"This murder takes two"

      Ванцзы рухнул на скамейку в фойе учебного корпуса и с мученическим стоном откинулся на стену. Прохладный камень приятно остужал голову, которая после двух пар Традиционной китайской медицины грозила взорваться. После обучения в Европе изучение медицины в Китае стало для молодого человека поистине испытанием. Мало того, что информация на уроках давалась крайне устарелой, так не было некоторых дисциплин, зато были другие. И Китайская традиционная медицина одна из них. Молодой человек уже пожалел, что уехал в Европу, потом пожалел, что вернулся. В его голове творился полный беспорядок.       Это не значило, что он не верит в традиционную медицину своей родины, но он также понимал, что нельзя быть уверенным в ней на все сто процентов. Еще одним шоком оказалась дисциплина мануальной терапии, которая считалась самостоятельной и даже научной, выпускались специалисты — мануальные терапевты. Ванцзы изображал «рука-лицо», когда читал наименование специализаций в институте, приехав для перевода в тот самый день.       Прошло несколько месяцев с начала нового курса, а молодой человек все больше сожалел о том, что бросил учебу в Европе. При этом совершенно не жалел о том, что имеет возможность жить с любимым человеком. А потому, сжав всю волю в кулак, старался смириться с формой обучения на родине. В конце-концов работать он собирался дома. И зачем ему тут латынь спрашивается?       — Аааа, — схватившись за голову, Ванцзы тихо завыл, вспоминая свои мучения в изучении этого мертвого языка. Особенно эта странная и страшная буква «r». Впрочем, он изучал английский и был более или менее с ней знаком, но все же.       От мучений отвлек рингтон на смартфоне. Ванцзы взглянул на экран и палец застыл у кнопки «принять вызов» — звонил Цзян Чен. Дело неслыханное. Они обменивались номерами пока учились в школе, но ни разу не созванивались. Они обменялись номерами после встречи в больнице и опять же никогда не звонили друг другу. Все, для чего Цзян Чену понадобился номер Ванцзы — передать его своей девушке, Мянь-Мянь.       — Цзян Чен? — Ванцзы смахнул по экрану.       — Я удивлен не меньше твоего, — по голосу было слышно, что Цзян Чен ухмыляется абсурдности ситуации, — Но звонить Усяню напрямую я побоялся, — молодой человек замолк на несколько мгновений, словно ожидая реакции собеседника. Когда ее не последовало, продолжил, — Тут такое дело, на госпожу Вэй напали… Хон Бэй сказал сообщить Усяню, что все думают на какого-то Бешеного пса Чи. Мол, Усянь поймет, о чем речь. Ванцзы, что происходит? Моя мама ходила к госпоже Вэй в больницу. Говорит, на ней живого места нет. Лицо в синяках, сломана левая рука и голова пробита.       — Ты думаешь, Усянь стал бы ругаться, если ты сообщишь ему о нападении на его мать?       — Ты плохо его знаешь. Если он сказал, что вычеркнул ее из своей жизни, значит так и есть. Предательства он не прощает. А сделанное ей он считает именно им.       — Но она его мать, — возмутился Ванцзы.       — А ты бы простил отца? Он же отец. Он действовал в твоих интересах, — тон Цзян Чена сменился на ехидный с издевкой.       — Не сравнивай это, — тут же вспыхнул Ванцзы.       — Для Усяня это равноценно. А, может, и сильнее. Он столько лет считал свою мать святой женщиной, а она скрыла наличие отца. Но главное все же то, что из-за этого он совершил свой тупой поступок, которым обидел тебя. Ему еще столько времени надо, чтобы самому простить себя. Где тут мать прощать?       — Мгм. Я понял тебя. Что ты ждешь от меня?       — Ну, я просто подумал, что на тебя он орать не станет в отличие от меня, — хохотнул Цзян Чен, — Так что почетная обязанность сообщить ему о нападении на его мать возлагаю на тебя.       — Хон Бэй тебя же просил, — тут же поймал ехидный тон Ванцзы, — Интересно, что он с тобой сделает если я не скажу?       — Был бы кто-то другой на твоем месте я бы задумался, но ты расскажешь, — Цзян Чен хохотнул, — Лан, тебе сразу привет от Мянь-Мянь, она все еще ждет вас в гости. Хотя, думаю, проще будет самим к вам приехать.

***

      Можно быть сыном самого влиятельного и страшного человека в городе, но не быть счастливым. И пусть этот человек любил тебя, заботился, хоть и оставался при этом жестким и даже жестоким человеком, это не даст тебе счастья. Пусть у тебя будет куча бабла и у тебя нет лимита на траты — со временем и это перестает радовать. Особенно, когда ты понимаешь, что сам по себе никому не нужен, и все твои друзья да подруги дружат с тобой из-за отца, денег и престижа.       День, когда Сяо Шилин все это понял, стал вторым отвратительным днем в его короткой жизни. Первым был день, когда его отца убили. О том, что его убили у юноши не было сомнений, как, впрочем, и у всех остальных. Когда до него и матери донесли это страшное известие, Шилин, казалось, забыл как дышать на пару мгновений. Ему стало больно в груди: было ощущение, что сердце и легкие сжали в кулак и пытаются раздавить. Он хватал воздух ртом, а глаза предательски щипало. Тогда он захлопнул рот и сжал губы, сдерживая грозящие вот-вот вырваться рыдания.       Но он же сын Сяо Тэн Дана — он не мог плакать. Не имел права. Так он думал. Поэтому он начал злиться. На тех, кто убил отца; на его подчиненных, которые, как казалось юноше, ничего не делали, чтобы поймать негодяев. Злился на мать, лившую крокодиловы слезы, хотя все — и Шилин в том числе — знали, что она совершенно не горюет по случаю смерти супруга. Злился на себя, потому что еще мал и не может сам пойти искать и покарать убийц. А на чтении завещания разозлился на брата, потому что ничего о нем не знал, потому что тот мог отомстить за отца.       На людях Сяо Шилин злился, кричал и ругался, чтобы, как ему казалось, выглядеть взрослее и значимее. А по сути еще больше показывая, каким ребенком является. Но оставаясь наедине сам с собой, юноша не мог сдерживать слез и рыдал в подушку каждую ночь. Звал отца, вопрошал у Небес, за что они так поступили с ним и как ему теперь жить. Он хоть и был мал, но умом обделен не был, именно по этой причине Сяо Тэн Дан не чурался этого ребенка и даже исполнял свои отцовские обязанности.       Вероятно, изначально он таким образом восполнял потерянную возможность быть отцом своему старшему сыну. Но когда Шилин подрос и Тэн Дан понял, что мальчишка не дурак, продолжил играть роль лучшего отца, стараясь развить таланты ребенка. Репетиторы, элитная школа — все было брошено к ногам Шилина. Единственное, глава шанхайской триады не вмешивался в воспитание сына. Ему было интересно, как тот перенесет бремя больших денег и величие своего отца. Впрочем, однажды Сяо Тэн Дан вмешался.       В тот день он был зол на Вэй Цансэ. Как обычно дело касалось их общего сына, и как обычно возлюбленная показала зубы. Мужчина вернулся домой и застал неприятную картину: его младший сын орал на его подчиненного, грозя тому всеми карами и гневом отца, естественно. Ледяным от гнева голосом Тэн Дан потребовал от Шилина следовать за собой, отпустив подчиненного кивком головы. Стоило юноше зайти в кабинет и тишину помещения нарушил звонкий шлепок по щеке. Это был первый раз, когда Сяо Тэн Дан поднял руку на своего сына. Шилин вскинул на отца глаза полные слез и обиды. Держась за пострадавшую часть лица, он, задыхаясь от возмущения, с трудом сдерживался, чтобы не открыть рот и не начать перечить.       Мужчина холодно взирал сверху вниз, засунув руки в карманы, и словно чего-то ждал. Немое противостояние продолжалось несколько минут, по истечении которых триадец нарушил молчание.       — Ты сдержался. Похвально, — Сяо Тэн Дан усмехнулся и, развернувшись на каблуках, проследовал к письменному столу. Сев в кресло, он поманил сына, и когда тот подошел, все еще надувая от обиды щеки, продолжил, — Но ты не понял, за что был наказан. Скажу один раз, в другой раз наказание не будет таким щадящим.       «Щадящим? — думал Шилин, потирая щеку, — Да у меня чуть голова к стене не отлетела.»       — Во-первых, тот человек старше тебя вдвое, если не втрое. Как ты смеешь позорить меня, будучи таким непочтительным к старшим? Во-вторых, это мой подчиненный. Ты знаешь, кто твой отец? — тон, которым был задан вопрос, заставил юношу вздрогнуть, а спину покрыться липким холодным потом. Шилин не раз слышал такое, когда отец общался по телефону, и обычно это не значило ничего хорошего для того, с кем тот разговаривал.       — К-конечно, отец, — промямлил Шилин, пытаясь сдержать дрожь в голосе.       — Тогда ты должен понимать, что может произойти с тем, кто повысит голос или поднимет руку на моего человека. Ты понимаешь это?       — Д-да, отец, — голос Шилина стал еще тише, а слова более неразборчивы.       Он слишком хорошо это знал. Однажды он подслушал разговор отца с господином Чен Пао, там как раз шла речь о подобном инциденте. Что отец приказал сделать? Отрубить руки нападавшему, вроде?       — Но я же твой сын, — юноша обливался потом и дрожал от страха, но смолчать не смог и теперь, зажмурившись, ждал ответа отца.       — Именно поэтому ты только получил пощечину, а сейчас получаешь пояснения. Но второго раза не будет, запомни. И хорошенько подумай над моими словами.       — Неужели какой-то бандит тебе дороже родного сына? — Шилин еще сильнее склонил голову, его голос был еле слышен, и юноша надеялся, что отец не услышал их.       — Вужоу, зайди в кабинет, — послышался спокойный голос отца, юноша поднял голову и увидел, как тот кладет смартфон в карман. Не прошло и нескольких минут, как в дверь кабинета постучали, и когда его хозяин позволил войти, в помещение вошел хорошо знакомый Шилину мужчина, — Шилин, расскажи господину Хао, что только что произошло и о чем мы говорили. Вопрос свой последний не забудь ему тоже озвучить. А вы, господин Хао, разъясните моему сыну его ошибки так, чтобы он больше их не совершал.       Хао Вужоу был начальником службы охраны самого Сяо Тэн Дана и его дома. После женитьбы главы триады на его плечи легла охрана жены и сына босса. И так как мужчина практически везде сопровождал господина Сяо, у него даже имелась собственная комната в доме. Само собой разумеется, что Шилин знал его. Более того, мужчина часто играл с мальчиком, пока тот был еще совсем мал, а когда начал взрослеть принялся потихоньку учить того уму разуму.       А попросту самым простым правилам жизни триады. Скрывать от сына свою деятельность Сяо Тэн Дан не стремился, в любом случае рано или поздно тот бы сам все узнал. Кроме того, глава группы хотел понять, чего стоит его сын. И надо сказать, до сегодняшнего дня он был более чем доволен.       Беседу господин Хао провел основательную, с примерами и фактами. Были использованы даже фотографии, которые присылали в виде отчета каратели. Шилин ушел из комнаты начальника охраны с белым, как саван, лицом и пустым желудком, так как все его содержимое осталось на паркете возле письменного стола Хао Вужоу. В очередной раз ужаснувшись деяниям отца, юноша все равно испытал и гордость от осознания, что он сын такого человека. А потому решил для себя, что никогда не заставит отца краснеть за себя.       На следующий день, Шилин нашел того на кого спустил всех собак и принес ему свои извинения, подкрепленные нижайшим поклоном. А вечером навестил отца, у которого также попросил прощения и пообещал впредь быть умнее и почтительнее. И надо сказать, обещание свое держал.       В отличие от отца, мать Шилина мало участвовала в жизни сына. Только когда требовалось показать на публике любящую мать или когда они всей семьей выходили в свет. На радость женщине это случалось довольно редко. О том, что стал нежеланным для матери ребенком, юноша узнал, когда ему было двенадцать. Подслушав разговор матери со своей подругой. Госпожа Сяо рассказала, что родила Шилина лишь затем, чтобы железобетонно быть уверенной, что Сяо Тэн Дан женится на ней.       Ошарашенный признанием матери, мальчик на несколько дней ушел в себя, а потом принялся топить горе в бесконечных посиделках с друзьями в караоке и интернет-кафе, играя ночи напролет. Оттуда его утаскивали силой охранники отца, словно алкоголика или наркомана. Шилин каждый раз боялся возможного после очередного «возвращения» разговора с отцом, но Сяо Тэн Дан молчал.

***

      Прошло несколько месяцев со смерти отца. Шилин пришел в себя, злость его поутихла, и он все чаще возвращался к мыслям о своем брате. Никогда и никому он не говорил, что мечтает о старшем брате. Такие мечты появились у него, когда отец стал меньше уделять времени. Ушли в небытие моменты совместных игр, когда тот позволял кататься на спине и использовать охранников дома в качестве лошадок. А еще в школе Шилин познакомился с мальчиком, у которого был старший брат и он взахлеб рассказывал о нем: какой тот сильный, что на него можно положиться, что он не прогонит, если попросить поиграть с братом.       Шилин так сильно завидовал однокласснику, что в какой-то момент начал его всячески третировать. И это продолжалось до окончания младшей школы, пока при переводе в среднюю пути мальчиков не разошлись. А мечты остались. И вот, оказывается, у него есть брат. Старший. И судя по разговорам, что он слышал в доме между охранниками, сильный. Хотя в день оглашения завещания тот не показался ему сильным человеком — слишком уж у него был ошарашенный вид. Шилин еще тогда очень гордился собой, что не показывал своего горя и свысока смотрел на обретенного родственника, склонившего голову и тихонько сидящего на своем месте.       Теперь юноша был готов встретиться с тем, кого звали Вэй Усянь. И кто знает? Может быть с опозданием, но у него таки появится старший брат, который станет ему другом. Ведь делить им с ним нечего.