Первый меч Гухуа

      С тех пор, как в обитель Ваншань вернулся старый ученик главы, многое изменилось. Два года пролетели, как одно мгновение. Новую зиму последний оплот Гухуа встретил без бед — полностью обновленный стараниями своих адептов и мастеров. Мастер Вэнь все реже показывался в общем зале и почти не проводил лекций, пока окончательно не ушел в затвор, когда слег в постель с неизвестной болезнью.       Ка Мин перешел под крыло Цин Сюнфэна, чтобы культивировать Огонь, и теперь вечно пропадал с мастером среди голых скал. Чун Юнь добровольно отправился на заработки в порт Илун, хотя средств школе вполне хватало. Син Цю, оставшийся на прежнем месте, не стал обижаться на друга, хотя сильно по нему скучал.       Юноша постигал путь Дождя днем и ночью, жадно впитывая знания. Сегодня, в ясный безветренный день, он снова упражнялся с мечом за пределами драгоценных грядок мастера, и лишь одинокое дерево облепихи было зрителем его стараний.       Шел третий год совершенствования. Син Цю с трудом наладил связь с отцом, что был готов рвать и метать, когда узнал, чем занимается его младший сын. Старший брат во всю вел дела гильдии, позволив своему старику отдохнуть, и господин Син каждый день порывался уехать в долину Ченьюй, чтобы… «Лично разогнать эту шайку-лейку, заманившую его сына в сомнительную авантюру», кажется, так он написал в последнем письме.       Всеми правдами и неправдами Син Цю отговаривал старика от этой затеи. Чун Юня, который мог бы сгладить углы в их отношениях, рядом не было, так что приезд господина Син мог стать для его отпрыска смертельным.       Син Цю в последний раз взмахнул мечом, вкладывая в лезвие мизерную часть духовных сил и подставил лицо благодатному дождю. Его он создал сам. В кои-то веки парень научился по-настоящему созидать, а не только пожинать плоды чужих трудов. Оказывается, наслаждаться своей работой куда приятнее. — Слишком сильно замахнулся! — мог бы сказать учитель. — Ты что, птица, чтобы так руками махать?!       Син Цю улыбнулся мыслям. За два года Сяо Сунлинь ни разу его не похвалил. Несколько капель рукотворного дождя пролились на драгоценные грядки под сенью облепихового дерева. Облепиха радостно выставила пару веточек вперед, ловя капли вечнозелеными листьями. Син Цю улыбнулся и мечом послал ей еще несколько крошечных ливней.       Эта самая облепиха, как он узнал всего полгода назад, была воплощением оружия его мастера, Сяо Сунлиня. Так как в быту деревянный меч травнику был не нужен, мужчина просто посадил его в землю и забыл. С появлением Син Цю одинокая облепиха снова познала радость человеческого тепла и всячески к нему тянулась. Юноше ее примитивное сознание напоминало совсем маленького ребенка. Сложно представить, что этот благородный куст мог в любой момент обернуться страшным оружием. — Учитель, я вернулся! — разбился нежный голос на отголоски эха в скальном гроте.       Син Цю повернул голову в сторону выбоины в горе и вложил меч в ножны. Зимой ветер гулял по пику Линмэн с такой свирепостью, что Цин Сяньмин едва успевал переставлять ноги, гонимый этой мощью. С годами он стал еще более хрупким вопреки законам времени. Трое друзей, что пришли позже, уже вытянулись и окрепли, подобно молодым деревьям, а Цин Сянь так и остался тонкой лучинкой, греющейся в их свете. — Мастер ушел проведать главу Вэнь, — сухо отозвался Син Цю, дав путь младшему лекарю. — А Юнь-гэгэ не писал? — с надеждой в голосе спросил юноша. — Тебе — нет.       Отношения у двух учеников одного мастера никак не ладились. Но Син Цю это мало заботило. Цин Сяньмин видел в своих глазах только трех людей — своего мастера, старшего брата и Чун Юня. С уходом экзорциста Сяньмин сделался скорбной тенью. Со стороны он больше походил на вдову, скорбящую по умершему мужу. Син Цю поморщился и сел под облепихой, лениво наблюдая за младшим учеником.       Цин Сяньмин снова захворал вслед за старшим братом и еще больше похудел. Теперь, сколько бы он не ел, веса его телу не прибавлялось ни на лян, а значит, у мастера Сунлиня добавилось проблем. Старший лекарь возвращался поздней ночью, почти лишенный духовных сил. Син Цю, было, предлагал ему свои, но Сяо Сунлинь отказывался. Мол, не получится у него ни крупицы ему передать. Но почему? — А-а-а! Ты что натворил?!       Син Цю вздрогнул от пронзительного крика и вскочил с места. Облепиха позади зашелестела и вся сжалась, словно от страха. Цин Сяньмин стоял на коленях перед сморщенным нечто, зарытым глубоко в земле среди побегов укрепляющей травы. Глаза мальчишки наполнились слезами, когда он вынул что-то, отдаленно напоминающее древесный гриб, из ямки. От прикосновения человеческих пальцев гриб сморщился еще сильнее и с шипением превратился в бесформенную жижу. — Я же сказал тебе не махать своей железкой рядом с огородом! — выпалил Цин Сянь, стряхивая жижу с тонких пальцев. — Ну прости! — съязвил в ответ Син Цю, скрещивая руки на груди. — Я и близко не подходил к растениям сегодня. То, что одна из твоих посадок погибла, очевидно, не моя вина! — Ну конечно, не твоя… — Что здесь происходит?       Сяо Сунлинь словно соткался из воздуха, возникнув за спиной у учеников. Син Цю сразу встал, как по струнке, а Цин Сяньмин, пережив кратковременную вспышку гнева, ослаб и осел на землю. Вид у Сунлиня был потрепанный — белоснежные волосы посерели, под глазами пролегли длинные тени. Но даже таким он внушал Син Цю страх и уважение. — Син Цю, бежишь вокруг горы десять кругов, — устало выдавил Сунлинь. — Цин Сяньмин, сейчас же иди в постель.       И оба нехотя повиновались, расходясь в разные стороны. Син Цю сорвался на бег уже за пределами внутреннего двора. Он даже не видел, куда его несли ноги, снося мелкие деревья и кустики на пути к ледяному источнику.       Для Сяо Сунлиня он всегда недостаточно хорош. Для Цин Сяньмина вечно виноват в гибели драгоценных растений, на которые юноша даже дышать боялся. Для Ка Мина, с головой погрузившегося в заботу о слабом учителе, хороший друг, которому можно пожаловаться. Чун Юню, что вот так запросто оставил его и ушел в порт Илун… Кто он, разве друг?       Экзорцист перестал отвечать на письма неделю назад, хотя раньше писал каждый день. До порта рукой подать, разве так сложно послать ему весточку? Син Цю небрежно отбросил меч в снег и прямо в одежде вошел в ледяную бурлящую воду. Этот источник никогда не покрывался льдом и обычно был любимым местом уединения Чун Юня. Сегодня же он приютил Син Цю в свои холодные и безжалостные объятия. Легкие сперло, мышцы ног сковало дикое жжение. Син Цю вскрикнул и окунулся с головой несколько раз.       С каждым днем без Чун Юня под боком Син Цю чувствовал себя все более нестабильным. Он научился подавлять Бин Ше внутри и почти никогда не слышал его голоса, но лучше не стало. Теперь мысли демона словно стали его собственными. Он гневался без причины, ненавидел слабака Цин Сяньмина, ненавидел Чун Юня за то, что забыл о нем… — Син Цю! — Оставь меня, — слабо произнес юноша, чувствуя, как под потоками ледяной воды застывает бушующий мозг. — Син Цю, ты что там забыл?!       Вдруг чья-то сильная рука выволокла его из воды за шиворот. Син Цю лишь сейчас осознал, как сильно замерз, и задрожал всем телом. А потом его обволокло тепло. Широкие ладони накрыли плечи, пуская благодатное тепло от макушки до пят. Как только одежда высохла, теплые ладони исчезли, и Син Цю поднял глаза. Цин Сюнфэн и Ка Мин смотрели на него во все глаза, как громом пораженные. Ман Чай сидел у их ног, всем своим телом источая тепло, как каменная печь. Син Цю неловко улыбнулся и понурил голову. — Я просто немного вспылил, вот и все. Простите, мастер, и ты, Ка Мин, что заставил волноваться. — Об этом не беспокойся, — молодой мастер Цин посильнее запахнул теплый плащ и продолжил. — Ты не получал писем от своего друга, Чун Юня? — Уже неделю тишина, мастер.       Цин Сюнфэн нахмурился, вытаскивая из-за пазухи обрывок бумаги со странными символами. В самом низу остался едва заметный элементальный след, очень похожий на тот, что Чун Юнь оставлял на своих письмах. Син Цю впился в обрывок и бегло пробежался по схематично нарисованным картинкам. Из экзорциста художник хуже некуда! — Что-то понимаешь? — спросил Цин Сюнфэн. — Я получил это сегодня утром, но так и не разобрался. — Я тоже не понимаю, — Син Цю прищурился, будто это помогло бы ему разглядеть росчерки туши лучше. — Кажется, это похоже на чайную чашку, это — то ли кошка, то ли собака, а это… Нож?       Ман Чай, словно разобрав человеческую речь, гулко завыл и в прыжке выхватил из рук Син Цю обрывок бумаги. Молодой мастер и его ученик переглянулись. За два года совершенствования Ка Мин и Цин Сюнфэн стали так же неразлучны, как ласточки (В традиционной китайской культуре символизируют радостный и уютный дом, а также используются для описания любящей и неразлучной пары.), и понимали друг друга с полуслова.       Первым сорвался с места Ман Чай. Глубоко вдохнув черным блестящим носом остатки элементальной энергии, суаньи взмыл в воздух, приземлившись на соседний скальный уступ. Трое людей последовали за ним. — Скорее всего, Чун Юнь попал в какую-то передрягу, — предостерег Цин Сюнфэн, бегущий чуть впереди. — Поэтому ты и не получал писем целую неделю. — Какой же я идиот! — Син Цю несколько раз ударил себя по щекам прямо на бегу. — А еще обижался на него, что он меня забыл! — Разве мог он тебя забыть? — возмутился Ка Мин. — Даже я не смог вас разлучить! Хотя, в целом, цели у меня были немного другие… — Какие такие цели, Ка Мин? — Цин Сюнфэн повернул голову на ученика и вздернул бровь. — Что значит «разлучить»? Разве мы… — Н-никаких, мастер! Абсолютно никаких целей у этого ученика не было!       Син Цю отвлекся на сиюминутный смех. Сюнфэн и Ка Мин с самых первых дней совместных тренировок собрали вокруг себя очень много сплетен, и теперь Син Цю понял, почему.       Следуя за Ман Чаем, трое весьма скоро добрались до порта Илун по верхушкам деревьев. Ка Мин и Син Цю хотели было спрыгнуть вниз и как ни в чем не бывало войти в городок, но Сюнфэн остановил их взмахом руки. Прижав один палец к губам, мастер указал на действующий пост миллелитов у самых ворот. — Эй, Гай! — крикнул стоящий слева миллелит, устало опираясь на свою алебарду. — Тебе давали премию в этом году? — Да какая премия?! — цокнул языком второй миллелит. — Я уже три месяца жду зарплату, а Цисин и в ус не дуют. Мне нечем кормить детей! Пришлось отправить жену на рынок, торговать старыми обносками. Да только кто их купит… — Да уж, незавидная доля…       На какое-то время оба миллелита замолчали. Тот самый Гай с каждой минутой сокрушался все больше, пока его гнев не дошел до точки кипения. Вместо вежливого приветствия он осыпал входящую в порт старушку бранью. Второй, более спокойный, вдруг подозвал товарища поближе, оглядевшись по сторонам. Син Цю задержал дыхание, напрягая слух до предела своих возможностей. Сейчас он был безмерно благодарен Бин Ше за то, что он просто есть, ведь ни Ка Мин, ни Цин Сюнфэн с такого расстояния ничего не слышали. — Я тут слышал, будто Лук, пронзающий облака, набирает людей, — заговорщически прошептал миллелит. — Говорят, и платит неплохо. — Тот самый Лук, пронзающий облака? Хуан? — воскликнул второй и сразу же получил крепкого подзатыльника от товарища. — Ай-яй! Понял я, понял, буду потише… — Если все верно понял, зачем кричать, болван?! Поговаривают, что этот самый Хуан обосновался на горе Тяньхэн. Скоро ведь Лунная охота, за одно только участие получишь полный мешок моры! Чем тебе не способ обогатиться?       Оба миллелита мерзко захихикали, шушукаясь в тени ворот, как крысы. Син Цю передал суть их разговора мастеру и Ка Мину. Глаза Цин Сюнфэна полыхнули злостью. Молодой мастер едва сдержался, чтобы не ударить по стволу могучей голубой сосны. — Снова этот скользкий старик! — прошипел учитель. — Мало ему было оскорбить мастера, искалечить Сунлиня… Теперь он собрался попрать ногами Нефритовый дворец! — О чем это вы, учитель?       Четверо спустились с сосны и под прикрытием простых путников вошли в порт Илун. Ка Мин велел Ман Чаю сжаться до размеров небольшого мехового мячика и спрятал суаньи под одеждой, чтобы не привлекать внимание. Трое, глубоко надвинув капюшоны, устроились в чайной. Кроме них на террасе под открытым небом где-то вдалеке сидели лишь две фигуры — мужчина в черном плаще, чьего лица не было видно, и… — Это же…!       Син Цю захлопнул рот ладонью, чтобы не закричать во все горло. По другую сторону стола перед мужчиной в черном сидел изящный юноша в соломенной шляпе, с черной вуалью на лице. Это же ученик старого Хуана! Может ли тогда быть, что мужчина в черном — сам Хуан Третий? Син Цю шепотом сообщил об этом мастеру, а после они просто заказали чаю и закусок. За трапезой Цин Сюнфэн вкратце поведал ученикам о прошлых деяниях Хуана Третьего, также известного в прошлом, как Лук, пронзающий облака.       Пока Син Цю слушал, за столом в неприметном уголке тоже шла бурная дискуссия. Мужчина в черном подрагивал не то от гнева, не то от ужаса. Юноша же перед ним спокойно улыбался одними глазами, склонив голову на бок. В его взгляде сквозила странная нежность, а протянутая тонкая кисть словно подталкивала к сотрудничеству. — К концу года Цисин раз в пять лет устраивают Лунную охоту, чтобы пополнить запасы духовными камнями и поощрить выдающихся мастеров боевых искусств, — тихо рассказывал Цин Сюнфэн. — Предполагаю, в этом году Хуан Третий хочет участвовать в Лунной охоте, поэтому и набирает людей в порту Илун. Хочет выступить со своей школой. Ха! Это даже звучит смешно! — Учитель, не гневайтесь, — Ка Мин заботливо подвинул чашку чая ближе к подрагивающим рукам Сюнфэна и поправил плащ на его плече. — Да, ты прав… Нам следует обо всем доложить главе Вэню, а после отталкиваться от фактов… — Но зачем ему участвовать в Лунной охоте? — вдруг подал голос Син Цю. — Раз миллелиты говорили, что своим людям он неплохо платит, стало быть, вопрос не в деньгах?       Син Цю с самого рождения ходил на все церемонии открытия и закрытия Лунной охоты. Его отец всегда был участником палаты снабжения в годы охоты на нечисть, а заодно брал с собой детей, поглядеть на парад воинов. Будь дело только в деньгах, Лунная охота не стала бы так популярна, состязательный дух нужно было поднимать чем-то более существенным. Поэтому каждые пять лет Цисин даровали победителям божественный дар.       Пять лет назад это была тыква-горлянка с бесконечными запасами вина, десять лет назад — золотая флейта, сделанная по образу и подобию флейты небожителя Цинфу. Не всегда Цисин объявляли главным призом что-то хоть сколько-нибудь полезное совершенствующимся, но одни только слова «божественный дар» разжигали дух соперничества. Обладать волшебной безделушкой, хоть и бесполезной, было престижно. Из всех кланов совершенствующихся, наверное, одна только гора Аоцан участвовала в игрищах не ради победы.       Но если в прошлую пятилетку Хуан Третий не стал собирать орду воинов, а в этом году вдруг активизировался, значит… — Он точно знает, что будет главным призом в этом году, и это что-то очень ему нужно! — горячо прошептал Син Цю.       В это же мгновение мужчина в черном плаще сорвался с места и побежал прочь из чайного дома. Прежде, чем Цин Сюнфэн успел его остановить, Син Цю бросился за ним вслед. Шныряя между прохожими, черная тень ловко огибала толпы и перескакивала через препятствия в виде прилавков с овощами и телег со всяким скарбом. Совсем не похоже на дряхлого старика!       Син Цю удалось нагнать фигуру в темном переулке, до половины заваленном рыхлым снегом. Юноша едва не упал, похоронив себя в сугробе, как вдруг бледная рука притянула его к черному плащу, зажимая между стеной и своим телом. — Слушай внимательно, скажу всего один раз, — раздался шепот из-за черного капюшона. — Чун Юнь?! — охнул Син Цю, и глаза его просияли. — Замолчи и слушай! — экзорцист накрыл губы Син Цю ладонью и наклонился еще ближе. Так близко, что обе их головы накрыл глубокий капюшон. — За усадьбой Чуньмин в заброшенном доме лежит труп кошки. Ты должен найти его и сжечь! — Но зачем? — Син Цю лихорадочно блуждал глазами по лицу друга. Чун Юнь выглядел уставшим и истощенным, словно не ел несколько дней. — С тобой все в порядке, Юнь-Юнь? — Все со мной нормально! — Тогда почему ты мне не писал?! Я же беспокоюсь! Я было думал, что ты вообще забыл обо мне и навсегда ушел из зала Ваншань…       Чун Юнь тяжело вздохнул и прислонился лбом ко лбу Син Цю, прикрыв глаза. Сейчас, когда их лица были на мгновения скрыты плотным капюшоном черного плаща, он мог позволить себе расслабиться. Полтора года он, как идиот, не замечал никаких изменений в Вэнь Гуане, списывая его состояние на возраст. Приходя вместе с Сяо Сунлинем поухаживать за больным главой школы, даже не подозревал, какая злобная тварь подъедает духовную силу главного мастера изнутри.       Из-за него Сяо Сунлинь влил последние остатки духовных сил в тело Вэнь Гуаня просто для того, чтобы поддержать в нем жизнь. Чун Юнь и сам потратил много сил, чтобы поддерживать главу в неестественно долгом сне, мало походящем на жизнь. Лишь однажды он проверил духовные каналы Вэнь Гуаня, задержавшись после ухода старшего лекаря. При нем ученик вряд ли осмелился бы выказать учителю такое недоверие. Шипящая Иньской энергией, черная тварь накинулась на превосходное золотое ядро Вэнь Гуаня, как на лакомый кусочек, отрывая по кусочку своими окровавленными клыками.       Тогда кошка испугалась его Яньского начала и на время покинула тело. Экзорцист гнал ее до самого порта Илун, где Иньское тело вдруг рассеялось, а люди Хуана Третьего сели ему на хвост. Чун Юню пришлось скрываться и не отсылать посланий Син Цю, чтобы разобраться во всем без лишних проблем. — Я бы не ушел, не без тебя, — прошептал Чун Юнь. Эта внезапная встреча стала настоящим глотком свежего воздуха после долгого бега. — Верь мне и сделай так, как я прошу, и все будет хорошо… — Хорошо, — Син Цю обнял экзорциста в ответ, чувствуя его усталую дрожь всем телом. — Юнь-Юнь, береги себя, ладно? Возвращайся скорее…       Они расстались так же скоро, как встретились. Просто разошлись в разные стороны, каждый погруженный в свои собственные мысли. Син Цю вернулся в чайный дом со звоном пустоты в ушах, но стало гораздо легче. Теперь он хотя бы знал, что Чун Юнь его не бросил и более того, скучал по нему ничуть не меньше.       Выслушав короткий рассказ Син Цю, трое спутников в спешке покинули порт Илун и вернулись в зал Ваншань, чтобы проведать главу Вэня. В этот же момент к нему как раз зашел Сяо Сунлинь со свежим отваром укрепляющих трав. — Сюнфэн? — лекарь вздрогнул, распахнув рукава так, словно пытался прикрыть безжизненное тело главы. — Сунлинь, мы все знаем, — мастер Цин мягко оттолкнул друга в сторону и присел у постели своего учителя. Глядя на его смеженные веки, Сюнфэн приложил пальцы к пульсу. — Практически ничего нет… — Вы двое, выйдите, — резко бросил Сунлинь двоим ученикам.       Син Цю и Ка Мин послушно покинули павильон главы Вэнь Гуаня, оставшись за дверями. Когда створки захлопнулись, Сяо Сунлинь, наконец, дал волю чувствам. Уголки глаз покраснели, губы поджались… Он беззвучно зарыдал, прикрываясь длинными рукавами. — Я не знаю, что это, — срывающимся голосом прошептал лекарь. — Что бы я не пробовал, все бесполезно! — Сунлинь, хватит, — Цин Сюнфэн приобнял соученика за плечи. — Все будет хорошо. — Ах, хорошо?! Да он же просто умрет!       Син Цю про себя решил, что сделает вид, будто ничего не слышал. Слух, дарованный Бин Ше, привел его к тому, что сердце обожгло печалью. Непробиваемый камень Сяо Сунлинь превратился в испуганного ребенка над телом умирающего отца. Вэнь Гуань и правда стал не просто его наставником, но настоящим отцом. Потерять его, зная, что и Цин Сюнфэну жить осталось не так много, причиняло Сунлиню неимоверную боль. Когда они оба покинут его, несчастный травник с сожженными дотла духовными каналами станет никому не нужен.       Цин Сюнфэн утер чужие слезы, сидя в обнимку со своим названным братом у изголовья их отца-наставника. Бледное лицо Вэнь Гуаня было безмятежно, на губах цвела легкая улыбка, будто мужчине снился приятный сон. Сон, где школа Гухуа все еще одна из лучших, рядом два несмышленыша-ученика, пьянеющие от одной чарки вина, а глава Гу Хуа еще только готовится к Небесной каре. — Сегодня мне стало кое-что известно, — Цин Сюнфэн вполголоса пересказал Сунлиню историю про ритуально убитую кошку. — Это не болезнь, Сунлинь, это проклятие. И мы можем от него избавиться. — Но кто мог задумать такое?! — Хуан Третий. Более того, он собирается участвовать в Лунной охоте в этом году. Боюсь, он замышляет что-то куда хуже обычного проклятия, — мастер Цин поклонился главе и поднялся на ноги. — Я сегодня же разберусь с проклятием, а ты оставайся рядом с главой. — Хорошо, — пробормотал лекарь, утирая глаза рукавами. — Сюнфэн, я… — И не смей говорить, что ты ни на что не годишься, — впервые голос мастера Цин прозвучал строго, и Сяо Сунлинь весь вытянулся, возвращая себе гордую осанку. — Ты сделал все, что мог. Если бы не твои знания и навыки, глава был бы уже мертв. Ты можешь гордиться собой и своими учениками. Сунлинь.       Цин Сюнфэн покинул павильон, оставляя вновь разрыдавшегося лекаря за дверями. Собрав двоих учеников перед собой, мастер Огня глубоко вздохнул. Его безудержный огонь немного поугас при виде воодушевленного взгляда Ка Мина. Вместе со своим младшим учеником Цин Сюнфэн из пожара превращался в спокойный костерок. Ка Мин вытащил сжавшегося в мячик Ман Чая и суаньи со свистом вернулся к своим нормальным размерам. Син Цю уже приготовился к дороге и повернулся к спутникам спиной, сгруппировавшись для прыжка, как вдруг… — Мастер, скорее, садитесь, — сказал Ка Мин, хлопнув молодого суаньи по спине. — Путь неблизкий. — Ах, Ка Мин, я же не настолько болен! — Мастер, я настаиваю.       Син Цю разом растерял весь импульс для прыжка и споткнулся на месте. Обернувшись назад, он увидел, как Ка Мин трепетно помогает молодому мастеру забраться на спину волшебного зверя, будто Цин Сюнфэн уже разменял восьмой десяток. Когда-то Чун Юнь так же помогал ему самому впервые в жизни взбираться в седло. Син Цю усмехнулся и перевел взгляд на чернеющее небо. Отчего-то переносить разлуку стало куда легче.