Забавный Дюма: мушкетёрская трилогия

Подходит момент довольно страшной главы, которая, правда, вызывает больше возмущения-восхищения тем, насколько гиперболизированные муки совести плохо влияют на людей, чем ужаса от происходящего. Монах, несмотря на своё упирание руками и ногами, был принуждён слушать исповедь - не напугал внешностью хотя бы умирающего (зато удивил молодостью) - и на том спасибо. В итоге становится известно, что бетюнский палач - тот самый, правда уже 15 лет не палач, но видимо очень хорошо работал, раз жена трактирщика помнит его спустя 15 лет после завершения карьеры. Более того, этого высокого интеллектуала, что можно было увидеть ещё в "Трёх мушкетёрах", мучают муки совести с ночи, когда он "послужил орудием личной мести" против одного неназванного, но уже понятного "божьего создания", по вине которого он сам отсидел в тюрьме, а его брат совершил преступление против Бога (палач ведь явно не атеист судя по фразам), стал аферистом, ещё и повесился. Но совесть всё-равно мучает (пусть от такого чрезмерного благородства, превосходящего даже графа де Ла Фер и Рауля вместе взятых, реакция у всех за исключением фанатов "божьего создания" будет скорее негативная). Далее монах, которому ОЧЕНЬ понравилась подводка, стал внимательно слушать с наводящими вопросами, по которыми кто угодно бы понял, что это уже не исповедь, но к счастью для сюжета - не палач. После чего умирающий выложил и то, как он зверски отрубил ей голову, хотя она якобы умоляла лично его (ха-ха), и то что заказчиками были англичанин-милорд и четверо французов-мушкетёров, и то что эта неизвестная женщина отравила в Англии мужа, во Франции "соперницу" (д'Артаньяну бы понравилось), пыталась убить деверя, соблазнила брата палача, а ещё была просто богиней по внешности и вокальным характеристикам (про Бризмона как обычно забыли). После этого экс-палач как-то пропустил факт СОВСЕМ НЕ ПОДОЗРИТЕЛЬНОГО закрывания монахом двери на задвижку и на навязчивые требования назвать девичье имя наконец родил из себя воспоминание, что её звали Анна де Бейль. Учитывая задвижку, да и смертельную рану, это уже было не столь важно, но в любом случае ошибка была фатальной - даже давление на жалость читателей о том что палач стал косплеить Атоса, раздав все деньги бедным, стал спасающим жизни суперменом и очень упорно молился были быстро забыты монахом. Монах тут же начал вздымать руки, страшно смеяться и кричать во всё горло, в том числе и имя "Анна де Бейль" (естественно, Гримо, хозяева и вообще никто этого не услышали, в отличие от криков палача в ответ, иначе сюжет бы не случился). Правда, момент пафосного ужаса чуть не сбило представление монаха, который оказался не монахом, а Джоном Френсисом Винтером (палач в духе классических комедий вышел из образа напуганного и сказал что его не знает). Но Джон Френсис Винтер (единственный из трёх Винтеров, кого вообще удостоили именем, причём сразу двойным) вернул атмосферу на место, заявив что Анна де Бейль была его матерью, после чего на наивные крики о прощении и милости обеспечил экс-палача кинжалом в груди и осуществил трюк с прыганием в окно и побегом из трактира. Оставляя за скобками, насколько целесообразно было рисковать выдать себя с угрозой быть схваченным, если бы у людей в трактире был слух получше, убивая смертельно раненного, можно поговорить на тему совести палача. Который двадцать лет носился со своими муками совести, даже считая сделанное преступлением, но вместо того чтобы сдаться властям (и узнать что Ришельё одобрил казнь...), он решил всю жизнь молчать с риском умереть без покаяния пораньше, если бы испанцы были более меткими... Мораль проста - план Атоса с имитацией законной казни был провальным, нужно было соглашаться на предложение Портоса и дать ему свернуть шею Миледи - он бы мук совести не испытывал и по "чудовищной ошибке" не выдал бы секрет подозрительного вида монаху... Зато теперь для пятёрки оставшихся (мстить слугам Джон Френсис естественно забыл, а было бы весело увидеть попытки убить Планше, Гримо, Мустона и Базена) начинаются весёлые времена.