Барсик, Зая и Имхотеп Второй

Шефа я не вижу уже два дня. Он не появляется на работе и ко мне он тоже не заходит. Светка, брезгливо морща нос в мою сторону, как будто учуяв скверный запах, сообщает, что шеф занят на переговорах. По данным из других источников, а именно подслушанного телефонного разговора с генеральным — он на больничном. Барс, похоже, отлеживается в своем загородном логове, или что там у барсов бывает. Мне он не звонит. Я тоже не звоню. Потому что не знаю, как себя вести. Он дает мне время подумать, не хочет давить своим присутствием? Он обижен на кошачью выходку? Правда занят? Или правда болеет? А может и все сразу? А я вот страдаю. Всегда знал, что мне будет плохо, случись нам разойтись, но не ожидал, что настолько. Кот как будто чует мое настроение и начинает таскаться за мной по квартире, ластиться, заглядывать в глаза. Словно хочет сказать: "Ну посмотри, как нам хорошо вдвоем. Зачем нам кто-то еще?" Не совсем понимаю, в чем тут дело, но определенные подозрения у меня все же имеются. К середине третьего дня без шефа мне совсем уже невмоготу, особенно когда я смотрю на календарь и понимаю, что завтра Новый год. Но это значит, что сегодня вечером корпоратив, куда мы с ним собирались ехать вместе. Меня радует конечно второе, а совсем не первое: наконец-то мы увидимся и объяснимся. Начинаю собираться, поглядывая то на часы, то на телефон. Имхо настороженно следит за моими хаотичными передвижениями по квартире, вытягивая шею из шерстяных складок пледа. И вот наконец ближе к шести вечера от шефа приходит сообщение, первое за три долгих дня. Только содержание его меня совсем не радует. "Пришлю за тобой Семена. Езжай один, меня не будет". Я в каком-то ступоре разглядываю разложенный на кровати, приготовленный к выходу костюм, и решение приходит само собой. — Надо ехать. Краем глаза замечаю движение в коридоре. Кот, точно из последних сил, подползает ко входной двери и укладывается поперек коврика голой, похожей на мумию тушкой, как бы намекая "только через мой труп". — Имхо, перестань ломать комедию! — не выдерживаю я. — Что с тобой, в конце концов, такое? Кот глаз не открывает и вытягивается на коврике в струнку как будто в глубоком обмороке. — Вот тебе плохо? — я намерено меняю тактику, пытаясь вызвать хотя бы слабенький прилив эмпатии. — Шефу ведь тоже плохо, понимаешь? Не добавляю "и мне без него", но кот понимает все без слов, судя по тому, что начинает симулировать предсмертные конвульсии. Тут уж я теряю терпение, быстро натягиваю свитер на себя, потом другой — на кота, набрасываю куртку, вытаскиваю из шкафа переноску и командую: — Поехали! Быстро! Пара голубых, блестящих слезой глаз теперь смотрит на меня серьезно. — А ты что думал, я тебя оставлю? И тут до меня доходит. Мой кот, похоже, именно так и решил. Уж как он понял, о чем мы с шефом тогда говорили — загадка, но в том, что понял, я уже почти не сомневаюсь. Вот и причина его несносного поведения, да и болезнь кошачья с чихом приключилась видимо на нервной почве от подозрений, что к шефу-разлучнику я собираюсь переехать один. — Ну, давай же! — распахиваю дверцу переноски и кивком задаю коту направление движения. Имхо медленно поднимается на лапы и — о, чудо! — забирается внутрь. Я защелкиваю замочек на дверце, и мы спускаемся во двор. Семен недоуменно пялится на мои джинсы и куртку, и я спешу внести ясность: — Я не еду на банкет. Отвези меня к шефу. — К шефу домой? — уточняет он, бросая настороженный взгляд на ношу в моих руках, и в следующее мгновение мы с ним синхронно вздрагиваем от звука, родившегося в ее недрах. — Мнэээээ! — Етить! — пугается Семен. — Чего это? А того, что Имхо узрел потенциальное средство дальнейшего передвижения — служебную Ауди. Как я мог забыть? Его же в машине укачивает. Но делать нечего — ехать-то надо. Устанавливаю переноску с котом на заднем сиденье, устраиваюсь рядом и смущенно объясняю Семену: — Болеет он просто. Семен скептически хмыкает. Машина трогается. Имхо начинает выть. — Мнэээээ! — угрожающе несется из отверстий в дверце. — Я понимаю, что тебе плохо, — пытаюсь я успокоить страдающего кота. — Потерпи, уже недалеко! — Мнээээ… — как обещание мести и обличение причиняемых мук. — Не могу же я нести тебя на руках через весь город! — сержусь я. Имхо примолкает, потом разражается возмущенно-злобной рулладой: — Мнэээээ! Кау-коэ! Дэээ-лоу? — Ты ведешь себя неприлично! — Мнэээээ! — завывает кот. — Дэээ-лоу! Семен крутит руль, бормочет что-то под нос — кажется, молитву — и вздрагивает всякий раз, когда кот исторгает из себя очередную порцию душераздирающих звуков. Так, под утробный кошачий вой, мы доезжаем до дома шефа. — Извини, Семен. Он плохо поездки в транспорте переносит. Укачивает его, — даже не знаю что еще и сказать. — И ты это… меня не жди. Я… мы останемся. Семен краснеет кончиками ушей, поглядывает сочувственно на дверь шефова дома, коротко кивает и уезжает. Я осматриваюсь. Окна со стороны подъездной дорожки темные, сама дорожка нечищена, снега вокруг по щиколотку. И я даже начинаю думать, что дома никого нет, потому что открывает шеф не сразу. Но потом щелкает замок, и он появляется на пороге в простом черном свитере и джинсах, почему-то босиком. Даже легкие тени под глазами, двухдневная щетина на щеках и слегка взлохмаченная пятнистая шевелюра картины не портят. Сердце мое подпрыгивает и замирает в прыжке — какой он красивый, мой Барс, даже когда простужен. И как же я скучал. Шеф явно удивлен, когда видит меня в обнимку с переноской, откуда все еще несутся звуки кошачьего возмущения. Даже я бы сказал растерян. Не ожидал, что я все-таки надумаю? Протискиваюсь мимо него в холл и интересуюсь: — Ты как? — Теперь уже лучше. В хрипловатом голосе слышна улыбка, только смотрит он не на меня. Подхватывает из моих рук переноску, заглядывает в отверстия дверцы, с благоразумно-безопасного расстояния. — Мнэээээ! — с новой силой затягивает кот, узрев мнимого конкурента, и тут же сводит на нет первоначальный грозный эффект: — Чи-ао! Чи-ааао! — Ну, здравствуй, коли не шутишь, — усмехается шеф. — Раз уж ты ко мне в гости, пойдем посмотрим твои апартаменты. Едва поспеваю за ним, когда он размашистым шагом пересекает холл и включает свет в одной из прилегающих комнат. Шеф ставит переноску на пол, открывает дверцу и предусмотрительно делает шаг назад. Кот, пошатываясь, выбирается наружу, и, мне кажется, будь у него шерсть, сейчас она стояла бы дыбом. Имхо озирается, я тоже. Ничего себе! Гостевая-то, похоже, и правда кошачья. И это прямо какой-то спортивно-игровой комплекс с зоной отдыха и столовой. Корзинки с подушечками, разноуровневые лазалки, лежанки, расставленные в укромных уголках комнаты, миски с дозатором и даже маленький гамак, подвешенный между двумя обвитыми джутовыми канатиками столбиками когтеточек. Имхо обозревает, обнюхивает, даже трогает лапой мохнатый шарик на резинке, свисающий с меховой лежанки. Бубенчик на шарике тихонько звякает, кот оборачивается. — Мнэээ? — Тебе, — подтверждает шеф. А я, стыдно сказать, почти начинаю ревновать. Коту, значит, вот это вот все, а меня после трех дней разлуки даже не обнял? Потом становится совестно. Ведь что же выходит? О том, что я один к нему перееду, шеф и думать не думал. Для него, похоже, само собой разумелось, что приеду я только с котом. С тыла меня наконец обнимают сильные руки, я поворачиваюсь, вжимаясь лицом в крупную вязку свитера, вдыхаю родной запах и с облегчением вздыхаю. — Тебе провести экскурсию? Я мотаю головой. — Не хочу экскурсию. Я с тобой хочу… Слова застревают в горле. С тобой хочу что? Жить? Говорить? В постель? Боже мой, да что угодно, только бы вдвоем! Шеф тихонько смеется: — Ну тогда сейчас со мной, а экскурсию отложим на утро. Оставив кота изучать новую жилплощадь, мы идем в гостиную, освещенную только мягким светом зажженного в глубине помещения камина. Шеф устраивает меня на причудливой формы диване, укутывает в шерстяной плед, как будто из нас двоих болею я, и с явным удовольствием вытягивается рядом. Потрескивают дрова в камине, от гирлянды из еловых лап, нависающих над каминной полкой, исходит едва уловимый хвойный запах. Мы шепчемся о чем-то между поцелуями, и мне даже не верится, что еще пару часов назад я был один, в каком-то другом месте, а не здесь. Только я, кажется, должен был шефу что-то сказать. Ну и оно говорится, слетает с языка само собой. — Я подумал. И я, наверное, согласен. Только, — хвастаюсь за свои недавние сомнения как за соломинку — пусть уж лучше я выскажу их сейчас, так будет правильно, — только… может мы пока какое-то время вот так, просто в гости… Рука шефа накрывает мои пальцы, слегка сжимает их. — Ты главное приезжай, Матвей, — губы его легко касаются моего виска, и из моей головы разом улетучиваются все сомнения. — А там будет видно. Тут во входном проеме гостиной темным фигурным силуэтом мелькают кошачьи уши, потом на уровне диванных подушек на манер всплывающей субмарины появляются глаза, и шеф серьезно добавляет: — Вы приезжайте. Кот без возражений допускается на диван, осторожно втирается между нами и тут же прикрывает глаза, как будто внезапно сморенный глубоким сном. Мне так уютно в кольце шефовых рук, тепло от мягкого каминного жара, что напряжение последних дней постепенно отступает, и я совершенно непонятным образом умудряюсь задремать. Плаваю в теплой неге полусна, пока какой-то странный звук не начинает вибрировать у меня в правом боку. Фррууу-ах! Фррруууу-аххх! Приоткрываю глаза. Носом я утыкаюсь в крупную вязку черного свитера, и, судя по размеренному дыханию под ним, шефа тоже сморило. А звук исходит от кота. Оказывается, мой кот умеет мурчать. Тихонько поднимаю руку, наощупь провожу пальцами по щетинистой щеке, потом по довольной кошачьей морде. Нос у кота еще теплый, но уже влажный. У шефа тоже теплый. И сухой. Шеф вздыхает, не открывая глаз, одной рукой безошибочно находит кошачью голову и чешет складку между имховых ушей, другой подгребает меня к себе поближе, утыкается носом между моей шеей и плечом и шепчет уже туда: — С наступающим, Зая… В груди разливается тепло и камин здесь причем только отчасти. Ловлю блаженный кошачий взгляд и счастливо вздыхаю. Наверное, дом и правда там, где тебе хорошо. — Ма-о, — тихонько подтверждает Имхо.