Сказка о жестоком короле

      Хенджин распахнул веки, и пред его взором открылись покои, сплошь усеянные красным цветом. Интересно, когда он стал так ненавистен королю? Именно сейчас у него возникло жгучее желание сорвать эти кричащие вещи или куда раньше? За окном день уже сменил ночь. Столь же мрачный и тоскливый, как всегда, но еще большим грузом отдавшийся в груди после сладостного сна и встречи с матерью. После того, как Хенджин впервые в жизни сумел увидеть солнце.       Король выдохнул с придыханием и опустил взгляд на мирно спящего рядом с ним юношу. Золотистые волосы спутаны, черты лица спокойны и расслаблены, губы едва приоткрытые, покрасневшие и припухшие после прошедшей ночи. Хенджин смотрел на него, так похожего на ангела, сошедшего с картин. Его ладонь осторожно приблизилась к нежному точеному лицу. Подушечки пальцев опустились на мягкую щеку, проложили дорожку ниже, кончиками касаясь уст.       - Это твоя привычка будить меня в подобное время всякими непотребствами? – Прошептали они, и Хенджин отстранился.       Феликс улыбнулся, его ресницы дрогнули, и ясный взор устремился на возлюбленного, нарушившего его покой.       - И как давно ты проснулся? – Спросил монарх, разглядывая его утренний вид.       - В тот момент, как ты дотронулся до моего лица. – Облизнув губы, ответил юноша и ткнул пальцем в щеку короля. – Вот здесь. – Скользнул по гладкой коже ниже. – Здесь. – Еще одно касание на губах и тихий голос. – И здесь.       Хенджин усмехнулся, уголки губ поползли вверх, а мгновением позже уста слились в нежном, трепетном поцелуе. Встречать даже столь мрачное утро вместе с любимым человеком было по истине радостным моментом. И, казалось, что нет ничего важнее в этом мире, чем глаза напротив, смотрящие с искренней любовью.       Король отстранился, его губы, словно два раскрытых лепестка цветка, щекотали кожу, опустившись на изгиб шеи и заставив Феликса содрогнуться, тяжело выдохнув.       - Моя шея не дает тебе покоя. – Вырвалось у юноши. Он почувствовал, как кожу цепко прикусили зубы Хенджина, и поджал губы. – Сейчас ведь утро. Твоя прислуга скоро явится.       Монарх вновь навис над ним. Его пальцы огладили место укуса на шее, опустились на хрупкое плечо. Глаза огибали своим взором каждую деталь облика Феликса, словно стараясь запечатлеть в памяти навсегда.       - Знаешь, я уже давно хочу отвести тебя в одно место. – Наконец вымолвил король.

***

      Дворец понемногу просыпался после ночи, оживал, наполнялся шагами, разговорами и суетой. Двое юношей, чьи руки крепко держались друг за друга, словно страшась разлуки, ступали торопливо по коридорам замка. Король вел своего возлюбленного, и тому казалось, что место, которое он успел уже обойти множество раз за недели, проведенные здесь, играло совершенно новыми красками. Быть может, изменился сам взгляд Феликса, душа которого, казалось, порхала внутри него.       Хенджин остановился возле одной из дверей Восточной башни дворца, большая часть комнат которой всегда были заперты на ключ. Когда та распахнулась, пред Феликсом предстала комната, утопающая в насыщенном изумрудном цвете, за последнее время ставшим для него знаком покоя и уюта. В уголке стояли, накрытые полотном холсты, у стен располагались стеллажи, на полочках которых можно было увидеть свертки бумаги, баночки с кистями и прочими рабочими материалами.       - Это мастерская твоей матери? – Спросил Феликс, осматриваясь вокруг, пока король распахнул окно, чтобы впустить свежий воздух.       - Нет. Моя. – Пояснил Хенджин и шагнул ближе к нему. – Когда-то я часто приходил сюда, но потом… Отец частенько говорил, что занятия, не приносящие выгоды или не имеющие ценности для королевства, стоит выбросить из головы. Поэтому со временем я все реже стал сюда заглядывать.       - Мне рассказывали, что ты увлекался живописью, но… - Парнишка улыбнулся. – Могу я посмотреть?       Его Величество коротко кивнул в ответ и жестом показал, что мастерская полностью в его распоряжении. Феликс прошел к нагромождению холстов, осторожно убрал полотно с них и замер, боясь даже вздохнуть лишний раз, словно мог бы испортить творения Хенджина. В мазках краски были заметны общие черты с работами королевы, которая, вероятно, стала не последней участницей в зарождении художественной натуры сына. Уверенные, но плавные движения кисти оставили на холсте красивые очертания природы, которая чаще всего появлялась на картинах короля, словно крик о жажде свободы, которую человек растерял с годами, отдалившись от своей истиной сути. И лишь темные, нависающие над девственно чистой природой, небеса напоминали о том, что у того, кто сотворил эти картины, той самой свободы нет и никогда не было.       Феликс сглотнул ком, подобравшийся к горлу, и обратил внимание на другую работу монарха. То была одинокая роза, брошенная на скамью, средь сада, наполненного розовыми кустами. И в воспоминаниях всплыл вновь тот сон. Картина казалась куда менее мрачной из-за того, что не было видно темного небосвода. Однако именно она вызывала наибольшую тоску.       - Ты… И правда прекрасный художник, Джини. – Постаравшись улыбнуться, вымолвил Феликс, и взгляд его привлекла еще одна работа, оставленная на мольберте с тех пор, как Хенджин в последний раз на нем рисовал. – А там что?       Юноша подошел к ней и едва сдержал вырывающийся смех, завидев то, что было изображено на холсте. Он прикусил губы, с интересом разглядывая линии карандаша, которые превращались в его лицо. В улыбке изогнувшихся губах, с радостью в знакомых глазах, по памяти, но с большим усердием, выведенных веснушках, можно было с легкостью разгадать истинные чувства творца к тому, кого он рисовал.       - Нам с мамой повезло с возлюбленными, верно? – Усмехнувшись, посмотрел на короля Феликс. – Ты так хорошо знаешь черты моего лица, что сумел нарисовать меня лишь по памяти?       - Такого упертого, наглого и выводящего из себя человека тяжело не запомнить. – Ехидно парировал Хенджин, ничуть не смутившись от слов юноши.       Он прошел ближе к Феликсу, оказавшись в один миг за спиной парнишки, и опустил руки на его талию. Склонив голову к хрупкому плечу любимого, монарх оценивающим взором обогнул свое творение, замечая и сам, сколько в нем было несовершенств. Настоящий Феликс, стоявший подле него, был вовсе не таким, каким Его Величество изобразил юношу в тот миг, когда чувства захлестнули его рассудок. С тех пор, казалось, прошло огромное количество времени, целая вечность до того мгновения, как все встало на свои места. Улыбка Феликса была куда лучезарнее и искреннее, глаза глядели на мир так, словно хотели запечатлеть в памяти каждый момент на века, веснушки, поцелуи солнца, красивой россыпью, словно звезды на ночном небосводе, обрамляли его светлую нежную кожу. Да, настоящий Феликс был совсем иным. Или, возможно, то было, как с красными тканями в спальне, изменился вовсе не портрет, а взгляд художника.       - Но это все неправильно. Ты совсем не такой, как я нарисовал. – Нахмурился король, словно злясь на самого себя.       - Тогда, почему бы тебе не попробовать нарисовать с натуры? – Чуть тише, будто кто-то мог их услышать, предложил юноша. Он заглянул в изумленные глаза Хенджина и лишь мягко улыбнулся, говоря тем самым, что правитель вовсе не ослышался. – Нарисуй меня снова так, как тебе захочется.       На его губах мелькнула мягкая улыбка, в следующий миг утопая в устах короля, сливаясь в очередном поцелуе. Большие изящные ладони Его Величества, опустившись на тонкую талию, прижали Феликса к нему. Хенджин увлек его на диван, и юноша почувствовал, как вскоре оказался на мягких подушках, прижатый к ним телом возлюбленного. Правитель провел пальцами по его шее, бережно касаясь подушечками кожи.       - Ты прекрасен… - Тише шепнул король. – Кажется, будто я мечтал повалить тебя на этот диван целую вечность до того, как это стало реальностью.       - Ты знал, что многие великие художники нередко пылали страстью к своим музам? – Словно проигнорировав его слова, спросил Феликс. - Утопали в чувствах, исчезали в них без следа…       - Не двигайся… - Над самым ухом юноши проговорил Хенджин и поднялся на ноги.       Сняв с мольберта прошлый, как ему казалось, неудачный портрет, король водрузил на деревянную стойку чистый холст, взял в руки карандаш и приступил к работе. Феликс глядел на него из-под полуопущенных век. Его алые влажные губы были приоткрыты, ключицы выглядывали, не прикрытые белоснежной рубашкой с парой расстегнутых пуговиц. Золотом переливающиеся волосы выглядели, как взъерошенные перья цыпленка.       Хенджин рисовал его с завидной дотошностью, словно от того, насколько удачным он получится, зависела сама жизнь короля. Длинные тонкие пальцы скользили по полотну, выводили изгибы любимого лица, его мягкие волосы, старались, чтобы даже сквозь портрет можно было разглядеть, сколь нежна и бледна кожа юноши. Феликс боялся даже дышать, ловя на себе взгляд монарха. Кажется, его рисовали впервые в жизни. Быть может, из-за этого сердце в груди так быстро билось?       Хенджин сам казался сотворением, сошедшим с картины в тот миг, когда работа поглощала его с головой. И это было чем-то совершенно иным, отличавшимся от того, каким король представал, занимаясь бумагами и заботами по королевству. Он будто жил тем мгновением, останавливая само течение времени вокруг. Словно в этом мире не существовало никого более, кроме них двоих в стенах этой комнаты, задышавшей с новой силой после долгих лет, пока Хенджин таил в себе все то, чем когда-то жил, что заставляло его сердце биться.       - Волнуешься? Кажется, будто даже отсюда вижу, как ты дрожишь. – Задержав на юноше взгляд, спросил король.       - Я же сейчас делаю что-то по-настоящему важное для Его Величества. Как я могу не дрожать? – Нежно улыбнувшись, ответил Феликс, пока все его естество трепетало, а на глаза едва заметно накатились слезы. – Жаль, что я не художник. Ты сейчас слишком восхитителен.       - Нравлюсь тебе за работой? – Усмехнулся Хенджин.       - Нравишься, когда ты – это ты.       Его Величество замолк, не решившись ответить на сие признание возлюбленного, который, казалось, готов был заплакать. И сердце его пропустило удар, осознав, насколько Феликсу было все это небезразлично. Мастерская, картины правителя и, самое главное, сам Хенджин.       Его руки порхали уверенными движениями по полотну, оставляли, увековечивали на нем юношу, ставшего самим олицетворением солнца и свободы, которые, казалось, навсегда исчезли из жизни короля. Нет, будто их никогда в полной мере и не было. Хенджин был рожден с судьбой человека, который и вовсе не должен был появляться на этом свете, но сумел наконец найти свой путь, который пройдет вместе с Феликсом. Теперь он был в этом уверен.       Когда последние штрихи на портрете были завершены, король шагнул в сторону своей музы, опустился на край дивана и коснулся пальцами, испачканными в грифеле карандаша его лица.       - Я не успел заменить краски. Поэтому можешь подождать, когда я полностью закончу? – Будто извиняясь, произнес Хенджин, получив в ответ радостную улыбку.       - Я уверен, что на твоей картине вышел куда лучше, чем в жизни. – Покачал головой Феликс и нежно провел рукой по ладони своего художника. Подвел ближе к себе и оставил невесомый поцелуй на ней.       - Разве хоть один художник способен подобное сделать?.. – Усмехнулся король и заправил прядь светлых волос за ухо юноши, в следующую секунду резко сократив расстояние и целуя его с новым жаром, с новой страстью, которая пылала в нем теперь с куда большей силой, чем прежде. Тонкие руки кольцом обвили шею Хенджина, увереннее, чем прошлой ночью, давая понять, что их обладатель желает продолжения. Пуговица за пуговицей под руками короля распахивали его одеяние, обнажая, теперь уже знакомое, но все такое же желанное тело.

***

      Дядюшка Оливер, словно корабль по волнам, рассекал свои владения, разглядывал книжные стеллажи, переставлял книги так, как ему казалось уместным в это мгновение. Он обладал уверенностью в том, что интерес к такой замечательной вещи так же зависит и от того, под каким углом ты на нее смотришь, как на нее падает свет, какие книги становятся ее соседками на полке.       Он провел в этом месте большую часть своей немалой жизни, которая долгое время была весьма тихой и размеренной. Не только из-за той работы, что избрал для себя библиотекарь, но и по той причине, что королевская семья любовью к книгам не отличалась. Когда-то давно, около двадцати лет назад еще была одна юная прекрасная особа, проводившая в его обители свое время, познававшая новое и любящая убегать от своих мирских забот в мир фантазий, путешествий и любви, которой, к величайшему сожалению, ей всегда не хватало.       Оливер прошел по знакомому пути, замедлил шаг и остановился возле старого кресла с зеленой обивкой, окруженного любимыми книгами Ее Величества. Это было единственное место, к которому библиотекарь не смел прикасаться. Ему казалось, что едва его рука коснется хоть одной книги здесь, дух королевы покинет ее излюбленный уголок.       - Старик! – Послышался внезапно разрезавший тишину голос.       Библиотекарь его узнал лишь отдаленно, будто далекое воспоминание. Он поспешил встретить своего гостя. Однако оказался немало удивлен, когда пред ним предстал главный советник Его Величества.       - Господин Ричард, какими судьбами? Заинтересовались моей скромной коллекцией? – Добродушно спросил Оливер.       - Никому нет дела до твоих потрепанных книжонок. – Холодно бросил в ответ мужчина. – До меня дошли вести, что дражайший гость короля часто разгуливает в твоей библиотеке.       - Юный господин Феликс? – Пропустив мимо ушей грубость, уточнил собеседник. – Верно. Этот юноша весьма увлечен литературой. Очаровательно, не правда ли, советник?       - Как скажешь. Я здесь по другому поводу. – Не медля, перешел он к делу. – Я знаю, что ты редко в течение дня покидаешь это место. Однако, полагаю, до тебя тоже доходили слухи о том, что во дворце сейчас не спокойно. И подозрительно беды начались, едва в нашем королевстве появился чужак, неведомым образом перешедший границу, которую никто не в силах преодолеть.       - Это совершенно точно не может иметь никакого отношения к юному господину. – Смекнув, к чему вел советник, Оливер постарался сразу пресечь эту абсурдную мысль. – Он добр душой и благочестив на помыслы. Юный господин ни за что не навредил бы Его Величеству. Я уверен, что…       - Твоя наивность и впрямь поражает. – Покачал головой Ричард, перебив его. – История знает, что именно такие, как этот чужак, таят в себе коварство и алчность.       Советник не отличался громкостью своего голоса. Не было в нем и упитанности тела. Он был высок, худощав, с проседью в темных, как и у его старшего брата, волосах. Стати его добавляли холодный уверенный взгляд, всегда идеальная осанка, и манера разговора, с которой, казалось, спорить не представлялось возможным, даже в том случае, если собеседник Ричарда глаголил истину на совершенную ложь советника.       - Господин Феликс очень похож на Ее Величество королеву Изабеллу. – Стоял на своем Оливер. – Вы знаете, каким она была человеком.       - Разумеется, знаю. – Усмехнулся в ответ мужчина. - Предательницей моего брата, которого она променяла на любовную интригу, и опорочила свое имя и королевский двор. Я знаю, что ты питал к ней лишь хорошие чувства. Хотя и совершенно не понимаю, каким образом ты сумел их сохранить после того, как твой родной брат лишился жизни, скрывая ее отвратительную тайну.       Мужчина едва заметно напрягся. Он помнил об этом и никогда не смел забыть. Вероятно, это было то, что сохранится в памяти до последнего мгновения его жизни.

***

      Оливер и Джозеф. Два брата с небольшой разницей лишь в год. Жизнь их была тихой и смиренной в любящей семье, занимавшейся ремеслом. Один с детских лет проявлял любовь к книгам, выученный чтению отцом, которому повезло обучиться грамоте. Другой же с трепетом относился к цветам, заботился о них, а в особенности ему нравились душистые розы, что своей красотой и дурманящим ароматом всегда манили к себе людские глаза.       Время шло, мальчики возмужали и стали опорой для своих родителей. А затем оба оказались во дворце. Оливер занял свое место в королевской библиотеке. Джозефу было поручено заботиться о садах замка, где вскоре поселилось множество розовых кустов, которые еще долгие годы радовали обитателей дворца.       Тот день, когда королева, а на то время еще принцесса, Изабелла вступила в королевскую семью, став супругой крон-принца Теодора, братья прекрасно помнили, но даже не подозревали, что юная особа станет частой гостьей в их владениях.       Со своим кротким нравом и искренним интересом к их излюбленным вещам Изабелла всегда была желанным посетителем в библиотеке и садах дворца. Она казалась столь чистым и невинным созданием, что совершенно не подходило семье, в которой оказалась. А в скором времени выяснилась намного более поразительная новость.       - Братец, что-то ты тих сегодня. – Заметил однажды Оливер, когда Джозеф вечером зашел за ним, чтобы заглянуть к родителям. – Любимый куст завял?       - Типун тебе на язык. – Бросил мужчина в ответ. – Кажется, я сегодня увидел то, что мне не полагалось видеть.       - Рассказать мне тебе тоже не полагается? Я ведь так могу и дух испустить от любопытства. – Улыбнувшись, отшутился библиотекарь, разбирая стопку книг на столе.       - Я видел Ее Высочество принцессу в саду с некой барышней. – Джозеф чуть затих, а затем продолжил. – Судя по виду, крестьянка. Но их отношения… Думаю, это может стать большой трагедией, если крон-принц прознает.       Улыбка с лица Оливера исчезла в ту же секунду, а на смену ей возникли волнение и страх. Он выпрямил спину, отвлекаясь от своей работы, подошел к брату, взял крепко за плечи и заглянул со всей серьезность в глаза, так похожие на его собственные.       - Ты должен молчать. – С нажимом потребовал он. – Принцесса Изабелла, словно ангел, что сошел в наш мир и был подвергнут жестоким испытаниям. Если об этом станет известно…       - Я знаю. – Уверенно кивнул Джозеф. – Я просто был несколько удивлен. Поэтому решил посоветоваться с тобой. Но с этих пор мне ведь просто нужно делать вид, что я ни о чем не догадываюсь. Полагаю, что это мне под силу.       Однако, как водится, любая тайна рано или поздно перестает быть таковой. Спустя лишь несколько месяцев после коронации Теодора, секрет новой королевы стал известен при дворе. И в тот момент раскололось сразу несколько судеб, а так же оборвалась жизнь ни в чем не повинного мужчины.       - Прошу, простите меня. Это моя вина. – Шептала сквозь слезы Изабелла, стоявшая напротив того, кто лишился родного человека.       Девушка глубоко уважала братьев. Была благодарна им за доброту и преданность. Горячо любила за искренность и открытость души. Теперь же ее пожирало чувство вины и стыда. Королева опустилась на колени перед Оливером, выражая свое сочувствие, но в тот же миг ощутила крепкие, чуть дрожащие руки на своих плечах.       - Встаньте. Не гоже Ее Величеству падать ниц перед простым библиотекарем. – Взмолился Оливер, помогая девушке подняться на ноги.       - Этого все равно будет недостаточно, чтобы загладить то, что произошло из-за меня. – Не смея поднять на доброго друга глаза, проговорила Изабелла. – Ваш брат…       - Он сделал то, что было правильно. – Сдерживая подступавшие на глаза слезы, прервал королеву мужчина. – Вы и правда совершили обман. Но не тогда в саду, а много раньше. В тот день, когда дали клятву пред святыми, стоя подле Его Величества. Мы тоже согрешили бы, выдав две влюбленные души на суд, которого они не были достойны.       Слезы оставляли жгучие дорожки на фарфоровой коже девушки, а сердце ее щемило от тоски и горечи. Она преступила еще один запрет и заключила в объятия человека, которого так не хотела ранить, но пути назад уже не было.

***

      - Мой брат был достойным человеком. – Тверже отпарировал Оливер. – Вы можете сколько угодно убеждать меня в обратно. Однако я останусь непреступен в своем мнении.       Ричард облизнул пересохшие губы, которые растянулись следом в ядовитой улыбке. Мужчина шагнул к нему ближе, и голос его сделался тише, прозвучав с явной угрозой.       - Ты ведь тоже был прекрасно осведомлен о той истории. – Его глаза опасно блеснули. – Если не хочешь повторить судьбу брата, советую быть на моей стороне и не мешаться.       Советник смерил его изучающим взглядом. Оливер не казался напуганным этими словами, будто играл со своим гостем во внезапно затеявшуюся игру. Ричард не стал более тратить драгоценное время на разговоры, а степенным шагом прошел в глубины комнаты, затерявшись средь стеллажей, скрывших его высокую фигуру.