Мрачной Похьолы хозяин

Снег хрустел под ногами, а ледяной ветер щипал лицо, пробираясь под балаклаву. Туомас шёл впереди, крепко сжимая рюкзак Калле, в который они сложили всё, что удалось найти за долгие часы поисков — странный амулет да светящийся клок шерсти. Калле устало плёлся сзади, едва передвигая ноги. Его пальцы давно онемели от холода, а каждый вдох обжигал лёгкие, словно воздух был наполнен мелкими ледяными осколками. Они возвращались домой из леса, измученные, промёрзшие и совсем пустые. Туомас остановился на краю деревеньки и оглянулся, дожидаясь Калле. Его лицо, обычно спокойное, сейчас было мрачным и сосредоточенным. — Как ты? — коротко спросил Туомас, когда тот наконец подошёл ближе. — Могло быть и лучше, — ответил Калле, пытаясь ухмыльнуться, но его улыбка вышла совсем болезненной. Лоб блестел от пота, хотя на улице было так холодно, что даже на ресницах намерзали льдинки. Они шли молча, каждый погружённый в свои мысли. Туомас то и дело оглядывался, будто опасаясь, что за ними кто-то следит. Снегопад становился всё сильнее, метель завывала, заглушая шаги и превращая лес в бескрайнее море. Когда впереди показались очертания дома, налитые свинцом ноги чуть ли не сами собой понесли Калле к спасительному теплу. Он едва дождался, пока Туомас отопрет дверь, и тут же ввалился внутрь, тяжело опустившись на ближайший стул. — Ну и что дальше? — спросил он, разминая заледеневшие пальцы. — Мы часами бродили по этому проклятому лесу, и что? Где он, твой волк? — Нам нужно попробовать еще, — серьёзно ответил Туомас, отряхивая снег с плаща. — Он сам найдет нас, когда будет нужно. — Сам найдет? — Калле фыркнул, но внезапно накативший кашель прервал его. Он согнулся пополам, хватаясь за грудь. — С тобой всё в порядке? — Туомас подошёл ближе, положив руку ему на плечо. Калле кивнул, махнув рукой. — Пустяки. Просто холодно. — Это не просто холод, — пробормотал Туомас, нахмурившись. Он отошёл к печи, начал разжигать огонь, а затем достал из навесного шкафа небольшой узелок. Развязав его, он вытащил несколько трав, корни и что-то еще, что напоминало кусок потемневшей древесной коры. — Что это? — спросил Калле, кивая на содержимое. — Помощь, — коротко ответил Туомас. — Сегодня ночью она тебе понадобится. Калле хотел было пошутить, но внезапно почувствовал, как его голову пронзила резкая боль. Мир перед глазами пошатнулся, и он опёрся руками о стол, чтобы не упасть. Туомас, заметив это, подошёл ближе. — Тебе хуже, — сказал он утвердительно. — Тебе кажется, — отмахнулся Калле, но дрожащий голос и трясущиеся руки выдали его с головой. Туомас не ответил. Он зажёг лампу, сел рядом и начал готовить настой из тех самых трав. В комнате запахло горечью и дымом, а Калле, едва дождавшись, пока чайник закипит, понял, что ночь будет длинной. Он с трудом заставил себя сделать первый глоток, но едва жидкость коснулась его языка, как желудок сжался в болезненном спазме, грозя выбросить назад всё, что он успел выпить. Туомас молча подставил миску, ожидая возможной беды, но Калле, стиснув зубы, проглотил настой, чувствуя, как по горлу растекается что-то горячее, обжигающее и почти невыносимо горькое. Его тело взбунтовалось против этой грубой силы — живот скручивало, а голова болела так сильно, что казалось, мозг сейчас взорвётся. — Чем ты меня травишь… — простонал он, отбрасывая кружку и тяжело откидываясь на подушку. Туомас ничего не сказал, лишь поднял кружку и отошёл к столу. Калле было хуже, чем когда-либо. Теперь его не просто знобило — холод проникал прямо в кости, будто разрывая их на части. Он пытался укрыться одеялом, но это только усиливало эту ледяную пытку. Потом ему стало жарко. Жар был таким, что кожа горела, покрываясь болезненной краснотой, и при каждом движении рубашка неприятно липла к телу. — Туомас… это не работает… мне… мне хуже, — выдавил Калле, силясь справиться с охватившей дрожью. Туомас деловито положил руку ему на лоб, хотя в этом и не было особой необходимости. — Ты весь горишь. Нужно попробовать что-то ещё. Потерпи. — Он встал и начал рыться в шкафу, из которого доставал какие-то банки и тряпки. — Что ещё? — прохрипел Калле, но ответа не последовало. Туомас вернулся с небольшим тазом, наполненным холодной водой, и стал обтирать его горячее тело мокрой тканью. Лёд, будто пронизывавший Калле до самого сердца, теперь сменился новой волной жара, которая обрушилась с такой силой, что его руки задрожали, а на губах появилась пена. Голова кружилась так сильно, что он больше не мог понять, где находится. Казалось, его уносит куда-то далеко, в глубокую темноту, из которой уже не выбраться. — Я щас сдохну, дери твою мать, — с трудом выдохнул Калле, прежде чем его охватила новая волна кашля, такая сильная, что на губах выступила кровь. Туомас, не отрываясь, вытирал его лицо, шепча что-то себе под нос, но Калле уже не мог разобрать слов. Новый приступ бреда накрыл его: стены начали искажаться, тени растягивались, будто живые, а из углов комнаты доносились те самые звонкие голоса, которые он слышал во сне. Они звучали всё громче, пока не превратились в сплошной ревущий хор. На мгновение Калле удалось вынырнуть из этого кошмара, и он заметил, как Туомас подносит к его губам новый стакан с жидкостью. Он не хотел пить, его желудок был полон отвращения и боли, но Туомас настойчиво велел: — Пей. Иначе ты не переживёшь эту ночь. Калле закрыл глаза и послушался, чувствуя, как горечь обжигает его язык. Снова захотелось кричать, бежать, но сил уже не оставалось. Он слышал лишь скрип половиц, шелест одежды и далёкий, тревожный голос Туомаса: — Ещё немного. Я справлюсь. Мы справимся. Калле открыл глаза медленно, словно через толщу воды. Комната, в которой он оказался, была чужой, но странно уютной. Деревянные балки на низкой потолке потемнели от времени, а из углов доносился запах трав, который сразу же ударил в нос — пряный, густой, успокаивающий. Он попытался подняться, но тело отозвалось тупой болью, а голова закружилась так сильно, что пришлось снова опуститься на подушку. — Ты очнулся, — прозвучал тихий голос, и Калле повернул голову. У окна, занавешенного тюлью, сидел Туомас. Он выглядел усталым, но в его глазах читалось облегчение. — Где мы? — хрипло спросил Калле, пытаясь осмотреться. — У моей бабушки, — ответил Туомас, вставая и подходя ближе. — Когда тебе стало совсем плохо, я принес тебя сюда. Калле усмехнулся, но промолчал. Он заметил, что под боком лежит старое вязаное одеяло, а на столике рядом стоит кружка с чем-то тёмным. Калле машинально выпил варево, на этот раз даже не поморшившись. Видимо, бабушка Туомаса и правда была сильная колдунья, или, по крайней мере, умела готовить лечебные отвары. В углу тихо потрескивал огонь в печи, разгоняя холод, который, казалось, всё ещё преследовал его. — Что, прямо тащил? — усмехнулся он. Туомас точно не выглядел как человек, способный поднять хоть что-то тяжелее скрипки, но Калле списал это на происки духов. Туомас в ответ закатил глаза. Рассудив, что телепортироваться он точно не мог, Калле не стал настаивать. — Как долго я был без сознания? — спросил он вместо этого. — Пару дней. Ты метался в жару, говорил что-то невнятное. Я думал, ты уже не очнёшься, — признался Туомас, присаживаясь на край кровати. Калле хрипло вздохнул и прикрыл глаза. — Я помню… только метель и голоса… и потом ничего. — Это и к лучшему, — коротко ответил Туомас. — Ты был на грани, если бы мы остались дома, ты бы точно не выжил. Бабушка знает, как лечить такие вещи. — Где она? — Калле оглянулся, но в комнате больше никого не было. — Пока что на кухне, готовит средство против непрошеных гостей, — сказал Туомас, подсовывая Калле еще одну кружку с подоконника. — А пока выпей это. — Что, опять? — простонал Калле, но, увидев взгляд Туомаса, всё же взял кружку. Напиток был такой же горький, как и прежде, но Калле послушно выпил всё, даже не поморшившись. — Ты и правда думаешь, что твоя бабушка сможет вытащить меня? — спросил он, поставив кружку на место. Туомас кивнул. — Ей уже много лет, она многое повидала. Знает, как бороться с тем, что ты подхватил. — И что же это? — Калле посмотрел на него с неподдельным интересом. Туомас замялся. — Ты принёс это из леса, когда обратил на себя внимание… Это не просто болезнь, Калле. Калле хотел было возразить, но в этот момент дверь скрипнула, и в комнату вошла низенькая пожилая женщина с глубокими морщинами и острыми, внимательными глазами. Она несла в руках небольшой деревянный тазик, от которого поднимался пар. — Очнулся? Повезло, — коротко сказала она, подходя к кровати. — Не каждый нойта может пережить подобное. Айно, — представилась она так же лаконично. — Калле, — в свою очередь кивнул Калле, пожав сухую морщинистую руку. Он бросил взгляд на Туомаса, но тот лишь кивнул, давая понять, что спорить бесполезно. — Итак, — сказала бабушка Туомаса, ставя тазик на стол. Пар поднимался из него густыми клубами, наполняя комнату терпким запахом трав, смешанным с чем-то металлическим, едва уловимым. — Лихорадка — это не просто болезнь. Она приходит, когда нарушаешь равновесие, а ты, судя по всему, сделал что-то такое. Айно поводила руками над тазиком, и Калле уставился на нее с непосредственным интересом. — Равновесие? — с трудом выговорил он. — Я просто… мы искали какого-то духа в лесу. — Люди слишком часто лезут туда, куда не следует, — покачала головой старуха, доставая из кармана тряпичный мешочек. — Старый белый волк… Чувствую я, что он не тот, кто вам нужен. Тот же, кто взывает к вам, подает знаки, и эти знаки не всегда из приятных. — Это бред, — пробормотал Калле, отводя взгляд. — Тогда как ты объяснишь своё состояние? — не отставала Айно. — Простая болезнь. Перемёрз, — буркнул Калле, но голос звучал неуверенно. Бабушка Туомаса ничего не ответила. Она развернула мешочек, достала оттуда пригоршню сушёных листьев и опустила их в кипящую воду. Жидкость мгновенно изменила цвет, став насыщенно-зелёной. Айно наклонилась над тазиком, что-то пробормотала себе под нос, а потом протянула Калле руку. — Дай руку. Калле протянул руку и бабушка Туомаса крепко сжала её своими узловатыми пальцами, посмотрела на ладонь, будто пытаясь что-то увидеть. Затем она сжала её ещё сильнее, и Калле почувствовал, как через тело прокатилась странная, тёплая волна. — Ты был слишком близко к нему, — наконец сказала она, отпуская его руку. — Теперь его след внутри тебя. Если не избавиться, это убьёт тебя. — Что за след? О чём вы говорите? — Калле начал раздражаться, но тут же закашлялся, согнувшись пополам. — Тише, — урезонила его Айно. — Так можно и подавиться. Она вернулась к своему тазу, зачерпнула оттуда немного жидкости деревянным ковшом и поднесла к его губам. — Выпей. — Да как же… — простонал Калле, но тяжело вздохнул и сделал первый глоток. Напиток был горячим и обжигающим, горький, как и все, чем отпаивал его Туомас, но уже через несколько секунд он почувствовал, как сознание начинает проясняться. — Теперь я вас оставлю, — сказала Айно, отходя к окну. — Ветер поет. Не пришел ли за кем-то? Калле открыл рот, чтобы спросить, что именно она имеет в виду, но вместо этого столкнулся взглядом с Туомасом. — Странная женщина твоя бабушка, наконец сказал он, когда Айно вернулась к своим отварам. — Она сильная, — повторил Туомас. — Хотел бы я так же видеть, но нет, не дается, как бы ни хотелось… Калле пожал плечами, порядков устав от всех этой мистической канители. — Так что же у тебя не получается? — Видишь ли, — Туомас поскреб подбородок пальцами. — Ведовство издавна было женским ремеслом. Читал Калевалу? Да что я спрашиваю. Недаром там была Похьолы хозяйка. Испокон веков в моем роду дар видения передавался по женской линии, но со мной что-то пошло не так. Все думали, что мои силы отвергнут тело и я умру через пару месяцев, а я выжил, и даже что-то нашаманить могу… Такие дела. — Это что, как гемофилия? — спросил Калле, усмехнувшись. — Причем тут гемофилия?! — рассердился Туомас. — С такими вещами не шутят, Калле. Калле только махнул рукой, рассмеявшись. — Да черт его знает, в школе изучали, вспомнил. Там какой-то тип наследования, девочки умирают, мальчики выживают… И у тебя такая колдовская гемофилия, — он еще раз хихикнул, наблюдая, как меняется выражение лица Туомаса. — Ладно, ладно, шучу! — Я вижу, тебе явно стало легче, — вздохнул Туомас. — Тем не менее, в этом есть одна большая загвоздка. — Он вздохнул, переведя взгляд на стену, где висел ковер с вышитыми на ней сценами колдовского и шаманского быта. — Все мы черпаем наши силы от природы, а Похьола — мрачный и суровый край. Рано или поздно, я должен вступить в свое наследие, и тогда я не знаю, смогу ли я вообще остаться человеком… Калле промолчал, переведя взгляд на огонь. Все в его жизни так резко изменилось, что он поймал себя на мысли, что действительно с интересом слушает размышления Туомаса.