2. Точка отсчёта

      ТОЧКА ОТСЧЁТА       

      Миллиардер и наследник корпорации – по определению крупный хищник, и тем более, если он сумел дожить до двадцати четырёх лет. Естественных врагов у него не так много. Шай для себя выделял три основные категории: журналисты, конкуренты и родственники по линии отца. Паттерны взаимодействия с каждой из групп были отработаны до автоматизма ещё лет пять назад...       С «естественными союзниками» было сложнее.       – Нервничаешь? – спросил Моор и провёл ему пальцами по лицу, вверх-вниз, почти без нажима. – Я могу тебя расслабить.       Вдох на секунду встал поперёк горла; методы, чтобы успокоить и отвлечь партнёра, у месмера имелись действенные и разнообразные, за прошедшие три дня он ни разу не повторился.       Шай так и не привык; более того, стал побаиваться – в первую очередь, собственных реакций.       – Нет, – быстро ответил он. – И я не нервничаю, просто Мия... своеобразная.       «А ещё она никогда не напрашивалась в гости вместе с Каламити в восемь утра».       Сестра позвонила час назад. Первая её фраза была: «Ты правда живой?». Вторая: «Жди, мы сейчас приедем».       Потом в трубке пошли гудки.       Шай тогда – минута слабости – малодушно помечтал о том, как сейчас спустится в гараж, сядет за руль и через полчаса окажется в относительной безопасности рабочего кабинета, где всегда можно прикрыться делами… но затем взял себя в руки, разбудил Моора и всё ему объяснил: «Ничего страшного, просто незапланированный семейный завтрак».       Но поверить в это сам как-то не успел.       «Интересно почему...»       – Думаешь, она узнала о том, что с тобой случилось? – произнёс Моор, точно откликаясь на его размышления.       Шай кивнул.       – Почти наверняка. Вопрос в том, как много и из какого источника... – тут система заботливо предупредила о том, что произведён вход в здание по коду тринадцать. – О, они уже здесь. А ты не мог бы пока подождать в библиотеке? Я познакомлю тебя с Мией, но...       Моор настойчиво потянул его за волосы, заставляя откинуть голову на спинку кресла, наклонился и поцеловал.       – Но вам нужно несколько минут для себя, – с улыбкой закончил он, почти не отстраняясь, так, что его дыхание щекотало кожу; глаза вспыхнули флуоресцентной зеленью. – Я буду рядом.       И исчез.       Шай длинно выдохнул, съёживаясь в кресле, и уткнулся лбом в колени.       «Я к этому не готов, – признался он себе. – Вообще не готов».       В его апартаменты Мия ворвалась, как в свои собственные. Умудрилась хлопнуть толстенной сейфовой дверью, на ходу скинула туфли, бегом, на запах кофе, ринулась на кухню, но так и застряла в проходе. И так не обделённая ростом, она казалась сейчас ещё выше из-за напряжённо выпрямленной спины. Короткие волосы стояли торчком; она опять перекрасилась, и теперь к синим прядям добавились тёмно-красные, как венозная кровь. Из-за уха торчал стилус. Чёрная подводка размазалась под глазами, губы были искусаны до корок.       «Плакала, – с одного взгляда определил Шай. – И опять из-за меня».       Мия рефлекторно скрестила руки на груди, комкая полосатую рубашку, и заморгала часто-часто.       «Логга стоило бы прибить хотя бы за это».       Шай отставил чашку с латте и медленно подошёл к сестре; секунду поколебался, прежде чем обнять, зажмурился, прижимаясь виском к виску, щекой к щеке, погладил по колючим от геля волосам.       – Эй, ну ты чего? – шепнул, покачиваясь вместе с ней из стороны в сторону, точно баюкая. – Я живой, почти невредимый и вполне вменяемый. Видишь? Всё хорошо.       Мия втянула воздух сквозь зубы.       – Почему не рассказал?       – В идеале ты вообще не должна была об этом узнать, – признался Шай, чувствуя себя немного виноватым.       – Я тебя сейчас тресну.       – Лучше не надо, у меня рёбра не зажили, – улыбнулся он. – Кто меня сдал?       – Альма, – шмыгнула носом сестра. И тут же ткнула ему кулаком в живот. – Уволишь её – ты труп.       – Я не настолько самонадеян, чтобы уволить идеальную помощницу только потому, что вы с ней сдружились. Кто ещё будет спасать меня от журналистов? – мягко ответил Шай, отгоняя несвоевременные мысли о том, откуда госпожа Сильвер вообще узнала о его проблемах… Впрочем, она не в первый раз проявляла воистину сверхъестественную осведомлённость. – И что конкретно она тебе рассказала?       Мия стиснула руки так, что рёбра у него едва снова не треснули.       – Что дед выманил тебя за город, избил и… и… выкинул в гетто ночью.       Шай рефлекторно облизнул губы.       – В общих чертах верно. Хочешь кофе? Это… долго объяснять.       Она отстранилась и зафиксировала его лицо в раме ладоней, пристально вглядываясь.       – Ты всегда такой спокойный, серьёзный и всё такое, что я забываю, кто из нас старше, – призналась Мия тихо. Глаза её, обычно светлые, почти бесцветные, потемнели. – Но если тебя кто-то обидит, просто скажи мне. Убью суку.       Шай накрыл её ладонь своей, теснее прижимая к щеке, и улыбнулся.       «Рука такая горячая…»       – Не стоит. Я и сам справлюсь, к тому же в некоторых вещах ещё надо разобраться на холодную голову. Пообещай мне, что не станешь делать скоропалительных выводов и действовать необдуманно, и я всё расскажу. Тебя это тоже касается, – слегка повысил он голос.       – Какой строгий мальчик, вы посмотрите, – мурлыкнул Каламити и наконец переступил порог кухни. Облегающие, но очень плотные джинсы, красная толстовка с глубоким капюшоном, перчатки, медицинская маска – к выходу на солнце он подготовился. – Ты правда был в гетто. Ночью. В полнолуние.       У Шая дёрнулся уголок рта.       – Мне показалось, или это не вопрос?       Вместо ответа Каламити содрал с себя маску и неуловимым движением приблизился – резко, по непредсказуемой траектории, как ночная бабочка или летучая мышь. Оттолкнул Шая от сестры, почти грубо, стащил с него водолазку, крутанул из стороны в сторону, ощупывая чуткими пальцами и безошибочно отыскивая каждую гематому, каждую свежую царапину и не до конца заживший ушиб. Надавил на поясницу, облапал задницу – и рухнул на колени, вжимаясь ему лицом в живот.       Шай прикусил губу, давя то вскрик, то ли судорожный вздох, и запустил пальцы в жестковатые рыжие волосы, то ли поглаживая вампира по голове, то ли почёсывая, как собаку.       – На тебе чужой запах, – сказал Каламити жутким низким голосом. – Кто? Кто это сделал?       Пальцы застряли в спутанных прядях.       «И почему никогда ничего не идёт по плану?» – промелькнул в голове риторический вопрос.       Шай прикинул перспективы и посмотрел на Мию:       – Присядь за стол, пожалуйста. А ты… – он слегка потянул Каламити за волосы. – Отпусти меня, правда, я в порядке. Не хотелось начинать историю с конца, но… В общем, знакомьтесь. Хотя вы знакомы, наверное.       Моор возник в дверном проёме так естественно, словно всё время там стоял.       – Давно не виделись, мелкий, – махнул он рукой и склонил голову к плечу, щурясь. – Наверное, мне надо извиниться?       У Каламити стало очень странное выражение лица. Беспомощное, потерянное, сияющее и сердитое… Но в то же время такое, словно ему явилось божество, его личное, а он никак не мог решить, с какой ноги этому божеству удобнее врезать по челюсти.       – У тебя изменился запах, – наконец произнёс он и поднялся на ноги. Глаза у него были огромные и совершенно чёрные из-за расширенных зрачков. – И волосы… короткие. И ты не в красном.       Месмер отвёл руку в сторону, точно приглашая в свои объятия.       – Но это по-прежнему я.       Каламити прыгнул на него так резко, что Шай на секунду испугался: сцепятся, подерутся, разнесут половину кухни… Но нет, обошлось, хотя косяк от столкновения дрогнул.       – Моор, Моор, Моор, Моор, – бормотал Каламити, втиснувшись в чужое тело так, словно собирался влезть прямо под кожу. Голос, гортанный и низкий, напоминал утробное урчание степной кошки. – Моормоормоормоор… Куда ты пропал? – добавил он вдруг совершенно нормальным тоном и щекой потёрся ему о плечо.       – Устал от политики, – ответил месмер с улыбкой и аккуратно завёл ему жёсткую прядь за ухо.       – На тридцать лет?       – Сильно устал.       Каламити молча, коротко и без замаха врезал ему кулаком в живот. Моор, к его чести, даже не дрогнул, хотя такой удар – Шай сам видел и потому хорошо знал – мог пробить железную пластину толщиной два сантиметра.       – Поправки к Пакту меня выжали, – пояснил месмер так же спокойно. – Первые лет восемь я просто спал. А когда проснулся, ты уже пропал в Восточном Миконе.       – А поискать меня – никак? – Каламити повернул голову так, чтобы Моору удобнее было его гладить.       – Ты же знаешь, как у меня дела обстоят с поиском. Самому бы не потеряться.       Каламити фыркнул и снова потёрся об него щекой.       – Какая самокритичность. А как тебя сюда занесло?       Моор сделал очень серьёзное лицо.       – Не поверишь, но я кое-кого искал.       Каламити беззвучно затрясся.       – И? – хрипло спросил он в плечо.       – Ходил кругами полгода, – признался месмер. – Пока не встретил вашего стеклянного принца.       У Мии вырвался вздох.       – Дай-ка угадаю. Этот демон коварства, который по странному капризу судьбы считается моим братом, сначала наблюдал за тобой и невинно хлопал ресницами, потом сам угадал, что тебе нужно. И внезапно выяснилось, что с твоей проблемой он знаком примерно с позавчерашнего дня – совершенно случайно мимо проходил и об неё споткнулся, но успел набросать с десяток решений и готов недорого продать тебе парочку.       – Почти так, – улыбнулся он. – Не считая того, что вечером ему некогда было думать, и о деле мы разговорились уже после…       – После того, как дядя Тау заявился с утра пораньше пощупать мой остывающий, зверски растерзанный труп, – закончил за него Шай, осторожно уводя внимание сестры от опасной темы; Мия уже прикоснулась к стилусу у себя за ухом, и это было тревожным знаком. – Дядя, боюсь, получил сильный стресс, хорошо, если удастся обойтись десятком сеансов у психоаналитика. Но интереснее другое. Может, спросите меня, как он вообще попал в мои апартаменты? Подсказка: двери я ему не открывал.       Мия сощурилась. Система тревожно сообщила, что в комнате похолодало на три градуса и две десятых; впрочем, это могло быть и совпадение.       – Горничная? Хотя нет, у неё нет таких прав доступа… Слушай, ну не может же быть, чтобы… – она зажала себе рот рукой и резко отвернулась.       – Мэдшот, – тихо подтвердил Шай, боком опираясь на стол. – И мне крайне любопытно, как на него надавили. Крайне, Мия.       – Мэдшот хороший, – сказала она таким тоном, что если бы телохранителю случилось бы внезапно скончаться и загреметь в ад, то черти бы его немедленно выпустили. – Думаешь, дед Логг дотянулся?       – Руки коротки.       Мия присела на стол, Шай плечом привалился к стене, пряча руки в карманах. Оба вампира наблюдали молча: Моор с лёгким удивлением, Каламити с предвкушением.       – А если он нашёл рычаг? Любовница, ребёнок? У него вроде мать живёт в Сянь Е.       – Жила – он в позапрошлом году ездил на похороны, хотя, разумеется, в строжайшей тайне от нас. И да, кстати, о детях Мэдшота мне ничего неизвестно, но два года назад он сделал несколько платежей в адрес одной школы. Через счёт, который формально ему не принадлежит.       – И? Ты что-то выяснил?       – Как сказать… – Шай невинно улыбнулся. – Официально – нет. Но школа внезапно получила долю в государственной программе по развитию спорта, дети прошли обследования в неплохом частном госпитале. И, судя по генетическим тестам, одна девочка с высокой вероятностью могла быть родственницей Уилла Мэдшота.       – Степень родства?       – У него был младший брат, который сбежал из дома и пропал без вести – по официальным материалам.       Мия провела пальцем по нижней губе.       – Племянница. Которую Мэдшот скрывал даже от нас… сколько там?       – Ну, из приюта Эллис Майлз забрали восемь лет назад.       – Восемь лет… Нет, это не уровень Логга.       – И это ещё не самое интересное, – продолжил Шай, прокручивая в голове события трёхдневной давности. – У Логга есть влиятельный информатор в гетто. Так что способ расправы со мной был выбран неслучайно… А, и ещё он где-то откопал хорошего юриста, – вздохнул Шай, потирая виски. – И дядя Тау. Шутки шутками, но я за него беспокоюсь. Он выглядел… запуганным.       – Есть идеи, что это может значить?       – Ну… Груз, который «Кербер» перехватил полгода назад. Фармацевтическая конференция, куда летел отец. Опыты «Эрго» на людях… хотя последнее официально не доказано. Наконец, новый стимулятор на чёрном рынке, первое появление – год назад, побочки – светобоязнь, агрессия. Контракт «Эрго» с военными. Крупная стычка людей Логга с некоей полутеневой структурой, аффилированной с «Эрго», конфликт не закрыт до сих пор. И то, что я в последние полгода занимался в том числе поисками третьего контейнера из перехваченной партии… Как, достаточно для выводов? А, не забудь, с кем отец конкурировал на аукционе.       – Ты насчёт Мемфисского протокола?       – Именно. В общем, я предполагаю, что события идут по неблагоприятному сценарию. С поправкой на участие военных.       Мия спрятала лицо в ладонях.       – Ещё бы. Отец ведь в своё время отказался…       Тут Моор наконец не выдержал и деликатно осведомился:       – А можно уточнить, о чём вообще идёт речь?       – Расслабься, – хихикнул Каламити и уткнулся носом ему в шею. – Политика, деньги, интриги. Обычные развлечения семейства Таллер-Ки, ничего интересного.       – А я ещё думал, что у меня насыщенная жизнь, – негромко заметил Моор и огладил Шая взглядом – сверху вниз, улыбаясь краешком рта. – Я бы с удовольствием послушал объяснения. Простые, для неотёсанных дикарей из ночного гетто.       Мия спрыгнула со стола, подобрала истерзанную водолазку и кинула ею в брата.       – И я послушаю, – добавила, невзначай становясь между вампирами и Шаем. – Коротко только, ибо жрать хочется зверски. У меня дедлайн вообще-то, я в последний раз ела вчера. И всю ночь добивала рукопись.       Стилус перекочевал из-за уха в пальцы, сложенные щепотью; Шай рефлекторно сглотнул и поспешил нырнуть в водолазку.       – Тогда я коротко изложу свои теории, и мы вместе позавтракаем, тут рядом есть хорошая пиццерия, – улыбнулся он, шагая вперёд и прикасаясь к запястью сестры. – Так… Логг Таллер, да. Мне с самого начала показались странными его действия, за ним определённо кто-то стоял. Учитывая то, как нас преследовали в гетто, можно предположить, что у деда появился союзник-вампир, достаточно сильный, обладающий реальной властью. При этом наверх пищевой цепочки он забрался не так давно, поэтому власть свою особо не светит… Возможно, он или она даже не из нашего гетто, – добавил Шай, поразмыслив. – На первый взгляд картина вполне ясная: Логг наконец решил подсидеть отца, устранил его и теперь пытается устранить последнюю помеху, меня, и завладеть «Кербером». Всё гладко, но одна заноза остаётся: Логг непричастен к убийству отца. Я лично проверил его, в первую очередь.       Мия немного расслабилась, но стилус не выпустила, и взгляд её по-прежнему был прикован к Моору.       – Дед мог воспользоваться ситуацией.       – О, да, – кивнул Шай, прокручивая в голове схему событий. – Или его заставили так думать. «Кербер» давно оторвался от всех конкурентов, кроме одного: «Эрго». А в «Эрго» давно облизываются на исследования, связанные с вампирами: Мемфисский протокол отец увёл у них прямо из-под носа. Потом мы отказались от контракта с военными… Помнишь?       – Ага, очередной заказ на разработку идеальных солдат, – она скривилась. – Это даже в комиксах уже затасканная тема. И нигде такие выверты хорошо для заказчика не кончались.       – Военные – ребята серьёзные, комиксы не читают, – качнул головой Шай. – Но вот к кому они могли обратиться после того, как отец их отшил?       – «Эрго».       – Бинго, – прищёлкнул пальцами Шай. – А так как это хороший способ обойти «Кербер», предположу, что они согласились, а для прикрытия заключили тот самый контракт на поставку лекарств для армии. И какое интересное совпадение – через три месяца разразился скандал с опытами на людях, но «Эрго» прикрыли сверху, а дело замяли. И примерно в то же время Логг Таллер столкнулся лбами с одной теневой группировкой, имеющей непосредственное отношение к «Эрго», ребята влезли на дедову территорию и огребли. Но амбиции у деда после этого разрослись до титанических размеров. Неожиданно, да? Формально Логг до сих пор вяло собачится с ними, но я не уверен, что это не спектакль для всех неравнодушных зрителей. Заинтересованность «Эрго» в вампирах, дедов вампир-консультант… Слишком много пересечений. Добавь к этому тот факт, что Логг буквально требовал, чтобы на перехват груза отправили его, а не меня.       – Ну да… И кому вообще могла прийти в голову тупая идея – прикрыться именем «Кербера», чтобы заказать парочку саркофагов с детишками-вампирами? – Мия задумчиво крутанула в пальцах стилус.       – Либо тому, кто хочет нас подставить, либо тому, кто имеет право на это имя, – пожал плечами Шай. – Но деду бесполезно покупать материал для исследования: у него нет ни научной базы, ни человеческих ресурсов. Доступ к лабораториям «Кербера» для него закрыт, но лаборатории также есть и у «Эрго».       – Ага, Логг спелся с конкурентами?       Шаю стало смешно.       – Учитывая запредельную самоуверенность Логга и его апломб, скорее, он думает, что прижал конкурентов к стенке и теперь вертит ими, как пожелает. Но манипулируют как раз им. Почти наверняка – через союзника-вампира… Либо мы чего-то не знаем, и замешан кто-то другой, но тоже имеющий отношение к семье.       Мия на секунду прикусила губу.       – Складно, но недоказуемо.       – О, я докажу, – тихо пообещал Шай, улыбаясь. – Если переживу без Мэдса ближайшие месяцы… Впрочем, сейчас мои шансы повысились, – и он наконец посмотрел на Моора.       Тот стоял в арке прохода – секунду, целую вечность тому назад, но сейчас, за какое-то неуловимое мгновение, бесшумно скользнул через всю кухню, минуя задумчивую Мию, и оказался рядом, у плеча, за плечом, обвивая Шая тёплыми руками за талию.       – Никто тебя и пальцем не тронет, можешь не сомневаться, – произнёс месмер негромко, едва ли не касаясь губами ушной раковины.       Шай инстинктивно дёрнулся; ощущение горячего дыхания, ласкающего кожу, пробудило ворох ассоциаций и воспоминаний, словно в голове фейерверк взорвался. Это было совсем иначе, чем наедине или перед дядей с его прихвостнями; Мия смотрела, не отрываясь, и Каламити тоже, хотя и по-другому.       – Да, Логгу теперь придётся постараться, чтобы достать меня. – Собственный голос прозвучал как чужой, неузнаваемый, с лёгкой хрипотцой. – Разве что уронить метеорит сразу на весь Нью-Хонг.       – Если я правильно помню, в фильмах-катастрофах метеориты принято взрывать на подлёте к Земле, – без улыбки пошутил Моор и слабо, совсем без нажима провёл ему пальцами вдоль кромки джинсов. – И я ни за что не поверю, что вы в «Кербере» ничего не придумали на этот счёт. А с остальным я справлюсь.       «Он всего лишь дотронулся до меня, – ошеломлённо подумал Шай. – А такое чувство, будто уже раздел, разложил на столе и… и…»       Воображение забуксовало.       Лицо у Мии стало спокойным и невыразительным, как фарфоровая маска.       – Вы спускайтесь первыми, – произнесла она рассеянно, перекладывая стилус в правую руку. – А я с братом хочу поговорить наедине. Это недолго.       Моор тряхнул головой, точно пытаясь избавиться от слышного одному ему звука, и ощутимо напрягся.       – Я уважаю ваше право на приватность, но сейчас нам лучше не разделяться. К тому же я не знаю, что за пиццерия…       – Каламити покажет. Да? – спросила Мия, не оборачиваясь, и рыжий вампир, пряча за медицинской маской паскудную усмешку, кивнул. – Вы пока идите.       – Госпожа Таллер-Ки… – начал было Моор, и вдруг резко заткнулся, потому что стилус упёрся ему в подбородок.       …маленькая пластиковая вещица в виде совиного пера. Да, производства «Кербера»; да, начинённая кучей электроники – но с тупым, закруглённым концом, который даже кожицу яблока проткнуть не мог, не то что навредить демону ночи. Однако этот самый демон застыл, точно его на прицел взяли, и очень по-человечески сглотнул.       Мия очень редко становилась такой; но каждый раз – и в глубоком детстве, и сейчас – Шаю казалось, что вот-вот произойдёт нечто невообразимо кошмарное, неотразимое, неостановимое.       – Какую пиццу заказать? – лениво поинтересовался Каламити, подпирая лопатками арку прохода. – Может, каждому по одной? Я острую хочу.       – Давай с морепродуктами, – ответила Мия, не отрывая от Моора убийственного взгляда.       – А мне с чили и курицей, – добавил Шай и, повернув голову, вскользь поцеловал месмера в щёку. – А ты что будешь?       Тот наконец выдохнул.       – Посмотрю меню. Лет тридцать пиццу не ел, даже не знаю, как её сейчас готовят.       – Советую ассорти, – серьёзно кивнула Мия и отступила, пропуская его к Каламити, а уже через несколько секунд с тихим шипением отворилась тяжеленная входная дверь, и Шай с сестрой остался наедине.       Повисло тяжёлое молчание.       Он обошёл кухню кругом; то, что всегда ему нравилось – отсутствие углов, излишеств и деталей – теперь тяготило, взгляду не за что было зацепиться, ничто не давало пищи для размышлений. А Мия сверлила его взглядом – и каждая дыра от когтей Каламити на водолазке горела и пульсировала, как открытая рана.       – Он делал тебе больно? Только честно.       «Наконец-то конкретика», – мысленно перевёл дыхание Шай и подцепил со стола чашку с остывающим кофе, чтобы занять руки.       – Да, но это вполне естественно. По крайней мере, он не причинял мне боль специально… И не делал ничего непоправимого.       Мия чуть наклонила голову; взгляд исподлобья казался ещё тяжелее.       – У тебя рёбра так расписаны, будто по ним дубинкой колотили.       У него вырвался смешок.       «Почти в точку».       – За это скажи спасибо Логгу. Его молодчики постарались, – ответил Шай и, с нажимом потерев переносицу, отставил чашку и подошёл к сестре. – Мия, слушай… Если хочешь, мы потом прокатимся в клинику, там меня обследуют и погоняют по психологическим тестам, убедишься сама, что я в порядке. А потом ты понесёшься домой, вдохновлённая, и начнёшь рисовать следующий шедевр, про пациента и симпатичных медсестричек… Или даже врачей, так уж и быть, разрешаю, можешь даже одного блондином сделать. Несмотря на условную рисовку, в герое опять опознают меня, разразится страшный скандал, Альма Сильвер будет отшивать журналистов, а «Экстрим» в двадцать третий раз предложит мне откровенную фотосессию и место на развороте. Через месяц шумиха уляжется, и, может, тогда ты поверишь, что со мной ничего страшного не произошло.       Мия наконец улыбнулась:       – Ага, ты всего лишь сменил ориентацию, с кем не бывает.       Шай призвал на выручку всё своё самообладание и нейтральным тоном ответил:       – Ну-ну, не так радикально. Я, конечно, всегда старался мыслить широко… Но никогда не представлял себя самого в таком, э-э… положении. – Слова получалось подбирать с трудом. – Скажем так, у нас с Моором особые обстоятельства. Он особенный. А я… в целом я всё тот же человек, каким и был.       Она мгновенно посерьёзнела:       – Значит, кое-какие психологические тесты ты всё же прошёл.       – А у меня были варианты? – виновато улыбнулся Шай, поглаживая сестру по плечу. Простые прикосновения успокаивали, как в детстве, когда Мия казалась ему почти всемогущей… И не так уж он ошибался, впрочем. – На мне управление «Кербером», я просто не могу позволить себе неадекватность. А Моор… В общем, он месмер.       Её как током прошибло.       – Слушай, точно же, это даже в учебнике было, – Мия подняла на него встревоженный взгляд, прикусила губу. – А тут ещё и полнолуние… И как вы?..       «Это очень тонкий лёд».       – Он завязал мне глаза. В первый раз, а потом… Слушай, можно я не буду рассказывать это собственной сестре, а? – в шутку взмолился он, сложив руки домиком. – Ну, или хотя бы расскажу позже, когда немного привыкну?       Мия безжалостно щёлкнула его по лбу, а потом поцеловала в то же место.       – Вот теперь я верю, что ты в порядке, – щекотно прошептала она, не торопясь его отпускать. – Шай, миленький мой, ну как тебя угораздило?       Горло перехватило.       Только рядом с сестрой, наедине, под надёжной защитой включённой системы безопасности, Шай позволял себе – очень редко и недолго – прочувствовать всю глубину опасности, вглядеться в бездну, по краю которой он ходил настолько долго, что это стало уже образом жизни. И каждый раз дыхание замирало, и разум на мгновение парализовало ужасом: это я, там, на переговорах, один? Это я под прицелом киллера, в Сянь Е? Я убеждаю боссов мафии восточного региона оставить Логга в покое? Я отказываю военным в контракте и игнорирую многозначительные намёки?       …это я, там, в гетто?       – Как всегда, – выдохнул Шай, зажмуриваясь. – Должен был сдохнуть, но чудом вывернулся. Иногда мне кажется, что кто-то из наших предков действительно заключил контракт с потусторонней силой, и шутки отца про «поцелуй смерти» шутками вовсе не были… Ай!       Мия безжалостно дёрнула его за седую прядь и зафиксировала пальцами лицо, заставляя смотреть только на себя.       – Не смей так шутить, – прошипела она. Выждала, пока Шай кивнул, успокоилась немного и продолжила уже нормальным голосом: – Ну он тебе хоть нравится? Этот твой вампир?       «О, да, – пронеслось в голове, и сразу стало жарко. – Ты даже не представляешь, насколько… Я сам, похоже, это до конца не переварил».       – Моор… Моор меня заинтересовал с первого момента, – с трудом выговорил Шай, пытаясь как можно точнее оформить свои ощущения в слова. – Он очень эффектно появился на сцене. Я как раз пытался покончить с собой, чтобы не попасть в лапы к банде… Извини.       Мия отсела от него на край стола и мотнула головой.       – Ничего, – голос у неё был виноватый. – Продолжай. Я понимаю, что значит встретиться с парой ублюдков в тёмной подворотне.       «Может, даже лучше, чем я», – подумал он.       Размышлять об этом – как и обо всём, что видела и с чем сталкивалась Мия, когда попала к террористам – было жутковато.       – В общем, Моор точно с небес свалился, – вслух ответил Шай, стараясь звучать весело и непринуждённо. – Наверное, он тогда уже наблюдал за мной некоторое время, делал выводы… И решил вмешаться. Знаешь, он бы мог просто выбить осколок из моей руки, взвалить меня на плечо и рвануть в любой пустующий дом. Я бы даже не особо сопротивлялся, всё же один вампир – не толпа отморозков, шансы… шансы на выживание больше, – он запнулся, но тут же продолжил, чувствуя, что улыбка у него становится менее и менее естественной. – Каламити напичкал меня советами, так что я был… Ну, готов. Наверно.       Мия задеревенела.       – Нельзя быть готовым к насилию, – глухо произнесла она.       – Не стану спорить, – вздохнул Шай. – Не мне об этом судить, потому что Моор меня не принуждал. Он, конечно, предложил сделку, но потом снова и снова давал мне шанс соскочить. А я… С каждым разом я заинтересовывался в нём всё больше. И у него хорошее чувство юмора, такое, знаешь, здоровое. И он… Чёрт, не думал, что когда-нибудь это скажу, но он очень красивый. Ну, тогда я этого ничего не видел, конечно, только руки и родинку его над губой, но когда думал о том, как он начнёт меня трогать этими руками, мне не было неприятно.       Мия искоса посмотрела на него:       – А остальное? Он же тебя не только трогал.       Шай отвернулся, чувствуя, как уголки губ приподнимаются, а уши горят.       – Без комментариев.       – Ну хоть скажи, ты был снизу? Как ты на это согласился вообще, господин Я-Хочу-Всё-Всегда-Контролировать?       Его подбросило.       – Мия, какого хрена ты… – она захихикала и Шай откровенно вспыхнул. – Всё! Хватит ржать, у меня, может, трагедия и переоценка ценностей, а ты…       – А я жрать хочу, ужас, – соскочила она со стола, показала язык и вприпрыжку пронеслась через кухню. Остановилась в арке и, не оборачиваясь, произнесла через плечо: – Я никогда не рассказывала, но у нас с Каламити тоже было… непросто. Когда я его нашла, он был как кот, которого пропустили через мясорубку и склеили кое-как. И я давала девяносто девять шансов из ста, что, очнувшись, он меня разорвёт на куски, но мне тогда тоже терять было нечего. И… в общем, иногда мне кажется, что Каламити меня тогда всё-таки убил, – странным голосом закончила она. – Что стоишь? Пойдём в пиццерию, наши мальчики скучают.       Перед выходом Шай ещё раз просмотрел отчёты системы безопасности. Они были скупыми и короткими – ни одной попытки взлома не зафиксировано, по коду доступа Мэдшота в здание также никто не входил – и такое благолепие изрядно настораживало. За три дня, кроме того памятного утра, Логг никак не дал знать о себе, словно сквозь землю провалился, а дядя Тау, судя по публикациям в фотомиксе, рванул к морю на пару дней вместе с дочерью.       «Ну не могли же они просто сдаться? – размышлял Шай, защёлкивая на правом запястье «умный браслет» со встроенным электрошоком и с массивным циферблатом для отвода глаз; тяжесть была непривычной – до предательства Мэдса носить оружие казалось излишеством. – Значит, что-то замышляют. Репутационный удар? Атака на компанию? Киллера наймут, чтобы прощупать Моора? Скорее всего, первое или третье, хотя…»       – Ты идёшь? – крикнула Мия от лифтовой шахты.       – Ага, – растерянно откликнулся он. Повертел в руках пару компактных устройств из тех, что постоянно подсовывал ему раздел разработок, но в итоге ограничился запонкой с подавителем подслушивающих устройств и прикрепил её под воротником рубашки-поло. – Сейчас.       – Ты чего там застрял, галстук к носкам подбираешь? – сунулась Мия в кабинет и закатила глаза. – Ну я тебя умоляю, брось свои игрушки. У меня пистолет в кобуре, лезвия в кроссовках и невыспавшийся Каламити под рукой, кто рискнёт к тебе лапы протянуть?       – Идиот? – невинным голосом предположил Шай. – Ты ведь представляешь, сколько вокруг меня идиотов?       Она бессовестно заржала и под локоть утянула его за собой.              Пиццерия «Эль Гансо» располагалась там же, в Стеклянной башне, но с другой стороны – вход был из парка, отдельный и, конечно, охраняли его не столь тщательно. Тем не менее, попасть туда удавалось далеко не каждому. Столики приходилось бронировать заранее, очередь растягивалась на полтора месяца вперёд, да и в целом посидеть на веранде над улицей, под виноградными лозами, любуясь вечноцветущим парком, мог только очень состоятельный человек… Впрочем, один столик оставался свободным всегда, и там красовалась золотая табличка «зарезервировано». Предназначался он для семьи Таллер-Ки, точнее, лично для Мии.       Собственно, популярным заведением «Эль Гансо» сделала не кухня, не шеф-повар, не расположение, а именно этот стол – и табличка.       – Ваш заказ будет готов через восемь минут, – услужливо подсказала скуластая девушка в чёрном фартуке, провожая Шая и Мию к отгороженному бумажной ширмой пространству. – Принести дополнительно напитки?       – Двойной эспрессо, – быстро откликнулась Мия.       – Пожалуй, томатный сок, – вздохнул Шай, прикинув, сколько кофе он выглушил в ожидании сестры. Даже по самым скромным подсчётам выходило не меньше пяти чашек, и то потому, что месмер его талантливо отвлекал. – И минеральной воды. Холодной.       – За шиворот? – фыркнула Мия.       «И туда тоже», – подумал он, но ответил только своей фирменной застенчивой улыбкой, которая могла означать что угодно, и сестра звонко расхохоталась.       Девушка-официантка как-то судорожно вздохнула и поспешила в служебную зону.       – Запала на тебя, точно, – довольно отметила Мия, обнимая Шая за плечи.       – Да нет, я здесь слишком часто бываю, к тому же она недавно вышла замуж. Или это была блондинка, её напарница?       – Без разницы, – отрубила сестра. – И почему, кстати, на тебя не может запасть свежеиспечённая жёнушка? Сомневаешься, что это возможно? Неужели у тебя проблемы с самооценкой?       Он невольно проводил официантку взглядом; что-то в этой сцене царапало.       «Зрачки немного расширены, улыбка неестественная, рукой с блокнотом прикрывает грудь… – мысленно прокрутил он в голове картинку. – Ага, и шарахается от громких звуков. Либо это мигрень, либо девушка напугана. Каламити постарался? Или у меня уже паранойя?»       Они завернули за ширму. Моор сидел у окна с опущенными жалюзи, слегка откинувшись назад, и изучал меню, а со спины его обнимал Каламити, что-то нашёптывая на ухо; оба вампира улыбались, и атмосфера была скорее интимной, чем угрожающей.       «Значит, вряд ли страх».       – Чего застыл? – Мия подтолкнула его в поясницу. – Или тебе подушку под задницу принести, чтоб сидеть помягче? Ты не смущайся, тут все люди понимающие. И не только люди.       Каламити глянул исподлобья с искренней обидой.       – А меня ты отшил.       – Потому что ты флиртуешь с непринуждённостью и грацией танка, – заметил Моор, не отвлекаясь от меню.       – А по тебе вообще не поймёшь, ты флиртуешь или отшиваешь, – не остался в долгу рыжий.       – Зато я могу три дня после полнолуния, а ты только два.       Каламити тихонько взвыл и сполз под стол, и Мия нырнула следом – утешать любовника.       – Это было жестоко, – хмыкнул Шай, подтаскивая стул поближе и усаживаясь рядом с Моором.       – Переживёт, не в первый раз, – невозмутимо ответил тот. И – искоса обжёг взглядом: – Как ты относишься к нежностям на публике? Я не разрушу случайно твою репутацию?       Мия вынырнула из-под стола, восторженно распахнув глазищи:       – Господи, он заботится о твоей репутации! Это мило, как… как… как корзинка с цыплятами. Розовая. С ленточками. И так же крипово, кстати.       Шай притянул Моора к себе и поцеловал в краешек губ, слизывая солоноватый привкус минералки.       – Тут можно, – ответил вслух, приваливаясь к вампиру плечом. – Надёжный персонал, нет камер и прослушки. Но вообще стратегию общения с прессой надо ещё продумать.       – Ни за что не поверю, что ты не разработал уже с десяток заковыристых планов, как представить фанатам своего парня и не огрести ушат дерьма, – рассмеялась Мия и уселась на стул, по-восточному подогнув под себя ноги.       – Кстати, о планах, которые с самого начала полетели к чертям, – спохватился Шай. – Конечно, для формальностей уже поздновато… Моор, знакомься, это Мия Элиас Таллер-Ки, моя единокровная сестра.       Вампир удивлённо приподнял брови:       – Единокровная? То есть матери у вас разные?       Шай обменялся с сестрой скептическими взглядами.       – Папочка слишком любил менять женщин, чтобы подолгу оставаться с какой-то одной, а у нас разница в восемь лет, так что это очевидно, – подтвердила Мия со вздохом. – Я, можно сказать, ошибка юности, плод запретной связи с собственной телохранительницей, мастером восточных единоборств. Когда мама узнала об измене, мне было около года, так что сама я обстоятельств разрыва не помню. Но говорят, что она трое суток медитировала в каменном зале, чтобы успокоиться и не выбить папе яйца через глотку, а потом заявила, что ей нужен совет учителя-отшельника и укатила в горы. Учитель, видимо, был правда человеком мудрым и порекомендовал маме послать неверного любовника куда подальше… В общем, я её видела с тех пор только на старых фотографиях, мама была красотка – бритая голова, татуировки на лице, глаза синие, всё такое. Ну, как в фильмах про кунг-фу. Но Мэдс её очень уважал и много о ней рассказывал… Мама была его духовной наставницей – или как там это называется в тайных боевых школах, основанных просветлёнными отшельниками?       Моор присвистнул, и глаза у него полыхнули зелёным.       – Занятно. Звучит как сценарий фильма.       Мия наставительно подняла палец:       – Не-а. Это классическая завязка супергеройских комиксов. Ну, первая сюжетная арка, про детство героини. Даже милый младший братец имеется.       – Как скажешь, – легко согласился месмер. И с любопытством скосил взгляд: – У тебя тоже история похожа на комиксы?       Шай улыбнулся:       – Скорее, на мелодраму. Согласно официальной версии, моя мама была начинающей актрисой театра, и якобы именно там и познакомилась с главой «Кербера»… – он сделал многозначительную паузу. – Но на самом деле она просто разливала вино на встрече, где присутствовал отец. На встрече с партнёрами Логга.       – Мафия. Младшая и любимая дочь босса, – с удовольствием подхватила Мия. – Обворожительная юная госпожа с отравленной шпилькой в волосах, прикинь, ну? Рисковать папа не стал и сразу сделал этой ядовитой красавице предложение, чтоб случайно не задеть честь семьи, не опозорить юный цветок и так далее. Вряд ли папа смог бы хранить верность и ей, но молодая жена сделала ему роскошный подарок и умерла при родах. Похороны были пышные, прямо королевские, мафия рыдала взахлёб, а младенцу поклялась в верности сразу целая толпа народу. Я тогда ни черта не поняла, но впечатлилась.       Моор переставил поближе к себе стакан воды, но не отпил, а только обвёл пальцем кромку.       – Вы так легко об этом рассказываете.       – Ну, никакого секрета здесь нет, – пожал плечами Шай и, лишь споткнувшись о сочувственный взгляд, догадался, в чем дело. – Или ты о детских травмах и тому подобном? Наверное, это прозвучит цинично, но нельзя тосковать о том, кого даже не помнишь. Да, мать Мии пропала без вести, а моя умерла, но отец ведь никуда не делся. И он заботился о нас.       – Пожалуй, мы были единственной его постоянной и неизменной любовью, – вздохнула Мия и опустила ресницы. – Мачехи менялись чаще, чем сезонные коллекции на витринах в «Уэлш», ну, кроме Марианны Вонг – она всегда втискивалась в промежутки между новенькими. Это казалось вполне нормальным – точнее, меня-то парило, конечно, но папа дал мне лучшее, что мог – полную свободу. Хотя наверняка отпустить меня было ему нелегко. Потом, после того как я вернулась, узы как будто даже стали крепче. И та катастрофа… я даже не поверила, когда мне рассказали про самолёт.       Шай помрачнел; в глубине души трепыхнулось что-то тёмное, жуткое, хищное, загнанное подальше и надёжно придавленное грузом ответственности за компанию и сестру.       – Я найду того, кто это сделал, рано или поздно, – безмятежно пообещал он вслух и повернул голову к Моору, одновременно включая источник помех, встроенный в запонку. – Повторишь то, что рассказал мне насчёт того, что привело тебя в Нью-Хонг?       Он ещё не договорил, когда вампиры синхронно обернулись в сторону кухни, словно на звук, слышный только им. Каламити даже привстал, но быстро потерял интерес к источнику шума и плюхнулся обратно на стул.       – Разбили что-то, – отмахнулся он. И уставился на Моора: – Ну, кто там тебя за хвост вытянул из твоей норы?       – Племя Скарлетт.       Шай не понял ничего, но Каламити… Тёмные, звериные когти проткнули столешницу, точно кусок сыра.       – Чума же мертва. А те дети…       – Я ничего не говорил о детях, мелкий. Племя, потомки… Думаю, что сменилось четыре или пять поколений. Может, больше, но точно не меньше, учитывая её продолжительность жизни.       И тут до Шая дошло.       «Скарлетт… Алая Чума Востока!»       Единственная женщина среди четырёх великих разрушителей оставила после себя ещё меньше следов, чем даже Моор. Сохранился, правда, неплохой рисунок, сделанный с натуры – высокая, смуглая красавица с волосами цвета венозной крови, облачённая в белое; он кочевал из учебника в учебник. Её слишком боялись, чтобы упоминать всуе, хотя ни в политических игрищах, ни в той давней, короткой и страшной войне, она почти не участвовала.       Причина заключалась в её способностях: она могла заражать в буквальном смысле.       Болезнь не передавалась от человека к человеку, только с кровью самой Чумы, но не было и лекарства – что бы ни делал заражённый, однажды утром он понимал, что больше не может выходить на солнце, а жизнь его отныне подчинена лунным циклам. Преображение занимало много времени, иногда годы, но итог оставался один: человек становился вампиром. В отличие от других разрушителей, Чума была слабой, немногим сильнее обычного демона ночи, и потому нуждалась в охране и всюду ходила со свитой… А ещё она старела.       «Так значит она действительно умерла… И друзья звали её Скарлетт».       – Об этом ты мне не рассказывал, – вслух произнёс Шай, уже жалея, что затеял этот разговор вне стен собственного дома.       Информация была слишком опасной, чтобы полагаться на глушители и источники помех, в конце концов подслушать можно и самым примитивным методом – подобравшись поближе.       – Мне тоже, – буркнул Каламити и злобно пнул стул. – Ну ладно, последние лет двадцать всё вообще в задницу полетело, а раньше чего молчал?       Моор посмотрел на него почти с отеческой нежностью.       – Потому что ты трепло. А Скарлетт просила меня сохранить в тайне само существование её дочерей.       Каламити прицельным щелчком скинул на пол пепельницу и с хрустом растёр подошвой осколки, но вслух не возразил. Шай с трудом удержался от смешка.       «Видимо, упрёк более чем справедливый».       – Значит, дочери, – вслух произнёс он, возвращая беседу в продуктивное русло. – И что с ними стало?       Моор пожал плечами.       – Обе девочки прожили долго, вполне счастливо, а после смерти их тела были сожжены, а прах развеян по ветру, как и просила Скарлетт. Со следующим поколением хлопот было больше, всё-таки шестеро – это не двое, да и мир к тому времени изменился, но я приглядел и за ними. Затем меня, э-э, отвлекли.       – А! – Каламити просиял. – Помню. Бунты, да? Весело было.       Месмер поморщился:       – Разве что тебе, я не любитель кровавой бани. К тому же улаживать последствия с человеческими государствами пришлось именно мне. Процесс затянулся, и я… я потерял из виду племя Скарлетт. А примерно три года назад начали пропадать дети – сперва в смешанных семьях, тех, кто существует в городах вне гетто и фактически вне закона. Их почти никто не отслеживал, вся информация всплыла потом… Исчезали дети везде – в старых землях, на юге и на востоке, только север не трогали       – Видимо, боялись втянуть в дело кое-кого, повёрнутого на законе и порядке, – съязвил Каламити.       Моор качнул головой:       – Да вряд ли. Скорее, боялись обнаружить себя, а на моих землях это было бы неизбежно.       Он умолк, погрузившись в размышления. Шай прикинул про себя шансы и понял, что тоже не сунулся бы к северянам, взбреди ему в голову организовать похищения вампирёнышей.       – Конечно, – вздохнул он. – Плотность населения в среднем в двадцать раз ниже, уровень жизни выше, смешанные семьи на учёте и получают поддержку от правительства, а гетто больше похожи на уютные деревеньки из пряничных домиков, куда приходят за острыми ощущениями, предварительно заполнив кучу бланков и анкет.       Моор усмехнулся, и от этой усмешки Шая пробрало холодком.       – Да, я люблю покой – и вполне ясно донёс эту несложную мысль и до своих соплеменников, и до тех людей, кто принимает решения. Кроме того… – он сделал паузу. – Месмеру гораздо легче уговорить человека заглянуть в гетто. Пока мои соплеменники не увлекаются и не переступают черту, я смотрю на это сквозь пальцы.       – Самое главное – у вас есть законы, и они выполняются, – подытожила Мия, уводя разговор в сторону от скользкой темы. – Чего не скажешь о Восточном Миконе, например… Да даже и про Нью-Хонг не скажешь, ну правда. А на каком этапе ты включился в расследование?       Моор ответил не сразу – и опустил на мгновение взгляд, прежде чем заговорил.       «А он не торопится выкладывать карты на стол».       Эта мысль неприятно кольнула.       – Слишком поздно, к сожалению. Со мной связалась одна женщина, которая присматривала за потомками Скарлетт из младшей ветви, и сообщила, что молодая госпожа Руж ввязалась в стычку и была похищена. Вместе с ней пропали и её компаньоны – телохранители, свита, назови как угодно. Их вы знаете, – добавил Моор с прохладцей в голосе.       «Дуется, что я не отвёл его к детям».       – Терри и Уайт, – ответил Шай спокойно, не реагируя на смену тона. – И я также знаю, почему они отказались встречаться с тобой и долго привыкали к Каламити: потому что первую скрипку в похищении играл отнюдь не человек. Дай им время приспособиться к мысли, что они могут доверять вампирам.       – Это их народ.       – Это дети, которых чуть не угробил тот, кто должен был их защищать, «член семьи», – возразила Мия упрямо. – И, поверь, в таком возрасте легче разделить мир на чёрное и белое и довериться чужакам, чем дойти до мысли, что не все члены твоей «семьи» тебя предали. Я, например, долго привыкала к дивному факту, что с деда Логга станется нанять для нас с братом киллера, чтобы припугнуть нашего папу.       – Я тоже, – улыбнулся Шай. – Но, в конце концов, Логг остаётся нашим родственником, членом семьи. Он вообще-то двоюродный, но воспитывал нас как родной. Просто у него есть определённые дурные привычки, и он плохо влияет на дядю Тау.       Мия протяжно вздохнула, утыкаясь лицом в скрещённые на столе руки:       – У меня от этого всего хреновые предчувствия.       «У меня тоже», – чуть не ляпнул Шай и, чтобы скрыть тревожность, встал и прошёлся к окнам; проследил пальцем пластину жалюзи – естественно, ни пылинки – и, отогнув её, выглянул наружу. Для восьми утра в округе было даже слишком оживлённо: в парке, на пространстве между двух глициниевых аллей, парочка играла в теннис, рядом коротко стриженная девица тренировала собаку, чуть дальше женщина в униформе катила коляску. Лавку оккупировала компания богатеньких студентов с фирменными стаканами из «Кофе-Лэнда», на них неодобрительно оглядывалась бодрая седовласая бегунья в голубом эластичном костюме. Зевал в будке над перекрёстком полицейский, алый спорткар неуклюже парковался на обочине между машиной скорой помощи и такси, выстригал лишние ветки садовник в зелёном лабиринте… Пейзаж, пасторальный на первый взгляд, подспудно вызывал тревогу.       «Интересно, к кому тут скорая приехала? Вряд ли в Стеклянную башню. Может, в парке кому-то стало дурно?»       Шай сдвинул на место пластинку жалюзи и выглянул в зал; из кухни волнами наплывали аппетитные запахи, а зал начал постепенно заполняться. Кое-кто уже наслаждался кофе и тостами с тягучим, одуряюще ароматным сыром.       – Что-то не торопятся они с нашим заказом, – пожаловалась Мия, лениво раздирая бумажную салфетку надвое.       – Давай, я их пну на кухне? – с надеждой спросил Каламити. – Несильно. Не до крови.       Мия беззвучно рассмеялась, не говоря ни да, ни нет, но тут в зале наконец показалась официантка с пиццей и напитками. Лицо у девушки было бледным, губы потрескались в уголках; ощущение катастрофы стало невыносимым.       «Не выспался я, что ли? Или от кофе тревожность зашкаливает?»       Он вернулся к столу и, вполне осознанно повторяя позу Каламити чуть ранее, полуобнял Моора со спины, пока официантка сгружала заказ на стол; пицца благоухала пепперони так, что во рту скопилась слюна, и пришлось сглотнуть. Получилось как-то громко, и вампиры обернулись к нему, оба, а официантка в это время с поклоном сбежала. Мия голодно оскалилась и потянулась к пицце:       – Не помню, кто заказывал острую, но лично у меня ждать уже ну никаких сил нет. Кто успел, тот и съел!       – Не надо!       Шай моргнул раз, другой, и только когда едва не начал дымиться под прицелами уже трёх взглядов, осознал, что голос принадлежит ему самому.       – Что случилось? – тревожно спросила сестра и потянулась к нему через столешницу. – Эй?       – Ничего, – ответил он, потирая виски. Голова резко заболела. – Просто плохое предчувствие. Наверно.       Моор молча зачерпнул из середины пиццы сыр с колбасками, принюхался, лизнул… и поморщился.       – Что ж, интуиция у тебя и правда отменная. Я уже почти забыл этот запах, мне казалось, что в моде давно другие методы, а этот безнадёжно устарел. Синильная кислота.       Схема мгновенно выстроилась в голове.       – Зато от неё полно антидотов, а симптомы проявляются очень быстро, – сказал Шай, снова подскочил к окну, сфотографировал «скорую» и сбросил службе безопасности «Кербера» с коротким приказом – отследить. – Хорошая схема – меня или Мию увозят в больницу на подставной машине, заказчик получает либо идеальную заложницу, чтобы шантажировать наследника, либо самого наследника… Ах, да, официантка. Её наверняка устранят в течение получаса.       Каламити поднялся гибким, быстрым и очень агрессивным движением.       – Вряд ли, – ощерился он – и исчез.       Шай поколебался пару секунд, но затем всё же отправил сообщение контакту номер четыре в коротком списке доверенных лиц: «Эль Гансо, покушение (отравление), синильная кислота, пострадавших нет, нужны эксперты, охрана, транспорт». Затем подумал ещё и дописал: «Я с Мией, с Каламити и с его другом, вы не знакомы, это тот самый».       – Что делаешь? – тут же сунулась к нему сестра, и Шай быстро свернул переписку и переключил экран часов на циферблат. – Отчитываешься?       – Зову на помощь, – улыбнулся он. – Может, заглянем на кухню? Не то чтобы я не доверял твоему прекрасному любовнику, но его темперамент...       Мия безмятежно фыркнула, словно это не её сейчас пытались отравить, и хлопнула ладонью по столу, поднимаясь:       – Ладно, пойдём спасать твою официантку.       – Пиццу надо захватить, – добавил Шай. – Всё-таки вещественное доказательство. Порадуем ребят в лаборатории.       Деревянный поднос с главной уликой в итоге забрал Моор, которого происходящее явно забавляло. Скорая тем временем успела слинять, но «умный браслет» на запястье Шая услужливо сообщил, что задание по слежке уже на исполнении, так что он не беспокоился.       «Главное сейчас – не упустить девчонку… и не позволить её убить».       Никто даже не пытался остановить их, когда они сунулись в служебные помещения. Кухня с её густым до тошноты запахом еды пустовала, только на полу валялся поварской колпак, а в печи обугливалась пицца. Башня из чашек у кофемашины обрушилась, и белые матовые осколки издали напоминали груду костей.       В следующем помещении было уже повеселее.       Раздевалка для сотрудников оказалась точь-в-точь как в университете – одинаковые металлические шкафчики в рост человека, лампы дневного света, деревянные скамьи. На одной из них возлежал Каламити, закинув ногу на ногу, и разглядывал на просвет бутылку с газировкой, а повара, официантки и уборщики стояли вдоль стен, боясь шелохнуться.       Девушка, которая подала отравленную пиццу, беззвучно всхлипывала на полу.       – Самый догадливый получает суперприз! Итак, что в этой бутылке? – будоражащим низким голосом спросил Каламити в потолок.       Шай рефлекторно сжал кулаки.       – Тоже синильная кислота?       – Бинго, – осклабился рыжий. – Кола с нестандартным вкусом, ха-ха! Валялась в шкафу у девчонки. Закрытая. Вряд ли такие штуки продаются в магазинах, да?       Мия посмотрела на рыдающую официантку, затем на своего любовника – и плюхнулась рядом с ним.       – Пожалей её, ясно же, что бедняжку подставили и попытались устранить, чтоб она лишнего не рассказала.       Каламити закатил глаза.       – Ну да, расскажет. Она рехнулась от страха, по-моему. Я ей даже не сломал ничего, а она уже вся в соплях и икает… А, может, правда слегка пустить ей кровь? Боль прочищает голову, – добавил он без издёвки, задумчиво и серьёзно, и именно потому очень страшно.       – Не стоит опускаться до насилия, – месмер задумчиво взвесил на ладони деревянный круг с пиццей. – Во-первых, это ничего не гарантирует, люди часто лгут под пытками. Во-вторых, есть более простой метод: достаточно мне будет взглянуть ей в глаза.       Намёк был более чем прозрачный; как по команде, сотрудники уставились в пол, а чернявый уборщик даже зажмурился. Шай испытал непреодолимое желание сделать то же самое, пусть и по другой причине.       «Изверги. Изверги и дикари. Хотя нет, на самом деле они просто увязли в устаревших морально-этических нормах… Какого века, интересно? Прошлого? Нет, какого прошлого, Пакту уже двести лет, а они-то постарше будут».       Игнорируя настороженные взгляды, он сделал шаг, другой, третий, опустился рядом с официанткой на колени – и обнял её. Крепко, ласково, как сестру… как человека, которого он никогда не отпустит в смерть.       – Всё будет хорошо, – прошептал Шай куда-то между шеей и ухом, едва не касаясь губами блестящей от испарины кожи. – Теперь всё будет хорошо, я обещаю.       Девушка выдохнула – длинно, судорожно, потом, захлёбываясь, вдохнула, и наконец затихла. Он гладил её по волосам, едва ощутимо дёргая жёсткие от лака пряди; с нажимом проводил по напряжённой спине, разминая задеревеневшие мышцы, заставляя обмякнуть, расслабиться. А когда почувствовал очередную смену настроения, дрожь, точно пришедшую глубоко изнутри измученного истерикой тела – немного отстранился и обхватил мокрое лицо ладонями.       – Ш-ш-ш, – произнёс он тихо, улыбаясь. – Ш-ш-ш. Ты облажалась, милая, – добавил так же нежно, большими пальцами оглаживая её скулы. Зрачки у официантки резко расширились. – Ничего не получилось. Они попытаются тебя убить, конечно, но знаешь, что? Ты всегда можешь убить их первой. Кто это был, солнце? Кто заставил тебя сделать это?       Всё стало неважным, отдалилось; тишина окружала их, сухая, хрупкая, кажется, протяни руку – и нащупаешь, упрёшься, как в прохладную глазурь на глиняном боку, а надавишь чуть сильнее – и побегут трещины…       Шай надавил.       – Расскажи мне, – он склонился к ней ближе, вглядываясь в собственное сияющее отражение в темноте зрачков, инстинктивно облизнул губы, чувствуя чужое тепло совсем рядом. – Пожалуйста. Только ты можешь.       Что-то оглушительно хрупнуло – бокал под чьей-то ногой, дурацкая бутылка с отравленной колой в руке у Каламити, кафель под пальцами Моора? – и девушка наконец заговорила.       – Ва…вампир. Это был вампир, с белым лицом, совсем белым, как… как… как тесто, и он был в форме, такая синяя форма, и он что-то делал, и… мне было так больно, очень больно…       Она ещё говорила, когда Шай даже не увидел – ощутил сбоку от себя, за плечом, какое-то движение. Инстинктивно дёрнулся вперёд, пытаясь то ли заслонить собой, то ли просто на пол повалить свидетельницу, но почти сразу понял – не успевает, и внутренне напрягся, ожидая удара.       Зато Моор успел.       Глухо чавкнул пистолет с глушителем, врезалась в потолок пуля, хрупнула кость в вывернутой вверх руке – всё одновременно, а потом в реальность ворвались другие звуки: испуганный выдох-вскрик Мии, шипящая ругань Каламити, полицейская сирена вдали, слишком размеренное, глубокое и спокойное дыхание чернявого уборщика, того самого, кто сейчас стоял навытяжку с выкрученным запястьем.       – Будет забавно, если все они окажутся частью группировки, – без улыбки произнёс Моор и легко вырвал из скрюченных пальцев уборщика пистолет. – Может, всё-таки я их расспрошу?       – Не стоит, – качнул головой Шай, продолжая обнимать совершенно обмякшую официантку. И пояснил так же ровно: – Исследования показывают, что месмерическое воздействие – ближе, скорее, к наркотическому, то есть лояльность, конечно, повышается, и человек охотно выдаёт тайны, но память страдает. И критичность восприятия тоже, кстати. А мне нужны не просто ответы, – он ласково погладил дрожащую девушку по плечу. – Мне нужна правда. Вся правда.       С задумчивым, отстранённым интересом Моор вывернул руку неудачливого убийцы немного сильнее, вглядываясь в движение переломанных костей под кожей.       – А я думал, что ты их жалеешь.       У Шая вырвался совершенно неуместный – по многим причинам – смешок; захотелось объяснить свою точку зрения, проговорить вслух, хотя обычно он этого избегал. Но месмер постоянно оценивал его неверно, то обряжая в нимб и крылья, то выискивая коварство там, где его отродясь не водилось, хотя именно перед ним-то – ирония – Шай и не пытался ничего изображать.       – Жалею, конечно, – улыбнулся он только краешками губ и снова погладил официантку по голове. – Как их не жалеть, таких… запутавшихся. Но повременить с радикальными методами прошу не поэтому, жалость – не мотивация, а фон, скажем так. Слушай, ты ему руку не оторвёшь?       – Нет, – Моор неохотно ослабил хватку и опустил голову, пряча выражение лица за завесой ангельских локонов. – К сожалению.       Запястья тотчас же отозвались фантомной ноющей болью; вспомнилось, как ночью месмер удерживал его руки над головой, забываясь, сжимал до хруста, а потом – вылизывал багровые гематомы-браслеты, пока они не начинали бледнеть. Во рту пересохло; сознание поплыло куда-то, медленно, плавно, как перрон мимо отъезжающего поезда…       «Нельзя, – напомнил себе Шай, усилием воли выныривая обратно в реальность, где обнимал дрожащую, взмокшую от ужаса официантку, а спину ему буравил взглядом странно невозмутимый убийца. – Сначала – работа. Работа».       – В одном ты прав, – заметил он вслух с намеренным легкомыслием, чтобы ещё больше не испугать свидетельницу. – Неизвестно, кто ещё может работать на этого бледнолицего любителя старинных ядов, так что разговора здесь не получится. Нужно перебраться куда-нибудь в более безопасное место.       – Кабинет в общем зале? – быстро предложила Мия. И, не дожидаясь ответа, обернулась к Каламити: – Ты присмотришь за ними? Ну, чтоб никто никого не убил и никуда не сбежал до приезда полиции?       – Валите уже, – ухмыльнулся Каламити и с показушной беспечностью вытянулся на лавке, закинув руки за голову. – Я даже постараюсь никого не сожрать. Может быть.        В зал свидетельницу пришлось в буквальном смысле тащить. Вопреки ожиданиям, на руках у Моора она окончательно успокоилась, и, хотя ноги её не держали, речь стала более-менее связной и внятной. Но вот сама история не понравилась никому, даже Мие, которая обычно любые передряги встречала с восторгом, как перспективу рвануть парк аттракционов на выходных.       …За наследником «Кербера» и его сестрой охотились давно, со вкусом и с неугасающим азартом. Но в основном не киллеры, а шпионы из компаний-конкурентов и папарацци; встречались и идейные враги, и откровенные психи, и навязчивые фанаты, но гораздо реже. Знаменитый столик в пиццерии из Стеклянной башни, впрочем, приманивал неадекватов, как магнит: во-первых, потому что именно здесь Шая или Мию можно было подловить наверняка, во-вторых, потому что ресторан, пусть и доступный только для избранных, пространство всё-таки публичное, открытое.       Именно эта иллюзия легкодоступности и притягивала многих – не всегда желанных гостей.       Владелец «Эль Гансо», впрочем, дураком не был и систему безопасности отладил на совесть, в полном согласии с основными службами высотки. Обо всех инцидентах, от попытки подкупить персонал и написать «феноменальный репортаж» до действительно опасных случаев, когда в зал проносили оружие, работники докладывали руководству через «умный бейдж» – по сути дела, мини-компьютер, прикреплённый к нагрудному карману. Если заинтересованные лица подкатывали к сотрудникам за пределами ресторана, то сообщить об этом можно было перед началом смены или, если проблема требовала безотлагательных решений, по круглосуточному номеру. За любой рапорт начислялась неплохая премия, «крыс» увольняли быстро… Контролировали весь процесс ловкие ребята из службы безопасности, и никто, включая самого владельца, не знал, который из неприметных уборщиков или виртуозных поваров на самом деле агент, присматривающий за «своими».       Официантка – её звали Рико – получала премию уже четыре раза и была у руководства на хорошем счету. Отказываться от прибыльного и престижного места ради призрачной выгоды она никогда не собиралась, а в последнее время у неё ещё и начался роман с баристой, импозантным седовласым южанином лет сорока пяти, жизнь стала видеться исключительно в розовом свете.       А потом появился «бледный».       Он приходил в пиццерию дважды: впервые – три месяца назад, затем – за две недели до покушения. Столик заранее не заказывал, просто вваливался в двери ближе к полуночи и садился, куда ему вздумается, не ел, не пил, только пялился на посетителей и обслугу. Однако никто и не думал его выгонять: вампиры среди людей предпочитали держаться в тени, а позволить себе такую откровенную провокацию мог либо псих, либо кто-то очень сильный и влиятельный, словом, тот, с кем связываться – чистое самоубийство. К тому же «бледный» по сути не причинял никакого вреда и оба раза уходил в течение получаса.       – Шеф сказал: «Не будите лихо, ничего он вам не сделает», – тихо произнесла Рико, смаргивая слёзы. Руки у неё были сцеплены в замок с такой силой, что пальцы побелели. – А меня рядом с ним тошнило от ужаса. В последний раз я не выдержала, поменялась местами с Лолой, чтобы она обслужила столик рядом с… с этим.       Мия задумчиво подпёрла кулаком щёку.       – Зря, наверное. Нельзя зверям показывать спину.       – Не помогло бы, – мягко возразил Моор, который стоял чуть поодаль, у края ширмы. – Страх всегда видно. Выдаёт поза, тембр голоса, движения, запах.       Шай не стал возражать, хотя прекрасно понимал, что имел в виду сестра: дело было не в испуге как таковом, а в силе воли, в способности превозмочь себя и действовать наперекор собственным чувствам. Он сам испытал это в гетто, когда стоял напротив банды и говорил с ними так, словно сила всё ещё на его стороне и выбор за ним.       Может, именно поэтому они и тянули, не решаясь напасть.       …может, именно поэтому Моор заметил его.       – Мы все боялись, – гнусаво ответила официантка, уткнувшись лицом в свои ладони. – Но он пришёл за мной. Поймал меня в подъезде. Позавчера. Дал пузырёк с отравой, объяснил, что делать. Я хотела доложить наверх, как положено… но он меня укусил. И это было очень больно. Очень. Я…       Рико снова затрясло, так что столик зашатался, а дыхание стало частым и поверхностным. Она попыталась заговорить, но голос отказал; Шай с Мией метнулись к ней одновременно, но опоздали – официантка потеряла сознание.       – Обморок, – констатировала сестра, осмотрев девушку и пощупав пульс. – Думаешь, её отравили всё-таки?       – Вряд ли, – с сомнением протянул Шай, возвращаясь на своё место. Во рту был неприятный железистый привкус. – Она просто измотана, наверное, хотя точно только врачи скажут. Есть предположения, кто это был? – обернулся он к месмеру.       Тот качнул головой:       – Я не знаю никого, кто подходил бы под такое описание. Точнее, бледных среди нас хватает, всё-таки солнце нам не друг, но вот укус… Обычно укус не причиняет невыносимой боли, наоборот.       – Правило тридцати секунд, – хором и одинаково рассеянно откликнулись Шай с Мией. Переглянулись, потёрли шеи, уже нарочно повторяя друг за другом, Моор тем временем продолжил задумчиво:       – Не всегда именно тридцати, но механизм один: неприятные ощущения быстро сменяются удовольствием. Это принцип, на котором строится охота – жертву достаточно поймать, а потом она сама раздумает убегать. Удобно и гуманно.       У Шая в голове словно щёлкнуло что-то.       «Вот оно. Принцип охоты».       – Но ведь жертву можно не только опьянить удовольствием, но и парализовать болью и ужасом, – произнёс он. И – глянул на Моора исподлобья: – Результат ведь будет один. Могла ли эволюция пойти по другому пути?       Мия поняла первой и присвистнула:       – Ого! Думаешь, среди вампиров появился мутант?       – По крайней мере, это бы объяснило, почему он нападает на своих же, почему чувствует себя изгоем и готов сотрудничать с людьми. С худшими из людей, – мстительно уточнил Шай, припомнив отчёты своих аналитиков по запрещённым программам тестирования препаратов в «Эрго». И снова обратился к месмеру: – Ну так что?       Он пожал плечами:       – Что ж, вполне вероятно. К тому же одного вампира-мутанта, пусть и в несколько другом смысле, мы оба с тобой знаем… да и у меня самого есть особенности, не присущие никому из моих соплеменников.       Сирены звучали уже совсем близко, буквально под окнами; хлопали на улице дверцы машин, а подкованные металлом каблуки звонко стучали по брусчатке. Времени на задушевные разговоры не осталось, но Шай не удержался от вопроса, улыбаясь половиной рта:       – Особенности? И какие же?       – Секрет, – невозмутимо отозвался Моор.       «Надо же, даже не пообещал рассказать позже».       – А что за вампир-мутант? Каламити? И в чём состоит его мутация? – продолжил он наседать, не надеясь, впрочем, добиться ответов.       – Он может заниматься любовью на потолке, – невозмутимо откликнулась Мия. И, оценив, видимо, его выражение лица, фыркнула: – Правду говорю, между прочим. Может, это и не самое рациональное применение его мутаций, но точно самое прикольное.       Шай сложил два и два в уме – и поперхнулся вздохом:       – Слушай, получается, плакат с поздравлением с внешней стороны окна в Стеклянной башне он наклеил?       – Гхм… Ну, идея была моя. Тебе не понравилось?       – Очень милый череп, что ты, а как он в темноте светился – красота! А когда отец рассказывал, что в иллюминатор самолёта на высоте шести километров постучали…       Мия подняла руки, точно сдаваясь, и собралась уже было ответить, но потом стрельнула взглядом в сторону выхода – и выразительно шикнула. Но Шай и сам не собирался продолжать, потому что металлическое цоканье каблуков слышалось уже совсем близко. Он как раз успел пригладить взъерошенные волосы, раскатать засучённые рукава и принять достойную позу, когда в зал вошёл щекочущий нёбо запах размятой хвои и пьяных магнолий, а за ним – сама Альма Сильвер, как всегда, в серой замше и на головокружительных каблуках.       – Доброе утро, молодой господин, – улыбнулась она краешками губ, едва заметно. Взгляд её, холодный и цепкий, тем временем обшаривал зал. – Вижу, ситуация немного изменилась после вашего рапорта?       – Немного. Было ещё одно покушение, теперь уже на свидетельницу, – ответил Шай, поднимаясь, и пожал быстро протянутую руку. – Доброе утро, госпожа Сильвер. Спасибо, что приехали так быстро.       – Это моя работа, – ответила она и жестом указала прибывшим с ней людям, полицейским, врачам и консультантам из лаборатории, распределиться по залу и заняться своими обязанностями.       И тут же Мия, с рук на руки сдав официантку медикам, пружиной взвилась с пола и бросилась к госпоже Сильвер на шею, заставив даже отступить на пару шагов – только звякнули металлические набойки на каблуках, вгрызаясь в плитку.       – А-а-а-альма! – протянула она звонко и, встав на мыски, расцеловала её в щёки. – Ну всё, теперь я спокойна. Слушай, меня тут чуть насмерть не отравили, но девочка не виновата, ей, похоже, мозги промыли. Хорошая очень, спасём её? Ну пожалуйста?       – Разумеется, мы позаботимся о свидетельнице, молодая госпожа, – невозмутимо кивнула Альма Сильвер, аккуратно придерживая пританцовывающую на месте Мию за талию и не давая увлечь себя в беспорядочное кружение по залу. – Я займусь этим немедленно, как только вы меня отпустите.       …в этом была она вся – спокойная, элегантная, словом, само совершенство, какой бы бардак ни творился вокруг. Но семь лет назад, когда Шай приметил в бургерной напротив Школы Искусств смышлёную эмигрантку, она выглядела и вела себя совсем иначе.       Альма Сильвер приехала в Нью-Хонг в вагоне товарного поезда, прячась между бочками с пивом. Без денег, без документов и связей в новом городе – с одной упрямой надеждой на лучшую жизнь, чем в родной деревушке где-то у подножья гор, куда даже пассажирский транспорт не ходил. Зато у каждого жителя лежал под матрасом автомат, заношенный камуфляж передавался из поколения в поколение, от отца к сыну, а дети узнавали маршруты контрабанды раньше, чем учились ходить – женщины частенько брали младенцев с собой на промысел, привязывая обмотками за спину, ибо другого выхода не было. Убегая из дома, Альма прихватила штаны старшего брата, бабкины деревянные сандалии, зуб неведомой твари на конопляном шнурке и привычку бить с ноги в ответ на подозрительный звук.       По деревенским меркам это был шик и блеск; в столице диковатой оборванке не сразу доверили даже полы драить.       Её экзотическая красота, впрочем, привлекала внимание, несмотря на заношенное шмотьё не по размеру и колтуны с кулак размером. Высокая, стройная, с кожей цвета тёмного мёда и светлыми, почти серебряными глазами – конечно, Альму заметили. Сначала рекрутёры из квартала красных фонарей, затем мафия – когда тех самых рекрутёров вытащили со свалки с переломанными конечностями. Ей пытались угрожать, пробовали подсадить на наркотики… Управляющий в бургерной понятия не имел, что за крепкий орешек перед ним, когда, сально подмигивая, предлагал роющейся в его мусорных баках красотке «несложную подработку». Даже со своим лающим деревенским акцентом Альма умудрилась заболтать его – и устроиться уборщицей, по-честному, на первую настоящую работу.       Свидетелем этого занимательного диалога случайно стал Шай; ему тогда было семнадцать, любовника Мии в доме не слишком-то привечали, поэтому встречался он с сестрой на нейтральной территории, в грошовых забегаловках и в торговых центрах. Альма его заинтересовала – не только запредельной гордостью, умением с достоинством носить камуфляжную рвань или силой убеждения, но и тем, что за ней, мусорной девчонкой, шастал соглядатай из мафии. Шай попросил у отца пару человек из охраны и организовал своё собственное наблюдение, а через пару недель, когда Альма встряла по-крупному – счёт предъявили одновременно и побитые мафиози, и озверевший от воздержания управляющий – триумфально явился перед ней, весь в белом и с самой очаровательной улыбкой, на какую был способен.       – Ты ангел? – кротко спросила тогда Альма, пялясь на него во все глаза, пока охрана раскидывала мафиози по кустам и объясняла управляющему, что нехорошо домогаться несовершеннолетних.       – Я ваш работодатель, госпожа Сильвер – спокойно ответил Шай.       Она была готова за него убивать; он предложил ей стать секретарём – и не прогадал.       Конечно, к работе её допустили не сразу, отец не позволил. Два года Альма занималась одной учёбой, буквально день и ночь, потом год ходила за Шаем по пятам в институте, посещала те же лекции, что и он, вела его переписку с другими студентами и ректоратом – никто так и не заподозрил, что он не сам отвечает – и наконец получила должность в секретариате. Тогда же она завела привычку красить волосы в серебристо-серый, в тон глазам, носить умопомрачительные каблуки и не оборачиваться, когда вслед ей завистливо шипели… Злые языки, впрочем, завязались узлом, когда Альма Сильвер подросла до личного помощника Шая, потому что это место считалось «должностью смертника»: в его секретариате впахивали обычно сразу трое, и никто не выдерживал больше полугода, слишком много работы и слишком высокая ответственность.       Альма справилась – во многом потому, что своего спасителя она по-прежнему боготворила и буквально жила его интересами… а ещё потому, что легко обходилась тремя часами сна и обладала почти что сверхъестественным чутьём, предугадывая грядущие неприятности. Да и с Мией она быстро подружилась, и у них завелись какие-то свои тайные дела и встречи, после которых в секретариате отчётливо попахивало вином, а по углам слышались призрачные смешки. Мия, кстати, уверяла, что Альма и впрямь гадает – на костях.       Откуда она берёт кости, Шай предпочитал не раздумывать – как и о том, почему её окутывает аромат смолы и магнолий, хотя духами она не пользуется.       – Значит, покушение подготовил вампир. И он использовал вид психического воздействия или пытки, которой невозможно сопротивляться, чтобы сделать официантку своей пешкой, – подытожила Альма, выслушав рассказ. И – недобро сузила глаза. – Что ж, это было весьма ловко, нагло и оперативно. Но в целом делать выводы рано: подождём отчёта по «скорой», за которой установлена слежка, и результатов экспертизы. Я, разумеется, доверяю чутью господина Моора, – лёгкий кивок в сторону вампира. – Но исследование покажет гораздо больше.       Шай задумчиво взъерошил себе волосы и согласился:       – Да, если повезёт, мы узнаем не только чем нас пытались отравить, но и где произвели сырьё, каким путём оно попало в город и в каких условиях хранилось. Вряд ли синильная кислота продаётся в соседней аптеке, – сыронизировал он.       Никто, впрочем, не засмеялся; Мия могла бы оценить шутку, но она слиняла через кухню в раздевалку – проверять, не перебил ли Каламити всех свидетелей, чтоб не разбежались.       – Зато она используется на производстве – в рудной промышленности, при производстве пластмасс, кажется… или каучука? – пожала плечами Альма и сделала пометку в своём планшете. – Можно будет сделать список подходящих так или иначе промышленных предприятий в черте города.       – Сделай, – кивнул Шай.       Сам он уже навскидку мог предположить, куда приведёт ниточка. Золотодобычей в Нью-Хонге не занимались, зато корпорации «Эрго» принадлежал крупный завод по производству удобрений и гербицидов – и это только на виду, а чем фактически занимались в лабораториях, раскиданных по всей стране, не знала даже, пожалуй, государственная инспекция, которая теоретически должна была следить за оборотом опасных веществ.       Альма тем временем закрыла планшет и зажала под мышкой, снова оглядывая зал, уже порядком опустевший – эксперты успели здесь поработать и переместились в служебные помещения.       – И вот что мне ещё интересно, – произнесла она, машинально постукивая указательным пальцем себе по подбородку. – Почему «бледный» решил организовать покушение именно здесь? Вы не посещали это место больше двух месяцев, и никто не мог знать, что именно сегодня вы придёте.       – Да я и сам не знал, – согласился Шай. И – замер, пытаясь ухватить за хвост ускользающую мысль. – Никто не знал. Похоже, он бил по площадям.       Зрачки у Альмы расширились так, что глаза на мгновение сделались чёрными.       – Вы хотите сказать, что «бледный» устроил ловушку просто на всякий случай?       Шай поднялся из-за стола и медленно обошёл его, инстинктивно пытаясь оказаться поближе к Моору; окна, сейчас закрытые жалюзи, стали вдруг казаться слишком открытыми, опасными, а от раздвижных стеклянных дверей и вовсе разило опасностью.       – Не совсем. Думаю, он раскинул сеть – в тех местах, где я часто появляюсь. И терпеливо ждал, где же клюнет. Деньги для него явно не проблема, а людей, – у Шая вырвался смешок, – он убеждать умеет.       Альма напряглась, как зверёныш перед прыжком.       – Тогда стоит изменить ваше расписание? Перенести уже назначенные встречи в другие места? Сместить время?       Шай раздумывал ровно секунду – а потом улыбнулся:       – Ни в коем случае. В любой ловушке охотник оставляет частицу себя, а удар противника можно использовать для контратаки. Если «бледный» расставил на меня сети, я распущу их по нитке и найду его.       – Узнаю любимого брата, – высунулась Мия из-за ширмы и подмигнула. – Ты не думал, ну, не знаю, захватить весь мир?       – Не сегодня, – серьёзно ответил Шай. – В университете начался интересный курс по средневековой поэзии, не хочется бросать его из-за ерунды.       – Кстати, об учёбе, – перехватила подачу Альма. – Профессор Чань интересовался, когда вы собираетесь вернуться к занятиям…       В груди заскребло от дурных предчувствий; вспомнились почему-то слова официантки про синюю униформу «бледного». Первым делом, конечно, на ум приходили военные мундиры, но, если задуматься, низкоквалифицированный медперсонал в некоторых больницах тоже носил синее, и пилоты гражданской авиации, и даже полицейские – по праздникам, парадный вариант. А уж в разнообразии лекал и расцветок одежды в частных милитаризированных охранных компаниях можно было и вовсе запутаться…        – Когда пойму, какого рода покушения мне ожидать в кампусе, – вслух ответил он, усилием воли откладывая размышления об униформе на более удобное время – информации отчаянно не хватало, и он просто увязал в версиях, нисколько не приближаясь к истине. – Но так, конечно, не напишешь… Ответь, что в ближайшее время, и сошлись на крайне напряжённый график работы перед выставкой. Да, и, конечно, вышли ему два пригласительных в наш павильон.       – И насчёт выставки, молодой господин…       – Шай, на два слова, – окликнул его вдруг Моор, который уже долгое время держался незаметно, буквально и фигурально в тени, как и полагается телохранителю. – Наедине.       Кожа покрылась мурашками.       «Он чем-то недоволен».       Альма своим сверхъестественным чутьём уловила возникшее напряжение – и вклинилась между ними, выставляя планшет, как щит.       – Молодой господин, может, сперва обсудим ваше расписание?       – Не надо, – он поднял руку и заставил себя улыбнуться. Было непонятно, из-за чего у месмера изменилось настроение, и это изрядно тяготило – впрочем, как и любой фактор, который невозможно взять под контроль. – Всё в порядке. Мы быстро вернёмся, а вы проследите пока, чтобы полиция не изъяла записи с камер наблюдения. Маловероятно, что сохранились материалы двухмесячной давности, но я бы хотел взглянуть на этого «бледного», если получится.       Несмотря на прямой приказ, Альма попыталась последовать за ним – шагнула, резко сжимая кулаки и хмурясь, но Мия поймала её под локоть и шепнула на ухо пару слов. Шай собирался пройти в служебные помещения – там, как ему помнилось, было несколько подходящих для приватного разговора комнат, но Моор не позволил и втолкнул его в первую попавшуюся дверь.       В горле запершило от резкого, химического запаха ландышей.       «Туалет, – пронеслось в голове; взгляд скользнул по флаконам с розовым мылом, выстроившимся вдоль раковин. – Причём женский, похоже… Но когда это вампиров смущали человеческие условности».       – И о чём ты хотел поговорить? – собственный голос прозвучал неузнаваемо, с хрипотцой.       Глаза у Моора посветлели, стали зеленее, как северное сияние. С очень спокойным лицом он сделал пару шагов вперёд и мягко притиснул Шая к стенке, а потом приблизился вплотную, едва носами не сталкиваясь, и спросил:       – Что ты там творил?       В голове точно фейерверк взорвался.       «Он зажимает меня в туалете, – с восторгом подумал Шай и рефлекторно облизнул губы. – Мия бы запищала от счастья, если б увидела».       – Не понимаю, о чём ты, – немного слукавил он и изогнул губы в намёке на улыбку. – Пояснишь?       – О том, что ты четверть часа обнимался с убийцей. И собираешься подставиться снова.       «Ревность? Что-то не похоже… не в его стиле».       – Она не убийца, – ответил Шай и добавил откровенно подначивающим тоном: – О, или тебя беспокоит именно то, что я её обнимал?       – Не мели чушь.       Хватка на плечах стала жёстче; сквозь тонкую ткань рубашки остро чувствовался холод кафеля и рельеф – каждый шов между плитками, каждый элемент выпуклого узора. В дальнем конце гулкого помещения утробно гудела вытяжка. Над белыми, стерильно чистыми раковинами в зеркала были встроены мелкие лампочки – по кругу, так, что отражение оказывалось внутри сияющей рамки. Моор в неброской грязно-бежевой толстовке сливался со стенами, становился почти невидимым, как вампиры из сказок – всего лишь тень, зыбкий силуэт в светлом ореоле.       «Надо же, коротковато, – подумал Шай отстранённо, вглядываясь в полоску молочно-белой кожи над ремнём джинсов. – Всё-таки разница в росте… Сколько там, десять сантиметров? Двенадцать? Вот бы снять с него мерки и вообще… приодеть».       От мысли бросило в жар.       Мия никогда не играла в куклы – зачем, если есть безотказный младший брат? Она до сих пор не переросла это до конца, время от времени вынуждая его позировать вместе с Каламити для своих комиксов, и лицо у неё всегда в такие моменты было вдохновенное.       «…кажется, теперь я понимаю, в чём фишка».       Моор истолковал его заминку по-своему.       – Ты так убедительно уговаривал меня стать твоим телохранителем, – низким, тихим голосом произнёс он, щекоча дыханием висок. – А теперь нарываешься на неприятности.       Шай с сожалением отвернулся от зеркал – и уставился ему в глаза, не мигая, с той же фантомной улыбкой на губах. Возможно, стоило бы немного испугаться и извиниться – для профилактики, однако он чувствовал себя слишком уверенно: в игре на чужих нервах всегда побеждал тот, кто сохранял самообладание.       «Провокации – моя территория».       – Ты нужен мне именно затем, чтобы спокойно нарываться. И знать, что ты прикроешь.       Веки у месмера дрогнули, словно он хотел отвести взгляд, но в последний момент взял себя в руки.       – К сожалению, я не всесилен. Послушай, я не прошу тебя совсем отказаться от риска, – у него вырывался смешок. – Но попробуй хотя бы не использовать своё тело? Я мог бы сам расспросить официантку. И у твоих людей это бы получилось не хуже.       Внутренне Шай был даже согласен – если бы результаты не требовались ему прямо сейчас; если бы он искал свидетелей, а не союзников.       – А я и не использую тело, – ответил он, ещё немного подаваясь вперёд, так, что едва не касался губами чужого подбородка. – Я использую мечту о нём. И буду использовать дальше, и мечты о тебе тоже, а ты… тебе это понравится, обещаю. Кстати, я могу уже перестать нести чушь и узнать наконец, что случилось? – добавил Шай уже нормальным тоном.       И – поцеловал месмера в линию челюсти.       Тот отчётливо вздрогнул – и сграбастал его в объятия, прижимаясь щекой к виску.       – Вот кто из нас чудовище, интересно знать… Продолжишь меня провоцировать – трахну тебя прямо здесь.       – О, правда? – хмыкнул Шай. – А мне казалось, что три дня после полнолуния уже прошли, и тебе пока нечем меня воспитывать… ауч.       – Засранец, – Моор несильно прикусил ему ухо и тут же лизнул. – Но, знаешь, у меня вообще-то есть пальцы. И язык. И очень, очень большой опыт.       – Какой ужас… Ты угрожаешь мне сексом?       Они выдержали ровно десять секунд – и рассмеялись, оба.       – Да какие угрозы, – уткнулся Моор ему в плечо. – Честно говоря, больше всего я сейчас хочу спать. Вампиры, позволь тебе напомнить, существа ночные, и у меня уже глаза закрываются. Я этого стрелка-то в раздевалке в последний момент заметил.       Шай вспомнил, как пытался однажды добудиться Каламити в полдень – и наконец осознал.       – Оу… Прости.       – Да ничего, – вздохнул месмер очень по-человечески. – Хотя бы пять часов здорового сна – и я более-менее приду в норму.       – Обещаю всё это время вести себя хорошо и не вешаться на шею наёмным убийцам.       – Какой послушный мальчик, – усмехнулся Моор, отстраняясь, и отступил на шаг. А потом вдруг добавил, глядя в сторону: – И кстати, насчёт секса, полнолуния и прочего… Я ведь могу быть и снизу.       Воздух из груди точно молотом выбило.       Шай моргнул раз, другой, восстанавливая ясность мыслей; прикусил губу, потом попытался выговорить что-то, но вгляделся в немного сгорбленный силуэт на фоне сияющих зеркал, в уязвимый наклон головы… Моор стоял, одной рукой то ли опираясь на раковину, то ли просто касаясь её, и ждал ответа.       «Много же дряни можно нахлебаться за двести лет… точнее, минимум двести лет, – подумалось внезапно. – И вряд ли без последствий».       – А… ты можешь повторить своё предложение поближе к следующему полнолунию?       Месмер обернулся, и выражение лица у него смягчилось.       – Неожиданная реакция. Но да, мы можем обсудить варианты, и нет, это не запретная тема.       В зал он вернулся первым. Народу там прибавилось – похоже, подъехала ещё одна полицейская машина; Альма уже улаживала дела с ними. А Шай, закрывая дверь, заметил, что руки у него подрагивают; и никак не получалось отделаться от образа, который снова и снова подкидывало воображение – Моор в его спальне, на его простынях, распростёртый, с завязанными глазами.       Его.       Пить хотелось неимоверно.       – Вид у тебя обдолбанный, – заметила чересчур наблюдательная Мия, благо хоть не стала кричать это на весь зал, а шепнула на ухо. – Что он тебе сказал?       – Обратил моё внимание на одно критически важное упущение, – отговорился Шай, игнорируя лёгкое чувство вины. Скрывать что-то от сестры было непривычно – точнее, скрывать от неё именно то, что она хотела узнать, а не скучные до зевоты текущие дела «Кербера» или финансовые прогнозы. – И спасибо ему большое за это, хотя ощущать себя идиотом несколько непривычно.       – Наслаждайся свежими впечатлениями, когда ещё получится, – рассмеялась она и взъерошила ему волосы, а затем душераздирающе зевнула. – Догадываюсь, что там за упущение. Тебе, ранней пташке, не понять… Пойду-ка я, пожалуй, оттащу своего рыжего монстра от вкусных полицейских. Чую, он там заигрался, а нам давно пора в кроватку.       – Будь милосердна, спаси несчастных, – подыграл ей Шай. – Ты закончила главу?       Лицо у Мии приняло страдальческое выражение.       – Не-е-ет. Там фоны остались, и я их на ассистентку скинула, а ей рожать через две недели, и её от всего мутит. От боёвки мутит, от эротики, от длинных диалогов… Она страдает и рисует, страдает и рисует, я себя садисткой какой-то чувствую.       – А если нанять ещё помощника?       – И нажить себе смертельную врагиню? – выгнула она брови. – Да ну, ты иногда как ребёнок, честное слово. Иди лучше играйся в свои корпорации и мировое господство, а в серьёзные дела вроде комиксов не лезь, – и, покровительственно похлопав его по плечу, сестра отчалила в служебные помещения, из недр которых доносился до озноба искренний хохот Каламити.       В возникшую паузу тут же вклинился офицер полиции, которому приспичило задать несколько вопросов, и Шай потратил на него добрые четверть часа, но зато выторговал право поместить официантку-отравительницу в частную клинику «Кербера». Затем он дождался, пока девушку, до сих пор пребывающую без сознания, перенесут в автомобиль, а Мия со своим рыжим чудовищем сядет в такси, и только затем распорядился о машине для себя.       «Был бы здесь Мэдшот… – пронеслась мысль, и привычно засосало под ложечкой. – Так, отставить тоску, Мэдса я ещё вытащу, мы всё обсудим, и жизнь вернётся на круги своя».       Впрочем, уже сейчас он знал, что по-прежнему ничего не будет. И если Мэдшот возвратится на службу, доверять ему, как раньше, он не сможет, даже если захочет.       – Свободный автомобиль нужного класса прибудет из головного офиса через двадцать восемь минут, – сообщила Альма, сверившись с планшетом. И, помедлив, предложила: – Я могу подвезти вас сама.       В другое время Шай бы отказался, памятуя о её водительских талантах, но сейчас покосился на подозрительно отстранённого Моора и кивнул.       – Заодно и поговорим по дороге.       Пока он обустраивался на заднем сиденье – месмер сразу, отбросив притворство, улёгся, пристроив затылок ему на колени – пришёл отчёт по видео с камер наблюдения в «Эль Гансо». Записи были аккуратно подчищены – слишком аккуратно для простого любителя и даже для случайно проходившего мимо профи. Старые материалы удалили несколько дней назад якобы из-за того, что место на сервере кончилось, а более свежие, трёхнедельной давности, отредактировали. «Бледного» вырезали, запись закольцевали – не осталось ни следа.       – Вы не выглядите расстроенным, – отметила Альма, закончив отчёт, и глянула в зеркало заднего вида. Автомобиль, пользуясь шансом, взревел, резко ускорился, а потом заглох; бортовой компьютер в панике замигал, потух, затем обречённо вспыхнул снова, и двигатель заработал. – Ожидали чего-то подобного?       Шай улыбнулся, медитативно обводя кончиками пальцев сомкнутые веки Моора; кожа была настолько безупречной – ни проступившей венки, ни пятнышка – что казалась искусственной, если бы не тепло.       – Да, конечно. После того как уборщик раскрыл себя, это было очевидно. Ты ведь заметила?       Автомобиль хищно рыкнул и, обогнав сопровождаемый кортеж, проскочил на красный, прямо перед большегрузом, под истошный вой клаксонов.       – Не совсем понимаю, о чём речь, – невозмутимо ответила Альма и зачем-то свернула с большой трассы на боковую улицу. Навигатор обиженно моргнул и вырубился. – Была бы очень благодарна, если бы вы пояснили.       Моор приоткрыл глаза – длинные золотистые ресницы пощекотали пальцы, и Шай сглотнул, отворачиваясь к тонированному стеклу.       – Во-первых, тот чернявый парень был старше, чем выглядел. Ему на самом деле лет сорок, не меньше. Во-вторых, он служил в спецвойсках – взгляд такой же, как у Мэдшота, манера обращаться с оружием, болевой порог, поведение в стрессовой ситуации, реакция на вампира. В-третьих, он не находился под месмерическим либо иным влиянием, действовал осознанно и по своей воле, – Шай сделал паузу. – То есть неуклюжее покушение «бледного» поддерживала влиятельная организация, и это не люди моего деда. И вряд ли бы такая структура прокололась на мелочи вроде записей с камеры наблюдения. Это вполне очевидные выводы, думаю, девяносто восемь процентов вероятности, что они соответствуют реальному положению дел. Дальше будут предположения. Мне их озвучить?       – Очевидные, – произнёс Моор. И повторил, смакуя слово: – Да, конечно, очевидные. Но ты продолжай, лично мне интересно.       Альма ничего не сказала, но автомобиль стал двигаться как-то рывками, точно не мог решить, заглохнуть окончательно или дотянуть до офиса, и уже там картинно лишиться электронных чувств.       Шай помедлил с ответом; всё, что было связано с «бледным», отчего-то напрягало его, словно в расчёты вкралась глупая ошибка; с другой стороны, в своих предположениях он был достаточно уверен.       «Семьдесят процентов, пожалуй… нет, даже больше».       – «Бледный» не знал, что кураторы вмешались в его наивный план. Насчёт выбора отравляющего вещества… я тогда поторопился с выводами, – признал Шай нехотя. – Не надо искать глубокий замысел там, где причина – обычное невежество. Этот вампир, скорее всего, молод и необразован, синильную кислоту он выбрал только потому, что она на слуху – на курсе права у нас недавно было несколько лекций о смертной казни, отравление парами синильной кислоты точно упоминали. Да, и в январе в прокате прошёл фильм «Детектив Мак Гри», убийца использовал яд в острой пище, чтобы отбить вкус и запах.       – То есть он просто насмотрелся кино? – улыбнулась Альма, но взгляд у неё ощутимо похолодел. – Тогда его предполагаемым кураторам стоило бы вручить ему билет на детский мультик.       – Чтобы на меня с крыши сбросили потом наковальню? – улыбнулся Шай. – Нет, спасибо. Так, дальше… Его хозяева позволяют ему довольно много и стараются прикрывать, причём незаметно для него самого. При этом по характеру он – манипулятор, если судить по его отношениям с дедом Логгом. Скорее всего, физически он не очень силён и вряд ли, скажем, выдержит открытое столкновение с Каламити…       – О, это вообще мало кто выдержит, – усмехнулся Моор.       – …поэтому его методы убийства – косвенные, отсроченные. Людьми он управляет мастерски, играет на слабостях, легко вычисляет самого внушаемого человека в команде. При этом последствия надолго вперёд просчитывать не умеет. Именно потому я и предположил, что он довольно молод, может, даже по человеческим меркам. Далее, его сверхспособности не абсолютны: психически устойчивого человека ему сломить сложнее, он выбирает заведомо уязвимых, а не более удобных. То есть природа его способностей – не мистическая, как у месмеров, она имеет чёткое физическое обоснование, границы, условия использования. Почти уверен, что свою сеть он раскинул не везде, а только там, где есть люди неподготовленные. Проще говоря, в «Кербере» мне опасаться нечего – он не рискнёт туда сунуться, если и рискнёт, то кураторы его остановят. И это развязывает мне руки, – улыбнулся Шай, предвкушая хорошую партию. – Я могу сузить список мест, где, вероятнее всего, на меня расставлены ловушки. Думаю, не везде его союзники успели подчистить следы. Если всё пройдёт как задумано, то его изображение, настоящее, а не фоторобот, мы получим до конца недели… Заодно проанализируем расположение и характер ловушек, тогда можно будет понять, какой источник информации у «бледного» – общедоступный или особый. Сомневаюсь, что произошла утечка моего расписания из «Кербера», но…       – Не происходила, – ответила, как отрубила Альма. – Я бы знала.       – Хорошо, – не стал спорить Шай. – Но выводы я сделаю, когда получу реальное подтверждение. В Мэдшоте я тоже не сомневался… извини.       Повисла неловкая пауза, нарушаемая только истерическим воем мотора; автомобиль при этом еле полз по тенистым улочкам, затерянным между основными магистралями.       «Надеюсь, мы вообще доедем до офиса, – подумал Шай, поглаживая висок месмера, и пропустил между пальцами шелковистый локон. Ближе к корням волосы были темнее, цвета мёда или бледного янтаря, а к концам выцветали до прозрачной белизны; переливы оттенков завораживали. – Хотя… пожалуй, я не против растянуть эту поездку подольше».       – Значит, молодой, – произнёс вдруг Моор, не открывая глаза. – Чудовищно невежественный, притом хитрый и изворотливый. С неприятной способностью. Не очень сильный физически, но талантливый манипулятор. Трусливый, но наглый… Неудобный противник.       – С таким не договоришься, – согласился Шай, снова отворачиваясь к окну. – Добавь ещё два фактора: он очень одинок и у него есть некий козырь, из-за которого он не боится при всей своей трусости провоцировать тебя и Каламити.       – Связи с «Эрго»? – предположила Альма.       Он качнул головой.       – Нет, этого недостаточно… Думаю, дело в его способностях. Скорее всего, мутация у него не одна, и вторая даёт ему солидное, если не подавляющее преимущество над любым другим вампиром в определённых условиях. Настолько солидное, что оно может компенсировать его физическую слабость.       – Мне сложно вообразить что-то, способное остановить Блейза, например. И, тем более, Каламити, – вздохнул Моор и сместил ладонь Шая так, чтобы она закрывала глаза. – Подержи так. Слишком ярко.       Альма снова хмуро глянула в зеркало заднего вида, но сама, без напоминаний и просьб, опустила бронебойные заслонки на боковых стёклах. Ехать оставалось недолго, минут десять, но Шай, разомлев в полумраке, тоже позволил себе задремать. Но в неглубоком, тревожном сне его преследовали мысли, на которых он старался не фиксироваться, бодрствуя – вопросы без ответов, бесцельные переживания и опасения.       «Кто мой враг? – чувство дезориентации накатывало как густой туман, как невесомость. – Кто мой настоящий враг?»       Ему чудился Мэдшот – на цепи, как пёс, и ключ от его ошейника Логг со зловещей улыбкой опускал себе в карман, а к ним обоим тянулись нити и уходили вверх, вверх, к затерянным в темноте крестовинам мастера-кукловода. А тот, в свою очередь, едва передвигался, волоча за собою гротескные, почти что мультипликационные гири с символикой «Эрго», и десятки рук тянули его то в одну, то в другую сторону, едва ли не разрывая на части…       «Так кто кем манипулирует в итоге?»       – Приехали, молодой господин.       Шай с трудом разомкнул веки и моргнул. Вокруг царил полумрак; вдали журчала вода. Свет сочился из-под контура квадратных панелей на потолке – разноцветный, сине-фиолетово-зелёный, как в ночных клубах. Маршруты выезда были отмечены на полу сияющим белёсым пунктиром, как в аэропорту, а на ближайшей колонне, поддерживающей свод, горел информационный экран.       – Мы в подземном гараже?       – Я взяла на себя смелость заехать сразу на шестой подземный этаж, – подтвердила Альма сухим кивком, продолжая опираться на руль и не двигаться с места. – Полагаю, господину Моору было бы некомфортно идти по солнцу. Или следовало сначала оформить ему допуск?       Он взвесил все за и против – и качнул головой.       – Допуск может и подождать, чуть позже я лично этим займусь. Наверх мы поднимемся вместе, так что проблем не возникнет.       Обычно Альма бы уже выскочила из машины и распахнула перед ним дверцу, но сейчас почему-то медлила, и весь её силуэт источал напряжение, ощутимое почти физически.       – Будут ли изменения в расписании?       Шай подавил вздох и провёл рукой месмеру по голове, от виска к макушке, машинально зарываясь пальцами в гладкие, прохладные пряди.       «Естественно, будут. Я планировал приехать сюда на три часа позже».       – Сначала я бы хотел заняться документами, недолго, около сорока минут, – ответил он вслух, имея в виду те файлы, доступ к которым открывался только с рабочего компьютера. – Совещание с департаментом планирования передвинь на половину одиннадцатого. Ужин с господином Нагано перенеси на следующую неделю, на резервную дату, согласуй через его секретаря.       Моор почувствовал прикосновения и слабо пошевелился, бормоча что-то на неизвестном языке, затем поймал его ладонь и поцеловал – бессознательно, просительно, сонно, и накрыл себе глаза ею, точно прячась. По спине у Шая прокатилась волна жара.       «Такой… тёплый».       – А встреча в связи с открытием медицинского центра в Сянь Е?       Самым разумным было бы исключить этот пункт вовсе, потому что вопрос в общем-то давно решили и согласовали, оставались только формальности. Но приглашал господин префект, и к тому же на встрече должна была присутствовать его тётка, возглавляющая довольно известный благотворительный фонд, а ещё – один из местных дельцов, весьма влиятельных в своём регионе. Если «бледный» смог бы дотянуться и до лофта в «Золотой игле», это обернулось бы катастрофой. С другой стороны, Шай подумал, что такая встреча как нельзя лучше подходила, чтобы проверить, какими каналами пользовался враг, расставляя ловушки – открытыми или конфиденциальными. Ведь о приглашении префекта Сянь Е газеты писали ещё месяц назад, место и время было известно заранее…       «Осталось только найти возможность и проверить, насколько надёжно защищены мои закрытые каналы от утечек… и не подставить при этом никого, хватит жертв… жертв… Ага».       Он вспомнил одно подходящее место, владельца, точнее, владелицу которого в своё время не удалось запугать даже Каламити – хотя тот и не старался, надо признать – и план сложился.       – Да, встречу отменять не станем, – кивнул Шай и улыбнулся, с нажимом обводя порозовевшие губы месмера. Тот снова шепнул что-то непонятное, не просыпаясь, и нахмурил брови. – И сообщи госпоже Дюран, что я заеду к ней около восьми. Хочу оценить новую коллекцию.       Альма не удержалась и чуть развернула зеркало заднего вида, чтобы посмотреть ему в лицо. Взгляд у неё был недоверчивый.       – Молодой господин, вы собираетесь что-то приобрести себе или…       – Или, – Шай слегка нажал на губу, оттягивая её и обнажая белые зубы, и Моор наконец проснулся – искоса обжёг взглядом, улыбнулся. – Хочу кое-кого приодеть. В конце концов, тот, кто много времени проводит рядом со мной, должен соответствовать моему уровню, так ведь?       Вопрос был риторический, и Альма промолчала, хотя уголок рта у неё выразительно дёрнулся – появление ещё одного вампира в «Кербере», да к тому же в откровенно сомнительном статусе, явно не приводило её в восторг. Возню на заднем сиденье – Моор как раз прихватил зубами наглые пальцы, исследующие его лицо, и пощекотал подушечки языком – она словно бы игнорировала, но с каждым мгновением напряжение чувствовалось всё сильнее. С другой стороны, выйти из автомобиля и таким образом прекратить эту сцену она не могла: ведь тогда Шай вскоре бы очутился с вампиром наедине, а ей бы пришлось остаться в секретариате, лишившись последнего шанса вмешаться.       – Некоторые пики, – глухо произнесла она вдруг, – уравнять невозможно. Не потому, что один намного выше другого; в конце концов, когда нельзя поднять второго достаточно высоко, первому можно и опуститься. А потому, что они существуют в разных мирах, и не имеют совсем ничего общего. Совсем. И не от чего отталкиваться, чтобы даже их… сравнить.       Руки на руле у неё дрожали.       Моор тут же отбросил ребячливость и приподнялся на локте – так, чтобы поймать её взгляд в зеркале.       – Я не стану вредить ему, – мягко произнёс он. – И тебе тоже. Не бойся.       С Альмы точно стёк весь лоск, приобретённый в последние годы; лицо у неё стало… диковатым.       – Сейчас я боюсь не тебя, – произнесла она странным, словно металлическим голосом. – А того, что будет. Потому что он человек, а люди хрупкие, даже когда выглядят очень прочными, и…       – Эй, – мягко улыбнулся Шай. – А ничего, что я здесь? Может, потом обсудите мои слабости?       Моор усмехнулся, притягивая его к себе, и боднул в висок, ластясь. Альма медленно выдохнула, возвращая себе самообладание, и наконец открыла дверцу автомобиля.       – Прошу. Я поняла ваши указания относительно ателье госпожи Дюран, – произнесла она спокойно, подавая Шаю руку. – А что насчёт интервью для «Новы»?       Он хотел уже сказать – «отменить», но снова прокрутил в голове всё, что знал о покушении, о «бледном», о манере «Эрго» вести дела и разбираться с конкурентами… И качнул головой:       – Пока подождём. Думаю, что примерно в час… нет, даже в районе полудня с нами свяжется кто-то из редакции и предложит другие условия. Вот от них и будем отталкиваться. А пока – работаем. Кстати, – обернулся он к замешкавшемуся месмеру. – Какие цвета ты предпочитаешь в одежде?       – Что угодно, кроме красного, – ответил тот как-то подозрительно быстро, и Шай ощутил укол любопытства, вспомнив, что Каламити тоже говорил нечто подобное, когда сегодня утром увидел Моора: «Волосы короткие, и ты не в красном».       – А почему? Надоело?       – Без комментариев, – явно копируя его интонации, ответил месмер.       Шай мысленно сделал пометку – обязательно расспросить потом Каламити… и заставить Моора надеть что-нибудь алое. Или киноварное. Или цвета старого вина.       «Ведь есть много разных оттенков. Зачем ограничиваться одним прямолинейно-красным?»       Хотя подземных этажей под офисами «Кербера» насчитывалось несколько десятков, официально нумерация заканчивалась на восьмом, где располагались склады. Первые два уровня по сути были «рабочими» – залы ожидания, кафетерии, опен-спейс и даже гостиница. Следующие четыре отводились под стоянки – чем ниже, тем выше уровень допуска; соответственно, в парковочную зону на шестом подземном мог попасть только сам Шай, охрана, некоторое количество обслуживающего персонала и около двадцати высокопоставленных сотрудников, включая, конечно, Альму.       А ещё здесь был сад.       Небольшой, конечно – газон, устойчивый, кажется, даже к ядерным взрывам, тропические деревья, орхидеи с сюрреалистическими воздушными корнями, похожими на бледные паучьи лапы, фонтан с подсветкой и пара скамей. Сейчас этот уголок для отдыха пустовал, только лежала на подлокотнике забытая кем-то книга. В саду Моор отстал – замешкался около скамьи, обвёл пальцем буквы на корешке, пролистнул страницы и только затем нагнал остальных.       – Любишь классическую восточную литературу? – спросил Шай, прикинув содержание по затейливому узору на обложке. Из тех, кто владел допуском на минус шестой этаж, пристрастие к бумажным переплётам питал только один человек, и он как раз на днях вернулся из деловой поездки на острова. – Если хочешь, я попрошу доставить тебе что-нибудь из служебной библиотеки.       – Предпочитаю комиксы, – отшутился Моор и пояснил: – Язык меняется слишком быстро, не успеваю привыкнуть к новому начертанию букв и к правилам. Когда есть картинки, легче понять и запомнить.       – Только не говори, что ты тайный поклонник Мии, – фыркнул Шай.       Месмер улыбнулся:       – Не совсем мой жанр. Больше люблю детективы.       – Ты вроде бы говорил, что у тебя как-то не клеится с расследованиями? Или это только в жизни?       – Ну, как сказать… – он выглядел несколько смущённым.       – Да, конечно, всё время угадывать преступника было бы скучно, – дипломатично заметил Шай. – То есть я не имею в виду, что лично мне скучно читать детективы…       Альма подозрительно раскашлялась, отвернувшись.       На первом же контрольном пункте, перед лифтами, возникла заминка: система безопасности распознала в Мооре вампира и упорно не хотела его пропускать, блокируя двери и врубая сирену. Запрос, отправленный главе службы охраны, не слишком изменил ситуацию – Мэдшота всего два дня назад сняли с должности, его заместительница только-только начала входить в курс дела и элементарно не успевала отслеживать сообщения. В конце концов Шаю надоело мяться перед лифтами под сдержанные комментарии Альмы, и он, обняв месмера, провёл его через рамку. Система безопасности, хоть и разблокировала двери, тут же доложила о несанкционированном вторжении и заверещала; пришлось вводить личный код и вручную отключать тревогу.       – Угробили восемь минут, – вздохнул Шай в лифте, прислоняясь затылком к зеркальной стенке. – Восемь! Надо всё-таки оформить тебе доступ нормально. Как ты относишься к идее вживить чип под кожу?       Моор лишь плечами пожал, но по-кошачьи брезгливое выражение лица сказало достаточно.       – Думаю, лучше подойдёт вариант с интеллектуальным браслетом, – предложила Альма, всё так же глядя куда-то вбок. – Я оформлю запрос в службу охраны на съёмку лица.       – Отпечатки пальцев тоже включите в заявку, – вздохнул Шай. – Пальцы, по крайней мере, сложно потерять, не то что браслет.        Идея с чипом ему нравилась больше, потому что тогда он мог бы незаметно отслеживать перемещения месмера по городу и в пределах пятидесятикилометровой зоны вокруг него. Но все вампиры как один испытывали резкую неприязнь к любым хирургическим вмешательствам и не позволяли так или иначе вторгаться в своё тело; даже Каламити когда-то всерьёз поскандалил с Мией, когда она уговаривала его вшить чип.       – Обломок клинка, застрявший в кости, полностью растворился во мне за полтора года, – подал вдруг голос Моор и виновато улыбнулся: – Не то чтобы я не доверял твоим технологиям, но будет обидно, если там что-то сломается, и умные системы снова откажутся меня впускать.       У Шая в ту же секунду в голове промелькнули десятки вопросов – как, когда, почему, кто посмел, а можно ли повторить… Однако он поглубже затолкал мысли об экспериментах в лаборатории, об опытах на живом и, страшно сказать, весьма древнем и уникальном вампире – и неопределённо кивнул.       «Хотя интересно было бы исследовать его тело поглубже, – подумал он невольно. И – поймал себя на том, что медленно дрейфует в сторону каких-то совершенно не рабочих тем. – Поглубже… Так, это потом. Обязательно, но потом».        Перспектива увидеть Моора на столе в лаборатории возбуждала не меньше, чем его щедрое предложение как-нибудь поменяться позициями.       – Молодой господин Таллер-Ки, мне следует вернуться в секретариат или поработать сегодня в приёмной? – сказала вдруг Альма громко, выдёргивая его из жарких и, надо признать, неуместных в офисе размышлений.       Когда-то в приёмной сидел специальный сотрудник, смышлёный парень, который отсеивал назойливых посетителей и брал на себя часть текущих вопросов. Но после того как Альма начала полноценно работать в секретариате, Шай справедливо решил, что хоронить человека с такой кипучей энергией и живым умом под гнётом обязанностей обычного помощника «подай-принеси» – нерациональная трата ресурсов, и перевёл его в отдел продвижения. Так что с тех пор приёмная по большей части пустовала, хватало и цифровой системы допуска, чтобы отсечь нежелательных гостей, а звонками занимался секретариат – дистанционно. Иногда Альма всё-таки садилась за стол у дверей сама, особенно когда ждали какую-нибудь солидную делегацию с визитом, но сегодня была другая ситуация.       – Не вижу смысла создавать неудобства для вашей работы, госпожа Сильвер, и… – начал было Шай и осёкся, поймав в зеркале её потерянный взгляд.       «Да она же боится. Боится оставлять меня наедине с вампиром».       Ему сразу захотелось объяснить, что ничего плохого не случится, что пугаться нечего, однако он не успел.       – У тебя предчувствие? – спросил вдруг Моор, слегка прищурившись.       К глубочайшему удивлению Шая, на лице Альмы отразилось облечение, и она резко, дёргано кивнула.       – Тогда будь поближе, – ободряюще улыбнулся месмер и повернул голову: – Ничего, что я командую в твоей вотчине, стеклянный принц?       – Ну, как мой личный телохранитель ты имеешь решающее право голоса, когда речь идёт о моей безопасности, – отшутился Шай, но взял на заметку их загадочный обмен репликами.       И – тот возмутительный факт, что ему-то Альма, похоже, и не собиралась ничего объяснять… как всегда, впрочем, когда дело касалось её дьявольской проницательности.       Система безопасности, к счастью, больше не сбоила – видимо, смирилась с присутствием потенциально опасного объекта в коридорах «Кербера». Персонал тоже реагировал на гостя сдержанно; его вообще предпочитали не замечать, только рыжая доктор Лотта из научного отдела спросила коротко: «Его ко мне?» – и, получив отрицательный ответ, поскучнела и нырнула обратно в кабинет. Около приёмной они разделились. Альма отлучилась ненадолго в секретариат, чтобы забрать необходимые для работы документы и выдать указания подчинённым. А Шай перед дверью собственного кабинета помедлил, не торопясь прикладывать руку к сенсорам.       Спальня в Стеклянной башне была олицетворением его амбиций.       Кабинет – воплощением текущего статуса.       Цвета нейтральные – серый, тускло-фисташковый, коричневый; линии – мягкие, материалы – натуральные, много дерева, камня и кожи. Место, удобное для уединённой работы – широкий стол с зонами для компьютера и для записей от руки; для совещаний – ещё один стол, изогнутый, как волна, и ряд кресел вокруг; для отдыха и ожидания – с двухместным диваном, парой кресел и книжным шкафом, наполовину отделёнными ширмой от остального помещения… Располагающая, спокойная обстановка без бьющей в глаза роскоши.       На первый взгляд.       Вот только за технологии, которыми был напичкан кабинет, начиная с систем очистки воздуха и подавления шума и заканчивая компьютерами нового поколения, менее удачливые конкуренты готовы были продать душу, всех сотрудников и родную компанию. А ещё здесь хватало потайных ходов, скрытых панелей, ниш и смежных комнат – при необходимости можно было бы разместить небольшую армию или наоборот, незаметно отступить в случае опасности.       Кабинет создавал Адам Таллер-Ки – специально для сына и наследника, и Шаю нравилось и это место, и публичный образ, предложенный в своё время отцом: безупречный ученик, а затем студент с отделения искусств, обманчиво близкий к обычным людям, с небольшими пикантными слабостями, вызывающий доверие и безотчётную симпатию. Тот, с кем всегда комфортно и легко; тот, у кого тысяча секретов, скрытых от посторонних глаз; холодный, расчётливый разум за расписной ширмой репутации.       – Здесь нет окон.       Шай ждал какой угодно реакции, но только не такой.       – На самом деле есть – панорамное окно справа от письменного стола, – ответил он, улыбаясь немного виновато, словно оправдывался. – Но оно южное, так что лучше его сейчас не открывать, ты же хотел выспаться. Тут, кстати, есть потайная спальня, я иногда её использую, когда нет возможности вернуться домой… Хочешь, открою? Помещение там, правда, маленькое, но…       – Не стоит, – Моор погладил его по щеке ребром ладони и потом резко, почти рывком переместился к дивану. – Подремлю тут.       На фоне серой замши его аристократическая бледность казалась мертвенной; это впечатление ещё усугублялось тем, что он сложил руки на груди, а его дыхание стало поверхностным, редким, едва заметным.       Шай сглотнул, отводя взгляд.       – А я тебе не помешаю? У меня совещание минут через сорок.       – Нет, – Моор усмехнулся, не открывая глаза. – Скорее, проблемой будет меня разбудить… Но я в тебя верю. Только начинай где-то за полчаса.       Смутно вспомнилось, как Мия жаловалась на Каламити, что он спит подолгу, но на каждый посторонний звук реагирует мгновенно; потом – самое первое утро, когда в апартаменты в Стеклянной башне ввалилась целая компания с дядей Тау во главе, и месмер не только засёк их из дальней комнаты, но и вмешался потом в самую нужную минуту, и сна у него не было ни в одном глазу… Шай чувствовал подвох, но не мог распознать, где именно, и предпочёл просто кивнуть:       – Хорошо. В конце концов, звукоизоляция тут прекрасная, шум снаружи тебе не помешает. А совещания я обычно не затягиваю, да и привычки повышать голос у меня нет, – отшутился он.       Моор не ответил.       Похоже, действительно уснул.       Сначала – минуты две как минимум – казалось, что работать в его присутствии вообще не получится. Взгляд соскальзывал с планшета; строчки расплывались, точнее, размывались, и Шай снова и снова ловил себя на том, что рассматривает любовника, искоса, исподтишка.       «Любовника… Чёрт».       Он рефлекторно зажмурился и прижал холодный планшет ко лбу.       Немного полегчало.       «Мия права, – пронеслось в голове. – Вечно скрывать Моора не получится. Значит, надо опередить тех, кто захочет этим воспользоваться, создать образ… и приготовиться отвечать на идиотские вопросы тем, кто возжаждет подробностей».       В том, что любопытных найдётся немало, он даже не сомневался.       Тут планшет замигал – пришло сообщение от Альмы с тезисами для совещания, которые он сам же и написал четыре дня назад, ещё в институте, перед тем, как загремел в подвалы к Логгу. Но отредактировать и выверить цифры, конечно, не успел; а сейчас выяснилось, что кое-какие его предположения разошлись с реальностью, всего на полпроцента, но, учитывая объём средств, разница получалась приличная.       «Нам кто-то ставит палки в колёса… Для «Эрго» масштаб мелкий, к тому же доступ на местные рынки у них ограниченный. Муниципалитет? Уже ближе, но всё-таки не то. Судя по статистике, сопротивление не централизованное, а рассеянное, точечное…»       Он так закопался в отчёты, что настырный сигнал оповещения услышал только со второго раза, но зато к тому моменту, когда приглашённые расположились за столом, успел относительно разобраться в проблеме.       – Секта, – весело объявил он, откидываясь на спинку стула. Шея немного затекла от неудобной позы. – В Лаолине нам срывают поставки адепты «Зелёного солнца».       Первым сообразил о чём речь куратор северного направления. Он был почти втрое старше, чем Шай, и внешне немного напоминал Мэдшота – тот же массивный, угловатый силуэт, мощный подбородок и кучерявые бакенбарды, вот только взгляд был неприятный – пустой и бессмысленный. Дело своё, впрочем, этот человек знал, и в лености его не мог обвинить никто.       – Агрессивные природопоклонники, – кивнул он, почёсывая небритый подбородок. – В Сянь Е они блокировали дорогу, когда «Эрго» строили завод. Но возведение собственных мощностей – четвёртый этап экспансии в Лаолине, вроде бы пока нам с «зелёными» делить нечего.       – Утечка информации? – предположила советница по безопасности.       – С местными властями пока переговоров не было, но если изучить нашу стратегию в соседнем регионе…       – Я бы не сбрасывала со счетов «Эрго».       – …и ещё местные газеты. В принципе, можно запросить более подробную информацию…       – Да нет, всё проще, – улыбнулся Шай. Дискуссия его позабавила: реплики в точности повторяли ход его мыслей поначалу. – Я сейчас сброшу вам выжимку из отчётов и несколько ссылок. Если коротко – лидер секты в проповеди спутал «Кербер» с «Карбон Индастриз». Вторая ссылка – на блог одного из адептов. В принципе, если проанализировать участки, на которых имеется отставание от графика, можно заметить, что по крайней мере на шести из них мы имеем дело с людьми, которые так или иначе аффилированы с «Зелёным солнцем». Сперва я просто отметил этот факт как некое забавное совпадение, и любопытства ради проверил остальные участки… Да, кстати, вы обратили внимание на то, что хотя помехи значительные, но само сопротивление будто бы рассеянное? Нет единой направляющей воли, нет плана.       – Совокупность индивидуальных инициатив?       – Бинго! Записи той проповеди в сети нет, но рискну предположить, что лидер секты не призывал к саботажу, а, скажем, привёл «Кербер» в пример как разрушительную организацию.       – Да, у них был интересный термин – «губители»…       Обсуждение вышло на новый виток, директор департамента набросал несколько вариантов того, как повернуть ситуацию в пользу корпорации, куратор северного направления вытащил из своих архивов и сбросил всем короткую справку по «Зелёному солнцу»… Эти люди, как и Шай, во многом жили интересами «Кербера» и были преданы своей работе, и потому совещания получались короткими, но насыщенными и бурными. Однако сегодня в обсуждении то и дело возникали паузы, которые приходилось преодолевать – с натугой, как сопротивление воды, когда идёшь ко дну.       Отвлекающий фактор находился здесь же, в кабинете, на обтянутом серой замшей диване – и спал, не обращая внимания на шум.       Когда взгляд советницы в четвёртый раз притянулся к полоске светлой кожи между поясом джинсов и толстовкой – Моор во сне, к величайшему сожалению, не лежал спокойно, как полагается мертвецу из страшных легенд, а ворочался, то эротично выгибая спину, то открывая беззащитное горло, то вовсе закидывая ногу на высокую спинку – Шай не выдержал и без улыбки попросил:       – Госпожа Эрнандес, если у вас есть, что сказать, говорите сейчас.       Темнокожая женщина не стала отпираться и делать вид, что она ничего такого не имела в виду.       – Этот ваш вампир, господин Таллер-Ки… он действительно телохранитель?       Вопрос попал в больную точку – воцарилась абсолютная тишина. Куратор северного направления несколько раз моргнул, и взгляд у него в кои-то веки стал ясным, почти что острым.       – А вы проверьте, – серьёзно предложил Шай.       – Как? Выстрелить в воздух? Напасть с ножом?       – Да хотя бы кинуть в меня стаканчиком из-под колы. И посмотрим, что будет.       Напряжение стало почти физически ощутимым. Директор департамента промокнул лоб платком.       Госпожу Эрнандес, впрочем, нелегко было сбить с толку.       – Вы не ответили на вопрос, господин Таллер-Ки. Прошу простить за настойчивость.       – Да, я заключил с ним договор, – Шай облокотился на стол, подпирая висок пальцами, и сузил глаза. – Но вы ведь хотели узнать не об этом.       Она его рассматривала с самого начала совещания – не в упор, конечно, но и не особенно скрываясь. Лицо – гематома практически исчезла, но кое-какие следы можно было ещё различить; шею – к счастью, скрытую воротом; левое запястье со свежими бледно-розовыми следами затянувшихся порезов и укусов.       Госпожа Эрнандес сглотнула и отвела взгляд – и спросила явно совсем не то, что вертелось у неё на языке.       – Что случилось с Уиллом Мэдшотом?       – Временно отстранён. Подробности будут позднее. Ещё?       – На вас действительно было совершено покушение три дня назад?       – Да. Ещё? – Шай выдержал паузу – ощутимую, но недостаточную для того, чтобы кто-то решился заговорить. – Тогда, пожалуй, вернёмся к делу. В контексте последнего доклада исследовательской группы…       Он говорил негромко, мягко, тем самым «лёгким» тоном, который в своё время заворожил его самого на открытой лекции по литературе в Западном Искусствоведческом университете – дело было ещё в средней школе, имя профессора начисто стёрлось из головы, но вот это ощущение гипнотического очарования осталось. И – очень пригодилось в дальнейшем. Так и сейчас: информация была не новой, и слушали её вполуха, но зато напряжение постепенно отпускало. Через полторы минуты он осторожно сделал пробный пас – задал наводящий вопрос одному из кураторов, отметил время реакции, незаметно оглядел остальных и наконец мысленно перевёл дыхание.       «Кажется, пронесло».       Собрание продлилось ещё около получаса. Затем Шай отпустил всех, кроме куратора северного направления и, пока люди выходили из кабинета, улучил момент и потянулся к планшету, чтобы перепроверить пару цифр из доклада… Всё произошло как-то в одно мгновение, непредсказуемо, сразу.       Раздался резкий свистящий звук.       Слева точно порыв ветра пронёсся.       На лицо брызнула вода.       Шай поднял взгляд от планшета, недоверчиво моргая. Моор в двух шагах от него зевал, сминая в кулаке бумажный стаканчик; напротив стояла госпожа Эрнандес, и её красивое лицо стало землистым, помертвевшим.       «Люди всё-таки в большинстве своём идиоты», – устало подумал Шай.       – Ложная тревога, я разрешил ей проверить твою реакцию, – улыбнулся он, успокаивая всех разом – подчинённых, любовника, себя. – Госпожа Эрнандес, вы свободны, только подберите до среды несколько кандидатур на замену Мэдшоту. Знаю-знаю, он незаменим, но если взять трёх-четырёх человек вместо одного и перераспределить обязанности…       Но никто даже с места не двинулся, разумеется – потому что не двигался Моор. Собственно, он не делал ничего угрожающего, просто стоял и смотрел, катая между пальцами бумажный шарик, и из-под приопущенных ресниц сочилось ядовитое зеленоватое сияние.       – Эй, – тихо позвал Шай. – Ты не до конца проснулся, что ли? Я в порядке, остынь.       Моор разжал пальцы – смятая бумага покатилась по полу – и одним плавным движением переместился к нему за спину, обнял, сгибаясь, щекотно уткнулся лицом в шею и выдохнул:       – Пить хочу.       По спине пробежали мурашки; Шай почувствовал, как улыбка примерзает к лицу.       «Если иногда он пугает даже меня, то что же чувствуют другие?»       – Потом, – ласково, но твёрдо возразил он, кончиками пальцев поглаживая его по голове, как кота; светлые пряди на ощупь были гладкими, как шёлк. – Попозже, ладно? Сейчас я занят. Иди поспи.       – Мгм, – непонятно ответил Моор – и наконец отстранился.       – Извини, что разбудил.       Он махнул рукой и вернулся на диван.       Госпожа Эрнандес пришла в себя первой – и, попрощавшись кивком, покинула кабинет, за ней потянулись и остальные. Последним вышел куратор северного направления, зачем-то подобрав скомканный бумажный стаканчик. Когда кабинет опустел, Шай заблокировал двери и только тогда позволил себе откинуться на спинку.       – Да-а, – вырвалось у него. – Похоже, привыкать они будут дольше, чем я предполагал…       «Впрочем, чего я хочу, если сам ещё до конца не привык».       Планшет мигнул, ненавязчиво напоминая о плотном расписании и уйме неотложных дел. Чёрная дыра, которая образовалась после неудачного покушения и двух следующих дней, наполненных новыми впечатлениями, естественно, никуда не делась за утро, наоборот, раздалась вширь, пожирая ближайшие перспективы отдыха, ужинов с Мией и давно запланированного уик-энда на океане.       «И это ещё не считая заданий из института, – мрачно подумал Шай, прикидывая, что можно переложить на департаменты; выходило, что почти ничего, а то, что можно, всё равно потом придётся перепроверять, и получится двойная работа. – М-да, спать мне в ближайшее время не придётся».       В финансы влезать было просто опасно – время они буквально впитывали; он рискнул – и очнулся уже за полдень, когда Альма сообщила о звонке из «Новы».       – Как вы и предполагали, главный редактор связался с нами и попросил изменить условия интервью, – сказала она суховатым тоном, которым обычно скрывала раздражение. – Он утверждает, что репортёр, ответственный за эту работу, к сожалению, немного приболел.       – Разумеется, врёт, – хмыкнул Шай. – И кого они предлагают на замену?       Альма запнулась перед ответом.       – Маккейн. Они предлагают Ванессу Маккейн.       Ему не потребовалось заглядывать в биографическую справку, чтобы вспомнить, кто это. Женщина, которую боялась даже военная клика; женщина, которая ночью вошла в гетто и выбралась невредимой; женщина, на счету которой было больше трёх десятков загубленных репутаций весьма влиятельных людей и под сотню скандальных статей, в которых правда самым причудливым образом переплеталась с домыслами.       – И с каких пор она подвизается на подмене в «Нове», интересно? Особенно параллельно с работой в жюри кинофестиваля? – скептически поинтересовался Шай. – Шучу. Передай, что я согласен, но со своей стороны хочу изменить время и место: сегодня в полночь, в переговорном зале на первом этаже.       – Вы будто и не удивлены, – вздохнула в трубку Альма. – Хорошо. Я передам ваш ответ, хотя…       – …хотя на моём месте вы, госпожа Сильвер, не стали бы встречаться с этой акулой пера даже на своей территории? – фыркнул он. – Бессмысленно. Если ей заплатили за статью, она её напишет – неважно, состоится интервью или нет. А так у меня хотя бы есть шанс перетянуть её на мою сторону.       – О, – коротко отозвалась Альма после выразительной паузы.       – Ванесса Маккейн – талантливый и азартный профессионал, и у неё определённо есть чувство прекрасного, а значит, мы договоримся, – отшутился Шай.       Судя по выразительному молчанию на том конце провода, госпожа Сильвер отнюдь так не считала. Однако она исполнила поручение и через некоторое время отрапортовала об изменениях в расписании: интервью для «Новы» благополучно переехало на несколько строчек ниже.       «М-да, шикарное будет завершение дня. Просто шикарное».              В следующие несколько часов он прервался только один раз, когда Альма лично принесла ему обед. Есть, в общем-то, не хотелось, но нужно было: госпожа Эрнандес настоятельно рекомендовала «сократить риски, связанные с приёмом пищи вне дома, особенно в свете покушения» – в переводе на нормальный язык это значило, что за столом в «Золотой игле» придётся размазывать соус по тарелке и довольствоваться только запахом вина из нетронутого бокала. К большому сожалению – шеф-повар там любил острые соусы и красное мясо гораздо больше, чем принято в эпоху повальной моды на здоровое питание. Собственные же кухни «Кербера» похвастаться разнообразием вкусов не могли, однако за безопасностью там следили тщательно – в частности повар никогда не знал, для кого готовит.       Впрочем, Шай не сомневался, что именно сегодня Альма не постеснялась отдать насчёт его обеда особые указания. Горячий паштет из печени с зеленью, бобовые и салат из морской капусты; на десерт – почти несладкое рисовое пирожное с кунжутом, орехи и сухофрукты…       – Интересно, хоть кому-то всё это помогло поднять уровень железа в крови? – риторически поинтересовался Шай и скосил взгляд на Моора; тот всё ещё спал, свернувшись клубком. – Думаю, что вряд ли.       Незнакомый напиток, на весь кабинет воняющий гранатовым соком и чем-то столь же тошнотворно кислым, он вернул нетронутым и демонстративно прогулялся в приёмную к кофемашине; Альма сделала вид, что намёка не поняла, но по клавишам застучала вдвое интенсивнее, а через некоторое время на рабочей почте появилась ссылка с говорящим заголовком «Железодефицитная анемия у доноров». А через пару минут другая: «Анемический синдром и импотенция».       Шай поперхнулся кофе, но чашку из принципа допил.              Без десяти четыре сработало напоминание – «разбудить спящую красавицу».       – Начинать за полчаса, – пробормотал Шай, стирая будильник. Руки отчего-то покрылись гусиной кожей, хотя в кабинете было тепло. – Предположим, сорок минут у меня есть… Хватит ведь?       Моор так и лежал, свернувшись клубком. Бежевая толстовка задралась почти до середины спины, и можно было пересчитать каждый позвонок – взглядом, пальцем… губами, если бы оставалось чуть больше времени. Шай рефлекторно взъерошил себе волосы, потом резко выдохнул, собираясь с мыслями, заблокировал дверь кабинета и присел на край дивана.       Сердце колотилось как бешеное.       – Эй, – позвал он негромко и сглотнул; в горле пересохло. – Слушай, нам пора. Ты… как? Выспался?       Моор уязвимо и сонно простонал, переворачиваясь на спину и замер – глаза прикрыты ладонью, между пальцев пробивается слабое зеленоватое сияние.       – Эй? – повторил Шай и осторожно притронулся к его руке. – Если хочешь ещё отдохнуть, оставайся здесь, не думаю, что кто-то рискнёт напасть меня в «Золотой игле».       Он хотел добавить что-то, кажется, пошутить про бизнес, убийства и любовь шеф-повара к острому, но тут Моор резко дёрнул его, укладывая на себя, и воздух буквально выбило из груди. Сквозь одежду рельеф и температура чужого тела почти не ощущались, кроме той неширокой полосы, где толстовка съехала вверх и сбилась комом – и там по контрасту ощущения обжигали, почти кожа-к-коже. Почти непристойность – но только почти, пока никто не двигался.       – Отпусти, – попросил Шай севшим голосом, стараясь не концентрироваться на пальцах, с усилием поглаживающих его поясницу, и не слишком откровенно подставляться под прикосновения. – Времени действительно не так много. И… и я думал, что полнолуние уже закончилось, – не удержался он от шпильки.       И – застыл, потому что Моор наконец-то открыл глаза, и в них не было ни тени разума.       Приступ страха прошил позвоночник, как электрический разряд.       «Спокойно. Не… не съест же он меня».       – Эй, ужасное и грозное Опустошение Севера, – позвал Шай громче и упёрся руками ему в грудь, отстраняясь. – Извини, что напоминаю, но вообще-то мы в моём офисе, сейчас день и… ох…       Он сначала услышал треск рвущейся ткани и ощутил резкую боль, и только через секунду осознал, что Моор припал к его плечу. Рана сначала горячо запульсировала, затем словно онемела; в воздухе распространился металлический запах крови.       – Ты не увлекайся, гурман, – через силу пошутил Шай, заставляя себя расслабиться. Паника накатывала волнами, и мышцы сводило. – У меня плотное расписание… х-ха…       Боль едва-едва перешла в удовольствие, когда Моор отстранился, с нажимом провёл языком по коже – и укусил снова, уже выше, у ключицы.       «Надеюсь, он остановится, – пронеслась мысль, в стремительно пустеющей голове. – А если нет? Вызвать охрану по селектору? Крикнуть Альме? Хотя какой крик, здесь же звукоизоляция…»       Второй прокус был глубоким – померещилось даже, что клыки царапнули кость – и по-настоящему болезненным; но от первой раны растекалось горячее, тягучее ощущение, от которого слегка вело голову, и внизу живота постепенно словно завязывался узел. Моор слегка отстранился, зализывая прокол, и стало ещё лучше – так хорошо, что почти всё равно, что будет потом.       – Не надо, – придушенно попросил Шай, чувствуя, что ещё немного – и сам поплывёт. Месмер будто и не услышал. – Прекрати немедленно, я не хочу. Ты понимаешь? Я не…       Рубашка затрещала, расходясь по швам – Моор его раздевал, точно сдирал обёрточную бумагу с подарка, оглаживал ладонями оголённую кожу, безжалостно сдавливал рёбра, не давал отодвинуться и хотя бы вдохнуть поглубже. Третий, четвёртый, пятый укусы – мелкие, быстрые, яростные; капли крови сбегали по животу, вниз, и Моор слизывал их так же бегло, по-кошачьи. Это, наверное, должно было причинять боль – если бы от самой первой раны импульсами не расходилось какое-то неправильное, невыносимое, вибрирующее удовольствие, и каждый новый укус начинал резонировать.       «А, может, и чёрт с ним? Полчаса у нас есть…»       – А-а-ах… – протяжно выдохнул-выстонал Шай, с ужасом понимая, что это близко не похоже на твёрдый отказ. – Па-а…. пожалуйста, да…       Когда Моор стащил с него джинсы, он даже не сопротивлялся – честно хотел, но не получилось, а получалось только скользить пятками по обшивке дивана. Потому что джинсы мешали, любая ткань мешала – хотелось прижаться плотнее, втиснуться в чужое тело, облегчить напряжение, сделать уже наконец совсем хорошо.       От очередного укуса он вскрикнул в голос – и рефлекторно двинул бёдрами.       – Х-ха-а-а…       Разрядка наступила неожиданно. Шай вцепился пальцами в чужие волосы, оттянул голову назад, впился в приоткрытый рот, слизывая собственную кровь и рискуя пораниться об острую кромку зубов, а потом ощутил прикосновение внизу, ладонью вверх-вниз по стволу – и выгнулся навстречу от вспышки удовольствия.       И обмяк.       Сил не осталось вообще; зато голова постепенно прояснялась, и стало ясно, что он сидит у Моора на коленях совершенно голый, притиснувшись очень крепко, и между ними горячо и липко.       – Ну ты и засранец. – Шай зажмурился, упираясь ему лбом в плечо. Было стыдно и хорошо; второе пока превалировало. – Я ведь ясно сказал, что не хочу.       Послышался смешок.       – Ты ведь обещал утолить мою жажду немного позже, – ответил Моор совершенно нормальным голосом. – Будем считать, что мы рассчитались. Когда ты понял, что я притворяюсь?       Включились сплит-системы, вытягивая посторонние запахи; стало холоднее, и Шай поёжился.       – А я не понял, – честно признался он. – Ну, пока ты не подставился под поцелуй.       Моор заговорил не сразу; более того, напрягся всем телом.       – Страшно было?       – Да, – кивнул Шай смущённо. – Слушай, а зачем?       – Просто «захотелось» – не ответ?       Он фыркнул.       – Извини, не верю. Итак?       – Я хотел сделать тебе больно.       Шай не выдержал и отстранился, чтобы посмотреть ему в лицо. И почти сразу понял: нет, не шутит. И да, он прекрасно расслышал отказ, но продолжил намеренно.       «И зачем?.. Ах, да, точно, бледный ублюдок, который причиняет укусом невыносимые страдания».       – Ну и как результаты эксперимента?       Моор заметно расслабился – перестал задерживать дыхание, сместил ладонь чуть ниже по спине и наконец-то взглянул прямо в глаза.       – К счастью, полный провал, – отзеркалил он бледноватую улыбку. – Я честно пытался тебя запугать, но в итоге получилось наоборот. Видимо, физические ощущения не зависят ни от моих намерений, ни от твоих эмоций… И если у «бледного» работают те же механизмы, то мне даже жалко его.       – Почему? – машинально переспросил Шай.       Сплит-системы гудели: становилось по-настоящему холодно, но шевелиться пока никакого желания не было.       – Ну, хотя бы потому, что у него никогда не было хорошего секса, – щекотно рассмеялся Моор ему в висок. – Трудно удержаться и не пригубить немного крови, чтобы удовольствие стало полным – а какое там удовольствие, если партнёр орёт от боли и ужаса?       Шай пожал плечами:       – Ну, вкусы у всех разные. Если ты принципиально против насилия, это не значит, что все такие же… – добавил он и осёкся.       В свете последних двадцати минут слова звучали по меньшей мере как двусмыслица, если не как упрёк.       – Прости, – Моор потёр лицо руками и взглянул исподлобья. – Нет, правда прости. Я не должен был решать за тебя. Надо было посоветоваться, тем более что всё равно ничего в итоге не вышло. Только зря тебя напугал.        «Ну нельзя же так открываться, – почти с нежностью подумал Шай. – Окажись я чуть более циничной сволочью, это была бы просто шикарная отправная точка для манипуляций».       – Не заморачивайся, – ответил он вслух легкомысленно. – Во-первых, я не имею ничего против секса с тобой в любое время суток, просто сейчас не хочется опаздывать на встречу. Во-вторых, насильник из тебя выходит неубедительный, честно. – И он не удержался от рискованного вопроса: – А что бы ты хотел сделать со мной? Ну, предположим, если бы я был согласен на всё.       – Я? – немного растерянно откликнулся Моор. – Наверное, увёз бы тебя на Север. Тебе бы пошли меха.       Повисла крайне неловкая пауза.       «Похоже, мы оба сказали что-то лишнее, – подумал Шай, чувствуя, как кровь приливает к лицу и как становится жарко, несмотря на шпарящие кондиционеры. – На Север, значит… Так, не сейчас».       – Надо собираться, – пробормотал он и попытался встать. Получилось не очень – ноги всё ещё подгибались. – Чёрт, одежда… Надо что-то придумать, у меня должны быть запасные костюмы где-то…       Рубашка оказалась разодранной на аккуратные тонкие полоски. Джинсы на шесть – он не поленился посчитать – ошмётков. Нижнего белья не было вообще нигде, и Шая прошибало холодным потом при мысли о том, где его потом обнаружит клининговая служба. Моор в поисках не помогал и валялся на диване, флегматично пытаясь счистить с толстовки выразительные белёсые пятна, когда внезапно пискнул планшет на столе, оповещая о новом сообщении.       «Напоминаю, что два комплекта запасной одежды – в нижней секции стола. Чистое нижнее бельё – в шкафу около душевой кабины, в помещении для отдыха. Транспорт прибудет за вами через семнадцать минут. А.С.»       – Альма, – простонал Шай, рефлекторно опускаясь на корточки и накрывая голову планшетом. – Боже, а она откуда знает? Наверно, заметила, что сплит-система включилась… Как стыдно-то…       Моор забрал у него планшет, прочитал сообщение и хмыкнул:       – Проницательная женщина. Отнести тебя в душ? Или сам справишься?       – Сам, – вздохнул он. – Слушай, а у меня кровь не пойдёт от горячей воды? Укусы вообще скоро затянутся? А то на встрече может получиться неудобно, знаешь ли.       – Да должны уже более-менее затянуться, – с сомнением качнул головой Моор. – Но если хочешь, могу зализать ещё раз.       Шай отказался и трусливо сбежал в душ.       В шкафу, кроме смены белья и пары свежих полотенец, обнаружился ещё один предмет, которого там раньше не было – аптечка. Аккуратные пачки бинтов, марлевые салфетки, обезболивающее в таблетках, обезболивающее в ампулах, обезболивающий гель, спиртовые салфетки, спрей-антисептик, спрей с антибиотиком, гипотермический пакет… К делу Альма подошла основательно. Пожалуй, даже слишком: разворошив внушительную горку пластырей, на самом дне коробки Шай обнаружил охлаждающую смазку и презервативы – и так же осторожно закопал, поглядывая на дверь.       Прокусы на груди и плечах действительно уже не кровоточили. Самый глубокий, на ключице, как будто дёргало изнутри что-то, но боль была глухая, а края раны слиплись. На обработку ушло не так много времени – он уже делал это, и не раз, для Мии; у неё травмы выглядели куда страшнее, а к врачу она обращалась только в крайнем случае, когда ангел смерти невежливо пялился в окно и покашливал, выразительно косясь на часы.       Однако последние пять лет в больницу Мия не попадала ни разу, и новых шрамов у неё не появилось, а те, что были, постепенно сошли.        «Может, и у меня синяки станут заживать быстрее, – размечтался Шай, намыливая голову. – И я перестану напоминать жертву садиста… Кстати, о жертвах».       Наверх он поднялся полностью одетым, в университетском джемепере и в тёмных джинсах, когда Моор как раз закатывал коротковатые рукава рубашки.       – Тебе идёт синий, – улыбнулся Шай. – Но меньше, чем мне. Давай помогу, – предложил он и, притянув его к себе за воротник, застегнул пуговицы до верха.       Моор не шевелился – и, кажется, не дышал даже.       – Спасибо, – произнёс он наконец. – Я думал, что…       – Что я буду от тебя шарахаться? – провокационно низким голосом поинтересовался Шай, приобнимая его за шею и прижимаясь щекой к щеке. – Мм, не дождёшься. Я знал, на что соглашаюсь. Вот только на будущее… – продолжил он ещё тише, с удовольствием отмечая, как месмер напрягается всем телом. – Никому не позволяй манипулировать тобой через чувство вины, даже если действительно накосячишь. И через другие чувства тоже. Сейчас у нас плану обед с целой толпой манипуляторов – вот и потренируешься. Идёт?       Он расслабился – и усмехнулся.       – Как скажете, ваше высочество.       Шай отвернулся и шагнул к двери.       «Ну, а теперь самое сложное».       Он мог бы собой гордиться, честно – вышел из кабинета с высоко поднятой головой, сумел встретиться с Альмой глазами и даже кивнуть:       – Спасибо за одежду. Очень предусмотрительно, я как-то не подумал. Так что насчёт транспорта? Какой автомобиль, откуда выезжаем, кто поведёт?       Она немного помедлила, прежде чем ответить, и буквально проутюжила его взглядом – снизу вверх, потом сверху вниз, особенно задержавшись на горловине джемпера. И только потом ответила, не меняясь в лице:       – Чёрный бронированный «Неофелис» для разъездов уже стоит у второго восточного выхода, вас повезёт, – Альма опустила глаза, сверяясь с информацией на планшете, – госпожа Шребер из службы безопасности, вы должны её помнить, она подменяла иногда господина Мэдшота.       В памяти промелькнул смазанный образ светловолосой, коротко стриженной женщины с массивным подбородком.       – Хорошо, спасибо… Нет, госпожа Сильвер, не вставайте, не надо меня провожать.       Садиться назад она и не подумала – так и застыла янтарной статуэткой, облечённой в мягкую серую замшу, на фоне чёрной стены. Глаза у неё издалека выглядели совершенно прозрачными и будто бы немного светящимися. Не так явно, как у Моора – это был холодный, потусторонний блик, который мерещится иногда ночью на поверхности моря и пропадает, стоит приглядеться.       – Встречу не поздно отменить. У вас плотное расписание, и, возможно, стоит сохранить силы.       Хотя Альма говорила очень корректно и ровно – и переживала совершенно искренне, на какое-то мгновение Шай разозлился.       «Где были все эти верные и заботливые, когда Логг приказал избить меня и выбросить в гетто?»       – Спасибо, – повторил он вслух, фокусируя взгляд на условной точке над плечом у Альмы, и заставил себя улыбнуться. – Я в полном порядке, не стоит беспокойства. Расписание остаётся в силе. До вечера, госпожа Сильвер.       Она кивнула и опустилась на кресло резко, неловко, словно у неё подломились ноги. Подавив рефлекторный порыв извиниться непонятно за что, Шай снова кивнул и направился к лифтам, не особенно беспокоясь, следует ли за ним кто-то.       – А ты иногда можешь быть пугающим, – заметил Моор уже в лифте, прислоняясь к зеркальной стене.       Шай проследил за мигающими на табло цифрами: двадцать пять, двадцать четыре, двадцать три…       – Это комплимент?       – Лет двести назад был бы, сейчас – не знаю, – Моор склонил голову набок, позабавленный невесть чем. – А сам как считаешь?       Он рефлекторно оглянулся на своё отражение – молодой мужчина с тёмными, плохо уложенными, непросохшими до конца волосами, в слишком облегающих джинсах и великоватом сером джемпере с нашивкой Западного Искусствоведческого университета. Планшет под мышкой, обветренные губы, взгляд из-под ресниц…       – Считаю, что я недостаточно похож на отца, – вздохнул Шай, отводя глаза. – Пойдём. Альма права, расписание у меня адское.              «Золотую иглу» для встречи выбрали не случайно.       Конечно, были места более дорогие, более закрытые, с более изысканной кухней, но ни одно из них не могло похвастаться такой историей. Примерно сто пятьдесят лет назад несколько торговцев из Сянь Е – в то время автономии с собственными законами и правительством – перебрались в Нью-Хонг, которому тогда до статуса новой столицы и объединяющего центра на границе между Западом и Востоком было ещё далеко. Перебрались – и открыли лавку, ничего особенного по тем временам, но то ли стартовые условия оказались неплохие, то ли им просто повезло, но через несколько лет при лавке уже работала швейная мастерская, которая позже разрослась до фабрики. Фабрика переходила из рук в руки, горела, перестраивалась; её несколько раз перекупали, после войны – национализировали, затем снова выставили на продажу… И вот пятнадцать лет назад история замкнулась: здание приобрёл богатый делец из Сянь Е. Цехи он переоборудовал под выставочные залы и арт-пространство, а на чердаке разместил ресторан, который в том же году получил две звезды и умеренно высокую оценку в «Гардиан Сан».       Разумеется, с тех пор судьба «Золотой иглы» была предрешена: заведение было обречено на успех. Основную массу клиентуры составляли люди искусства, точнее, те из них, у которых водились деньги или имелись состоятельные покровители. Но если кто-то из Сянь Е хотел завязать контакты в деловых элитах Нью-Хонга – и наоборот, естественно – то встречу обычно назначали именно здесь. Так что можно сказать, что у господина префекта вовсе не было выбора, куда приглашать наследника «Кербера» – поступи он иначе, его бы просто не поняли.       …Шай ненавидел опаздывать. Тем не менее, на встречу он явился последним, пусть ради этого пришлось сделать лишний круг вокруг старой фабрики.       – Молодой господин Таллер-Ки! – маленький, круглый префект не поленился оторваться от вина выйти из-за стола, чтобы поприветствовать его влажным рукопожатием. – Мы вас как раз ждали, да, очень. Вы не предупредили, что приедете не один, – и он искоса посмотрел на месмера.       – Так получилось, – ослепительно улыбнулся Шай, игнорируя намёки.       Тётка господина префекта – дама в чёрном с гибкой лебединой шеей, которой она, очевидно, очень гордилась – огладила дряблую щёку, глядя поверх очков:       – Не представите нам вашего спутника?       – Нет нужды, – качнул головой Шай, усаживаясь во главе стола. – Благодарю… Нет-нет, дополнительного стула тоже не нужно.       Моор без дополнительных указаний занял место у него за спиной; пока его всё происходящее, кажется, изрядно развлекало.       – Может, хотя бы возьмёте вина? – продолжила тётка префекта, не отводя от месмера взгляда. – Это шестилетнее «Амаранте», довольно сносное. Почти не пьянит.       Шай слегка наклонил свой бокал из стороны в сторону, словно в раздумьях, а затем приподнял его, запрокидывая голову:       – Будешь? Оно и правда неплохое.       – Не сейчас. – Моора, кажется, больше интересовали пальцы, обхватывающие тонкое сверкающее стекло, чем, собственно, содержимое бокала. – Может, потом.       – Как знаешь, – без сожалений отставил он вино и откинулся на спинку. – К слову, я тоже думал, что нас будет меньше.       Кроме самого префекта, его тётки по фамилии Мэнло, возглавляющей одноимённый благотворительный фонд, и господина Хьюго Цонга, владельца второй по величине аптечной сети в Сянь Е, за столом сидела темноволосая девушка в светлом платье, а слева от неё, ближе к окну – мужчина с круглым лицом и в рубашке не по размеру.       – Вы против? – суетливо приподнялся префект. – Прошу прощения, я, конечно, обязан был вас предупредить…       Шай улыбнулся одними губами.       – Что вы, не стоит беспокойства. Я люблю новые знакомства.       – Это хорошо, это хорошо, – закивал префект, потирая руки и оглядываясь то в одну, то в другую сторону. – Мой давний друг Энди Чун, он недавно вложился в фермы к югу от Сянь Е, вы понимаете, брокколи, фасоль, листовой салат, всё зелёное. Хорошая экология.       Судя по физиономии господина Чуна, зелёную пищу он видел только на картинках и издали, однако он с готовностью привстал и отвесил немного старомодный полупоклон.       «Медицинский центр откроется только следующей весной в лучшем случае, а он уже пытается пролезть на кухню… И что-то не верится, что южнее Сянь Е есть земля, пригодная для производства экологически чистых продуктов, там завод на заводе».       – Очень приятно, господин Чун, – вслух ответил Шай, пообещав себе позже прочитать досье на этого круглолицего. Хотя уже сейчас догадывался, что там будет: связи с миконскими диаспорами, управление «маленькой частной кредитной организацией», родственники в муниципалитете, коррупция, отмывание денег и надежда на спокойную старость на шее у «Кербера». – А эта очаровательная госпожа?       – Моя внучка, Лола Юэ, – ответила тётка префекта. – Считайте, что это украшение стола, вроде вазы. Я её привела, чтобы она посмотрела на настоящего мужчину, может, хоть о браке задумается.       Девушка вспыхнула:       – Бабушка, я…       – Для тебя – госпожа Мэнло, неуч, – проворчала тётка, ткнув её костлявым пальцем в бок. – Твоё дело – молчать и блистать. Ваза, понятно?       Принесли меню; Шай наугад ткнул куда-то в верхнюю часть, надеясь, что в соусе не окажется столько едкой чесночной пасты, как в прошлый раз, и улыбнулся:       – Тогда мне кажется, что в этой вазе очень красивые цветы. Может, ирисы. Вам ведь наверняка говорили, что у вас очень красивый цвет глаз, госпожа Юэ?       Для того чтобы разглядеть синеватый оттенок в тёмно-серых глазах девушки, надо было очень постараться, но комплимент попал в точку; она покраснела ещё сильнее и дёрганно кивнула.       – Вам нравятся ирисы?       – Да, очень, – соврал Шай.       Разговор перескочил на цветы, потом – на символизм в традиционной восточной поэзии и, наконец, на литературу в целом. Это была удобная тема, которая позволяла обсудить многое, не переходя на конкретику. Например, модные схемы ухода от налогов и их последствия:       – А вы помните поэму «Жадный чиновник»? Да-да, ту, где героя замуровали в колодце…       Или неуклонно растущее влияние милитаристов в правительстве:       – Я бы очень советовал обратить внимание мемуары военачальника Сона – уж они-то не устаревают никогда, и, кажется, наш премьер их почитывает, да.       Или перспективы «Кербера» в Сянь Е:       – И всё-таки, вам ближе «Завоевание» или «История царств»?       – Сюжеты о соперничестве мне кажутся неактуальными. Я, скорее, склоняюсь к «Примирению» Мастера Сы – о, эта сокрушительная мощь поэзии, которую не могли не признавать даже его противники! А в «Завоевании» мне нравятся последние главы – о подавлении мятежа, наверное, потому что отец говорил, что я похож по характеру на господина младшего генерала.       Тётка префекта вела свою игру и аккуратно прощупывала матримониальные перспективы:       – А «Записки у любовного ложа» у вас уже были? Или вы к ним приступаете в следующем семестре?       – У нас был факультативный цикл лекций, но, честно говоря, я его пропустил – он совпал с деловой поездкой.       Принесли закуски – сыр и маринованные морепродукты – и сразу же основное блюдо. Шай размазывал еду по тарелке и играл в словесный пинг-понг почти на автомате, но расслабиться до конца никак не мог: если «бледный» не поленился наудачу расставить ловушку в пиццерии около дома, то устроить переполох в «Золотой игле» ему сами небеса велели. Но выглядел лофт как обычно – та же публика, те же разговоры, ненавязчивая живая музыка, интерактивная выставка уродливой современной скульптуры по периметру зала; правда, пустовало лекционное пространство за полупрозрачной перегородкой, но днём, в будни это нисколько не удивляло. Беспокоиться было не о чем: охрана стояла на своих местах, незаметная и эффективная, персонал здесь проверяли гораздо строже, чем в «Эль Гансо», еду из кухни доставляли под колпаком, и провернуть трюк с отравой у какого-нибудь официанта вряд ли получилось бы, при всём старании. А у повара тем более: местный шеф был своего рода знаменитостью – с телохранителями, пресс-секретарём и прочими полагающимися по статусу атрибутами, и если бы «бледный» подкатил к нему, то подставился бы по-крупному.       Однако чувство близкой опасности усиливалось.       «Может, поварята? – размышлял Шай отстранённо, не забывая улыбаться тётке префекта и кивать в нужных местах. – Да нет, глупость. В принципе, кого угодно можно перекупить, в том числе и охрану, но в «Эрго» на это не пойдут – если они окажутся напрямую замешаны в чём-то грязном, то военные от них тут же открестятся».       Захотелось отпить из бокала по-настоящему – то ли чтобы руки занять, пока несут вторую перемену блюд, то ли чтобы расслабиться, потому что до главного разговора они ещё не добрались, и если господин префект заметит, что он нервничает, что он напряжён…       Когда Моор провёл пальцем ему по тыльной стороне ладони, Шай едва не вскрикнул, но сдержался, только выдохнул резче, чем обычно. Взгляды всех присутствующих, кроме изрядно наклюкавшегося Чуна, тут же оказались прикованы к его руке.       Скользящее движение подушечками пальцев к запястью, потом назад, к костяшкам, и снова…       – Господин префект, продолжайте, мне очень интересно, – попросил Шай, чуть склоняя голову набок. Спина покрылась мурашками, полузажившие укусы запульсировали, откликаясь – горячее, тянущее фантомное ощущение. – Вы остановились на том, что собираете коллекцию классического рыцарского романа.       Моор прижал пальцы плотнее и повёл выше по руке – запястье, предплечье, локоть, пока жёсткая ладонь не легла на плечо, ближе к шее. Это было как напоминание: я всё ещё здесь, за твоей спиной; ты не один.       «Или публичное заявление о праве собственности, – повеселев, подумал Шай. – Ну, что ж, вечером у нас по плану интервью, а после него попыток женить меня станет гораздо, гораздо меньше».       Прикосновение приятно грело.       После второй перемены префект предложил выпить кофе, а внучке госпожа Мэнло посоветовала немного «освежиться, а то ты заскучала, милочка». Это значило, что с прощупыванием почвы покончено, и пора переходить к серьёзным разговорам. Шай рефлекторно подобрался: предстояла самая сложная часть. Префект уже косвенно дал понять, что не желает окончательно разрывать контакты с «Эрго», а открытие медицинского центра с благословения местных властей станет именно той демонстративной пощёчиной, после которой сохранять отношения на прежнем уровне будет невозможно. С другой стороны, выгодные условия и сияющие перспективы затмевали взор и заставляли смотреть на любые грядущие трудности с оптимизмом. С третьей – проект когда-то вёл дядя Тау, а он завалил тогда всё, что можно, и хотя Адам Таллер-Ки вмешался и лично выправил ситуацию, осадок остался – в Сянь Е ошибки традиционно помнили долго.       «Менять условия нельзя, – размышлял Шай. – Уступка – это слабость… Может, пригласить на выставку эту, как её, Лолу? Тётка, похоже, имеет больше власти, чем показывает – ей полезно считать, что у неё есть рычаги влияния на меня».       Он даже не сразу понял, что произошло – заметил странное движение справа, через столик, и тут же Моор шагнул вбок, прикрывая его собой.       Синхронно с выстрелом.       Всего успело прозвучать четыре выстрела, один за другим, пока месмеру не надоело быть живой мишенью, и он не приказал коротко:       – Хватит.       Судя по тому как поспешно отвернулся господин префект, а его тётка уткнулась взглядом в тарелку, словами Моор не ограничился. Стрелок же застыл на месте, и лицо у него приняло такое блаженное и одновременно потерянное выражение, что у Шая к горлу подкатила тошнота.       «Месмеризм. Надо же, впервые вижу воочию жертву месмера».       – Никого больше не задело? – хрипловато спросил Шай. Резко протрезвевший господин Чун сосредоточенно мотнул головой, остальные сохраняли неподвижность. – А ты как? – осторожно тронул он Моора за руку.       – Четыре пули, – с улыбкой ответил тот и погладил его по щеке. – Ничего серьёзного, выскочат через пару минут. Главное, что ты в порядке. А этот, – кивнул он на несостоявшегося киллера, – непростой человек, судя по одежде. Впрочем, я в этом разбираюсь плохо.       Шай машинально кивнул, не разрывая прикосновения. Стрелок – действительно, франт какой-то в пёстрой куртке, расшитой металлическими бляхами, и в узких штанах с коллекцией цепочек на поясе – продолжал пялиться в пустоту.       – Это Леонард Бай, – неожиданно подал голос господин префект. Лицо у него сильно взмокло, и он, не скрываясь, утирал лоб салфеткой. – Он художник-акционист, весьма неплохой. Часто бывает здесь, вип-гость, и я не представляю, зачем ему понадобилось… – он осёкся.       Охрана, безнадёжно запоздавшая, наконец-то добралась до места происшествия, однако ближе подходить никто не рисковал. У Шая вырвался вздох.       – Господин префект, могу я рассчитывать на вас?..       – Да-да, конечно, – откликнулся он, и взгляд у него стал жёстким. – Что смотрите? Уведите его. Мы обедаем.       Он сделал знак рукой. Обогнув охрану, к стрелку подскочили люди в штатском, и через две минуты об инциденте напоминала только напряжённая тишина в зале – и неаккуратные дырки на рубашке у Моора, всего четыре.       Тётка префекта подвинула к себе блюдце с десертом и аккуратно отрезала тонкий, дрожащий пласт розового суфле.       – Думаю, через несколько часов меня на столе будут удобоваримые объяснения этого бардака, – сухо заметила она. – Но, полагаю, у вас уже сейчас есть предположения, почему уважаемый человек вдруг решил пострелять.       Шай обвёл кромку чашки пальцем; на коже остался коричневый след.       – Сложно сказать. Возможно, кто-то обиделся, что его не пригласили за этот стол. Или кто-то очень хотел бы находиться сейчас на моём месте.       Намёк был более чем прозрачен – «Эрго».       На виске у господина префекта вздулась жила.       – Возмутительно.       – Полностью согласен, – искренне согласился Шай. – Да, кстати, могу я рассчитывать на копию материалов по результатам… по результатам беседы ваших людей с господином Баем?       Тётка префекта фыркнула в чашку с кофе – чёрным, заправленным изрядной порцией алкоголя, судя по запаху.       – Почему бы нет. Не вижу причин отказать в любезности столь начитанному молодому человеку, – позволила она себе откровенную насмешку. И обернулась к префекту: – И кстати, дорогой племянник, я не понимаю, зачем тянуть с открытием медицинского центра целый год. Я, знаешь ли, уже не молода, могу и не дожить до церемонии открытия. А хотелось бы выгулять свои чёрные бриллианты наконец.       – Ну, резон есть, – господин префект скомкал испачканную салфетку и тяжело опёрся локтями на стол. – Но надо обсудить детали.       Из «Золотой иглы» Шай выбрался только час спустя, но к тому моменту у него в активе был не только полностью согласованный объект в Сянь Е, но и два новых проекта.       – Господи, наконец-то, – пробормотал он, приваливаясь в автомобиле к плечу Моора и закрывая глаза. – Думал, никогда оттуда не выйду. И знаешь, что меня беспокоит во всей этой ситуации?       – Мм? – сонно переспросил месмер, перебирая его волосы.       – Та девушка, Лола, так и не вернулась из туалета.       – Ну, полагаю, она была очень занята – когда командовала людьми, которые увели из зала того странного парня с пистолетом.       – Оу.       Мысленно Шай сделал себе пометку – никогда не ходить на свидания с девицами из Сянь Е, даже если это чья-то застенчивая внучка.       Часы коротко завибрировали, напоминая о том, что следующая встреча уже через двадцать минут. Спать хотелось отчаянно – после интенсивных переговоров мозг требовал перезагрузки. Если бы автомобилем рулил Мэдс, если бы госпожа Дюран чуть лояльнее относилась к опозданиям – о, тогда можно было бы сделать дополнительный круг, проехаться мимо акведука или даже по набережной и выгадать полчаса неглубокого сна.       «Рано расслабляться, – напомнил себе Шай, с усилием растирая виски. – И я не устал. У меня ещё куча дел, и я совершенно не устал».       На личной почте было несколько десятков новых писем; впрочем, больше половины из них уже обработал секретариат, а остальные вполне могли подождать вечера, кроме двух-трёх самых интересных. Госпожа Эрнандес писала, что по делу официантки Рико есть подвижки – один из её соседей всегда оставлял включённым видеорегистратор в автомобиле, припаркованном наискосок от подъезда, и записи были вполне приемлемого качества. Это означало, что скоро в распоряжении службы безопасности могло оказаться детальное изображение «бледного».       – Выглядишь пожёванным.       От неожиданности Шай рассмеялся.       – Ну, спасибо. Не тебе это говорить, – не удержался он от шпильки. Моор, однако, отреагировал благодушно. – А ты как?       – Если ты про выстрелы, то я уже и забыл. Мне, конечно, далеко до Каламити, но мы вообще… крепкие.       Любопытство бодрит сильнее, чем кофе – и уж точно выступает мощным катализатором, когда в крови и так сплошной кофеин.       – «Мы» – это вампиры в целом? Или именно великие разрушители? – Шай добился в ответ только неопределённого пожатия плечами и продолжил наседать: – То, что ты пуленепробиваемый, я уже понял. Но вот насколько? Очередь из автомата выдержишь?       Моор поморщился, словно вспомнил что-то неприятное.       – Если сыт и выспался, то вполне. Хотя такое легче пропустить через себя и излечить, чем сдерживать.       Сон куда-то испарился, и дорога до ателье казалась уже не такой долгой.       – Пропустить или сдерживать? Серьёзно? Ты можешь сознательно делать себя твёрже, что ли?       – Спроси меня об этом в полнолуние, – с безупречно серьёзным выражением лица ответил он.       – Это сальная шутка или биологический факт? – провокационно спросил Шай, приваливаясь к нему плечом. Моор фыркнул и отвернулся. – Эй, так нечестно, не отмалчивайся! Хотя, если судить по Каламити… Ты, наверно, ничего не сломаешь, даже если с двадцатого этажа упадёшь на асфальт.       – Ну, кое-что точно сломаю.       – Да?       – Асфальт.       Шутка была шуткой только наполовину, но Шай смеялся, пока под диафрагмой не начало болеть.       – Полегчало? – с полуулыбкой спросил Моор, поглаживая его по голове.       – Да-а, – потянулся он с удовольствием. Машина странно вильнула, но быстро выровнялась. – Люди из Сянь Е – очень сложные партнёры. К счастью, они охотно идут на уступки, если им кто-то нравится, а нравиться я умею.       – Я заметил.       Прозвучало это странно – вроде бы тепло и даже весело, но с неприятной, царапающей интонацией. Однако задуматься о том, где подвох, Шай не успел, потому что автомобиль наконец-то зарулил к началу пешеходной улицы чуть на отшибе от основных туристических путей.       – Молодой господин Таллер-Ки, мы следуем по обычному маршруту или мне подъехать ближе? – спросила госпожа Шребер, которая молчала всю дорогу так виртуозно, что можно было вовсе позабыть о её существовании.       – Давайте как обычно, – решил он, подумав, и потянулся за бейсболкой и тёмными очками для месмера. – Надень, нам придётся немного прогуляться. И медицинскую маску тоже, не повредит. Солнце уже садится, но лучше не рисковать… И куртку возьми из багажника.       – Не откажусь, – вздохнул Моор и слегка отогнул дужки, чтобы удобнее сели. – А ты как, не боишься, что тебя узнают?       Вместо ответа госпожа Шребер открыла бардачок, и тёмные очки вперемешку с одноразовыми масками вывалились на переднее сиденье.       – Издержки моего положения, – виновато улыбнулся Шай. – Пару раз я забыл свои дома, теперь вся служба безопасности таскает для меня запасные. Ну что, готов?       Они заехали на подземную парковку отеля, оттуда поднялись в лобби и прошли мимо невозмутимого менеджера за стойкой, оттуда, через боковую дверь попали на улицу. Несмотря на время, людей было не так уж много – туристы сюда не забредали, а обычных горожан отпугивали ценники на витринах, точнее, их демонстративное отсутствие. Оставались только зеваки, которые ходили сюда как на выставку – посмотреть, но не купить – и редкие состоятельные клиенты, которые, как правило, интересовались только собой. Идти пришлось недалеко. Напротив двух фонарей, сделанных в виде узловатых дубовых ветвей, Шай остановился около зелёной двери с кованой табличкой «Закрыто» – и решительно нажал на ручку.       Звякнул колокольчик.       – Прошу простить, уважаемые господа, сегодня мы никого… О, господин Таллер-Ки, мы ждали вас. Прошу, проходите.       Высокая темнокожая женщина в чёрном, сильно задрапированном комбинезоне на фоне сдержанных пастельных интерьеров выделялась так сильно, что взгляд словно соскальзывал с неё, отказываясь воспринимать. Тем не менее, чувствовала она себя здесь как дома – сперва закрыла дверь на старомодный, однако надёжный засов, потом опустила внешние жалюзи нажатием на кнопку, и только затем поклонилась гостям.       – Это хозяйка? – едва слышно поинтересовался Моор, когда они поднимались на второй этаж по боковой лестнице. – Я немного иначе представлял её по твоим оговоркам.       – И правильно, – шепнул в ответ Шай, разглядывая кудрявый затылок. – Это Рона, она что-то вроде старшего продавца и личной помощницы. Госпожа Дюран редко спускается из мастерской.       – Даже ради тебя? – в его голосе проскользнула откровенная ирония.       – Поймёшь, когда увидишь.       Наверху женщина в чёрном, приоткрыв нужную дверь, профессионально испарилась и материализовалась вновь где-то внизу, среди безмолвных манекенов, избыточно прекрасных пиджаков и минималистичных платьев. Переступая через порог, Шай снял тёмные очки и рефлекторно сощурился – после сумрачного торгового зала свет бил по глазам.       – Как всегда, безупречно пунктуален.       – Госпожа Дюран.       – Фрой, для тебя – просто Фрой, мальчик мой.       Он обогнул полуголого деревянного болванчика в шляпе-федоре и полосатом блейзере и склонился, чтобы поцеловать протянутую с готовностью руку, суховатую, сморщенную и костистую, как птичья лапка. Кожа, испещрённая пигментными пятнами, пахла сладковатой, пыльной лавандой и была прохладной на ощупь; пульс бился едва ощутимо. Фрой Дюран в прошлом году исполнилось девяносто шесть лет, однако разум её до сих пор сохранял ясность и остроту, а руки не дрожали – ни когда она делала наброски в альбоме, ни когда раскраивала ткани для сигнальных образцов новой коллекции.       В Нью-Хонг она приехала ещё до революции и до гражданских столкновений, успешно пережила и то, и другое, десять лет проработала швеёй, а потом рискнула всем и под залог дома заняла денег и открыла своё дело. Прогорела, конечно и, скорее всего очутилась бы на улице, если бы её долг не выкупил Илайя Таллер-Ки. Ходили слухи, что в то время она обслуживала его и в постели… Но, скорее всего, слухи лгали: основатель «Кербера» если и питал к чему-то слабость, то к элегантной одежде, а из всех женщин его интересовали только две – жена и любовница, которые были знакомы так давно, что уже смирились с существованием друг друга. От Фрой требовалось лишь одно: быть безупречной во всём, от эскизов и выкроек до самого последнего шва на готовом изделии, от наклона головы и оттенка помады до покроя домашнего костюма. Приняв когда-то правила игры, она придерживалась их даже сейчас, в старости, когда сама уже не носила никаких цветов, кроме чёрного, а передвигалась только в инвалидном кресле.       Худощавая, с острым подбородком и круглыми чаячьими глазами, аккуратно подведёнными тёмным карандашом, неизменно в элегантном платье с высоким воротом до самых ушей и волнами оборок на груди, в окружении простых цветочных ароматов – такой была Фрой Дюран, сколько Шай себя помнил.       – Плохо выглядишь, – улыбнулась она, когда он выпрямился. – Проблемы со сном? Неприятности на работе? Или эта дрянная девчонка, твоя сестра, опять устроила переполох?       – Мия в порядке, и «Кербер» процветает, хотя явно не вашими молитвами, – в тон ей ответил Шай и потёр переносицу. – Но на меня только сегодня было два покушения.       – Два сразу, значит… Ты кому-то крепко насолил, – заметила госпожа Дюран.       Он помедлил, прежде чем уточнить.       – Вообще-то три. Несколько дней назад меня выбросили в гетто ночью.       Ей понадобилось несколько мгновений, чтобы сопоставить его слова с лунным календарём – и податься вперёд, распахивая объятия.       – Бедный мальчик… – Прохладная, пергаментная щека прижалась к его щеке, и он закрыл глаза, отпуская тревоги. Обнимать Фрой Дюран в ответ было страшно – вдруг хрупкие кости не выдержат, рассыплются от прикосновения, но не обнять – невозможно. – Никому, никому нельзя переживать такое, никогда… Как ты выбрался?       – Ну, кое-кто буквально вынес меня на руках. – Шай позволил протянуть себе пару секунд и лишь потом отстранился и указал на месмера: – Госпожа Дюран, позвольте представить вам Моора, больше известного как Хэмлок, Опустошение Севера.       К её чести, она даже не вздрогнула, только зрачки расширились, выдавая удивление, и пальцы чуть сильнее сжались на подлокотниках кресла.       – Что ж, очень приятно – можно сказать, очарована. Я Фрой Дюран, швея, – с достоинством кивнула она. И обернулась к Шаю: – А теперь говори, зачем пришёл. Ни за что не поверю, что за благословением.       Шай облокотился на спинку её кресла и улыбнулся:       – Нужно подобрать ему что-то достойное, если уж он теперь сопровождает меня. И, боюсь, это под силу только вам, госпожа Дюран.       – Фрой. На каждый день, для особого случая?       – Что-нибудь неброское для будней и ленивых уик-эндов нам, конечно, не повредит, – качнул он головой. – Но это терпит. А вот выбрать образ поинтереснее на вечер нужно прямо сейчас – у нас в полночь интервью.       Фрой Дюран поморщилась – журналистов она не выносила – и спросила отрывисто:       – С кем?       – С Ванессой Маккейн для «Новы».       У швеи появилось такое выражение лица, будто она вот-вот сплюнет на пол.       – Беру свои слова обратно, Мия – прелестный, живой ребёнок. А этой гарпии чем ты не угодил?       – Скорее всего, ничем, просто меня проплатили, – пожал плечами Шай. – Ну что, вы возьметесь?       Она задумчиво постучала пальцем по подбородку.       – Взяться-то возьмусь… Ну-ка, подойди, – поманила она Моора, придирчиво оглядела его и продолжила, вновь обращаясь к Шаю: – У тебя есть концепция? Хотя бы примерно? Образную подборку ты, конечно, не составил, потому что эта Маккейн свалилась на тебя, как птичье дерьмо на голову.       – Ну, мне позвонили в полдень…       – Ба, да у тебя была уйма времени, мальчик! Чем ты занимался?       Шай собрал всю свою волю в кулак, не посмотрел на Моора, не вспомнил сцену в собственном кабинете и почти не покраснел.       – Тем же, чем обычно. Но кое-какие идеи у меня есть, – он достал телефон из заднего кармана джинсов и открыл подборку картинок.       – Например?       – Например, что-то такое, а-ля привет из преисподней. Или готика, наподобие этого. Но тут нам нужен мягкий контраст…       – Может, кошки? Кошки всё делают лучше… К тому же кошки – это мех, тебе пойдёт мех.       – Да, мне говорили, – Шай вспомнил слова месмера и не удержался от улыбки. – А агрессию можно добрать с помощью текстуры тканей и фурнитуры. И мне, и ему. Да, и статус, и статус – что-нибудь имперское… Вот как здесь, – отлистал он до коронационного портрета кайзера Фридриха. – Только с цветами поиграть.       Моор не выдержал и подошёл ближе. Бесцеремонно развернул к себе экран, вгляделся, нахмурился…       – Я не понимаю, о чём вы говорите.       У Шая вырвался вздох.       – Мы говорим о том, что правильное позиционирование есть залог успешного продвижения на рынке.       – И суть я уже уловила, – добавила Фрой Дюран, отстукивая пальцами задорный ритм по подлокотнику. – Да, сроки, сроки… Если бы не сроки, я бы сделала что-нибудь поинтереснее, но придётся выбирать из готового. Пройдём в зеркальную комнату.       – Что-то мне уже не по себе, – пробормотал Моор.       Идти пришлось через всю мастерскую, в соседний зал, больше похожий на музей восковых фигур или на инсталляцию безумного современного художника – манекены, ширмы, образцы из новых коллекций, много тканей, цветов и фактур, от которых вскоре начинала кружиться голова. В самом конце было отгорожено небольшое пространство с тремя зеркальными перегородками и умеренно ярким нейтральным светом. По пути госпожа Дюран надиктовала по телефону длинный список вещей и попросила Рону поторопиться, а затем тихо уточнила:       – Так когда там интервью? Полночь – не фигура речи?       – Нет, я буквально назначил встречу на двенадцать, – невинно улыбнулся Шай. – В переговорном зале. Это довольно просторное помещение, свет рассеянный, но, думаю, госпожа Маккейн притащит свою аппаратуру и личного фотографа.       – Цвета?       – Стены, потолок и пол – серый, стальной, чёрный. Мебель – чёрная и белая кожа, металлическая отделка, всё расставлено в шахматном порядке.       – Любишь ты усложнить мне задачу… А ты что стоишь? – обернулась она к Моору и ткнула узловатым пальцем в кипу разноцветных тряпок на стеллаже. – Бери и меряй по одной. С брюками всё понятно, а вот с верхом надо определиться. Да, и пока мы ждём Рону, будь добр, Шай, объясни-ка поконкретнее, что ты хочешь видеть на своём мальчике каждый день.       Моор, не особо стесняясь, скинул рубашку на пол и нырнул в чёрный свитер грубой вязки; волосы встали дыбом, электризуясь, и смешно прилипли к лицу. Шай проглотил смешок и отвёл взгляд.       «Что-то облегающее, определённо».       – Ну, на выход – модели с капюшоном, возможно, шарфы на зимние месяцы. Плащи, пальто, что-то классическое. Гамма – синий, чёрный, тёмно-зелёный, из светлых оттенков – молочно-белый и бежевый, пожалуй.       – Что думаешь о толстовках? Тот рыженький мальчик, Каламити, любит такое.       На этих словах Моор отчётливо закашлялся – впрочем, очередной свитер мог просто оказаться пыльным.       – Можно попробовать, но тогда делаем упор на элегантные модели из высокотехнологичной ткани, сформируйте запрос по потребностям в «Кербер». Защита от ультрафиолета и всё такое. Да, и водолазки…       Коротко тренькнул телефон. Не отвлекаясь от разговора, Шай открыл почту; писала госпожа Эрнандес, и к пространному отчёту прилагалось несколько зернистых, но вполне удобоваримых фотографий. Лицо действительно было не просто бледным, а белым, словно мукой напудренным. Искривлённый тонкогубый рот – видимо, вампир что-то говорил; глубоко посаженные глаза, очень светлые, почти прозрачные; острый подбородок, острый нос, бровь, словно выломанная углом…       «Я его видел, – осознал вдруг Шай. – Точно, видел. Вот только где?»       Он открыл следующую фотографию – то же лицо, но вполоборота, глаза прикрыты, губы сомкнуты; так «бледный» выглядел почти красиво и очень хрупко, словно испытывал боль сам.       Следующая – рука поднята, щека и подбородок закрыты.       Следующая – улыбка, взгляд вдаль.       Следующая…       «Стоп, – осознание навалилось так резко, что Шай на автомате закрыл вкладки и сунул телефон в карман. – Я знаю, где видел его. Только тогда думал, что это не он, а она».       Последние полгода в университете он появлялся нечасто – два-три раза в неделю, и на других студентов в аудитории по понятным причинам обращал мало внимания. К тому же группы были смешанные, люди часто менялись… Но образ девушки с выбеленным лицом врезался в память. Незнакомка обычно сидела у окна, подперев подбородок, и смотрела куда угодно, только не на преподавателя. Волосы у неё были убраны под берет, на плечах лежал шарф – пышным газовым облаком, доходя почти до подбородка, а взгляд скрывали крупные тёмные очки. В общем, типичная дочка не слишком законопослушных, но состоятельных родителей; пока она не приближалась на опасное расстояние, Мэдшот игнорировал её существование, Шай – тем более.       И ему даже в голову не пришло, что она и есть «бледный».       «Солнце. Он же часами дремал на солнце, пока шли лекции».       – Ты устал? – долетел, словно издалека, голос Фрой Дюран.       Шай моргнул и потёр переносицу:       – Да, немного. Что ты остановился? – улыбнулся он Моору, который замер с очередной рубашкой в руках. – Да, совершенно верно, надо разбавить официальный образ, а то мы будем как два гангстера на каникулах. Может, футболку под пиджак? Полосатую.       – Или воланы? – Фрой любовно огладила своё платье.       – Тёмно-серая ткань, шелковистая, умеренно блестящая… О, и шарф-шнурок на шее. Шнурок-удавка…       – Поводок? Чёрный, естественно? – она дождалась кивка, удовлетворённо хрустнула пальцами и прикрикнула: – Рона! Ты всё слышала! Неси «Плесень» из осенней коллекции, ту, с манекена в мастерской. Размер подгоним.       Моор промолчал, но дёрнувшийся уголок рта обо всём сказал за него.              На примерки и подгонку ушло чуть больше времени, чем планировалось, и выбрались из ателье они уже в абсолютной темноте, обвешанные хрустящими бумажными пакетами без логотипов. Улица была залита оранжевым светом, как отретушированная фотография из фотомикса, и небо казалось чёрным. От мостовой поднималось тепло. Многие бутики уже закрылись, и сверкающие витрины покрылись антивандальными жалюзи, как коростой, но некоторые двери, по-прежнему распахнутые настежь, завлекали мерцанием огней и благоуханием: мягкая перчаточная замша и грубая сапожная кожа, дорогой парфюм для помещений и тканей, табак и алкоголь. В глубине единственного бара пульсировало многоцветное сияние и плескался рваный сердечный ритм – тумм-тумм-тумм, а лица, подсвеченные экранами телефонов, напоминали маски.       – Хочу кофе, – пробормотал Шай, жмурясь. Моор скептически фыркнул в стоячий воротник плаща. – Ну, ладно, на самом деле я хочу хороший стейк средней прожарки, салат из мягкого сыра и томатов с бальзамическим кремом и бокал вина, но у нас ещё интервью, так что пока рано расслабляться.       – А потом?       – А потом надо выспаться, потому что завтра будет непростой день.       Моор обернулся, и выражение лица, надвое разделённого тенью, у него стало откровенно недоверчивым:       – Что, труднее, чем сегодня?       Шай вспомнил о фотографиях, присланных службой безопасности, и машинально стиснул пальцы на ручках пакета, сминая бумагу. Если «бледный» действительно ходил в тот же университет, в ту же группу, и следил за ним всё это время, то встреча была неизбежна, и чем скорее, тем лучше – пока не вмешались люди из «Эрго», и ситуация не превратилась в действительно опасную. А пока сохранялся ещё шанс обойтись в буквальном смысле малой кровью, получить столь необходимую сейчас информацию и по возможности отсрочить новые нападения.       «Если я сейчас ему всё расскажу и обрадую вдобавок новостью, что собираюсь завтра встретиться один на один с психом, чтобы попытаться перетянуть его на свою сторону, то никакого интервью не получится».       – О, гораздо труднее, – заставил себя улыбнуться Шай. – Кстати, какие выводы после встречи с госпожой Дюран?       – М-м-м… У тебя страшные друзья, ты не наигрался в детстве в куклы, а я теперь должен тебе круглую сумму?       Шай рассмеялся и чуть не врезался плечом в целующуюся между фонарями парочку – Моор едва успел придержать его за талию и увлечь в сторону.       – Не выдумывай, Фрой Дюран не настолько ужасна. Но вообще-то я говорил о другом. Ты заметил, что никто не пытался нас убить?       Они свернули к отелю, где был припаркован автомобиль. Менеджер в холле всё так же клевал носом над стойкой, не реагируя на поздних гостей; на диване ребёнок неопределённого пола методично уничтожал зомби на экране планшета.       – Сложно не заметить, – Моор прищурился. – И сомневаюсь, что это заслуга строгой службы охраны в ателье… Слушай, а можешь загрузить на мой планшет такую же штуку? Я прошёл первую часть, но не до конца, и вторая почему-то не открылась.       Дверцы сомкнулись, лифт тронулся вниз, к парковке, и Шай не сразу понял, что речь идёт о зомби-слэшере, в который рубилось скучающее дитя в лобби.       – Да, без проблем, – улыбнулся и установил себе напоминание на телефоне. – Только завтра, наверное. А насчёт охраны – ты прав, госпожа Дюран не очень-то обеспокоена собственной безопасностью, так что в ателье были только мы четверо. И половину времени я проспал в кресле, пока тебе подгоняли брюки и рубашку. Идеальная возможность для нападения, не находишь?       – Я был там.       – Ты был и в «Золотой игле», – отмахнулся Шай. – Нет, дело в другом. «Бледный» попросту не знает о том, что я время от времени навещаю госпожу Дюран. Это не общедоступная информация, хотя, конечно, у шпионов «Эрго» она есть. Но не у «бледного». То есть…       – То есть это всё его личная инициатива, которую «Эрго» не поддерживает, – закончил за него Моор.       – Не поддерживает, но использует, когда может. И не обо всех шалостях «бледного» его партнёры в курсе, судя по выходке в «Золотой игле» – никто бы ему не позволил сорвать переговоры и дать мне в руки такой козырь. Значит, мы можем сделать ответный шаг, не опасаясь столкнуться напрямую с «Эрго».       Месмер остановился и придержал двери лифта.       – Что ты задумал?       – Пока ничего конкретного, – уверенно соврал Шай. – Решим завтра. Пока сосредоточимся на интервью – вот тет-а-тет с Ванессой Маккейн нам наверняка устроили в «Эрго», и надо как-то умудриться обернуть эту встречу к своей выгоде.       – И как, есть идеи? – Моор забрал у него остальные пакеты и первым двинулся к автомобилю.       – Целых две. Во-первых, Маккейн ненавидит, когда её покупают. Во-вторых, она, конечно, подлая дрянь, но и талантливый художник тоже. В широком смысле слова, конечно.       Судя по выражению лица месмера, он не совсем понял, как это должно решить проблему, но от уточнений, запутывающих всё ещё больше, благоразумно воздержался.       Госпожа Шребер, очевидно, уставшая от ожидания, гнала назад как сумасшедшая, виртуозно притормаживая перед камерами. В итоге в «Кербер» они вернулись в половину двенадцатого. Их встретила Альма, бледная и с отчётливой синевой под глазами.       – Ужин ждёт вас в кабинете охраны, смежном с залом. Пакеты можете передать мне, я прикажу сложить их багажник сменного автомобиля и предупрежу дежурного водителя, кстати, это будет господин Хао из службы безопасности. А когда появится Ванесса Маккейн с фотографом…       – …ты будешь крепко спать в своей кровати, – закончил за неё Шай и улыбнулся виновато: – Ты мне завтра понадобишься во всём блеске твоего непревзойдённого разума, так что ступай отдыхать. Проводить какую-то журналистку в приёмный зал сможет и дежурный секретарь. Всё, что от него требуется – не отвечать на лишние вопросы, а потом с гарантией вывести гостей через двери.       В другой раз Альма бросилась бы горячо возражать, что она в полном порядке и ещё вполне бодра, но, видимо, три дня без босса в офисе дались ей тяжело.       – Хорошо, – сдалась она. И – обернулась вдруг к Моору, сгибаясь в глубоком поклоне: – Настоятельно прошу вас не отходить от молодого господина Таллера-Ки дальше, чем на шаг.       Месмер коснулся её волос, безжалостно стянутых в пучок, и серьёзно пообещал:       – Можешь на меня рассчитывать.       – В таком случае, препоручаю молодого господина вашим заботам, – выпрямилась наконец Альма. Губы у неё дрожали. – Доброй ночи.       Когда она вышла, Шай подозрительно сузил глаза и ткнул месмера локтем в бок:       – Ну, и что у вас за секреты?       – У этой женщины хорошая интуиция, – непонятно пояснил Моор, немного помедлив. – И есть смысл прислушаться… Впрочем, кому я говорю.       – Эй, что за инсинуации?       В комнате охраны действительно ждал ужин, притом горячий; единственное, что омрачало ситуацию – он как-то слишком напоминал обед. Печень, бобовые, морская капуста, кунжутно-рисовый десерт…       «Стейк, – пообещал себе Шай. – Когда я немного разгребу проблемы, то сделаю дома великолепный стейк с тонной острого соуса».       – Будешь? – без особой надежды предложил он часть своего ужина Моору.       – Пожалуй, откажусь. – Судя по сочувственному взгляду, водоросли почётом у вампиров не пользовались. – И, конечно, грех отвлекать тебя от еды, но я бы всё-таки послушал, чем страшна эта Маккейн.       Аппетит резко исчез, и кусок встал поперёк горла.       – Способностью выворачивать правду наизнанку. В такие моменты мне не хватает деда Логга и его молодчиков с их чёрными автомобилями и затонированными стёклами, – вырвалось у Шая признание. – Тёмные очки, безвкусные костюмы из «Маэстро» и оттопыренные карманы у парней, которые набиваются тебе в попутчики где-нибудь в подворотне ночью, тоже быстро отбивают желание писать грязные статейки о ком попало.       Моор отвернулся к бронированной перегородке, которая была прозрачной только с одной стороны, из комнаты охраны; в зале, пока ещё пустом, она выглядела как обычная матовая настенная панель.       – Что-то сомневаюсь, что ты часто посылал неугодных людей знакомиться с рыбами под мостом, пусть даже и руками деда.       – Не приходилось, – честно признался Шай. – Вполне достаточно было отправить за человеком эскорт до дверей дома. Самых идейных провожали несколько дней. Раза с третьего обычно доходило… Но Ванесса Маккейн не такая. – Он с трудом, только из уважения к Альме запихнул в себя ложку бобового салата и продолжил: – Не буду повторять факты из её биографии, онлайн-энциклопедиями пользоваться ты и сам умеешь. Расскажу лучше, почему у меня к ней личные счёты. Дело в том, что из-за Маккейн мы едва не потеряли доктора Лотту.       Моор задумался на секунду, потом кивнул:       – Та кудрявая женщина. Из научного отдела, да?       – Она его возглавляет. Лет пять назад Маккейн взяла у неё интервью о текущей исследовательской работе, но на выходе каким-то образом оно превратилось в скандальную статейку об отношениях Мао Лотты с одним пациентом в нашем исследовательском центре. На неё обрушилась волна критики, муж подал в суд на развод и забрал ребёнка.       Месмер только плечами пожал:       – У всех есть компрометирующие секреты, но, как я понимаю, свои ты хорошо прячешь.       Шай отставил полупустую тарелку и потёр переносицу.       – Дело не в грязном белье. В другое время мы созвали бы пресс-конференцию, сделали бы опровержение, но… тогда всплыло бы имя второго участника этой якобы существующей связи. А тем пациентом была девушка, в прошлом известная модель, с врождённым генетическим заболеванием, вызывающим полиорганную недостаточность. Она знала, что ресурсов её организма хватит ещё максимум на несколько месяцев, и в наш центр перевелась, чтобы на основе её данных мы могли разработать терапию для других больных. Да, доктор Лотта любила её, вплоть до одержимости и прорыдала полвечера в кабинете у отца, когда пациентка умерла. В тот вечер, кстати, она впервые до неё дотронулась – когда проводили вскрытие. Через полгода Лотта представила проект поддерживающей терапии для таких больных, а ещё через год – схему лечения. Да, мы по-прежнему не справляемся с запущенными случаями, но если выявить заболевание у ребёнка до трёх лет и вовремя начать лечение, то он проживёт нормальную жизнь… Да, забыл сказать: этого могло и не быть, потому что в разгар бракоразводного процесса у доктора Лотты было две попытки суицида.       Выражение лица у Моора нисколько не изменилось – вампира, которому больше двухсот лет по самым скромным прикидкам, сложно удивить человеческими трагедиями, но ответил он не сразу.       – Меня интересует только одно: почему эта Маккейн ещё жива.       – Ну, она не написала ни слова неправды, а уж как неблагодарная публика интерпретировала намёки – не её дело. Формально, – добавил Шай, откидываясь в кресле, и краем глаза заметил движение в зале. – А вот и она, кстати.       Моор проводил взглядом крепко сбитую светловолосую женщину с короткой стрижкой, следующую на полшага позади дежурного секретаря. Следом вошёл человек с камерой на плече и вкатил за собой чемодан, судя по наклейкам, с аппаратурой.       – Она ведь может просто исчезнуть. Все, кто попадает в гетто, возвращаются туда, рано или поздно, – задумчиво протянул месмер. – Вдруг она захочет повторить свой подвиг, но не рассчитает сил? Или перепутает лунные фазы, например.       Оператор сноровисто собирал софтбокс, в то время как Ванесса Маккейн, очевидно, пыталась разговорить секретаря. Пока тщетно: он даже губ не разомкнул ни разу, только улыбался неопределённо и пожимал плечами.       – Кровопролитие – не мой метод, – рассеянно откликнулся Шай. – Предпочитаю превращать своих врагов в инструменты. Это практичнее.       И – прикусил язык.       «Кажется, я сболтнул лишнее».       Впрочем, удивлённым Моор не выглядел, словно ожидал чего-то подобного.       – Ты поэтому оставил в живых своего двоюродного деда после предательства?       – Логг мне нужен, – спокойно ответил Шай. – Деду он подчинялся беспрекословно, отца тоже признал, хотя и не сразу. Я найду к нему подход и заполучу организацию, удобную для решения неделикатных вопросов. Мэдшота мы тоже вернём, и ему будет чем заняться даже вне службы безопасности. Я не разбрасываюсь ресурсами.       Повисла странная пауза. Не гнетущая, нет, но Моор смотрел на него, словно видел впервые, и это неприятно царапало. Оператор в зале настраивал аппаратуру, и свет то становился ярче, то угасал – нервное, хаотичное мерцание, как в постапокалиптической игре, вот только зомби Шай ощущал именно себя.       «Плохо, – отметил он отстранённо. – Я слишком устал, а он напряжён. И Маккейн это поймёт… Плохо».       Решение пришло почти сразу – простое, эффективное и почти приятное, если бы не приходилось делать шаг первым, а потом ещё и ещё, пока они с месмером не оказались совсем рядом.       – Что ты творишь? – заинтересованно склонил голову Моор, когда он закинул ему руки на шею и заставил склониться.       – А догадайся, – выдохнул Шай ему в губы. – Когда догадаешься, постарайся не испортить одежду. Фрой расстроится.       В первый раз он делал это в твёрдой памяти, сам, и его кинуло в жар. Ноги стали ватными, и он прижался к Моору, втиснулся в него в поисках единственной настоящей опоры, когда стены отчего-то зашатались, а полы накренились.       «Я пристаю к нему, – стучало в висках. – Я могу его трогать, где угодно, и он позволит, потому что он мой. Мой».       Во рту мгновенно пересохло.       Шай облизнул чужие губы, но они тоже были сухими и очень горячими – и, кажется, начинали пульсировать от притока крови, когда он покусывал их, втягивал осторожно, изучая: так отзывается?.. А так?       – М-н-н…       Моор тоже умел стонать, как выяснилось, а глаза у него слабо мерцали, как болотные огни. Шай поспешно отстранился, восстанавливая сорванное дыхание, и упёрся ему ладонью в грудь, сохраняя дистанцию.       – Пока хватит, – улыбнулся он, точнее, попытался – губы немного саднило. – Так гораздо лучше.       Месмер рефлекторно облизнулся и моргнул; взгляд у него оставался слегка расфокусированным.       – Что лучше?       – Всё. И у тебя минута, чтобы поправить рубашку и шнурок на шее. Пиджак, так и быть, можешь не застёгивать.       – Слушаюсь, молодой господин, – рассмеялся он тихо и снова отвернулся к мутному стеклу, за которым секретарь явно пытался отделаться от Маккейн и спрятаться хотя бы ненадолго под предлогом работы в комнате для охраны. – Немного необычно ощущать себя... объектом. Освежающая смена ролей. Жаль, что я не могу сейчас продемонстрировать тебе свою лучшую сторону.       Шай не сразу понял, что имеет в виду, а когда понял – не удержался и фыркнул. Каламити тоже загонялся из-за этого, но одно дело – Каламити, свой в доску и давно привычный, а другое… Моор поначалу казался существом, лишённым слабостей, кроме, разве что, солнечного света.       «Он же не думает, что я отстранился потому, что полнолуние прошло, и у него пока не стоит?»       – Если бы я считал, что твоё… ну, даже не единственное, а просто главное достоинство находится между ног, то наша сделка никогда бы не состоялась, – заметил Шай в сторону, тщательно разглаживая складки полосатой футболки под пиджаком. – Я – хозяин «Кербера». Если мне понадобится секс, он у меня будет. Любой. С кем угодно.       Движения Моора стали очень аккуратными, точно распутывал он не декоративный шнурок на собственной шее, а красные и синие провода на взрывном устройстве.       – Тогда что тебе нужно от меня?       Шай осторожно отстранил его пальцы и потянул за петлю, и безнадёжный узел на шнурке рассыпался.       «И что я делаю вообще?»       – Я не знаю, – честно ответил он, глядя снизу вверх, и плавно завязал рыхлый асимметричный бант. – Ну что, идём? Секретарь должен был пригласить меня полторы минуты назад, но, кажется, Маккейн его заморочила.       – Что ж, тогда наш долг – спасти бедного парня, – серьёзно кивнул Моор. И, уже у двери, добавил едва слышно, так, что это больше походило на обман слуха: – Скажи, когда определишься с ответом.       В переговорном зале была интересная акустика – если раздавался громкий звук, в первый момент казалось, что он исходит из противоположной стороны. Секретарь знал об этом, разумеется, поэтому даже не пошевелился, когда послышались шаги, а вот Маккейн резво развернулась, не увидела никого и завертела головой – растерялась. А когда наконец отыскала глазами источник звука, то было уже поздно: Шай перехватил инициативу – подлетел к ней, улыбаясь, и с ходу пожал руку:       – Ванесса! Доброй ночи! Рад видеть вас. Надеюсь, вы недолго ожидали? Прошу прощения за неудобное время, но расписание у меня крайне плотное… Четыре капучино, пожалуйста, – немедленно обратился он к секретарю, не давая ей шанса ответить. И тут же снова спросил: – Ни у кого нет аллергии на лактозу? – и в упор посмотрел на фотографа.       От неожиданности тот ответил честно:       – Да вроде нет.       – Замечательно, – расцвёл Шай и жестом отослал секретаря, который, не скрываясь, вздохнул с облегчением и тут же ретировался. – Садитесь, – приказал он коротко и дружелюбно и первым сел на диван, закинув ногу на ногу. – Как вы добрались? Мне говорили, что в центре города сейчас ужасные пробки.       Маккейн устроилась напротив него и выложила на стол продолговатый пластиковый прибор с мерцающим красным сигналом.       – Предполагалось, господин Таллер-Ки, что задавать вопросы буду я.       Даже растерявшись в первые секунды, она быстро вернула себе самообладание. Её лицо было массивным, под стать фигуре – квадратный подбородок, слегка приплюснутый нос, мощные надбровные дуги; пожалуй, даже грубым – если бы не красивые миндалевидные глаза, аккуратно подкрашенные, чтобы подчеркнуть прохладный зеленовато-голубой оттенок. Эти глаза и голос, нежный и певучий, точно принадлежали другому человеку, который подспудно вызывал доверие и симпатию.       Поговаривали, что Ванессе Маккейн трудно соврать.       «Что ж, возможно, и не особенно преувеличивали», – подумал Шай, уже предчувствуя головную боль, и снова улыбнулся, глядя немного вскользь, из-под ресниц.       – Конечно, это же интервью. Но, может быть, хотя бы кофе дождёмся? – попросил он.       Эта улыбка обычно действовала на всех – или почти на всех. Но Ванесса Маккейн, очевидно, принадлежала к другому поколению, не потерянному, а вполне чётко понимающему, чего хочет, и идолы у неё были другие.       – Вы правы, время позднее. – Она не отрывала от него изучающего взгляда, точно мысленно разбирала на детали: вот парадный фасад, вот маленький прелестный порок, вот постыдная слабость – о, что бы из этого использовать на сей раз? – Меня удивило такое условие, когда я обговаривала детали с вашей секретаршей. У вас была причина назначить интервью на полночь?       «Альма убьёт эту стерву, если услышит, что её назвали секретаршей», – внутренне содрогнулся Шай.       – Ну, это ближайшее окно в моём расписании. Следующее будет только через две недели.       Маккейн кивнула, словно удовлетворилась ответом, и перевела прицел своего взгляда на Моора. Фотограф подскочил с дивана и начал обходить их по кругу, выискивая удачный кадр.       – Да, вы упоминали, что у вас плотное расписание, господин Таллер-Ки. Вы не боитесь, что недостаток сна может повлиять на ваше здоровье?       «Прощупывает почву».       – О, неужели я выгляжу как человек, который плохо высыпается? – рассмеялся Шай непринуждённо и слегка отклонился так, чтобы выпасть из кадра.       Фотограф разочарованно цокнул языком.       – Что вы, ни в коей мере, – ответила Ванесса с заботой, которую можно было бы принять за искреннюю. – Вам удобно сидеть? – добавила она и вновь быстро посмотрела на Моора.       «Сначала спросить, достаточно ли я сплю по ночам, потом ненавязчиво поинтересоваться, не болит ли у меня задница. Чудесная женщина, – почти нежно подумал Шай. – Интересно, если свести их с Мией, они друг друга сожрут или просто подерутся?»       – Вполне, но после всех этих разговоров о сне я рискую задремать, – пошутил он и обернулся на звук. – А вот и наш кофе, очень вовремя. Спасибо!       Дежурный секретарь расставил чашки и как можно быстрее сбежал, пока в него вновь не вцепилась журналистка. Впрочем, Маккейн переключила внимание целиком на свою главную жертву, и мелкие рыбёшки её уже не интересовали; она задала несколько довольно общих вопросов о планах «Кербера» в Сянь Е, кажется, не особо слушая ответы, а затем вставила как бы между прочим:       – Поездка осенью, значит… Вы планируете ехать один или с вашим новым помощником… м-м… – Она вновь повернулась к Моору, теперь уже всем корпусом: – Простите, я не уверена, что правильно расслышала ваше имя.       «Которое никто не называл, – Шай подавил вздох, машинально отмечая, как фотограф старательно пытается сделать снимок, на котором они будут якобы сидеть бок о бок, а не на пристойной дистанции. – И теперь по законам жанра я должен загадочно промолчать, чтобы она могла потом настрочить, что я отказался от комментариев, а дальше, дорогая публика, думай, что хочешь. Ну, или наоборот – пуститься в объяснения и наговорить лишнего, как доктор Лотта. Что ж, один плюс есть – я теперь точно знаю, что именно заказали Маккейн».       Он быстро скрестил пальцы, подавая Моору сигнал, что можно отвечать, как условились. И – одновременно наклонился за кофе, снова испортив кадр.       – Пусть будет Хэмлок.       – О, – ненатурально удивилась Маккейн. – Звучит очень знакомо. Почти как…       – Я и есть Опустошение Севера.       Она подалась вперёд, точно кровь почуяла, и совершенно спокойным голосом продолжила:       – Боже, какой ужас… Простите, я не ожидала. Вы ведь не шутите? Как невежливо с моей стороны было назвать вас помощником, но я подумала, что…       – Госпожа Маккейн, – без улыбки позвал её Шай, и от резкой перемены тона она впервые вздрогнула по-настоящему. – Ванесса. Может, спросите уже то, что вам действительно интересно? Да, и, наверное, стоит помочь вашему фотографу, а то он скоро шею себе свернёт в попытке сделать компрометирующий снимок.       И он, не выпуская из рук чашку с кофе, пересел к Моору на колени и откинул голову ему на плечо. Фотограф застыл, и камера клюнула вниз под собственной тяжестью. Ванесса Маккейн выпрямилась и рефлекторно посмотрела на дверь, точно прикидывая, успеет ли добежать, если что.       – Так же гораздо удобнее, верно? – спросил Шай вежливо, по-прежнему не улыбаясь. – Тогда не будем усложнять себе жизнь. Честно признаться, я действительно страшно хочу спать, хотя и не по той причине, о которой вы сейчас подумали.       – Чего вы добиваетесь? – отрывисто спросила Маккейн.       – «Мы» добиваемся, Ванесса. Вы хотите отработать гонорар «Эрго», и я тоже хочу, чтобы вы его отработали. С одним отличием: сделайте это не только грязно, но и красиво.       Она резко схватила со стола приборчик и вдавила кнопку на корпусе; красный мигающий огонёк погас.       – Почему?       – А почему вы сейчас выключили диктофон, Ванесса, вместо того чтобы всё отрицать или переводить в шутку? – Шай безмятежно сделал глоток кофе, словно сидел не на коленях у одного из самых опасных вампиров, а в удобном кресле в собственном кабинете. – Бросьте. Вам же сразу не понравился этот заказ. Во-первых, они вам угрожали. Во-вторых, с ним и клинический идиот справится – можно вообще не встречаться для интервью, просто написать, что у меня после полнолуния появился новый телохранитель, и он не человек. Люди сами додумают остальное.       Маккейн облизнула резко пересохшие губы и на автомате пригубила из своей чашки, кажется, даже не осознавая.       – Вы так говорите, словно это вас устраивает.       – Ну, разумеется, нет, я же хороший мальчик, – ангельским голосом ответил Шай. – Но это неважно. Неважно даже, правда это или нет. Некоторые вещи невозможно спрятать – но можно подать в разном свете.       Она опустила взгляд, разглядывая кофейные разводы на фарфоровой кромке.       – Значит, не просто грязно, но и красиво. Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду.       – Люди из «Эрго» получат ровно то, что заказывали, – кивнул Шай. – Но несколько иную реакцию публики на этот заказ. Как, мне остаться здесь? – и он похлопал Моора по коленке; тот щекотно фыркнул ему в затылок.       Ванесса Маккейн посмотрела на него, сощурившись – и оценивая заново.       – Нет, лучше пересесть. Я скажу, как именно. И не улыбайтесь, господин Таллер-Ки – вам это совершенно не идёт.       От неожиданности у него вырвался смешок.       – Вы первая, кто мне подобное говорит.       Она посмотрела на него с сочувствием:       – Естественно. Улыбка вас удешевляет. А людям нравится думать, что вы им по карману.              Было уже полтретьего ночи, когда Шай наконец переступил порог своих апартаментов в Стеклянной Башне. Умные часы на руке тут же издали противный звук, и выскочило сообщение, что уже поздно, и надо заботиться о своём здоровье, чтобы сохранять эффективность.       – Знаю, знаю, – пробормотал он, приваливаясь спиной к стене и щелчком сбрасывая уведомление с экрана. – Можно подумать, что я сам этого хотел. Ненавижу съёмки…       – Серьёзно? По тебе незаметно было.       – Иди ты знаешь куда?       Моор хмыкнул и невозмутимо присел, чтобы расшнуровать ему ботинки. Шай честно хотел запротестовать, но быстро передумал; глаза, кажется, закрывались сами собой, и даже на то, чтобы просто стоять, уходила какая-то бездна сил.       – И я не шучу, – заставил он себя заговорить, чтобы не уснуть на месте. – Вообще я не выношу фотосессии, особенно с тех пор как отец заставил меня сняться для «Гардиан Сан» голым.       От неожиданности месмер закашлялся.       – Правда, что ли? – глянул он снизу вверх, легонько массируя его ногу. – И где можно взглянуть на результат?       Шай рефлекторно зажмурился, жалея, что нельзя стечь по стенке в чужие руки и попросить отнести себя сразу в кровать.       – Попробуй поискать потом в сети. Одно время этот снимок много где гулял… Только предупреждаю, там ничего интересного, всё очень художественно и пристойно: мне пятнадцать лет, я в дурацкой короне сижу спиной к фотографу и смотрю на Нью-Хонг. А, там ещё глобус рядом катается. Эта фотосессия была подарком на день рождения.       Моор поднялся и обнял его, целуя в уголок рта.       – Больше похоже на обещание подарить весь мир.       – Вроде того, – вздохнул Шай. – Мия тогда в очередной раз начудила и в хлам рассорилась с отцом, и он стал вовлекать меня в настоящую работу… И тогда же начал лепить из меня идола потерянного поколения.       – Тебе вовсе не обязательно продолжать его линию.       Это прозвучало так сухо и колко, что сонная хмарь немного развеялась, и в голове прояснилось.       – Не одобряешь мои методы? – лукаво поинтересовался он, склоняя голову к плечу, но в шутку всё перевести не удалось: Моор по-прежнему сверлил его тем же неуютным взглядом.       «Ладно, ревность – не его любимое занятие, я уже понял… Но не может же он просто обо мне беспокоиться?»       – Мы уже, кажется, говорили об этом. Ты слишком часто вмешиваешься лично, – наконец отвернулся месмер и стал разуваться сам. – Поверь, я оценил твои способности и прекрасно вижу, что ты действительно можешь решить любую проблему. Но не обязательно же всё время делать это так… вовлечённо.       – А, понял, – облегчённо вздохнул Шай. – Да, действительно, обычно руководитель не нянчится сам с журналистами, да и на встречу с представителями Сянь Е можно отрядить кого-нибудь вроде Альмы. Проблема в том, что время гениев прошло. К сожалению, я – не мой отец, который был выдающимся стратегом с прекрасным медицинским образованием, и уж тем более – не мой дед, Илайя Таллер-Ки, который был не столько дельцом, сколько учёным. Я не в состоянии предугадать развитие технологий или науки и перераспределить ресурсы, чтобы «Кербер» оставался впереди всех. Но я неплохо разбираюсь в людях и могу подобрать специалистов, которые сделают это за меня. Отец прекрасно понимал это, и поэтому вылепил из меня «идола» – того, за кем охотно пойдут, мой образ – это ресурс. Я всего лишь… ну, не знаю, пытаюсь быть эффективным.       Моор так долго смотрел на него молча, что, казалось, и вовсе теперь не заговорит больше, а потом улыбнулся и сказал негромко, взлохматив ему волосы:       – Ты неправ. Но сейчас действительно уже очень поздно, ложись лучше спать.       Шай сонно кивнул, хотел поцеловать его в щёку, но передумал и побрёл в ванную комнату. В голове всё смешивалось.       «А я так и не рассказал ему про бледного, – вспомнил он, уже умываясь. Из зеркала над раковиной смотрел какой-то замученный узник, а никак не принц. – Ладно, завтра. В конце концов, мне придётся быть убедительным…»              – Нет, категорически нет.       У Альмы было пять степеней отрицания: «Подумайте, пожалуйста, ещё», «Я, к сожалению, не могу согласиться с вами», «Категорически нет», «Это бред» и «Только через мой труп». И если в первых двух случаях можно было ещё попытаться её переубедить, то начиная с третьей переговоры превращались в маленькую, но очень кровавую войну, а пятая означала, что Шаю срочно необходимо совершить длительную деловую поездку.       «Ну, предположим, её я уговорить сумею, – подумал он отстранённо. – Нужно только подобрать аргументы, в крайнем случае, намекнуть, что и без её поддержки справлюсь. Но вот что делать с остальными?»       В надёжно защищённом от прослушивания кабинете за столом для совещаний союзников искать было бесполезно: госпожа Эрнандес, мрачная от перспективы обеспечивать безопасность в очередной сумасбродной операции; собственно, Альма, злая, как чёрт; Каламити, недовольный тем, что ему второй день подряд не дают отоспаться; Моор, который не говорил ничего, но молчал так выразительно, что плечи покрывались мурашками; и, наконец, Мия, которая просто рисовала.       Судя по плавным движениям маркера над скетчбуком, она была единственной, кто пребывал в великолепном настроении.       «Ну же, – мысленно воззвал Шай. – Спасай меня. Если не ты, то кто?»       Мия нервно почесала колпачком маркера за ухом.       – Не смотри так, дырку во лбу просверлишь… – пробормотала она и продолжила черкать, но через несколько секунд всё-таки отложила скетчбук. – Слушай, я в жизни не поверю, чтобы ты просто так взял и сунул голову крокодилу в пасть. Я бы могла, но ты-то параноик. Без обид.       Каламити фыркнул так громко, что это, скорее, напоминало чихание, Моор с неразборчивыми ругательствами отошёл от стола, потирая виски, а госпожа Эрнандес резко выпрямилась.       «Наконец-то зашевелились… И хорошо, клинч связывает обе стороны, а движение – это возможность».       – А я и не рискую ничем, – безмятежно улыбнулся Шай, сплетая пальцы в замок. – С таким-то прикрытием? Сунуться ко мне – самоубийство.       Госпожа Эрнандес подскочила, наконец теряя самообладание:       – Ваша ошибка, господин Таллер-Ки, состоит в том, что вы по умолчанию считаете своих врагов умными! А среди них попадаются и идиоты! Вы сами говорили это много раз!       Мия прыснула со смеху, но под убийственным взглядом Альмы смех перешёл в кашель и быстро затих.       – Иногда идиотам, госпожа Эрнандес, надо дать свободу слова и действия – разумеется, на заранее подготовленном участке, – вкрадчиво предложил Шай, глядя из-под ресниц. – Хотя бы для того, чтобы представлять, на что они способны.       – Ага, загнать идиотов в вольер, дать каждому по палке и посмотреть, кто громче орёт и сильнее машет, – хмыкнула Мия.       Альма набрала воздуху, чтобы резко возразить… и вдруг словно сдулась. Лицо у неё расслабилось, а взгляд посветлел.       – Подготовленный участок… – пробормотала она. И добавила непонятно: – Контролируемый подрыв… В принципе, это может сработать. Господин Таллер-Ки, – вскинула она подбородок. – Я готова вас поддержать, но с одним условием: рядом с вами постоянно должен кто-то находиться. Либо господин Каламити, либо господин Моор, либо… либо… – Она моргнула несколько раз, словно пытаясь отогнать какой-то образ, потом сглотнула насухо и закончила тихо: – Либо я.       Моор обернулся, удивлённо вскинув брови, и переглянулся с Каламити.       – Ну, конечно, – охотно согласился Шай. – Моё дело маленькое: определить, чего мы хотим добиться. А обеспечение безопасности я с удовольствием оставлю профессионалам. И, если уж мы все пришли к компромиссу, давайте обсудим подробности…       Эрнандес закатила глаза, видимо, демонстрируя своё отношение к компромиссам в целом и к этому в частности, но возражать вслух не стала. Мия вернулась к скетчбуку, Альма сделала всем кофе и заняла своё место, Моор сел рядом, а Каламити наконец удосужился снять ноги со стола. Шай дождался тишины, отпил из чашки и начал говорить, отчаянно надеясь, что никто не заметил одной маленькой компрометирующей детали.       Его колотило от ужаса.              Когда бронированный автомобиль отъехал от здания три часа спустя, Шай был в салоне один, не считая водителя. После четырёх дней, когда Моор постоянно находился рядом, это ощущалось остро, дискомфортно, как если бы пришлось выйти на улицу без рубашки, наполовину голым.       «Или лысым, – подумал он, пролистывая групповой чат своего потока в университете и убеждаясь, что новости разошлись достаточно широко. Пожалуй, даже слишком: то, что наследник «Кербера» появится сегодня на двух лекциях, так или иначе прокомментировал почти каждый третий. – Хотя нет, лысым быть хуже. И Мэдшота тоже рядом нет. А что, если…»       Шай оборвал мысль и усилием воли переключился на материалы для занятия у профессора Чаня, но классическая поэзия упорно не желала помещаться в голове, как перепуганная кошка – в переноске. Через два светофора он смирился с этим и начал опять прокручивать в памяти схему действий. Альма уехала полтора часа назад, чтобы подготовить площадку – по возможности незаметно устранить студентов из столовой с панорамными окнами на первом этаже и заменить обслуживающий персонал на людей госпожи Эрнандес. Первый этап прошёл относительно гладко: достаточно было отключить кофейные аппараты, убрать с витрины выпечку и открыть окна, чтобы выстудить помещения, и галдящие толпы студентов переместились двумя этажами выше, в другую столовую. Со вторым этапом вышла заминка, но проблему обещали решить во время лекции.       «Бледный совершенно точно знает, что я приеду после обеда, такая новость не могла пройти мимо него, – размышлял Шай, машинально дёргая себя за волосы, которые и так дыбом стояли. – Он караулил меня в университете и вчера, и позавчера, значит, будет ждать и сегодня, он просто не может упустить шанс… Всё, что мне нужно – заинтересовать его. Всего лишь заинтересовать и раскрутить на беседу, а дальше… Переговоры – моя стихия».       В горле опять пересохло, а перед глазами поплыли пятна.       Сеанс самоуспокоения, очевидно, провалился.       У ворот институт был припаркован фургон, ещё один – на территории кампуса, третий, замаскированный под автомобиль съёмочной группы с тарелкой на крыше, стоял под самыми окнами столовой. Перед стеклянными дверями университетский талисман, Лисёнок Пим, раздавал листовки; проходя мимо, Шай взял парочку и осторожно пожал большую плюшевую лапу.       Пока всё шло по плану.       Профессор Чань ужасно обрадовался, увидев его, и на четверть часа задержал лекцию, обсуждая последнюю работу и намётки для следующей статьи. Студенты, впрочем, не возражали: одни спешно дописывали заданное на прошлом занятии эссе, другие перечитывали конспекты, некоторые фотографировали Шая издали. Договорив, он поднялся и сел на третьем ряду, около смутно знакомого парня в больших наушниках; тот молча сдвинул свои вещи, освобождая место, и снова уткнулся в телефон.       «Кажется, я поэтому и выбираю его всё время, – пронеслось в голове. – Ну да, точно. Полтора года сидим рядом, и до сих пор не познакомились».       Стало смешно.       Посередине лекции захотелось отменить операцию – набрать Альме, извиниться и сказать, что передумал. Шай подозревал, что она всё-таки сорвётся и накричит на него, но в глубине души будет счастлива, потому что он действительно рисковал, как ни убеждал её в обратном на совещании. «Бледный» был извращённо, садистски заинтересован в нём, но каждое покушение – кроме первого, пожалуй – выглядело, скорее, поддразниванием, приглашением к танцу. И это пугало сильнее всего: убийцы были, как правило, более предсказуемыми, чем фанаты.       У Шая скопилось много вопросов.       Как «бледный» вышел на Логга; было ли это сделано с подачи «Эрго» или по собственной инициативе; какова природа его способностей и сознательно ли он причиняет боль; почему он уверен, что может тягаться с Моором или Каламити; знает ли он о похищении вампиров и экспериментах над ними; как давно он работает на «Эрго»; есть ли другие, подобные ему.       Последнее беспокоило, пожалуй, больше всего.       Вампиры стояли над законом. Пока в «Эрго» пытались действовать человеческими методами, то находились в определённых рамках, но если вмешать в большую политику гетто, баланс рухнет. Это неизбежно привело бы к войне и переделу территорий, а если «Эрго» заполучили бы потомка Скарлетт, Алой Чумы Востока, и научились бы создавать искусственных вампиров…       Шая бросило в дрожь.       «Похоже, я влез во что-то очень скверное, когда попытался перехватить тот груз».       Терри и Уайта удалось вытащить из гробов, но «молодая госпожа Руж», которая могла стать козырной картой в грядущей партии, исчезла. Она могла оказаться в «Эрго» – или попасть в руки кому-то ещё, не понимающему, чем обладает.       «Или понимающему, что хуже».       Время – вот что было критичным. Пока Шая не воспринимали всерьёз, пока он «приходил в себя» после покушения и разбирался в ситуации, другая сторона тоже колебалась – и это открывало окно возможностей.       – Я должен это использовать, – пробормотал он, бездумно пролистывая на планшете материалы к лекции. – Должен…       Сосед в наушниках покосился на него и вернулся к своим записям.       Ближе к концу лекции с шорохом отъехала створка раздвижных дверей и по верхним рядам тихо зацокали каблуки. Шай выждал минуту и украдкой взглянул в сторону окна. Конечно, она сидела там – точнее, он, в тёмных джинсах и в белом свитере с высоким, объёмным воротником-хомутом. Небрежно собранные в куцый пучок волосы, тёмные очки, слегка неровно накрашенные губы – никому бы и в голову не пришло, что это мужчина, и тем более вампир.       «Он мог быть даже среди людей Логга в тот вечер, когда меня похитили, – подумал Шай, чувствуя, что дышать становится труднее. – Да он почти наверняка был там, но я не обратил внимания, потому что таких женщин в мафии хватает, и они все прячут лица, как кинозвёзды, и красятся, как под копирку».       От Альмы пришло сообщение – она писала, что завершила подготовку и ждёт в условленном месте. Шай отправил в ответ мультяшную кошачью рожу с поднятым вверх большим пальцем и полез в сумку за минералкой, борясь с желанием приложить прохладную бутылку ко лбу. Когда лекция закончилась, он собрался, не торопясь, и прошёл по рядам к окну.       Бледный обернулся на звук шагов; под широким воротником сверху отчётливо было видно кадык.       – Привет, – улыбнулся Шай дружелюбно. – Может, пообедаем вместе? Мне кажется, нам есть что обсудить.       Неуловимое движение – и тёмные очки очутились в ладони, сложенные, только дужки щёлкнули, и Шай вздрогнул: перед ним было то же самое лицо, те же прозрачные, выстывшие глаза, что на кадрах с записи видеорегистратора.       – Почему бы нет, – звонким мальчишечьим голосом, диссонирующим с ярко накрашенным ртом, ответил вампир, и поднялся. – Ты один?       – Пока – да, насколько мне известно, но это, разумеется, ненадолго.       Это был относительно честный ответ. В конце концов, госпожа Эрнандес сама расставляла охрану, и сколько агентов растворилось среди студентов в аудитории и в коридорах, знала только она сама.       До столовой шли молча. Шай боялся, что в таком состоянии дыхания ему не хватит одновременно на разговор и быструю ходьбу, а бледный откровенно его изучал. Ощущения были почти как в гетто в полнолуние с той разницей, что послеполуденное солнце сквозь стёкла, кажется, сандалило прямо внутрь черепной коробки. Тёмные очки вампир снова надел, но больше он никак не пытался спрятаться, словно и не испытывал никаких неудобств.       «У Моора ожоги появляются через минуту на прямом солнце, – прикинул Шай. – У Каламити – секунд через тридцать, правда, и заживают быстрее… А мы идём уже четверть часа».       – Солнце тебе не мешает? – спросил он непринуждённо. – Если есть проблемы, мы можем пойти куда-нибудь ещё.       – Никаких проблем. Я особенный.       «Говорит о себе в мужском роде, несмотря на одежду и макияж, не скрывается. Скорее всего, устойчив к солнцу, поэтому думает, что имеет преимущество днём перед другими вампирами, – прикинул Шай, сворачивая с последней лестницы в главный холл, а оттуда – в столовую. – Пожалуй, в затяжной схватке у него действительно будет преимущество».       – Я заметил, – ответил он вслух. – Да, и, полагаю, комплименты за увлекательную прогулку в гетто мне надо адресовать тебе, а не Логгу?       Вампир скривился с откровенным презрением.       – Этот старикан-то? Он бы не сунулся в гетто, зассал бы. Он и тебя боится.       «И правильно делает, – Шай с трудом подавил вздох. – Так, что у нас ещё? Болтун, зацикленный на себе, хвастливый, жаждет похвалы. Ну, хотя бы есть с чем работать».       Столовая оказалась практически пустой, как и ожидалось, только у дальней стены работали за ноутбуками два чересчур плечистых старшекурсника, а практически в самом центре сидела смуглая девушка с волосами, целиком убранными под берет, и в медицинской маске. К стулу был прислонён гитарный футляр. Фальшивая сотрудница за стойкой снабдила их кофе из внезапно ожившего автомата и парой сандвичей, и Шай двинулся к столикам, которые располагались между главной дверью и панорамными окнами. Плюшевый Лисёнок Пим всё ещё маялся с листовками и время от времени безуспешно пытался прогнать парней, которые курили сбоку от входа.       – Ну, и о чём ты хотел меня спросить? – с вызовом поинтересовался вампир, плюхаясь напротив и с ходу закидывая ногу на ногу. С учётом туфель на каблуках и яркой помады смотрелось это довольно похабно. – Не стесняйся, не отказывай себе ни в чём, молодой господин Таллер-Ки, – добавил он, явно копируя Мэдшота.       Шай почувствовал себя так, словно ему залепили пощёчину.       «Не время для этого. Не время».       – Как тебя зовут? Нет, я могу обращаться по имени, которое тебе присвоили в нашей службе безопасности, но, боюсь, оно тебе не понравится, – улыбнулся он ласково, пытаясь усмирить зашкаливающее сердцебиение.       – Ну, Хель. А как меня прозвали твои прихвостни?       «О, так он ещё и любопытный».       – «Бледный».       – Я альбинос, – гордо ответил вампир и отхлебнул кофе, оставляя жирный отпечаток красной помады на кромке бумажного стаканчика. – В Средние века меня бы сожгли. Попытались бы, ха-ха!       – Вряд ли, на территории Подлунной империи не сжигали ни рыжих, ни альбиносов, – уточнил Шай. – Профессор Чань говорил об этом, кстати.       – Я его не слушаю, – Хель вздёрнул нос. – Нудит и нудит, нудит и нудит, спать хочется. Прямо как наши старики.       «Вампиры взрослеют, но не стареют. Значит…»       – Ты о своих друзьях из «Эрго»?       На лице у бледного промелькнуло диковатое выражение, словно он испугался и почувствовал тошноту одновременно.       – Да в жопу таких друзей, – Хель поболтал деревянной палочкой в стакане, потом достал её и облизал пену. – У нас общие цели, вот и всё.       – И ты, конечно, не скажешь, какие именно?       – Я дурак, что ли? Обойдёшься.       Очень хотелось спросить про Мэдшота, тем более что бледный определённо его знал, но Шай сдержался: вопрос мог привлечь к нему ненужное внимание, а получить в следующие выходные посылку с отрезанной головой никакого желания не было.       – Почему ты пытался меня убить?       Хель замер, а потом глотнул кофе с непонятной жадностью и тут же быстро вытер молочные усы с верхней губы. Помада размазалась на половину щеки, но отвратительно это не выглядело.       – Ну, попросили. А потом по приколу, всё равно за тобой теперь эта гнида таскается… Где он, кстати?       – Наверное, спит, – неискренне ответил Шай. – Вампиры, насколько я знаю, предпочитают ночной образ жизни, может, кроме тебя.       – Он тебя трахает?       Вопрос прозвучал с таким искренним, личным интересом, что даже не казался оскорбительным.       – Да, – улыбнулся Шай и нарочно провёл деревянной палочкой себе по нижней губе. Зрачки Хеля за тёмными стёклами очков дрогнули и двинулись туда-сюда, отслеживая движение. – А у тебя кто-то есть? Ты тоже привязан к лунным циклам?       – Иди ты!       – О, значит, да. Интересно, сколько дней до и после полнолуния у тебя стоит… И давно ты с «Эрго»?       – Лет пятнадцать, давно, – с явным облегчением ухватился вампир за смену темы и налёг локтями на стол. – Что, попытаешься переманить?       – Пока нет, – снова солгал Шай. И забросил новую удочку: – И как, не чувствуешь себя одиноким среди слабых, никчёмных людишек?       – А я не один, – оскалился он и демонстративно перекусил деревяшку. – Что, страшно?       «Вот на это ни в коем случае нельзя отвечать правду».       Шай заставил себя негромко рассмеяться и принялся аккуратно закатывать рукав водолазки, медленно обнажая светлую, атласно блестящую кожу, слишком нежную не то что для чужих прикосновений – даже для чересчур пристальных взглядов, вроде того, каким ощупывал её сейчас Хель.       – Бедный, бедный юноша, – протянул Шай, глядя сквозь полуопущенные ресницы. – Привыкший либо к страху, либо к презрению, либо к безразличию… Знаешь, в мире существуют и другие чувства. И другие люди. Мир вообще полон возможностей.       И он протянул вампиру обнажённое запястье.       …это была самая тонкая часть плана – после серии обязательных расспросов попытаться достать немного материала для лаборатории, хотя бы волосы и частички слюны. Доктор Лотта, которая получила уже часть материалов расследования, прямо заявила, что не отказалась бы понаблюдать за пациентом, который испытал на себе воздействие «бледного». Но ещё вчера никто и не предполагал, что это станет возможным…       И что Шай предложит в качестве подопытного самого себя.       «Бледный не подпустит никого, кроме меня, – собственные слова, сказанные не далее как утром, на совещании, всплыли в голове. – Отправить к нему агента – значит, потерять агента и не получить ничего. Мне же ничего не угрожает: он слишком заинтересован во мне, чтобы уничтожить. Это может сработать – должно сработать».       Он говорил так, но сам не особенно-то верил – как не верил до сих пор, пока Хель, не отрывая от него взгляда потемневших глаз, не припал к протянутому через столик запястью.       Слово «больно» даже в отдалённом приближении не описывало то, что Шай ощутил. Руку будто подожгли, и этот огонь, живой и вёрткий, вкручивался под кожу, и ожоги под кожей ползли вверх, обвивали предплечье, и сосуды начали разом пульсировать, а тело стало странно чувствительным, и даже фактура ткани причиняла дискомфорт.       «Дышать. Улыбаться. Молчать».       Он мысленно досчитал до десяти, чувствуя, что лицо деревенеет потихоньку, а потом через силу шевельнул кистью и погладил вампира кончиками пальцев – висок, угол глаза, кромка уха…       Хель от неожиданности отпрянул, выпуская его руку.       – Ты…       – Что я? – всё с той же застывшей улыбкой переспросил Шай, отмечая, что голос не дрожит, и рефлекторно облизнул губы. Боль притупилась, отступила, стала терпимой. – Кто познакомил тебя с Логгом?       Вампир смотрел на него пьяно, слегка расфокусированным взглядом.       – Ге… генерал. Столкнуть с тобой… наказать тебя.       Шай немного наклонился и погладил его по щеке, размазывая кровь.       К горлу подкатила тошнота при мысли о том, что это ещё не конец.       – Из-за того, что я перехватил гробы, которые предназначались для «Эрго»?       Тёмная, густая, липкая кровь смешалась с помадой, остро пахнущей клубникой.       – Да, – выдохнул Хель, припадая к перемазанному запястью. – Это наше, это… для меня, для нас. Мы остались ни с чем.       …эхо от второго укуса докатилось буквально до пяток. Кости точно винтом скрутило, вздох застрял в груди; Шай чувствовал, как в глазах становится горячо и мокро, но не мог даже сморгнуть выступившую влагу. И одновременно откуда-то изнутри поднялась глухая волна тоски – никто не придёт, никто не успеет спасти, он сожрёт меня прямо здесь.       То, что Хель отстранился, на сей раз сам, стало ясно, когда снова получилось вдохнуть.       – Ты улыбаешься, – заворожённо произнёс вампир и дотронулся до его лица. Из-за обострившейся чувствительности ощущения были такие, словно на открытую рану плеснули спиртом, но боль постепенно затихала. – Как ты можешь… улыбаться?       «Потому что другого выхода нет».       Шай отклонился, опираясь на спинку, переждал острый, мучительный приступ головокружения – и рискнул ответить.       – М-м-м, секрет. – Голос звучал хрипло, но так было даже лучше. – С кем ты работаешь в «Эрго»?       – Совет директоров, научный департамент, – отстранённо перечислил Хель, разглядывая его. Взгляд у него стал более сосредоточенным и будто бы посветлел, но выглядело это ещё более жутко. – Генерал Кроман. Думаешь, я их сдам? – вдруг вырвался у него смешок. – Думаешь, расскажу наши планы и вот это всё? Продамся, да?       Шай склонил голову набок – не потому что думал произвести впечатление, просто сидеть прямо было невыносимо трудно. Боль стихла, но тоска стояла комом в горле, и хотелось взять с соседнего стола нож для стейков и вскрыть этот комок.       – Ты никогда не думал о том, чего на самом деле желаешь? И желают ли твои друзья того же, чего и ты? Или… – Он шевельнул пальцами на пробу и, осмелев, запустил руку во встрёпанные белёсые пряди, стараясь запутать их в выступах кольца. – …или ты просто плывёшь по течению, потому что тебе некуда больше приткнуться?       «Не выдержу».       Ещё до прикосновения, до того, как ледяные пальцы сомкнулись на его запястье и дёрнули, Шай понял, что больше не может. Собственное тело было как враг, как чужак, как бесконечный источник муки – такое неповоротливое, перетянутое грубой, сдирающей кожу тканью; ноги стиснуты ботинками, как тисками, рёбра трескаются при вдохе, кости крошатся, а осколки впиваются в плоть… Разум точно парализовало безнадёжной, глухой горечью – Хель укусил снова, кажется, в третий раз… или в четвёртый?       «Как хорошо, что я в ступоре, – подумал Шай, наваливаясь на стол. Вторая рука, опорная, дрожала, но каким-то чудом до сих пор не подломилась. – Надо просто ждать. Ждать. Сейчас станет легче… сейчас».       Теперь Хель отстранился медленно, вылизав запястье; на ресницах у него тоже дрожала влага.       – Я передумал, – сказал он ломким, потерянным голосом, и бледные щёки покрылись некрасивыми багровыми пятнами лихорадочного румянца. – Я забираю тебя с собой. Они будут ругаться, но я… я просто скажу им, что мне надо.       И вот тут Шай – на секунду, всего лишь секунду, которая длилась бесконечно – по-настоящему испугался, потому что представил, понял, как это будет если… если продолжится.       «Нет, нет, нет, – подумал он, обмирая, и это было совсем другое «нет», чем то, что он говорил Моору. – Нет-нет-нет, я не хочу, нет».       Надо было подавать сигнал, но он не мог – губы, застывшие в полуулыбке, не слушались. Боль то отползала, то накатывала снова, порождая чудовищную слабость.       – Нет, – услышал он вдруг свой голос точно со стороны и сам удивился. – Прости, я занят.       Хель подскочил на месте, роняя стул – и тут же отпрыгнул в сторону.       Альма, отбросив гитарный футляр, целилась из оружия, напоминающего одновременно пластиковое водяное ружьё с резервуаром и реквизит из научно-фантастического кино. Любая другая женщина в дурацкой медицинской маске и детской вязаной беретке выглядела бы смешно, но только не она, потому что глаза у неё полыхали ровным серебристым огнём.       «Что за?..»       – Господин Таллер-Ки сказал же, что занят! – рявкнула она, как выплюнула. У неё снова прорезался лающий провинциальный акцент. – У него плотное расписание! Можете записаться на встречу через секретариат!       Хель сгорбился и скрючил пальцы, мгновенно становясь похожим на перепуганного зверька.       – Какого хера?! – то ли вякнул, то ли мяукнул он – на человеческую речь это походило мало. – Ну стреляй, дура! Не пробьёшь! Руки оторву!       Смотреть на Альму сейчас было всё равно что на электросварку. Шай сморгнул слёзы и вытер лицо негнущимися пальцами. Было по-прежнему больно, но уже не страшно.       Не страшно – и в голове наконец прояснилось.       – Это не пули, а строительный клей, – тихо произнёс он. – Никто не собирается тебя убивать. Достаточно просто замедлить, чтобы Каламити получил преимущество, – и он указал Хелю за спину, на стекло, к которому прижался огромный плюшевый Лисёнок Пим.       – Я попаду, – угрожающе добавила Альма. – Даже не думайте и пальцем тронуть молодого господина. Я попаду, я видела это.       Лисёнок Пим сдвинул плюшевую башку назад – Каламити оскалился из глубины великоватого костюма и помахал лапой.       Хель бросил последний диковатый взгляд на Шая – и рванул в другой конец столовой, к лестнице наверх, сшибая мебель.       – Мы могли бы поймать его, – сказала Альма, опуская оружие.       Шай с трудом встал; его не шатало даже, а швыряло.       – Нет, – прошептал он. – Нет, не могли бы, слишком большой побочный ущерб, тут люди наверху, и… и «Эрго», у них есть… есть ещё такие, как он. Мне надо в машину. Сейчас.       Как они добрались до фургона, замаскированного под машину телевизионщиков, в голове не отложилось. Вроде бы получалось идти самостоятельно – и даже прямо; ему задали вопрос, ответила Альма, затем дохнуло прохладой, и докучливый солнечный свет померк.       – Как вы себя чувствуете, господин Таллер-Ки?       Внутри фургон был оборудован медицинской техникой; слабо пахло антисептиками, и сильно – духами Мии с карамельным яблоком, и от этого тошнота подкатывала к горлу. Кроме сестры, у каталки дежурил смутно знакомый врач из команды доктора Лотты. Моор подпирал стенку, в светлой одежде почти сливаясь с ней.       – Плохо, – честно признался Шай. – Надо лечь, боль… мерцает. То сильнее, то слабее.       – Я пересяду к водителю, и тогда поедем, – Альма словно говорила издалека.       – Нет, – возразил он, позволяя уложить себя и избавить от водолазки. Спину обожгло холодком от соприкосновения с каталкой. – Останешься, запишешь информацию, пока я… пока я помню. И никаких обезболивающих.       Моор по-прежнему стоял где-то там, за пределами видимости, и не делал попыток подойти, сказать что-то, отругать… Глубокая, безнадёжная тоска, порождённая укусами «бледного», трансформировалась в чувство вины, такое сильное, что оно физически душило.       Автомобиль тронулся, довольно мягко, но движение отдалось болью в голове, и зрение на секунду отказало.       – Первое, – заставил Шай себя заговорить. – Эффект от укуса накапливается с каждым… каждым последующим. Сильная боль, галлюцинации, навязчивые мысли.       Врач сноровисто подключал аппаратуру; судя по размеренному писку, сердце билось ровно.       – Боль локализована? Можете определить источник?       – Нет, он как будто… как будто распылён. После второго укуса всё смазалось, – Шай прикрыл глаза, пережидая очередной приступ дурноты, и почувствовал, как Мия садится рядом и берёт его за руку. – Не беспокойтесь я… я адекватен. Второе. Его зовут Хель, ему не нравится это имя, причина… причина неизвестна. Третье. Он молод: для него пятнадцать лет – это «давно». – С каждым следующим словом говорить было чуть легче, хотя боль и чувство вины никуда не делись. – Четвёртое. С «Эрго» он пятнадцать лет, напрямую общается с советом директоров и с научным отделом. Да, отметьте – генерал Кроман, мне нужна информация на него. Пятое… К Логгу Таллеру его подослали, но остальные покушения – его инициатива. Шестое…       – Помолчи уже! – не выдержала Мия. Голос у неё дрожал. – Отдохни, никто не умрёт, если ты потом это всё расскажешь!       Её слова породили волну паники – природа навязанного чувства снова изменилась.       «А если у меня что-то будет с головой? – подумал Шай, внутренне обмирая. – Если я потеряю память или стану идиотом?»       Он сглотнул рефлекторно и заставил себя продолжить:       – Нет, мы упустим время. Я… я точно вышел из строя на пару дней. Нельзя медлить, поэтому… Шестое. Ему плохо в «Эрго», с большой долей вероятности он участвует в экспериментах. Седьмое. Контейнеры с Терри и Уайтом предназначались для «Эрго». Восьмое… Скорее всего, третий контейнер, с Руж, они также потеряли, он сказал «мы остались ни с чем». Девятое. Кажется, у них есть другие вампиры, возможно… возможно, искусственные.       Бам!       Каталка отъехала и чуть не врезалась в стенку, и приборы запищали.       – Что ты сказал? – хрипло спросил Моор.       Шай заставил себя открыть глаза, но ничего не увидел, кроме плавающих в темноте зелёных кругов.       – Хель всё время говорил «мы» и намекал, что он не один в «Эрго». Но он очень… одинок. Ни с людьми, ни с теми, другими, Хель не чувствует себя равным. Он соотносит себя с теми, кого раньше бы жгли на кострах. Ему… плохо. Я ничего не вижу, – пожаловался Шай, чувствуя, что голос постыдно срывается. – Не надо лекарств, но… Мия?       – Я здесь, – она сжала его ладонь и, кажется, притиснула себе ко лбу. – Я здесь, идиота кусок. Только попробуй сдохнуть.       Моор не сказал ничего, но накрыл его руку своей.       «Я действительно дурак, – подумал Шай, чувствуя, что проваливается в забытьё. – Меня могли убить, и всё бы свалилось на Мию… Нет. Это не смерть, конечно, это просто боль».              Очнулся он уже в «Кербере», весь опутанный датчиками. В глазах немного двоилось, но не больше, чем, скажем, после двух дней без сна. Воздух не пах ничем – или болезненно чувствительное обоняние наконец вернулось к норме.       Внезапно перед самым его лицом возникла кудрявая, совершенно круглая голова.       – О, наш мальчик проснулся. Очень вовремя, твоя группа поддержки как раз взяла перерыв.       Шай слабо улыбнулся – мышцы болели, причём все, включая мимические.       – Доктор Лотта. Долго я был без сознания?       Она отстранилась и размяла шею до хруста – видимо, дежурство длилось уже довольно долго. Пышная шапка ярко-рыжих волос немного замялась на затылке, тушь откровенно размазалась, но общего образа это нисколько не портило. Доктор Лотта брала не классической красотой, а обаянием – маленькая, голубоглазая, очень подвижная, с чуткими полноватыми руками и неправильным прикусом, который собиралась исправить уже много лет – «как только возьму отпуск, так сразу».       – Восемь часов.       – Состояние?       Он попытался сесть, опираясь на постель, но руки откровенно не держали. Во всём теле была жуткая слабость, каждое движение отзывалось фантомной болью – вполне терпимой, но где-то на периферии теплился страх, что та мучительная пытка снова вернётся.       «М-да, влип я. Причём по собственной воле».       – Удовлетворительное, – улыбнулась доктор Лотта и помогла ему сесть. – У тебя был шок. Будь на твоём месте любой другой человек, я бы прогнозировала долгое восстановление и, возможно, серьёзные психические проблемы в будущем. Ну, а ты уже через пару дней задашь нам жару на совещании, зуб даю.       – Зуб? – выгнул брови Шай. – Какой-то ненаучный подход.       Она засмеялась:       – Сейчас дошутишься – дам тебе читать твоё же заключение… Нет, не надо жадно сверкать глазами, я пошутила, никакого занимательно чтения по крайней мере до завтра! К тому же я пока не готова обсуждать с тобой данные – их нужно обработать, систематизировать, сделать правильные выводы. Так что отдыхай.       «Ну, и не больно-то хотелось», – признал он мысленно и прикрыл глаза.       – Понял, завтра – так завтра… А перекусить мне можно?       – А ты хочешь? – искренне обрадовалась доктор Лотта. – Прекрасно, говорила же – ты крепкий мальчик! Сейчас всё будет, потерпи. Пожелания по меню будут?       – Что угодно, кроме печёнки.       Если она и удивилась, то ничего не сказала.       Оставшись в одиночестве – почти, не считая персонала, работающего за перегородками бокса – Шай снова задремал. Слабость то отступала, то накатывала снова, иногда мышцы сводило или начинало мелко дёргать, но этим неприятные ощущения и ограничивались. В следующий раз он проснулся от приятного запаха и улыбнулся против воли:       «Стейк. И именно тогда, когда мне трудно даже держать в руках вилку с ножом, не то что жевать».       А ещё – очень тонко и слабо – пахло смолистой хвоей и бесстыжими, медовыми магнолиями.       – Госпожа Сильвер, – позвал он негромко – и угадал.       – Я думала, что вы спите.       – Тогда надо было оставить меня и уйти, – вздохнул он и открыл глаза, одновременно пытаясь сесть повыше. Альма что-то настроила на панели сбоку – и спинка сама поднялась, принимая удобное положение. – Спасибо. И за то, что вы остались… и за помощь там, в университете. Один бы я не справился.       Руки у неё дрогнули.       – Это моя работа, – тихо сказала она. – И, господин Таллер-Ки, могу я вам помочь?       Когда Шай понял, что она имеет в виду, то густо покраснел.       «С ложечки стейком меня ещё не кормили… То есть технически – с вилки, но какая разница».       Следующие полчаса они проговорили, точнее, рассказывала Альма, а он просто слушал. Новости были ожидаемые. Из префектуры Сянь Е прислали документы по проектам, по всем трём, и текущему, и планируемым; в системе безопасности нашли уязвимость, и сейчас её спешно устраняли; информация о сделке по медицинскому центру просочилась в прессу, и акции «Кербера» немного подросли; госпожа Дюран выставила умопомрачительный счёт и заказала километры высокотехнологичной ткани для пошива; Каламити до полусмерти напугал каких-то студентов, но дело уже удалось замять.       Чего не прозвучало, так это упрёков – ни слова.       Шаю было чертовски стыдно.       – Пожалуйста, не надо извиняться, – вдруг сказала она, оборвав себя на полуслове и уставившись в сторону. Пустые тарелки покоились на боковом столике. – Вы хозяин «Кербера», и вам решать, что необходимо сделать. А наша задача, и моя в частности – обеспечивать для вас все условия.       – Я мог подставиться. Мне следовало быть осторожнее и больше прислушиваться к вам.       Альма поднялась и начала очень осторожно складывать посуду на поднос.       – Мы были крайне осторожны, когда расследовали обстоятельства смерти вашего отца, и до сих пор не можем сказать уверенно, была ли это всего лишь случайность. А вы… Покушение на вас было всего четыре дня назад, и сейчас мы знаем заказчиков, исполнителей, схему преступления и причины. Я уже не говорю о том, что дело Терри и Уайта сдвинулось с мёртвой точки.        «Пропавший контейнер с наследницей Алой Чумы… – осознал Шай и на секунду зажмурился до золотых пятен в глазах. – Да, будет трудно. Если бы она досталась «Эрго», в определённом смысле многое бы упростилось».       – Спасибо за поддержку, – ответил он вслух. – Тем не менее, свой лимит безрассудных поступков я исчерпал и в дальнейшем буду осмотрительнее. И… – он поколебался, вспомнив кое-что необычное. – Тогда, в университете, я не обратил внимания, но сейчас мне кажется это странным. У тебя светились глаза и ты сказала: «Я попаду, я видела». Что это значит?       От простого вопроса Альма застыла, сгорбившись, точно в ожидании удара. Шай уже собирался сдать назад, когда послышался ещё один голос:       – Это значит, что ей надо больше доверять тому, что она видит. И самой себе, – добавил Моор и обратился уже к Альме: – Оставишь нас?       Она быстро кивнула, обрадованная возможностью сбежать от ответа, суетливо засобиралась и вскоре ушла, гремя тарелками. Кондиционеры быстро вытянули запах еды, и воздух снова стал безвкусным, чистым и прохладным. Где-то за перегородкой люди ходили, хлопали дверями, разговаривали и даже что-то роняли; доктор Лотта, невидимая отсюда, обещала пустить кого-то на препараты, а далеко-далеко, наверное, в коридоре, жужжала, перемалывая зёрна, кофемашина. Моор стоял в изножье кушетки и смотрел, не двигаясь и не моргая, как восковая статуя.       «Злится? – подумал Шай, рефлекторно сглотнув. – Кажется, да».       В какой-то момент при мысли о том, что он может сейчас просто развернуться и уйти, так ничего и не сказав, стало по-настоящему тошно. Потому что это было бы естественно, закономерно – никто не обязан терпеть эгоистические выходки, и уж точно ни одно разумное существо не захочет тратить свою жизнь на то, чтобы исправлять чужие ошибки, ловить, спасать, страховать… От убыточных производств следует отказываться; если сделка влечёт за собой непредусмотренный договором ущерб, её следует расторгнуть.       Постэффекты от укуса «бледного» ещё довлели над ним, и Шай это сознавал – и старался отстраняться от эмоций, но умом понимал, что ему действительно нечего предложить месмеру: всё, что хотел, тот уже взял.       «Руж. Я обещал ему найти и вернуть Руж из рода Алой Чумы, надо просто напомнить, это должно сработать…»       – Тебе всё ещё больно?       Реплика прозвучала так неожиданно, что Шай едва не ответил правду: «Да, очень, но я не знаю почему и не могу понять, где именно».       – Нет, только слабость осталась, – солгал он уверенно, задавив в зародыше новый приступ странной тоски.       – Хорошо, – выдохнул Моор и на секунду закрыл лицо руками. Потом сел на пол, откинув голову на кушетку – так близко, что ладонь сама потянулась к спутанным светлым волосам. – Хорошо, – повторил он. – Я всё думал… тогда ты сказал репортёрше, что люди из «Эрго», во-первых, заплатили ей за статью, во-вторых, что они ей угрожали. И, похоже, так оно и было – она это не стала отрицать. Откуда ты знал? Тебе доложили?       Поначалу вопрос показался совершенно бессмысленным, но Шай добросовестно объяснил:        – Нет. Но это было вполне очевидно, кто угодно бы догадался. Во-первых, у «Кербера» и «Эрго» давно информационная война, компании помельче в неё просто не лезут. Политики – да, но государственная машина довольно неповоротлива, они не могли так быстро отреагировать на твоё появление. К тому же не забывай, что о твоём существовании знал на тот момент из посторонних только дядя Тау – то есть Логг, его союзник-вампир и далее по цепочке. Во-вторых, сегодня первый день кинофестиваля, и Ванесса Маккейн уже который год в жюри, она просто не могла согласиться на встречу так поздно вечером, почти ночью. В-третьих, в редакции «Новы» вполне прозрачно намекнули, что их вынуждают сменить интервьюера – «внезапно приболел» даже не претендует на приличное оправдание, когда речь идёт о согласованной за полгода встрече со мной, вот если бы его госпитализировали… А навязать свою позицию «Нове» мало кто способен. Итого, у нас есть очень скандальная и своевольная журналистка, условно независимое издание и не так уж много кандидатов на то, чтобы так быстро провести рокировку. Ну, и большую часть кандидатов отсеиваем уже потому, что они о тебе знать не знают. Значит, «Эрго». Далее, про угрозы – Маккейн бы не рискнула связываться с «Кербером» только ради денег. Одно дело – подставить доктора Лотту, и совсем другое – меня. О наших разногласиях с Логгом пока никто не в курсе, а методы у него… Словом, зачем брать деньги, если вряд ли сумеешь ими потом воспользоваться? Значит, к гонорару добавили обещания защиты и, разумеется, некий очень убедительный стимул, чтобы Маккейн не вздумала отказываться. И вряд ли он ей понравился, – выдал Шай залпом, едва успевая переводить в процессе дыхание, и сполз по спинке кровати. – Уф… надеюсь, примерно понятен ход мыслей. Кое-что я опускаю, но иначе мы тут увязнем в деталях и предыстории.       Некоторое время Моор молчал, по-кошачьи подставляясь под ласку, а затем произнёс задумчиво:       – То есть всякий раз, когда ты выдаёшь решение, у тебя в голове крутится всё это?       – Ну да. В разной степени, естественно, потому что иногда информации не хватает, а иногда невозможно проверить её достоверность, – уточнил Шай, чувствуя неимоверное облегчение.       Настроение у месмера изменилось, и он не мог понять почему.       – Ты не злишься?       Моор уставился на него снизу вверх, улыбаясь краешками губ:       – Просто напомню тебе, что в своё время я развязал войну. Не думаю, что я в принципе могу кого-то упрекать.       Некоторое время они молчали. Доктор Лотта вдалеке затихла, и голоса других сотрудников тоже отдалились. Шай просто дышал – глубоко, размеренно, наслаждаясь отсутствием боли и ощущением безмятежности, а затем попросил вполголоса:       – Отвези меня домой. Ненавижу больницы.       Но, конечно, сбежать было не так просто.       Их выпустили из здания часа через полтора – когда врач провёл ещё с десяток обследований и дал добро; когда Мия вернулась и закатила шикарный скандал, выпуская пар, а в финале расплакалась; когда Каламити пять раз пересказал, как он навсегда отучил университетских дебоширов разбрасывать окурки, а госпожа Эрнандес нашла водителя, и Альма согласилась пораньше уехать хотя бы однажды…       – Это вам, – напоследок сунула она Шаю в руки бумажный пакет, прощаясь на парковке. – И, пожалуйста, берегите себя, молодой господин Таллер-Ки.       – Что там? – полюбопытствовал Моор уже в машине, и Шай улыбнулся, взвешивая пакет в руке:       – Подарок для тебя. Дома покажу.       На город к тому времени опустилась глубокая ночь. Конечно, Нью-Хонг никогда не засыпал по-настоящему, и небо полыхало от края и до края, отражая свет окон, фонарей и прожекторов, рассекали бликующий сумрак разноцветные лазеры, а слитный шум больше всего напоминал морской рокот или дыхание большого зверя. Но всё-таки было спокойнее и тише, и кое-где опустели тротуары, и пробки скапливались теперь только у светофоров.       В лифте Моор, не спрашивая разрешения, взял его на руки и дальше нёс так – через бункер-холл, а потом сквозь всю квартиру, в ванную комнату. А там раздел, вымыл, избавляя от больничного запаха и долго-долго стоял под тёплой водой, прижимая к себе и как будто не замечая промокшей насквозь одежды.       – У нас вырастут жабры, – сонно заметил Шай. – И пора спать. Я, конечно, обещал, что завтра попозже приеду… то есть сегодня уже, но нельзя всё валить на Альму. Она хорошая, но…       – Но ты незаменимый. Да, я уже понял и проникся, – усмехнулся Моор и поцеловал его в затылок. – Отнести тебя в постель?       Шай стукнул его кулаком в бок.       – Сам дойду, спасибо большое. И вообще, я бы выпил чего-то сладкого…       – Вина?       – Да скорее горячего шоколада, – улыбнулся он. – Переодевайся и присоединяйся.       – Слушаюсь, мой принц.       Дышалось на удивление спокойно – и на кухне, рассчитанной для жизни очень устающего за день мизантропа, где всё было под рукой, от небьющихся чашек до высокотехнологичной кастрюли, в которой никогда не пригорало молоко, «волшебной», как называла её Мия, и в спальне с мягким фоновым светом. Шай действительно сварил шоколад, даже успел выпить половину, валяясь в распахнутом халате на сбившихся простынях, и пролистать выпуск «Новы» до последней страницы, пока Моор наигрался с режимами в душе, победил фен и наконец добрался до спальни.       – Присаживайся, – Шай похлопал рядом с собой. – Или ложись, если хочешь. Твой шоколад на тумбочке, кстати. Угощайся, он вполне съедобный.       Месмер подхватил свою чашку и по-кошачьи растёкся рядом с ним на кровати, невесомо приваливаясь к боку – так, что ощущалось тепло тела, но не вес.       – Никогда не думал, что скажу это, но у меня уже глаза закрываются, – пробормотал он, сонно моргая. – Твоё безумное расписание однажды сделает меня дневным существом.       – Ну, скорее, научит обходиться пятью часами сна… Не пугайся, я шучу, – рассмеялся Шай. – В конце концов, доспишь у меня в кабинете, там есть прекрасный диван.       – Ага, многофункциональный, – усмехнулся Моор и только тогда заметил на постели выпуск «Новы». – Это, что ли, мой подарок?       – Вроде того, – подтвердил Шай, подтягивая журнал к себе и отлистывая до нужной страницы. – Маккейн, конечно, гений. Ей бы эротические романы писать, а не статьи – читаю и сам себя хочу, а когда фокус на тебя смещается… Гм, – он неожиданно смутился и быстро перелистнул на следующую страницу. – Ненормальных фанатов после этой публикации прибавится, но неважно, переживу, у меня хороший спам-фильтр в почте. А подарок – вот.       На следующем развороте была фотография, единственная на всё интервью, а на ней – двое, он и Моор, узнаваемые и одновременно далёкие, чужие, не принадлежащие миру. Один – изысканный демон из ночных кошмаров, другой – молодое, голодное чудовище, которое точно знает, чего хочет.       Моор – взгляд, подсвеченный месмерической зеленью, античное золото локонов, приталенный бархатистый пиджак и серая шелковистая рубашка с волнами старомодных кружев на груди, которые кого угодно превратили бы в манерное чучело, но только не его, потому что он излучал угрозу.       Шай – в грубоватом чёрном блейзере из фактурной ткани поверх футболки в крупную горизонтальную полоску; ноги, обтянутые джинсами, подогнуты так, что массивные ботинки бросаются в глаза.       …и тонкий чёрный шнурок, затянутый на шее у одного и зажатый в пальцах у другого.       Связь – и поводок.       – Ну… – Моор прерывисто выдохнул, и из-под ресниц у него плеснуло зеленоватым сиянием. – Думаю, тут даже сомнений не возникнет, кто из нас снизу. И это явно не ты.       – Тебе не нравится? – Шай обеспокоенно привстал на локте, и месмер со смехом уложил его обратно и отобрал опустевшую чашку.       – Нравится. Просто у меня были уже отношения. Разные. Но никто и никогда не заявлял о них так громко.       – И ты?..       – Я рад, – Моор составил посуду на пол и снова лёг рядом. – У этой женщины хороший художник.       – Художник?       – Фотограф, – поправился он с улыбкой и перевернулся на спину, разглядывая потолок. – Как ты думаешь, этого достаточно?       Шай вслепую нашарил сбоку одеяло и кое-как накрыл их обоих.       – Система, голосовая активация. Фоновая подсветка, три процента, – скомандовал он, и спальня начала погружаться в темноту. – Достаточно для чего?       Моор ответил не сразу. В комнате было уже не разглядеть ничего, кроме слабо сияющего контура окна и двери в противоположной стороне; веки потяжелели невероятно, и мысли точно замедлились. Хотя обдумать следовало ещё многое: как отреагирует Логг, где сейчас Мэдшот, что предпримут в «Эрго», удастся ли перетянуть «бледного» на свою сторону, что за секрет скрывает Альма и почему у неё светились глаза, куда делся последний контейнер с Руж, наследницей Алой Чумы, и успеет ли Мия закончить свой новый комикс до конца срока подачи на «Прорыв Года»…       – Чтобы все эти люди приняли нас… то есть нашу сторону.       Моор, кажется, тоже спал – или почти спал.       – Для начала пойдёт.       «Да, – думал Шай, инстинктивно подкатываясь ему под бок – тепло, спокойно, безопасно. – Начало. Только начало… Точка отсчёта».       И, пожалуй, это ему даже нравилось.