Все шансы

— Про полутона он мне рассказывал… Про нюансы… Вот же… — Андрей расхаживал по кабинету, что было совершенным нонсенсом. Алусик, ещё несколько минут назад зарёкшаяся его перебивать, снова вскинула голову. Женское любопытство было не победить. — Да кто он вообще такой? И чего хотел… Тёма, конечно, гаденыш, от него не ожидалось такого финтика… — Чего хотел?! Китай ему подавай… Поняла, да?! Я ещё даже не решил, влезать мне в тендер или нет, а он уже… Вот же… А про эту жабу мне даже не напоминай больше! Его рассчитали уже? — босс грозно глянул на девушку, и та быстренько закивала болванчиком. Китайским… Но сбить её с толку было не так-то просто — пятый год уже под началом своего Золотца трудится. — А кто он, ты говоришь? — А я и не говорю… Однокурсник бывший… Алусик навострила ушки и приняла боевую стойку. О своём студенчестве Андрей не рассказывал почти никогда. Только спьяну, и то, уже в той кондиции, когда дикция тонет в количестве выпитого без шанса на «выжить». — Что-то я не припомню такого на дне встречи выпускников. — А он и не выпускник. Перевёлся до окончания… — О, как интересно… — протянула девушка, и Андрей встал как вкопанный посреди кабинета. — И что же интересного? — прошипел он, но опять же, степень любопытства у Алусика уже зашкаливала, поэтому грозный тон начальника не произвёл на неё никакого впечатления. — Реакция твоя интересна, Золотце… Вы что с ним, враждовали? Разборки двух альфа-самцов за львицу в прайде? Ох, и зря же она это сказала… Как ни старался скрыться от этих воспоминаний Энди, закапываясь в своё взрослое «Андрей Денисович», верная боевая подруга выковыряла-таки эти моменты из его памяти. И по взгляду босса Алусик поняла, что ей очень сильно пора смываться. Но совесть не вовремя проснулась. — Прости, если на больную мозоль… Вы что с ним за Лади-дади соперничали? Я просто не выношу этих твоих тайностей… — Скройся, Элеонора Павловна, с моих глаз. Прямо сейчас, — спокойно и твёрдо ответил на её извинения Андрей и вернулся за стол. Не то чтобы он совсем никогда не вспоминал про Дёню. Нет, первые годы так на самом деле было. Он ходил, окрылённый своей новой влюблённостью, самой лучшей девушкой в мире, скорой свадьбой, а потом и первым годом семейной жизни. Несколько недель того периода просто стёрлись из памяти, когда он тосковал, маялся, даже плакал в подушку, и насыщенная новыми событиями жизнь постепенно забрала в себя причину той депрессии без следа. А событий до встречи с Ладочкой словно вообще не существовало — он будто и не жил вовсе. Было слишком много специалистов, слишком много невесты и их родителей, слишком много чаяний и мечтаний, его собственные в которых потерялись совсем. Он забыл Дениса, свою первую, такую неправильную любовь, забыл подчистую. Иногда, конечно, было такое ощущение, будто кого-то на этом празднике жизни не хватает, но даже когда и всплывала фамилия Баринов, она ассоциировалась лишь с дружбой. Впервые он вспомнил о том, чем были наполнены те адовы дни, после первой измены Лады. Того мальчика, который её нагнул на стол прямо в гримёрке после концерта, на фото не было видно, да, Господи, там вообще ничего не было видно, кроме распахнутого в стоне рта с размазанной помадой и зажмуренных глаз и чьей-то задницы в приспущенных штанах. Но то, как по-хозяйски вцепились его руки в бедро Андреевой жены, напомнило что-то смутное теперь уже несчастливому мужу, и в ту же ночь ему приснились глаза. Родные. Не просто знакомые — до рези под закрытыми веками. Больные, тянущие жилы из сердца. Он правда не понимал, откуда это. Что за образ, что за воспоминание или фантазия. Эти глаза мучили его, и он едва не завалил подготовку процесса, пытаясь разгадать этот странный сон. Глаза без лица, существующие просто в пространстве… Но они кричали о своем горе, о его горе тоже, и в конце концов Андрей психанул и свалил с работы на полдня. Он гнал из города, куда-нибудь, хоть куда-то, а за рулём на него снова нахлынули те самые эмоции из сна и он заорал. Дурным голосом, срывая связки, срываясь на свою бедную тачку. И когда последний звук покинул его лёгкие, словно рождался прямо там, внутри, он вдруг вспомнил. Дениса. Тот приходил к нему… Испугавшись этого воспоминания, он тут же трусливо срулил с темы. Объяснил себе этот срыв тотальным одиночеством и жалостью к себе из-за измены жены. И отгонял от себя эти мысли, пока действительно не забыл. Но потом Лада переспала с одним из его коллег прямо на корпоративе, и снова ночь, и снова глаза. Теперь уже имеющие конкретного владельца. Бегать дальше было некуда, а измены стали повторяться и повторяться, и впереди маячил настоящий нервный срыв. Андрей пошёл к психологу. На самом деле он пошёл нажраться, но нарвался на психолога. Если бы он сделал всё по-людски и обратился бы к специалисту, его родня обязательно взяла бы это под контроль. Но спец был не купленный, и не сильно-то желающий работать в свой законный выходной. Поэтому разложил всё чётко и быстро. Или забей, смирись и забудь, или разберись со своей головой, но процесс это трудный, болезненный и долгий. Угадать, что выбрал Андрей, совсем не сложно… Он даже теорию подвёл под это всё. Он дружил с Денисом, а потом тот уехал учиться, кинул его одного, когда Андрей влюбился в Ладу… Это ведь было таким логичным объяснением… Так ведь и было, да? Только нет — и где-то вглубине он знал правду. Ему понадобилось четыре с половиной года, чтобы решиться всё же заглянуть в себя. К этому моменту он потерял веру в свой брак, давно признал, что влюблённость прошла, а на смену ей любви так и не пришло, научился в этом всём говне жить, но жить-то так было херово. Он не поленился, разыскал того психолога из бара, и в лоб спросил, что сделать, чтобы разобраться. По-настоящему. Специалист он был не слишком-то дотошный и внимательный, как тогда показалось Андрею. Но спустя полгода таких похождений — а встречались они только в барах и кабаках, правда, по трезвяку, психуёлог признал. Он помочь не может. Ему нужен кто-то с приставкой -иатр в конце. Андрей струхнул, а потом спросил, почему? «А потому что, а потому что, а потому что… Ты никогда и ничего не делал в жизни сам…» — ответил словами из песенки психолог и пояснил, что одно дело медитировать и с карточками метафорическими работать, и другое дело гипноз и всякое вмешательство в психику, которое влияет на восприятие. И что он здесь бессилен. Вот так. Садиться на таблетки Андрею было не вариантом. Он снова забил, снова адаптировался и снова смирился, что счастливой жизни просто не увидит. Зато разобрался с тем, почему ему так нормально со своим целибатом — он свою жену вообще перестал хотеть, а при некотором самокопаний выяснилось, что он в принципе до секса не слишком охоч — не интересно. К этому моменту просветлений в отношениях с женой уже почти не было. Они стали совсем чужими людьми, а может, всегда такими и были. И только после развода он решился нырнуть с головой в омут своей памяти… А вынырнул… Ох, и слов-то цензурных не подобрать… Да и ни к чему Андрею перед самим собой культурного строить. Охуел Андрей, и выхуеть обратно никак не мог очень долго. Психуёлог, к этому моменту переквалифицировавшийся в коуча, дал ему контакт одного толкового коллеги. И тот смог пробиться сквозь завесу того говнеца, которое понавешили ему все, кому только было не лень. Под гипнозом Энди-Дэнди вспомнил и себя, и Его, и их дикое, совершенно сбивающие с ног счастье, свободу, полёт… Не так страшно Андрею было оказаться голубым — предпосылки к этому он всё же чувствовал, как страшно было оказаться одиноким идиотом, которым предал то самое, что заставляло его душу жить настоящей жизнью. Может, если бы они с Дёней поебались пару месяцев или годков и разбежались, это и можно было бы списать на залёты шальной юности, но они не расстались после того, как остыло, и не разосрались вдрызг. Андрей его просто бросил, сбежал, оказавшись перед лицом своих родителей, их стенаний и стращаний, и эти «специалисты»… Было бы легко их обвинить, но решение-то Андрей принял сам. Пусть и методы были неэтичным и всякими левыми, и не знал он о возможных последствиях, надеясь, что ему просто станет легче… Но в итоге — Андрей просто как последний пидор, и ориентация тут вообще не причём, зассал и предал Дёню. От этого было противно и мерзко. Однажды Андрей даже пробовал что-то начать. Но к себе подпустить кого-то не смог. Ну не было у него романтика к этим сладким мальчикам или наоборот бруталам-нереалам. А секс… Сломалось что-то в нём, и своей руки совсем изредка ему хватало. Так что, если супруге своей Андрей Денисович не изменял из принципа, то потом этого просто не хотелось. Он потому и с Алусиком так подружился. Потому что ни разу за весь испытательный срок к ней не подкатил яйца. Зато мозги девоньки-красавицы оценил в тройном размере оклада. Андрей понятия не имел, что Денис снова в стране. Он нарочно ничего не пытался узнать про него, то ли опасаясь, что не выдержит, что тот нашёл новую, счастливую любовь, не важно, голубую или нормальную, то ли переживая, что тот так и не смог пережить его предательство. Увидеть его в этом ресторане оказалось ударом под дых. И да, он сказал гадость, и не одну, только Дёня… Он был красивым юношей, но мужчиной стал просто сногсшибательным. И насколько ему не хотелось лазить по его личному, чтобы себя прежде всего не ранить, настолько же он чувствовал свою решимость раскопать всё, что можно, чтобы иметь-таки преимущество перед ним. Потому что проиграть ему ещё и в бизнесе он просто не мог себе позволить. По крайней мере, в любви свой проигрыш он признавал стопроцентно. Андрей прикрыл глаза и снова вернулся в тот вип-зал. Шевельнулось… Что-то глубоко внутри шевельнулось, словно детёныш в скорлупе, который вот-вот должен вылупиться, вот-вот она треснет… И слова эти о полутонах и нюансах… Хоть речь шла о персоне в принципе, о людях в общем, он чувствовал сильную ассоциацию с собой. Как они пришли к этой теме, Андрей, хоть убейте, не вспомнил был — слишком был шокирован увидеть Дениса Андреича, слишком был ошеломлён почувствовать его в своем поле. Но беседа велась дружественно-деловая, с упором на его статус и бизнес, и только это, наверное, не позволило Энди расклеиться. Почему-то в тот момент он себя чувствовал именно им — тем молодым, полным сил и желания жить юнцом. И не только жить, радоваться этой жизни, проживать её наполную. Однако такой прагматичный выход на тему тендера будто высосал из него эти ощущения. Наверное, Денис Андреич решил отомстить. Или просто унизить. Зачем же ему так нагло предупреждать о Китае… Ещё и в контексте полутонов… Но эту схватку Андрей твёрдо решил выиграть. Не видать Дёне Китая как своих ушей… В конце концов, Баринов сам ясно выразился в части их взаимоотношений — только по делу, без отсылок к прошлому, лишь напоминание, что и он не забыл, что было, но оставил это в юности. А сейчас — только дела. Это заставило Андрея нелогично расслабиться. Не готов он был столкнуться вживую с тем, о чём так сильно сожалел. — Элеонора Павловна, зайди ко мне, — Андрей отпустил кнопку вызова и постарался собрать мозги в кучу. Когда Алусик постучала в кабинет, он уже знал свой план. Хотя бы примерный. — Золотце… Ну не дуйся… — девушка поставила изящную чашку с чаем ему на стол, убирая поднос. — Ты, Элеонора Павловна, единственный раз попыталась, это понятно? Если я ещё раз увижу такой бесцеремонный интерес к моему прошлому, не важно, к Денису Баринову, к моей бывшей или к моему раннему сопливому детству, я найду двух других помощников, но с тобой мы расстанемся. Я хорошо понимаю твою ценность для компании и для меня персонально, но есть личное. То, в которое я не хочу тебя посвящать. Не из опасений или недоверия, не из стыда или чего-то ещё такого. Просто это моё, и твой нос к этому не прикоснётся, пока я так не решу. — Я поняла тебя. Спасибо, что так корректно ткнул меня в мою бестактность. Я не вижу берегов, но ты — мой лучший начальник и очень близок к статусу «лучшая подружка»… Прости меня, я больше так не буду. Андрей кивнул. Вздохнул. А потом превратился в Андрея Денисыча. — Итак, первое. Все документы по Китаю, условия, политика, всё, что у нас есть. Подготовить всю информацию, включая слухи и инсайдерские сплетни. Завтра у меня. Собери всех после обеда, а к десяти Митрова ко мне, — Алусик быстро клацала ноготками по экрану телефона. — Второе, и это не менее важно — подключи Егорушку, если придётся, за любые деньги. Нужна информация на Баринова. Бизнес, семья, амбиции. Всё, что нароет. Этот тендер мы должны взять — это ключевая цель. Если понадобится, перекроим последние сделки и заказы. Но Китай должен быть моим. Поставь всех на уши, чтобы даже уборщицы знали наш приоритет. — Поняла, Андрей Денисович. Сделаем. А… Может, мне у своих поспрашивать… Этот Баринов, наверное, где-то светился… Неофициальная информация нужна? Андрей поднял тяжёлый взгляд на девушку и весомо сглотнул. — Нужно всё. Я понятия не имею, с кем мне придётся соперничать. И этот минус мы должны устранить в максимально короткие сроки. Денис Андреевич умён, талантлив, с гибким мышлением и широкими взглядами на жизнь и партнёров. У него могут быть те козыри, о которых я не должен узнать в последний момент. — Уловила… — Элеонора Павловна ещё минуту что-то решала в своём гаджете, а потом помялась, но всё же спросила. — Золотце, это война, я правильно поняла? — Не знаю, — спустя минуту размышлений ответил Золотовский, — но очень может быть. С этого момента фирма Андрея Денисыча превратилась почти что в штаб по завоеванию тендера на поставку оборудования и мелкой сопроводительной техники из Китая, а жизнь владельца бизнеса заиграла новыми красками. Давно уже он не испытывал столько азарта в своём деле. Команда чувствовала вдохновение своего руководителя и тоже подхватила это воинственное настроение. Шансы их на начальном этапе были невелики, на самом деле Андрей этот тендер не слишком хотел брать — слишком многое в его деле нужно было бы перекраивать и слишком многое нужно было бы вложить в расширение базы. Но когда решение оказалось принято, работа забурлила. И это было здорово ощущать — настоящий бизнес. Фирма Дёни могла бы стать серьёзным конкурентом, но безопасность там была поставлена на очень высокий уровень. Даже Егорушка, а в миру Егор Фомич Крамс, детектив и проныра, смог достать только официальную информацию. Видимо, привыкнув к зарубежным бизнес-замашками, Баринов и в России сохранял режим защиты от коммерческого шпионажа. И это было умно для дела. Но отсутствие точных сведений сводило Андрея с ума. Взять Китай для него стало не просто продвижением в бизнесе, а каким-то крестовым походом за своей упущенной смелостью и ощущением, что он может управлять своей жизнью. Нервы давали о себе знать, неделя за неделей он изматывал своих подчинённых, маясь от ещё не случившейся неопределенности. Прошёл всего месяц — до подачи документов оставалось ещё столько же, а у его ребят всё уже было готово. Предстояло ещё привести в соответствие штат, чтобы действительно потянуть исполнение условий предстоящей сделки, закупить несколько грузовиков и, главное, обеспечить наличие действующих договоров с подрядчиками, но по факту, Золотовский уже сделал свой максимум, даже раньше сроков. Егорушка раз за разом разводил руками. В фирме Дёни никаких сведений о тендере он так и не раздобыл, словно там никто и не смотрит в сторону Китая. Они встречались раз в неделю, и как раз сегодня состоялась их очередная беседа. Тёмный бар немного давил душной атмосферой, но намного хуже Андрей чувствовал себя от того, что Крамс сдал работу. — Меня очень мягко предупредили, что незаконная прослушка — это не единственный мой грешок, и что мне лучше остановиться, наконец. Извиняй, Андрей Денисыч, но в такие сроки я не могу ни подсадного найти — там штат укомплектован, ни кого-то зацепить. Они там все словно зачарованные. Босса любят, зарплаты свои вообще обожают, климат твой Баринов создал такой, что они там совсем не крепостные у своего барина. Так что… Осталось последнее. Вот эта вот папочка. И всё, денег я за большее даже брать не буду. Детектив ушёл, а Андрей только приоткрыл файл, почему-то распечатанный на бумаге. Наверное, телефон Егорушка засветил… На первой странице была стандартная сводка, сильно смахивающая на резюме, которое перевели на русский — не делают так здесь. Баринов Денис Андреевич… Образование, перечень мест работы, навыки, компетенции, полномочия, достижения. Ни возраста, ни семейного положения. Зато довольно объёмный список того, что Дёня знает и умеет. Классный спец. Фото тоже не прилагалось. Не выдержав какого-то странного дёрганного треска в голове, Андрей ушёл домой, где ещё минут десять ходил вокруг да около. Он всё это и так уже знал, от Алусика, из интернета, хотя там было лишь короткое упоминание в разрезе специфики возможных партнёров для бизнеса на одном из поисковых деловых сайтов. Очевидно, не сам Дёня это туда разместил. Андрей слишком увлёкся деловой стороной вопроса, буквально ночевал в офисе и просто заставлял себя не думать ни о чём другом, забивая на выходные. А вот комментарий Крамса будто вернул его в реальность. Это не просто дело. Это ещё и какие-то личные счеты. Не женат, было написано в файлах. Живёт в одном из топовых жилых центров, этаж верхний. Живёт один, прислуга бывает трижды в неделю. Ездит на дорогой, но не пафосной машине, режим дня соблюдает неукоснительно. Ужинает в ресторанах — чаще в своих, но дважды по будням является гостем своих конкурентов. Всегда разных. Личная жизнь отсутствует. Были фото. Немного, часть совсем неудачных. Очевидно, имеет охрану, но об этом тоже говорилось. Выходные проводит в загородном доме, но фото оттуда нет. Только адрес посёлка охраняемого типа. А ещё откопалась в папочке и флешка. Там фото было больше, несколько бесед с соседями из этого самого посёлка, комментарии от его сотрудников в ресторанах. Босса любили, но знали плохо. Никакого панибратства, однако исполнительное управление налажено прекрасно. Короткий вывод, написанный от руки, о том, что у него здесь есть грамотный консультант по бизнесу в России, потому что проблем с госгрантами у него нет и не было. Всё идеально, и в эту сторону смотреть бесполезно, видимо, всё схвачено с самого начала. Пару раз ездил в конюшни, но своего жеребца у него нет. Отдыхает активно, спорт включён в распорядок дня, но не возводится в ранг чего-то экстра-ценного. Просто образ жизни. Пьёт только коньяк. Даже вино ни разу не заказывал. Пьёт редко, водитель всегда штатный, но чаще за рулём сам. Мелочи, мелочи, мелочи, много мелочей, которые открывали личность Дениса Андреича с разных сторон, словно Андрей его знает. Знает… Та первая встреча спустя столько лет слишком потрясла его, Крестик ему ещё тогда, месяц назад сказал, что на него всё равно свалится лавина из воспоминаний, и лучше сделать это в подконтрольных условиях. Но Золотовский Крестовича не послушал, оставив своего психуёлога, который никогда себя с ним не вёл слишком уж подчёркнуто профессионально, недовольным и даже немного встревоженным. А сейчас прям почувствовал, что зря. Надо было согласиться и прийти к нему в центр. Потому что эти фото и эти фразы… Ну зачем детективу писать о том, что Денис любит мороженое с шоколадной крошкой? Что это за сведения такие экстраценные? Зачем писать, сколько у него жим от груди, или что он имеет приветливо-дистанцированные отношения со всеми, кроме нескольких своих коллег? И зачем приплетать сюда его фото из соцсетей, которые в России он перестал вести, это же сколько лет уже этой фотке? Глаза эти радостные… Янтарные. Не карие, не шоколадные, не зелёные. Янтарные, а на солнце вообще кажется, что он оборотень какой-то — они же тут светятся… Счастьем светятся, вот и рука на талии кого-то, кто не попал в кадр. Крамс пообещал, что ему ещё коллега из-за границы передаст информацию, но он пока не приступил к заданию, а на месте узнать почти ничего не удалось. Там, в Америке, очень сложно наводить справки в частном порядке — все слишком настороженно относятся к такому интересу. Тут нужен подход. Зато заброшенные соцсети Егор поднял. Там, наверное, есть больше… Больше кусочков его жизни. Андрею было отчего-то очень важно знать, как он жил. Про свою жизнь он мог вспомнить и хорошее, и плохое, но по Дёне никогда нельзя было сказать, что у него. Всегда нейтральный будто. Как выразился Крамс — приветливо-дистанцированный. Но как он жил? Где? Говорили про Европу, Франция, что ли? Но прилетел он из Штатов… Хотелось каждое важное про него узнать. Теперь хотелось. До ужаса. Потому что прежние сомнения всё ещё гложили его, но чувство вины требовало раскаяния. Или даже, покаяния. Золотовский долго ходил вокруг домашнего бара, но всё же налил себе крепкого. Да так налил, что четверг прошёл в офисе без его присутствия. Потому что его накрыло. Так сильно, что он назавтра к обеду позвонил Крестику, чтобы сказать, что тот был прав. Картинки из прошлого пришли к нему совершенно внезапно. Вот Андрей допивает бокал, запрокидывая голову далеко назад, и вот он уже видит под закрытыми веками, как Дёня вжимается губами в его шею, и отражение в небольшом зеркале на шкафу бликует от яркого утреннего солнца. Это была страсть… Это была сумасшедшая страсть… Тогда и подумать о том, что к сексу Энди потеряет интерес, было глупо. Он плавился, он стонал, он бесстыдно хватался за чужие руки, чтобы не упасть в почти пугающее состояние полного блаженства. Но было и другое. Были тёплые разговоры. Откровенные не для пошлости, а для души. Был трепет от одного взгляда. Была искренность, восторг и почти неверие, что такое может быть. И если после сеансов гипноза Золотовский вспоминал факты, позы, места, то сейчас его швырнуло в ощущения. Пьяные эмоции выплескивались совершенно детскими, обидными слезами, яростью от потерянного, тоской о том, что могло бы быть между ними, и, конечно, совершенно несвойственным ему возбуждением. Он трогал себя так, как позволял себе лишь несколько раз с момента возвращения его памяти в более-менее целостное состояние. И отчаянно хотел… Хотел услышать голос Баринова не в своей голове, а хотя бы по телефону. Слава богу, что номера под рукой не оказалось, а запароленный компьютер отказался открывать учётную запись вдрызг пьяному хозяину. Он вспоминал, падая в эти моменты, словно проживая их заново, наслаждался и плавился от собственного воображения, а потом выл и бил стены и зеркала, не в силах смотреть на самого себя. Такого нервного срыва у него ещё не случалось, и самым горьким и болезненным была даже не эта дикая оргия, разверзнувшаяся в полном одиночестве, а то, что мозги от выпивки не отключились, и осознание тех событий, что происходили с ним в тот период жизни, били кувалдой по голове. Ведь это он сам, когда родители узнали о его отношениях с Денисом, испугался и дал заднюю. Сам вернулся домой из общаги, сам забился под одеяло, трясясь от ужаса, что будет, если узнают о его голубизне, как они будут скрываться всю жизнь, во что превратится его существование здесь с этим позорным клеймом. И только потом, умирая в муках, тоскуя и буквально теряя жизненные силы в этой разлуке, стараясь изо всех сил переключиться на Ладу и признать правоту родителей, пошёл к специалисту. Сам пошёл. И сам попросил. Он так ярко сейчас вспомнил тот момент… «Я умираю без него, доктор. Я умираю без него, помогите мне…» Да, саму идею подсунули, как и врача, или кто там был за столом красивого кабинета, но решение-то было его. Разочарование в себе и ощущение своей внутренней мерзоты добило Андрея. Он допил бутылку и рухнул под одеяло, надеясь сдохнуть от перепоя — пил он так на самом деле очень редко. Утро принесло новую боль, но не стерло ни одного момента ночи — что было категорическим нонсенсом для Энди — он всегда страдал амнезией после перепоя. А потом боль принесла ещё и Алусик, которая позвонила ему, разорвав барабанные перепонки громкой мелодией. Оказалось, что уже очень не утро, он очень проспал, его все потеряли, и вообще… Послав её подальше, Андрей набрал Крестику. Крестович — надо отдать должное — приехал сам, отменив дела. И до самого вечера слушал молча. А потом выдал свое резюме. — Трахнись с ним. На осоловелый взгляд Золотовского он ответил. — Ты просил меня как друга. И как друг я тебе отвечаю — трахнись с ним. В классической психологии тебе нужно простить себя за свои ошибки, определить свои цели, возможно, попросить прощения у твоего Дёни, позволить себе быть таким, какой ты есть и привнести в грани своей личности новый опыт, вырасти над собой с помощью этой психологической травмы, и много чего ещё. Сессии не принесут тебе моментного облегчения, но ты в конце концов найдешь опору в себе, и тебе станет лучше. Но как коуч, и как твой друг, я тебе говорю — трахнись с ним. Ты хочешь этого мужика. У вас с ним уже всё было. Если он не против, затащи его в постель. Это всё усложнит на какое-то время, создаст абсолютный бардак в твоей голове и личной жизни, но ты, во-первых, проживёшь свой опыт по новой, уже другой, но для мозга разницы немного, а во-вторых, создашь для самого себя поле роста, прецедент, в котором ты сможешь понять, а так ли это классно, как ты тут мне рассказывал. Даже у меня привстал, между прочим. А это значит, что ты очарован, восхищён, ты не прожил до конца то время. Ну, и ещё сможешь понять на практике, что тебе нужно. — Ты идиот, Крестик. — Этот идиот, между прочим, такие бабки заколачивает не красивыми глазами. Может, для тебя я всё ещё психуёлог, но вообще-то методы у меня научно-обоснованные. И действенные. Потрахайся хорошенько, мозги прочисть. Андрей замолчал. Он ни разу не подумал о том, чтобы сделать это в реальности, ночь — исключение. Ему не хотелось этого Дениса Андреича, ему хотелось Дёню с четвертого курса… — Да кому ты заливаешь? Видел я твоего Баринова. Его главный бухгалтер у меня бывает, он её забирает иногда. Такого как он даже натурал иногда хочет. И я не про себя, между прочим. — Оп-па… — в голове Андрея Денисовича тут же сложилась идея, как найти подход к информации, которую даже Егорушка не раздобыл. — И часто? — Забудь. — Крестик посерьёзнел. — Я не шучу, забудь. Я ляпнул, а ты прослушал. Андрей расслабился в кресле. — Что? — он махнул рукой, будто и не слышал ничего про какого-то бухгалтера. Сейчас на повестке дня другое важно. — Я не могу с ним… Я ни с кем не могу, тебе ли не знать. Но мы с ним воюем за Китай. — И это тоже не мешает обсудить… Во-первых, ты ни разу за всё время, что мы знакомы, не говорил эту идиому. Ты не воюешь ни с кем. Андрей отмахнулся. — У меня были десятки конкурентов и соперников по бизнесу, это не первый тендер, где жёсткие условия отбора… — И ты говорил, что у вас интересы в одном поле, что вы идёте на одну заявку, как угодно… Но не «воюю». Не так. Золотовский вздохнул. — Услышал, обдумаю. А во-вторых? — А во-вторых… Зачем Баринов так тебя вытянул? Тебе не кажется, что у него есть взаимный интерес? Не к Китаю? А к тебе лично? Он ведь не месяц назад вернулся, почему сейчас? Зачем ему это? — Ты о чём это? — Андрей тут же сменил позу, наклоняясь к своему собеседнику. — Я о том, что он не слабо заморочился, чтобы бросить тебе этот вызов. Ресторан, помощник твой… Он уже сколько в России? Почему сейчас? Тендер уже три месяца как в кулуарах обсуждается… Зачем ему тебе что-то такое вообще говорить, если он хочет только сделку? Так может, он тоже хочет победы? Над тобой? Что произошло месяц назад, что он так себя проявил? Может, расстался с кем-то или ещё что-то в этом роде? Здесь нужно искать не сами поступки, а мотивы, понимаешь? — Мг… Хороший вопрос… Очень… Крамс писал, что он ни с кем публично не встречается, нужно уточнить, за какой период информация была. Но может дело и не в личном, а в каких-то проблемах по бизнесу… А ты голова, Крестик… — О, комплименты… Да ты, похоже, ещё пьян. — Это да. Я ещё не отошёл. Но ты — голова. Это факт. — Это вместо благодарности? Я так и понял. Не выпадай из режима, Золотце, в стрессовые периоды нужно, конечно, больше отдыха, но не устраивай берлогу. Психика будет легче справляться, если всё вокруг останется привычным, включая расписание. Всё, бывай, у меня ещё клиентка на девять. — Ну-ну… Дверью хлопни, чёт мне, и правда, не хорошо. Когда Крестович хлопнул, Андрей тут же отправился в душ. В конце концов, у него бизнес и тендер, а ещё новые вопросики к старому «другу».