Все шансы

Андрей вообще не понял, что услышал. Стоял, молчал, будто не он только что так бесцеремонно тут разорался о том, чего он хочет от Баринова Дениса Андреевича. Тут между прочим не хутор, соседи есть… Идиот… Только Дёня не собирался повторять. Как и не собирался ему помогать. Тоже стоял и молчал. Однако ворота так и оставались закрытыми. — Ты что это… — собрать мысли в кучу не получалось, потому что это «иди ко мне» — его не должно было быть. Если бы он прошлой ночью сам не использовал это, возможно, они поговорили бы ещё тогда. Но Золотовский знал, как это повлияет на Дёню. Только вот теперь, после того, что Денис увидел утром, этой фразы, этого смысла и существовать было не должно… — Я? Я сначала поговорю с Максом. Потому что обещал ему поездку в конюшни, но если мы не едем сейчас, то смысла на пару часов туда ехать уже нет. Значит, надо перенести. И это мне нужно обсудить с сыном. А потом мы поговорим. Сделаем то, чего ты всегда меня лишал. Проведём зрелый диалог. Без спиртного, без секса, без вранья. И либо просто расставим все точки, либо это станет хорошей, жирной запятой. Потому что «с чистого листа» я никогда не воспринимал. Тебя такой план устроит? — Э… — очень глубокомысленно выдал Энди-Дэнди, а потом решительно ответил. — Нет. Не надо. Отвези ребенка к лошадям. Отцовские обещания — это очень важно… Важнее, чем мои… Наши… Дёня и не ждал, что Андрей закончит фразу. Это было очевидно. Но помнил, что это больная тема для Золотовского, и невольно на душе стало как-то светлее от такой заботы. Это выдавало те приоритеты, которые были у Энди тогда, в универе, и сохранились, видимо, даже теперь. Но это не отменяло ничего из случившегося. Поэтому Баринов принял ещё одно решение да них обоих. Тянуть кота за яйца он просто больше не мог. Потому что эти самые яйца удавкой оборачивались вокруг его собственной шеи. — Тогда ты поедешь с нами. Всё равно меня Макс в первые пару часов даже замечать не будет, а к этому времени, я уверен, мы уже всё обсудим. И даже не смотри на свой путь отступления, — он кивнул на авто, которое так и стояло перед воротами. — Поедешь с нами. Я слишком устал уже от этого ожидания. Денис открыл дверь в дом и громко позвал сына: — Макс, Андрей в футбол тоже не очень, зато лошадей никогда не видел! Возьмём с нами? Темноволосый вихрь прилетел из ниоткуда и тут же восторженно запрыгал. — Да! Да! Да! Да! Я одеваться! Тенью за ребенком на второй этаж поднялась женщина, поздоровавшись с Андреем тихонько и полупоклоном, а потом и Денис повёл гостя снова наверх. Золотовский чувствовал себя как под конвоем, даже несмотря на то, что шёл он вторым. Но, к его удивлению, Дёня просто достал для него пару удобных брюк с поло, предложил мокасины и сначала пиджак, а потом всё же кардиган, потому что в плечах Баринов всё же был шире. И ни словом не обмолвился о том, что увидел здесь утром. — А… — А поговорим мы на конюшнях. Обо всём. Потому что я… — Денис прикрыл глаза. — Просто потому, что я так решил. Денис ушёл в ванную, захватив с собой одежду, но Золотовский даже и не думал задерживаться. Наоборот, он быстро переоделся, стащив, правда, у Дёни чистое бельё, и спустился вниз. А потом его отчего-то потянуло в погреб. Декантер так и стоял на столике. Вино в бокалах высохло, даже в том, что сам Андрей не допил в прошлый раз, но здесь почему-то не убирались. Он подошёл ближе к бутылке, повертел её в руках. Название вина было странным, и запах от горлышка шёл едва заметный, сладкий-сладкий, будто это бабушкин компот. Золотовский зачем-то налил себе в бокал немного и попробовал. Вчера они его даже не разлили, сразу стартовав с диалога, а теперь вот стало интересно. Андрей даже сравнил, как пахнет вино в бутылке и в этом самом декантере. Запах был разный, и в бокале вино оказалось намного вкуснее. Он сделал несколько глубоких глотков, а потом ему захотелось задержать вино во рту. Терпкости совсем не осталось, но фруктовый вкус просто заполонил все рецепторы. И кислинка, и небольшая вязкость и едва заметная горечь, но, главное, сладость, невозможная для такого вина сладость просто сбили его с ног, и он присел. Почему-то на место Дениса. — Я думал, ты сбежал пешком… Даже охрану едва не отчитал… — М? — Андрей проглотил содержимое рта и облизал губы. — Я… Мне… Любопытно стало, хотел посмотреть, но тут… Задержался. — С каких пор ты — ценитель? — прищурился Баринов, но здесь едва ли были какие-то секреты, поэтому он просто подошёл на шаг ближе. — Я? Нет… Просто… — не зная, как себя объяснить, Андрей просто протянул ему свой бокал. — Попробуй. Оно такое сладкое… Думал, испортилось за столько времени, но… Денис подошёл за бокалом только потому, что Энди-Дэнди звучал удивлённо и даже как-то восторженно. Попробовал. Улыбнулся. — Не испортилось. Ещё живое… — Он понюхал декантер, но с сожалением отставил сосуд. — А это уже нет… Что ж… Символично… Вернув бокал Андрею, он взял в руки бутылку, оценил, сколько там ещё осталось. Это было его собственной традицией. Он никогда не выливал всё вино сразу, давая себе шанс, если не понравится, просто не пить. А вот если понравится, то и удовольствие растянется, потому что вторая порция в декантере тоже должна будет раскрыться, а на это нужно время… Он плеснул на донышко своего бокала, чокнулся с Андреем, и они допили вино вместе, а содержимое бутылки Денис оставил на вечер. — Знаешь, если… Если мы сможем действительно всё обсудить… То допьём вечером. Оно того определённо стоит… Эти слова стали для Золотовского будто путеводными. И ему очень захотелось постараться. Сделать усилие над собой и действительно постараться, чтобы всё обсудить. Уже у машины — просторного внедорожника с хищными фарами, Денис вдруг чему-то улыбнулся. — Я, конечно, не уверен… Но… Договаривать он не стал, уселся на заднее сиденье вместе с сыном, позволив Андрею ехать рядом с водителем. — Чего ты так улыбаешься, пап? — А? Я просто… — Дёня засмеялся. Очень светло. Очень задорно. — Кажется, Андрей забыл, что сегодня среда, и у него рабочий день… Но он едет с нами на конюшни, так что… Кажется, Энди-Дэнди прогуливает! Представляешь? Только сейчас на Золотовского свалилось это понимание. Он действительно ни разу за это утро не вспомнил про работу. Ни одной мысли! Его телефон нашёлся у Дениса. Видимо, он взял его из кармана пиджака, где его так неосторожно оставил Андрей. Но заряда хватило бы только на один звонок. Он никак не мог решить, кому же позвонить, потому что в душе тянуло от тех осознаний, что пришли к нему этим утром. Часы показывали половину одиннадцатого, и уведомлений о пропущенных было с десяток. Он вздохнул и сделал свой выбор. — Крестик? Позвони Алусику, скажи что трубка села, а у меня выходной, ладно? И ещё… Э… — эти слова и в одиночестве сказать было бы трудно, а сейчас, рядом с водителем и Дёней… Но Энди решил, что это лишь оправдание, которых он за свою жизнь находил слишком много. — Дима… Спасибо тебе. За советы, за поддержку, за то, что не кинул меня в моей контре, но и не давил. За то, что дружишь со мной всё ещё. Я может, не сильно очевидно, но ценю это. Честно. Спасибо, — в трубке встревоженный голос задавал один вопрос за другим, но батарея всё-таки села, и аппарат умер. — Отпросился? — негромко спросил Дёня, и Андрей только кивнул. — Тут Макс интересуется… Ну? — обратился Денис к сыну. — А ты что, правда, лошадей не видел никогда? — Ну, вообще видел, конечно, но точно не тех, к которым мы едем. Это вообще очень странная история… — Да? А расскажи! А странная — это страшная? Или смешная? — Макс навострил уши, его отец — тоже. — Ну, я знал одну девушку, которая очень любила одно кино. Там в самом конце жених и невеста едут на лошадях… Кино смешное, картинка красивая. И эта девушка хотела точно так же… Чтобы фото красивые были. Поэтому я брал уроки верховой езды, и даже на какое-то время увлёкся этими занятиями… А потом эта девушка решила, что кони вонючие и непослушные, что учиться трудно и слишком долго, и что платье вымажется. Но мне по секрету рассказали, что она, оказывается, вступила сапогом в коний навоз, поскользнулась и сама вся измазалась… И не смогла её прекрасная тонкая душа пережить эти воспроминания, — преподнёс это всё Андрей очень комично, в машине засмеялись все, даже водитель позволил себе немного усмехнуться. — Так что это, видимо, всё же странно-смешная история… — Угу, — отозвался Макс, — а почему ты дальше не стал заниматься? Денис достал телефон и удивлённо воскликнул: — Смотри! Жизни уже восстановились! Хочешь ещё пособирать сокровища? Малец взвизгнул от нетерпения и тут же уткнулся в телефон, а Дёня наклонился к Андрею, и снова тихо уточнил: — А это тот самый момент, когда история становится странно-страшной, да? Когда ты подчиняешься чужим «хочу», и сам лишаешь себя своих собственных? Насколько ты любил кататься? — Достаточно, чтобы хотеть продолжить, но недостаточно, чтобы настоять на своём… — Андрей повернулся к Денису, и их лица оказались слишком близко. Энди покосился на водителя и отпрянул. — Я полтора месяца занимался. По два раза в неделю на полтора часа был наедине с природой, Касаткой и Евгенией Карловной. Как думаешь, мог ли я надеяться, что этот кайф продлится долго? Я просто тогда этого правда не видел. Думал, что… — Мне жаль… — А мне нет, — немного дерзко, холодно ответил Андрей. — Я это заслужил. Теперь Денис отпрянул. Откинулся головой на подголовник, уткнулся взглядом в окно, а потом и вовсе прикрыл глаза. — Тебя ждёт сюрприз, Андрей. Тебе понравится… — тихо заметил Дёня, когда они уже подходили к красивому входу в административное здание. — Женёк? Какой сюрприз, я думал, ты теперь всё больше в офисе… — Дёнечка, дорогой, я тут Сашеньке помогаю разобраться, она умничка, красавица такая, может, присмотришься? Правда, юная очень, но сообразительная… Всё ходишь неприкаяным… — женщина в возрасте смотрела на Дениса, словно он ей родной. Так тепло и мягко, что даже неловко было наблюдать. — А это у нас кто? Кто тут у нас? — склонилась она к ребёнку. — А ну пойдём быстренько переобуваться! Давай-давай, бегом! Сколько пропустил? Два месяца? — Две недели, я с Гарри занимался, там Агата и Кроул, они старенькие, но тоже резвые… И мы с Джесси соревновались, но она всегда побеждает, потому что она взрослая, ей уже двенадцать! — Макс лепетал, и его слова эхом разносились по холлу здания, пока он не вышел в какую-то дверь, но Женёк за ним не пошла. — Дорогая моя, — поспешил вставить слово Денис, пока женщина снова не разошлась. Она выглядела очень ухоженно и дорого, и скорее всего, была либо управляющей, либо владелицей, и властность эта что-то Андрею напоминала. — Я не ошибусь, если скажу, что видел в стойлах Касатку? — Есть у нас такая старушка, ещё с моей старой конюшни… — медленно и удивлённо ответила Женёк и перевела взгляд, наконец, на Андрея. — А вас, юноша, я помню… Касатка… Андрюша! Ты ли это?! Боже! Лет-то сколько прошло! Ты прости, красавицу твою я для тебя не оседлаю… Она и тогда молодухой не была, а теперь катает только малышей, и то редко… — Евгения Карловна? — Золотовский потерял голос, и выдавил приветствие с трудом. Этого сюрприза он точно не ожидал. — Я не… Не кататься… Нам по работе нужно переговорить, а Макса сюда… Совмещаем… — Андрей растерянно бормотал, но Женька это никак не волновало. Она кивала, а сама уже соображала, как поступить. — Давайте тогда, идите. Разговаривайте, я вам беседку с видом на манеж организую, через часик там и Макс твой появится, а вы говорите. А потом сходишь, поздороваешься, Андрей, яблочко дашь… — Женёк, нам надо в вип-комнату для начала. И чтобы никаких ушей. А потом мы сам как-нибудь сообразим, не хлопочи… Евгения Карловна поджала губы, но кивнула. — Как знаешь. Тебе виднее. Про уши не волнуйся, на выходных всё опять смотрели. Сдались вам эти меры безопасности… Но опять же, вам виднее… Она была недовольна, но ещё раз улыбнулась обоим и взглядом отпустила, а сама снова склонилась над Сашенькой. Когда в комнату принесли чайник с чаем и расставили по столу ароматное мясо с молодым горошком, Андрей чуть не завыл. Он, оказывается, был зверски голоден. Но нервы не давали ему почувствовать этого. — Я ведь даже без кофе тебя выгнал. Полбокала вина — так себе завтрак… — Денис тоже взялся за приборы, но ел куда менее охотно. Зато говорил. О том, что Женёк четыре года назад осталась без работы, потому что конюшня разорилась. Та самая, где учился Андрей. Что он понятия не имел, что везёт его к его старой лошади и старому инструктору, и понял это, лишь когда Золотовский назвал кличку лошади и знакомое имя. Что не планировал это нарочно, потому Андрею не стоит надумывать и испытывать той благодарности, что сейчас читается в глазах вместе с растерянностью и грустью. Что старый управляющий этой конюшни уже давно просил о помощи, чтобы и их не пришлось закрывать, и решение объединить разорившееся предприятие прежних боссов Евгении Карловны и по сути оставшееся бесхозным после громких тюремных сроков «Поле с конем» было логичным. А потом замолчал. Есть в тишине Энди было неловко, но видимо, большего Денис по своей инициативе говорить не собирался. — Прости меня, — повторил Андрей, когда понял, что кусок больше в горло не лезет, и та тёплая атмосфера, что случайно создалась между ними, когда они ехали с Максом в одной машине, больше не греет. — За что? За что именно? Я уже сказал тебе, что… За прошлое я простил. А вот теперь хочу понять, что это было, и за что ты так со мной обошёлся. Я ведь чувствовал подвох… Чувствовал, что ты пришёл не только из-за своего спермотоксикоза… Так… Я больше не буду говорить. Я буду слушать. Потому что… — он глубоко вздохнул и выдохнул. — Потому что не хочу поступать так, как ты. Додумывать и предполагать. И убегать. Андрей покрутил в руках чашку с чаем так, словно это был бокал чего-то крепкого. Да, на сытый желудок и трезвую голову… Это было непросто. Но тишина всё длилась, вопросы были озвучены, и не только те, что прозвучали от Дениса, но и те, которыми он сам задавался. — Если бы мы встретились тогда, в универе… Если бы я прочитал это письмо тогда… — он поднял взгляд на Дениса. — Ничего бы не изменилось для нас с тобой. От письма, по крайней мере. Оно бы меня окончательно убило, и я не уверен, что не закончил бы где-то в подворотне бара или с иглой в вене. Потому что мне было настолько плохо, что я пошёл к врачу, чтобы мне стёрли память. О, поверь, не это было моим истинным намерением, но так в итоге вышло. Не моё осознанное решение забыть, но моё решение обратиться за помощью. Я не читал всё, только первую страницу, дальше не смог. Но я уверен, что в письме ты не убеждал меня в хорошем исходе наших отношений, если я останусь с тобой. — Денис кивнул, хотя всем своим видом показывал, что так далеко в прошлое незачем лезть. — А вот переубедить меня… В том виде, что я из себя представлял, в том состоянии ума и души… Шанс, что ты переубедишь меня, был очень мал. Андрей встал, прошёлся по слишком дорогому для конюшни кабинету, посмотрел в окно. Там был лес и небо. Небо крышесносно высокое и безбрежное. Давящее своей независимостью и свободой. — Я был огорошен твоим появлением. Я тебе и поверил, и не поверил одновременно. Поверил твоему «только бизнес», и боялся думать дальше, потому что хотелось другого. И я знаю, что ты моим словам не поверил. Просто знаю. И тогда знал, что не убедил тебя. Но ушёл в работу, попался на твою удочку. Почти признал, что ничего личного. У тебя ко мне. Ну, может, только месть. А вот у меня… У меня всё загорелось. Импотентом перестал себя чувствовать… Дрочил на тебя. Бесился, убивался, но… Но по-настоящему плохо стало утром. После нашей ночи. Когда ты ушёл. Почему ты ушёл? Андрей обернулся, надеясь услышать ответ. Эмоции прятать было ни к чему, здесь было что-то намного важнее бизнеса, и он даже не старался сделать вид, что ему не больно сейчас. — Потому что ты с пьяну мне многое сказал из того, что на трезвую на тот момент я не готов был услышать. А ты не готов был повторить. Пытаться построить что-то, обманывая тебя с тендером, было нечестно. Но я, веришь, не смог удержаться. Знал, что делаю ошибку, но… Не смог… — А я… Обиделся. Мне так одному проснуться… Аспирин этот на тумбочке… И ощущение, что это было… — И ты мог обо всём этом мне сказать. Хотя бы тогда, когда заявился в ресторан. Но нет, ты предпочёл снова увести тему от нас к бизнесу. Даже без попытки обсудить и это тоже… — Это сейчас я знаю о твоих целях, а тогда… Не доверял себе, своим надеждам. И тебе не доверял, и ты не можешь в этом меня винить… — Тогда зачем была вся эта ярость? Только чтобы я тебе отдрочил на виду у своих людей?! — Денис едва сдерживал злость и даже хлопнул ладонью по столу, приподнимаясь, но уселся обратно, сверля Золотовского взглядом. — Да я не хотел! Я не сдержался! Я просто… Я думал, что ударю тебя, выражу всю свою ярость на твои эти шпионские игры в моей компании! Но ты был таким… Я просто повёлся на твои слова. Я просто повёлся, а ты просто играл. Денис опустил голову вниз, понимая, что Энди прав. Что увидев эти искры в глазах, он просто флиртовал, давил на слабо, и Андрей поддался. И пусть и не признал вслух, что ему хотелось бы проснуться вместе в том отеле, но действия его говорили за него. — Прости за это, — возникла пауза, во время которой оба старались как-то унять эмоции и воспоминания. Слишком противоречивые в этих обстоятельствах. Денис решился объясниться. — Аня о твоём участии не знала, её только-только назначили с какого-то другого дела к Гвидону в подразделение, когда ты с ней познакомился. Вела обычную разработку, когда ты появился в офисе тогда… Проявила, так сказать, инициативу… И почти перед самым твоим визитом в ресторан довела до меня, что проверяла тебя, что крутила задом и сиськами, а ты не повёлся, что у тебя после жены никого не было, и она думает, что ты хочешь меня на «медовую ловушку» посадить… Она потому и отчитывала мне после той ночи в клубе, что видела в тебе тёмную лошадку. А я… Как представил, как она там крутила, и что показывала… А потом увидел тебя, и твой взгляд этот… Я не должен был делать, что хочется. Не должен был вообще лезть к тебе, пока всё не закончится… И я признаю, что своими действиями я вызвал в тебе определённые сомнения. Мне жаль, что так вышло, но я не сожалению ни об одной минуте рядом с тобой. Потому что у меня внутри всё ещё есть что-то к тебе. Но для тебя — это похоже на крестовый поход во имя отмщения! За свою поруганную во второй раз честь… Андрей какое-то время молчал, впитывая информацию. И об Анечке, и о том, что у Дёни к нему что-то есть. И о том, как Баринов видит сегодняшнее происшествие с его сейфом, а точнее мотивы Энди в этом происшествии. — Я когда услышал о твоём этом… О твоей этой провокации, о задании… Я знаешь, кем себя ощутил? Девочкой-ванильной, которую развели на девственную дырку и бросили после дефлорации. Использовали и… — он говорил горько и тихо, но ему не позволили закончить. — Энди, ты слышишь вообще себя?! — больше эмоции Баринов сдерживать был не намерен. Он только бросил взгляд на запертую дверь и вскочил из-за стола, опрокидывая тяжеленный стул. — Мы целовались там, внизу, мы… Неужели ты не видел, что у меня к тебе? Не слышал, что я тебе говорю? Я не имел права тебе рассказывать ни о чём. Потому что, провались ты на тендере, там бы такое закрутилось… И мне мог светить вполне реальный срок за действия против госинтересов. Но как только у меня появилась эта возможность, я сказал. И сказал бы больше, но ты не захотел! Обиделся, надумал себе и ушёл! Чтобы вернуться, залезть ко мне в спальню, запрыгнув ко мне в постель, и найти компромат?! Это, Андрей, меня просто… — он замолк, пытаясь отдышаться, и уже куда тише продолжил. — Просто лишает надежды на любой шанс. — Это прозвучало приговором, и несколько ударов сердца Золотовский не был уверен, что сможет вдохнуть. Но Денис всё же закончил свою речь, уже другим тоном, с другими эмоциями, вкладывая в свой голос столько намерения и интенсивности, что у Андрея по спине побежали мурашки: — И я клянусь тебе, если ты мне сейчас не дашь повод, чтобы эту надежду ещё воскресить, я больше никогда и ни при каких обстоятельствах не появлюсь в твоей жизни. Ни в профессиональной, ни в личной.