было… И как бы Антону ни было прискорбно это признавать, в какой-то степени так оно и было. Он не искал отношений, потому что считал себя абсолютно к ним не готовым. И к одному из аргументов против этих самых отношений было как раз отсутствие сексуального влечения, что как бы является важной составляющей. Антон понимал, что не на этапе шестнадцати лет задумываться о таких вещах, но полагал, что это может стать проблемой в будущем. Тем не менее, отношений Антон хотел. Но совершенно не представлял, чего от них ожидать и как вообще они будут работать, если можно так выразиться. И больше всего он боялся в них разочароваться. Когда Антон размышлял об отношениях, он, конечно же, имел в виду что-то такое грандиозное, серьёзное, глубокое и вечное, что должно поселиться в сердце и цвести с каждым днём. Так, чтобы быть уверенным, что тебя любят точно так же, как и ты. Так, чтобы один раз — и навсегда. Но даже несмотря на то, что Антон верил в такую любовь, он не считал себя настолько удачливым, чтобы познать нечто подобное. И всё же… Пока он не отчаялся настолько, чтобы заводить отношения, с кем попало, лишь бы они были. И если получение физического удовлетворения будет в обязательном порядке сопрягаться с возможностью каких-то отношений, Антон решительно откажется. Он не помнил, в каком фильме он услышал одну очень интересную фразу, которая прочно укрепилась в его сознании… Но она звучала примерно так: «Секс является важной частью отношений. Но отношения, увы, строятся не только на сексе» И пусть Антон всё ещё краснел от этого вульгарного в приличном обществе слова, свои чувства по этому поводу он трезво оценивал. Разложив-таки все тревожащие его мысли по полочкам, он пришёл к следующему заключению: покуда физическое влечение не перестанет терзать его жадное до таких вещей тело, он хочет справляться с ним без каких-либо обязательств. Делов-то, подумаешь, просто найти человека, который будет так же не против получения приятных эмоций и который будет разделять его мысли касательно отношений. А дабы не привыкать к кому-то слишком сильно, было бы неплохо иметь несколько таких субъектов… М-да… Что бы сказала мама, если бы узнала, о чём он думает по ночам… Естественно, Антон не мог не поражаться тому, что стал задумываться о таких грязных вещах. Но с другой стороны… Если он честно заявляет человеку, что хочет от него только одного и ничего не обещает, разве в праве тот требовать большего? Если обе стороны устраивает такой исход… Неужто это так уж плохо? Всяко же лучше, чем искать отношений ради того, чтобы пообжиматься, а потом подло оставлять… И, не дай бог, какие-то случайные интрижки… Это слишком больно ударит по его гордости. Как бы то ни было, единственным возможным кандидатом на замечательное место «друга с привилегиями» мог быть только Руди. И Антон намеревался поговорить с ним об этом и о том, что произошло. Если же тут не срастётся… Что ж, придётся смириться с тем, что до встречи своей второй половинки ему предстоит сдерживать в себе неуёмную бурю… А учитывая тот факт, что в спутники жизни себе он намеревается выбрать не «прекрасный» пол, жизнь ему в скором времени начнёт казаться совсем не сказочной. Его родители, в отличие от большинства, придерживались не таких строгих взглядов насчёт отношений, какие здесь были в почёте, и практически не спрашивали о его заинтересованности в ком бы то ни было. Они довольно спокойно восприняли новость о том, что Антон в ближайшем будущем не планирует ни на ком жениться, да и вообще ему пока вообще никто не нужен. Папа с нежной улыбкой поделился с ним тем, что до встречи с Кариной не обращал внимания ни на кого вокруг и был жутким занудой, с которым не хотела общаться ни одна девушка. Так они дружно сошлись на том, что Антон ждёт «ту самую» и что он попросту романтик до мозга костей. Доля правды в этом была, конечно. Антон деловито кивал, потому что, ну, не мог же он признаться родителям в том, что при взгляде на девушек его либо никак не дёргает, либо передёргивает в нехорошем смысле… Антон как-то рассказывал друзьям о своих воззрениях относительно любви и отношений, и те по большей части по-дружески подразнили его. Мол, он с такими запросами до старости пробудет в одиночестве. И только Паша поддержал его мысли, сказав, что отношения — это сложно и требует больших усилий, и нет ничего страшного в том, что он не хочет торопиться. И издал тихий смешок, признавая, что оно того стоит. Наутро он ощущал себя так, словно его переехал трактор. Под самое пробуждение его как раз вновь окатило волной внезапного возбуждения, и он проснулся весь вспотевший, с испариной на лбу и спине, и тянущим ощущением чуть пониже… Ох, нет, об этом мы говорить не будем. Скажем только то, что Антон распахнул окно в комнате, пытаясь остудить пылающие щёки, а когда это не помогло, прошмыгнул во двор, чтобы уже в бане окатиться ледяной водой, кусая губы, дабы ненароком не вскрикнуть. Когда с, кхм, проблемой было, вроде как, покончено, он, чуть-чуть пришедший в себя, вернулся в дом, чтобы столкнуться с заинтересованными взглядами всей семьи. Скомканно объяснив свои водные процедуры, ссылаясь на закаливание, Антон впопыхах позавтракал и понёсся обратно в комнату в намерении привести себя в божеский вид. Часы отстучали седьмой час утра, и Антон не без радости отметил, что наконец-то проснулся в приемлемое время. Целое утро ещё впереди — прямо простор для деятельности… Мог бы быть, если бы его не погнали работать, стоило ему спуститься вниз за конфетками. Сегодня его больная нога никого не волновала, так что выбора не оставалось. Благо припухлость спала, и Антон почти не хромал. И всё же её продолжало тянуть, а это знатно угнетало. Но что ж тут поделаешь. Работа ждёт! Прохладный ветерок был приятной малостью этого нелёгкого утра. Антон отыскал замызганные старые перчатки, практически целиком покрытые стародавней засохшей краской, и, придирчиво пробежавшись по каждым граблям, выбрал наиболее удобные и чистые. Скошенная трава покрывала собой всё пространство, как слой первого снега, и Антон тяжко вздохнул, настраиваясь на утомительную работу. Как вдруг справа от него, на всё той же скамеечке, раздался короткий смешок. – Доброго утречка, блондинка, — поприветствовал Рома, протяжно зевая. – Доброго. Ты чего выстал в такую рань? — усмехнулся Антон в ответ, перебрасывая грабли заученным жестом. – Такая уж рань, можно подумать. Я привык рано вставать. – Это хорошо, — кивнул Антон. – У нас принято подниматься как можно раньше. – Это я уже понял, — хмыкнул Рома и махнул головой в сторону соседнего крыльца. – Дед в пять утра на кухне гремит, поспишь тут, блять. Антон беззлобно рассмеялся и заискивающе протянул: – Так, может, поможешь, коли заняться нечем? – Какое выгодное предложение, а главное, что неожиданное! — несмотря на тонну сарказма в голосе, Рома поднял свою тушку со скамьи и, потягиваясь, сказал: – Помогу, я ж обещал. Антону не нужно было гадать, что вертелось в головах обоих. Рома таким образом отдаёт ему своеобразный долг, да ещё и намеревается по ходу работы услышать интересующие его подробности случившегося на речке. Но если на мгновение абстрагироваться от этих знаний, Антону всё равно было приятно, что Рома вызвался ему помочь, пускай и в своих целях. Он чувствовал, что некая стена между ними рушится, а клубок из злости и непонимания потихоньку распутывается. Возможно, однажды они смогут обо всём откровенно поговорить. Ну а пока можно наслаждаться новым знакомством, которое в перспективе способно принести большие плоды. Они ведь соседи, волей-неволей будут часто видеться, а если продолжат общение в том же ключе, быть может, даже заведут некоторую дружбу… Что-то размечтался ты, Антон Петров, конечно. С таким переменчивым человечком, как Рома, заглядывать наперёд — такое себе занятие. Глядя в ожидающие глаза Ромы, Антон не мог убрать улыбку со своего лица. Но Рома, похоже, больше ничего предосудительного в ней не усматривал, а потому только выгнул бровь, призывая Антона к действиям. Антон отрыл в кладовке ещё одну пару перчаток, а на вопрос, на кой чёрт они сдались, объяснил, что без них очень быстро можно натереть мозоли. Рома спорить не стал и послушно напялил тряпичное нечто на свои руки. Потом Антон, крепко задумавшись, стал выбирать Роме грабли. Оставшиеся были довольно тяжёлыми, так как имели деревянную основу, но предлагать Роме забрать его лёгкие грабли Антон не решился: тот точно заворчит, что в поблажках не нуждается, и ни за что не возьмёт. Тяжело с упёртыми людьми, конечно, что ж с них взять… Так что Антон просто взял те, которыми, на его взгляд, Роме будет работать проще, и вручил брюнету, получая в ответ удовлетворённый кивок. Вряд ли есть что-то сложное в том, чтобы собирать траву в кучки, поэтому Антон не захотел лишний раз раздражать Рому ненужными нравоучениями и сказал только, что трава уже высохла, и им придётся чуть-чуть труднее, чем могло бы быть. Они быстро распределили участки, и Антону всё же удалось «урвать» себе территорию побольше. Вообще, по правде говоря, он не рассчитывал на длительную помощь Ромы, так как это занятие хоть и кажется пустяковым, на деле спина устаёт очень быстро и руки с непривычки начинает неприятно жечь. И тем не менее, осознание того, что ему не придётся в одиночку грести всю траву, прибавляло сил. Он с необычным для себя энтузиазмом принялся за дело, время от времени бросая взгляды на Рому, так же усердно работающего. Они работали в молчании, на внушительном расстоянии друг от друга, и тишину между ними разрезали только «вжухание» граблей, скребущих по земле, и редкие шумные выдохи. Как Антон и ожидал, надолго Рому не хватило. И всё же он тщательно прибрался на второй половине переднего дворика. Антон краем глаза видел, как Рома морщится, выгибая спину или разминая пальцы. По внутренним часам Антона, прошло около часа, и это приличное время для непривыкшего к подобным нагрузкам человека. Отбросив грабли в сторону, Рома присел прямо на мосточки, вытирая лоб тыльной стороной ладони. Антон рассудил, что небольшой перерыв ему тоже не помешает, хотя обычно он бы себе не позволил расслабляться в самый разгар работы, ибо лучше закончить пораньше, до тех пор, пока солнце не начало слишком припекать. А жары с утра и без него порядком хватало. Антон не стал спрашивать про усталость, потому что Роме бы это явно не понравилось, и просто встал рядом, нависая тенью и закрывая от солнечных лучей. Сам он почти не ощущал напряжения в мышцах, так как по приезде домой уже успел размять отвыкшее тело. Хотя он уже прилично вспотел и не отказался бы от парочки глотков водички… – Пить охота, — словно прочитав его мысли, протянул Рома. – А потом снова горбатиться. Вызвавшись принести им обоим по стакану воды, Антон зашёл домой и тут же наткнулся на удивлённый взгляд папы. Тот пальцем подозвал его к себе и, зачем-то понизив голос, сказал: – Товарищ твой помогает тебе, я смотрю. В честь чего это? – Он мне должен, — честно ответил Антон и ведь не соврал. По доброте душевной мало кто предлагал свою помощь, ибо у каждого и своих домашних забот хватало. Особенно, с утра. Это было в порядке вещей, и никто не держал обид по этому поводу. Так что неудивительно, что папа озадачился таким стечением обстоятельств. – Вот оно как, — усмехнулся папа, хлопая Антона по плечу. – Ну, долг — дело святое. Но всё равно потом отблагодари его. – Конечно, пап. Рома посмотрел на живительную воду, как на восьмое чудо света, и почти вырвал стакан из рук Антона. Блондин же, хихикая, всё так же оставался стоять, локтем опираясь на грабли. Вода спасительной волной прокатилась по горлу, и сразу жить на свете стало радостнее. Запрокинув голову слишком сильно, Рома зашипел, хватаясь за шею. Похоже, боль со вчерашнего вечера ещё не отпустила его. Семечки, оставленные Ромой, Антон, к слову, дощёлкал один, втыкая в горизонт и любуясь закатным солнцем. – Можно тебя кое о чём спросить? — произнёс Антон, в голове которого вспыли последние слова Ромы перед тем, как тот ушёл. – Ну, спрашивай, — ответил Рома, закрываясь пальцами от назойливого солнца. Немного сбитый с толку таким быстрым согласием, Антон не сразу собрался с мыслями. Но, прокашлявшись, осторожно спросил: – Те деньги, про которые ты вчера упомянул… Это ведь ничего серьёзного?.. Брюнет, кажется, поначалу не понял даже, про что идёт речь, и посмотрел на Антона с непониманием во взгляде, в котором плескалось ехидство. Но потом Рома внезапно взорвался хохотом, ложась на спину и стуча кулаком по мосткам. – Спасибо за беспокойство, конечно, — сквозь смех сказал Рома, и Антон почему-то смутился от этих слов. – Это именно ничего серьёзного, блондинка. А почему ты об этом спросил? И вот что отвечать? Антону бы и самому хотелось об этом узнать. Но тревожный узелочек всегда появлялся в душе Антона, когда разговор заходил о долгах, связанных с деньгами. – Я просто подумал, вдруг парни успели тебя во что-то втянуть. С долгами у них очень тяжело всегда выходит. А если в этом замешаны ещё и деньги… Взгляд Ромы вмиг посерьёзнел. Он пристально посмотрел на Антона ещё пару мгновений и в конечном итоге тускло усмехнулся: – Я с твоими корешами больше не пересекался. Да и не горю желанием, если уж на то пошло, — брюнет повёл плечом, недовольно скалясь. – Так что забудь, они тут не при чём. Рома резко поднялся, и по его напряжённым движениям было видно, что разговор стал ему неприятен. Он поднял свои грабли и, стоя напротив Антона, молча продолжил пить свою воду, показывая, что вопрос исчерпан. Но то ли вспыльчивый характер нового знакомого Антона ничему не научил, то ли зудящее любопытство затуманило ему разум, ведь он, смотря на Рому в упор, поинтересовался: – Как прошла ваша, эм, встреча вообще? — и получил от Ромы такой взгляд, что в ту же секунду пожалел о своём тупом языке. – Боже, как прозвучало… Не хочешь, не отвечай, мне просто интересно стало… Че ты опять ржёшь?! Подцепив с лежащей у ног кучки травы маленький комочек, Антон запустил его Роме прямо в лицо, но тот закрылся стаканом и, поперхнувшись, прохрипел что-то, при этом сотрясаясь от смеха. Более-менее выровняв дыхание, Рома сказал: – Не могу я с тобой, блять. Сначала спрашиваешь, потом заднюю даёшь. И такие глаза у тебя при этом, уссаться. – Иди нахуй, — вяло отмахнулся Антон, стараясь не показывать своё смущение, но скрыть покрасневшие щёки он сейчас не имел возможности, так что его актёрство мало помогало. – Твоё благородство меня поражает, блондинка, — продолжил ехидничать Рома. – Сама учтивость и чувство такта. – Больно надо, — пробурчал Антон себе под нос, отворачиваясь. – Можно подумать, я что-то такое спросил. Хочу по-хорошему, а ты как всегда… Если тебе неприятно это обсуждать, так и скажи, а не издевайся надо мной… Прервала обиженный бубнёж Антона рука, что легла ему на плечо и с силой развернула. Он едва не запнулся, но устоял, прибитый к месту изумрудным блеском. Рома как-то тяжело вздохнул и, поймав рассеянный взгляд Антона, сказал: – Не знаю, как у тебя или у твоих друзей тут принято, но я, если мне будет неприятно, как ты выразился, что-то говорить, просто пошлю тебя нахуй, понятно? Сейчас я разве что-то сказал? А, Антон? Никто и никогда ещё не использовал имя Антона, как средство рычага, и это его несколько обескураживало. Слишком быстро он привык к своему новому прозвищу, раз теперь собственное имя из уст Ромы звучало, как что-то особенное… Антон неуверенно качнул головой, и Рома продолжил: – Ну вот и не страдай хернёй. Я тебе уже говорил: не пытайся строить из себя самого умного. Ты слишком много думаешь. И башку, очевидно, заполняешь своими ахуенными умозаключениями. Мягко говоря, Антон опешил. Он, собравшись с духом, выпалил: – Но разве ты занимался не тем же самым? — и на ожидаемо вопросительно поднятую бровь пояснил: – При нашей первой встрече ты вёл себя грубо, так ещё и меня виноватым выставил, хотя я совершенно ничего тебе не сделал! А потом… Потом наговорил мне таких вещей… И то, что я ответил тебе так же, ты посчитал чем-то вопиющим, видимо, потому что ты, блять, избил меня. И после этого ты смеешь говорить мне, что я страдаю хернёй?! Он не понял, в какой момент начал дрожать и повысил голос. Почему вообще завёлся с полуоборота. Но всё то, что так долго копилось в нём с того злосчастного утра субботы, наконец нашло выход, и почему-то Антон ощущал мало положительных эмоций от этого. От злости на самого себя он боялся ненароком сорваться на Роме, поэтому размашисто дёрнул плечом, скидывая чужую руку и намереваясь уйти, но не успел сделать и шага, как его схватили за локоть и заставили стоять на месте. Вопреки так и рвущимся возмущениям, Антон просто беспомощно обмяк, послушно замирая. Хуже того, что было, всё равно уже не будет… – Антон, — позвал Рома, и Антон вновь столкнулся с ним взглядом. – Успокойся и послушай. Я действительно виноват, я признаю. – Тогда почему ты сказал, что перед таким мудаком, как я, извиняться не будешь? — тут же вставил Антон, прикусывая губу, чтобы дрожь не просочилась в голос. – Я такого не говорил, не пизди, — когда Антон возмущённо засопел, Рома произнёс: – Я говорил, что ты пока не заслужил моих извинений. – А теперь заслужил, значит? Спасибо, одолжений мне делать не надо. – Да ты дашь договорить или нет, ебанный в рот?! Антон неосознанно захлопнул рот, тут же стыдясь своей слабохарактерности, но здравое чувство приказало ему в самом деле угомониться и спокойно дослушать Рому, от которого, несмотря на заметное раздражение, не исходило той угрозы, что он чувствовал в лесу. – Хорошо, давай так, — Рома кашлянул в кулак и заговорил твёрже, словно стараясь вбить в мозг Антона свои слова. – Мне реально было херово в субботу. Очень. А ты пришёл весь из себя индюк, блять. Думаешь, я не видел, с каким злорадством ты смотрел на мои мучения с этой ебаной черепугой? Ещё и помогать мне пошёл с таким ебалом, словно город от пожара спас. Мне уже тогда захотелось тебе втащить, чтоб жизнь малиной не казалась. Взбесил ты меня тогда, пиздец. Уже потом я подумал, что сам понапридумывал себе какой-то хуйни, хотя обычно я так не делаю. И подумывал как-нибудь поговорить нормально, а тут… Ну, бля, ты прям в нужное время пришёл, конечно. Я только хотел поздороваться нормально, мол, привет, браток, вот, так и так, извини, вспылил, не держи зла… А ты сразу: «Какого хуя ты тут делаешь? Пиздуй отсюда нахуй». Ну я думаю, хуй тебе, блять. Значит, я не ошибся, и ты всё-таки такая мразь, как я и подумал. Решил, если ты собрался меня тут подмять под ваши какие-то законы пастушьи, то обломаешься, меня запугать у тебя кишка тонка. Когда ты ещё своих корешей упомянул, думаю, ну точно, нашли дурачка, ага. Какую ты херню потом мне чесал там, я особо не вникал. Звучал ты всё равно, как овечка, которую в угол загнали. И тогда я так рассудил, что все твои слова — красивый такой пиздёж. Уж больно сам ты походил на того, об кого привыкли ноги вытирать, а тут ты себя хищником почувствовал в кои-то веки, вот и зубки зайчику поточить захотелось. А дальше мне стало тебя даже жаль. Ну, думаю, с тебя и так хватит, того гляди, рыдать всю ночь будешь. А ты мне выдал, конечно… — на этих словах Рома на секунду прервался, и в голосе его проявилась некоторая злоба, от которой у Антона кольнуло в сердце. – Про меня можешь пиздеть и думать, что угодно. С этим разобраться, если сильно захотеть, всегда можно. Но про мою мать я говорить не позволю. Никогда. Ты понял меня? Антон быстро-быстро закивал, вспоминая те ужасные слова, что он сказал в тот день. И злость Ромы он получал совершенно справедливо. – Я не хотел тебя бить, — сказал Рома дальше. – Но это я не мог просто так оставить. И как бы я потом ни думал, что сам поступил, как последняя падла, я всё равно каждый раз понимал, что простить тебе те слова просто так не смог бы. Так что извиняться я не буду, Антон. За это — нет. – Но если так… — подал голос Антон, нерешительно отводя глаза. – Почему ты… Поменял своё поведение? Казалось, что Рома переспросит, что Антон имеет в виду, но он ответил сразу, словно не задумываясь: – Потому что понял, что ошибался. Рома звучал так просто, как будто не вкладывая в сказанное большого смысла. Но по его честным глазам Антон с трепетом осознал, что услышал самое настоящее откровение. И ему не нужно было расспрашивать и дальше. Пожалуй, в это короткое предложение Рома вложил сразу всё. – Ты… Ты говорил, что не можешь понять меня, — сказал Антон уже смелее, но пульс в ушах почти заглушал его голос, так что он с трудом слышал себя. – В каком плане? – Я считал, что ты теперь меня ненавидишь, — издал Рома хриплый смешок. – А ты продолжал лезть ко мне, и я, честно, не улавливал в этом нормальных причин. Я думал, что если отодвину тебя от себя, то мы оба успокоимся, и жить станет проще… Но ты, блондинка, так не желал, судя по всему. Я избил тебя. А ты на следующий день носился со мной, как с писаной торбой. Почему? Настала очередь Антона делиться своими мотивами. И он, совершенно не таясь, ответил: – Потому что очень хотел верить, что ошибаюсь. На слабую улыбку Ромы не мог не ответить своей, наверняка идиотской и чересчур широкой. – Выходит, мы оба друг друга недопоняли? — усмехнулся Антон, получая в ответ всю ту же наглую ухмылку Ромы. – Выходит, что так. Иначе объяснить твою тягу к такой сволочи, как я, мне будет сложно. Пихнув его плечом в отместку, Антон съязвил: – Да уж, на всяких мудаков меня прямо-таки тянет. Ребята рассмеялись теперь уже на пару, и улыбка Ромы тоже стала шире. Просто удивительно… Если бы Антон никогда прежде не видел другой стороны брюнета, он бы вряд ли мог себе представить, что на его таком светлом лице может быть извечно хмурое выражение, а искристый смех обычно заменяется колкими короткими смешками. Рома-таки отпустил его локоть, складывая руки на груди, и, убирая улыбку, сказал: – Извини меня. За то, что я тебе наговорил за эти дни. Невооружённым глазом было видно, что Роме нелегко дались эти слова. Но он нашёл в себе силы их произнести, смотря прямо в глаза. Антон, в очередной раз растерявшись, уставился на протянутую ладонь Ромы и, не смея заставлять его нервничать ещё больше, незамедлительно её пожал. – И ты меня извини, — постарался сказать он так же невозмутимо. Получилось или нет, вопрос риторический, впрочем, но главное, что прозвучало это действительно искренне. – Я, признаться, думал, что ты, блондинка, можешь только попёздывать издалека, а за свои слова отвечать не будешь. Но когда ты сделал тот великолепный выпад в лесу, клянусь, я потерял дар речи… Комочек свежей травы снова полетел в чужую физиономию. – Ты сам это потом собирать будешь! — крикнул Рома, почти не уворачиваясь от косых бросков Антона. – Твои слова о долге, кстати… Тебе, правда, это очень важно? — спросил Антон, когда эта мысль вдруг возникла в его голове. – Да, — уверенно сказал Рома. – В противном случае я б не попёрся сюда. – Какой ты злой. Неужто больше помогать мне не будешь? – А на каком это основании? – Ну, по дружбе, так сказать. – Вот как? Рома растянул губы в такой коварной улыбочке, что Антон тут же жутко смутился. И осознал, что только что сказал. – Если… если ты тоже так думаешь, конечно, — добавил он следом, наверняка краснея, как свёкла. – Я думаю, — вальяжно растягивал слоги Рома, – что звучит не так уж плохо. С губ Антона сорвался вздох облегчения. – Тогда… — выпалил он, пока не передумал. – Может, начнём всё сначала? – Так уж и быть, блондинка, — ответил Рома как бы развязно, но огоньки в изумрудных глазах не могли его обмануть. Глаза Ромы говорили всё за него. – Но дразнить тебя я не перестану, это слишком весело. Принять такую жертву Антон был абсолютно не против. Они поболтали ещё немного, но уже более вяло, так как оба, очевидно, переживали внутри этот во многом смущающий разговор. Антон не мог поверить в то, что топор войны между ними наконец зарублен. И, конечно, безумно радовался тому, что интуиция его не подвела. Что уж там говорить, он даже слегка гордился собой. Вскоре парни вернулись к работе, но мысленно Антон всё возвращался к словам Ромы и не мог перестать лыбиться. Ну до чего же абсурдно у них всё получилось! Пожалуй, Рома был в чём-то прав. Порой Антон слишком много пытается анализировать вместо того, чтобы просто по-человечески спросить. И слишком быстро вспыхивает, прямо как спичка, что тоже не есть хорошо. Но это всё теперь пустяки. Его грудь наполнялась очень тёплым чувством. Давненько у него не было новых приятелей, а таких необычных — так уж точно! Со всем этим Антон даже как-то позабыл про вчерашние потрясения. И поразился тому, что рядом с Ромой не вспоминал об этом. Наверно, из-за того, что Рома не являлся коренным жителем деревни, что разделяли достаточно гомофобные взгляды, и его старым приятелем, которым Антон теперь опасался смотреть в глаза, боясь попасться на любой мелочи, у Антона и не было причин паниковать. Рома, к его удивлению, умел забалтывать так, что ни на чём другом Антон попросту не мог сосредотачиваться. Безусловно, рассказывать об этом Роме он тоже ни в коем случае не собирался. Но почему-то не боялся его реакции так, как реакции других. Рома уже показал себя как человека, что умеет вести спокойные разговоры. И Антон доверял своим чувствам. А чувство подсказывало ему, что Роме можно доверять. Поработав ещё около часа, Рома буквально свалился на землю, раскидывая конечности, как морская звёздочка. К этому времени Антон тоже ощущал слабую тяжесть в спине и остановился, чтобы немного размяться. – Как ты ещё не сдох? — протянул Рома, смахивая с волос травяные соринки. – Так на тебя посмотришь, такой задохлик. – Это обманный приём, — хихикнул Антон. – Ты молодец. Для первого раза очень хорошо! – Отъебись, — буркнул Рома. – Я что, по-твоему, траву никогда не убирал? – Твои мышцы слишком напрягаются с непривычки, вот и всё. Будешь заниматься физическим трудом каждый день — и тело к этому привыкнет. Не разделяя его оптимизма, Рома простонал: – Я этого не вынесу… Пока Рома валялся, страдая от жары и натруженных рук, Антон как раз закончил со своей территорией, собирая последнюю кучку. Теперь он наконец-то мог ненадолго расслабиться, так что он устало плюхнулся чуть поодаль от Ромы, пытаясь перевести дыхание. Разговаривать сил у них не было, но тишина не казалась гнетущей, скорее приятной. Собрав остатки работоспособности, они даже отнесли всю собранную траву в яму, используя старую ванночку для бани, уже давно непригодную для своих первоначальных нужд. Ноги Антона как-то сами привели его к Фильке, а Рома плёлся позади, погружённый во что-то своё, и смачно выругался, когда увидал здоровую коровью морду перед своим лицом. На призыв блондина погладить корову Рома отвечал категорическим отказом. Антон, не сильно и настаивающий, всецело завладел вниманием животного, громко и радостно мычащим от его размашистых поглаживаний. – Ты спрашивал, как прошла встреча с твоими корешами, к слову, — посмеиваясь, заговорил вдруг Рома, и Антон мысленно дал себе в лоб. Спросил, называется, а из головы сразу вылетело! – Я прихуел знатно, что твои угрозы реально сработали. Бродил по дороге вечером, куда-то ещё идти пока стрёмно, заблужусь с концами. Иду-иду, из кустов группа парней выходит и прямой наводкой на меня, блять. Я даже обосраться толком не успел, бледный такой пацан шустро сзади меня оказался, локти скрутил. Темно было, я рож их особо и не запомнил, да и не до того было. Потом длинный мне методично парочку в ебало прописал и отошёл. Никто ни слова не сказал при этом, я вообще понять ниче не мог. Стали шептаться между собой, хватка бледного ослабла, я думал, щас свалю, пока отвлеклись. Лезть на четверых — такое себе, при всём желании… Но тут перед лицом лезвие сверкнуло, я только дёрнуться успел, мимо глаза прошло. Вот рожу этого уёбка я хорошо запомнил. Все как-то сразу на него рванули, под локти схватили, ну и я, пока кровь кипит, с размаху ему дал. Попал-не попал, мне насрать уже было. Побежал, пока не очухались. Антон переваривал рассказ Ромы со странным скрипящим чувством в груди. Задержав на нём взгляд, Рома сказал: – Прикольные у тебя друзья, конечно. Полезные. Как бы Антону ни хотелось, он не имел права оправдывать своих друзей в этой конкретной ситуации, к тому же, он и сам осуждал их за это решение. Но, боже, ему было так больно осознавать, что знакомство его друзей с Ромой произошло именно таким образом. Роме наверняка было одиноко здесь, и Антон подумал, что компания ему бы явно не помешала. Пока он размахивал граблями, ему приходила в голову и мысль о том, что Рома пошёл ему на уступки только из-за того, что ему всего-навсего больше не с кем здесь общаться. Но он старательно закапывал её куда подальше. Рома честно рассказал ему обо всём, и это скорее Антон был малодушным в своём желании узнать нового человека поближе. Да и какая теперь разница, в самом деле? Самое главное они разрешили, остальное, как Рома и сказал, — дело поправимое. – Мне действительно очень жаль, что они поступили так с тобой, — Антон счёл необходимым это сказать. Но Рома отмахнулся. – Это не твоя вина, как я уже понял. – И всё же… Они из-за меня это сделали. – Ты не обязан за них впрягаться, — с нажимом сказал Рома. – С ними я лично пообщаюсь, если случай выпадет. А так я лишний раз разговаривать с ними не желаю. Хотя… Понять-то их не мудрено. Отстоять честь друга — великое дело. Получил вполне по заслугам, блондинка, я ведь тоже нехило так тебя отмудохал. – Даже не сравнивай! — Антон ощутил странное возмущение от сказанного Ромой. – У тебя шрам останется, а у меня уже почти и нет ничего… – Глупая лирика, блондинка. Мы не маленькие, чтобы сравнивать. Сегодня Рома не переставал поражать Антона, открывая какие-то невероятные грани самого себя. Принципиального, честного, упёртого, но в то же время открытого и способного принимать обиды, чтобы пытаться всё исправить. Когда Антон полагал, что он точно ошибается, он даже представить себе не мог, насколько… Как-то ответить ему Антон, к сожалению, не успел — дед Карп крикнул, чтобы тот шёл обедать. Брюнет поморщился, приставил грабли к хлеву и, пожав плечами, направился к своему дому. Возможно, он что-то ещё говорил, но Антон не слышал, собирая всю свою смелость, чтобы предложить: – Приходи ко мне после обеда. Фильмы посмотрим. Прервавшись на полуслове, Рома, как и всегда, хмыкнул, но коротко кивнул. Описать внезапные порывы побыть с Ромой подольше Антон слабо мог себе объяснить. Что-то тянуло его к этому засранцу, вот и всё, и он ничего не мог с собой поделать. Несмотря на все их неприятные моменты, Антон продолжал испытывать необъяснимую тягу и летел на обжигающее пламя свечи, как мотылёк, порой ни на что не надеясь. Зато когда все недомолвки между ними опадали, Антона затягивало в незамысловатое общение с Ромой, словно в водоворот, из которого он не стремился спасаться. Теперь же, когда Рома показал ему другую сторону себя, у Антона не осталось совершенно никаких шансов. Он привык к его присутствию в своей повседневной рутине преступно быстро и уже не мог представить то время, когда язвительного хмурого брюнета не было рядом. Вполне последовательно, сидя над тарелкой овощного супа, Антон задумался об ощущениях, которые он не так давно испытывал от чужой близости. Рома был тем, на ком он впервые спроецировал свои желания. И, безусловно, сейчас эти чувства только укрепились. Рома, что он признал ещё тогда, как только его увидел, был красивым. Глаза, пристально глядящие на него, переливаясь то изумрудным блеском, то пугающей болотной темнотой, ухмылка или слабая улыбка, крепкие руки… Всё это, конечно же, наводило на уже привычные мысли. Пожалуй, Антон решился представить Рому в таком ключе именно потому, что тот и олицетворял собой что-то совершенно новое в его жизни, неизведанное, но непримиримо манящее. Опасное, но со временем больше не ужасающее… М-да. Типичные сопли по плохим мальчикам, как это называла Полина, когда Катя ещё только-только начинала сохнуть по Пете. Сейчас это казалось таким далёким… В томительном ожидании Антон тысячу раз проверил кабели подключения у телевизора и DVD, разложил на полу несколько дисков с фильмами, которые, на взгляд Антона, они могли бы сегодня посмотреть. Настолько погрузился в ненужную возню, что не с первого раза услышал стук в многострадальное окно. Знатно удивившись и слегка испугавшись, Антон распахнул створки и на секунду окончательно потерялся. Бяша?.. И тут же как обухом по голове ударило, когда он вспомнил, что приглашал друга в гости. Правда, он совсем позабыл, что этот день наступил как бы уже сегодня, ведь звал он Бяшу как раз вчера. Да уж, с таким ритмом жизни недолго и начать теряться в датах… От Бяши не укрылась его заторможенность, и он, прищурившись, протянул: – Ты чё, Тоха, забыл уже, что ли, на? Ну даёшь… Потонув в море стыда, Антон пролепетал: – Нет, что ты… Просто утро такое суматошное выдалось, я ждал тебя попозже. Друг промычал, мол, ладно, поверю. Нервы моментально натянулись, как гитарные струны. Боже, сейчас же придёт Рома, и гнать прочь кого-то будет в высшей мере грубо. А что теперь оставалось? Только смиренно пытаться примирить этих двух придурков, чтобы те не разнесли его комнату, если не дай бог их обычные словесные перепалки дойдут до драки… Бяша уже прошествовал к стоящему на маленькой подставке телевизору и бросил скептический взгляд на ворох дисков. – Высоцкий отменяется, на? Подумав секунду, Антон, борясь с волнением, возразил: – Нет, просто… Подумал, вдруг ты что-то другое посмотреть захочешь… Похоже, устав от его невнятного бормотания, Бяша в полшага оказался напротив него, заглядывая в глаза. Да что это за приём такой у всех, в самом деле?! Его глаза, можно подумать, прям какая-то Ахиллесова пята… Нахмурившись, Бяша обеспокоенно спросил: – Да что это с тобой, братан? Случилось чё, на? На тебе лица нет. Пока шестерёнки в голове старались придумать хоть что-то мало-мальски правдоподобное, внизу раздались приглушённые голоса, среди которых Антон очень чётко различил и один нетипичный для стен этого дома. Бяша изменился в лице, тоже прислушиваясь к болтовне на нижнем этаже. Бурятёнок сделал шаг назад, и брови его залегали всё глубже. Антон почувствовал это образовавшееся между ними расстояние на каком-то ментальном уровне и с безмолвной просьбой посмотрел на него. Раздался короткий стук в дверь, за которой Антон услышал и девичье хихиканье. Не помня себя, он подошёл к дверной ручке, дёргая её скорее машинально. В комнате показалась третья фигура, глаза которой сразу метнулись в сторону, куда намертво прилипли глаза Антона. С нарастающей паникой блондин заметил, как Бяша сжал кулаки, а его лицо исказила гримаса ярости. Однако Рома совершенно невозмутимо поднял руку в приветствии, словно это не его прожигали полным ненависти взором. – Доброго дня, истеричка. Как поживаешь? Антон не знал, смеяться ему или плакать. Бяша выглядел так, будто собирается сию же минуту выпрыгнуть в окно или сбросить туда Рому. Под предупреждающим взглядом Антона брюнет прикусил язык, хотя точно собирался съязвить что-то ещё. – Не дашь нам минутку? — спросил Антон. – Без проблем, — Рома проводил Бяшу едким взглядом, после чего скрылся за приоткрытой дверью. Насколько это было невежливо, Антон в данный момент не думал. Бяша выжидающе глянул на него, и всё его тело буквально кричало о том, что его обладатель переполнен злостью. – Что. Он. Здесь. Делает? — выделяя каждое слово, прошипел Бяша. Кинув взгляд на дверь, он вдобавок кисло усмехнулся: – В твоём доме ему всегда рады, как я погляжу, на. – Не неси чушь! — повысил голос Антон. – Не веди себя, как ребёнок. Мы же уже говорили о том, что я помирился с Ромой… – И решил променять меня на него, на? От такого заявления Антон в шоке распахнул глаза. – Ты что такое говоришь? — Антон действительно не мог поверить в то, что услышал. – Как тебе такое вообще в голову могло прийти? Насупившись, Бяша резко развернулся, сжимая плечи. Антон хорошо понимал такие телодвижения друга и знал, что сейчас тот отчего-то сильно смущён. И зол на всё и вся одновременно. – Ну, конечно, на, с чего бы, — забормотал Бяша, и Антон мог видеть, как перекатываются мышцы спины от его тяжёлого дыхания. – Ты же таскаешься за ним с тех пор, как он здесь появился, на. Ни к кому больше, кроме своего фрица, не ходишь. Если б я к тебе сам не тащился, на, ты бы хуй вообще про меня вспомнил! – Неправда! — выкрикнул Антон ещё до того, как смысл сказанного дошёл до него. Но горький привкус осел на языке. Антон нагло соврал бы, если бы сказал, что в словах друга не было правды. Было, ещё как. Но как… Как он мог объяснить ему причину, по которой он так мечется последние три дня? Сказать клишированное: «Прости, дело не в тебе…», — Антон при всём желании не смог бы. Потому что это ни капли не описывало всё то, что происходило с ним в последнее время. Бяша не поворачивался к нему. Антон почувствовал непомерную боль от того, что один из самых близких ему людей невольно оказался жертвой его проблем. Быть может, отдалиться от друга в такое время было бы лучшим решением, но… Он не мог поступить так. С Бяшей, в первую очередь. Антон и правда не до конца осознал, что оградил себя от общества друзей после выходных, когда его окончательно накрыло, вместо этого предпочтя компанию Руди и Ромы, в чьём присутствии страх за свои грязные мысли угнетал его не так сильно. Бяша не был в этом виноват. И не заслуживал такого к себе отношения. Пусть Антон и ненамеренно так поступил, его вины это не умаляло. – Бяш, — позвал Антон, приближаясь, но не решаясь положить руку на плечо. – Прости, что так некрасиво получилось с тобой, я… Я не хотел, правда. На меня столько всего навалилось, и я… Не знаю, в общем. Я изо всех сил старался разобраться с Ромой и, похоже, действительно уделял тебе не столько времени, сколько мог бы… Мне стыдно. За то, что я пренебрёг тобой. Антон видел, что дыхание Бяши замедляется. Друг-таки обернулся, но, тем не менее, глаз не поднимал. Впрочем, его пылающие уши показывали Антону достаточно. – Я не ебу, что это, Тоха, — промямлил Бяша. – В душе не ебу, на, реально. Ты не обязан всё время со мной возиться, но… Бля, обычно мы всё время зависаем вместе, на, а теперь этот долбоёб всё время рядом с тобой маячит. И меня это вымораживает, что пиздец, на, — пока Антон поражался сказанному, Бяша рыкнул: – Идиот, блять… Сейчас бы из-за такой хуйни обидки кидать… – Бяша… – Да помолчи ты, на! — рявкнул бурятёнок. Бедняга, Антон уже и не помнил, когда в последний раз видел друга настолько уязвлённым. – Я всё думал, на, вдруг ты всё ещё на меня злишься, поэтому не хочешь приходить, на… И ты будто какой-то рассеянный был, на, — на этих словах Бяша наконец поднял на него глаза, смотря пронзительно и словно… разбито. – Тоха, что случилось, на? Ты с самого приезда как будто сам не свой. Раньше… Раньше ты бы сразу мне сказал, на. А теперь будто… Будто… Блять. Сердце Антона словно сжали тисками. – Будто ты боишься меня обидеть, на. И только поэтому… Больше не выдержав, Антон дёрнул друга на себя, смыкая объятия на худощавой спине и вызывая оглушающий визг. – Ты сдурел так пугать, на?! Однако, почти не брыкаясь, Бяша, бессильный против этого безотказного оружия, обнял его в ответ. Антон судорожно собирался с мыслями, глубоко изумлённый тем, что Бяша в самом деле помыслил о подобном с его стороны… Это ж насколько надо было проявить безразличие, чтобы лучший друг заговорил с тобой о таком?.. – Это не так, — выдавил Антон по итогу, борясь с непрошенной трясучкой в пальцах. – Как ты до такого додумался? — на это Бяша просипел что-то, сжимая его плечо в недовольной манере. Антон не сдержал нервного смешка. – Господи, когда ж до тебя дойдёт… Я могу на тебя обижаться, злиться, беситься от твоего поведения временами. Как и ты. Но ты — мой лучший друг, пойми это наконец. И прекрати разбивать мне душу своими словами. Ты прав. Я сразу тебе всё рассказываю. Но в этот раз… Это слишком сложно, чтобы рассказать. Не потому, что я боюсь тебе довериться. Просто, — я хочу побыть твоим другом ещё немного, – я пока не готов поделиться этим. Извини, правда. Мне… Тяжело. – Прости, Тоха, на, — Бяша отстранился, неловко потирая шею. – Я, видать, слишком тупой в последнее время… – Перестань. Мне бы на твоём месте тоже было ужасно обидно. – Всё равно я как придурок себя веду, на. Не хочешь говорить — твоё дело, я понимаю. Какая муха меня укусила… – А по поводу Ромы, — начал осторожно Антон, отмечая, что плечи Бяши вновь напряглись. – Так случайно вышло, клянусь. Я ни на кого тебя не променяю, слышишь? Он просто… хороший парень, правда. Я бы хотел, чтобы вы тоже нашли общий язык. Эмоции на лице Бяши сменялись с космической скоростью, а цвет лица то насыщался красным, то белел в секунду. Последние слова явно его не обрадовали. – Сдался мне этот придурок, — буркнул Бяша. – Если хочешь тусоваться с ним, на, это без меня. Или пусть ведёт себя нормально, на. «Это вряд ли», — подумал Антон. И, заговорщицки отведя взгляд, сказал: – Жаль… Мы бы смогли больше времени проводить вместе, если бы мне не пришлось разрываться между вами. А так, конечно, мне придётся выбирать дни для вас, чтобы никого не обидеть… Конечно, здесь не обошлось без хитрости, но опустим эти детали. На войне все средства хороши. Антон знал, за какие верёвочки надо дёргать, чтобы добиться своего. И так… Сыграв на жалости, дружеской ревности и состроив задумчивую моську… Антон сорвал победный куш. – Ну ладно, — сквозь зубы бросил Бяша. – Перетерплю. Но это только ради тебя, братан. И в редких случаях, на. Скрыть лукавую улыбку Антону удалось с большим трудом. – Спасибо. Это много для меня значит. Вот поэтому ты самый-самый лучший! Бяша пропищал что-то нечленораздельное и испепелил его нечитаемым взглядом. Пожалуй, Антон теперь понимал, что Рома имел в виду, когда говорил, что дразнить — это весело. Он хотел снова притянуть друга, чтобы сказать, чтобы тот не волновался об их дружбе, и, возможно, наговорить всякой слащавой белиберды, пока настроение позволяло, но их уединение было нарушено предупредительным стуком и показушным кашлем в кулак. – Надеюсь, голубки, я вам не помешал? — с невинной улыбочкой зашёл Рома. – Помешал, на, — тут же прошипел Бяша. – Мы хотим почирикать наедине, на, а твоя рожа здесь не в тему. – Я старался. С горем пополам Антон всё же умудрился усадить этих двух упёртых баранов по разные стороны от себя, чтобы те лишний раз не пересекались взглядами. Если Бяша сидел, как чайник, готовый вот-вот закипеть, то Рома полностью сконцентрировал своё внимание на телевизоре, изредка бросая многозначительные взоры на Бяшу. Но, стоило отдать другу должное, тот действительно стоически переносил своё раздражение, только пару раз за первые серии фильма что-то еле слышно пробурчав в адрес Ромы. Если первые минуты фильма напряжение витало в комнате плотным облаком, то в течение первого получаса Бяша и Рома целиком и полностью погрузились в происходящее на экране. Как оказалось, Рома смотрел картину первый раз и, хотя и сдержанно показывал свою заинтересованность, в особо яркие моменты постукивал пальцами, наклоняя корпус и активно шевеля зрачками, чтобы уследить за действиями в фильме. А Бяша… Ну, Бяша был в своём репертуаре. Сколько бы раз он ни смотрел какой-либо фильм, любой, кто застал бы его за просмотром, обязательно бы решил, что Бяша до этого фильм никогда не видел. Реагировал он более бурно: иногда аж подпрыгивал и комментировал что-то, получая, к удивлению Антона, согласное мычание Ромы. Но бурятёнок, кажется, в порыве эмоций этого не замечал. Антон… Эти серии смотрел в N-ый раз, но интерес к этой истории почему-то никогда не угасал. От заставки у него, как и всегда, пробежал табун мурашек, а все чувства устремились туда, к главным героям, расследующим очередное бытовое убийство, впоследствии приводящее к невероятным событиям. И всё же… Вездесущие мысли подкинули ему очередную почву для размышлений, раз уж Бяша находился от него в непосредственной близости. Пускай цепочка его аморальных фантазий началась именно с Бяши, сейчас его бросило в неприятную дрожь, когда он вообразил друга так же, как и других. Это казалось… неправильным. Но по-другому. Бяша был ему близким другом, они, считай, вместе выросли, пережили вместе столько всего, что… Воспринимать Бяшу в ином ключе он просто не мог. Даже в дурацкой теории. Но ведь и с Пашей, и с Петей, и с Лёшей они росли бок о бок, точно так же гоняли мяч и страдали всякой ерундой. Но к Бяше Антон чувствовал огромный перечень тёплых чувств, среди которых проскальзывало красной нитью крепкое, братское чувство. А Антон не опустился до того, чтобы мысленно раздевать духовного брата, нет… Ещё точно не всё потеряно! Рома и Бяша вдруг синхронно прыснули, вырывая Антона из пузыря самоанализа. На экране показывалась сцена задержания Кирпича, которая среди прочих сцен фильма была довольно запоминающейся. – Ну и клички у них, на, — прокомментировал Бяша, посмеиваясь. – У нас с пацанами лучше. – Да ну? — отозвался Рома, скептически хмыкая. – Твоя, например? – Заглохни, — мгновенно сменил тон Бяша. – Много ты про это знаешь, на. Рома, закатив глаза, с успехом его проигнорировал. Хотя, Антон готов поклясться, если бы Рома не был сильно увлечён фильмом, то ни за что не отстал бы от Бяши. Тем более, что повод подразнить Бяшу за его шепелявость напрашивался сам собой из-за характерной особенности пойманного бандита. В следующий раз Бяша заговорил только ближе к концу третьей серии, аккурат перед ещё одной напряжённой сценой. – Ну, Высоцкий, на, — восторженно протянул Бяша. – И чего мамка его так невзлюбила… Песни у него, что надо, на. – Сыграть тебе, неугомонный? — хмыкнул Рома, и Антон задержал дыхание, уже ожидая гневного ответа друга. – А ты умеешь играть, на? — вылупил глаза Бяша, совершенно не обращая внимания на обращение. – И не только. Пою, как соловей. – Пиздишь, на. – Спорим? — выгнул бровь Рома, протягивая ладонь. – Спорим, на, — Бяша хлопнул по руке Ромы, недоверчиво косясь на него. Но в глазах его заиграли искорки предвкушения. Антону оставалось только диву даваться, что эти двое способны обмениваться чем-то, кроме колкостей. Досмотрев третью серию, Бяша, бросив взгляд на настенные часы, большая стрелка которых приближалась к пяти часам, подорвался, ворча о том, что мамка ему точно даст люлей за то, что он прошлялся где-то столько времени, ни разу не появившись дома. Рома похрюкивал себе в кулак, наблюдая за хаотичными движениями Бяши, за что награждался свирепыми порыкиваниями второго. Когда Бяша, прощально хлопнув Антона по руке, благополучно пропустив мимо ушей брошенное Ромой «пока», упорхнул в окно, Антон ощутил странное покалывание по всему телу. Пока он убирал диски и выключал телевизор, Рома затянул песенку из фильма, заставляя Антона выронить коробки из пальцев. – Я жила одна у мамы дочка. Беззаботная, купалася в шелку… А теперь из-за тебя, голубочка, удавлюся на первом суку… — заметив ошалелый взгляд Антона, Рома хмыкнул: – Что, там не так пелось? Извиняйте, блондинка, как уж услышал. Наверно, нормальные люди после просмотра какого-то фильма захотят его обсудить, поделиться своими мыслями там, впечатлениями… Но Антон, не выкидывающий недавний диалог ребят из головы, попросил: – А ты не мог бы, ну… Спеть что-нибудь… ещё? Глаза Ромы заигрывающе блеснули: – Так понравилось? Понравилось, мягко сказано. Антон не ожидал, что Рома, пожав плечами, вот так просто согласится, попросив только, чтобы они немного прошлись, а то, кхм, задница от долгого сидения затекла. Антон уже воображал себе, каким Рома будет, когда возьмёт в руки гитару, но тот разрушил его надежды, сообщив, что по приезде струны ещё не натягивал. Впрочем, было бы Антону, на что жаловаться… – Попсу я не уважаю, но, так и быть, что-нибудь отрою для тебя, блондинка, — сказал Рома, копаясь в телефоне. Антон собирался возмутиться, но, стоило Роме завести очередной мотив, как все мысли из головы разом вышибло. Добрую часть он пропускал мимо ушей, сосредоточенный больше на чужом голосе, чем на словах. – «Вот в этом вся и разница – кто хочет, а кто дразнится…». Не смотри на меня так, это Воровайки. Ты должен знать о шансоне, с такими личностями же дружбу водишь. Да если б дело было в этом… – «Четыре косаря было у меня. Я их просадила втихаря…», — веселился Рома, по скромному мнению Антона, тратя свой голос на совершенно не стоящие того похабные песенки. – Не нравится шансон, значит? — усмехнулся Рома спустя какое-то время, хотя Антон и звука из себя не выдавил. – Ладно, сейчас полистаю. Антон не хотел, чтобы Роме было неудобно, ведь это он, в конце концов, попросил Рому спеть ему, как… Как неважно кто, это всё равно не имело ничего общего с тем, о чём думал Антон, понятно? – «Ты обвела меня вокруг пальца. Я знаю, что ты играла со мной...» Нет, Рома, поющий песни Цоя, это слишком. И по правде говоря, Антон понятия не имел, почему пение Ромы ему так сильно нравилось. Голос Ромы в силу возраста, очевидно, был чуть охрипшим, но это нисколечко не портило общую картину. Скорее наоборот, добавляло своего шарма. В любом случае, песни, которые он выбирал, не то чтобы раскрывали его вокальный потенциал. Но даже такому неискушённому слушателю, как Антон, было ясно, как день, что петь Рома умел и умел очень хорошо. Не как соловей, будем честны, ладно. Но какое это имело значение? Оставалось лишь гадать, что сделается с сердцем, если Рома споёт что-то действительно вокальное. Или что-нибудь из его любимой попсы… – «Я тебя разлюблю и забуду, когда в пятницу будет среда», — услышав знакомую группу, Антон невольно встретился взглядом с Ромой. И почти его не узнал. Он шёл чуть впереди, лицом к нему, и прямо-таки светился. Можно было с лёгкостью понять, что Рома получал наслаждение от того, что делал. Петь ему, похоже, действительно нравилось. Да и сам он как будто изменился, даже внешне: не было ничего, кроме музыки и его голоса, его глаза выражали так много всего, что он и старался проносить через пение. О том, как эмоционально он это делал, Антон предпочитал не думать. Рома доверил ему стать свидетелем нечто такого, что сложно описать словами. – «И когда я женюсь на тебе… Никогда!» Да, петь такие песни шло Роме куда больше, чем… Ну, неважно, о вкусах не спорят. Переключив на следующую песню, Рома вдруг остановился. Его пальцы сжали телефон, а взгляд в мгновение ока потемнел. Как-то само собой они завернули на тропинку к дому, и Антон, не на шутку встревоженный, попробовал спросить: – Рома, что… – Не хочу говорить, — оборвал Рома, сверкая чёрными зрачками. Дважды Антону говорить было не нужно. Всю песню они просидели на скамейке, и Антон был рад по крайней мере тому, что Рома не прогонял его. Он невидящим взглядом пялился куда-то вниз, шевеля губами что-то своё. Антон не боялся, нет. Просто… Нехорошее чувство наполняло его капля за каплей по мере того, как мрачнело лицо Ромы. – «Полковника никто…», — пропел Рома вслух и бессильно опустил голову. Если быть честным, эта песня вызывала у Антона очень тяжёлые чувства. В силу какого-то своего особенного… давления, что ли. Но в случае Ромы, Антон сильно сомневался, что дело здесь было в этом. – Завтра что делать будешь? — внезапно спросил Рома, и Антон ощутимо вздрогнул. – К Руди собирался сходить… — и потом обязательно друзей проведать, а то опять начнётся по новой. Рома поднял на него недоумевающий взгляд. – Он тебе не писал, что ли? Писал-то он, может, и писал, да только… Телефон у Антона изъяли, к великому несчастью. От того, что он пропустил что-то важное от Руди, в груди сразу затянуло. – А что такое? Рома помедлил с ответом. Антону это показалось плохим знаком… – Он уехал в город.