Hard Court

— Тодороки.

— Господин Тодороки.

— Я из семьи Тодороки.

— Можете обращаться ко мне по фамилии.

Я Тодороки.

— Тодороки. Приятно познакомиться. Уже сложно вспомнить когда в последний раз он представлялся своим именем, а не фамилией, ведь в мире — где почти всё решается деньгами и влиянием — «Тодороки» является практичным ключом для любой двери, идеальным примером всего, что общество называет капитализмом. Купить пентхауз, машину, часы, стоимостью, как чья-то годовая зарплата, — ничего удивительного. И даже чья-то гордость рассматривается, как такой же товар. Нет ничего, что нельзя заполучить, когда ты Тодороки. Нет ничего, что нельзя решить без лишнего шума, подкупив молчание достаточным количеством зелёных купюр. Вот только, решать всё тихо, когда у противоположной партии приблизительно такое же влияние, становится затруднительным. Может, он бы и мог взяться за дело сам, заняться поисками и нанять адвоката, но если ты один из Тодороки, то тебя окружают люди, готовые расписать все твои дела на листочках любого цвета и плотности, — только пожелай, готовые голыми руками вытереть пыль на лакированной обуви, и, в конце концов, найти самого востребованного адвоката из лучшего в штате юридического агентства, предоставив тебе номер и место встречи: быстро, гладко, без шума и по плану – всё как любят Тодороки. Будучи младшим сыном магната в сфере недвижимости, который основал и прославил "Todoroki Holding" на всю страну, Шото всегда было достаточно назвать лишь свою фамилию, чтобы вопрос был решён. Волшебное слово, да? Для него с детства «пожалуйста» было заменено на другое: — Я Тодороки. — И? Шото в изумлении оглядывается, будто прохожие смогут дать ему ответ. Вероятно, его должно волновать состояние машины, пиджака или рубашки, помявшейся, когда вздулись подушки безопасности, но из всего этого в шок его приводит только невозмутимо-недовольное лицо другого водителя, который осматривает переднюю левую фару своей машины, после цокает, доставая телефон. — Что вы делаете? — А что не медлительные люди делают в подобной ситуации? Собираюсь позвонить в страховую компанию. — Незнакомец хмурит брови, ищет номер в телефоне, пока Шото стоит в непонятном для себя напряжении: он в Штатах не так давно, но тут ещё никто так не разговаривал с ним, и он бы мог простить подобное отношение раньше, но не после того, как тот узнал его фамилию и всё равно продолжал вести себя так. — Я не буду пользоваться услугами страховой компании, вы сами должны оплатить мне ремонт машины, это была ваша вина, — Тодороки говорит это с холодом и сталью в голосе, чем-то напоминая собственного отца, когда тот ставит своё последнее слово. — Звучишь по-королевски, — мужчина хмыкает на чужой британский акцент. — Прощу тебя, если скажешь, что был за рулём впервые, — он поднимает взгляд карих глаз на бизнесмена, осматривает как-то укоризненно, и Шото самую малость теряется от чужой наглости. С губ Тодороки срывается тихий смешок, он зачёсывает назад выбившиеся из укладки платиново-бордовые пряди, списывая упрёк в чужом взгляде на своё необычное проявление стиля. Он не уверен, какой чёрт дёрнул его согласиться на пари со старшим братом, но даже проигрыш и перекрашенные волосы не казались чем-то ужасным. Ведь в конце концов, если ты Тодороки, то даже самые экстраординарные поступки будут рассматриваться, как нечто прекрасное: «он задаёт тон моды», «даже под тяжким грузом дочерней компании, он не забывает показать, что он всё ещё молод и полон креативных решений», «красивым людям всё к лицу», — примерно так отозвалась общественность на новый имидж Тодороки младшего, который в отличие от отца и брата, является менее узнаваемой публичной личностью. — Я закрою глаза на твою дерзость, если ты согласишься спокойно решить этот вопрос и выплатить.. — Ты пытался сделать разворот, даже не посмотрев по сторонам, что если бы я ехал на большой скорости, а? Над надгробием твоим тогда написали бы это твоё «я Тодороки». — Мистер, ты хоть..? — Кацуки Бакуго. — Бакуго, ты хоть понимаешь с кем говоришь? — Ох, я пошатнул хрупкую душевную организацию принца? — А знаешь, ты не достоин моего общения, так что поговоришь с моим адвокатом. — Шото хмурится, со сдерживаемым раздражением возвращаясь к своей машине, чтобы взять оттуда телефон. Мужчина слабо ухмыляется, провожая его взглядом, когда тот поворачивается к нему спиной, удаляясь. Кацуки, разблокировав дисплей телефона и поставив на беззвучный режим, скрещивает руки на груди, усаживаясь на капот своей машины. Тодороки дёргано подносит руку с телефоном к уху, пара гудков, на другом конце поднимают трубку, бизнесмен не дожидается приветствия, сразу же переходя к сути: — Здравствуйте, я Тодороки, ваш клиент. Знаю, что у нас договорённость встретиться в офисе через... — Шото поднимает руку, чтобы посмотреть на часы, после выдыхает, продолжив, — полчаса, но у меня возникли проблемы. Не могли бы вы приступить к работе чуть раньше? — Не мог бы. — Шото вздрагивает, оборачиваясь к мужчине, который озвучил это с имитированным акцентом, явно дразня бизнесмена: глаза встречаются с карими, что смотрят с усмешкой, а рука находится у уха, держа телефон непринуждённо, — Видите ли, меня тут задержал кое-кто из голубых кровей, — адвокат сбрасывает звонок, делая шаги к нему, — Какой же ты циничный ублюдок. Тодороки как-то слишком медленно опускает руку, по мере того, как к нему подходят, а на лице мужчины всё та же издевательская улыбка. — Ты даже не потрудился взглянуть на имя человека, которого принял на работу. Действительно такой наивный или уже ни один смертный не достоин твоего внимания? — Да как ты можешь быть моим..? — Ты нанял меня. — Уволен. Повисшая между ними тишина кажется настолько ощутимой, что едва ли не напоминает что-то материальное. На губах бизнесмена появляется слабая, снисходительная улыбка, он получает некое садистское удовлетворение от замешательства на лице светловолосого мужчины, ведь всё так, как и должно быть: когда ты Тодороки, то одного слова хватит, чтобы разрушить чью-то карьеру и даже жизнь. Адвокат отходит от услышанного быстро, копируя чужую улыбку, легко водит плечом, бросая: — Прекрасно. — Что? — Я сказал, что меня всё устраивает. — Кажется, ты не до конца понимаешь своё положение, Бакуго. Я могу оставить тебя без работы, — угрожающе шипит Шото, оказываясь достаточно близко к нему, после оглядывается, заметив, как редкие прохожие останавливаются, больше поражённые моделями машин, нежели напряжённым разговором двух мужчин. — Сегодня утром я получил предложение от твоего конкурента, Тодороки, — Кацуки подчёркивает фамилию, и от хриплого голоса, произносящего её именно таким тоном, становится не по себе. — По-хорошему, я должен был отказаться, ведь уже согласился работать на тебя, однако, зная какими бывают подобные тебе люди, у меня не было оснований довериться некому тебе. Я сказал им, что подумаю. Так что давай, поторопись, меня клиенты ждут. — Ты не сделаешь этого, — твёрдо говорит бизнесмен, оставляя адвокату лишь гадать – было ли это просьбой или угрозой. — И кто меня остановит? Ты? Да ты даже уехать отсюда не в состоянии, без своей свиты, — Бакуго тихо хмыкает, полностью игнорируя мрак на чужом лице, и подносит телефон к уху, чтобы наконец-то связаться со страховой компанией. Шото выдыхает с чувством, напоминая себе, что мужчина перед ним никто иной, как очередной подчинённый, которому выпал шанс пообщаться с ним лично, но, видимо, тот не совсем понимает уровень своего везения. Он возвращает взгляду привычное спокойствие, тоже достав телефон из кармана, с намерением позвонить главному помощнику. Адвокат делает последние уточнения, прежде чем сбросить звонок, повернуться и наткнуться на чужую протянутую к нему руку, и, прежде чем раскрытые губы успеют сказать что-либо, Бакуго начинает сам: — Что, чёрная кредитка не всегда стелет ковёр под ножками принца, налички на транспорт нет? — Ухмылка Кацуки становится слишком ядовитой, когда он тянется к заднему карману брюк, достаёт бумажник и нарочно ищет именно монеты, чтобы медленно опустить их в раскрытую ладонь. — Телефон, — проговаривает Шото до ужаса спокойно. Бизнесмен сжимает пальцы в кулак, и Кацуки лишь на секунду кажется, что тот собирается ударить его, либо же швырнуть монеты на асфальт, но тот ломает первый замок на воображаемой двери, которую адвокат в своей голове запирал на всё более и более прочные замки, после каждого раза общения с кем-то статуса любого из Тодороки. Он и сам считается человеком далеко не среднего слоя общества, но лицемерие в этих людях отталкивает его, не давая полностью слиться с ними. Тодороки аккуратным движением суёт руку в карман брюк, положив туда монеты. — Ты серьёзно принял эти гроши? — Бакуго обратно садится на капот своей Мазерати, проговаривает это с забавой, ведь Тодороки, оказывается, неплохой развлекатель, с таким-то выражением на лице. — Я бизнесмен. Вся моя работа состоит из того, чтобы сделать из икс количества денег ещё больше денег. В бизнесе не бывает «грошей», — Шото и сам не понимает когда тихий перекрёсток, осторожно проезжающие мимо инцидента машины, люди, что спешат на работу и утреннее солнце начинают на него так действовать, но внезапно появляется желание снять пиджак, расслабить галстук и тоже устроиться на капоте чужой машины, рядом с адвокатом, который смотрит на него насмешливо, пока достаёт из внутреннего кармана своего пиджака металлическую ручку и протягивает Тодороки. — Продай мне эту ручку. — Ты ведь сейчас не серьёзно, — полу-вопрос, полу-утверждение срывается с губ Тодороки вместе с усмешкой на такой клишированный пример. — Ну? — адвокат на это лишь выгибает бровь, смотря на него выжидающе, пока бизнесмен берёт из его пальцев ручку, и может Шото лишь кажется, но тот специально задевает его кожу, будто пытаясь внести немного неряшливости в аккуратные движения. — По твоим словам, это я должен тебе денег за ремонт машины, так? — По моим словам? Это по словам закона, — Кацуки ухмыляется, наблюдая, как бизнесмен достаёт из кармана белый носовой платок, раскладывает на ровной поверхности, начиная что-то на нём писать. — Какой процент твоя страховая компания сможет покрыть, Бакуго? — От двадцати до пятидесяти, в зависимости от ситуации. — Тогда давай так: я оплачу тридцать пять процентов, вне зависимости сколько из всего остального будет оплачено агентством. — За такое они оплатят не больше двадцати, тридцать пять от тебя, и что прикажешь мне сделать с остальными сорока пятью процентами? — Пятьдесят процентов. Это последнее предложение. — Шото опирается руками о капот, внимательно смотря на адвоката, который после нескольких секунд напряженных раздумий, кивает. — Отлично, — бизнесмен улыбается слабо, ещё раз читает условия соглашения, написанные одним предложением, после ставит подпись в нижнем углу платка, — Тебе тоже нужно расписаться, думаю, такие вещи ты знаешь лучше меня. Адвокат хмыкает, тоже поворачиваясь лицом к «договору», и тянет руку, чтобы взять ручку, но Тодороки ловким движением перекатывает её между пальцами, отодвигая руку в сторону. — С чего ты взял, что я просто так одолжу тебе свой товар? — Что? — на лице медленно распространяется понимание ситуации, он хмурит брови, цокая со злостью, — Ну и к чёрту тебя с твоим.. — Так тебе нужны эти пятьдесят процентов? — Улыбка у Тодороки странным образом тёплая, самодовольная, Кацуки раздражает это настолько, насколько и забавляет: кто бы мог подумать, что тoт умеет улыбаться так. — Я не сомневаюсь, что ты можешь позволить себе наплевать на эти проценты, но ты ведь так принципиально их добивался, Бакуго. Последний лишь скалится как-то насмешливо, вновь тянется к бумажнику, достаёт купюру с гордым лицом Линкольна, протягивает бизнесмену, который в свою очередь передаёт ручку. — Элементарный принцип бизнеса: создать у потребителя нужду в твоём товаре. Кацуки криво улыбается на объяснение, подписывает комичный договор, комкая чужой платок и засовывая во внутренний карман пиджака. Краем глаза он наблюдает за тем, как бережно Тодороки складывает пятидолларовую купюру, отправляя к монетам. Он идёт к своей Роллс-Ройс Гост, открывает дверцу, чтобы взять необходимое и возвращается к адвокату, записывая что-то на бумаге, как замечает Кацуки уже секунду спустя, – чек. Взгляд цепляется за гравировку Todoroki на ручке, что вызывает ухмылку у Бакуго: действительно принц. — Этого хватит? Адвокат принимает чек, всматриваясь в количество нулей, после поднимает глаза к бизнесмену. — Ты выписал чек как минимум в десять раз превышающий наше соглашение. Что, деньги есть, ума не надо? — Тогда считай всё остальное за первую зарплату. — Я вроде как уволен. — Не припомню такого, — Тодороки не смотрит ему в глаза, проверяя то часы, то чёрный экран телефона, и Кацуки совсем немного смешно оттого, как тот пытается не признать, что передумал. Адвокат смеряет его долгим, изучающим взглядом, хмыкает тихо, взяв свой пиджак и бросив лёгкое: — Я пошёл. — Ты куда? — У меня встреча с клиентом. — Я твой клиент. — Тогда тебе тоже стоит поспешить. — Как же машины? — Шото разводит руками, будто одним лишь жестом спрашивая собирается ли тот оставить всё так. — У меня друг будет тут с минуту, так что я спокоен, — Бакуго пожимает плечами и двигается вниз по улице. — Эй, дай хотя бы позвонить с твоего телефона. — Тодороки идёт следом, останавливаясь, когда адвокат оборачивается к нему, доставая свой телефон и слишком искусственно вздыхая. — Какая жалость, у меня он тоже разрядился. — Ты ведь специально. — Нет, господин Тодороки, что вы, как бы я посмел? — ухмылка мужчины выдаёт насколько его забавляет ситуация. — Давай, попроси у прохожих. — Других вариантов нет? — Шото поджимает губы, смотрит обречённо и строго одновременно. Кто бы мог подумать, что некто, одним словом которого можно купить полстраны, настолько социально не адаптирован. Адвокат улыбается уголком губ, кивая, чтобы тот следовал за ним. — Куда мы? Вопрос не получает ответа, вплоть до момента, когда они останавливаются у телефонной будки, выжидая, когда девушка освободит её. Она кладёт трубку с шумом, открывает дверцу резко, раздражение застыло на её лице, но рефлекторно подняв глаза на мужчину у двери, девушка замирает, смотря на лицо бизнесмена подозрительно долго, после удаляется, ещё несколько раз оглянувшись назад. Улыбка у Кацуки понимающая, ведь от его взора не ускользнуло ни одно движение или мимика: не то, чтобы он мог винить её в чём-то. Он и сам в который раз давит желание всмотреться в лицо Тодороки, когда тот заходит внутрь, взяв трубку и нерешительно застыв. Бакуго, наблюдавший за ним через прозрачные стенки, лишь закатывает глаза, открывая дверцу и вставая у бизнесмена за спиной, на память суёт руку в правый карман чужих брюк, ощущает, как тот слабо вздрагивает, но виду не подаёт. Адвокат достаёт пару монет, вставая ближе, чтобы дотянуться и закинуть их в отверстие, задерживаясь на секунду, когда чужая шея оказывается на уровне лица: вблизи аромат парфюма ощущается острее, Кацуки неосознанно наклоняет голову вбок, вдыхая запах, оставаясь на достаточном расстоянии, чтобы не коснуться шеи, но тепло дыхания всё равно заставляет Тодороки поднять взгляд и в отражении стекла увидеть происходящее. Дисплей загорается зелёным, показывая, что оплата принята и можно набрать номер. — Поторопись, — отчего-то Кацуки произносит это резко, покидая тесное пространство. Шото выходит спустя минуту, вновь проверяет время, осматриваясь, параллельно обращаясь к мужчине: — Он сказал, что сможет приехать через полчаса. Если я опоздаю на ещё одни тридцать минут, то у меня график всего дня собьётся. Нам нужно такси. — Нам? — Мы же отправляемся в одно и то же место — ко мне в офис. — И? Решил взять такси в таком виде? — А что не так? Ты ведь со мной. — Я твой адвокат, не телохранитель. На тебе как минимум полмиллиона, вдруг водитель свернёт в глухой район и разденет тебя догола? — Кацуки улыбается лениво, зная, что кто-то вроде Тодороки, возможно лишь знает, зачем нужны такси, а сам с детства ездил только с частным шофёром, так что это прекрасная возможность ещё немного подразнить принца. — Это Нью-Йорк, — забивает последний гвоздь, напоминая бизнесмену уровень преступности в этом городе. Шото тратит на решение около десяти секунд, после выдыхает, сдаваясь и закидывая пиджак на плечи. Спустя некоторое время ходьбы в молчании, они спускаются в метро, где Кацуки, быстрым взглядом осмотрев автоматы, подмечает, что свободен только один. — Купи себе одноразовый билет, там всё на понятном тебе языке написано. — Адвокат кивает в сторону автомата, сам же направляя шаги к будке диспетчера. Ему не впервой ехать на метро, место даже вызывает ностальгию, хоть плохое тут тоже нередко можно увидеть, но он лишь надеется, что справится, в этот раз ещё и имея Тодороки под своей ответственностью. Эта мысль вызывает слабую ухмылку, которая сразу же застывает на губах, стоит коснуться билета и резко вернуть взгляд к чужой спине. Он выхватывает свой билет и быстрым шагом возвращается к бизнесмену, который, как назло, успел закатать рукав рубашки до локтей, открывая вид на слишком дорогие часы. И при этом стоит с лицом, словно собирается решить мировой конфликт: на деле разбирается с автоматом. Бакуго краем глаза ловит внимательный, направленный в сторону Шото, взгляд стоящего за другим автоматом мужчины. Тот достаёт кошелёк и только собирается взяться за карту, как рука опускается на его, сжав пальцы под своими. От Тодороки требуется секунда, чтобы узнать человека за спиной, который тянется к автомату, прикладывая свою карту: тoт издаёт характерный звук, выдавая билет. — Возьми и шагай давай. — После такого требования, казалось, Кацуки должен двинуться вперёд первым, но он выжидает, пока бизнесмен вернёт бумажник на место, возьмёт билет и пройдет дальше: лишь после этого адвокат следует за ним, бросив быстрый взгляд назад, чтобы убедиться, – за Тодороки не следуют. — Я же дал тебе наличку, обязательно на виду у всех доставать свою исключительную карточку? — Бакуго бросает это ему в спину, после равняется с ним шагом. — Я совершенно забыл про неё, — чуть потерянно отвечает Тодороки, уже находясь на платформе. — Бизнесменкал мне тут ещё... — Бакуго прикрывает глаза, ощущая, как этот едва начавшийся день уже успел вымотать его. Чужой мягкий голос вырывает из дум: — Грязно. — Не понял? — Тут грязно. — Тодороки демонстрировано поднимает носок обуви, будто может определить это по количеству пылинок на лакированной поверхности. — Ну пардон, принц, мне заплатить кому-то, чтобы тебе обувь почистили? — Кацуки кладёт руки в карманы брюк, вставая рядом. — Платка было бы достаточно, — серьёзным тоном отвечает бизнесмен, а адвокат нехотя задумывается: действительно ли тот воспринимает всё так буквально. Бакуго достаёт из внутреннего кармана пиджака белый носовой платок, на котором они, сорока минутами ранее, запечатлели свой договор. Он тянет его мужчине, не удостоив того даже взгляда, всматриваясь в темноту туннеля. — Предлагаешь этим? — Ты мне уже выплатил всё, так что он бесполезен. — Ты хоть понимаешь, сколько значит моя подпись? Адвокат поворачивает к нему голову медленно, улыбается слабо, как-то недобро, поднимая руку, чтобы опершись ею о плечо бизнесмена, наклониться и вытереть платком свою обувь, на согнутой в приподнятом положении ноги. Шото ведёт плечом, пытаясь скинуть его руку, но Кацуки выпрямляется раньше, чем тот успеет это сделать, внутренне торжествуя от чужого молчания: Тодороки ему не кажется высокомерным, скорее не адаптированным к жизни обычных смертных, и почему-то среди десятки клиентов c такими же замашками, опускать на твёрдую землю именно этого – кажется увлекательным. Нью-Йоркское метро оказывается многолюдным для утра понедельника, что не удивляет адвоката, но заставляет заинтересованно следить за реакцией бизнесмена, когда, находясь уже в вагоне, окружённыe людьми, что едут на свою «с девяти до пяти» работу, их притесняют к противоположной от дверей стенке. Кацуки слегка наклоняет голову к плечу, спиной прислоняясь к стенке, искусственно-дружелюбно спрашивая: — Ну и как тебе обычная жизнь? — Его взгляд интуитивно цепляется за невысокого мужчину, что стоит позади бизнесмена. — Весьма необычна, — с некой усмешкой отвечает Тодороки, хватаясь за поручень над головой: адвокату не сложно заметить, что тот ощущает лёгкий дискомфорт. Бакуго вновь раскрывает губы, собираясь сказать ещё что-то ехидное, но внимание резко переходит на другое: Шото ощущает чужую руку поперёк своей талии, его тянут ближе, заставляя отстраниться от мужчины, насколько это возможно. Пальцы, что крепко сжимают бок, скрыты под чёрным пиджаком, который всё ещё покоится на плечах бизнесмена. Уже более спокойным движением адвокат меняет их местами, толкая Шото к стене и, находя опору за его спиной, предплечьем опирается о неё, встаёт практически вплотную, выдыхая измученно. Кацуки сам потащил того сюда, деваться некуда, но он слишком скромно оценил умение Тодороки привлекать внимание: аура, внешность, рост, глаза, что всех оценивают холодом, шмотки стоимостью, как чьё-то существование, и даже парфюм — в нём всё кричит о его статусе. — Ты. — В лифте офиса Шото резко поворачивается к Кацуки, — Почему улыбаешься так самодовольно? — Потому что могу? — очевидным вопросом уточняет адвокат. — Так горд собой, что пoтащил меня в метро? — Тодороки подходит угрожающим шагом, — Чего бы ты ни пытался добиться, у тебя не вышло, потому что, угадай что? Мне даже понравилось. Двери открываются, бизнесмен быстро выходит в коридор, раздражённый чужой ухмылкой, которую не стёрли его последние слова. Шото снимает с шеи галстук, резко толкая дверь, чтобы войти в рабочую комнату. Кацуки неспешно следует за ним. Помощник стоит у расположенного рядом с письменным столом стула, поправляя на нём симметрию лежащих вещей, и сразу же выпрямляется, заметив бизнесмена. — Доброе утро, мистер Тодороки. — Здравствуй. Американо с двойным шотом эспрессо, нашему гостю тоже что-нибудь принеси, и ещё поглаженную рубашку, — Шото бросает свой пиджак на один из диванов в середине комнаты, боковым зрением заметив, как адвокат изучает прежнюю рабочую комнату брата Тодороки: офис Тойи отличаeтcя от отцовского. — Простите? — Я сказал что-то невозможное? — Господин, насчёт рубашки.. — Выйдите, и принесите только то, что входит в ваши обязанности. — Кацуки вмешивается, чтобы выпроводить работника и повернуться к Тодороки, который пристально смотрит на него. — Кто ты такой, что позволяешь себе подобное? — Ты совсем охренел у секретаря рубашку просить? Он тебе что, личный стилист? — Предлагаешь остаться в этой помятой? — Не предлагаю — я говорю, что ты останешься в ней. — Пардон? — Шото не удаётся сдержать тихий смех, ведь никакая другая реакция не кажется возможным. — Как будто ты можешь решать, какие распоряжения мне дать своему помощнику. — Это статья: злоупотребление своим постом. — Его работа в том, чтобы выполнять мои поручения. — В поручения не входит забота о твоём внешнем виде. — Кацуки медленно обходит диван, шагая к столу и изучая предметы на нём. — Это не было чем-то сложным. — Статья: пренебрежение человеческим трудом. — Что за чушь ты..? — А сейчас — неуважение конституции. Ты уверен, что хочешь ещё одну статью рядом с остальными? Едва успев обернуться, адвокат чувствует чужие пальцы вокруг шеи, которые сжимают с грубостью, лопатками придавив к столу. Где-то на другом конце мебели слышен грохот и звук разбившегося стекла. — Ты испытываешь моё терпение. — За дверью кто-то зовёт Тодороки, видимо, пришли на шум, на что бизнесмен лишь бросает резкое: — Вон! А ты.. — Статья: запугивание. — Адвокат под его рукой усмехается криво, предупреждающе схватив за запястье. — Знаешь, сколько таких как ты я встречал — людей верхушки. Все были одинаково похожи на тебя. И Антонио Миллер, и Джеймс Перси, и Адам.. — Будешь и дальше вести себя так — встретишься с Елизаветой Второй. Что скажешь? — Статья: угроза жизни, — пальцы сильнее сжимают чужое запястье. — Я ведь не собираюсь действительно убить тебя. А всё, что тебя не убивает.. — Дарит тебе букетик нездоровых защитных механизмов и тёмный юмор. Так что давай, убери руку, пока я её не сломал. — Статья: угроза причинения физического вреда. — Тодороки улыбается самодовольно, когда на чужом лице скользит раздражение, тянет адвоката ближе, — я правильно говорю? — Правильно, но зря. — Бакуго отпихивает его от себя. Получасовое обсуждение дела и деталей проходит в состоянии холодной войны: ни адвокат, ни бизнесмен больше не провоцируют конфликт, но речь всё равно насквозь пропитана колкостями. — Последняя вещь, — прежде чем выйти, Кацуки поворачивается к Тодороки, — не веди приватные беседы на тему заседания ни с кем, и не подписывайся ни под чем, пока этот документ не увижу я. — Ты меня за кого принимаешь? — он бросает слова в уже закрывающуюся дверь.

***

Бакуго выходит из такси, направляясь в офис, где был и вчера. Он собирается снова встретиться с человеком, присутствие которого заставляет метаться между желанием плюнуть на всё и уйти, или подсесть ближе, упиваясь бархатным голосом и этим чёртовым акцентом, который, сложно признавать, — в исполнении Тодороки звучит даже сексуально. В спешке, Кацуки не успел даже позавтракать, и не то, чтобы чашка крепкого кофе входит в его утренний рацион, но ему нужно заранее успокоить нервы перед встречей с бизнесменом. Кафе на первом этаже здания кажется идеальным вариантом, тем более что не придётся искать другие поблизости. Ожидая свой заказ у стойки, адвокат поворачивается к холлу, окинув офис быстрым взглядом, так как в первый визит этого не удалось. Глаза цепляются за знакомую макушку, слишком выделяющейся среди редких посетителей. Тот сидит у окна, напротив мужчины, на столе лежат документы, на которые Шото периодически указывает. Адвокат достаёт телефон, ищет номер Тодороки, записанный как «ебучий клиент», подносит гаджет к уху: бизнесмен берёт телефон в руки, смотрит на дисплей пара секунд, блокирует, положив экраном вниз. С губ Бакуго срывается смешок, показывающий, как уровень раздражения за секунду вскочил с одного до ста. — Ваш кофе гото.. Господин! Кацуки не слышит голоса девушки за спиной, шаги решительные, а на лице застыла неестественная для него спокойность. Очередная поднятая бумага впечатывается обратно в стол, стоит руке адвоката резко опуститься на неё. — Что вы по вашему делаете, беседуя тут с моим клиентом, без моего присутствия? — Кто вы вообще такой, молодой человек? — Мужчина окидывает его хмурым взглядом. — Бакуго? — с удивлением замечает Тодороки. — Вы закончили, Тодороки. Вставайте, мы уходим. — Адвокат возвращает внимание к Шото и кивает в сторону выхода. — Я ещё не закончил с этим. Бизнесмен кладёт руку на бумагу, на что Кацуки лишь тихо цокает. Он быстрым движением собирает все документы в одну руку, другой хватает Тодороки за локоть, насколько возможно культурно поднимая того и утаскивая за собой к выходу. Затолкнув его в лифт, Бакуго заходит следом. Двери закрываются. — Я же, чёрт возьми, говорил тебе не... — Это был мой отец. Нависает десятисекундное молчание, которое нарушает звук открывающихся дверей. «Пятый этаж» монотонно сообщает женский голос. Ни один из них не выходит: двери закрываются обратно. — Твой.. Отец? — Ну да, — слишком легкомысленно отвечает сын магната, достав из внутреннего кармана пиджака чупа-чупс, снимает обёртку. — В кофейне их раздавали просто так, представляешь? Как думаешь, это временный маркетинговый ход, или они выписывают цену из кофе? — То есть это был.. Энджи Тодороки? — Получается так. — Бизнесмен пожимает плечами, протягивает адвокату лакомство, — Будешь? «Десятый этаж»: оба остаются неподвижно, хотя должны были выйти ещё на пятом. — Я наехал на одного из самых важных персон страны. — Кацуки зачёсывает назад волосы, смеётся тихо, нервозно. Шото, не впечатлённый чужим кризисом, берётся за чупа-чупс сам, положив руки в карманы брюк. Адвокат выдыхает с чувством, кладёт документы в папку и опускает ту на пол, под внимательным взглядом. Он неспешно поправляет запонки на рукавах, переводит внимание к бизнесмену, секунду спустя резко хватает Шото за воротник рубашки, прижав к стене, вынимает лакомство у него изо рта. — Из-за тебя я оказался в настолько дерьмовой ситуации, а ты стоишь тут и предлагаешь мне ебучий леденец? — Кацуки с презрением указывает на сладость, будто само то, что Тодороки общается с ней во рту, является неуважительным. — Спасибо. — Внезапно легко выдаёт Шото. — Что за чёрт ты..? — Меня тот разговор утомлял уже, если честно. Спасибо, что избавил от него. Кацуки расслабляет пальцы, но не убирает руки, гневно шепча: — Почему ты, чёрт тебя дери, не отвечал на мои звонки? — У меня не записан твой номер. — Врёшь как дышишь. — Отнюдь. — Покажи. — Не обязан, — бизнесмен переводит гаджет в другую руку. — Тодороки. — Я бы тоже произнёс твою фамилию или имя таким тоном, чтобы подыграть, жаль из головы вылетело. Это оказывается последней каплей чужой выдержки, Кацуки фиксирует его положение, предплечьем надавив на грудь, и тянется к телефону, который почти удаётся выхватить из его рук, но открывшиeся двери и сопровождающий голос, заставляют замереть: «Двадцатый этаж». — Я.. Спущусь по лестнице, господин Тодороки. — Работница, заставшая мужчин в весьма провокационном положении, лишь с лёгкостью кивает, отступая от дверей лифта. — Да, пожалуйста. Двери вновь закрываются. Кацуки возвращает ошарашенный взгляд к лицу бизнесмена, которого, казалось бы, вообще не смущает ситуация и то, что его собственные подчинённые увидят. — Ты совсем больной? — Так как тебя там? — Шото наклоняется ближе к чужому уху. — Кацуки? Адвокат вздрагивает, отступая, при этом держа руку на его плече, будто тот мог обратно наступить. Он проводит рукой по лицу, выглядя при этом по горло сытым чужими выходками, как если бы был частным воспитателем трудного подростка. «Двадцать пятый этаж». — Слушай, если не будешь... — Тодороки тянется к руке адвоката. — Буду. — Он отталкивает её, демонстрировано положив леденец в рот, и нажав кнопку на панели, — Что насчёт твоего отца? — Ему не впервой разочаровываться в нас. Возвращаясь в рабочий кабинет, Шото привычно снимает пиджак, в процессе перемещая телефон из одной руки в другую: собирается менять название контакта из «горячий адвокат» на имя Кацуки, но передумав, блокирует дисплей, положив телефон экраном вниз. Он подходит к панорамным окнам, в отражении рассматривает помятую рубашку и вздыхает устало. — Снова. Я не каждый раз буду закрывать на это глаза, знаешь ли. — И ты всё равно не оттолкнул меня. Снова. — Я не против, чтобы ты касался меня, но не одежда, понимаешь? — Предлагаешь касаться тебя без одежды? — насмешливо спрашивает Бакуго, усаживаясь на диван и откинув голову назад. — Как вариант, — просто отвечает Шото, шагая к дивану, чтобы сзади положить руки на спинку и, нависнув над адвокатом, всмотреться в его лицо. — Да ты настолько брезглив, что небось не кончаешь без презерватива, чтобы нечаянно не запачкаться, — говорит Кацуки, открыв глаза, встречаясь с гетерохромными. — Мне хотя бы есть с кем кончать, а с твоим характером, наверняка тебе приходится заниматься селф-сервизом. — Обломись, у меня есть партнёр, — врёт адвокат и улыбается довольно, вновь прикрыв глаза: слышит, как под длинными пальцами скрипит кожа обивки.

***

Утро пятницы они встречают в здании суда, а вечером отправляются в бар, выбор которого Тодороки любезно предоставил адвокату. Уже сидя за барной стойкой и потягивая белый ром, Кацуки позволяет себе улыбнуться чужому хорошему настроению: первое заседание прошло с очевидным успехом для компании Тодороки. Хоть они и пришли отпраздновать маленькую победу, но пьют в молчании, изредка перекидываясь короткими репликами насчёт заседания. — Ты и правда так хорош, как о тебе говорят, я впечатлён.. Бакуго хмыкает на похвалу, произнесённую сухим тоном, для себя подмечая, что Тодороки явно уже перебрал, раз перешёл на комплименты. — Ты так хорошо говорил, я-то думал, что ты как рот откроешь, так сразу... — Фильтруй речь, Тодороки. — Я готов был расцеловать тебя, серьёзно, — тянет бизнесмен, поставив стакан на стол. — А ты всё ищешь повод, я смотрю. — Не то чтобы он мне нужен.. Кацуки поворачивает к нему голову, готовый что-то сказать, но морщится слабо, носом натыкаясь на чужой. Тодороки смеётся пьяно и самозабвенно, лбом утыкается в плечо адвоката, опустив руку тому на бедро. Бакуго хищно улыбается, допивая свой напиток и, решив оценить уровень трезвости бизнесмена, наклоняется ближе, с ехидством шепча: — А у тебя рубашка помялась, Тодороки. — Ничего страшного... — выдают oткуда-то снизу. — Как же ты пьян... — замечает Кацуки, но не отрицает, что и сам напился не меньше, раз решается на то, чтобы сказать. — Так ты хотел меня расцеловать? — Кажется да.. Ты был так крут у трибуны, Бакуго. Кацуки левой рукой достаёт салфетку из-под бокала, после и ручку из своего кармана, всё это время двигаясь так, чтобы не скинуть чужую расслабленную тушу. Он наклоняется к бизнесмену, губами задевает висок, переходя на шёпот: — Тогда давай договоримся. Если мы выиграем суд, то я трахну тебя. — Что за приступ голландской храбрости? И ещё... Повисает молчание, адвокату уже начинает казаться, что он слишком далеко зашёл, но вопрос выбивает все мысли: — Почему не я тебя? — Мой парень не будет рад этому, — он вовремя вспоминает про свою маленькую ложь. — Да нет, мне нормально... — Шото поднимает к нему взгляд, смотрит поплывшими глазами. — Тогда подписывай. — Кацуки кивает на салфетку, на котором, под условием «договора» уже стоит его подпись. Тодороки без колебаний берёт ручку и ставит подпись, после поднимается и двигается в сторону уборной, оставляя Бакуго в немом шоке от произошедшего: сколько раз он говорил тому не подписываться ни под чем. Адвокат, разочарованный в собственном ученике, убирает салфетку в карман брюк, провожая бизнесмена взглядом, что оценивающе скользит от затылка к ногам. — Поверить не могу, что трахну его. — Ты ведь понимаешь, что не обязан, — с забавой произносит бармен. — О нет, я сделаю это. — Он прячет улыбку в стакане спиртного. Тодороки выходит из туалета чересчур посвежевшим, будто не просто умылся, а сразу сделал плановый уход у косметолога и выпил волшебную таблетку от опьянения, но все иллюзии рушатся, как только он падает на высокий барный стул и кладёт голову на плечо Кацуки, капризно произнося: — Поехали домой. — Я ещё не закончил. — Кацуки указывает на содержимое своего снифтера. — Виски, пожалуйста. — Бизнесмен обращается к бармену, решив, что лучшим ответом для адвоката будет то, что он составит ему компанию. — Ты смешал уже порядком десятка коктейлей, с тебя хватит. — И ещё. У вас найдётся шоколадка? — Шото в упор игнорирует своего компаньона. Бармен лишь кивает, наклоняясь, чтобы достать из-под стойки деревянную коробку, в которой лежат небольшие шоколадные плитки, какие обычно подают к винным напиткам, по предпочтению посетителей. Плитки разных брендов, но все без исключения качественные, ибо даже по обёртке можно судить об их цене. Бизнесмен берёт пару плиток белого шоколада, благодарит с особой признательностью. Бакуго сложно даже предположить – действительно ли тот так пьян или же испытывает его выдержку. — А знаешь, ты прав, нам пора. — Кацуки встаёт, понимая, что лучше покинуть бар сейчас, чем разбираться с выходками своего пьяного клиента, который чёрт знает что ещё может выкинуть. — Я не закончил. — Тодороки имитирует чужую манеру, поднимаясь и демонстрировано поднимая руку с роксом. — Ты не можешь взять его с собой, чёрт возьми, это же имущество бара, — Кацуки шипит слова тому на ухо, сжав локоть, чтобы заставить положить стакан обратно. — Я Тодороки, мне можно всё. — Бизнесмен улыбается лениво, ставит рокс обратно на стойку, лишь для того, чтобы достать бумажник и выписать чек, оценив стакан на пару сотен долларов. Он берёт рокс обратно в руку, оставляет на его месте чек и двигается к выходу. Адвокат вздыхает устало, следуя за ним. Он прослеживает за тем, чтобы Шото сел в машину, пока дожидается, когда ответят на звонок. Кацуки мысленно хвалит себя за дальновидность и что во второй же день, после встречи, взял номер помощника. Он коротко сообщает о том, что кому-то придётся приехать за машиной Тодороки, а о бизнесмене позаботится сам. Кацуки опускается на водительское сиденье, проводит руками по лицу, стирая отпечаток лёгкого опьянения. Тодороки успел откинуть сиденье чуть назад, расслабить галстук и расстегнуть верхние пару пуговиц. Они пили вместе, но состояние Кацуки даже близко не стоит с тем, в какой эйфории находится бизнесмен. Адвокат на это лишь ухмыляется, ведь чужой всегда собранный и строгий взгляд сейчас выглядит так расслаблено и совсем немного потерянно, будто сознание перенеслось в четвёртое измерение: стакан с виски тот оставил в подстаканнике, между сиденьями. Бакуго заводит машину, выезжая на трассу, совершенно игнорируя пассажира, который изучает чужого железного коня. Адвокат кидает в его сторону быстрый взгляд, предупреждает недовольно, пока Шото опускает окно до конца: — Застегни ремень. Кацуки тянется к нему, когда тот начинает переходить к более экстремальным развлечениям, высовывая верхнюю часть туловища через окно и раскрыв руки, смеётся тихо. Он хватает Тодороки за край пиджака, тянет назад, неосознанно давит на педаль. Бакуго с разочарованной ухмылкой подмечает, что мало того, что Шото на пару сантиметров выше, так силы у него под стать размерам, даже в пьяном состоянии. — Тодороки, влезай обратно уже, нас может остановить поли..! — Слова застревают у него в горле, как только слух улавливает звуки сирен полицейской машины, — Вот дерьмо.. Даже в не самом трезвом состоянии, Кацуки понимает, что не сможет переступить через закон, как и пытаться избежать ментов, хоть сейчас это и чревато лишением водительских прав. Раздражение словно придало ему сил: остановив машину, адвокат, при следующей попытке, резко тянет Шото за руку, вынуждая грохнуться на сиденье. — Я говорю, ты – молчишь. Бизнесмен никак не реагирует, тянется к своему стакану, делая из него глоток, параллельно следя за тем, как Кацуки опускает окно со своей стороны, сжимая под пальцами руль. — Дорожный патруль штата Нью-Йорк, младший офицер Альберт Грин, — буднично-скучающим голосом оповещает полицейский, подошедший к машине. — Мистер, у вас пара нарушений правил дорожного поведения, также вы превысили скорость на двадцать километров в час. Могу ли я увидеть ваши документы? — А у тебя они есть? — Тодороки пьяно шепчет это на ухо адвокату, поддавшись вперёд, и с такой же лёгкостью откидываясь обратно на сиденье, когда его отпихивают. — Конечно, мистер Грин, сейчас. Полицейский окидывает пассажира скептическим взглядом, пока водитель пытается найти свои документы, и после очередной неудачи, шепчет какие-то ругательства, начав искать в карманах пиджака на заднем сидении. — Я могу показать свои, если это.. От Кацуки требуется секунда, чтобы резко развернуться к Тодороки, схватить того за руку, которая успела оказаться во внутреннем кармане пиджака, другую же раскрытую руку выставить перед полицейским, натыкаясь на оружие. — Офицер, давайте разъясним ситуацию спокойно, хорошо? — Адвокат осторожно опускает руку, оказываясь под прицелом, загораживая собой Шото, который ведёт себя слишком беспечно для человека, который так плохо знаком с этикой общения с полицейскими, — У него нет оружия. И он не так давно в Штатах. Сочтите это за недоразумение, он просто не совсем трезв. — Мистер, — офицер обращается к Тодороки, медленно опуская оружие, — вы сели в эту машину по своей воле? — Какого хре... — Кацуки переводит неприятно удивлённый взгляд к офицеру, вовремя вспомнив про положение и возвращаясь к обычной манере, — Вы же не думаете, что я его похитил. — Молчание длится подозрительно долго, адвокат выгибает бровь, тише добавляя: — Не думаете ведь? — Давайте я уточню: вы так спешили куда-то, что превысили скорость, рядом с вами сидит состоятельный на вид мужчина, который возможно и не совсем понимает куда вы его везёте. Я уже не говорю о том, что и вы мне не кажетесь абсолютно трезвым. — Послушайте, он.. — Прошу. — Бизнесмен тянется к водительскому окну, держит удостоверение личности между указательным и средним пальцами. Офицер смотрит внимательно на чужую руку, прежде чем взять документ, и может Кацуки это лишь показалось, но полицейский как будто побледнел на пару тонов. Он возвращает документ с некой осторожностью, отступает от машины, коротко кивнув. — Удачной дороги, господин. Адвокат смотрит на место, где секундой ранее стоял полицейский, слышит, как тот отъезжает, и всё не может понять происходящего. Он возвращает внимание к бизнесмену, который с самодовольной улыбкой следит за чужой реакцией, после поддаётся ближе, объясняя ситуацию всего одним предложением: — Я же говорил – я Тодороки. — И будто в доказательство своих слов поднимает бокал с виски над головой. Весь пафос Тодороки разрушается в следующую секунду, когда Кацуки нажимает на педаль газа и начинает набирать скорость, виски выплескивается на многострадальную рубашку, неровными светло-коричневыми пятнами разливаясь по ткани. — Упс, — без капли раскаяния тянет Шото и возвращает бокал на место, в подстаканник. — Снимай этот ужас, пока весь салон не заляпал. — Адвокат нервно стучит пальцами по рулю. Он уже ожидает чего угодно от слишком привлекательного и ужасно пьяного пассажира, но тот оказывается паинькой и стягивает испорченную вещь. — Так лучше, сэр? — бархатистым голосом спрашивает бизнесмен на ухо Кацуки, его дыхание касается раковины и провоцирует не кристально чистый разум на красочные картины с Шото в главной роли. — Хороший мальчик, — с усмешкой отвечает адвокат и, выворачивая руку под странным углом, гладит бизнесмена по волосам. Всё ещё идеально мягкие, хотя и растрёпанные.

***

В конце поездки Кацуки, позиционирующий себя атеистом, благодарит всех богов, за то, что они доехали до дома хотя бы живыми, потому что «хороший мальчик» вернулся в состояние киборга-убийцы, причём единственными его жертвами были терпение, выдержка Кацуки и его умение водить машину в нестандартных, он бы даже сказал довольно экстремальных, условиях. Ничто из этого не пережило дорогу. Но, спасибо профессии, адвокат воскрешает самоконтроль примерно на пятьдесят четвёртом этаже, насильно вытягивая его из преисподней. У Шото с ним и трезвостью дела обстоят куда хуже: в какой-то момент он затихает, будто размышляя о вечном, например, как сейчас, но это лишь момент прогрузки компьютера или что там у него вместо мозгов. Смотря на блестящие кнопки, он, очевидно разрабатывает очередной план, как вывести Кацуки из равновесия. И, по правде говоря, неплохо с этим справляется. «Шестьдесят третий этаж» — монотонно произносит женский голос. Их остановка. Бакуго на всякий случай берёт Шото за запястье и выходит из лифта. Тот мигом оживляется. — О, это твои соседи? — спрашивает он, прежде чем Кацуки видит недовольно-ошарашенную парочку. Полуголый бизнесмен с рубашкой, пережившей по виду не одну оргию, наверное, для таких просвещенных, как они себя называли в редких приторных разговорах, людей в новинку. Им бы тоже провести экскурсию по метро, но у Кацуки предчувствие, что они её не переживут. — Что вы себе позволяете? — истерично-высоким голосом спрашивает женщина и прикрывает мелкой собачонке, сидящей в её дамской сумочке, глаза. Мужчина кладёт на дрожащее плечо руку и молчаливо поддерживает. Если эти двое вообще ебутся, то дамочка точно сверху. — Какая же у неё уродливая маленькая мочалка, — совсем не тихо оповещает Шото и добавляет: — Мой старик таких коллекционирует, у него совсем нет вкуса. Я хочу завести себе кого-нибудь большого, возможно, даже не собаку, ушки же можно спокойно заказать, да? — Тодороки, заткнись. — Кацуки заталкивает его в квартиру и кричит соседям. — Он просто пьян, но к выбору второй собаки и правда подойдите более ответственно. — И хотя Бакуго не имеет ничего против миниатюрных и пушистых собак, но мелкая высокомерная фигня, выдаваемая за нормального очаровательного померанского шпица ужасно бесит. Потому что она не шпиц и совсем не очаровательная, да и назвать её собакой язык не поворачивается, слишком много пафоса, причем не Тодороки, а чёртовой мочалки, возомнившей себя шваброй или того хуже – пылесосом. Вся в хозяев. Но времени на размышления о горе-соседях не находится, потому что в квартире уже что-то или кто-то падает. Не прошло и минуты. Шото как-то виновато смотрит на пол, потом на Кацуки и снова на ламинат, запачканный белой растекшейся шоколадкой. — У тебя есть животные? — спрашивает он, сам напоминая нашкодившего кота-британца. Бакуго качает головой и зеркалит взгляд Тодороки. — А, ну тогда ладно. — Намёки на совесть тут же исчезают с этого симпатичного лица, и его обладатель вальяжной, покачивающейся походкой идёт внутрь. — Утром вылижешь это собственным языком, — бросает Кацуки и идёт за полуживым недоразумением. Тот сразу направляется в самую большую комнату и находит там минибар, видимо, надеясь на продолжение веселья. Кацуки закатывает глаза и движется на кухню. Даст пародии на адекватного человека воду со льдом, может, Тодороки примет её за спирт и, наконец, отрубится. — Какой код. — Не спрашивает, требует Шото, ведь на его пути к алкогольному отравлению стоят только четыре цифры. — Хуй те в рот. — Бакуго грубо суёт стакан с водой Тодороки в руку и опирается бедром о столешницу. Бизнесмен оценивающе рассматривает содержимое и залпом выпивает. Лёд стукается о его зубы, но лицо непроницаемо. — Холодно, — спокойно говорит он и подходит ближе к Кацуки, кладя руку на его щеку и слабо поглаживая. — Согреешь? — произносит хрипло, так, что любые попытки воспротивиться задыхаются в жáре чужого присутствия. Шото слабо улыбается и касается губами губ Бакуго, передаёт льдинку, проникая горячим языком в его рот. Кацуки кусает провокатора за губу и в один момент меняет себя и Тодороки местами, вжимая того в столешницу. Кожа под пальцами раскалённый металл, Бакуго тянется за льдинками, очерчивает ими линию челюсти, ведёт ниже по шее, ключицам, груди. Шото всё ещё держит маску, но его выдаёт сбившееся дыхание. Кацуки хочется стать этим льдом до красно-белых пятен перед глазами. Манящая шея оказывается перед его лицом, когда Бакуго сажает Шото на столешницу. Адвокат вдыхает приятный аромат парфюма, смешанный с горькими нотками алкоголя, и хрипло произносит: — Ты вкусно пахнешь. — И, не справившись с соблазном, проводит носом по бледной, покрытой мурашками, коже. Шото дёргается. Бакуго усмехается, нежно подцепляя пальцами чужой подбородок. — Не бойся, я не кусаюсь. — Да, но убиваешь ли ты? — задумчиво тянет Шото, поддаваясь прикосновениям, будто не с его соблазнительных губ только что слетел этот очаровательно-странный вопрос, словно ему всё равно на последствия, главное сейчас быть с Кацуки. — Я не кусаюсь, — после двенадцати секунд молчания отвечает тот и чувствует движение сверху. Шото спускается из рая на бренную землю с не самым плохим заявлением. — А я да. — И несильно прихватывает зубами мочку. Его пальцы холодные, они трясутся от возбуждения и алкоголя, но Тодороки не нервничает, расстёгивая пуговицы и принимая лёгкие поцелуи и поглаживания. А потом неожиданно останавливается. — Если мы сейчас продолжим, то договор будет недействителен. — Он склоняет голову вбок, в глазах появляется осознанность. Кацуки хмыкает и с минуту пытается прийти в себя, а Шото продолжает: — Я не люблю нарушать договорённости. Так что моё тело в обмен на победу. — Бакуго хочет предложить хотя бы совместную дрочку, но лишь кивает, потому что так интереснее, а победа, считай, у него в кармане. — Но я не против поцелуев. — Шото слабо улыбается и тянется за неловкими объятиями. На что-то большее его не хватает, и он буквально виснет на Кацуки: будь тот на несколько сантиметров выше, Тодороки бы вообще перестал стоять. Но рост вынуждает немного потрудиться, даже если работа заключается лишь в удержании равновесия, для человека, впитавшего в себя больше спирта, чем его тело может вынести, это подвиг. — Тодороки, если хочешь спать, то кровать в той стороне. — Кацуки тыкает пальцем куда-то влево. — Называй меня Шото. — Бизнесмен недовольно хмурится и отлипает от Бакуго, но в комнату идти не спешит. — Ладно, Шото, только завтра не пожалей о своем решении. — Тодороки всё ещё неудовлетворён, он склоняет голову вбок и тихо требует: — Не говори со мной так, будто ты не мой парень, а наставник по тхэквондо. — Кацуки в ответ закатывает глаза. — Ты занимался тхэквондо? Шото издаёт пьяные звуки, похожие на смех, и кладёт разноцветную бóшку на бакуговское плечо. — Нет, но я уверен, что он говорил бы именно так. Появляется желание саркастично похлопать этому недокомическому существу, но Бакуго чует, что поймут его буквально, и этот абсурдный диалог никогда на закончится. Он оценивающим взглядом проходится по чужому телу, на третий осмотр возникает ощущение, что чего-то не хватает, на четвёртый Кацуки мысленно даёт себе подзатыльник, потому что не заметить с первого раза отсутствие рубашки — высшая степень кретинизма. Видимо, передаётся через слюну: хотя это ходячее недоразумение доведёт и не до такого. Бакуго с полминуты размышляет о степени нежелания идти искать сейчас Шото толстовку и приходит к выводу, что при отметке «критично» можно положить большой жирный хуй на всё, что угодно, даже на полуголого сексуального клиента. Хотя в случае с ним лучше сразу внутрь. Кацуки измученно выдыхает, берёт Тодороки за руку и ведёт в спальню. Потому что устал, потому что может, потому что сто процентов выебет, если ничего с этим не сделать. Шото сопротивляется недолго, но отчаянно, несильно пиная Бакуго, и сдаётся так же резко, как и овладевает тхэквондо: через две минуты односторонней борьбы он уже сладко посапывает, ближе придвигаясь к Кацуки, а точнее полностью забираясь на него. Тепло. Бакуго не выдерживает схватки с усталостью и тоже проваливается в сон, приобнимая Тодороки в ответ.

***

Шото просыпается мучительно и совершенно не по-тодорокивски, его волосы, если не стоят дыбом в некоторых особенно проблемных местах, то принимают формы античной статуи, в худшем смысле этого сравнения. Он медленно открывает один глаз, натыкаясь на незнакомый интерьер, и резко просыпается, обнаруживая в одной кровати полуголого адвоката и полуголого себя. Это наблюдение слегка бьёт по голове арматурой, заставляя судорожно начать вспоминать события вчерашнего вечера. Победа. Бар. Алкоголь. И на «алкоголе» обрывается не только память, но и след от маски Шото Тодороки. Он тихо вздыхает, оценивает ситуацию и приходит к выводу, что это кошмар. Его внезапную рефлексию прерывает звонок в дверь. Кацуки не шевелится ни на второй, ни на третий раз. Шото не трогает его, а то найдут его отпечатки на мёртвом теле и повесят убийство, вместо этого он, преодолевая боль в голове, душé и почему-то ноге, плетётся в сторону двери. Тодороки открывает её, вспоминая, что забыл надеть футболку, когда видит половину незнакомца. На его голове красуется красное подобие рожек, сделанных из волос, а карие глаза светятся дружелюбием. Он проходит внутрь, сначала бросая какой-то нервный взгляд на полуголого бизнесмена, а потом на белое нечто на полу. В голове Шото звенит одно: «О боже, что за херня вчера случилась?» — Киришима Эйджиро. — «Киришима» протягивает руку. — Мой парень, — бросает откуда-то сзади Кацуки. — Доброе утро, — слегка хрипло произносит Тодороки, всё ещё не совсем понимая, как на это всё реагировать, но всё же отвечает на жест. — На случай, если тебе этого ещё не говорили с утра.. — он делает паузу, приближается к лицу бизнесмена, шепча, — пошёл нахуй. — Шото морщится, утром на его лице можно увидеть все эмоции на день. — Я серьёзно, свали, конфетка, и дай партнёрам поболтать. Твой статус ещё низковат для тройничка. — Я с радостью сам уйду, чтобы не влезать в ваши грязные игрища. — Тодороки с видом, полным достоинства, уходит, оставляя некий осадок от разговора. Бакуго выдыхает. — Чувак, я держусь на двух часах сна, кофе с орео, готов сразиться с богом или стать им, но сейчас я ничерта не понимаю. Что, мать твою произошло. — Кацуки выдыхает в ответ ещё раз, только более устало. — Я предотвратил убийство, — серьёзно говорит он. — Что? Как? — Эйджиро выглядит не просто удивлённым, по нему видно, что он буквально хочет развернуться и уйти, чтобы не быть втянутым в чужую драму. — Самоконтроль. — Зашибись. — Ага. Ты теперь мой парень. Подыграешь? — Зашибись, — отрешённо-обречённо повторяет Киришима. — А это кто тогда? — Шото, мой клиент, — непринуждённо отвечает Кацуки. — Голый, в твоём доме, в котором по полу растеклась сперма. Кацу, ты же не сменил профессию? Всё ещё адвокат? Или уже защищаешь удовлетворённость клиентов? Ну, понимаешь...— Эйджиро трусливо недоговаривает. — Дерьмоволосый, ещё одно слово, и к сперме на моём полу добавится твоя кровь. Я не занимаюсь проституцией, как в твою тупую голову это вообще пришло? — Киришима пожимает плечами. — Ладно, пошли, а то выглядит подозрительно. Шото сидит на диване всё ещё голый. Бакуго хмыкает и сворачивает в комнату, чтобы достать из гардеробной какую-нибудь толстовку, берёт чисто черную, потому что бизнесмену подойдет всё, а ещё она нравится Кацуки больше остальных. — Шото, — зовёт он и кидает ему вещицу. А то ходит тут, светит своим идеальным прессом. — Не называй меня так, — холодно отвечает тот и спешно натягивает толстовку. — Что такое? Ты вчера буквально молил меня называть себя по имени? Или тебе больше нравится, когда тебя называют деткой? — Бакуго делает перерыв на злобную усмешку. — Уж прости, Шото, моему парню это не очень понравится. — Киришима вжимается в диван и переводит взгляд с одного мужчины на другого. — Да, детка? — с нажимом спрашивает Кацуки у него и нарочно садится рядом с Тодороки, закидывая одну ногу ему на колено. Эйджиро, кажется, тоже предотвращает убийство и кивает. Шото смотрит на Киришиму испепеляющим взглядом и сжимает бедро Бакуго. Не верится, что делает он это на глазах у его «парня». — Киришима, — говорит он убийственно холодным и хриплым голосом, чуть склонив голову вбок, — тебе не кажется, что в ваших отношениях что-то не так? — Нет, всё прекрасно, Кацуки замечательный партнёр, — отвечает тот, отвратительно играя свою роль. Бакуго мысленно хмыкает и собирается встать, но чужие пальцы впиваются в бедро с такой силой, что становится интересно: какую чертовщину сотворят эти двое. — К тому же, — бизнесмен возвращает взгляд к новому знакомому, — Вы интеллектуальные противоположности. — Это как ещё? — Ну, он интеллектуальный, а ты противоположность. — Кацуки, я его ударю. — Зачем-то оповещает Эйджиро, поднимаясь с дивана. Адвокат встаёт следом, собираясь предотвратить что бы ни произошло далее, но едва сделав шаг к другу, чувствует чужую руку поперёк талии, ему не дают двинуться с места. — Ты так легко среагировал на другого мужчину в доме своего парня. Интересно, будешь ли ты так же расслабленно наблюдать, если я на твоих глазах его.. — Шото, хватит, — твёрдо произносит Кацуки, пытаясь убрать его руку, но чёрт бы побрал эти ошибочно-изящные пальцы, которые с виду не держали ничего тяжелее ручки, но сейчас и не отцепить вовсе. — Если ты готов так легко его отдавать другому, значит вообще не достоин его. — Шото расслабляет руку, только чтобы оттолкнуть Кацуки за свою спину и встать напротив Эйджиро, на лице которого смешались конфуз и раздражённость. — Послушай, клиентише... — Киришима! Эйджиро понимает требование друга по одному тону голоса, цокнув выдыхает, решив проигнорировать горе-клиента Кацуки: суть работы его друга состоит в том, чтобы решать чужие проблемы с законом, но мужчина перед ним выглядит как ходячее нарушение всех возможных норм. Битва взглядами продолжалась бы ещё долго, если бы Бакуго грубо не отпихнул бизнесмена от Киришимы, шипя предупреждающе: — Ещё один рыцарский выкидон и окажешься за дверью. Эйджиро измученно выдыхает и примирительно поднимает руки вверх, в одной из них висят ключи от машины Кацуки, их отличает цепь, к которой они прицеплены. — Я лучше пойду, мне ещё на работу успеть надо, там завал, а переночевать дома хочется. Позвони, когда захочешь просто отдохнуть и выпить пива. — Он видит глаза Кацуки и добавляет. — Ну или потрахаться. — И кладёт ключи на первую попавшуюся поверхность — журнальный столик. — Удачи, бр...детка. И его клиент. Он всё же сбегает и делает это настолько быстро, что Бакуго даже не приходится его провожать. Кацуки выходит в коридор, чтобы убедиться, что Эйджиро закрыл дверь как следует. На обратном пути адвокат останавливается, с подозрением рассматривая белый след на полу, и садится на корточки, чтобы лучше разглядеть: как бы пьян он ни был, до такого дело точно не могло дойти. Едва склонившись над «уликой», Кацуки улавливает звук чужих шагов, которые практически бесшумно ступают в прихожую. — Это шоколад. Бакуго поднимает взгляд и хочет спросить откуда тот знает, но вопрос отпадает, как только видит вторую шоколадную плитку между пальцами бизнесмена: Шото откусывает, плечом прислонившись к стене. — Тебе же не нравится сладкое. — Ты успел заметить? Я польщён. Тодороки ухмыляется слабо на молчание и едва заметную недовольную реакцию, подходит ближе, наклоняясь к уху адвоката, чтобы выдать свою догадку: — Но тебе ведь нравится. Кацуки смотрит на него абсолютно невпечатлённо, в который раз хвалит себя за то, что удачно подавил все воспоминания предыдущей недели: в дни, когда в офис его забирал Тодороки, в машине у того всегда было что-то сладкое. — Выглядишь слишком довольным для человека, который с утра пораньше жрёт шоколад. — Будешь? Бакуго выпрямляется, грубо отбирает белый шоколад, как поступал с любой сладостью что Тодороки предлагал за эти дни. Он обходит его стороной, двигаясь на кухню: шаги следуют за ним. — Что с Киришимой? — Буднично интересуется бизнесмен, садясь за стол, пока Бакуго исследует холодильник. — А что с ним? — Кацуки. Адвокат выдыхает раздражённо, закрывая холодильник, оборачивается, собираясь высказать пару лестных слов, но останавливается, оказавшись в тупике между техникой и телом Тодороки. — Вы действительно в отношениях? — Что за тупой вопрос? — Бакуго в недоумении смотрит в гетерохромные глаза, не столько потерянный от вопроса, сколько из-за тона, которым его задали. — У меня есть план. — Неужели. — Что если я уведу тебя у него? — Тогда у меня тоже есть план. И целых четыре. — Кацуки чересчур дружелюбно принимает условия игры. — Вычеркни те, где есть убийство. — У меня больше нет планов. Молчание растягивается на долгие секунды. Тодороки выдыхает, переводя взгляд от лица адвоката к холодильнику за его спиной. — Ты собираешься готовить? — Тебя-то почему это волнует? Тебе пора уже. Разве тебя не ждёт гора работы? Скоро и телефон твой наверняка начнёт трезвонить. — Бакуго кивает в сторону гаджета у мини-бара, где тот его оставил вчера, наверняка после неудачной попытки достать алкоголь. — А если нет? Мне можно будет остаться? — На что ты вообще наде... А знаешь, да. Так уж и быть. Посмотрим как долго твои подчинённые продержаться без «господина Тодороки». — Адвокат трёт сонные глаза, отпускает ситуацию, решив, что для начала стоит заняться вопросом позднего завтрака, потому что они потратили всё утро на бессмысленные разговоры. — Что там внизу? — Спустя пять минут спрашивает Шото, поясницей опершись о подоконник, в то время как Кацуки занят чем-то в телефоне. — Парк для собак. — Предусмотрительно... Хороший комплекс. Адвокат замирает с гаджетом в руке, медленно поднимает глаза на бизнесмена и предупреждающе качает головой. — Даже не думай. Если ты решишь купить тут квартиру, то я перееду, имей ввиду. — Я мог бы это сделать. — Тодороки останавливается, заметив опасный огонёк в тёмных глазах, — но я не стану. — Адвокат хмыкает удовлетворённо, провоцируя бизнесмена на то, чтобы повторить: — Но я мог бы. — А ещё ты мог бы убраться из моего дома, но ты ведь даже намёка не подаёшь на то, что собираешься. — Я много чего мог бы сейчас, но меня вырастили джентльменом. — Тодороки ухмыляется многозначительно, вызывая у Кацуки смешок. — Тебе ещё не позвонили? — Адвокат, как ему показалось, тактично меняет тему, подходя к нему. — Нет. — Давай проверим. — Он тянется к чужому телефону, который лежит экраном вниз: видимо, личная привычка. Едва успев коснуться гаджета, ловкие пальцы перехватывают его, отнимая телефон и отступая на пару шагов. — Играешь подло, а у нас ведь честная договорённость. Показывай. Тодороки дразняще кивает отрицательно, при следующем шаге резко поднимая руку, пользуясь своим преимуществом в несколько жалких сантиметров, чтобы не дать Кацуки взять предмет. Он прижимается обратно к подоконнику, понимая, что места для отступления уже не осталось. — Тодороки, чёрт возьми, я серьёзно..! Оба замирают в том положении, Бакуго медленно опускает руку, будто смог бы дотянуться за телефоном, который Тодороки только что выбросил из окна. Где-то внизу раздаётся испуганный собачий писк, а следом, не менее писклявый женский голос: — Дейзи, мой малыш! Руперт! — раздаётся истеричный вопль. — Быстро что-нибудь сделай..! — О, твои соседи, смотри, Кац... — Рука адвоката зажимает ему рот: он оттаскивает его от окна и насильно сажает на диван. Бакуго проводит руками по лицу, останавливая их на уровне носа, смотря куда-то в стену, пытаясь собрать воедино самообладание. — Какого хрена ты только что сделал? — Ты ведь знаешь как говорят – нет трупа, нет преступления. Технически, я не нарушил правила договорённости: нет телефона – нет звонков. — И ты ради этого выкинул его из окна? — Тысяча с лишним долларов. — Что? — Ровно столько я заплатил за утро в твоём обществе. Это цена телефона. — Что мне сделать, чтобы ты ушёл? — Адвокат сдаётся, скрестив руки на груди и выжидая ответа. — Я голоден. — И ты уйдёшь, если поешь? — Вполне возможно. — Отлично, чего хочешь? Устрицы? Лобстер в соусе? Что там тебе обычно твой дворецкий приносит? Тодороки игнорирует чужую иронию, но зная, что варианты в принципе не были чем-то абсурдным для его рациона, решает удивить своей скромностью. — Для завтрака уже слишком поздно.. Давай чипсы. Большую порцию. Кацуки окидывает его подозрительным взглядом, после кивает, решив, что это в любом случае не самое странное, что ему довелось услышать от этого парня. Он берёт телефон, чтобы зайти в онлайн супермаркет и набрать в корзину нужные продукты. Спустя минут двадцать, Бакуго уже стоит на кухне, разбирая доставку, вслушиваясь в передачу новостей, что смотрит бизнесмен. Он проходит в гостиную, держа одну руку в кармане штанов, другой же кидает адвокату пачку чипсов. Шото ловит их ловко, смотрит с замешательством на лице, после поднимает взгляд к адвокату. — Я просил чипсов. — А это на что похоже? — Это криспы. Тишину разбавляет голос репортёра, который сообщает о каком-то преступлении, и по мере того, как он вдаётся в детали, Бакуго представляет, как этот репортаж мог бы быть о Шото. — Пошёл к чёрту со своим британским, понял? — Мы говорим на одном языке. И он называется не бри.. — Клянусь, ещё одно слово, Тодороки. Бизнесмен улыбается хитро: отчего-то ему начинают нравиться разные реакции адвоката. Он как можно более шумно открывает пачку с чипсами, достаёт одну и отправляет в рот, откидываясь на спинку дивана. Кацуки не чувствует себя виновато, ни разу, но что-то неприятное оседает в мозгу, он хочет думать, что это нечестный результат договорённости: всё же, пачка чипсов не утолят голод такого большого мальчика, как Тодороки. Бакуго цокает раздражённо, хватая ключи своей машины, принесённые Киришимой часом ранее. — Вставай. — Куда мы? — Жрать твои чипсы. В Макдональдс. — Мне бы такую изобретательность. — Шото хмыкает на такой предсказуемый выбор места. — Ох, не волнуйся, у тебя талант. — Правда? — Конечно. Ты изобретательно создаёшь сложные ситуации.

***

Вечер четверга третьей недели они решают проводить в лучшем баре мегаполиса, который Шото выбирает опираясь только на слухи о его популярности, но Кацуки это мало волнует: только бы не вернуться в предыдущий бар, после того позора. И может он мог бы сегодня простить Тодороки любую выходку, ведь они выиграли суд, но рядом с всё тем же Тодороки, любая ситуация может за час из выигрыша суда дойти до другого иска. Мысленно он обещает себе, что не совершит прошлых ошибок. Каждый раз адвокат заказывает одинаковые напитки на двоих, заставляя бизнесмена выпить то же самое, но стоит оставить того на пару минут, отлучившись в уборную, как перед ним уже появляются несколько пустых хайболов. Бакуго цокает тихо, садится рядом, осуждающе следя за тем, как бизнесмену подают новый коктейль: может тот и не любит есть сладкое, но пить – точно. — Спасибо, — тихо выдаёт Тодороки, стоит адвокату оказаться рядом. — За что? — Кацуки берётся за свой стакан. — За то, что не дал нашим личным отношениям повлиять на работу. Мы выиграли суд. — У нас есть личные отношения? — Бакуго выпускает смешок куда-то в бокал, отпивая из него. — Разве нет? — Слушай, ты снова напился и несёшь чушь о наших несуществующих отно.. — Я не пьян, — слишком твёрдо говорит бизнесмен, хоть глаза и выдают лёгкое опьянение: он со стуком опускает очередной хайбол на стойку. — Более того, я хотел сказать... — Бакуго! И клиент. — Голос со стороны отвлекает обоих. Тодороки выдыхает слишком разочарованно, а Кацуки сложно понять, расстроило ли его то, что речь оборвали или что его перебил именно Киришима, которому он ещё по дороге сказал куда направляется. Не было ничего такого в том, чтобы сообщить другу о своих планах, которые не состояли из чего-либо интересного, но чужая оборванная речь могла бы поменять это, договори Тодороки свою мысль. Кацуки так же не ожидал, что Эйджиро решит к ним присоединиться. Киришима садится рядом с Шото, кладёт руки на стойку и неприлично долго смотрит на отточенный профиль. Бакуго ждёт реакции бизнесмена, который, видимо слишком привыкший быть центром внимания, напрочь игнорирует гостя, рассматривая содержимое своего стакана. Адвокат прожигает друга взглядом, готовый спросить курил ли он чего перед тем, как приехать сюда: собирается это сделать несмотря на то, что тот же самый друг работает в полиции. — Слушай, Кацу, почему ты не говорил, что твой клиент Тодороки? Рука адвоката застывает в воздухе: они с Тодороки синхронно поворачиваются в сторону детектива. — Мы были лично знакомы? До встречи в доме Бакуго. — Шото наконец-то проявляет интерес к разговору, с «парнем» Кацуки. — Ты серьёзно? Парень, твоя фамилия известна всему штату. Если не всей стране. Думаю, мы начали неправильно. Эйджиро Киришима, — при этих словах детектив протягивает руку. Жест получает долгий, вдумчивый взгляд, прежде чем бизнесмен решает ответить на него. — Я Тодороки. — Я это знаю. Имя. Он всего на секунду теряется от вопроса, пока чужая надёжная рука продолжает держать его: конечно же детектив знает как его зовут, но в этом весь Эйджиро – он ценит людей за то, кто они есть на самом деле. — Шото.. Я Шото. Тодороки отвечает с удивительной, даже для самого себя, лёгкостью, получая одобряющую улыбку в ответ. Если не учесть факт того, что Киришима является огромным препятствием на пути к его цели, то бизнесмену он даже нравится. — Приятно познакомиться, Шото Тодороки. — Детектив слабо сжимает его руку и спешит отпустить, поймав наблюдающий взгляд друга. — Взаимно. Адвокат даже успевает подумать, что тот хоть на что-то среагировал нормально и не по-тодорокивски, но едва не давится напитком, когда бизнесмен, не позволив Киришиме отстраниться, перехватывает за предплечье и предлагает: — Сходи со мной на свидание, Киришима. — Думаю, ты перебрал, Тодороки, — Эйджиро похлопывает по руке Шото, нервно смеясь, пытаясь списать всё на шутку. — Я чертовски серьёзен сейчас. Он собирается ещё что-то добавить, но чужая рука резко тянет за лацкан пиджака, вынуждая встать. Кацуки кидает в сторону друга короткий взгляд, ставит ключи своей машины перед ним: тот как всегда понимает всё даже по одному лишь взгляду. Бакуго в этот раз зол настолько, что даже не утруждается объяснить что-либо: он просто тащит Тодороки к выходу, направляясь к его же машине, на что бизнесмен не кажется сильно против. С лица Шото, как и к концу предыдущего визита в бар, резко спадает маска трезвости. Охраняемая парковка видимо слишком сильно обнадёжила бизнесмена, который даже не заблокировал двери. Усадив пьяного клиента на пассажирское сиденье, Кацуки садится за руль. Он выдыхает с чувством, приписав сказанное Тодороки на алкоголь: ангел на правом плече продолжает просить быть терпеливым, простить глупость бизнесмена, вплоть до момента, когда дьявол не начинает душить того галстуком, таким странно похожим на один из тех, что обычно носит Шото. Кацуки позволяет дьяволу выиграть. Он поворачивается к нему, хватает за рубашку, притягивает ближе, гневно выплёвывая слова: — Все мозги пропил что ли? Какого хрена ты вообще.. — Будешь? — Тодороки расслабленно кивает на шоколадную плитку между пальцами. — Я для тебя взял. — Блять... — философски тянет адвокат, откидываясь на сиденье и всё же выхватывая сладость. За минуту тишины Кацуки успевает достать телефон и отправить Эйджиро сообщение о том, чтобы тот забрал его машину, закончив, спрашивает: — Где ключи? — Их нет. — Что значит нет? — Тодороки молчит, адвокат пытается подавить раздражение, — Либо ты отвечаешь, либо я оставляю тебя тут и уезжаю на своей машине. Я не собираюсь, чёрт возьми, возиться тут с тобой и.. — Что такого плохого в том, чтобы остаться со мной? Боишься меня? — Шото озвучивает вопрос с насмешкой, зная как сильно Кацуки не нравится такая манера речи. — Боюсь, что ещё один такой разговор, как в баре, и уже сам подпишусь под статьёй о твоём убийстве. — Значит ли это, что я на правильном пути? — бизнесмен наклоняется ближе, всматриваясь в тёмные глаза. — На правильном пути? — адвокат парирует чужой тон, смотрит в ответ. — Это была часть моего плана. Я подумал, что раз не могу отнять тебя у Киришимы, то уведу его у тебя. Потом брошу, а ты окажешься свободным, и я предложу тебе начать встречаться. Кацуки с минуту смотрит на него, как на умалишённого, после уточняет таким тоном, будто даже голосовые связки в шоке от происходящего: — Ты собирался увести парня того парня, который тебе нравится, чтобы бросить и.. Да ты псих. — Бентли. Заводись. Машина издаёт хищный рык на голос владельца, по всему торпедо одновременно загорается освещение: Кацуки про себя подмечает, что ключи действительно не понадобились. — Можешь выйти, если хочешь. Голос Тодороки внезапно такой же, как и в первую их встречу, как будто тот резко вспомнил кто он и как его присутствие должно влиять на других, и что это не он должен вести себя по-определённому в присутствии кого-либо. Шото прикрывает глаза, выражение лица смягчается: что-то волнительное в груди напоминает, что Кацуки не просто кто-то. Машина трогается с места. Они продолжают молчать, а адвокат с каждой секундой набирает скорость, наслаждаясь возможностями чужого железного зверя до тех пор, пока сзади иронично не раздаются звуки сирен. Он шепчет ругательства, пока останавливает машину и спускает окно: в этот раз у него на самом деле нет документов. — Дорожная патруль штата Нью-... — Он Тодороки, — легко выдаёт Кацуки, тянет Шото ближе, давая увидеть пассажира, и чтобы ловко достать удостоверение личности из внутреннего кармана пиджака Шото, где тот привычно хранит его. Он поднимает руку с документом, и даже не отдаёт в руки мужчины, считая, что и этого достаточно. Тот пару секунд стоит в оцепенении, после отступает, кивая коротко: — Удачной дороги, господин.

***

Бакуго чувствует, что самоконтроль не поможет на этот раз избежать убийства, когда видит перед собой сначала мелкую заебучую швабру, далее соседей, а потом осознаёт, что Шото настойчиво тычется в шею. — Да вы, мать вашу, шпионите за мной? — с чувством выдаёт он и несильно толкает Тодороки в рёбра. — Только попробуй укусить, — шипит Кацуки предупреждающе и затягивает Шото в квартиру. Тот не сопротивляется, слабо ухмыляясь, ему-то нравится всё, что происходит, кроме Киришимы, конечно, но и Эйджиро проблемой долго не был. — А твой парень не будет против, что я снова ночую у тебя? Тодороки даже не спрашивает, почему его привезли сюда, только язвительно переводит тему на соперника и садится на диван с видом, будто Кацуки тут гость, а не наоборот. — Ты хочешь трахаться в дешёвом мотеле? — Бакуго достаёт из кармана почти аккуратно сложенный договор, салфетка, конечно, немного помялась, но не зря ведь он хранил ту несколько недель и утром предварительно взял с собой для этого момента. Шото всё ещё может узнать в ней то, что сам подписывал находясь в здравом уме и трезвой памяти, хотя скорее под обаянием и чарами Кацуки, но это уже издержки восприятия. — Так интереснее? — Бакуго гладит ладонью чужую шею. — Богатому, симпатичному мальчику хочется новых впечатлений? — Шото фыркает и даже показательно отворачивается. — Во-первых, кто тебе сказал, что я не трахался в дешёвых мотелях? — Кацуки хмыкает и проходится пальцами за аккуратным ушком, убирая белую прядь. — Во-вторых, ты мог бы взять номер и в хорошем отеле. А в-третьих, как Киришима может быть таким безразличным, ты же буквально самый сексуальный мужчина в этой стране, а он закрывает глаза на то, что ты просыпаешься со мной, уезжаешь со мной, и хотя мы этого не делаем, но выглядит-то всё иначе, занимаешься сексом со мной? Ты не заслуживаешь такого равнодушия. — Кацуки еле сдерживает смех. Тодороки выглядит таким серьезным и очаровательным, что уже не хочется поддерживать эту глупую историю, да и смысла нет. — Шото, мы с Киришимой друзья, а не пара. Неужели ты думаешь, что мой партнёр не будет полностью поглощён мной? Ты же сам признаёшь, что я неотразим. — Он говорит это в шутку, но Шото смотрит слишком пристально, даже голодно. Кажется, что он сейчас устроит скандал из-за вранья, но он этого не делает, а тянет Кацуки за руку на себя, выдыхая ему в губы. — На хуй Киришиму, в жопу тебя. — Бакуго хочет съязвить, но Шото жадно впивается в его губы, не позволяя отстраниться, и раздвигает ноги, обнимая ими бедра Кацуки. Он спускается ниже, прикусывая сладкое местечко под челюстью, Шото тихо стонет, он уже чересчур возбуждён, его руки тянутся к одежде Бакуго и замирают. Сам Кацуки останавливаться не собирается, он стягивает с Тодороки вещь за вещью, пока пальцы не касаются раскалённой кожи, выводя причудливые узоры, оценивая телесный бархат. Приятно. Но Шото замирает ещё настойчивее, с намёком, и даже легонько отталкивает от себя. — Шотоладка, — говорит он, доставая подтаявшую плитку из пиджака. Очередную. — Что? — спрашивает Кацуки, не до конца понимая, что происходит. — Шотоладка, которую я тебе дал. Вот. — Бакуго закатывает глаза и принимает этот ужас. Он стоически игнорирует непойми откуда взявшуюся «т» в «шоколадке» и снимает пиджак, на сегодня тот натерпелся достаточно. — Можем продолжить, — глубоким, гиптнотически соблазнительным голосом со своим невыносимо сексуальным акцентом произносит Тодороки и целует в шею, вбирая в рот кожу. Кацуки тихо, сбивчиво выдыхает. — Эти твои шотоладки, засунул бы глубоко и надолго. — Шото смотрит поплывшим взглядом, его пальцы то и дело поглаживают чувствительную кожу, отвлекая, но Бакуго настроен серьёзно и от этого Тодороки ведёт ещё сильнее. — А ты попробуй, — горячо выдыхает он на ушко, и по телу ползут мурашки. Кацуки пропускает момент, когда они с Шото оказываются в спальне, когда шоколад изящными струями стекает по прекрасному телу. Он не может удержаться и размазывает белые разводы по груди, прессу, бедру, а потом ведёт языком от солоноватой шеи к сладким дорожкам. Он прихватывает губами сосок, Шото отчаянно выгибается, издавая почти порнушный стон, но его голос слишком трепетно-бархатист, чтобы звучать вульгарно. Бакуго и сам стонет от картины под собой, грёбанного шедевра. Каждое прикосновение языка, губ, зубов к желанному телу заставляет Тодороки дрожать. Он сжимает волосы Кацуки, оттягивает их, играется, как с колючим антистрессом, кусается, когда сладости на языке становится слишком много. Но Бакуго любит сладкое, особенно если оно соединено с Шото. Он ведёт носом по рёбрам, рисует шоколадом странные картины и погружает грязные пальцы в рот, специально засовывая их глубже. Тодороки издаёт хныкающий звук и, кажется, рассыпается на части. По его изгибам течёт пот, смешиваясь с белыми каплями. — Хочу эти пальцы в себе, — тихо шепчет Шото. — Или в тебе, но лучше в себе, — добавляет он и зажимает рот рукой, потому что Кацуки действует нечестно и без предупреждения. Он кусает испачканное бедро и выливает остатки шоколада на подрагивающий член, ведёт рукой вверх-вниз по стволу, размазывая и заставляя почувствовать себя ещё грязнее, и не то чтобы Тодороки это не нравится, да он умереть готов от наслаждения, раздвигая дрожащие ноги, раскрывая всего себя. Кацуки тихо хмыкает и потирает пальцем нежную головку, а рукой перебирает яички и заставляет Шото буквально скулить. — Кацуки, — с предыханием произносит он. — Отсоси мне. Бакуго расплывается в широкой улыбке, у него самого между ног всё горит, на боксерах чертовски мокрое компрометирующее пятно, но он замедляется, слабо поглаживая ствол, щекоча яйца. — Ты же можешь попросить хорошо? — с издевательской ухмылкой спрашивает он, перехватывая шаловливые ручки и прижимая их к изголовью кровати. Его язык неспешно ласкает всё ещё шоколадный сосок. Шото под ним пытается думать, он так разбит и возбуждён, что Бакуго не уверен, что тот сможет хоть что-то из себя выдавить вновь. — Я Тодороки? — предпринимает попытку он. Кацуки тихо смеётся и накрывает головку губами, мягко обволакивает её языком и посасывает. Он больше не удерживает руки Шото, поэтому, когда одна зарывается в его волосы, заставляет опуститься ниже, почти не удивляется. Тодороки сверху копошится, несмотря на срывающийся от стонов голос, Бакуго вторит ему, насаживаясь на максимум, до саднящего горла. Он слегка удивляется, когда сверху ему прилетает смазка, но тут же выдавливает её на пальцы. Он чувствует приближение, как назвал бы Шото, «маленькой смерти», проходясь мокрыми пальцами по входу, а потом вставляет. Медленно, но не слишком мучительно. Тодороки под ним довольно стонет. — Я-я готовился, — выдыхает он и захлебывается скулежом, потому что Кацуки загоняет два пальца по костяшки и находит простату. И с каждым движением в дырке Тодороки, тот всё ненасытнее трахает его в рот. Держится на чертовом алкоголе. Так давно бы запачкал чёрные простыни. Кацуки поднимает голову, оценивая обстановку. Шото готов к его члену, он откровенно жаждет этого, отчаянно насаживаясь на пальцы. Тодороки смотрит своими разноцветными преступно красивыми глазами со звериным желанием и нежностью. Он вытирает подбородок Бакуго и его щёки от слёз, смазки и слюны. Минеты — слишком грязное занятие, но Кацуки оно нравится, даже если потом он выглядит уродливо-плачущим. И он ловит себя на мысли, что посмотрел бы на Шото, делающего глубокий минет. — Ты такой красивый, — хрипит бизнесмен и целует Бакуго, утягивая на себя. Тот поддаётся и плавно толкается в тесно сжимающееся нутро. Это похоже на перерождение в чистое наслаждение из бренного мира. Шото стонет, ещё и ещё, он окончательно погружается в удовольствие, не замечая ничего вокруг, на каждом толчке он чувственно выгибается и издаёт очередной невероятный звук. А Кацуки наслаждение долбит в голову, он буквально попадает в рай, каждый раз когда входит в Тодороки. — Я сейчас, — шепчет тот. — Салфетки подать? — кое-как отвечает Кацуки, прежде чем кончить на чужой живот. Шото приходит в себя подозрительно быстро, он кладёт голову на плечо Кацуки и целует куда-то в челюсть. Без страсти или сексуального подтекста, просто как человека. — Теперь-то мы встречаемся? — чуть недовольно спрашивает он, сжимая ладонь Кацуки под одеялом. Бакуго в ответ молчит примерно минуту, а потом отвечает: — Избавиться от тебя можно только убив, под статью я попадать не хочу, так что да, мы встречаемся. — Шото ощутимо бьёт его ногой. — Ты мне вообще-то нравишься, — говорит он, будто это не самая очевидная вещь в мире. — Ты мне тоже. Если бы ты мне не нравился, то я бы не парился и убил тебя. После всего-то что ты натворил за наше знакомство. Шото закатывает глаза, но больше физическое насилие не применяет, зато Кацуки переходит на моральное, к откровенно растраханному заду добавляя мозг. — Нам нужно в душ. — Кацуки, я не сдвинусь с места. — Я тоже. На хуй душ? — На хуй секс без презервативов, салфеток и с шоколадом. А в душ мы просто сходим через часов двенадцать. — Заканчивает Шото и его голова потихоньку съезжает с бакуговского плеча. Напился, потрахался и заснул. Засранец. Кацуки ерошит чужие мягкие волосы и ложится рядом. Ему страшно представить, что было бы, возьми он заказ конкурентов Тодороки. Как минимум, у него были бы нормальные отношения с соседями и чистое постельное белье. Но это почти неважно, когда в его кровати посапывает Тодороки. Нет. Не так. Шото.