Её портрет

Рафаэль мастерски управлялся с красками, мог подчинить себе любой холст. Любой пейзаж, написанный им, был настолько проработан, что невольно погружал в себя, заставляя оказываться там, словно ты часть этого изображения.   Каждая его картина так подчиняет людей, ведь ради многих из них гениальный художник объездил достаточно довольно жутких и опасных мест, полностью отдаваясь своему творчеству.   И вот итог. Словно под гипнозом, народ из раза в раз чаруется и восхищается каждому мазку кисти, каждому незаметному переходу цвета. Глядя на каждый из пейзажей, они ощущали себя свободными, счастливыми.   Но вот незадача. Хотя с изображением пейзажей у Рафаэля никогда не было проблем, портреты гениальному ходожнику давались с трудом. Всякий раз, когда он садился, полный мотивации и стремления, чтобы нарисовать портрет, каждый заканчивался броском кисти в холст или судьбой, гораздо более печальной.   Первая попытка портрета была ещё в детстве, когда Рафаэлю еле-еле стукнуло десять. Тогда он не воспринимал это близко к сердцу, но сейчас решительный и настойчивый мужчина, каким он вырос, явно собирался переломить кисть на две части от злости.   Он не умел рисовать портреты. Он писал пейзажи, делал их такими живыми, что дух захватывал у каждого, кто даже мельком взглянул бы на них, но портрет, даже в самом простом стиле, так ни разу и не получился даже на каплю передающим ту атмосферу.   Он художник, чёрт возьми, как бы гордо и самовлюблённо это не звучало. Рафаэль со временем научился создавать из чего угодно краски, подбирать цвета по изначальному оттенку предметов, да даже сахаром его работы получаются изумительно. Единственной слабостью Рафаэля являются лица, когда ни одно из них он так и не запечатлил ни на одной картине.   Сейчас его двадцать третья попытка, и именно этот портрет он не должен испортить. Это был лишь скромный подарок на день рождения, но сколько терпения и надежд будет в него вложено, останется секретом для всех, кроме автора. Он рисовал её портрет.   После десяти минут попыток красивого контура, впервые полетела кисть. Чуть не задев уже начавшись получаться каркас лица, Рафаэль вовремя спохватился и схватил кисть в паре сантиметров от холста. Такой лёгкой ошибки он не допустит. Только не сейчас.   На начале второго часа, все мысли художника были заняты лишь тем, как правильно передать то, что он чувствует. Как закрепить каждое колебание его сердца и повышение частоты пульса, что она вызывала в нём. Это был необузданный ураган эмоций, который Рафаэль обязан приручить.   Каждое воспоминание, связанное с ней, должно быть на этом холсте, она должна понимать, как влияет на него. Как он реагирует, когда она снова невзначай перебирала пряди его волос, сидя на диване. Как ему нравится слылать её голос, пока она поёт, пока говорит, пока дышит. Как он одержим одной лишь мыслью о том, насколько её запах дурманит.   И всё это куда ни шло. Рафаэль обязан запечатлить свои чувства и переживания о каждом незаметно украденном поцелуе на улице, в океане, на балконе, да где угодно, главное лишь ощущение её губ, с теплотой прижатых к его губам.   Каждый момент, когда он касался её: её бархатных слегка холодных рук, которые он так любит согревать, тонкой шеи, с постоянными укусами любви от его проворных зубов, потрескавшихся, но красных губ, какими стали после всех поцелуев.   Хотя портрет планировался лишь до груди, его не затрудняло представлять её подтянутые ляжки, на которых Рафаэль всякий раз был готов положить свою голову, её манящие бёдра, которые, как и шея, получили немало укусов, уж слишком аппетитно выглядели, как только он снимал с неё одежду.   Самое сладкое он оставил на последок – мысли о её интимном месте. Хотя портрет обещался подробным изложением его чувств, до самого конца Рафаэль не задумывался насколько. Но он хотел ей показать всё, даже если это что-то настолько личное и непотребное, как их занятия любовью. Первое, что он хотел напомнить – его любовь к её пальцам, что каждый раз нерешительно пробираются под рубашку во время поцелуев, её лицо, всякий раз красное, когда он кладёт её руки себе на грудь с лёгкой просьбой расстегнуть его рубашку. Ему не терпелось указать, как он любил её аккуратные движения руками по его телу, насколько ему нравилось чувствовать её язык на своём прессе и моменты, когда губы касались его живота, двигаясь всё ниже.   Как же он желал показать портретом, как много значила каждая их встреча. Как замирало его дыхание с каждым стоном, невольно сорвавшимся с её губ, как ему становилось трудно держать нежный темп, лишь бы не навредить такому мягкому человеку. Он отчаянно жаждал рассказать каждым мазком о всех прелестях её вкуса, о том, что звуки его имени исходящего с её уст лишь подстёгивали ускоряться...   На пятый час Рафаэля осенило. Слегка отходя от мыслей и взглянув на результат, его изумлению не было предела. Изображённая на картине девушка и впрямь была похожа на неё. Однако вопреки ожиданиям художника, она жила. Портрет выглядел настолько реально, насколько и каждый его написанный ранее пейзаж.   Отложив чудом выжившую кисть на палитру, Рафаэль озадаченно осматривал законченную работу. Двадцать третья попытка увенчалась не просто успехом, она ошеломила даже самого Рафаэля. Парень настолько жаждал её, что незаметно перенёс без остатка всё желание на картину, что источала похоть автора и вожделение.   Наконец, отойдя от эйфории закрытого портретного арт блока, Рафаэль незамысловато пригласил её к себе домой, под предлогом обычного ужина. И вот, с вновь набежавшим желанием, слегка убирая место воплощения и доставая бутылку дорогого вина, единственное, о чём он хотел размышлять, понравится ли ей подарок настолько, что этот вечер пополнит его коллекцию воображения.