My dearest man

Ночь на второе августа я почти не сомкнул глаз. «Явка» была очень ранняя — на 3 утра. Два часа был на подготовку площадки, и на 5 часов должна была приехать группа. Такое раннее время нужно было для отсутствия ажиотажа. Я переживал, чтобы весь реквизит доехал в целости и сохранности, но главным образом, причина моей бессонницы была в другом. Мне надоело вертеться в постели, как уж на сковородке, и часа в 2 я встал, чтобы приготовиться к встрече. Бессонная ночь не сильно отразилась на моей внешности, лишь под глазами залегли темные тени. Это не страшно, глаза будут закрыты очками. Я надел футболку Алана, в шорты вставил его ремень, свои очки и рейнджерскую шляпу. Гордый и неприступный! — напомнил я себе, хотя внутри все дрожало, как овечий хвост. Впрочем, когда мы начали готовить площадку, эта возня немного стабилизировала мою нервную систему. Осел, фургон, растянутое на веревках белье и прочая мелочь уже ждала своего часа. Площадка находилась в дальнем углу Гриффит Парка, таких первозданных уголков там было множество. Оттуда тоже открывался вид на Лос-Анджелес, досматривающий последние сны перед рабочим днем. С другой стороны разгорался рассвет, и этот переход из ночи в день, он был четко виден с того места. Антон с оператором уже успели побывать на площадке, и ракурс был уже выставлен. Наконец, все было готово, и шум и возня, раздавшиеся поблизости, возвестили о том, что народ прибывал на площадку. Приехали девочки-актрисы, Дженна тепло поздоровалась со мной. — Пока нет мужчин, можем использовать фургон как гримерную, — сказала она. — Милко, ты нам поможешь? — Конечно, помогу, Джен, это же моя работа. Отвлекусь немного и скажу, что Антон никогда не брал много народу на съемочную площадку. Обычно был он, оператор, и ассистент. Ассистентом был я, поэтому — костюмы, грим, кейтеринг, и помощь оператору была на мне. Я помог девочкам одеться, и нанес им макияж, и до меня дошло, почему Антон настаивал на балетках. Все дело было в грунте. Грунт в парке был такой же сыпучий, как и на холмах, по которым мы поднимались с Дженной, и шпильки бы там просто утонули. — Чувствую, мы в этих черных чулках умрем, — сказала Пэм, «низкая танцовщица». Уже сейчас с утра 86 градусов, а днем может быть все 120. — Милко, ты можешь изъясняться нормально, а не этими дикими цифрами, — сказала Вика. — Это по Фаренгейту, дорогуша. Пересчитывать сейчас я не буду, скажу одно, что день был чрезвычайно жаркий и сухой. Плюс дул сухой и горячий ветер, который начинает дуть в сентябре, но в тот год он уже начался в начале августа. Такой ветер часто служит причиной пожаров в Калифорнии. В общем, не буду я вас больше утомлять подробностями приготовления. Когда я наносил грим последней актрисе, к сожалению, забыл ее имя, снова услышал снаружи шум. — Группа приехала, — сообщила Джен, выглянув в окно фургончика. — Нужно поприветствовать ребят. Мое сердце сорвалось с привязи. Я напялил «боевую экипировку» и вышел следом. — Милко, привет! — Привет… Я улыбался и обнимался с каждым, но Алан, несмотря на то, что шагнул ко мне с широкой улыбкой, я просто молча пожал ему руку. Улыбка потихоньку исчезла с его лица. Со стороны других участников группы раздались смешки. «Смейтесь, придурки», — сердито думал я. — «Смешно им!» — Ты же был в его футболке, — сказала Кира. — Конечно, со стороны им было смешно, расхаживаешь в его футболке и игноришь. — Мое сердце содрогнулось от того, что я делаю, но я решил свою линию гнуть до конца. Вы же знаете мое ослиное упрямство. В тот день на площадке было два осла. Алан спросил: — А что происходит, Милко? Но я сделал вид, что не услышал вопрос и обратился к Мартину: — Мартин, пойдем в фургон, у тебя самый сложный грим из всех. — Пойдем. В процессе нанесения грима остальные тоже зашли в фургон одеваться. Как вы понимаете, я иногда отвлекался на других, но на все просьбы Алана включался игнор. В конце концов он психанул, надел на голову свой цилиндр, свои ужасные очки и хлопнул дверью. Этот звук разорвался в моей голове с силой маленького атомного взрыва и разнес мой разум на атомы. Мартин в зеркало наблюдал за мной. — Милко, это, конечно, не мое дело, но почему ты так обращаешься с Аланом? Между прочим, он хотел тебя видеть. Я остановился с кистью в руке, смотря на Мартина в зеркало. — Как это? — Так. — Он говорил об этом? — Не говорил, я это сам понял. Я ничего не ответил, и продолжил наносить ему грим. — Не похож ты на Кассандру… — И все же. Я знаю, что я говорю! Мы столько времени проводим вместе, что, иногда мне кажется, что мы можем читать мысли друг друга. Так что… Хочешь — верь, хочешь — нет, но это так и есть! Это был, конечно, аргумент, к тому же я вдруг почувствовал, как внутри меня сдулся шар. Уже не хотелось выпендриваться и стало стыдно за свое поведение. Я хотел найти Алана и извиниться, и объяснить ему свое поведение, но Антон объявил о начале съемок. Как водится, начали с самой душераздирающей (на мой взгляд) сцены. Антон сделал несколько дублей. Несколько раз Дэвид проходил мимо своей «жены», которая закрутила роман с коллегой по труппе (Мартином). У «жены» и Мартина были одинаковые костюмы и грим, очевидно, символизирующее родство душ, Дэвид шел мимо, высоко подняв голову, делая вид, что для него это ничего не значит. Но от одного взгляда на него хотелось рыдать — так натурально он это играл. Дэйв был одет, вернее, стильно «раздет», только в одних джинсах из-за ужасающей жары, которая не позволила ему носить в кадре куртку. Отсняли сцену с «любовным треугольником», затем начался «забег перед камерой», бегали Энди с Аланом с табличками, бегали танцовщицы, бегали Мартин с «любовницей». Перед камерой царил хаос, поднималась мельчайшая пыль от ног, она забивалась в горло и «актеры» кашляли, от жары плыл грим, я постоянно поправлял его. Наконец, отсняли и эту сцену, и Антон объявил о коротком перерыве, строго-настрого запретив курить, потому что была высокая пожароопасность. Я ходил мимо труппы так, как ходил Дэвид — высоко задрав голову, чувствуя взгляд Алана на себе, спрятанным под его дикими бронебойными очками. Он плохо переносил жару — я видел это. Как ассистент Антона я должен был за этим следить. Я подошел к нему, молча протянул воду, и вытер пот с его лица. — Спасибо, — сказал он. — Милко… Он снова сделал попытку заговорить со мной. Но я быстро ушел, на этот раз к Дэвиду, хотя он и не требовал особо моего внимания. У него был самый «вентилируемый» костюм, который вызвал его негодование в Пенсаколе, но, по итогу, сослужил ему хорошую службу. Его стройное и гибкое тело успело покрыться загаром за эти два часа. Я принес воду и ему. Алан все понял, и больше не пытался заговорить со мной. После перерыва снова снимали «ангелов судьбы», стоящих на тумбах для хищников, придерживающих парусину с надписью «The strongest man in the Universe», что в переводе означает «самый сильный человек во Вселенной». Дэвид изображал силача, и это смотрелось комично с его-то худосочной комплекцией. Это была очень удачная задумка Антона, все же у него был огромный талант замечать мельчайшие подробности и выворачивать их на поверхность. Девочки танцевали, причем Антон просил танцевать похабно, хуже не бывает, а они смеялись, что похабно не умеют, что они всю жизнь учились танцевать «хорошо». Но Антон мог сделать так, что актер в кадре понимал, что от него хотят. Он шутил с девочками, они смеялись и все же он получил то, что хотел. Затем дошла очередь до Алана и Энди. Они стояли перед камерой в своих одеяниях, с табличками с разорванным словом Lo Ha (Halo), которое символизировало разорванный привычный мир главного героя. Я стоял за камерой и чувствовал на себе прожигающий насквозь взгляд Алана за этими кошмарными очками. Ему не нужно было слушать указания Антона, он все делал правильно, потому что именно такое настроение у него и было. Наконец, Антон объявил второй перекур, когда солнце стояло высоко в зените. В очередное мое «дефиле» мимо Алана, он схватил меня за руку и сказал: — Пойдем. От неожиданности я не успел отреагировать и послушно пошел за ним. Он завел меня за выступ скалы, где была тень. Я опустился на траву под скалой. Алан с видимым удовольствием скинул свои ужасные очки и черные балахоны, обнажился до пояса, скинул тяжелые ботинки, которые были явно не по сезону, и носки, подкатил брюки повыше и разлегся на сухой траве на своей футболке, с удовольствием вытянулся, скрестив в лодыжках свои длинные ноги. Я судорожно сглотнул слюну и отвернулся. Хорошо, что на мне были мои очки и он не видел моего взгляда. — Жара… Не переношу жару, особенно такую. Она бесит меня! Он порылся в карманах своих брюк и достал сигареты. — Антон запретил курить здесь, — сказал я. — А, точно… Еще и курить нельзя. Что же так не везет? Он спрятал сигареты в карман. — Ты плохо выглядишь, — сказал я. — Я знаю, я просто очень устал. Мы только что дали три концерта подряд, и ещё один вчера в Сан-Диего. Потом отметили, как обычно, и сразу же сюда, на съёмки. Я не спал нормально уже несколько дней подряд! — Скажи мне, пожалуйста, обязательно бухать после каждого концерта? — Ну, а что остаётся делать? Ты представляешь, какой происходит выброс адреналина, когда ты там, на сцене? В космос полететь можно! Все равно не уснёшь до утра, проверено. Да ты и сам не справился, как мне помнится. Я вспомнил туалет Пенсаколы и как я обнимался с унитазом. Действительно, можно было в космос улететь. — Прости, я не хотел тебя как-то задеть. — Ничего, ты меня не задел. Ты, кажется, хотел поговорить? — Да, хотел. Я хотел сказать, что скучал по тебе! Я резко повернулся к нему. Он, прищурившись, смотрел в небо, закинув руку за голову и явно наслаждался произведенным эффектом. — Ты. что? Повтори еще раз! — Да, именно то, что ты слышал! Могу еще раз повторить — я скучал по тебе! Да сними ты свои дурацкие очки, говорить же невозможно! Я даже не обиделся, что мой столь дорогущий аксессуар, которым я так гордился, он назвал «дурацкими очками» и послушно стянул их. Также стянул его футболку, бросил себе под спину и улёгся рядом. — Я сам не знаю, как это получилось, но это так и есть! — Но если ты так скучал, почему ты мне ни разу не позвонил? — А я звонил. Ты не отвечал, я наговорил на автоответчик, в том числе объяснил причину, почему мы так рано уехали и попросил перезвонить, но обратного звонка так и не дождался. Ты же из-за этого так себя ведешь? А я-то думал, что ты простил меня! — Я ничего не слышал в своем автоответчике. — Ну, этого не может быть! Я точно звонил! — Ну, и куда же ты звонил? На какой номер? Он назвал номер. — Последняя цифра неправильная. Не пять, а три! — Блин, кому же я тогда наговорил это все? Мне вдруг стало смешно, я заулыбался. — Ты представился, что ты Алан Уайлдер из группы Депеш Мод? Вот счастье-то будет у абонента! Признание в любви по телефону от самого мистера Уайлдера! — Честно говоря, я не помню, как именно там я говорил, но то, что я себя назвал — это стопроцентно! Ты же должен знать, кто тебе звонит! Я не выдержал и расхохотался. Просто представил физиономию того человека, который будет это слушать, и своему идиотскому поведению, и вообще. Я подвинулся к нему почти вплотную, так, что наши головы соприкасались, кожа к коже. И было так хорошо лежать рядом с ним и смотреть в небо! И не хотелось больше возвращаться на съемочную площадку! Весь мир вокруг просто исчез. Он не стал отстраняться от меня и продолжил. Его речь была медленной, тягучей, с идеальным произношением. — Ты знаешь… Со мной вообще происходит что-то странное. Веришь — с тобой мне так легко… Я полностью расслаблен и ни о чем не думаю, вот как сейчас! Я давно такого не испытывал. С тех пор, как я работаю в группе, я всем что-то должен. И даже, когда я в отпуске, я что-то должен своей семье. И не только! Когда я закончил школу, то был должен своим родителям. Они хотели, чтобы я стал классическим пианистом, как мои братья. А я пошел помимо их желаниям, своей дорогой. А с тобой… Совсем все не так! Я и сам объяснить ничего не могу… И это слегка пугает, если честно! Я повернулся на бок, и, едва касаясь пальцами, провел по нежной коже под ключицей и дальше по предплечью. — Так может быть… Не стоит сопротивляться своим чувствам? — Я бы не назвал это чувствами, здесь что-то другое. Я хочу разобраться в себе! Я осторожно спросил: — В таком случае, что же было тогда, в туалете, после концерта? мне показалось, что ты… — Это было помутнение рассудка. Я был пьян. Милко… Ты обиделся? Он скосил глаз на меня. Я качнул головой, мол, нет. — Прости, что выкладываю тебе начистоту. Я, наоборот, не хочу ранить твои чувства, и в то же время, не хочу тебе врать. Ты не заслуживаешь этого! Ты знаешь, когда я впервые понял, что у тебя ко мне чувства, я был потрясен! Почему именно я? Хуже кандидатуры не придумаешь! — Как я могу объяснить, почему ты? Это произошло спонтанно, необъяснимо. И я не питаю иллюзий, — добавил я как можно ровнее, хотя голос мой дрогнул. Я понимаю, ты женатый человек, и я не могу рассчитывать на взаимность… — Дело не в этом. — А в чем тогда? — В том, что я себе не принадлежу. Я не смогу дать тебе взамен то, что ты заслуживаешь! У меня и с женой ссоры в последнее время из-за этого. Она упрекает меня, что я слишком мало времени уделяю семье. Мы договорились, что после этого тура мы возьмём год перерыва. Ещё только половина тура прошла, а мы уже измотаны и физически, и психологически. Раньше такого не было… — А когда ты понял… Что я тебя люблю? Тогда, когда я сказал тебе об этом? — Ещё в Дании. Ты думаешь, я слепой и не видел, как тебя колбасило? — Нет… Я помолчал и спросил, после паузы. — Ты ее любишь? Жену свою. — Мы очень давно вместе, — уклончиво ответил он. — И все же? — Да, — как-то равнодушно сказал он. — Я люблю ее. Я снова перевернулся на спину, моя правая рука переплелась с его левой рукой. Я чувствовал обручальное кольцо на его безымянном пальце и погладил его. — Твоя жена должна быть благодарна, за то, что ты есть у нее. — Милко, Господи, перестань! Не такое уж я сокровище! Я… Его перебило появление Энди. — Вот вы где, голубки! Загораете? Антон уже с собаками вас ищет! — Исчезни, Флетч! — рявкнул на него Алан. — Дай поговорить спокойно! Все раздражение и боль он вложил в этот окрик. — Я-то исчезну, — сказал он. — А вот Антон нет! Ты же сам всегда задницу рвешь насчёт работы, Слик, а сейчас чего разлёгся? Мне показалось, что он с особым смаком произнес слова «задницу рвешь». Этого нельзя было не заметить. — Ладно, — сказал Алан. — Мы идём. Передай Антону, что мы будем через 5 минут! Флетчер удалился. — Придурок! — прошипел Алан сквозь зубы. — Ладно, не злись на него. Нам действительно пора идти. Нужно почистить от пыли твой костюм. — Пойдем. Мы оделись и вернулись на площадку.