Мир Пламени: Пламя Последствий

Неделя начиналась совершенно обычно. Времени на выходных хватило, чтобы досконально разобраться с вопросами, на которые натолкнуло общение с Шиничи. Сайты, посвящённые исчезнувшим сообщениям, и правда нашлись на просторах интернета. А ещё обнаружилась закономерность: их снова стирали, как только кто-то начинал повторять прошлые сообщения, те, которые были удалены. С первого взгляда в них не было ничего такого, но будучи одним из обладателей второго облика, Кайто видел, что, если продолжить копать в указанном лишь намёками направлении, можно докопаться до чего-то большего. Подобраться ближе к их тайне. И некоторые любопытные делали попытки систематизировать информацию, сообщения с которой удалялись. Что ж, хорошо, что за этим следят, оперативно подчищая. Само начало недели было окрашено ожиданием чего-то хорошего. Хотя бы не такого смурного вида Хакубы. Но тот вообще не явился в школу. Казалось бы, всякое может быть, дело какое подвернулось – но внутри шевельнулось нехорошее предчувствие. Которое стало только сильнее, когда тот не взял мобильный. И, вроде бы тоже ничего страшного, и раньше бывало, но упорно казалось, что тому сейчас не до расследований. Не то состояние. Но, может, настолько лучше стало? На повторный звонок на третей перемене тоже не ответили. Как и в обеденный перерыв. Беспокойство нарастало. Появилось сожаление, что при возможности не обзавёлся телефоном бабули Сагуру – уж она-то наверняка знает где тот находится. А ещё Кайто не покидали мысли об их связи с товарищем: боялся поверить и убеждал себя в обратном, но мысль раз за разом всплывала в сознании. Что между ними нечто особенное. Нечто, с чем нельзя обращаться так, как обошёлся он – преимущественно из-за своей глупой обиды. Говорить можно что угодно, но собственные чувства не обманешь – было тоскливо, было плохо. Без товарища. Без встреч… и той странной близости, что возникала между ними, когда его считали Кидом. Без соприкосновения их пламени. Нехорошее, тревожное состояние, прежде подавляемое, но сейчас обострившееся от волнения. И, если ему самому так, то каково тогда человеку, чувствующему на порядок сильнее? Страшно представить. Это явно что-то ужасное, вон, как Сагуру сдал за это время. Теперь вот и вовсе не пришёл на учёбу. Нет, их связь – определённо что-то важное, не просто привычка, не то, от чего можно отвыкнуть. Но тогда, получается, всё это… всё проведённое порознь время… это было ошибкой. Вот так мучил детектива, да и себя – просто так? Верить не хотелось, но, похоже, дела обстояли именно так. Внезапно накатил страх: что там сейчас с ним? Отчего не пришёл и даже не позвонил? Была надежда, что, произойди что-то действительно опасное, был бы дан знак, но… А потом Аоко спросила, что происходит и само обеспокоенное выражение её лица помогло «перезапустить» мысли. Убедив любимую, что в порядке и просто задумался, Кайто отправился воплощать пришедшее в голову. Взглянув на ситуацию под другим углом, отстраняясь от закольцованного потока вины, сожаления и страха, он увидел возможность и спешил ею воспользоваться. Классная без вопросов продиктовала телефон бабули детектива – и как можно было не додуматься раньше? – и попросила, чтобы её поставили в известность о положении дел. То есть и ей тоже не звонили… это упорно казалось плохим знаком. Пожилая женщина, поднявшая трубку, не сказала ничего утешительного. На словах, что Хакуба приболел, у неё был какой-то странный голос, но несовершенство связи не позволило опознать какого рода чувства обуревали её в тот момент. Будь всё вживую, там и на лицо можно было бы глянуть, но чего нет того нет. Однако, и услышанного, вкупе с промедлением перед ответом – будто та колебалась говорить ли – было достаточно для вывода, что там не всё так просто. За это был и тот факт, что товарищ не желал никого видеть, находясь «не в лучшем состоянии», – дословно. На попытку настоять, ответ был таким: «Ты, верно, Куроба-кун? Сагуру говорил, что ты можешь позвонить и просил не беспокоиться о нём». Вероятно, предугадал настойчивость и оставил особые инструкции. Вот и всё, что удалось узнать. Классная кивнула, принимая объяснение и даже не спросила ничего. Нет, общая загруженность учителей, всё понятно, но… велев себе не придираться из-за собственного беспокойства, парень вышел. А на уроке продолжил размышлять. Очевидно, с визитом детектив никого не ждёт… кроме, разве что, Кида. Это уже не первый раз приходило в голову. И каждый раз при этой мысли взгляд падал на загипсованную ногу. В принципе, можно исхитриться аккуратно снять гипс, а потом надеть обратно, но нога продолжала ощущаться… неприятно, и рисковать собственным здоровьем не хотелось. А явиться прямо так – всё равно что расписаться в своей настоящей личности. В этот день решение так и не было принято. А со вторника в груди поселилось какое-то странное напряжение. Вроде предчувствия беды, которое час от часу росло. День прошёл в самокопании на тему: «Как можно было быть таким идиотом?». Нет, правда, чего стоило задуматься и понять, что их связь – это нечто совершенно особое, до того происшествия в переулке? Объяснился бы с товарищем чуть раньше – и не пришлось бы сейчас изворачиваться. Уже спустя неделю можно было понять, что отвыкнуть не получится, так нет, продолжал тянуть! И вот дождался. Теперь «сделать просто» уже не получится. Тогда было бы достаточно пары слов, а сейчас… на порядок сложнее. А всё почему? Из-за собственного нежелания говорить откровенно. Можно ведь было найти какие-то другие слова, чтобы дать понять о своей обиде, не открывая всех карт, можно было! Но нет, предпочёл разорвать все связи! И что теперь?! Человек страдает ни за что! Вдобавок и слово нарушил, обещал ведь, что тот останется его напарником по тренировкам, несмотря ни на что, а потом вот так… самому от себя противно. Придя в школу в среду, Кайто ощутил усиление того напряжения, которое вот уже двое суток не давало ему покоя. Теперь же оно стало и вовсе невыносимым. Настолько, что усидеть на месте стало почти невозможно. Его источник был неясен, но имелись подозрения… А потом позвонила бабуля Сагуру. Из молниеносно подхваченного, не смотря на обеденный перерыв, мобильного, звучал её голос и был он необычным. Некоторое напряжение, почти скрытое волнение, да и то, о чём она говорила… «Кайто-кун, прошу, сделай что-нибудь. Ты единственный, о ком он отдал отдельные указания… Пусть Сагуру и не хотел, чтобы это стало кому-то известно, но он в плохом состоянии, действительно плохом! Я даже депрессией это не могу назвать. Он почти не ест, почти не спит и отказывается от обследования. Мой долг заботиться о нём, а я ничего не могу сделать. Пожалуйста!..». «Извините, но как вы сами сказали мне позавчера, Хакуба не хочет никого видеть. И на звонки не отвечает. Так что, я вряд ли чем могу помочь», – наверное, ответ был дан излишне лёгким тоном, потому как пожилая женщина явно подумала что-то нехорошее. «Прошу простить, Куроба-сан», – с этими формальными словами она отключилась. Настроить против себя бабулю товарища – последнее, чего желал Кайто. Просто так получилось и этот факт в свете открывшихся обстоятельств переставал иметь какое-либо значение. Это, как и лёгкость тона, было обусловлено принятым решением. Узнав, в каком состоянии находится детектив, он как-то удивительно легко решился. Вот так внезапно все прежние доводы перестали иметь какое-любо значение. Он нужен Сагуру, нужен Кидом. И нужен прямо сейчас. Вот что это было за напряжение – после понимания оно преобразилось, явив свою истинную суть – это была та самая связь, как с Шиничи. Но, если там она была разорвана, то здесь – лишь натянута. Дрожащая перетянутая струна. Мысль, что это, засевшее в груди напряжение может быть подобием обратного отсчёта, стала последней. Следующим было принятое решение. Всё, точка, так больше не может продолжаться. Потому и ответил бабуле именно так, что ничего не может сделать и пытаться не будет. Ведь это было бы бесполезно, да и не нужно, уже сегодня ночью товарищ получит то, чего ему не хватало, о чём так сильно тосковал – и всё наладится. Да, вот так всё оказалось просто. Просто нужен был толчок, последняя капля. Он сделает это и плевать на последствия. Пошла она, эта конспирация, если от неё столько боли! Своей, товарища – зачем? Если узнает лишнее, с него всегда можно взять ещё одну клятву о неразглашении. Наверняка не откажет, когда поймёт всё, осознает масштаб… Да, если догадается, то придётся рассказывать обо всём. Но это даже хорошо, внутри всегда жило подспудное желание признаться, открыться кому-то. Открыть хоть что-то. Сагуру умный и предусмотрительный, а ещё дальновидный – быстро осознает последствия. Может, и просить не придётся, сам пообещает. Остаток дня прошёл как в тумане, ведь почти всё внимание было отдано связи. Не натянулась ли сильнее? Не нужно ли бежать-лететь-спасать прямо сейчас? Но нет, натяжение пока оставалось на одном уровне. Потому добравшись домой, Кайто стал готовиться. Позволил себе подготовку, а не понёсся сломя голову. Как Кида его узнают только после воплощения пламени, так что одежда и личина могут быть любыми. Воспользовавшись возможностью, надел брюки предельно свободного кроя – может гипс и не скроют, но хоть сделают его менее заметным. Личина – вот и вся подготовка. А вот дождаться наступления темноты было действительно сложно. Выход… Ан нет. От концентрации на другом голова работала хуже, но о невозможности лазать по стенам только с одной здоровой ногой, вспомнилось вовремя. Так список «инвентаря» пополнился плащом – аналогом такового у Кида, но неприметно-тёмного, а не вызывающе-белого цвета. Без дельтаплана, но крылья сегодня и не понадобятся. Это просто чтобы зажать концы в кулак и, воплотив кроху огня, наполнить получившийся купол горячим воздухом. Вроде воздушного шара, раз уж ногу напрягать нельзя. Добравшись до места и подивившись, что ловкости ещё хватает чтобы обходить охрану, парень начал подъём. Преимущество избранного им способа было в бесшумности. А ещё в скорости: раз – и ты на месте, напротив нужного окна. Единожды побывав в комнате детектива – когда тот болел прошлой осенью – он легко вычислил местоположение «снаружи». Окно прикрыто неплотно – Кида тут явно ждали. Никаких сложностей для беззвучного проникновения в тёмную комнату. Её хозяин то ли спит, то ли просто сидит в темноте… Всё же спит. Теперь уже нет нужды таиться и Кайто подсвечивает себе собственным пламенем, разглядывая товарища, полулежащего на кровати. Как сидел, так и отключился. То ли виноват отсвет и тени, лёгшие на лицо, то ли тот и правда в таком ужасном состоянии. Игнорируя тянущую боль в груди, подтверждающую полную вину в произошедшем, он делает шаг ближе и начинает слышать какой-то звук. Музыка – если тяжёлый металл можно назвать музыкой – доносится от наушников в ушах детектива. Громкость выкручена на полную, раз слышно за несколько шагов. Даже с учётом окружающей тишины, это очень много. И очень знакомо. Подавление сторонним звуком собственных мыслей. При удачно подобранной композиции все размышления из головы вышибает напрочь. Сам так делал какое-то время назад, но до таких крайностей не доходил. К тому же не человек, всё восстанавливается, и слух в том числе. Тогда как этот… От осторожного извлечения наушников Сагуру не просыпается, только хмурится во сне. Сводит брови так, будто ему больно. Ну, наверное, это всё же больно, тишина после такого давления на барабанные перепонки. Вырвавшаяся на волю «музыка», заставляет поморщиться. Как и догадки, что именно подавлялось так жёстко. Натянутая связь спокойна, значит, можно немножко похозяйничать. На мобильном детектива выключается звук и сам телефон – тоже. Чтобы никто не мешал. Наушники выдёргиваются и ложатся рядом на прикроватную тумбочку. Рука цепляет что-то, оказывающееся листом бумаги. Очень знакомым листиком – собственноручно написанная записка. Не было сомнений, что Конан доставит, но, раз Сагуру получил послание – то почему? Почему всё так?! Товарищ шевелится во сне, вздыхает. Возможно, чувствует присутствие. Но об этом можно подумать и потом. Сейчас же стоит перестать тянуть время и сделать, наконец, то, за чем пришёл. На прикосновение к плечу тот не реагирует. Потряхивание заставляет его коротко застонать и пошевелиться. Но вот глаза открываются – усталые, измученные глаза. Кайто отступает ближе к окну, чтобы не напугать нависанием; огня не убирает, облегчая опознание себя. «Опять, да?», – негромко бормочет детектив, потирая слипающиеся глаза, «Когда же тебе уже надоест мне сниться?». Не верит в реальность. – Это я, Сагуру. Правда я. – одного недоверчиво-болезненного взгляда достаточно для понимания, что это происходило не раз и не два. Верить, а потом разочаровываться… больно. В доказательство кусочек синего пламени отделяется от освещающего комка вверху и протягивается вперёд, предлагая совершить их обычный ритуал. Сквозь неверие на лице детектива проглядывает надежда и он воплощает свой белый огонь, придвигая клочок вплотную. Но не касается, медлит. Боится, что это всё же окажется сном. Кайто делает последнее движение сам, сливая их пламя воедино. И только колоссальным усилием воли не хватается за голову. Сохранить прежнее выражение лица невозможно, потому он пригибает голову, затеняя, скрывая от глаз товарища передёрнувшую мышцы судорогу. Потому, что тот чувствует слишком много всего, а «отвыкание» повлияло только на это. Или тот слишком сильно рад. Слепящая радость быстро вытесняет прежний негатив, которым его разум был буквально наполнен в момент соприкосновения огней. Собственная боль даже радует, она заслужена. А лучше всего ощущение исчезновения натяжения связи. Нет, не исчезло, но сильно ослабло. – Это правда ты. – слов почти не слышно. Как будто это у него были в ушах наушники с запредельно выкрученной громкостью на протяжении нескольких часов, но чувства оглушали ничуть не хуже. – Это ты! Пришёл! – а вот объятие ощутил, очень даже. И как тот так быстро и незаметно приблизился? – Значит, простил меня! Простил!.. Простил же? Да? – напрягается в сомнении. – Скажи, что всё закончилось, прошу! – Да, Сагуру. Всё закончилось. – несколько коротких слов и из напряжённости тот мгновенно переходит к расслаблению, буквально повисая почти всем весом. Кайто переступает, перенося ношу на здоровую ногу и надеется, что это действие останется незамеченным. А чтобы это точно было так, продолжает говорить: – Я сожалею о той боли, которую тебе причинил. Но, так или иначе, больше не смогу отказаться от наших встреч. – И не надо! – ещё крепче стиснул тот. – Как же я скучал по тебе, Кид! – связь чувств передавала какое-то исступлённое ликование, такое сильное, будто грозиться разорвать на клочки подобно взрыву. Но вдруг в эмоциональный фон закралась нотка сомнения, быстро превратившись в сожаление, вину и страх. Этот-то за что себя винит?! – Я ведь не извинился. И ты не сказал, что прощаешь. – отстранился и заглянул в лицо. – Прости меня за всё, что я сказал и сделал не так. Я… – больше отчаяния. – Я сделаю что угодно, всё что скажешь. Не буду прикасаться к тебе, не буду говорить, только не… – запнулся, смущаясь того, как это прозвучит, но всё же договорил: – Не отвергай меня. – Я ведь буквально только что сказал, что не смогу без наших встреч. – шутки о влюблённых фанатках только раз промелькнули в сознании, бесследно испарившись. Очень хотелось разрядить обстановку, но было нельзя, пока нельзя, вопрос слишком серьёзный. – Пожалуйста! – умолял тот, будто не слыша. Или же… Точно, однажды ведь уже нарушил слово, а обещал примерно то же самое, неудивительно, что теперь товарищу требуются более веские подтверждения. – Мне что, поклясться тебе своим пламенем? – прозвучало немного с вызовом. Нужно уточнить, да и прояснить пару моментов: – Я вообще… оставил тебя, – это и правда звучит как разговор парочки, но определение и впрямь подходящее. Можно ничего не уточнять, товарищ и так поймёт верно. – Из страха за тебя же. То, что ты испытываешь ко мне, слишком сильно. Ненормально сильно. Это я, вернее моё пламя виновато в твоих чувствах. Сам того не желая, я сделал что-то и теперь ты вот так ко мне относишься… Поверь, я не просто так отдалился от тебя. Не хотел, чтобы ты увяз в этом глубже. – Не надо клятв. – расслабившись, тот снова припал обратно, обнимая и утыкаясь носом в изгиб шеи. Куда-то туда же и продолжал бормотать. – Я всегда знал, что твоё пламя невероятно, но, как мне кажется, ты неправ. Это мои чувства, и я уверен, что они никоим образом мне не навязаны. И, так или иначе, ты ведь больше не пропадёшь? Раз сам сказал. – Не пропаду. – ещё одно подтверждение, раз оно так необходимо. После успокаивающего поглаживания спины чуть подрагивающего детектива, ладонь проходится и по растрёпанной причёске. Как хотелось сделать ещё когда тот болел прошлой осенью. В его чувствах нет ничего такого, только огромных размеров облегчение, а колотит, очевидно, от нервного отходняка. Слишком сильные переживания не идут на пользу даже людям. Собственное облегчение Кайто более многогранно: тут и такое же, как у товарища: «Всё закончилось»; а ещё та давняя обида наконец отпустила. Пусть тот извинялся за другое, этого оказалось достаточно, чтобы колючий комок неприязни, до сих пор живший где-то на задворках сознания, растворился без следа. Ещё одна «грань» была в окончательно переставшей чувствоваться связи. Значит, детектив больше не в критическом состоянии. Неужели всё было именно из-за этого, того, что его отвергали? Об этом можно и потом подумать. И последним по списку, но по значимости, было облегчение чисто физическое, пусть и двух видов: чувства Сагуру успокоились – раз, и тот перестал висеть на Киде, позволяя свободнее дышать и стоять – два. Только лишь один отголосок неудовлетворённости оставался в чувствах товарища. Догадаться нетрудно: – Конечно же, я прощаю тебя. – вот, теперь точно всё. Полное довольство жизнью наступило для того. Но что-то ещё нужно было добавить: – И я… сделал то, что сделал не из-за того, что ты меня коснулся. Там было несколько факторов… это я к тому, что тебе не нужно «переставать» что бы то ни было. Ладно? – ответом кивок. Тот явно не собирается отцепляться в ближайшее время. Ну и ладно. Откуда такое удовлетворение и спокойствие, когда потенциальный разоблачитель висит на шее, Кайто не хочет думать сейчас. Как и о том, откуда такое глубокое тихое удовольствие и чувство правильности. Пусть его. И так хорошо. Всё же переоценил себя – не смог бы отказаться от этого. Никак не смог бы. Чистой воды блаженство, порождаемое единением пламени, особо остро ощущающееся после перерыва и переживаний. Пусть странно и ненормально, но так есть. И это всех устраивает. Ничего не изменить, да и не надо. На сей раз Хакуба отстраняется совсем. Смотрит на их соединённое сине-белое пламя и улыбается. Измождённое лицо резко контрастирует с сияющими глазами. И только вспышка любопытства позволяет предугадать дальнейшее. Как-то расхотелось раскрывать тайну своей личности, хотя ещё некоторое время назад такое развитие событий не напрягало. Сейчас же, после объяснения… раз уж есть возможность, секрет лучше сохранить. – Сагуру. – на сей раз имя звучит резко и жёстко. Тот замирает, весь съёживаясь и снова чуть пугаясь, что что-то сделал не так. – Не смотри вниз. – как всегда бывает, когда говорят: «Не думай о белой обезьяне», тот сначала чуть опускает взгляд, но тут же вскидывает голову. Верно, сказанное таким тоном не может быть какой-то мелочью. И снова лишь знание его чувств спасает: – Молчи! – этому приказу он тоже подчиняется. Смотрит уже загнано, растерян. А ведь явно собирался сделать глупость. Эта решимость с желанием угодить и налётом самоотверженности явно предваряла клятву, но ему не дали и рта раскрыть. – Что ты собирался сказать, а? Клясться в подобных мелочах вздумал? И что сказал бы? «Не буду смотреть вниз», без указания срока? – Прости. – потупился тот. Судя по чувствам, виня себя за оплошность и боясь, как бы это не стало причиной нового разрыва. – Не извиняйся. Просто будь осторожнее, Сагуру. Думай о последствиях. Я ведь говорил тебе, что клятвы очень сильны, они для особых случаев. – тот кивнул. Но в его чувствах ничего не изменилось. – Всё в порядке. – коснулся его плеча и только тогда взгляд с робкой надеждой был поднят. Так хотелось указать ему, что вот это, такое вот – ненормально, но это ничего бы не дало. Только расстроить товарища своим недовольством. Раз всё так и тот почему-то ведёт себя таким образом, раз так чувствителен к нему, то нужно просто постараться не ранить эти чувства. И принять ответственность, раз тот каким-то образом оказался к нему привязан. – Правда. Я не сержусь. – Спасибо! – и вот за что благодарит? Да ещё и с такой радостью… – Я буду осмотрителен, обещаю. И всё же ты… – замялся. Думает, стоит ли говорить. И продолжает после поощряющего жеста: – Ты слишком строг к себе. Знаешь, проблемы с самооценкой и всё такое. Не понимаю, как ты не видишь, каким замечательным являешься. И ошибаешься, считая, что «просто так», без какого-либо влияния, к тебе нельзя испытывать то, что испытываю я. Просто поверь в себя. – Да. Может ты и прав. – а что ещё сказать? Он же не знает того, что ведомо находящемуся по другую сторону связи чувств. Что испытываемое им слишком сильно даже для людей и… как-то безосновательно, что ли? Может, подобные чувства и существуют, но, чтобы настолько проникнуться к кому-то нужно знать его намного дольше, больше пройти вместе, помогать друг другу – и только тогда, возможно… Тут же, у них, всё стало так буквально «по щелчку». Раз – и готово. Странно. Но не объяснишь, тому всё кажется абсолютно логичным. – Ты получил мою записку. – значит, самое время перевести тему и кивнуть в сторону листочка. – Но лучше тебе не стало. – Получил. – кивок. – И так обрадовался… сначала. А потом подумал, что это может быть и не от тебя. А надеяться и в итоге разочароваться было бы ещё хуже… – Кто-то ещё зовёт тебя по имени? – Фанаты, бывает. Особенно, вот так, в записках, любят порой фамильярничать… К тому же я думал, ты позвонишь. Разгадаешь шифр и… – это возвращало к вопросу о шифрах и объявлениях. – Оставлять свой настоящий номер телефона было очень неосмотрительно с твоей стороны. – отметить это было необходимо, но и так понятно, что решившийся на этот шаг Хакуба был в полном отчаянии. А к человеку в таком состоянии критерии логичности и адекватности попросту неприменимы. И в то же время это возвращало к мыслям на этих выходных. Мыслям, отдающим виной. И этот вопрос тоже нужно было закрыть: – Теперь позволь и мне извиниться. Первые две недели я вообще не видел твоих сообщений. Кстати, ты же уберёшь их? – Да, конечно. – кивнул тот, ожидая продолжения. – Ну, значит, всё. И, Сагуру… – тот стал выглядеть ещё внимательнее. – Приведи себя в порядок, прежде чем снова пойдёшь в школу. Отъешься, выспись… короче, перестань выглядеть так жутко. – товарищ кивнул ещё раз, уже чуть смущённо. Предстал перед тем, кем восхищался, в таком неподобающем виде, видите ли. А в том, что Кид знает о его исчезновении с «учебного горизонта» нет ничего удивительного. – Я приведу себя в порядок. – подтверждает уже словами, глядя в сторону. Затем снова смотрит прямо на Кида. Чувства подсказывают, что собирается обнаглеть. – А когда мы встретимся? – На этих выходных. Если будешь себя хорошо вести. – шутку детектив понимает и улыбается в ответ. – А теперь спать, детектив-заноза! – совсем немного настойчивости, да и она больше шутливая. – Ты снова зовёшь меня так! – обрадовался Хакуба, заметив возвращение любимого им прозвища. С исчезновением обиды снова захотелось так называть, оно само сорвалось с губ. – Ну конечно, о мой драгоценный товарищ по тренировкам. – с толикой иронии. – Давай, укладывайся. – тот послушно улёгся и завернулся в одеяло, сверкая глазами в сторону их общего пламени. – Смотри и засыпай. – порадовать важного человека его любимым зрелищем было совсем несложно. Сине-белое пламя медленно извивалось, складываясь в абстрактные завихрения, снежинки и прочие узоры. Максимально плавно. И сработало: не прошло минуты как белый огонёк пропал – тот уснул, продолжая слегка улыбаться. Вот и хорошо. Вот и правильно. А чтобы товарищ поутру не подумал, что всё произошедшее ему приснилось… На листочке с первой запиской, где оставалось ещё много места, чуть ниже появилась приписка: «Нет, я тебе не снился. Встретимся послезавтра вечером». Конечно послезавтра, он же прочтёт это утром четверга. По размышлению была добавлена ещё одна строчка: «Не хочу снова видеть тебя таким измождённым», – в качестве напоминания нормально есть и много спать. Хорошо, что детектив уснул и не видел, как неуклюже Кид выбирается из окна. Нет, не боялся показаться неумехой в глазах своего главного фаната. Тот был слишком умным и наблюдательным, вмиг раскусил бы, что имеет место быть какая-то травма. По характеру движений понял бы, что ноги, а там и сопоставить с гипсом Куробы Кайто можно было бы. Пока обнимал, был во власти чувств и только отметил что-то странное, продолжить же исследование ему не дали, попросту запретив смотреть вниз. Оставалось надеяться, что утром Сагуру не вспомнит этой подробности их примирения. А если и вспомнит, то не станет углубляться, хотя бы из уважения. Вор-фантом достаточно чётко дал понять, что не надо думать в эту сторону… Добравшись до дома, Кайто укладывался спать и не мог перестать улыбаться. Настолько сильно было чувство правильности. Даже ненормальность чувств товарища больше не беспокоила, сегодня, на один вечер он позволил себе не думать об этом, а просто расслабиться, погрузившись в этот всеобъемлющий покой с головой. Впервые за долгое время сон накатил единой волной и в голове не было ни единой мысли. Волшебное ощущение.