Короткометражный герой

      

Король не может уйти. Он может только пасть.

             Телефон. Телевизионные студии. Офис ФБР. В этом поганом треугольнике в последнее время вертелась вся жизнь Джона. Его разрывали на части, а его лицо реплицировалось в интернете со скоростью особо опасного и постоянно мутировавшего вируса. Он стал мемом, интернет-феноменом и именем нарицательным, значение которого он даже решил загуглить в порыве самоиронии. Общество кипело, и его мозг — вместе с ним.       До суда оставалось меньше двух недель.       Раньше, когда он смотрел в будущее, он видел перед собой путь к падению Воут. Прошло время, и оказалось, что дорожка, простиравшаяся перед ним, была дорогой в бюрократический ад. Он был готов простить Бобби Сингеру тысячи бумаг, сотни сообщений и десятки звонков, но только за результат. За наручники на руках у Стэна Эдгара. За обвинительный приговор для отморозков вроде Нуара.       Он предоставил им достаточно фактов, и… ни черта не поменялось. Иногда ему казалось, что, пока время все так же неумолимо шло, Сингер просто заговаривал ему зубы:       — Мы нашли следы, которые указывают на местонахождение твоего отца. В файлах Воут говорилось о некой способности, которую он получил после ликвидации аварии на Чернобыльской атомной электростанции. Согласно протоколам испытаний, он…       — Стирал силы супергероев. Да, я в курсе. Давайте ближе к делу.       — Не торопись так. Он уничтожал циркулирующие в крови молекулы сыворотки. Даже комплементарные молекулы и антитела — исчезало абсолютно все. Ничего подобного раньше не наблюдалось. Но несколько месяцев назад в России именно это произошло с несколькими супергероями, которых задел мощный взрыв.       Новость про взрыв не была секретом, он нашел ее в открытом доступе еще несколько дней назад, едва пролистав файлы от Мэйв. Джон тяжело вздохнул, едва сдерживаясь, чтобы не вырвать из Бобби Сингера его чертовы тайны. Его душил информационный вакуум.       — Где мой отец?       — Мы еще отслеживаем его местоположение.       — Это значит «нет», Сингер. Зачем тратить мое время, если вам нечего сказать?       Сингер устало вздохнул, словно недовольный отпрыском папаша, и только потом пояснил:       — Необходимо согласовать твои данные, чтобы выпустить ответ на пропаганду Воут. Это срочно.       Джон не ответил, лишь продолжал вопросительно смотреть. Он уже предоставил им столько информации, что под ней можно было похоронить половину Конгресса. Но Сингер осторожничал. Сингер играл в свои игры.       — Все данные, Джон. Все возможные данные, — отчеканил он. — Я не буду торговаться с тобой, ты уже не маленький мальчик, черт возьми! И не смотри так на меня. Договор остается в силе: ты сотрудничаешь — ты избегаешь наказания, и Воут отстанет от тебя и Маргарет на долгие годы. Счастливая жизнь. Анонимность. Пока вам это не осточертеет.       «Обязательно осточертеет», — говорил его взгляд.       У Джона перехватило дыхание. Сингер, старый лис, даже не понимал, о чем говорит. Он мог уйти с поста министра обороны на долгожданную пенсию, а такие, как Джон, обычно уходят в расцвете сил, когда их грохнет кто-то посильнее.       Но Джон не мог просто умереть. Вся трагедия была в том, что в Воут тоже прекрасно знали об этом.       — Я не хочу бежать от Воут. Я хочу уничтожить их.       Сингер не придал его словам особого значения, словно не поверил, что вендетта могла быть привлекательнее охотничьего домика в Монтане.       — Ты не уничтожишь их, сынок. Разве что приструнишь на время, может, выбьешь денежную компенсацию за моральный ущерб. Не сражайся с ветряными мельницами.       Джон настолько сильно сжал челюсть, что едва не заскрежетал зубами. Федералы, Воут… два механизма одной беспощадной машины, которые тянули в разные стороны, пока не разорвут.       — У нас был уговор, но вы так ничего и не нашли про моего отца, а теперь хотите получить от меня еще больше информации. Какого черта я должен тебе доверять, Сингер?       — Суд через две недели, и тебе грозит реальный срок.       Джон лишь фыркнул в ответ.       — Да-да, мы оба знаем, что тебя не удержит ни одна тюрьма. Но ты уже подумал, что будешь делать, если на тебя натравят военных? Скольких тебе придется убить, м-м? Думаешь, твоя демонстрация того стоит? — Сингер хлопнул рукой по столу. — Действуем по плану, Джон. Ты получаешь официальное оправдание в суде и несешь условное наказание, Воут теряет сотрудников и заработок, а ты живешь своей жизнью и больше никого не гробишь. Если у тебя больше нет глупых возражений, подпиши чертовы документы и ответь на наши вопросы.       — Вместо того, чтобы оправдывать меня, лучше отправьте репортеров в засекреченные лаборатории Воут. Я не был там, но, думаю, это куда интереснее моего поганого юношества в Годолкине и подростковой поллюции. Или что вас там интересует?       Сингер смутился, но вовсе не из-за последних слов Джона.       — Это… не так просто. Мы не имеем права снимать объекты Воут, так что разберёмся с ними позже.       Джон вздохнул. Он ненавидел эти политические игры. Расписываясь в согласии о распространении личной информации, он едва не порвал бумагу наконечником, пока сама ручка жалостливо скрипела под пальцами. Он решил подыграть, не найдя в себе сил отрицать простую логику в словах Сингера: если он не выпутается законно, то ему придется снова причинять людям боль.       Несколько часов спустя, когда со всеми формальностями было покончено, он получил звонок от секретарши Стэна Эдгара. В отличие от надоедливого внимания Стилвелл, этот звонок он ждал. Джон хмыкнул, поняв, что проведет вечер в приятной компании.              

***

             Апартаменты Мэйв в башне — бездушный, но впечатляющий оплот хай-тека — действовали на Елену удушающе, хотя они были удобно укомплектованы передовой техникой, а холодильник — забит брендированной продукцией Воут. Всё вместе — и режущая подсветка под потолком, и умные технологии, понимавшие желания хозяина с полуслова — кричали о таком излишестве, которое в юношестве бы даже не приснилась Елене, ютившейся в тесной университетской общаге.       И все-таки этот избыток едва прикрывал зияющую пустоту. Без Мэйв это место просто молчало, а с ней — жило по распорядку, лишавшему права голоса. Елена предпочитала не оставаться здесь в одиночестве. И даже в ночи, проведенные с Мэйв, беспокойство бегало мурашками по рукам, ведь личные границы ее экранной партнерши напоминали минное поле, каждый шаг по которому мог привести к взрыву. После их размолвки Елена с трудом заставила себя перешагнуть порог этих чертовых апартаментов, и вот уже несколько дней она тщетно надеялась застать ее.       Когда ее позвали в Воут, она предчувствовала ожидающие ее трудности, но ей слишком хотелось попасть в интересную историю и узнать Королеву Мэйв — вернее, человека, стоявшего за образом. Она даже надеялась превратить их отношения во что-то реальное, осязаемое, но никак не ожидала, что женщина с огненными кудрями и ослепительной улыбкой окажется такой холодной и отстраненной. Она догадывалась, что Патриот, на первый взгляд безгрешный, был далек от идеала, но Мэйв казалась… другой. Не такой избалованной славой, понятной и доступной даже с экрана.       Елена вот уже десять минут пыталась найти зарядку от айфона, но та словно провалилась сквозь землю. Телефон стремительно терял проценты заряда, пока Елена проклинала себя за забывчивость. В отчаянии она решила одолжить зарядку Мэйв и в ее поисках начала беспорядочно открывать ящики в огромной тумбе, занимавшей половину стены под весом домашнего кинотеатра. Почти все были пусты или наполнены какими-то абсолютно не важными бумажками, которые словно забыли выбросить. В одном из верхних ящиков Елена наконец увидела набор спутанных проводов, под которыми лежала тоненькая брендированная папка с логотипом Воут. Слишком чистая, слишком аккуратно уложенная, чтобы быть случайно забытой, она словно излучала ауру важности и смотрелась откровенно вызывающе на фоне безликой пустоты апартаментов. В то же время казалось, что ее специально спрятали подальше от глаз. Елена почувствовала укол любопытства. Мэйв так охраняла свои секреты… разве плохо узнать о ней немного больше? В конце концов, от этой женщины зависела не только зарплата Елены, но и ее дальнейшая карьера.       Елена обнаружила, что это были медицинские файлы из частной клиники Воут. Разочаровавшись, она бегло пролистала страницы и вдруг увидела фото с ультразвукового исследования. Даже ее неискушенный взгляд уловил суть.       Ребенок. Это был чертов эмбрион. С издевательски жизнерадостной надписью «Это мальчик!» прямо на белой кайме вокруг фото.       Открытие оглушило ее своей неожиданностью. Елена вдруг почувствовала себя не в своей тарелке; она даже оглянулась, резко выныривая из собственных мыслей, испугавшись, что могла не заметить возвращение Мэйв. Но нет. Она все еще была одна, только с этой папкой в руках, словно кричавшей о чем-то страшном.       Елена пробежалась по протоколу исследования, надеясь увидеть там хоть какое-то объяснение, но тщетно, ведь в таких документах никто не писал свежие сплетни. О чем-то говорила только дата: с момента исследования прошло почти два года.       Не получив ни одного ответа, Елена разблокировала телефон, который скатывался в цифровую кому, и вбила запрос в поисковую строку, вдруг начав сомневаться во всем, что знала о Мэйв. Википедия описывала тончайшие нюансы ее отношений с Патриотом, но про детей — ни слова. А ведь… два года назад Мэйв была именно с ним. С этим психопатом. У Елены скрутило живот от одной мысли о сверхсильном ублюдке с сонограммы, судя по всему, отпрыске Патриота.       Подключив, наконец, телефон к найденной зарядке, Елена опустилась на край дивана, пытаясь понять, какие новости из жизни Мэйв она пропустила. Следующие полчаса она лихорадочно копалась в сплетнях и фото со всех мероприятий того времени. Супергеройский костюм Мэйв скрывал любые намеки на беременность, и интервью были про что угодно, но не про ее личную жизнь, а Патриота в тот период чествовали за череду удачных постановочных спасений и за несколько фильмов с его участием.       — Ну и пиздец, — только и выдохнула она, а грудную клетку словно сдавила невидимая рука. Она швырнула злосчастную папку в ящик и резко захлопнула его. Только потом, потерев виски, едва не впиваясь в них острыми кончиками ногтей, все же открыла ящик и поправила все, чтобы скрыть следы своего вторжения.       Она могла бы отмахнуться от этой папки, забыть, сделать вид что ничего не видела. Она умела — научилась этому искусству на пути к вершинам Башни Семерки. Сейчас отстраниться было тяжело. Подсознание подсказывало, что нелюбимого, ненужного ребенка не станут вынашивать так долго, что будет возможно определить пол.       Елена сорвала телефон с зарядки и выскочила в коридор, наплевав на все. Лучше одолжить провод у истерички Эшли или даже самой Мэделин Стилвелл, чем провести еще минуту в этих пустых, до одури печальных апартаментах. Ощущение чего-то неправильного не покидало ее, заставляя идти по коридорам все быстрее. Она вспомнила про слова Мэйв насчет садизма Нуара, вспомнила ту отвратительную документалку про Патриота и его безумие… Какого хрена происходит с людьми в Воут? Почему их жизнь похожа на чертову драму из сериалов «НВО»?       Она решила подняться на этаж Семерки, чтобы подготовиться к совместному вечернему интервью с Мэйв (на которое сама Мэйв не очень торопилась), и вызвала лифт. Она надеялась, что привычное рабочее притворство поможет забыться, но тревога застряла между ребер, словно заноза. Когда двери распахнулись, она обомлела.       В лифте стоял он. Патриот. Он не сразу заметил ее, но, когда его взгляд остановился на ней, она почувствовала себя идиоткой: не решалась шагнуть в кабину лифта, но и просто уйти не могла, ведь это будет демонстрацией презрения. Елена настолько задумалась, что двери начали закрываться, но Патриот нажал на кнопку и посмотрел на нее. Выжидающий взгляд, лишенный каких-либо эмоций — пустота, скрытая за маской безупречного лица. Двери раскрылись и застыли в ожидании, и только тогда по безупречному фасаду пошла трещина усталости.       — Предпочитаешь пройти пятьдесят этажей пешком? — спокойно спросил он.       — Нет, — резко выпалила она, и ее голосок прозвучал жалким писком на фоне его баритона. Она шагнула в лифт, чувствуя себя последней идиоткой. Она застыла, словно кролик перед удавом! Но он ведь не испепелит ее прямо под камерами, так чего она, Бога ради, боялась?       Только оказавшись рядом, она осознала, что Патриот больше не носил флаг Америки, словно собственный бренд — на нем были джинсы и джемпер, казавшиеся простыми настолько, что смахивали на завуалированный протест. Елена почувствовала себя немного не на своем месте, переминаясь на каблуках и постукивая пальцами по бедру, закованному в слишком узкие брюки. Его присутствие было всепоглощающим даже при немалых размерах лифта.       Патриот отвлекся на телефон. Пока он читал какое-то сообщение, уголок его губ поднялся в легкой ухмылке. Она была совсем не похожа на ту ослепительно белозубую улыбку, которую он демонстрировал с экранов и постеров. Сейчас, вблизи, его эмоции выглядели почти… человеческими. Интересно, чему этот псих вообще искренне улыбался? Видео с уличными драками?       — У тебя сердце сейчас выскочит, — буднично заметил он, не отрывая от экрана.       Елена нервно взглянула на экран умных часов. Почти сто двадцать ударов в минуту. Вот же черт.       — Не люблю замкнутые пространства, — она лгала быстро, на автомате.       — Интересно, как ты собралась выживать в Воут, — с издевкой парировал он, словно учуяв ложь. Вдруг двери раскрылись на другом этаже, раньше девяносто девятого. Елена не успела опомниться, как вдруг он спросил: — Пройдемся?       Елена кивнула, понимая, что удерживать маску спокойствия не получится. Его сверхъестественные силы пугали тем, насколько безграничными они казались. Елена нутром чувствовала: если он захочет узнать что-то, у нее не будет ни шанса обмануть — ее выдаст предательское сердце. Да и чего он мог хотеть кроме мести за то, что теперь Елена трахалась с Мэйв? Разумеется, этому оплоту маскулинности претила мысль, что его сместила какая-то женщина.       — Не думала, что тебе разрешено быть в Башне. Ну, после… после всего.       Слова прозвучали неожиданно резко даже для нее. По телу пробежал холодок — она чувствовала себя так, словно бросила вызов божеству. Но Патриот невесело усмехнулся в ответ.       — Никто не может запретить мне появляться здесь. Это просто условность, как и твои отношения с Мэгги.       Елена ускорила шаг, идя в одном темпе с этим двухметровым исполином. Ну конечно. Конечно, он ревновал! Еще и называл ее «Мэгги», как последний собственник, хотя она ненавидела это.       — Какое тебе дело до наших отношений? — слегка уязвленно заметила Елена.       — Никакого, — неожиданно спокойно и откровенно ответил он, обернувшись и глядя Елене прямо в глаза. Вместо скрытого вызова ее встретил тот же пустой, словно скованный печалью взгляд. — Я и так принес ей достаточно боли. Я хочу быть уверен, что ты не поступишь так же.       — Что ты имеешь ввиду?       — Я прикончу тебя, если ты станешь разрушать ее жизнь, — у Елены волосы встали дыбом. Слова, сказанные ровным, бесцветным голосом, прозвучали как неизбежный приговор. — Но я бы предпочел смириться с тобой, а не убивать.       — Разве Мэйв можно ранить? Она справится с чем угодно, — она надеялась разрядить обстановку, но тут же пожалела.       Вдруг, словно вспышка, в ее мыслях пронеслось воспоминание: слезы Мэйв, разбитый стакан, ее уход. Она выглядела так, словно Елена загнала нож в ее неуязвимое тело всего одним своим вопросом.       — Я никогда не думала… — слова застряли в горле. Не думала о чем? Не думала подняться на верхушку, забравшись на плечи к Мэйв? Не думала спрашивать ее об этом чертовом УЗИ?       Думала. Еще как думала.       А Патриот все так же внимательно смотрел на нее. И ждал. Ей казалось, что его льдистые голубые глаза как-то нездорово, нечеловечески светились, но наваждение быстро отступило. Елена резко выдохнула и сжала задрожавшие пальцы.       — Я не хочу делать ей больно, — слова прозвучали тихо, но твердо. Лишь когда Патриот удовлетворенно кивнул, она с облегчением осознала, что не солгала. Немного осмелев, она добавила: — Я хочу понять ее. Даже… сделать ее счастливой.       Патриот отвел взгляд, и Елена снова почувствовала нервное покалывание от его близости. Вряд ли дело было в суперсилах. В нем было что-то притягательное, но совершенно не понятное. Интересно, каково было Мэйв? Она была с ним из-за этого — из-за адреналина, из-за его почти божественной недосягаемости?       Она вынырнула из мыслей, ощутив, как он приподнял ее подбородок.       — Так сделай это.       Его глубокий голос, раздавшийся так близко, послал мурашки вниз по спине.       — Х… хорошо.       Он усмехнулся, почувствовав ее неловкость, и его рука скользнула по ее шее:       — Будь человеком, Елена, — оглушительная близость сменилась спокойным пониманием, когда он неожиданно аккуратно сжал ее плечо. — Ладно?       Она смогла лишь кивнуть в ответ.       Шаг назад, и между ними снова приемлемое расстояние — словно ничего и не было.       Он пошел дальше по коридору, а она, ошарашенная, развернулась, чтобы вернуться к лифту. Она забудет про это чертово УЗИ. Она никогда не осмелится спросить, что же тогда произошло. И, наверное, это будет правильно.              

***

             Возвращение в Башню было подобно возвращению домой. Но это был не тот дом, где ждут любящие родители; скорее дом с вечно пьяным отчимом, матерью на успокоительных, отсидевшим братом и сестрой-проституткой. Раньше Башня давила на него металлическим блеском и звоном ветра, бьющего о стекла. Теперь, когда он успел отвыкнуть от ее постоянного гнета, она просто напоминала о том, где было место таким, как он.       В этот раз секретарша Эдгара не заигрывала, а смотрела со смесью презрения и страха. Джон бросил на нее мимолетный взгляд и прошел мимо, захлопнул за собой двери. В приветствии Стэна, наоборот, не было ничего нового: только высокомерный взгляд из-за золоченой оправы очков.       Свет в его кабинете был приглушен, отмечая конец очередного рабочего дня. Джон вспомнил, как однажды точно так же пришел на разговор с отцом поздним вечером после его возвращения из очередной командировки; как тот устало, но терпеливо объяснял Джону, что он облажался — Джон даже не помнил, что именно он натворил, но голос отца, грубый и любящий одновременно, не забывался. Отец никогда не был терпеливым, да и терпимым его было сложно назвать, но Джону посчастливилось видеть его с лучшей стороны.       Они молча смотрели друг на друга, ожидая, кто вступит в разговор первым. Со вздохом, Джон решил пойти на уступку возрасту:       — Ты хотел договориться со мной?       — Думаю, нам стоит пообщаться накануне суда. Мы не чужие друг другу люди, в конце концов.       — Не неси бред. Думаешь, ты заменил мне отца?       Стэн усмехнулся.       — А ты думаешь, что я был исключительно твоим начальником? Я должен был бы откреститься от тебя после первого же случайного убийства, заодно подать в суд. А я годами закрывал глаза на то, как ты ослушивался приказов. Помнишь, чем я наказывал тебя? Порицанием, Джонни. Порицанием! — Он искренне рассмеялся. — И это — менеджмент в крупнейшей корпорации Америки? Не обманывай себя. Можно сказать, я знаю тебя с самого рождения. Мне не нужно никем притворяться.       Мускул на лице Джона непроизвольно дернулся, и он отвел взгляд. Он прикусил язык, поняв, что, если начнет спорить, то переубедит сам себя.       — Хуевая у нас семейка, — только и ответил он. — И твоя попытка помириться — ничуть не лучше, знаешь ли.       — Дай угадаю… ты думаешь, что борешься с каким-то великим злом, Джон? — Эдгар отточенным с годами действием поправил очки на переносице, смотря сквозь привычную линзу своего непомерного эго. — Это не так. Воут — просто корпорация, не плохая и не хорошая. Мы не внушаем людям необходимость вводить себе сыворотку и не требуем, чтобы они брали наши деньги. Ты появился, потому что Солдатик недостаточно внимательно прочитал договор перед сдачей генетического материала. Команда сместила его, потому что никакая зарплата не стоила работы с ним. Видишь? Никакого мирового зла не существует — только причина и следствие. Ты думаешь, что уничтожишь Воут и мир преобразится? Это не так. Воут существует, пока в нем есть потребность. Или ты надеешься заслужить спокойную жизнь, сбежать в канадские леса с Маргарет и жить там среди технологий и богатства, но вдали от всего мира? Или думаешь, что сможешь выжить своими силами, охотясь, рыбача и выращивая что-то, словно обычный, ползающий в грязи человек? — в голосе Стэна не было издевки, лишь оскорбительный скептицизм. — Поверь, ты не хочешь знать, каким будет мир без Воут — ведь из него не исчезнут люди, которые его боготворят, которым…. — он сделал паузу и наконец холодно и расчетливо улыбнулся, — которым нужен легкий путь.       Думаешь, ты сможешь стать обычным, Джон? Захочешь каждое утро стоять в пробках вместо свободы полета, или страдать от старости и каждодневной боли, разлагаясь в нищете? Ты не имеешь ни малейшего понятия, на чьей стороне сражаешься. Эти люди ничего не знают о твоей жизни, а ты не представляешь, как живут они. Ты не хочешь за них бороться. Им это даже не нужно — они бы презирали тебя, если бы знали по-настоящему. Если бы они услышали, как ты хныкаешь, словно ребенок, живя в роскошном пентхаусе с самой сексуальной женщиной в мире; если бы узнали, что вы погрязли в своей депрессии настолько, что не можете взять на себя ответственность даже за свою жизнь, не то что чужую… как думаешь, они бы поддержали тебя?       У Джона кровь застыла в жилах.       — Большинство людей имеет куда меньше тебя, и все равно они не настолько поглощены жалостью. Они живут дальше, заводят детей… а не убивают их.       Джон хлопнул ладонью по столу. Раздался грохот, словно сотрясший весь кабинет, и он вскочил на ноги.        — Не смей сравнивать меня с другими людьми, — процедил Джон. — Мне плевать, что они скажут. Они ни хрена не знают ни о нас, ни о Воут!       — Именно это я и хотел донести до тебя, — спокойно парировал Эдгар, словно он вовсе не пытался выкрутить душу Джона наизнанку.       — Кто дал тебе право читать мне нотации? — его голос сочился ядом.       — Знаешь, Джон, для твоего появления я приложил куда больше усилий, чем Солдатик.       Мир перед глазами Джона начал наливаться кровью. Это был удар ниже пояса.       Стэн ведь гордился тем, каким становился мир, накаченный сывороткой Ви по самые гланды; как разлагалось общество и как его затягивало на бойню, вместо крови выкачивавшую из людей деньги и здравый смысл. Сначала эта бойня перемолола его отца, потом его самого, а вместе с ним — Мэгги и ребенка, которому даже не дали родиться. Воут добрался до каждого из них.       — Ты — жалкий человек, заигравшийся в Бога.       — О нет, Джонни. Бог — это деньги. И, если ты начнешь игнорировать его, поверь, ты пожалеешь.       Джон молча опустился в кресло. Он был побежден, но не аргументами Эдгара, а тем, насколько он верил в их правильность.       Джон понимал одно: они оба не были людьми. Они ничего не создавали, только разрушали и уродовали. Джон был неотъемлемой частью Воут, а Воут — частью него, и убийство Эдгара бы ничего не решило.       — Увидимся в суде, Стэн.              

***

             Мэйв с трудом удалось выцарапать выходные у Стилвелл, которая была на иголках перед судом, но все же у нее получилось встретиться с матерью. Она согласилась прилететь в Нью-Йорк всего на несколько дней, хотя они не виделись лично уже почти три года.       Поездка в такси растянулась на несколько часов из-за пробок. Мэйв понимала, что она могла бы преодолеть центр Нью-Йорка в несколько супергеройских прыжков, но с такой плотностью населения это было неразумно. Всю дорогу в такси она отвечала на сообщения Джона, присылавшего ей ссылки на недвижимость. Вермонт, Монтана, даже чертова Калифорния. Мэйв шутливо предложила Канаду и улыбнулась, когда он отправил ей ссылку на какой-то дом у черта на рогах, вдалеке от цивилизации. Мэйв едва могла представить себе жизнь без доставки продуктов и централизованного водоснабжения, но почему-то при виде этих сообщений в ее груди вспыхивало приятное тепло.       Как только они встретились в ресторане при отеле, где остановилась ее мать, она принялась рассказывать о последних событиях в Де-Мойне. Мэйв слушала вполуха, наполовину погрязнув в своих мыслях. Она теребила рукав выцветшего синего свитера, чувствуя себя совершенно оторванной от жизни, о которой говорила мать; от родителей и двух братьев, которые жили самой обычной жизнью. Она была пятном на семейном древе. Ярким кислотным пятном, которое к чертям разъело бумагу. Семья едва понимала, чем она была на самом деле, но гордилась ею и тем, что она вырвалась из маленького города. Мэйв давно не задирала нос из-за этого — она едва помнила, каково было жить в маленьком Де-Мойне в штате Айова.       Мама, человек консервативных взглядов, возмутилась новым экранным отношениям с Еленой и выдумкам про ее ориентацию, но, как и все, обрадовалась, что Мэйв больше ничего не связывало с Патриотом. Она лишь горько улыбнулась: она не могла сказать даже родной матери, что этот идиот был ее самым близким человеком.       Ради приличия она провела несколько часов в разговорах с матерью, и лишь потом сказала ей то, ради чего попросила ее пролететь почти две тысячи километров:       — Через две недели будет суд. Возможно, потом меня отправят выполнять работу далеко за пределами Штатов…       Она врала. Нет. Она откровенно, нагло вешала лапшу на уши собственной матери на случай, если после суда она сможет уехать вместе с Джоном. Возможно, они не были близки, но она не хотела слишком волновать их. А если после суда что-то пойдет не так… лучше пусть родители думают, будто у нее просто пропала связь.       На обратном пути ее телефон завибрировал уже от сообщений Елены. Мэйв поняла, что забыла про их совместный эфир в студии Воут, который должен был начаться через пару часов. Она едва успевала. Устало вздохнув так громко, что это даже привлекло внимание водителя такси, она уже представила суету гримеров, закатывание глаз Эшли… привычная картина, стоявшая в печенках. Даже раньше, чем она успела ответить, от Елены пришло еще одно сообщение:       «С тобой все хорошо?»       «Лучше не бывает», — напечатала она, но не отправила. Стерла всю строчку и начала постукивать кончиком пальца по корпусу телефона, думая. Ей вспомнилось, как они расстались несколько дней назад, и вдруг искренность в вопросе Елены даже показалась ей умилительной.       «Встречалась с семьей. Скоро вернусь в Башню», — наконец отправила она. Елена отправила ей сердечко в ответ. И что на нее нашло?       Мэйв попросила водителя остановиться подальше от Башни, чтобы пройтись в одиночестве. Она достала сигарету и неторопливо пошла по тенистой аллее, отчетливо понимая, что пыталась отсрочить момент возвращения. Мысли об этом гнезде стервятников казались особенно невыносимыми после нескольких дней отсутствия. Ей казалось, что ее силы были на исходе, хотя кто ей поверит?       Она шла по пустой дорожке, но вдруг из ниоткуда перед ней возникла женская фигура, перегородившая путь. Мэйв инстинктивно напряглась — она ненавидела, когда кто-то нарушал ее границы.       Решительная незнакомка с первого взгляда показалась Мэйв совершенно безобидной. Ей было за пятьдесят, но сказать точнее было сложно — из-под пальто вырисовывался достаточно стройный силуэт, а возраст выдавали лишь сглаженные сумерками морщинки. Короткие светлые волосы были опрятно уложены. Эту женщину, леди с идеальной осанкой и острым взглядом, было невозможно назвать старой.       — Маргарет Шоу?       Мэйв лишь кивнула, удивленная, что кто-то помнил ее реальное имя. Женщина не была похожа на фанатку Воут — у нее точно был вкус, и голос не звучал заискивающе-приторно.       — А вы?.. — спросила она.       Женщина посмотрела на нее так, словно их связывало нечто, о чем сама Мэйв и не подозревала.       — Меня зовут Рита.