Двойное дно

Раньше.

Сяо Чжаню четырнадцать, и до самоубийства его матери ещё два месяца. Он как раз на том отрезке своей жизни, когда детство уходит, и перед тобой начинает открывать дверь настоящий взрослый мир, со всем тем дерьмом, что он несёт с собой. Он, по сути, ещё ребенок, но уже начинает кое-что понимать. Например то, что с его семьей что-то не так. Нрав госпожи Сяо он воспринимает как данность и никогда не задумывается, что может быть иначе, что в других семьях не так. Он уже умеет жить, не показывая своих чувств, быть тихим. И никогда, ни при каких обстоятельствах не пересекаться с хозяйкой дома. В тот день она ждёт его в гостиной. Зайдя в дом, он замирает на пороге, так как госпожа Сяо сидит на большом кожаном диване, хотя раньше такого никогда не было. Подле неё неизменная палка с головой утки. Сердце уходит в пятки, но Сяо Чжань всё же находит в себе силы собраться, поклониться и поприветствовать её. — Добрый день, госпожа Сяо. — Подойди! — голос властный и не сулящий ничего хорошего. Сяо Чжань подозревает, что этот голос действует на всех одинаково. Он замечает это по натянутым улыбкам старших, если они невольно привлекают к себе внимание хозяйки дома. Будь то его мать, или же старший и средний дяди, их жены и дети, даже отец. Они все, несмотря на свой возраст и пол, на свою физическую силу или её отсутствие, боятся эту властную женщину. И Чжань искренне не понимает почему. Ладно он, он всего лишь ребенок. Он зависим от всех взрослых, что его окружают, какими бы дальними родственниками они ни были. Но отец! А его братья! Он был ещё, чтобы подумать про деньги, про власть, которую все хотят получить от госпожи Сяо. Поэтому терпят все те издевательства, что она им преподносит. Терпят и улыбаются. Сяо Чжань не улыбается. Никогда. Он так решил. Никакой положительной эмоции для этой женщины. — Мне звонил директор Мун! О. — И всё мне рассказал. Рассказывать на самом деле совершенно нечего. И Сяо Чжань никогда бы не подумал, что старый дурак директор Мун найдёт в себе немного смелости беспокоить его семью. Однако он всё ещё ходит в не самую обычную школу. И директор явно имеет какой-то умысел, иначе зачем всё это? У Сяо Чжаня нет друзей. Ну вот прям друзей-друзей. Есть приятели, с которыми можно скоротать перемены, но чаще он всегда был предоставлен самому себе. Он знает, что многим запрещено с ним общаться из-за его семьи. Сначала он не понимал в чём дело, это придёт потом… Впрочем, и сейчас все несколько туманно. Никто не хочет иметь отношение с госпожой Сяо даже косвенно, даже через дружбу детей. А тут двое мальчишек позвали его на крышу пообедать! Чжан Сяомин и Юй Чжэнь. Отец одного, вроде как, директор завода, отец другого сидит на не очень высокой должности в местном муниципалитете. Все знают: на крышу нельзя. Но так же все знают: обед на крыше автоматически даёт тебе несколько очков популярности. Но в случае с Сяо Чжанем дело было не в этом. Ему просто хотелось с кем-то разделить обед. Показать, что он тоже может быть другом. Почему он тогда не подумал: «С чего бы вдруг?» Чжань не знает. В самом деле, он так хотел быть нормальным, что даже забыл, как людям нравится причинять ему боль. И как только Сяо Чжань ступил на крышу, дверь за ним закрылась. Первые несколько минут он все же надеялся, что его тут не заперли, но подёргав ручку, понял, что ошибся. Он даже не удивился, честно. Почему-то подсознательно знал: нечто подобное его и ждало. У него был с собой сотовый телефон, но он не собирался никому звонить. Да и некому было на самом деле. Родителей он хотел беспокоить в последнюю очередь. Он всё же надеялся, что его выпустят рано или поздно отсюда. Но он съел свой обед, а дверь так и не открыли. Назло всем хотелось что-то сделать с собой. Вот же эти придурки Чжан Сяомин и Юй Чжэнь тогда знатно испугаются, если, например, он умрёт тут от обезвоживания. Или перегрева. Но сейчас только началась весна, и солнце светило едва-едва. А от обезвоживания его спас один из учителей, который пошёл на крышу покурить, что тоже запрещено. Почему директор решил позвонить именно госпоже Сяо — загадка. Ведь в анкете Чжаня контактными лицами значатся его родители. Возможно тот хотел таким образом подобраться к госпоже Сяо и возможностям, что та может дать для школы. Материальные возможности, само собой. Госпоже Сяо такое не понравилось. — Я ничего не сделал, — лепечет Чжань. Он едва стоит на ногах от страха. Опустив голову вниз, он рассматривает рисунок пестрого ковра, который стоит больше, чем если бы его разобрали на органы и продали на чёрном рынке. — Ты неблагодарный… Он давно научился пропускать мимо ушей всё, что госпожа Сяо хочет ему сказать. Ничего нового. То, что он и его мать босяки, которые не умеют ценить то, что им даёт чуть ли не божественная семья Сяо, он слышит каждый раз. Её слова падают, словно камни в его душу, но уже не причиняют боли. Ему четырнадцать, он уже научился справляться с этим. И уже начинал подозревать, что это ненормально. — Тебя следует наказать! — Но я ничего не сделал! Глаза госпожи Сяо расширяются. Она не терпит возражений, а Сяо Чжань забылся. Она стоит рядом с ним, и он уже выше неё. Но старается съёжиться и стать незаметным. Она цепляется в его руку с такой силой, что он чувствует кожей её ногти даже через ткань школьной формы. Его всего топит чувством несправедливости. Ведь он на самом деле не сделал ничего плохого! Но в то же время он не собирается сдавать тех придурков. Его и так все обходят по широкой дуге, а если узнают, что он стукач… Нет, если его начнут травить в школе, он этого точно не выдержит. Он выворачивается из цепкого захвата и уже направляется к двери, находясь в шоке от происходящего, как в его спину что-то прилетает. Так сильно, что его толкает вперед. А потом приходит боль. Такая сильная, что впору подумать, что ему на спину вылили кипяток. И Сяо Чжань орёт. Орёт во всю силу своих легких. Его школьная рубашка намокает и липнет к спине. Он падает на колени. Спину жжёт так, что он едва ли может сделать вдох, перед глазами всё плывёт от слёз. В комнату врывается Сяо Лицзянь. Вероятно, он единственный из семьи, кто сейчас в доме. Прислуга, понятное дело, не сунется сюда, даже если его будут тут убивать. Разборки хозяев их не касаются. — Ма… Госпожа Сяо! Старший дядя явно сам был в шоке, раз чуть не назвал госпожу Сяо мамой, но вовремя спохватился. — Отведи его к медсестре, — голос женщины звенит от ярости и напряжения. Дядя Лицзянь его поднимает, и Чжань наконец может посмотреть на госпожу Сяо сквозь слёзы. Она смотрит в ответ со смесью удивления и неверенья. Ее брови сходятся у переносицы, а в глазах мелькает и пропадает страх. Уже в коридоре ноги отказывают ему. Перед глазами все плывёт, и он падает в руки старшего дяди. Приходит в себя он уже в той части дома, где находится помещение медицинского блока. Тут есть кушетка, шкафы с разными склянками. И даже операционный стол. Госпожа Сяо следит за своим здоровьем, но предпочитает делать это без посторонних глаз. Приезжающий сюда несколько раз в неделю врач держит тут всё в чистоте и порядке. А рот на замке, когда того требуют обстоятельства. Так же тут всегда дежурит квалифицированный персонал, так как слугам и обитателям дома часто требуется медицинская помощь. Например, на прошлой недели садовник повредил ногу. Крови было… Он лежит на одной из коек на животе. Его обкололи обезболивающим, и спина напоминает о себе только легким зудом. Старший дядя сидит тут же, рядом с ним. Его руки успокаивающе водят по спине, в стороне от раны. А его пальцы рисуют какие-то знаки. И Чжань, ошеломленный пережитой болью и произошедшим, напичканный обезболивающим, в свои четырнадцать понимает: то, что сейчас происходило, что-то очень и очень не хорошее. И мерзкое. И неправильное. Второй раз он приходит в себя от спора родителей. Он всё в той же «палате», а мама и папа ругаются, используя громкий шепот, явно не желая его будить. «Мы должны немедленно уехать отсюда!» — это мама. — «Ты будешь ждать, когда она сделает твоего сына инвалидом? Деньги того стоят?». Отец отвечает совсем тихо. Наверное, что-то типа: «Не нагнетай. И да, деньги того стоят!». «Твой брат даже не позвонил нам! И ты должен разобраться в том, что точно произошло в школе!» Маленький Чжань зажмуривает глаза и отчаянно хочет снова провалиться в сон. И никогда больше не появляться в этом мире. Он не выдержит, если мама будет ругаться с отцом еще из-за него. Нет, этого будет слишком много для маленького сердечка.       Сяо Чжань, что тогда, что сейчас, задумывается: а его мама любила отца? Любила ли она его? Или госпожа Сяо права: все решили деньги? Они познакомились на изысканном вечере, где его мама подрабатывала официанткой. По легенде, отец без ума влюбился в неё с первого взгляда. Возможно, она хотела денег, не особо понимая, в какую семьи она хочет уйти. Может быть, Сяо Чжань просто вынужденный ребенок, чтобы от его мамы все отстали. «Наследник», которого требуют все мужчины, а по факту никому не нужный. В тот вечер госпожа Сяо оставила на его спине след. Провела борозду от левой его лопатки к правому боку. Глубокую и болезненную. В том числе на душе и сердце. Он почти месяц лежал. А вернувшись в школу, оказалось, Чжан Сяомина и Юй Чжэня отчислили. Вот и все разборки.

Сейчас.

Сейчас… Сяо Чжань бросает в дрожь до сих пор от вида этой палки. А шрам, который так и остался на его спине, начинает чесаться. Сначала ему противопоказано было его удалять. А во взрослом возрасте уже не до этого. Сяо Чжань не стесняется его, забывает о нем, его ведь не видно. И к врачу обратиться не желает по той же причине: есть и есть. Просто тонкая полоса, которую легко объяснить, если возникнут вопросы. Упал в детстве с горки. Он кланяется и садится на край стула с абсолютно ровной спиной, в почтении опустив голову. Госпожа Сяо как хищник, ей нельзя смотреть в глаза, нельзя показывать свою силу, нельзя поворачиваться спиной. Сяо Чжань научен. Пока он кроток и не представляет угрозы, то ему ничего не будет. Их разговор не длится много. Госпожа Сяо спрашивает, чем он занимается, кивает, когда Чжань говорит, что в основном сидит дома. Упоминает рекламные компании, которые скоро будут. Он со страхом ждет, что в разговоре всплывет его недавний поход на утреннее шоу и устроенное там представление Ли Цинь. Но этого не происходит. Госпожа Сяо долго и нудно читает ему лекции о том, что он должен уважительно относиться к фамилии, что он носит. Она не забывает упомянуть, кто он есть. И где его место. Словно Чжань вообще забывает об этом. Он только кивает и кивает. Вставляет тихое: "Да, госпожа Сяо". И всё. Голова уже начинает болеть сильнее. У висков словно молоток в виде чертовой головы утки, что теперь вскрывает ему череп. Он ненавидит этот дом. Запах в нём, его духоту. Тут прошли самые ужасные года его жизни. Тут умерла его мама. Его начинает мутить. А слова госпожи Сяо доносятся словно через толщу воды. Он кивает, соглашаясь на всё, и на все согласный. Не важно. Он не может даже достаточно опустить глаза, так как под ногами тот же самый ковёр. Сама атмосфера этого дома плохо влияет на него. Мэн Цзыи сказала бы: «Тебе нужно обратиться к специалисту. Проработать все произошедшие ситуации. И отпустить». Вряд ли она знает, что Чжань скорее умрёт, чем расскажет. Он никому не может доверять. И даже врачебная тайна становится не важной, когда впереди маячат большие деньги. Он мало того, что из богатой семьи, так еще и сам знаменит… Нет, жизнь много раз преподносила ему уроки, и он отлично их выучил. Никому. Нельзя. Доверять. Разговор идёт не больше получаса. И он, с едва скрываемой радостью, понимает: сегодня никаких обедов. Она просто сообщает, что аудиенция закончена. И он выходит за дверь ее кабинета на едва гнущихся ногах. Головная боль, старая подруга, давит на виски и затылок, но в этот раз он готов: таблетки лежат в кармане его брюк. По памяти он идёт в гостевую ванную комнату. Дверь в стене едва заметна из-за скрытого монтажа. Внутри прохладно, и Чжань закрывает блаженно глаза. Всё закончилось. Он выдержал. Теперь главное принять таблетки и уехать отсюда. И можно забыть об этом доме на ближайшую пару месяцев. Трясущимися руками он достает блистер из кармана, выдавливает таблетку и закидывает её в рот. Запивает прямо из крана и снова закрывает глаза, замирает, облокотившись руками о раковину. Он так стоит какое-то время, пока в ванную не открывается дверь. Сяо Чжань вздрагивает и оборачивается. Сердце пропускает удар. Старший дядя. Сяо Лицзянь. Его не должно быть здесь. Это точно не похоже на совпадение. Никто из членов семьи никогда не пользуется гостевыми ванными комнатами. У каждого есть своя. Сяо Чжаня обдает волной страха. Надо было сразу уходить, не задерживаться, принять таблетку можно было и позже. Однако не факт, что он не следил за ним. Так что, вероятно, ему не удалось бы избежать встречи при любом раскладе. — Здравствуйте, — тихо говорит он, кланяясь. Выглядит он, надо думать, не очень хорошо. Уязвимо. Старший дядя улыбается. Его взгляд пробегается по фигуре Чжаня, и останавливается на лице. Мужчине в этом году исполняется шестьдесят. Но благодаря деньгам и современной медицине, пластической в основном, он выглядит на хорошие пятьдесят. Он подтянут, что подчеркивает сшитый на заказ серый с полосками костюм. Черные волосы едва подёрнуты сединой у висков. А глаза… Глаза — копия глаз госпожи Сяо. Сяо Чжань ненавидит его тоже. Он ему противен и он его боится. Этот взгляд, словно раздевающий, касающийся кожи, не хуже, если бы он делал это руками. — Уже уходишь? Чжань кивает, не надеясь на свой голос. Старший дядя подходит, а Чжань не находит в себе сил сделать даже шаг назад. Он даже дышит через раз. Он ненавидит эту свою реакцию. Он может быть каким угодно успешным писателем, взрослым мужчиной, но в этом доме, перед этими людьми, он снова маленький мальчик во власти жестокости взрослых. И Лицзянь — не госпожа Сяо. Та хочет контролировать его жизнь. А старший дядя хочет его себе. — Госпожа Сяо отпустила меня. — Не останешься на ужин? — Меня не приглашали. Он знает, старший дядя не осмелится его позвать на ужин, если такого желания не изъявила госпожа Сяо. Никто не смеет и лишний вдох сделать в этом доме без её разрешения. Это забавно с одной стороны. Сяо Лицзянь уже давно должен был встать во главе всей империи семьи Сяо, но, увы, пока он сам вынужден подчиняться суровому нраву пожилой женщины. Конечно, его это бесит, ведь время идёт, а он не молодеет. Сяо Чжань знает, тот срывается из-за этого на жене, детях, на прислуге. На всех тех, кто не защищен от него. А значит на всех, кто живёт в том доме. И Сяо Чжаню на самом деле страшно подумать о том, что будет, когда этот человек получит всю власть. Из всех троих сыновей любимый был именно младший. Ему позволили женитьбу на простой девушке и разного рода выходки, пьянство и совершенное отсутствие какого-либо интереса к семейному бизнесу. И если среднему сыну было плевать, старший знатно бесился из-за этого. Сяо Лицзянь оказывается к нему слишком близко, Чжань упирается задницей в раковину: отступать ему некуда. Чжань замирает. Он словно парализован. Да и что он может сделать? Вся эта семья непредсказуема. Любое неверное движение в их присутствии может обернуться большими проблемами. Всё, что он может сделать, это просто замереть, выдержать всё, а потом зализывать раны у себя в квартире. Он выдержит и это. Старший дядя выше него. Высокий рост — отличительная черта мужской половины этой семьи. Тяжелая рука ложится ему на плечо, а чужие пальцы касаются оголенного участка кожи на шее, проходясь по краю ворота его рубашки. — Запомни, старуха не вечная, — тихо говорит старший дядя. — Когда я стану главой семьи, можешь забыть обо всех своих глупостях. Мы с радостью примем тебя обратно. Твоя комната всё ещё ждёт тебя. Я жду тебя. И его пальцы касаются его так же, как и тогда. Те же осторожные касания, те же круги. Сяо Чжаня мутит. Раньше он думал, что вызвал нездоровый интерес старшего дяди из-за того, что он маленький, теперь же он прекрасно понимает: дело не в возрасте, а именно в нём самом. Старший дядя хочет его. Вероятно, даже не физически, а просто иметь контроль над ним. Отомстить за все унижения, что он получал от госпожи Сяо как старший нелюбимый сын, отпрыску более любимого родственника. Ведь любви госпожи Сяо к младшему сыну хватает и на то, чтобы позволить жить Сяо Чжаню более нормальной, чем у всех обитателей этого дома, жизнью. Те вынуждены жить здесь, в вечных ненависти и страхе. Никто не виноват, что жажда денег так сильна. Уж точно не виноват Сяо Чжань. Он скидывает руку со своего плеча и выбегает из ванной, а в ушах звучит торжествующий голос старшего мужчины. Дорога от особняка до квартиры совершенно стирается из памяти. Сяо Чжань только надеется, что не получит потом кучу штрафов за превышение скорости или проезд на красный свет. Ему ещё скандала, связанного с этим, не хватает.