Close to my bones

             — Мы готовы, господин, — высокий мужчина, чье крепкое тело обхвачено плотным черным костюмом-тройкой, открывает дверь автомобиля перед невысоким молодым человеком с пепельными волосами, пряди которых подхватывает беспокойный ветер, и скрытыми под черной маской веснушками. Этот человек окружен огромными охранниками, и можно было бы посмеяться над разницей в росте, если бы у кого-нибудь хватило смелости или было бы не жаль жизни на это, особенно после того, как карие глаза найдут шутника и увидят цель.       Город скоро накроет ночь, тяжелая, густая. Сумерки подбираются из-за углов, захватывая улицы в полутьму. Кажется, что все исчезли и все звуки выключили, а туману осталось каких-то несколько метров, чтобы коснуться носков черных ботинок.       Феликс подставляет лицо под порывы резкого и холодного ветра и с наслаждением прикрывает глаза. Для всех этот ветер будет агрессивным, но Ли нравится с ним сливаться — будто бы с каждым порывом он забирает всё тяжелое, что внутри, взамен только кусает кожу и треплет полы черного пальто. Небольшая цена за секунду спокойствия.       Все вокруг смотрят на него, а Феликс старается разглядеть звезды, но кашель охранника доносится из-за спины. Автомобиль всё еще открыт и только для него, поэтому Феликс опускается на кожаное сидение и позволяет закрыть дверь. Охранник садится на переднее, а Ли поднимает перегородку, отрезая себя от своих сотрудников и устало прикрывая глаза. Этот день выжал из него все силы. Он проводил совещание за совещанием, и даже не глядя в зеркало может сказать, какая глубокая складка у него между бровями и какие круги залегли под глазами.       Машина тихо трогается, начиная свой путь по городу. Даже провозит мимо здания его собственной компании. Ли возвращается с переговоров с партнерами другой фирмы, поэтому из своего офиса он уехал еще днем, оставив секретаря за главного.       Ёнбок довольно хмыкает, когда видит, как этот самый секретарь как раз выходит из стеклянных дверей и поправляет сползшую с плеча дизайнерскую сумку, а длинными пальцами отводит пряди, что упорно лезут в глаза и выбиваются из-за ушей. Губ касается маленькая улыбка. Ли доволен работой своих сотрудников, которые не отлынивают даже в его отсутствие.       Но машина уезжает дальше, и Феликсу приходится оторвать взгляд от высокого парня, который остановился поправить ремень на пиджаке, что так легко сползает на тонкой талии. Вредному ветру эта остановка пришлась по вкусу, поэтому он с новой силой набросился на длинные блондинистые пряди, и пытается растрепать укладку еще сильнее. Хотя Ли знает, что если приглядеться, то можно увидеть, как эти светлые волосы отливают розовым. Особенно под лучами солнца. Но сейчас весь Сеул погружен в сверкающую ночь, автомобиль продолжает плавно двигаться между вспыхивающими разными огнями зданиями, хотя Феликс же упорно пытается высмотреть звезды на небе. Он не сдается, даже если и знает, что с таким количеством источников искусственного света это сделать просто невозможно.       Но Феликс всё равно пытается, растворяясь в тишине, наполнившей салон.       — Черт, пробка, — из-за перегородки доносится ругательство низким голосом охранника, и Ли отводит взгляд от окна, вновь возвращаясь в реальность.       Они действительно в пробке, и, кажется, довольно серьезной и довольно давно. Но Феликса сейчас заботит другое, поэтому он достает телефон и быстро набирает сообщение.

      Кому: Моя любовь       Ты приедешь ко мне?       20:19

      Моя любовь       Я уже у тебя       20:19

      Кому: Моя любовь       Я хочу тебя       20:19

      Моя любовь       Я уже твой       20:19       Феликс ухмыляется, вновь читая короткий ответ.       — Сонху, — перегородка с тихим шипением ползет вниз.       — Да, господин Ли, — охранник поворачивается к нему и внимательно смотрит на босса.       — Я хочу заехать к Пьеру, — Феликс скрещивает пальцы в замок и вновь поглядывает на время на телефоне. По такой пробке, конечно, это займет вечность, но его любовь заслуживает теплый ужин.       — Только вы можете назвать мишленовский ресторан так, — Сонху глухо хохочет и поворачивается к водителю. — Шинхек, сверни, пожалуйста, здесь. Нам нужно в Pierre Gagnaire Seoul.       Водитель терпеливо дожидается своей очереди на поворот и съезжает на узкие и всё равно тесные улицы.       — Спасибо, — когда машина останавливается у ресторана, Феликс выбирается из салона. Сонху порывается за ним, но Ли жестко пресекает любые движения. — Я сам. Спасибо.       Он слишком устал от людей сегодня, поэтому не хочет привлекать к себе внимание еще и видным охранником. Хотя пару косых взглядов он и получает, когда без очереди заходит внутрь и сразу же сопровождается хостес к свободному столику.       — Как обычно, господин Ли? — девушка перечисляет блюда и заискивающе улыбается. Феликс уже много раз выбрасывал ее визитки с написанным на них от руки личным номером.       — Да, — Ли снимает маску с лица и быстрым движением чешет шею, немного оттягивая высокое горло свитера. Только он знает, что это зудит вчерашний укус, а подушечками пальцев Ёнбок растирает засосы. Девушка же смотрит на него с обожанием и тяжело вздыхает, когда по ней скользит равнодушный взгляд. — И принесите мне, пожалуйста, бокал вина. Красного и сухого.       — Да, господин Ли, — она кланяется и отходит от стола, возвращаясь лишь на секунду, чтобы поставить бокал с бордовой жидкостью рядом и вновь подсунуть визитку между салфетками. Феликс бросит ее в ближайшую мусорку, как только окажется снаружи. А вот вино он охотно пьет, пока на кухне готовится его заказ.       Телефон молчит, а вокруг жужжат люди, но Феликс сосредоточен лишь на себе и на своем ожидании входящего сообщения, которого всё нет и нет. А ведь он безумно скучает.       — Ваш заказ, — Феликс криво улыбается, когда перед ним ставят упакованные блюда. Вокруг шушукаются, потому что ресторан не того уровня, чтобы брать еду на вынос и в боксах, но достаточно одного лишь взгляда, чтобы все вернулись к своим тарелкам и замолчали. Феликс опять надевает маску, платит по счетам и накидывает на острые плечи черное пальто.       — Спасибо, — даже не смотрит на хостес.       Сонху уже открывает ему дверь, и Ли быстро погружается в привычную теплоту салона, которая дополняется теплой едой в пакете, что стоит на коленях. Феликс держит его, как самую ценную ношу.       — Отвези меня домой, — Феликс откидывается на спинку сидения и прикрывает глаза.       Весь мир крутится вокруг Феликса, и это вовсе не преувеличение. Он слишком значимая фигура в сеульской элите и в бизнесе. Слишком много чужих жизней, счетов зависит от него одного. А его мир зависит от того, кто опять оставил включенным свет во всей огромной квартире на пятнадцатом этаже.       Феликс видит это еще издалека, когда его многоэтажка только показывается на горизонте.       — Спасибо за работу, — Ли прощается с охранником и водителем и подходит к лифту, нервно постукивая пальцами по бедру в ожидании, когда двери звякнут и откроются. Эта коробка слишком медленная, ведь сердце Ёнбока уже взлетело вверх, на пятнадцатый этаж.       Замок легко поддается, и Феликс оказывается внутри ярко освещенной всеми источниками света квартиры. Пальто летит на пол, и Феликса не волнует, что за свою цену оно должно быть под стеклом, а не на полу. Но Ёнбок просто перешагивает через него, чтобы разуться, подхватить пакет с едой и возмущенно цокнуть языком — привычка, перенятая у любителя повключать свет.       Еда относится на кухню, а Феликс начинает планомерно щелкать выключателями, погружая квартиру в приятную полутьму. Первой идет кухня, за ней гостиная, ванная, гостевая, даже два туалета оказываются освещены и кладовка, конечно, тоже, кабинет Феликса... Наконец остается только одна дверь, из-за которой пробивается широкая полоска света. Ли медленно подходит к ней и толкает дверь.       — Привет, моя любовь, — Феликс облокачивается на дверной косяк и скрещивает руки на груди, любуясь человеком, занявшим его постель. Длинные пальцы растушевывают линии на бумаге, а острый карандаш торчит из-за уха, норовя выскользнуть вместе со светлыми прядями, что, Феликс хорошо знает, розовым отливают на солнце.       — Здравствуйте, директор Ли, — пухлые розовые губы расплываются в улыбке, а блестящие глаза встречаются с потемневшим взглядом Феликса, когда молодой человек отрывается от своего альбома и выпрямляется. Карандаш всё же падает, тут же теряясь в одеяле.       — Секретарь Хван? — Феликс улыбается, но в уголках глаз собирается прищур, из-за чего веснушки становятся ближе друг к другу. — Мы вновь на "вы"?       — Вас слишком долго не было, директор, — парень откидывается на выставленные за спину руки и вызывающе вздергивает бровь. — Я уже забыл, как вы выглядите.       — Сейчас вспомнил? — Феликс делает шаг вперед, а затем еще, оказываясь рядом с кроватью. Блондин поджимает ноги ближе к себе и щурится, внимательно разглядывая человека перед собой. Феликс делает то же самое, с особым удовольствием видя широкую голубую футболку на чужих плечах, которая заменила тесный деловой костюм, что ненужной тряпкой теперь висит на спинке кресла. Он освобожден от своих обязанностей до утра. Этого тела теперь может касаться только Ли Феликс.       — Не уверен, господин, — секретарь хихикает, а Феликс чувствует, как этот смех щекочет его изнутри и взрывается фейерверками. Он так скучал, хотя и не виделись они от силы часов девять.       — Хенджин-а, — Ли не выдерживает и забирается на постель. Не раздеваясь, не снимая ни черные джинсы, ни черный свитер, что всё еще так контрастирует с серебристыми прядями и успешно скрывает засосы по всей шее. Хван же быстро откладывает скетчбук, чтобы сразу же оттянуть ворот и дополнить красно-фиолетовую картину на шее Ли. — Я чертовски устал.       Феликс задыхается под горячими губами.       — Я знаю, милый Ликси, — Хенджин ведет пальцами по бокам Ли.       — Хочу в твои объятия, — Ли шепчет это, но в комнате, где слышно только звуки поцелуев, ни одному слову не спрятаться.       Хенджин согласно мычит и опускает их на подушки, погружая Феликса в мягкость кровати и тепло своего тела. Феликс жмется ближе, оставляя образ страшного директора где-то очень далеко за входной дверью. Здесь же он тонет в крепких руках и так же крепко обнимает в ответ, добираясь губами до родинки на шее, а те, что на щеке и под веком, оказываются следующими на очереди. Феликс покрывает лицо Хенджина поцелуями, забывая обо всем мире вокруг. Когда же он доходит до губ Хвана, то забывает и свое имя. Только одно для него остается.       — Хенджин, — шепчет Ли, отстраняясь, чтобы снова уткнуться в шею и начать круг заново. Голова кружится, а тело горит под непрекращающимися блужданиями длинных пальцев. — Я хочу тебя.       Ли говорит это прямо в глаза. Ему никогда не надоест видеть, как легкий румянец касается щек Хвана, а глаза начинают блестеть. И это всё тот же Хван Хенджин, что утром приносит ему кофе, разбирает его почту, пинает под зад его сотрудников и орет, когда задерживают отчеты. Тот самый Хван Хенджин, которого боятся чуть ли не сильнее, чем генерального директора. Тот самый Хван Хенджин, что не разрешает никому рассказывать о том, что начальник тоже боится его, а еще обожает и жарко целует перед сном. Тот самый Хван Хенджин, что стягивает с себя голубую футболку и уже дергает свитер Феликса, вырывая заправленную ткань из брюк.       — Я уже твой, — Хенджин окончательно снимает с него свитер и льнет к груди, выцеловывая открытую кожу и особенно останавливаясь у родинки, что почти посередине, еще чуть-чуть и до сердца доберется.       Хван седлает бедра Феликса и продолжает опускаться поцелуями ниже, обводя мокрыми губами линии пресса, пока на коже Ёнбока не остаются блестящие дорожки от слюны. Феликс тихо стонет, но старается не шевелиться, позволяя Хенджину делать всё, что он хочет. Ли достаточно и того, что он чувствует, как напряженный член Хвана касается его бедра. От жара не спасают ни его джинсы, ни чужие короткие домашние шорты. Феликс немного давит на пах. Губу приходится прикусить, чтобы сдержать стон, когда Хенджин сам охотно вжимается в ответ и слегка трется пахом о Феликса. Слишком хорошо и слишком тяжело терпеть.       — Любовь моя, не мучай, — Феликс уже сам тянется к пряжке ремня, но ловит погрустневший взгляд и тут же убирает руки за голову, позволяя просиявшему Хенджину расправиться с пряжкой и снять с него штаны. Конечно, вместе с бельем, ведь Хенджин тут же умещается между ног Ли и начинает выцеловывать затвердевший член.       — Прояви терпение, Ликси, — Хван ухмыляется, его губы почти что касаются мокрой головки члена, уже выпускающего капли предэякулята. Но Хенджин смотрит только Феликсу в глаза и бесстыдно проводит языком по своим губам, заставляя Ли выгибаться от фантомных мокрых и горячих прикосновений. Феликс уже готов умолять.       Хенджин же предпочитает еще раз коснуться языком уретры, а затем вобрать лишь головку, чтобы позволить Феликсу утонуть в чужом мокром рту и от ощущения, как дорожки слюней бегут по его возбуждению, стекая по промежности на простынь. Хван опускается ниже, вбирая член наполовину, а руками водит по животу Феликса, изредка добираясь до чувствительных сосков. Он их пощипывает, крутит, а ртом опускается всё ниже, не делая перерывов и почти не издавая никаких звуков. Феликса ведет не столько от прикосновений и стимуляции, сколько от того, как Хван закатывает глаза, когда ведет ногтями по его прессу, когда сжимает мокрые яички или сосредоточенно проводит языком по венам на члене — от того, как Хван наслаждается его телом и стремится угодить ему, выстелиться перед ним. И это единственное поклонение, которое Феликс может принять в своей жизни. Потому что когда Хенджин опускается до соприкосновения носа с лобком, Феликс лишь немного давит ему на затылок, а затем собирает пряди волос и поднимает его голову.       Каждый тяжелый вздох Хвана драгоценен для Ли и заставляет его член дернуться, но сейчас его интересует другое, а потому он меняет их местами, быстро раздевая Хенджина до конца и сгибая его прекрасные длинные ноги в коленях. Феликс поклоняется его телу не меньше. Он поклоняется всему Хенджину. И платит любовью за любовь.       — Ты прекрасен, любовь моя, — Феликс целует острую коленку, а пальцами прокладывает дорогу по мясистому бедру к подергивающемуся члену, чтобы быстрым движением снять каплю естественной смазки с кончика и слизать ее. — И очень вкусный.       Ёнбок довольно мычит, наслаждаясь раскатывающимся по языку вкусом, а Хенджин тихо стонет, дергаясь всем телом.       — Такой нетерпеливый? — глухой смех Феликса разносится по комнате, а Хван дергается еще раз. — Обычно ты спокойнее и сдержаннее.       — Не ты один скучал, милый Ликси, — Хенджин берет себя под коленями и подтягивает ноги к груди, раскрываясь перед потерявшим все слова Феликсом. Дырочка блестит и сжимается, демонстрируя растянутые покрасневшие края и капли выходящей смазки. — Ты очень задержался сегодня.       — Я заезжал нам за ужином, — Феликс неотрывно смотрит на сжимающийся вход и тянется пальцем, чтобы обвести края. На каком-то автомате продолжает вести светские беседы, а сам жадно облизывается, когда палец легко проникает в Хенджина. — Заезжал к Пьеру.       — О, — Хенджин дергается, чувствуя, как палец полностью входит в него. — Правда?       Хван хихикает, когда видит остекленевший взгляд Феликса и пересохшие губы, которые продолжают выдавать дежурные фразы и ответы на вопросы о заказанной еде. Сам же Ли весь поглощен тем, что мягко вводит второй палец и почти что скулит от того, как Хван растянут для него.       — Я долго ждал тебя, Феликс, — Хенджин сжимается вокруг трех пальцев Ли, что легко скользят в нем. — Ты можешь просто войти в меня и взять то, что принадлежит тебе.       Они оба стонут, громко и несдержанно.       Стон повторяется, когда Феликс одним движением погружает член в Хенджина и замирает над ним, в нескольких сантиметрах от его губ.       — Давай же, — Хенджин смотрит в глаза, а затем вновь опускает взгляд на чужие обветренные губы и снова сжимает стенки вокруг пульсирующего члена: разрешает всё.       Другого Феликсу и не надо — он опускается на Хенджина, захватывая его губы своими, а бедрами подается вперед, входя еще глубже и толчок за толчком набирая темп.       Хенджин выгибается, стонет, царапается и целует в ответ, разводит ноги шире и скрещивает их на пояснице Ли, принимая того еще глубже. Он прерывисто стонет Феликсу на ухо, чередуя мольбы с приказами ускориться, пока сам Ёнбок методично втрахивает его в постель, бьет по простате и терзает губы, проникая вглубь Хвана не только членом, но и языком.       — Мой, — Феликс рычит и прикусывает шею, тут же принимаясь зализывать. Бедра подрагивают, сбиваясь с темпа, а сам Ли чувствует, что они оба на пределе. Но он боится не выдержать первым, поэтому обхватывает мокрый член Хенджина пальцами и начинает водить по стволу в такт своим движениям. Последние силы вкладывает в то, чтобы держать ритм и не скулить на всю квартиру. За него это делает Хенджин, который зарывается пальцами в серебристые волосы Феликса, тянет его на себя и впивается в губы, поскуливая и морщась, сдерживая слезы, когда кончает долго, выплескиваясь в кулак Феликса и себе на грудь.       Почувствовав горячее семя между пальцами, Феликс срывается, быстро толкаясь в продолжающего стонать Хенджина, пока сам не кончает, замирая глубоко в своем парне и чувствуя, как сперма наполняет того и растягивает еще больше. Хенджин продолжает скулить и тяжело дышать, пока пальцы рисуют узоры на мокрой спине Феликса.       — Я люблю тебя, — Феликс валится на бок и устало притягивает Хенджина на себя. Ему хочется раствориться в этой секунде и растянуть ее до конца жизни, но Хенджин тянется губами к его щеке и мягко целует, даря новую, еще более счастливую и сладкую секунду его жизни. Сердце у Феликса впервые за этот мучительно долгий день на месте. Он тоже целует Хвана в ответ — сначала в мокрый висок, касаясь губами светлых прядей, которые все еще отливают розовым на солнце, а затем прижимается к покрасневшим губам.       — Я тебя тоже, — Хван отвечает на поцелуй и игриво лижет нижнюю губу Феликса, чтобы в следующую секунду скатиться с постели и, не стесняясь ничего, в том числе и стекающей по бедрам спермы, прошагать на кухню, чтобы вернуться в кровать с пакетом из ресторана и довольным мычанием. Но прежде чем наброситься на еду, он вновь набросится на Феликса с поцелуями.