4. Точка отрыва

      ТОЧКА ОТРЫВА

      На пятую ночь после полнолуния, между двумя и тремя часами, на склад, расположенный примерно в километре от башен «Кербера», прибыл неприметный фургон. Через всю боковину шла размашистая надпись: «Доставим свежими! Мороженые овощи из Сянь Е». Водитель откровенно зевал, часто моргал и делал радио то громче, то тише. У ворот он притормозил, затем требовательно надавил на клаксон; из будки вышел охранник.       После десяти минут ожесточённой ругани и потрясания мятыми бумажками фургон наконец вкатился на территорию… Спустя ещё час он выехал обратно; водитель всё так же зевал, жмурился и пытался выжать из радио приличный звук.       Через три километра машину остановил патруль – точнее, группа людей, одетых в полицейскую форму. Они проверили у водителя документы и заглянули в фургон; внутри сильно пахло брокколи, морковью и хлоркой – словом, не было ничего, что вызывало бы подозрения…       – Вы полагаете, столь примитивный трюк мог их обмануть, господин Таллер-Ки?       Шай слышал этот вопрос по крайней мере шестой раз за ночь, но каждый раз находил в себе силы, чтобы улыбнуться и терпеливо ответить:       – Разумеется. Проще значит лучше. В конце концов, чем меньше сложностей в плане, тем меньше и вероятность допустить ошибку, господин префект.       – Что же, – следовал неизменный ответ. – Сейчас я могу лишь положиться на вашу уверенность. Просьба – драгоценная жемчужина, смирение – золотая оправа; одно наилучшим образом соответствует другому.       Впрочем, у префекта из Сянь Е были сейчас все основания для беспокойства. Во-первых, он отправился в Нью-Хонг инкогнито и без каких-либо гарантий безопасности… А во-вторых, в том фургоне, который въехал на склад часом ранее, были отнюдь не мороженые овощи.       Пациентка; более того, особенная пациентка.       Лола Юэ, воспитанница ныне покойной госпожи Мэнло, высококлассная киллерша и телохранительница в одном лице… И – одна из немногих выживших после теракта на стадионе в Восточном Миконе, где над трибунами распылили неизвестное вещество. Полторы тысячи жертв; странные симптомы – ожоги, непохожие на химические или термические, агрессия, светобоязнь.       В Сянь Е чудом сумели стабилизировать её состояние, однако привести в чувство так и не сумели.       Лола Юэ впала в анабиоз.       – Ранее мы передали все имевшиеся у нас данные, включая историю болезни, – осторожно продолжил префект, пока лифт опускался в недра «Кербера» – на подземные этажи, о самом существовании которых знали немногие. – Однако подозреваю, что вряд ли получится извлечь оттуда что-либо полезное. Мои люди не смогли подобрать лечение для Лолы. Выкарабкаться она сумела лишь благодаря своему упрямству. Такие люди, как она, простого происхождения, крепки и телом, и духом. «Налетела буря – цветы магнолии растерзала, горестно стонут осиротевшие ветви. Но взгляни: сорные травы буря пригнула, но не сломала», – процитировал он по памяти. – А что думаете вы, господин Таллер-Ки?       «Что отец был прав, и без углублённого курса по литературе на переговорах с Сянь Е нечего делать».       – Рано делать выводы, – уклончиво ответил Шай. – К тому же… Я не ошибусь, если предположу, что вы передали Лолу Юэ «Керберу» в расчёте отнюдь не на врачей и учёных?       Префект ответил не сразу; глядел он исключительно вниз, на мыски своих безупречно начищенных ботинок.       – Нет. Вы не ошибётесь.       Грузовой самолёт из Сянь Е приземлился в аэропорту Нью-Хонга около трёх часов назад – регулярный рейс, связанный с поставками продовольствия, но один контейнер был необычным. Подчинённые Логга Таллера, привычные к подобным заданиям, быстро забрали его, поместили в заранее подготовленный автомобиль и доставили на склад – ничем не примечательный, если не знать, что именно там оканчивался запасной эвакуационный маршрут с подземных уровней «Кербера». Не самых глубоких, всего лишь с минус восьмого этажа, однако оттуда переместить пациентку во владения доктора Лотты на минус семнадцатом было уже делом техники.       «Три месяца… – думал Шай, пока лифт опускался вниз – так тихо, что могло показаться, что он стоит на месте, и лишь мерцание красного огонька на контрольном браслете у господина префекта выдавало перемещение с одного уровня на другой; разрешение на проход было временным, одноразовым, и каждая вспышка означала один истраченный допуск. – Три месяца назад я увидел эту Лолу на переговорах и решил, что госпожа Мэнло навязывает мне её в любовницы, чтобы удобнее было меня контролировать… или убрать, если понадобится. Если бы не выстрел Бая, возможно, так и произошло бы. Но Лола себя раскрыла, и тут же госпожа Мэнло отказалась от мысли подсунуть её мне, а значит, вряд ли мы когда-нибудь встретились бы ещё раз… И вот теперь Мэнло мертва, а Лола здесь, и отнюдь не в качестве шпионки».       – Вы её спасёте? – вопрос господина префекта донёсся словно из другого мира.       – Это зависит не от меня, – честно ответил Шай.       Раздался тихий звуковой сигнал – предупреждение о том, что спуск окончен, и двери лифта плавно разъехались в стороны. В светлом холле – металл и пластик, серебристое и белое – их встречала целая делегация во главе с доктором Лоттой.       – Мы вас ожидали, – сказала она. И добавила с улыбкой, поймав взгляд Шая: – Кое-кому не терпится тебя увидеть.       На мгновение в голове стало пусто, а пульс участился.       «Мы расстались всего на день, а я уже соскучился».       – Моор?       – Да. Он не один, – уточнила Лотта осторожно, а затем обратилась к префекту, явно с тщанием подбирая слова: – Рекомендую вам… рекомендую вам сохранять хладнокровие, кого бы вы ни увидели, да. И помнить, что здесь всё-таки в первую очередь госпиталь, а уже затем лаборатории. Вашей подопечной никто не причинит вреда; с того самого момента, как Лола Юэ попала сюда, она – моя пациентка.       – Я буду держать ваши слова в уме, госпожа доктор, – уважительно ответил префект, но глаза у него сузились ещё больше, выдавая насторожённость.       Из холла около лифта посетители сперва попадали в буферную зону, где снова подтверждали уровень допуска; затем – в коридор, а уже оттуда – в нужную секцию, где передвигаться можно было относительно свободно. Новую пациентку определили в одну из самых защищённых палат. Шай понял это на середине пути и успел мимоходом удивиться, что молодую женщину в анабиозе поместили именно туда.       «В принципе, я рекомендовал госпоже Эрнандес проявить максимальную осторожность… Но не перебор ли? Есть более комфортные помещения».       – Сюда, – указала на дверь доктор Лотта. И, как только створки разъехались, предупредила кого-то внутри: – Мы заходим.       В палате царил полумрак. Моор подпирал лопатками стену напротив входа – в светлых джинсах и в молочно-белом тонком свитере с круглым вырезом; волосы были собраны в высокий хвост, за исключением двух прядей, свисающих по бокам от лица. Он читал с экрана мобильного, и профиль, подсвеченный голубоватым сиянием, выглядел слегка зловеще.       «Я пялюсь, – подумал Шай и сглотнул. Мысли откровенно путались. – Так нельзя, посторонние же… префект… Сянь Е – консервативная область, нельзя так открыто демонстрировать распущенность… Хотя отец…»       Додумать он не успел, потому что Моор заметил его, улыбнулся краешками губ – сердце ёкнуло – и, бесшумно преодолев разделявшее их расстояние, подхватил его руку, перевернул ладонью вверх и поцеловал запястье.       – Привет, – услышал Шай со стороны собственный голос с чувственной хрипотцой.       Префект побагровел и отвернулся, оттягивая воротник рубашки, словно воздуха не хватало; доктор Лотта улыбалась, скрестив руки на груди; остальные сотрудники отчего-то заходить не спешили.       – Отлично выглядишь, – усмехнулся Моор, выпрямившись, и провёл ему рукой по волосам, небольно дёрнув пряди.       – Ты тоже ничего, – откликнулся Шай в тон, наконец справившись с эмоциями. – Давно ждёшь? У нас возникли небольшие проблемы с допуском, пришлось задержаться.       – Заскучать не успел…       Договорить ему не позволили.       – А вот я успел, – негромко заметили из темноты. – Так что заканчивайте с нежностями. Или как, сфотографировать вас на референсы для моей кошмарной ведьмы?       У Шая вырвался смешок.       – Рад тебя видеть, Каламити.       – Взаимно, заморыш, – фыркнул тот, выступая из теней, словно материализуясь из пустоты – весь в чёрном, от облегающих брюк до пиджака, только полосатая футболка выбивалась из гаммы. – Что такой тощий, полнолуние было трудное?       – Долгое, – невозмутимо откликнулся Шай. – А ты что такой вредный, Мия отселила тебя на диван? Ауч…       Ухо точно металлическими клещами сдавили – к счастью, недолго и не слишком сильно.       – Не дерзи старшим, – вкрадчиво посоветовал Каламити, разжимая пальцы. Впрочем, по-настоящему сердитым он не выглядел – скорее, просто дурачился. – Откушу голову.       – Пожалуюсь Мие.       – Туше.       Судя по тому, как прикусывал губы Моор, наблюдая за их перепалкой, ему было весело – но только ему. В позе доктора Лотты сквозило напряжение; префект Сянь Е обильно потел и явно пытался слиться со стеной; из коридора слышались напряжённые перешёптывания и покашливания.       «Боятся… Ничего удивительного, репутация у Каламити так себе».       В своё время, когда они с Мией только перебрались из гетто в нормальный квартал, репортёры буквально преследовали их по пятам. Кто-то действительно всего лишь записывал интервью и быстро ретировался, но большинство теряли бдительность, насмотревшись на дурашливые выходки Каламити, и позволяли себе чуть больше, чем стоило бы. Шутки, которые казались им остроумными; провокационные вопросы; некоторые особо одарённые пытались шантажировать Мию откровенными фотографиями, сделанными в полнолуние… Результат, как правило, не заставлял себя долго ждать. Шай так и не узнал, что натворил импозантный репортёр из «Гардиан Сан», но его потом нашли со свёрнутой шеей на крыше небоскрёба, а сестра только морщилась и отказывалась что-либо объяснять. Другим повезло чуть больше: кто-то отделался размозжёнными пальцами, кто-то – выдавленным глазом или выбитыми зубами.       Фотографов Мия считала художниками, а потому к ним благоволила: даже самые наглые из них разве что лишились камер и оборудования.       Реакции со стороны властей так и не последовало; если пострадавшие и обращались в полицию, то дело там явно предпочли замять и не связываться с существом, способным единолично стереть с лица земли армию небольшого государства.       – Расслабьтесь, Лотта, мы не ссоримся, – в шутку заметил Шай, чтобы хоть немного снять напряжение. Каламити выразительно закатил глаза, но возражать и, самое главное, запугивать никого не стал. – К тому же мы здесь собрались по делу, так давайте к нему и вернёмся… Как пациентка?       – Живая, – первым ответил Каламити, не давая доктору Лотте и шанса рот раскрыть. И неприятно усмехнулся: – Занятная девчонка. У неё был отец-вампир? Или мать? Хотя нет, если бы мать, то она бы в гетто выросла…       Повисла неловкая пауза.       – Не сочтите мои слова дерзкими, господин, – произнёс наконец префект, прямо рукавом рубашки промокая испарину на лбу. – Но у Лолы Юэ родители были людьми. Она… она дальняя моя родственница. Мы… мы проверили её родословную примерно на сто лет назад. Она обычный человек.       Моор с Каламити обменялись взглядами; улыбка у последнего стала ещё гаже.       – Ну что же, тогда у меня для тебя плохие новости, дружок. Кто-то сделал твою девчонку вампиром – точнее, почти сделал, и, если дело не довести до конца, она умрёт.       В наступившей тишине Шай отчётливо услышал биение собственного сердца.       «Так вот почему доктор Лотта поместила её в укреплённую палату».       – Вы не передумали навещать свою протеже, господин префект?       К его чести, с ответом тот не промедлил ни секунды.       – Лола Юэ – воспитанница тётки Мэнло, господин Таллер-Ки, можно сказать, моя семья. Важнее семьи нет ничего. Как я могу не потянуть руку, когда Лола больше всего нуждается в этом?       – В целом справедливо. Но некоторых лучше любить на расстоянии, – неожиданно вмешался Каламити, злодейски оскалившись. – Тебе крупно повезло, что девочка ослабела, иначе протянутую руку она бы отгрызла. Впрочем, для семьи ведь ничего не жалко, да?       – Хватит дурачиться, – осадил его Моор. И обернулся к сотрудникам лаборатории, которые ещё оставались снаружи, не рискуя пройти в палату. – Заходите. Я уже говорил, что, возможно, нам понадобится ваша помощь.       Почему-то это прозвучало зловеще.       Доктор Лотта сделала приглашающий жест, и вся делегация наконец-то двинулась дальше; среди сотрудников в медицинских халатах выделялись двое, высокая широкоплечая женщина и коренастый мужчина с развитыми бицепсами.       «Где-то я их уже видел… – промелькнуло в голове. И тут его озарило: – А, ну конечно. Они не из научного подразделения, а из охраны. Мы, наверное, встречались на нижних уровнях, госпожа Эрнандес посылала их кормить вампирят… Получается, и Лолу теперь тоже?..»       В таком контексте слова Моора о «помощи» выглядели весьма цинично, и было отнюдь не удивительно, что сотрудники не спешили к пациентке.       Вторая часть палаты, за бронированной перегородкой, была залита светом – по контрасту показалось, что слишком ярким, но лишь пока глаза не привыкли. Ровно посередине находилось возвышение – нечто среднее между операционным столом, музейным постаментом и больничной постелью. Сама же Лола больше напоминала мумию, чем живого человека: с уродливо заострившимся чертами лица, с выцветшими короткими волосами, опутанная датчиками с ног до головы… Запястья и щиколотки у неё были прочно зафиксированы; кожа посерела и местами растрескалась так, что при одном взгляде становилось больно.       «Но ожогов не видно, – рассеянно подумал Шай. – А ведь в документах упоминалось, что Лола сильно пострадала на стадионе».       – Бедное дитя, – произнёс Каламити, чуть сощурившись; сочувствия в его словах, однако, не было ни на гран. – Сейчас она как словно остановилась на полпути. Не человек, но и не вампир… Она слаба и уязвима, зато живучести хватит на семерых. Те, кто встречался со Скарлетт, сначала становились именно такими, это длилось всего несколько часов, а затем они изменялись. Сколько, говоришь, девочка так выглядит?       Префект, очевидно, собрал всю свою храбрость, чтобы ему ответить:       – Больше месяца, господин.       Каламити скривился.       – А поточнее?       – Шесть недель, – вмешалась доктор Лотта. Она выглядела спокойнее других, потому что не раз лично вытягивала Мию буквально с того света и свыклась с тем, что рядом неизменно ошивается Бедствие Запада. Люди ко всему приспосабливаются; иногда учатся даже непринуждённо болтать со смертью. – Я успела немного ознакомиться с информацией из госпиталя в Сянь Е и не согласна с тем выводом, что пациентка находится в анабиозе, если только не считать это метафорой. Однако подобное состояние, – она скосила взгляд на Шая, – мне приходилось наблюдать. Тогда пациентов нам удалось привести в сознание. Причины, разумеется, отличались, а значит, и лечение должно быть другим…       «Терри и Уайт, вампиры из перехваченных саркофагов».       Префект прочистил горло, старательно пытаясь не глядеть ни на Моора, ни на Каламити.       – Ваши слова, доктор, вселяют надежду в моё измученное сердце. Жаль, что вас не было рядом, когда из Восточного Микона привезли госпожу Мэнло. Возможно, тогда у неё появился бы шанс на спасение.       – Сейчас сложно сказать, – уклончиво ответила доктор Лотта.       Её можно было понять.       Официально выживших в теракте на стадионе не осталось, за исключением тех, кто находился достаточно далеко от эпицентра и получил лёгкие травмы – например, в давке на выходе или от разрушения трибун. Все они прошли обычное лечение и выписались в положенный срок. Но остальные, те, кто подвергся воздействию неизвестного вещества, казалось, были обречены. Кто-то погиб сразу; других разместили в больницах Восточного Микона или вывезли на родину, как тётку префекта, однако спасти никого не удалось… Шай накануне запросил статистику по жертвам теракта, и кое-что показалось ему странным: те из пострадавших, кто не скончался в первую же неделю после трагедии, умерли впоследствии почти одновременно.       Аккурат в то время, когда префекту Сянь Е поступило весьма удобное предложение от неизвестной организации – взять лечение Лолы на себя.       «А что, если они не умерли? – размышлял Шай. – Если другие родственники пострадавших согласились, и пациентов, подобных Лоле Юэ, вывезли… Вот только куда? И кто?»       Ответов пока не было; впрочем, он не сомневался, что вскоре зацепки появятся.       – Этой девочке сейчас не лечение нужно, – вдруг произнёс Моор, неожиданно возникая около койки, и с осторожностью прикоснулся к исхудавшему лицу Лолы. – Мы с рыжим посоветовались тут, и у нас появилась одна идея, как разбудить эту спящую красавицу. Но только если ты позволишь, – обернулся он к Шаю через плечо.       В горле резко пересохло, и больших усилий стоило ответить непринуждённо:       – Если это не опасно.       – Когда я рядом? – фыркнул Каламити. – Ну, если ты не боишься меня, то всего остального опасаться точно не стоит. Давай, – кивнул он Моору. – Этих я прикрою, если ты её не удержишь.       Судя по лицу доктора Лотты, она многое могла сказать о неожиданных опытах над её пациентами, но благоразумно промолчала – как и префект из Сянь Е, который так и застыл с округлившимися по-детски глазами.       Моор быстро облизал собственные пальцы – указательный и средний – и, похоже, слегка прокусил: на коже проступили две алые капли. Он помедлил мгновение, а затем каким-то механическим, точно до привычки отработанным жестом очертил губы Лоле, окрашивая их в красный цвет, и просунул ей пальцы в рот.       «Ага, – успел подумать Шай. – Кормит. Как младенца-вампира, он же рассказывал… Получается, она сейчас физиологически – ребёнок-полукровка?»       Сперва ничего не происходило – а потом Лолу выгнуло дугой, как от удара током. Фиксаторы на запястьях и щиколотках лопнули, словно это были не высокопрочные полимеры, а бумага; в широко распахнутых глазах с отчётливым красноватым бликом не осталось ни тени разума. Дыхание клокотало в горле, переходя то в утробное ворчание, то в рык; отросшие ногти скребли по койке то совсем слабо, то яростно. Это продолжалось недолго, но по субъективным ощущениям время растянулось, и десять секунд шли за минуту; внезапно Лола затихла, обмякла, точно лишившись сил…       …а затем напружинилась, как кошка перед прыжком – и рванулась снова, уже прицельно, в сторону людей.       Кто-то вздрогнул; кто-то зажмурился; доктор Лотта рефлекторно отступила на шаг назад, а господин префект прижал ладонь ко рту, будто его замутило.       Моор же, кажется, нисколько не удивился. Одной рукой он без видимых усилий удерживал Лолу на месте, а другой – гладил её по неровно остриженным волосам, успокаивая.       – Голодная, – с рассеянной полуулыбкой пояснил он. – Ничего, привыкнет, надо только найти кого-то помоложе, кто бы помог ей с питанием и обучил основам… Да, кстати, отбой – можете не беспокоиться, она слабенькая совсем, вряд ли сможет кому-то серьёзно навредить.       Шай критически осмотрел глубокие борозды на койке от ногтей, проломленный ударом пятки угол и лопнувшие фиксаторы, а затем нейтральным голосом поинтересовался:       – Уверен?       – Да подселите её к котяткам, они присмотрят, – фыркнул Каламити, который уже даже не делал вид, что пытается защищать людей. На Лолу он и вовсе не смотрел. – Заодно и поучат, и покормят… из уст в уста, так говорится, да?       Лола побарахталась ещё немного и затихла, больше не пытаясь вырываться; Моор осторожно усадил её на край порядком покорёженной койки, продолжая гладить по волосам.       – Это было бы лучше всего, – вздохнул он. И поднял взгляд на префекта: – Но тогда ты долго не увидишь свою подопечную, несколько месяцев, самое меньшее.       Префект наконец отнял ладонь ото рта и сглотнул, а затем с явным усилием выговорил:       – Она… не в себе?       – Девочка голодная, не будь занудой, – вкрадчиво ответил Каламити и, не скрывая скуки, достал телефон, убедился, что сигнала нет, и убрал снова. – Я бы на тебя посмотрел после месяца голодовки… Пойду, пожалуй, раз я вам тут не нужен. Кого-нибудь с собой захватить?       – Мы вернёмся чуть позже, – быстро произнёс Шай с улыбкой, чтобы хоть немного снять напряжение. – И спасибо, что заглянул.       – Навещай нас почаще, ведьма скучает, – отмахнулся Каламити. И оскалился: – Да и я тоже. Ну, увидимся.       Он махнул рукой – и исчез, только дверь хлопнула.       Дышать сразу стало полегче.       – Ну что же, – задумчиво протянул Моор. – По крайней мере, сегодня он ничего не сломал.       – А в прошлый раз сломал? – тут же вычленил главное Шай. И обернулся к доктору Лотте: – Итак?..       – Ой, зачем же такого важного мальчика беспокоить из-за какой-то двери, – кокетливо улыбнулась она. И посерьёзнела: – Главное, что целы люди. Верно? А в последнее время нам чаще приходится полагаться на Бедствие Запада, чем бояться его.       – Соглашусь, – вздохнул Шай и, прикинув, что префект должен был уже прийти в себя, обратился к нему: – Вы порядке? Признаюсь, я сам не ожидал, что Каламити решит зайти. С непривычки его присутствие может казаться… подавляющим.       – О, да, – с чувством ответил префект, в очередной раз промокая лоб рукавом, и без того уже сплошь покрытым пятнами. – Как говорилось, и слепец, прозрев, узнает солнце тотчас же, даже если прежде лишь только слышал о нём… Надеюсь, что сравнение с солнцем не покажется вам оскорбительным, господин, эм-м, – он запнулся, взглянул на Моора и тут же опустил глаза.       – Можно просто Хэмлок, – коротко ответил он, используя нелюбимое, но более известное имя. А затем повернулся к Лоле и спросил: – Как ты? Освоилась немного?       Воцарилась тишина; господин префект, кажется, вообще забыл, как дышать. А Лола, продолжая глядеть в пол и горбиться, вдруг отрывисто кивнула и еле слышно произнесла:       – …жжёт.       – Это нормально, ты привыкнешь, – успокоил её Моор и снова провёл рукой по волосам, по шее, по плечам – точно кошку гладил. – Я немного тебе помог, но облегчение продлится недолго. Тебе придётся привыкать к другой жизни.       Она снова дёрганно кивнула и замерла.       Шай обменялся взглядами с Моором и, получив безмолвное согласие, осторожно шагнул к ним; доктор Лотта пыталась удержать его, но не успела – пальцы ухватили только воздух.       «Конечно, я сильно рискую, приближаясь к молодому вампирше, ещё и голодной… Но ей сейчас действительно нужна поддержка, и сильнее, чем когда-либо».       По спине пробежали мурашки.       – Привет, Лола, – улыбнулся он онемевшими губами, присаживаясь справа от неё на расстоянии около полуметра – насколько места хватало. – Мы уже встречались с тобой, помнишь? Я Шай, Шай Таллер-Ки.       Она стиснула край койки так, что раздался хруст, и глухо ответила:       – Помню.       «Уже хорошо».       Дальше было уже сложнее.       – Посмотри на меня, – мягко попросил Шай, вкладывая в голос всё своё обаяние, отточенное на беззащитных журналистах. – Ну же. Я не кусаюсь.       Шутка была так себе, но попала в цель. Лола наконец-то улыбнулась – влажные, алые губы жутковато смотрелись на высохшем, растрескавшемся лице – и обернулась к нему.       «Вот и умничка».       – Я рад, что ты выжила, – искренне произнёс он, стараясь не совершать резких движений, чтобы случайно её не спровоцировать. В широко распахнутых серых глазах мерещились алые сполохи… или, возможно, вовсе не мерещились, и всё это вместе порождало любопытный эффект. – Тогда, на прошлой встрече, я сказал, что у тебя глаза цвета ирисов, помнишь? Немного слукавил, конечно… А теперь это стало правдой. Ты очень красивая, Лола Юэ.       Она как-то странно, резко выдохнула – и заплакала.       Нет, слёз не было – нечем оказалось плакать после почти что месяца то ли комы, то ли анабиоза, но плечи ходили ходуном, и ресницы дрожали, и дыхание стало прерывистым, неровным. Моор привлёк её к себе, как испуганного ребёнка, и бережно обнял.       – Того, что я тебе дал, хватит на несколько часов, – негромко сказал он, почему-то глядя поверх её затылка на префекта, застывшего в растерянности. – За это время мы познакомим тебя с новыми друзьями, которые помогут немного освоиться в новом статусе. Сколько тебе лет?       – Де… девятнадцать.       Шай похолодел.       «Они сделали киллером ребёнка. Ей бы в университет на лекции ходить, в кино, на свидания, а не заниматься грязными делишками семьи Мэнло».       – Взрослая девочка, – усмехнулся Моор по-доброму. – Твои новые друзья чуть старше, но в пересчёте на человеческий возраст вы почти ровесники. Вместе вам будет повеселее… и они научат тебя принимать новую пищу.       Лола отчётливо сжалась.       – Не бойся, – Шай рискнул тоже прикоснуться к ней, погладить по волосам и плечам; кожа – особенно в сравнении с жестковатой больничной пижамой – казалась мягкой и сухой, как древний пергамент. – Всё самое страшное уже случилось. Дальше будет только проще. Ты останешься здесь, в «Кербере»? Я был бы рад.       Она обхватила себя руками, точно озябнув вдруг – и в упор, исподлобья взглянула на господина префекта.       Тот вздрогнул, но глаза не опустил.       – Ты можешь доверять им, Лола, – осипшим голосом произнёс он. – Ты… ты умерла для семьи Мэнло. У тебя отныне нет долгов. Но я… я буду к тебе приезжать. Как… как дядя, если ты захочешь.       Несколько секунд Лола смотрела на него – а потом вдруг с тихим, отчаянным, звериным воем уткнулась в плечо Моора; её колотило, как в лихорадке.       – Я останусь, – повторяла она постоянно. – Останусь, останусь. Я буду жить. Я буду жить!..       …Ночь стала очень, очень долгой.       Шай этого ожидал, но всё равно вымотался.       Хоть Лола и согласилась заново учиться жить под присмотром двух молодых вампиров, переместить её на нижние этажи оказалось непросто. Во-первых, было необходимо оформить допуск – теперь, когда она проснулась и из объекта стала субъектом; во-вторых, потребовалось получить разрешение от хозяйки лабораторий в глубинных секторах, доктора Тха – то есть сначала разбудить её, затем изложить сокращённую версию событий, затем переслать материалы и дождаться вердикта… Терри и Уайт тоже не пришли в восторг от свалившихся на них обязанностей, но тут хотя бы хватило короткого «надо» от Моора, чтобы свои претензии они оставили при себе.       И всё это время – до половины седьмого утра – Шай ухитрялся не только решать проблемы, но и развлекать префекта разговорами, в процессе умудрившись выторговать для «Кербера» неплохие условия в новом проекте.       – Вы достойный сын своего отца, господин Таллер-Ки, – церемонно уверил его префект, прощаясь; судя по серому цвету лица, бессонная ночь далась ему непросто. – Уверен, что предки, с небес наблюдая за вами, преисполняются радости.       – Ну что вы, я только начинаю свой путь, мне далеко и до отца, и до деда, – с надлежащей скромностью откликнулся Шай, с трудом подавив зевок. – Буду держать вас в курсе состояния Лолы Юэ, как мы условились. Когда её психическое и физическое состояние стабилизируется, попробую организовать встречу.       – Рассчитываю на это.       – Что же до тех, по чьей вине ваша почтенная тётушка погибла, а Лола оказалась в столь прискорбном состоянии… – Шай помедлил, выдерживая выразительную паузу. – «Кербер» будет их искать. И, как там говорилось… «Иногда и тризна становится праздником»?       Глаза у префекта кровожадно вспыхнули, но только на мгновение, а затем ему удалось совладать с чувствами.       – Моей благодарности нет предела, и нет подходящих строк даже у величайших поэтов, чтобы выразить её, – он едва-едва согнулся, лишь намечая вежливый поклон.       «Вот и прекрасно, что нет. Ещё одного соревнования в эрудиции и начитанности я бы не выдержал».       Лишь убедившись, что гость покинул здание «Кербера» и благополучно добрался до аэропорта, Шай позволил себе расслабиться.       – Половина девятого, – выдохнул он, зажмурившись, и потянулся в кресле. Тело ломило; под веки словно песка насыпали. – Скоро Альма должна прийти с отчётом… Надо ей сообщить, что сегодня пусть справляются без меня.       Моор только брови выгнул:       – О. Берёшь выходной?       – Выхода нет, – всё-таки зевнул Шай. – У меня в девять вечера важная встреча, и… поехали домой?       По пути они разговаривали мало – немного обсудили, что бы взять на завтрак по дороге и когда бы выбраться, чтоб навестить Мию. Зато в зеркальном лифте Стеклянной башни одновременно обернулись друг к другу, спрашивая:       – Слушай, там, внизу, ты сказал, что лучше бы Лолу опекал кто-то помладше…       – Хотел спросить, а что тот человек имел в виду, когда…       И умолкли так же синхронно.       Лифт деликатно звякнул в наступившей тишине, услужливо предупреждая о том, что пора выходить.       – Давай ты первый, – со смешком произнёс Шай. – У тебя сейчас такое сложное выражение лица… Мне даже интереснее узнать, что ты там хотел спросить, чем самому получить ответ на свой вопрос. Итак?       – Ничего особенного, – Моор пожал плечами. – Тот человек сказал, что отныне у Лолы нет долгов. Мне показалось, фраза похожа на ритуальную.       Строчки из досье, высланного префектом, всплыли перед глазами; настроение резко испортилось.       – Близко к истине. У родителей Лолы были проблемы с наркотиками. Чтобы заплатить за очередную дозу, мать продала девочку торговцам людьми… Ты ведь догадываешься, что семья Мэнло владеет не только легальным бизнесом?       Месмер пожал плечами.       – Времена быстро меняются. Я не всегда успеваю следить за тем, что сейчас легально, а что нет, если это не касается гетто.       В груди кольнуло.       «И снова всплывает наша разница в возрасте… Я буду идиотом, если стану каждый раз реагировать».       Тяжёлая входная дверь бесшумно отворилась; в холле горел мягкий фоновый свет, и в воздухе всё ещё витал слабый запах утреннего кофе.       – Неважно, – улыбнулся Шай, скрывая короткое замешательство. – Если вкратце, то до госпожи Мэнло дошли вести, что её дальние родственники спутались с работорговцами, и она выкупила девочку из сентиментальных побуждений. От Лолы никогда это не скрывали, поэтому она рано начала работать на семью Мэнло, чтобы выплатить долг… и проявила недюжинные способности, как поэтически выразился господин префект, в том, чтобы «отделять сорные травы от садовых».       – А, – кивнул Моор. – Всё же она убийца. Вот почему у неё такие хорошие движения.       «Надо же, и бровью не повёл».       – Вроде того, – вздохнул Шай. – Полагаю, что в задачи Лолы входило в том числе и устранение «лишних» людей… И вот теперь господин префект официально заявил ей, что долг выплачен. Так что насчёт ритуальной фразы ты не ошибся. А что с наставниками помоложе для Лолы?       – Ничего особенного, – месмер отчего-то улыбнулся. – Просто детям вместе веселее, в присутствии старших они не всегда могут расслабиться… К тому же на первых порах Лолу придётся кормить в прямом смысле из уст в уста.       Шай, который как раз безуспешно пытался развязать шнурки непослушными от усталости пальцами, и вовсе замер, пытаясь сообразить, что имеет в виду партнёр.       – В смысле? Набрать в рот кровь и?..       – Именно, – невозмутимо откликнулся Моор, хотя глаза у него смеялись. – Думаю, что твоя сестра будет ревновать Каламити, если он возьмёт такую красивую девочку под опеку.       – Это точно… Постой, получается, ты тоже отказался помогать, чтобы я не ревновал? Я похож на человека, который бы так поступил?       – Тебе ответить честно или сделать комплимент?       Шай молча пихнул месмера локтем в бок – а уже через мгновение осознал, что его перекинули через плечо и несут в спальню.       – Эй, погоди! А как же мой душ? И завтрак? Эй!       – Ты ведь устал, – вкрадчиво ответил Моор, дразнящим жестом погладив его по бедру; Шай задёргался, но вырваться из цепкой хватки было невозможно – всё равно что пытаться бульдозер оттолкнуть. – Целый день на ногах. Разрешишь за собой поухаживать?       В спальне царил полумрак – после рассвета умная автоматика опустила жалюзи. Слабо пахло всё тем же вездесущим кофе и чистым постельным бельём. Декоративная подушка, которая почти сутки назад улетела в затылок настырному месмеру, теперь не валялась на полу, а аккуратно лежала на своём месте.       «Выходит, он успел заскочить сюда вечером перед охотой и убраться, пока я встречал префекта и занимал его светскими разговорами».       В груди на вдохе появилось щекочущее тепло; голову слегка повело.       – Разрешу, конечно. Тебе всё можно, – выдохнул Шай, позволяя бережно уложить себя на кровать и расшнуровать ботинки. – Ты меня балуешь.       – Я себя балую, – усмехнулся Моор и продолжил осторожно раздевать его, как куклу. – У меня каждый раз ощущение, будто я разворачиваю подарок. Хочется прижать к себе покрепче, чтобы не отобрали.       Губы сами собой расползлись улыбке.       – Прижимай. Мне нравится твоя сила, – неожиданно для самого себя признался Шай, жмурясь; прикосновения прохладных пальцев к обнажённой коже заставляли сладко вздрагивать всякий раз, как впервые. – И тоже иногда хочется, чтобы ты меня обнял до хруста… Ну, не то чтобы я был мазохистом и мечтал о сломанных рёбрах…       Моор легонько щёлкнул его по лбу.       – Ты сейчас так говоришь, потому что не вполне себе представляешь, что такое настоящая сила.       – Неужели? – Шай поймал его за руку и потянул на себя, понуждая улечься рядом, поверх одеяла; оттого что месмер был ещё одет, а сам он – уже нет, где-то глубоко внутри пробуждалось странное, немного жутковатое, но в то же время приятное чувство. – Опять намекаешь на страшные тайны?       – Прости. Не хотел тебя пугать, – Моор притянул его к себе и поцеловал в висок.       Хотелось лежать так целую вечность, в полудрёме, в полумраке, и никуда не спешить…       «Встреча в девять. Совещание по итогам встречи… Ненавижу своё расписание».       – О, иногда это полезно, – улыбнулся Шай ему в плечо. – Иногда гораздо хуже, когда надо бы испугаться, а никак не получается. О, кстати, про ужасы! Когда ты играешь в «Охотника на зомби» на мобильном телефоне, то у тебя глаза время от времени вспыхивают зелёным. Ты пытаешься очаровать искусственный интеллект? Или это инстинкт? Ох… погоди, туда не надо… давай, я лучше сначала в душ… м-м…       Сопротивляться было бесполезно; ему, впрочем, особенно и не хотелось. Но, несмотря на ласки и укусы, где-то на краю подсознания засела зудящая, неприятная мысль.       «Моор что-то скрывает. И я мог бы узнать, что именно… Но простит ли он меня за это?»

***

      – Распустившиеся цветы по весне и забродившие сливы осенью – суть одно; меняется лишь время.       Доктор Тха имела обыкновение в сложных ситуациях выражаться поэтически, подобно выходцам из Сянь Е. К счастью, метафоры она использовала лишь как вступление, а затем неизменно объясняла, что имеет в виду, более простыми словами.       – Звучит впечатляюще, но вряд ли вы бы стали переносить нашу встречу с девяти на одиннадцать вечера только ради красивой фразы, – вежливо улыбнулся Шай.       На самом деле, он был даже рад, что произошла задержка – особенно с учётом того, что ему сообщили о ней заранее, и получилось отдохнуть чуть дольше… и позавтракать вместе с Моором до того, как тот улизнул на охоту.       «Мы всё реже бываем вместе».       – Иногда точная формулировка стоит того, чтобы немного задержаться, – то ли возразила ему, то ли наоборот согласилась доктор Тха, степенно кивнув. Краешки губ у неё подрагивали, намечая улыбку, но уже через мгновение выражение лица стало серьёзным. – Господин Таллер-Ки, в середине дня к нам поступили новые данные после обследования новой пациентки, Лолы Юэ. Уважаемая коллега, доктор Лотта, любезно обратила моё внимание на некоторые необычные показатели. Мы вместе изучили их, и теперь я с полной ответственностью за свои слова могу заявить, что постепенная трансформация госпожи Юэ и резкий регресс Инферно-Пять – разные стадии одного процесса.       Мысленно Шай вернулся к началу разговора и заново оценил красоту метафоры.       – Значит, распустившийся цветок и гниющая слива.       – Примерно так, – подтвердила доктор Тха, опустив взгляд к планшету, который она принесла с собой на встречу, но так и не включила; вообще само по себе то, что встреча проходила в очном формате на верхних этажах «Кербера», а не по видеосвязи, как планировалось заранее, говорило о многом. – Очень хорошо, что пациентка Лола Юэ прошла несколько обследований до того, как господин Хэмлок… сделал то, что он сделал. Ибо теперь она совсем другой человек – вернее, не человек вовсе. Однако состояние, в котором она была, когда её привезли, не оставляет и тени сомнения в том, что и ей, и объекту Инферно-Пять пришлось пройти через одну и ту же процедуру – или через две очень похожие.       Новость была необычной, но не слишком неожиданной.       Ещё утром, после возвращения из «Кербера», Шай размышлял о том, что, скорее всего, и Лолу, и того полувампира-полузомби, который почти год охотился в трущобах Нью-Хонга, изменили похожим способом. Слишком мала была вероятность, что одновременно две совершенно разные организации в обстановке строжайшей тайны разработали идентичные технологии – а опыт подсказывал, что не стоит усложнять всё и множить сущности там, где подходит максимально простое объяснение.       И вот теперь смутная догадка получила подтверждение.       – Значит ли сказанное, что госпоже Юэ в скором времени грозили те же, э-э, побочные эффекты, которые настигли Инферно-Пять? – осторожно поинтересовался Шай, стараясь не вспоминать в подробностях тот полутруп, который атаковал Моора в заброшенной лаборатории всего неделю назад.       Длинные, спутанные космы, больше похожие на звериную гриву; мощная, агрессивно выдвинутая челюсть; отчётливый запах гниения, сопровождавший Инферно-Пять повсюду…       Шай сглотнул насухо, перебарывая короткий приступ тошноты, и машинально потянулся за стаканом с водой, который с начала встречи стоял нетронутым.       – Побочные эффекты уже начали проявляться, – подтвердила доктор Тха худшие опасения. – У пациентки при поступлении имелись омертвелые участки кожи, преимущественно на спине и в районе голеней, а в крови присутствовали характерные токсины, указывающие на некроз. Обычный человек с такими показателями был бы мёртв. К счастью, все подобные проявления в значительной степени сократились после того, как… – она замолчала, явно подбирая нейтральный синоним – или, возможно, очередную красивую метафору.       Но Шай не собирался ждать.       – После того как Моор её напоил своей кровью?       – Да, – согласилась доктор Тха с заметным облегчением – и также потянулась к своему стакану, а затем сделала большой глоток воды. Очевидно, всё, что было связано с трансформацией человека в вампира, причиняло ей дискомфорт. – После же второго эпизода кормления, уже с участием Терри и Уайта, признаки некроза исчезли окончательно. Лола Юэ сейчас в прекрасной форме. Но теперь в ней не осталось ничего человеческого.       «Занятные формулировки».       За завтраком, который, скорее, напоминал ужин, они с Моором успели немного обсудить Лолу. И Моор совершенно чётко дал понять, что пока считает Лолу «полукровкой», которой необходим правильный уход, чтобы завершить трансформацию. Когда Шай его в лоб спросил, когда преобразование можно будет считать завершённым, то получил не менее честный ответ: «Когда Лола Юэ обретёт бессмертие».       – Вы испытываете неловкость, когда обсуждаете действия Моора или трансформацию Лолы, – задумчиво произнёс Шай, постукивая пальцами по столу в такт собственным мыслям.       Глаза у доктора Тха приобрели настороженное выражение.       – Это не похоже на вопрос.       – Потому что я не хочу принуждать вас к ответу, – улыбнулся Шай немного виновато – как раз настолько, чтобы вызвать лёгкое чувство вины уже у собеседницы. – Но буду очень рад, если вы мне всё объясните… Я думал, что вас нелегко смутить.       Доктор Тха колебалась несколько секунд – а затем сдалась.       – Нелегко – не значит невозможно, – вздохнула она и на мгновение растеряла всю свою строгость и степенность; за резковатыми старческими чертами лица точно проступили иные, принадлежавшие молодой и очень уязвимой женщине, только начинающей путь в науке. – Мне уже много лет, господин Таллер-Ки; вы, должно быть, знаете, что с возрастом приходит не только опыт, но и гордыня. Я думала, что уж теперь лучше многих представляю, что такое вампиры и как они устроены. Но господин Хэмлок за одну минуту перевернул всё с ног на голову… вернее, вернул меня в самое начало. Когда Лолу Юэ привезли, она умирала – очень медленно, почти незаметно для несовершенной аппаратуры и неопытных специалистов из Сянь Е… медленно, однако неотвратимо. Но всего лишь глоток крови господина Хэмлока остановил этот процесс. И я не понимаю, как это произошло. Вижу результат, но не имею даже примерного представления о самом процессе. Так, словно я пытаюсь воспринять цвет, будучи лишённой зрения… или изучаю радиацию, обладая лишь инструментарием средневекового алхимика. Мы провели множество исследований с кровью вампиров – и даже с кровью господина Хэмлока, благодаря вам… Но сейчас мне кажется, что мы – наши приборы – неспособны выделить из неё нечто важное, основополагающее, что и делает вампира вампиром… То, что спасло Лолу Юэ. Я уязвлена – и я боюсь; учёный во мне недоумевает, а девочка – та самая девочка из глухой деревни – твердит: «Это колдовство, колдовство». И её голос громче голоса науки. Мне… мне стыдно, но я ничего не могу поделать, господин Таллер-Ки.       Шаю стало не по себе; он словно вживую ощутил её беспомощность и замешательство – и почти пожалел, что раньше задал неудобный вопрос, но всё же сумел ответить:       – Молния тоже казалась проявлением магии или божественного гнева, а сейчас люди укротили её и поставили себе на службу.       Губы доктора Тха тронула улыбка.       – Немного неверная формулировка, однако утешительная. Благодарю за поддержку, господи Таллер-Ки. Что же до деталей, то мне хотелось бы прояснить некоторые моменты в представленном отчёте…       В итоге встреча затянулась. Доктор Тха завершила отчёт и покинула кабинет уже ближе к часу ночи; естественно, совещание по итогам её доклада перенеслось на утро следующего дня. Альма к тому же отпросилась пораньше. Она не говорила, куда собирается, но чёрный комбинезон, алая помада и мотоциклетный шлем под мышкой сдали её с потрохами: скорее всего, намечалось очередное экстремальное свидание, которое грозило завершиться под утро где-нибудь на обзорной точке с видом на трущобы Нью-Хонга… а на запястьях и ключицах, скорее всего, появились бы новые отметины от укусов.       Впрочем, пока это не влияло на здоровье и не мешало работе, Шай собирался читать ей нотации.       Мигнул экран телефона; Моор коротко сообщил, что закончил с делами и возвращается в «Кербер», чтобы можно было потом вместе поехать домой.       Шай глубоко вздохнул и откинулся на спинку кресла, прикрывая глаза.       Кабинет словно бы тонул в сумерках, как город весенним вечером.       Снова хотелось спать.       Доктор Тха вывалила сегодня массу новой информации – столько за раз переварить не получалось. И не понятно пока было, что с этой информацией делать: слишком специфическая, сугубо научная… Логика требовала как-то встроить свежие данные в уже имеющиеся схемы и продвинуть расследование, но паззл никак не складывался.       Трансформация Лолы Юэ и её связь с процедурами, через которые прошёл Инферно-Пять; теракт в Восточном Миконе; слишком уж своевременное предложение вылечить Лолу; связь сектантов из «Зелёного солнца» и террористов, похитивших Каламити; технология создания искусственных вампиров в «Эрго»; постепенное отмирание тканей и интоксикация у Лолы в тот период, когда её состояние с виду наоборот стабилизировалось…       «Вот оно».       Озарение было похоже на вспышку, и Шая едва не подбросило в кресле.       Какое лечение могли предложить таинственные «благодетели», которые обещали исцелить Лолу? Явно нестандартное, если уж «Кербер», обладающий новейшими технологиями, даже не представленными ещё на рынке, оказался бы в тупике без содействия Моора.       – Но что, если они собирались не вылечить её, а обратить до конца? – пробормотал Шай, вскочив на ноги; от резкого движения голова закружилась, и пришлось опереться на стол. – Ведь нужна только помощь от любого вампира… Любого опытного, по крайней мере. Или… или кровь потомка Алой Чумы. Так, чтобы уже вылечить с гарантией.       Он снова опустился в кресло, потому что ощутил слабость.       Конечно, проще – и спокойнее – было верить в то, что «благодетели», наведавшиеся в Сянь Е, просто знали способ выкармливать молодых вампиров – и не сомневались, что Лолу он спасёт. Но если предположить, что те люди были как-то связаны с организацией, изначально разработавшей технологию создания искусственных вампиров, то картина вырисовывалась устрашающая.       Хель дал понять, что саркофаг с Руж, наследницей Алой Чумы, не достался «Эрго» – и в «Кербер» тоже не попал.       Значит, его украл кто-то третий.       «Мы уже предполагали, что к похищению приложили руку оригинальные разработчики технологии… Люди из «Зелёного солнца»? Энди Чун был связан с ними, и именно он заманил тётку Мэнло на стадион, где произошёл теракт, – Шай лихорадочно прокручивал в уме то, что уже знал, и теории превращались в твёрдую уверенность. – То есть сейчас у них почти наверняка есть Руж – и изначальная технология. Люди, которые пострадали на стадионе – не из бедных; зачастую это влиятельные фигуры. Сколько они готовы заплатить за то, чтобы вылечиться… и обрести бессмертие? Что готовы отдать взамен?»       Префект отклонил предложение, потому что был на взводе из-за похорон тётки. Но кто-то мог и согласиться – это Шай хорошо понимал.       – И куда мог бы деться такой «воскресший»? – выдохнул он, чуть покачиваясь на стуле. Телефон снова мигнул, сигнализируя, что пришло сообщение, но сейчас это не имело значения. – Если это кинозвезда или политик… Стоп. На стадионе было не так много медийных личностей, – резко выпрямился он. – Богатых – да, влиятельных – несомненно… Но в основном таких, как тётка Мэнло и мой дед Логг. А они вполне могут продолжать жить, как прежде, даже в новом качестве.       Опасаясь упустить мысль, Шай коротко набросал указания для службы безопасности: во-первых, отследить, кто из «теневых» лидеров и связанных с ними людей мог пострадать при теракте в Сянь Е, во-вторых, выделить среди них «бесследно исчезнувших» или «погибших» в тот период, когда за Лолой пришли с предложением спасти её…       А в-третьих – попытаться отследить этих «пропавших» сейчас, спустя некоторое время.       «Кто-то ведь должен всплыть; какими бы скрытными они ни были, кто-то обязательно допустит прокол».       Сердце колотилось как бешеное; интуиция, в которую Шай не верил, подсказывала, что он сделал правильный шаг.       – Выглядишь так, словно произошло что-то хорошее, – с улыбкой произнёс Моор, облачённый в серую толстовку и такие же джинсы – оттенок, идеально сливающийся с полумраком.       Судя по комфорту, с которым месмер расположился в кресле на другой стороне стола, ждать ему пришлось уже некоторое время.       – Нет, но скоро произойдёт, – откликнулся Шай. И добавил чуть виновато: – Давно вернулся?       – Достаточно, чтобы насладиться всем спектром коварных гримас на твоём лице, – с предельной серьёзностью ответил Моор и кивнул на телефон. – Я тебя предупреждал.       На экране мобильного высвечивалось с полдюжины уведомлений; последнее сообщение гласило: «Вхожу».       – Упс.       – А вот это уже прозвучало совсем не коварно, – усмехнулся Моор и легонько щёлкнул его по носу. – Пойдём домой?       – С тобой – куда угодно… Кстати, – Шай состроил максимально хитрую и зловещую физиономию. – Ты не против, если я примерно через недельку тебе изменю с парнем моей подруги?       Месмер только фыркнул.       – Если ты имеешь в виду Хеля, то не против; я и сам задолжал ему благодарность. И, кроме того…       – М-м?       – Каламити мне тут показал афишу одного фильма ужасов. Говорит, на это просто смотреть невозможно. Неплохой вариант для вашего свидания, не думаешь? Ты вроде рассказывал, что он в прошлый раз очень живо реагировал на триллер...       Шай смеялся как ненормальный.

***

      Против всех ожиданий, Хель принял приглашение с энтузиазмом, и только двадцать опечаток на десять слов в сообщении выдавали некоторое волнение. Согласился он, пожалуй, слишком поспешно – не уточнил даже, что представляет собой кинотеатр «Колизей» и почему он открывается только в десять вечера. И пришёл в назначенное место, скорее всего, заранее – по крайней мере, когда Шай подъехал, то ещё издали разглядел приметную белую шевелюру.       – Это чё? – тыкнул пальцем Хель в трибуны под открытым небом, оформленные в живописном стиле древних развалин. – Это чё, прямо там надо сидеть?       Судя по тому, как аккуратно были собраны в тощую, короткую косицу светлые волосы и тщательно отглажены льняные брюки цвета хаки, к выходу он точно полдня готовился, если не больше. На чёрной футболке красовался принт – гора черепов, поросшая цветами, плохая репродукция картины Дона Микаэле.       «Ага… Значит, он всё-таки прочитал те статьи, которые я ему скинул».       Невольно Шай почувствовал себя польщённым.       – Ряды только выглядят как руины, на самом деле там очень удобные кресла и неплохая стереосистема, а если идёт дождь, то сверху раскрывается навес, – с улыбкой пояснил он. – Зато полное погружение в атмосферу фильма гарантировано, потому что мы будем смотреть «Вечный голод». Это ужасы про древних вампиров, которых на свою голову раскопали археологи.       Хель в первый момент, кажется, не догнал, а потом сдвинул тёмные очки на кончик носа и скептически глянул поверх стёкол:       – Ты издеваешься, да?       – Есть немного, – не стал отпираться Шай. И предложил искушающим тоном: – Если хочешь, в следующий раз можем сходить на какую-нибудь мелодраму о жизни наследников богатых корпораций. Я даже пообещаю не смеяться слишком громко.       – С тебя попкорн, пицца, газировка и кофе, – быстро сориентировался Хель, сообразив, что означает это «в следующий раз» – завуалированное обещание встретиться потом снова. – Слушай, а где тут билеты покупать? Я час уже хожу вокруг и… – он осёкся.       Улыбка у Шая стала ещё шире.       – Значит, ты ждёшь целый час?       – Нет.       – Больше? Два? Так не терпелось встретиться?       – Иди ты! – рявкнул Хель, отворачиваясь. Лицо у него было уже пунцовое. – Блин, хорош издеваться! Может, у меня в первый раз, ну, друг и всё такое…       – У меня тоже.       – Что?       Хель резко обернулся; глаза у него стали бездонно-чёрными, завораживающими.       – У меня тоже, – негромко повторил Шай. – Чтобы именно друг. Не кто-то из «Кербера», не парень моей сестры, который стал уже членом семьи, не отцовские приятели, которые перешли по наследству, не дальние родственники, которым всё время что-то нужно… а кто-то, кого я нашёл сам.       Стало очень тихо; на руке пикнули умные часы, напоминая, что сеанс скоро начнётся.       – Иди ты, – повторил Хель еле слышно и уставился себе под ноги, на мыски обшарпанных кедов. – Ну чего ты такой... А, чёрт! Так где касса-то? – и он уставился исподлобья.       Горело у него уже не только лицо, но и уши.       – Вон там. Видишь живописный склеп? – Шай указал направо, на пристройку к «Колизею», украшенную барельефами с рыдающими ангелами. – В нём, кстати, и попкорн продают… И нам надо уже поторопиться. Билеты у меня есть, но что ты ещё хотел – газировку, пиццу, кофе?       – Всё, – буркнул Хель и, ухватив его за локоть, потащил к склепу. – Заткнись. Или я за себя не отвечаю, ясно?       Фильм ему, однако, понравился.       Пока древний вампир-монстр со звериной гримасой проливал кровищу литрами, расшвыривался оторванными головами и развешивал по кустам кишки, Хель ругался, ржал, выл Шаю в плечо и кидался попкорном в экран. Большая часть газировки тоже в итоге оказалась на полу – уборщикам предстояло потом немало потрудиться; впрочем, это должны были компенсировать щедрые чаевые от «Кербера». Громкие комментарии порой перекрывали даже звук взрывов и прочие спецэффекты, и оставалось только порадоваться, что случайных посетителей в кинотеатре не было. Зато несколько человек из службы безопасности бдительно следили за обстановкой с крайних кресел, а билетёр из кассы «Колизея» выбрался на галёрку, чтоб посмотреть на редкий спектакль: вампир, живо реагирующий на сюжетные повороты ужастика о вампирах.       – Не, ну ты видел? Куда нахрен такие зубы! Они же в рот не поместятся!       – Ну, если они складные…       – Как у змеи, что ли? Да ладно… Не, ты посмотри, перед ним красивая девка, за окном полная луна, а он сразу жрать! Он что, импотент? Больной?       – Нет, это просто закон жанра. Вот если бы мы пошли на эротический триллер…       – В жопу эротический триллер… Не, а сейчас чего он тормозит? Утонуть решил? Да с хера ли? Я час могу не дышать, за это время можно сто машин вскрыть, а тут один какой-то сраный фургон… Это чё, тоже закон жанра?       – Закон композиции. У нас тут до финала – двенадцать минут.       – А-а…       Под конец Шай тихо признался самому себе, что, пожалуй, никогда не получал такого удовольствия – но не от просмотра кино, а от реакции заинтересованного зрителя; судя по эпидемии кашля, охватившей ряды сотрудников службы охраны, не только он.       Когда по экрану поползли под заунывную музыку дрожащие багровые титры, Хель в изнеможении откинулся в кресле и зажмурился:       – Блин, в жизни такого бреда не видел… А следующий сеанс когда? Может, останемся и ещё разок посмотрим?       Соблазн согласиться был очень велик, но Шай украдкой посмотрел на время и только вздохнул:       – Я бы с радостью, но завтра утром у меня важное мероприятие, на котором лучше не зевать… Во всех смыслах. Впрочем, мы можем немного задержаться и глянуть хотя бы первые сцены, тем более я всё равно хотел у тебя кое-что узнать.       К полуночи сильно похолодало, но Хеля это, кажется, ничуть не смущало – в тонкой футболке он чувствовал себя вполне комфортно; из-за лёгкого румянца наоборот казалось, что ему жарко – или что он пропустил бокал-другой пива.       «А вот мне зябко, – пронеслось в голове. – Даже в куртке… Пожалуй, рановато сейчас для кинотеатров под открытым небом».       – Спрашивай, о чём хотел… Я сейчас такой добрый, что на всё готов, – выдохнул Хель, продолжая прикрывать глаза ладонью. – Только учти, если сболтну лишнее, меня прикончат быстрее, чем ты скажешь «бу-у».       Шай ощутил слабый укол совести, но тут же задвинул несвоевременные терзания подальше.       – Не переживай, страшные тайны выпытывать не стану. Тут, скорее, семейный вопрос… У меня мачеха пропала, ты её среди своих не видел? Не то чтобы я по ней скучал, – с нарочитой беззаботностью произнёс он и открыл на мобильном заранее подготовленную фотографию, где они с Марианной Вонг вместе выступали на открытии какой-то благотворительной ярмарки пару лет назад. – Дедову невесту же ваши недавно похитили, и я подумал, что вдруг… Вот она, моя мачеха. Хроническая – отец к ней периодически возвращался в перерывах между другими жёнами. Точнее, это она вклинивалась в промежутки.       – Зашибись у вас семейные отношения, – фыркнул Хель и убрал ладонь, чтобы рассмотреть фотографию. – Не, вроде такую бабу я не… А вообще погоди! – неожиданно оживился он и резко, рывком сел, едва не врезавшись в Шая лбом. – Я сейчас покажу, а ты глянь, она или не она… ну где же… а, во!       Ему понадобилось несколько минут, чтобы в недрах своего мобильного отыскать не слишком удачное селфи, сделанное, скорее всего, на банкете в отеле, судя по феерической башне из бокалов с шампанским. Собственно, себя на фоне башни Хель и фотографировал, а все остальные в кадр попали случайно – официанты, пышно разодетые гостьи, суровые вояки в парадных мундирах… и довольно скромная рыжая женщина в чёрном платье, шепчущая что-то статному человеку, у которого на снимок поместилась только половина головы.       Даже в таком скверном качестве, с размытым фоном не узнать мачеху было невозможно.       «Это она. Мари».       – Хм…       – Ну что, похожа или нет? – азартно спросил Хель, явно довольный тем, что сумел ответить на вопрос. – Я её пару раз видел, в том числе прям на днях, она приходила, ну… – он осёкся и затем, после паузы, продолжил уже с гораздо меньшим энтузиазмом: – К генералу Кроману. Вот он, на фотке. Я думал, это его любовница, раз шастает постоянно, да ещё типа по секрету, с тряпкой на лице, как её… с вуалью. Так она твоя мачеха?       Сердце забилось быстрее; Шай смутно чувствовал, что сорвал джекпот.       – Сложно сказать, – протянул он. – А скинь мне фотографию? Я потом получше рассмотрю, а то темно уже. Но вроде похожа. Давно ты это снял?       Хель поморщился:       – Да хер его знает. Год назад, может. Я тогда за тобой уже вовсю таскался, но мне ещё запрещали близко подходить. Папаша твой хитрющий был жив, и охранник тоже рядом всё время ошивался… А, нет, слушай, это года полтора назад было, осенью! Видишь, у меня прядь фиолетовая?       – Сам покрасил? – усмехнулся Шай, аккуратно переключая его внимание с опасной темы – генерала, мачехи и их возможной связи.       Тем более что телефон уже мигнул, сообщая, что пришло новое сообщение с фотографией.       «Вот и хорошо – будет чем заняться службе безопасности. Заодно узнаем, кто ещё составлял компанию генералу Кроману и Марианне на том банкете».       – А то! Жалко, что краска быстро смылась, – поёрзал Хель на месте. А потом вдруг глянул в упор: – Мне шло, как думаешь? Просто хочется, ну, знаешь, поярче как-то, но не помадой же мазаться, когда идёшь, э-э…       Киноэкран, погасший было, вновь засветился; под зловещую музыку из темноты уже во второй раз проступили очертания древней могилы, которую археологи только собирались вскрыть – к своему несчастью.       Мрачные стоны флейты подходили к ситуации как нельзя лучше.       – Что «э-э»? – вкрадчиво поинтересовался Шай, толкая приятеля плечом. – Ты ведь хотел сказать «свидание», да? Альма так тебя зацепила, что ты хочешь перед ней распустить хвост? О, тогда без помады точно лучше обойтись, как и без цветных прядей – она, знаешь ли, весьма консервативна в глубине души, несмотря на все эти мотоциклы и безумные гонки. И представления о мужественности у неё очень традиционные – как и у большинства женщин из маленьких горных деревень. Ты этим представлениям, кстати, вполне соответствуешь – грубишь, много треплешься о сексе и умеешь драться.       – Укушу, – мрачно пообещал Хель, скосив на него взгляд, и уставился на экран, где жадный злодей – он должен был погибнуть первым – уже сдвигал тайком от всех массивную надгробную плиту. – Вот ты так говоришь, как будто знаешь, чего у неё в голове творится, я без понятия. Зато она про меня обо всём в курсе на десять шагов вперёд. Ведьма, блин.       Неожиданно стало зябко; динамики вокруг исторгли жуткий вопль – это киношный вампир-монстр пробудился.       – Как ты назвал Альму?       – Ведьма, – упрямо повторил Хель, продолжая сверлить глазами экран. – Серебряная ведьма, блин.       «Они ведь не могли обсудить её с Моором? Ведь не могли? Тогда откуда он…»       – Почему ты её так зовёшь?       – Интуиция, – мрачно буркнул он. – Да ну, чего ты пристал? Видно же, что ведьма. Нет, я не то чтобы не рад, что она, ну, это, со мной… Просто зачем? Чисто из благодарности, что я вам помог? И ей всё равно, что я, э-э…       Окончание фразы потонуло в криках – древний вампир дорвался до первых жертв к явному удовольствию режиссёра, гримёров и, возможно, актёров, радующихся, что их участие в этом дурацком карнавале ограничилось первыми сценами.       – Ты – что? – спокойно переспросил Шай.       Хель зажмурился и выдохнул, вжимаясь в кресло:       – Чудовище.       – Из чудовищного в тебе, пожалуй, только воспитание, – раздался смешок над их головами, удачно вклиниваясь в лирическую паузу в фильме с еле слышным посвистыванием флейты. – На серьёзный порок не тянет. С возрастом это либо уходит, либо превращается в эксцентричность.       – Моор, – не смог удержаться от улыбки Шай.       – Ты, ну какого!.. – одновременно пискнул Хель испуганно. Судя по сложной физиономии, нахальство в нём явно боролось с благоразумием, подсказывающим, что не стоит провоцировать месмера ночью, когда преимущество на его стороне. И нахальство победило: – Какого хрена так подкрадываться? Ниндзя, блин, недоделанный.       – Кому-то же надо вам напомнить, что время позднее, и хорошим мальчикам пора по домам, – улыбнулся Моор, ничуть не рассердившись. Он тоже сегодня заплёл волосы в косу и перевязал чёрной лентой – страшно несовременной и до безумия ему подходящей. – Отучайся потихоньку дерзить старшим, Хель. Мне ты нравишься, Каламити тоже только посмеётся, но если ты так обратишься к Блейзу, то всё может кончиться печально.       – Это который Пламя Юга? – непосредственно отреагировал он тут же. – Пироман? А кто сильнее, этот Блейз или ты?       Судя по выражению лица Моора, он очень старался не рассмеяться.       – Я считаюсь вторым после Каламити, но не по грубой силе. Так что всё зависит от того, кто на кого первым посмотрит. Сразу скажу, что у тебя против него шансов нет – даже днём.       – Да я вообще драться не люблю, – проворчал Хель и сердито пнул впереди стоящее кресло; оно жалобно хрустнуло и сложилось, а Шай мысленно добавил к счёту ещё пару цифр. – А вам точно пора? Совсем?       Он уже не скрываясь канючил, как ребёнок – и казался страшно уязвимым в этой своей капризности, как будто заранее знал, что ему откажут.       «…потому что всегда отказывают».       – Сегодня – пора, – мягко ответил Моор и погладил его по голове, растрепав и без того неаккуратную косицу. – Можем как-нибудь втроём провести время, если хочешь. Я ведь пока не поблагодарил тебя за всё.       – Подумаешь, нахер надо, – скороговоркой ответил Хель и упрямо уставился на экран. – Валите. А я лучше фильм пересмотрю. Когда ещё такую хрень увижу.       – Не сердись, – улыбнулся Шай, поднимаясь. – Сейчас действительно уже поздно. Но мы можем встретиться на следующей неделе. Я тогда напишу.       – Вали давай, козлина.       Парк вокруг был удивительно пустынным – даже для полуночи, потому что обычно здесь хватало и зрителей, ожидающих позднего сеанса, и просто любителей прогулок в темноте. Но сегодня, вероятно, служба охраны «Кербера» сработала безупречно, отсекая не только возможных шпионов, но и случайных свидетелей. Пахло зимой Нью-Хонга – скупой, суховатой, с резкими похолоданиями после заката почти до нуля и томительным ожиданием весны, когда город окутается розово-лиловой дымкой цветов; зимой, такой непохожей на сезон дождей в Восточном Миконе или вечную духоту джунглей в Сянь Е.       «Вот бы сейчас глинтвейна… Хотя нет, не стоит, – промелькнуло в голове. – Я ведь за рулём».       До машины оставалось уже всего ничего, когда сзади раздались шаги – нарочито громкие, шаркающие, а затем Шай ощутил, как его осторожно, но твёрдо придержали за локоть.       Хель стоял в полушаге за его спиной, низко отпустив лохматую голову.       – Ты… – осипшим голосом произнёс он, словно преодолевая внутреннее сопротивление. – Ты ведь специально так устроил, чтобы нам в кинотеатре никто не мешал, да? Ну, другие зрители.       «Соврать или нет? Пожалуй, не стоит».       – Ну да. Так удобнее.       – Боишься, что я кого-то сожру? Или покалечу? – спросил вдруг Хель и обжёг его взглядом, болезненным, острым, мучительным. – Типа как тот, из склепа? Я не буду. И вообще нахер так тратиться, тоже мне, богач… Можно просто два билета взять. Обычных. И постоять в очереди со всеми, я не против, честно, и я не собираюсь устраивать мясорубку…       – Хель…       – И тащить тебя в гетто тоже не собираюсь, можно подумать, меня ждёт там кто-то, и…       – Хель.       – Не в том смысле, что я на твою сторону метнулся, просто с Альмой мы сидели в обычном кафе, и ничего, хотя бургеры там были полный отврат, и… Ауч!       – К тебе вообще-то обращаются, – со смешком заметил Моор и, дёрнув ещё разок его за ухо, отпустил. – Кажется, ты не услышал кое-что важное, а мой стеклянный принц из-за врождённой деликатности никак не может до тебя докричаться, так что, пожалуй, повторю. Ты не чудовище, Хель.       – И сейчас уже действительно слишком поздно, – зевнул Шай и, уже не скрывая усталости, привалился к плечу любовника. – Спасибо за вечер. Мне правда было весело… И зрителей из кинотеатра я удалил не из-за тебя, а ради тебя. Не думаю, что пронырам из «Эрго» и тому злющему генералу надо знать, что мы стали чаще встречаться. Не сердись и не выдумывай лишнего.       Хель наконец отпустил его локоть и отвернулся, насупившись.       – А я не сержусь и, это, не выдумываю. И правда уже что ли вали, если спать хочешь.       Он так и остался неподвижно стоять на краю парковки – нахохлившийся, как промокшая птица, и такой же несчастный.       – Испортили ребёнка, – вздохнул Моор, занимая место рядом с водительским. – Избаловали, а потом забросили… Ты узнал, что хотел?       – Ага, – рассеянно кивнул Шай, трогаясь с места. – И даже более чем. Он передал мне фотографию – доказательство того, что Марианна Вонг имела связь с генералом Кроманом и, возможно, с «Эрго» ещё полтора года назад, когда отец был жив. Скину нашим умникам из службы безопасности, они вытянут из снимка максимум информации… Слушай, а Хеля можно как-то вытащить из лап военных? Всё равно у меня под «Кербером» уже целый вампирский детский сад, одним больше, одним меньше…       – Нельзя, – спокойно ответил Моор, провожая взглядом быстро мелькающие фонари на обочинах. – Потому что пока его удерживает страх, и нет пут надёжнее. А когда страха не станет, Хелю не понадобится твоя защита.       – Почему?       – Потому что я солгал. Он чудовище – или, по крайней мере, имеет хорошие задатки, чтобы им стать.       Это прозвучало так лично, что Шай с трудом удержался от вопроса: «Уверен, что говоришь сейчас не о себе?»       Как правило, люди, когда делали комплименты или, наоборот, оскорбляли собеседника, произносили то, что хотели бы сами услышать – или боялись… И вампиры вряд ли настолько сильно отличались в этом плане.       «Значит, Моор считает себя чудовищем? – Шай невольно скосил взгляд, рассматривая безупречный профиль любовника на фоне окна, подсвеченного уличными фонарями. – Интересно… Впрочем, он и в самую первую встречу намекал на что-то подобное. Вот идиот».       От этой мысли веяло нежностью – и одновременно тревогой.       Как будто бы он что-то упускал из виду; как будто бы за поворотом поджидала опасность…       Тем не менее, до Стеклянной башни им удалось добраться без приключений. Да и в ближайшие полторы недели ничего особенного или запоминающегося не произошло. Состояние Лолы Юэ оставалось стабильным; от доктора Тха и её коллеги Лотты раз в несколько дней поступали дополнения к докладу, хотя механизм трансформации из человека в вампира по-прежнему оставался тайной за семью печатями. Служба безопасности во главе с госпожой Эрнандес продолжала рыть землю в поисках улик, параллельно изучая переданную Хелем фотографию и списки зрителей на злополучном матче… Свежая информация поступала, но её можно было одним словом – рутина; так же рутинно продвигались и дела «Кербера»: новые проекты, старые проекты, совещания, переговоры, интервью…       Всё изменилось в четверг днём, когда Шай возвращался после встречи с профессором Чанем в институте, планируя заскочить по пути в кофейню и пообедать вместе с Мией. Было пасмурно; машины лениво обменивались взвизгами клаксона в рыхлой пробке перед светофором; в салоне довольно сильно пахло морской свежестью – новым одеколоном Гертруды Шребер, которая сегодня не только отвечала за охрану, но и любезно согласилась сесть за руль… Как раз когда глаза у Шая начали слипаться, внезапно ожил мобильный.       Звонила госпожа Эрнандес – лично, хотя именно сегодня она взяла выходной, чтобы навестить родителей.       «Похоже, поездку пришлось отложить».       – Слушаю.       – Мы обнаружили троих из списка, – сразу начала она с главного, не утруждая себя даже формальными приветствиями. О каком именно списке идёт речь, она также не уточнила – но это и не требовалось. – Все трое, похоже, уже некоторое время находились в Нью-Хонге, точный срок устанавливается. Двое выглядят значительно моложе своих лет. Всех троих удалось засечь около больницы, предположительно принадлежащей «Эрго». Выйти на них получилось после того, как одна из персон, представляющих интерес, попала на камеры в скандальном ночном клубе после драки; были пострадавшие. За больницей установили наблюдение; в результате появилась информация о мероприятии, которое планирует посетить одна из упомянутых персон, – госпожа Эрнандес сделала паузу, а затем закончила: – Более подробный доклад по данному вопросу хотела бы представить вам лично, сегодня, во второй половине дня.       Шай подавил дрожь, чувствуя, как из глубины его существа поднимается азарт.       «Наконец-то».       – Хорошо, Альма Сильвер внесёт в моё расписание коррективы и назначит встречу на любое удобное вам время после семи вечера, – ответил он, мысленно извиняясь перед сестрой за то, что обед в кофейне получится скомканным и коротким. – И да, мне нужно подробное досье на этих людей. Успеете к докладу?       – Оно уже готово, – сообщила госпожа Эрнандес нейтральным тоном, в котором сквозила тщательно запрятанная гордость. – Также и рекомендации по дальнейшим действиям, но необходимо ваше согласие, господин Таллер-Ки.       Звучало это интригующе, однако больше обсуждать по телефону Шай не рискнул – поблагодарил собеседницу и отключился.       – Госпожа Шребер?       – Слушаю вас.       – Езжайте побыстрее.       Если телохранительница и удивилась, то не подала виду; автомобиль взревел двигателем, и, вырулив на крайнюю полосу, прибавил скорости.       «Что-то начинается, – стучало у Шая в висках. – Что-то. Что-то…»       Мия сразу заметила, что он на взводе, и это её изрядно развеселило.       – Ты сейчас на кота похож, – заявила она, откинувшись в кресле-мешке. Волосы у неё за несколько месяцев отросли, так что недавно ей пришлось их снова отрезать, чтоб не мешались во время работы. На сей раз стрижка выглядела почти пристойно – обыкновенный «боб», выкрашенный, правда, в неоново-голубой цвет. – Движения, взгляд… Только хвоста не хватает, чтобы из стороны в сторону ходил.       Ему стало смешно.       – У нас же никогда не было кошек.       – Были-были, это тебя тогда не было… Ну и вообще, у меня уже давно есть вампир, а это примерно то же самое, за исключением всё того же хвоста, – сощурилась она и машинально провела по губам кончиком стилуса-пера, смазывая ультрамариновую помаду. – Ты есть собираешься? Или у тебя потом по плану очень скучный и очень важный деловой обед?       – Вообще-то перед деловым обедом наоборот лучше перекусить, чтобы уделять потом больше времени беседе и меньше – стейкам…       – Так, поняла, значит, тебе – стейк.       – Эй, погоди…       – Что, два стейка? М-м, официант!       Она рассмеялась, прикрывая рот картонкой-меню, как веером; Шай против воли тоже улыбнулся.       «Ей к лицу белое».       – О чём думаешь?       Шай на мгновение растерялся, когда лицо довольной сестры оказалось гораздо ближе, чем он думал – она придвинулась совершенно беззвучно, словно призрак. Растерялся – но тут же взял себя в руки.       – О том, что тебе идёт это платье.       – Это футболка! – возмутилась Мия, любовно разгладив короткий подол, из-под которого виднелись облегающие чёрные бриджи. – Альма подарила, между прочим. Правда, она думала, что я её буду носить как ночную сорочку, но я решила, что с высокими грубыми сапогами тоже будет смотреться ничего так… Ты знал, кстати, что Альма спит в мужских футболках? Раньше она даже представляла, что типа парень у неё забыл свои вещи.       – Сделаю вид, что ничего не слышал, – дипломатично заметил Шай, также откидываясь поудобнее, пока официант ставил на стол аперитив – херес для Мии и апельсиновый сок для него. Кресло-мешок вопреки расхлябанному виду оказалось весьма комфортным, даже уютным. Как и кофейня в целом – приглушённый свет, негромкая старая музыка, минимум посетителей… К тому же госпожа Шредер приглядывала за кухней, так что можно было не опасаться, что их отравят. – Мне же с ней потом работать… А вы часто встречаетесь, я смотрю.       Мия пригубила из своего бокала, чуть скривилась и отставила в сторону.       – Да уж, часто. У нас теперь, благодаря тебе, стало ещё больше общего. Я имею в виду этого её бешеного блондина.       – Хеля? Брось, он же милашка.       – Это для нас с тобой, – вздохнула она. – В нашей семье все ненормальные. А Альма – из хорошей семьи, традиционной. Бабка – ведьма, мать – проводница через горы, отец пропал без вести, братья и дядья – сплошь суровые мужики, обвешанные оружием… Ты в курсе, что она с Хелем ещё не переспала даже?       – Эй, послушай…       – Да я серьёзно. Она боится, что он разочаруется, что она ещё девственница, а он боится… не знаю, чего, наверное, облажаться. Вот и ходят друг вокруг друга на цыпочках, – буркнула Мия, сердито скрещивая руки под грудью. – В полнолуние она его почти всю ночь катала по улицам на мотоцикле. Потом он проводил её до дома, как истинный джентльмен, цапнул напоследок, и они разошлись.       – Почему ты мне об этом рассказываешь? – в упор спросил Шай, не растрачивая время на глупые реверансы вроде «неудобно» или «неэтично».       Сестра никогда не увлекалась ведь сплетнями, и если уж заговорила на такую деликатную тему – значит, считала, что есть проблема, которую иначе не решить.       Пауза немного затянулась. Официант успел принести стейки – судя по аромату, вполне достойные – осведомиться, не требуется ли чего-то ещё, и уйти; за окном прогрохотала ботинками по брусчатке шумная компания студентов, немного похожих на тех, что посещали лекции профессора Чаня в Западном искусствоведческом университете; пронеслась по улице за углом машина с сиреной – то ли «скорая», то ли полицейский наряд…       – Потому что ты можешь понять, – наконец ответила Мия очень грустно и очень серьёзно. – Быть с вампиром – сложно. За этим всегда стоит какая-то чёртова драма… Что у меня, что у тебя. Или вот я знаю одного парня, неплохого книжного иллюстратора, так он вообще чуть не рехнулся, пока разобрался в своих отношениях с одним нервным ублюдком из гетто. Красавчиком, кстати, мне б его на референсы… Каламити даже подрывался пару раз выручать их из неприятностей, а его вообще сложно чем-то пронять, сам знаешь.       – Ого.       – Вот да. А Альма… Она хорошая. И я не хочу, чтобы у неё были какие-то драмы в жизни, ну правда. С другой стороны, если уж она говорит, что этот грёбаный садист Хель – её судьба, значит, так и есть, – Мия прикрыла глаза. – Просто… Ты присмотри за ними, ладно?       Стейк действительно получился великолепный – нежный, с насыщенным розоватым соком, слегка оттенённый розмарином. После утреннего сэндвича всухомятку, перехваченного по дороге в университет, он казался пищей богов.       «Я и в своей жизни не могу навести порядок, а уж в чужой… Давно обещал вытащить Моора поужинать в приличном месте, и что? Второй месяц некогда».       – Попробую, – ответил Шай после запинки, опустив взгляд в тарелку. – Знаешь, я сам недавно думал о том, чтобы забрать Хеля из «Эрго». Ему там плохо.       – Скучно? – по-своему интерпретировала Мия это «плохо». – Ну, давай в следующий раз все вместе затусим. Я его с Каламити подружу. Можно даже сюрприз устроить!       Шай представил последствия такого сюрприза – в том числе для городского имущества – и нервно хохотнул:       – Думаю, пока рановато.       Сестра возражать не стала, но явно слегка расстроилась.       – Да я понимаю, что сейчас не до того. Каламити – та ещё катастрофа, к нему нужно привыкать постепенно… Но он сам, кстати, говорил, что хочет взглянуть на пацана поближе.       – И?       – И я сказала, что Хель – твой приятель.       – И?       – Каламити пообещал, что обижать его не будет, – улыбнулась Мия. – А сам-то ты? Не навредишь ему своими далеко идущими планами?       Угрызения совести, которые утихли было, снова зашевелились.       «А ведь я действительно могу его подставить».       – Мне нужен свой человек в «Эрго». И около Кромана, – нехотя признал Шай, избегая смотреть на сестру. – Желательно такой, которого не спишут в расход при малейших подозрениях, что он со мной в сговоре. Поэтому я не хочу, чтобы Хель сейчас рвал со своими покровителями… Честно говоря, я до сих пор не вполне представляю, с кем нас угораздило связаться. «Эрго», «Зелёное солнце», военные – за всем этим стоит что-то большое, что-то опасное. Но я пока не знаю, что это, а значит, не понимаю, что можно противопоставить.       Сестра ответила не сразу. Со странно отстранённым видом она медленно промокнула губы салфеткой, а затем таким же сомнамбулическим движением стёрла ею часть соуса с тарелки. Остались разводы – красновато-коричневые, грязноватые.       – Ты ведь в курсе, что я уже лет сто рисую комиксы на планшете, да? – рассеянно произнесла она, и пальцы у неё сжались, словно перехватывая поудобнее невидимый стилус. – Там можно просто взять и отменить часть рисунка, если получилось неудачно. Ластиком с бумаги так стереть не получится, чтоб совсем бесследно… Так вот, мне иногда хочется точно так же отменить кусок мира, который всё портит. Я как-то Каламити про это рассказала, а он только поржал. Говорит, что у меня уже неплохо получается, надо только потренироваться… что я уже достаточно кошмарная. А ты что думаешь?       …она не говорила ничего особенного или жуткого. Метафора, обычная для художника – просто метафора, но у Шая внутренности вдруг точно в ледяной комок смёрзлись, а дыхание перехватило.       – Я… – он сделал над собой усилие, чтобы речь звучала непринуждённо. – Я думаю, что ты лучшая старшая сестра в мире. Но тебе не надо защищать меня от всего. Я уже вырос, Мия. И я вполне могу справляться с проблемами самостоятельно… Просто у меня свои методы. Не такие радикальные. Зачем бесследно стирать, если можно использовать? Даже мусор перерабатывают и используют повторно.       Напряжение, появившееся вдруг между ними, так же неожиданно исчезло. Потусторонний холодок исчез, только свет в зале мигнул напоследок. А Мия наконец фыркнула:       – Это надо посмотреть, кто из нас кошмарный, Каламити явно что-то напутал… Береги себя всё-таки.       – Буду, – пообещал Шай.       Вскоре умные часы мягко напомнили, что до назначенной встречи с госпожой Эрнандес осталось сорок минут. Пришлось прощаться, чтобы не опоздать. Мия любезно пообещала оплатить счёт, тем более что она собиралась посидеть в кафе ещё немного… Уже когда Шай был в автомобиле на полпути к «Керберу», пришло сообщение от неё:       «Насчёт использования. Бывает неперерабатываемый мусор, ты в курсе? Или токсичный. Его только уничтожать можно… или хоронить глубоко-глубоко».       Под ложечкой неприятно засосало; Шай крепко зажмурился на секунду, отгоняя неприятные, толком неоформленные мысли. Раздумывать на философские темы пока было некогда; ему предстояло много работы.       …Если кто-то в «Кербере» и трудился с той же интенсивностью, что секретариат во главе с Альмой, то это была служба безопасности. Раньше основную массу срочных и сложных вопросов брал на себя Уилл Мэдшот; после его ухода – точнее, предательства – на преемницу, отважно занявшую опустевшее место, свалились не только рутинные обязанности, но и необходимость провести срочную проверку всех систем. Отсеять людей, верных не корпорации, а только предыдущему руководителю; позаботиться о том, чтобы перенастроить защитные контуры; вычислить и устранить уязвимости; перекроить распорядок таким образом, чтобы не наплодить новых ошибок…       К чести Ренаты Эрнандес, она справилась.       У Мэдшота было два заместителя – Рената в первую же неделю утвердила шестерых и перераспределила обязанности.       Мэдшот лично занимался охраной Шая и отвозил его – она выделила несколько проверенных телохранителей, которые работали посменно, удваивая внимательность, когда Моор отлучался в город.       Мэдшот больше полагался на личные связи – Рената максимально обезличила и анонимизировала структуру.        Меньше совещаний; больше технологий; тесное сотрудничество с научными отделами; а с недавних пор – и налаженный обмен информацией с Логгом Таллером, с партнёрами из Сянь Е, Восточного Микона и Лаолиня.       О личных связях Рената Эрнандес, впрочем, тоже не забывала.       – Вы помните Акселя Моруа? – с ходу спросила она вместо приветствия.       Встреча проходила основном рабочем кабинете Шая – просто потому, что это было одно из самых защищённых мест на верхних этажах «Кербера»… А ещё потому что в приёмной стояла лучшая в компании кофемашина, к которой госпожа Эрнандес питала некоторую слабость.       – Разумеется, – кивнул Шай. Перед глазами у него сразу возник образ – потрёпанный жизнью мужчина лет сорока пяти, с мощными плечами и бицепсами, которым явно тесновато в мышино-сером пиджаке. – Старший детектив из восточного округа, ваш давний друг. Это он первым обратил внимание на убийства Инферно-Пять в районах, примыкающих к гетто, если не ошибаюсь.       – Вы не ошибаетесь, – кивнула она и деликатно отпила кофе из стаканчика. Зрачки у неё на мгновение расширились от удовольствия. – Аксель и сейчас оказался первым, кто отыскал одну из персон из интересующего вас списка… Когда я только начинала работать в полиции, наш с Акселем общий начальник – тогда старшим детективом был именно он – говорил, что для следователя удача – такой же важный навык, как все остальные. Тогда мне это казалось забавным; но сейчас я прихожу к тому же мнению. Уже второй раз Аксель опережает нас. Дело, разумеется, не только в удаче, но и в его фотографической памяти… Если вкратце, то это именно он обратил внимание на массовую драку в ночном клубе «Экстаз». Знаете о таком месте?       Шай не сразу ответил, прокручивая название в памяти; оно отзывалось неясным эхом, словно ему и впрямь уже приходилось слышать о клубе.       «"Экстаз", значит… Может, отец там бывал? Нет, он предпочитал роскошные заведения, которые у всех на слуху… А! Ну, конечно, дядя Тау».       – Это случайно не тот, с подпольным казино? И ставками на бои без правил?       Рената ничуть не удивилась ответу, но улыбнулась с очевидным удовлетворением:       – У вас также прекрасная память, господин Таллер-Ки. Да, действительно, «Экстаз» пользуется известностью среди тех людей, которые мечтают в одночасье разбогатеть – и среди тех, кто любит насилие. Полиция несколько раз пыталась закрыть заведение из-за смертельных случаев на арене, однако не было доказано, что администрация имеет отношение к организации поединков. Каждый визит следователей, тем не менее, оборачивался скандалом.       – Словом, владельцы клуба – ребята не из тех, что станут обращаться в полицию по пустякам? – понимающе кивнул Шай.       – Именно, – подтвердила Рената Эрнандес. – «Экстаз» располагается в восточном округе, поэтому на вызов с сообщением о массовой драке поехал один из сослуживцев Акселя. Он-то и рассказал о том, как женщина средних лет жестоко избила двух завсегдатаев и нескольких охранников, которые пытались разнять дерущихся. По немногочисленным свидетельствам очевидцев, женщина не была похожа на вампиршу, более того, ранее её видели у клуба и при свете солнца, однако она проявила в драке, цитирую, «нечеловеческую жестокость и силу». Аксель заинтересовался этим случаем и по горячим следам сделал себе копию материалов, как он сам любит говорить, «про запас».       – Какая хорошая привычка.       Госпожа Эрнандес снова улыбнулась:       – Особенно для детектива. Вскоре, разумеется, дело о драке было закрыто, свидетели дружно отказались от первичных показаний, а пострадавшие подозрительно замолчали; некоторые из них даже покинули город. Осталось только несколько репортажей в вечерних новостях… и материалы из личного архива Акселя. Вот, взгляните, – и она подвинула к Шаю увесистую кожаную папку.       Внутри оказалось полтора десятка фотографий – судя по никудышному качеству, стоп-кадров со скрытых камер наблюдения в клубе – и несколько весьма подробных протоколов со свидетельскими показаниями. В одном отдельном пластиковом конверте обнаружилась салфетка с подозрительными коричневыми пятнами; в другом – два крупных осколка от коктейльного бокала. А в кармашке папки лежал свёрнутый пополам десятистраничный документ, набранный убористым шрифтом – биография зачинщицы драки.       «Значит, Дана Ли».       По информации, которую успел собрать детектив Аксель, ей было уже около пятидесяти; официально она занималась поставками экзотических фруктов из Восточного Микона, но имела крепкие связи в области нелегальной торговли оружием. Госпожа Ли происходила из небогатой семьи, школу бросила, не окончив, и некоторое время работала хостес, пока не сошлась с правой рукой босса мелкой мафиозной группировки, а потом и с самим боссом. В отличие от многих любовниц, лишь наслаждавшихся новообретённым богатством и привилегиями, она активно участвовала в делах, а затем, после смерти босса, якобы «отошла» от незаконного бизнеса и занялась импортом фруктов.       Впрочем, не только ими, если судить по её доходам.       В последние три-четыре года здоровье подводило госпожу Ли: она перенесла две операции, а затем ещё прошла химиотерапию. Оставалось загадкой, как её занесло на злополучный футбольный матч. После него она, подобно многим пострадавшим из «теневых» структур, исчезла с радаров.       И – появилась снова, здоровая и полная сил, уже в клубе «Экстаз», где устроила безобразную драку.       «Выглядит гораздо моложе пятидесяти, – подумал Шай, разглядывая перекошенное от ярости лицо на мутных фотографиях. – Может, конечно, качество съёмки хромает… На снимке в досье она смотрится гораздо старше».       – Впечатляет, – вынес он вердикт, возвращая папку.       – Я сказала то же самое, – кивнула Рената Эрнандес. – Когда я обратилась к Акселю за помощью – на всякий случай, ибо информация от полиции никогда не повредит – то не слишком рассчитывала на результат. А Аксель ухмыльнулся, сказал, что с меня пиво, и тем же вечером притащил это, – она указала на документы. – Разумеется, с такой зацепкой через несколько дней мы вышли и на других людей, упомянутых в списках пострадавших на матче, и на больницу, принадлежащую «Эрго». Что думаете, господи Таллер-Ки?       – Что ваш друг вполне заслужил целый ящик пива, – смертельно серьёзно ответил Шай; госпожа Эрнандес тихо рассмеялась. – Я не шучу. Угостите его за счёт «Кербера»; будем считать, что это представительские расходы… С Даной Ли всё ясно, а что с остальными двумя?       – Заместитель босса в коллекторском агентстве и глава частного охранного предприятия. Мафия и наёмники. Досье на них я вам переслала, – уточнила она. – Мы наблюдали за ними некоторое время, и сегодня получили наконец весьма любопытную информацию. Дана Ли и другой человек из списка планируют посетить одно весьма занимательное мероприятие в Сянь Е. Вскоре там начинает работу отель в пятьдесят этажей, с роскошным спа-комплексом для ценителей комфорта и карт-треком для любителей экстрима. Презентацию будут широко освещать в прессе, приглашено множество гостей, однако планируется ещё одна вечеринка, менее официальная, в честь этого события, уже в поместье главного инвестора, некоего Яна Мэнло. Вы, разумеется, слышали о нём.       «Ян Мэнло, значит… Работорговля, наркотрафик и контрабанда предметов роскоши. Дед Логг в своё время жёстко выдавил его из Нью-Хонга… Или его отца? Наверное, отца».       – Конечно, знаю, – вслух ответил Шай, откидываясь на спинку кресла и прикрывая глаза. – Троюродный брат господина префекта. Сильная политическая фигура в Сянь Е. Его младший сын, известный меценат, претендует на роль следующего префекта, хотя смена власти, разумеется, произойдёт не в ближайшие годы… Вы ведь что-то ещё узнали об этой вечеринке, так, госпожа Эрнандес? Иначе бы не настаивали на личном разговоре со мной сегодня.       Она поколебалась, прежде чем ответить; помолчала, сделала глоток изрядно остывшего кофе…       – По неподтверждённой информации к Яну Мэнло приглашён генерал Кроман – в составе небольшой группы высоких военных чинов, разумеется. И несколько людей из «Эрго». Было бы очень удобно, господин Таллер-Ки, если бы вас также позвали на эту вечеринку. Ведь никого бы не удивило, если бы вы привезли с собой, скажем, десяток человек из личной службы безопасности.       Намёк был более чем прозрачный.       «Так она хочет под благовидным предлогом установить слежку».       Сердцебиение участилось; Шай почти физически ощущал всплеск адреналина.       – Что ж, – собственный голос звучал неузнаваемо. – Хорошая мысль. Думаю, это несложно будет устроить. Я всё равно собирался встретиться с господином префектом, так почему бы и не на празднике у его уважаемого троюродного брата? Весьма удобно. Когда состоится вечеринка?       Рената Эрнандес опустила взгляд.       «Что, здесь проблема? Неужели…»       – Примерно через две недели.       «Значит, полнолуние, – пронеслось у Шая в голове. – Моор меня прибьёт… Может, вместе поехать? Совместить приятное с полезным?»       Мысль была дикой, дурацкой – и очень ему понравилось.       – Прекрасно, – улыбнулся он. – Действительно, очень интересное предложение, госпожа Эрнандес. Вы хорошо поработали; я высоко ценю ваши усилия.       Некоторое время ушло на то, чтобы обговорить подробности – в основном, биографии тех, за кем была установлена слежка, а также дальнейшее сотрудничество с детективом Акселем Моруа. В другое время его бы пригласили на работу в «Кербер», но сейчас даже Рената Эрнандес согласилась, что её друг принесёт больше пользы там, где он трудится сейчас – в полиции. Напоследок обсудили возможные источники информации о генерале Кромане, но в итоге снова упёрлись в тупик: этот человек появился из ниоткуда чуть больше двадцати лет назад и быстро подмял под себя значительную часть военных. Поначалу ему покровительствовал полковник Хан – человек с кристально чистой личной историей, выходец из приюта сирот – жертв Миконского конфликта, прекрасный семьянин, в отставке увлёкшийся игрой на флейте. Во время гражданских волнений в Лаолине, которые едва не переросли в бунт, Арчибальд Кроман проявил себя наилучшим образом и начал быстро – пожалуй, даже слишком – продвигаться по службе.       Полковник Хан умер восемь лет назад; люди, с которыми начинал работу Кроман – и того раньше, причём все смерти были естественными, ни одна не вызвала ни малейших подозрений.       Имя генерала не мелькало в прессе, не было замазано в коррупционных скандалах или пикантных историях, если не считать таковыми похождения его внука в последние три года.       Информаторы из военного крыла, даже на высоком уровне, только разводили руками.       В архивах тоже оказалось пусто.       – Он как будто с луны свалился, – вздохнул Шай, мельком взглянув на часы: время уже поджимало. – Или вылез из склепа после двухсотлетней спячки.       – Я бы не удивилась, – задумчиво ответила госпожа Эрнандес. И неопределённо качнула головой: – В нём даже агента иностранной разведки не заподозрить, потому что у агентов как раз безупречно выверенные биографии, очень понятные и простые, разбавленные несколькими постыдными эпизодами для большего правдоподобия. А тут… есть в нём нечто мистическое, если позволите.       У Шая чуть не вырвался смешок.       «Позволить, о, да. А как бы я мог запретить, если во главе секретариата у меня, по мнению экспертов, стоит ведьма, моя собственная сестра – тоже ведьма, и вдобавок весь род Таллер-Ки связан с проклятием от самой Смерти… Это если вынести за скобки Моора с его тайнами и Каламити, который сам по себе – ходячая мистика».       – Пожалуй, соглашусь, – вслух ответил он совершенно серьёзно. – Однако я верю в вас и вашу способность собирать информацию, так что с секретами генерала мы как-нибудь разберёмся. Ещё раз благодарю вас за доклад; можете пока идти. Как только я заполучу приглашение на вечеринку к Яну Мэнло, то немедленно сообщу вам, чтобы можно было составить план дальнейших действий.       – Благодарю, господин Таллер-Ки.       Рената Эрнандес кивнула и собралась уже выходить, когда внезапно затормозила и сурово сдвинула брови, точно вспомнив что-то тревожное. Её и без того чёрные глаза потемнели ещё больше. Шай, поколебавшись секунду, уступил любопытству:       – Вы хотели что-то добавить?       – Да, – ответила она рассеянно и тут же поправилась: – Нет, прошу прощения, это личное. То есть…       Тут ему стало интересно по-настоящему.       – Пожалуйста, говорите.       – Не совсем личное, – признала Рената Эрнандес. – Но меня кое-что беспокоит. Ваш партнёр, господин Хэмлок, попросил неделю назад «подучить» его, как он выразился. Памятуя о вашем указании оказывать ему содействие, я лично – по его просьбе, повторю – рассказала ему об особенностях работы телохранителя и о том, на что стоит обращать внимание, когда он вас сопровождает на разного рода мероприятиях, включая официальные. Также он попросил устроить спарринги с нашими лучшими бойцами; я направила четверых, что указала в отчёте за неделю. Три дня назад по вашему указанию я подобрала площадку, где он мог бы, цитирую, «без риска нанести ущерб городскому имуществу или быть застигнутым папарацци» потренироваться с другим вампиром… Есть какая-то особая причина? Появились новые угрозы, возможно, которые мы – ваша служба безопасности – могли бы проработать заблаговременно?       «То есть она спрашивает, не собираюсь ли я ввязаться ещё одну чудовищную глупость, как перед полнолунием, и вдвоём с Моором зачистить очередную тайную лабораторию "Эрго" или военных».       Шаю стало немного стыдно.       – Ничего, о чём следовало бы беспокоиться, госпожа Эрнандес, – ответил он с непринуждённой улыбкой. И добавил заговорщическим тоном, мысленно извиняясь перед Моором: – Единственная причина – кое-чьё уязвлённое самолюбие.       Она нахмурилась:       – То есть?       – Моор думает, что он был недостаточно хорош для гордого звания Опустошения Севера, когда мы попали в засаду на заброшенном складе. Там, где держали любовницу Логга, помните? И что Инферно-Пять можно было обезвредить гораздо быстрее, если бы Моор не расслабился за последние годы, – сказал Шай чистую правду, лишь совсем немного сместив акценты и умолчав об участии Хеля. – Так что не переживайте, никаких масштабных сражений в ближайшем будущем не предвидится… Я надеюсь. Кстати, угадайте, какой следующий пункт в моём расписании, госпожа Эрнандес.       Зрачки у неё расширились:       – Вы… собираетесь на полигон? – не поверила она. – Туда, где проходит тренировка господина Хэмлока?       «Это разве не опасно?» – фраза так и не прозвучала, но повисла в воздухе немым упрёком.       – В точку, – подтвердил Шай, поднимаясь из-за стола – напоминание на часах выскочило уже во второй раз, поторапливая его. – И я уже опаздываю, кстати, так что по крайней мере до лифтов мы пойдём с вами вместе… Вы ведь не против?       Ренату Эрнандес так выбило из колеи последним откровением, что она даже ответила не сразу; откликнулась уже на полпути, в приёмной, прибавив шагу и поравнявшись с шефом:       – Разумеется, я не против… И, к слову, господин Хэмлок так и не сказал, кто станет его партнёром по спаррингу.       – Каламити, разумеется, – признался Шай, не подумав.       И попал.       …только через полчаса он наконец спустился на подземную стоянку за машиной, чудом сумев отказаться от навязанных ему телохранителей и водителей. В итоге сработал простой аргумент: вряд ли даже вся служба безопасности целиком смогла бы противопоставить что-то Каламити, если бы он в запале атаковал его. Оставался вопрос с папарацци и с возможными покушениями по дороге до полигона, но и тут Шай твёрдо настоял на своём и сел за руль самостоятельно.       Честно говоря, у него были большие планы на вечер – и присутствие посторонних людей, даже из числа подчинённых Ренаты Эрнандес, в них не входило.       Ехать до полигона оказалось недалеко, всего полчаса – сперва по центральным улицам, где основные пробки к этому времени уже схлынули, а затем по скоростной трассе, уходящей за пределы города. Район там был неприятный – завод, закрытый лет пятнадцать тому назад из-за токсичных выбросов; выработанные карьеры, где раньше добывали известняк; пустыри, мимо которых проходили железнодорожные пути; наконец, чудом сохранившийся фрагмент леса, значительной частью которого владел «Кербер». Адам Таллер-Ки собирался выкупить завод и карьеры, а затем на их месте построить крупный промышленный комплекс, но, к сожалению, не успел. Больше никто пока на загрязнённые территории не претендовал, случайные люди туда попадали редко – а значит, заброшенные жилые кварталы и пустыри перед лесом, обнесённые забором с колючей проволокой, прекрасно подходили для спарринга двух существ, чересчур могущественных для обычных тренировочных площадок.       Уилл Мэдшот в своё время использовал эти места для учений повышенной сложности в условиях, приближенных к реальным; Шай предполагал, что после нескольких схваток между Моором и Каламити условия – из-за изменения рельефа – опасно приблизятся к нереальным.       «Ну, или мы сэкономим на сносе старых зданий».       Съезд с трассы располагался аккурат между заводом и карьерами. Затем дорога огибала и то, и другое, изворачиваясь, как змея, и устремлялась к окраине леса. Там колдобины исчезали, асфальт становился уже вполне приличным и появлялось освещение – на комфорте «Кербер» не экономил. Сверившись с навигатором, Шай въехал на холм, с которого более-менее просматривалась округа – и который Моор пообещал обходить во время спарринга.       Грохот начал доноситься ещё издали – глухие мощные удары, немного похожие на звук от попадания снаряда; вблизи стали видны ещё и зелёные вспышки, напоминающие молнии, которые появлялись то там, то здесь.       – Кажется, тренировка в разгаре, – пробормотал Шай, сбавляя скорость. Несмотря на всю браваду перед госпожой Эрнандес, сейчас ему стало не по себе. – Что ж, надеюсь, меня по ошибке не пришибут… и не превратят в идиота случайной месмеритической атакой.       Он не слишком надеялся увидеть что-нибудь занимательное – всё же скорость передвижения вампиров превосходила возможности человеческого восприятия, и вдобавок уже давно стемнело. Однако всё равно аккуратно припарковал машину, достал термос с кофе, сэндвичи, раскладной шезлонг – и устроился у обрыва с роскошным видом на развалины. Фонарей-прожекторов едва хватало на то, чтобы подсветить полуразрушенный жилой дом в восемь этажей, несколько строений, напоминающих бараки, чуть поодаль и самый край пустыря. Всё остальное тонуло во мраке. Небо на западе, где ещё догорали закатные отблески, затянуло плотными грозовыми тучами – словно угли тлели под толстым слоем пепла, и это добавляло зловещих нот в общую апокалиптическую симфонию.       Глухой удар раздался у самого основания холма, и Шай вздрогнул; на пальцы пролилось немного кофе, к счастью, уже не такого горячего, как в начале.       Часть этажей обвалилась – по прикидкам, значительный кусок с четвёртого по второй, и теперь полуразрушенное здание стало напоминать яблоко, которое кто-то надкусил и бросил под ноги.       «Может, стоило дождаться Моора в Стеклянной башне? – промелькнуло в голове. Тут же внизу, у груды камней, промелькнула ярко-зелёная вспышка. – Хотя нет. Когда бы я смог ещё посмотреть на эпичную битву двух монстров с относительно безопасного расстояния? Не то чтобы мне было много видно…»       Когда сэндвич с тунцом подошёл к концу, а термос наполовину опустел, темп битвы – большей частью незримой – ощутимо замедлился. Вспышки появлялись реже; грохот также раздавался теперь не так часто, как раньше. В какой-то момент удалось даже рассмотреть фигуру, затянутую в чёрное, которая замерла на крыше жилого дома, как флюгер – судя по светлым волосам, собранным в хвост, это был Моор. Но почти сразу же раздался мощный удар, и часть строения обрушилась.       И всё затихло.       Со стороны леса дул ветер, напитанный грозовой влагой; в тучах далеко-далеко поблёскивали молнии, соперничая с почти уже угасшим закатом. На востоке небо выглядело абсолютно чёрным, точно выкрашенным матовой краской; от трассы глухо доносился гул – возможно, стритрейсеры решили погонять на пустынном участке дороги.       Пауза в спарринге длилась и длилась; чем больше затягивалось затишье, тем тревожнее было.       «Они ведь там друг друга не поубивали, нет?»       Чтобы подавить волнение, Шай начал нарочито медленно доливать кофе в стакан, хотя пить уже не хотел… и чуть не выронил его, когда услышал прямо за спиной негромкое:       – А меня угостишь, принц?       – Моор, – вырвался у него нервный смешок. Оборачиваться отчего-то не хотелось, точно страшно было увидеть за плечом не любовника, а монстра из легенд. – Ты меня напугал… Бери, конечно. Хотя погоди, у меня был другой стакан, чистый, и…       – Не этим.       Вот теперь Шая настолько пробрало дрожью, что стакан пришлось поставить прямо на землю.       – А, ты в этом смысле… – Отчего-то резко стало зябко, хотя свитер он надел с высоким горлом, а пальто было застёгнуто на все пуговицы. – Может, до дома потерпишь? Подозреваю, что за пару сотен лет ты наслушался уже шуток про немытую шею, но всё-таки нам обоим будет приятнее, если…       – Шай.       – Да?       Он наконец обернулся – и чуть не уткнулся носом Моору в плечо, обтянутое тёмно-серой тканью. Рукав водолазки с правой стороны разошёлся почти до запястья; от джинсов ниже колена тоже остались одни обрывки, но смешным это отчего-то не выглядело, как не хотелось потешаться и над узкими белыми ступнями, перемазанными в земле. Лицо у Моора выглядело сероватым, точно покрытым пылью, а в волосах, всклокоченных, как кудлатая звериная грива, торчали сухие веточки и сор.       Зрачки были обрамлены двумя тонкими-тонкими, как волосок, светящимися зелёными кольцами.       «Так вот как выглядит месмер перед тем, как применить свои способности».       Бледно-розовые губы медленно, как в съёмке со специальным эффектом, разомкнулись, и прозвучало только одно слово:       – Беги.       Шай сорвался с места прежде, чем даже осознал приказ.       Вниз, вниз, вниз – по склону холма, через бурелом, цепляя колючки и мусор на полы чересчур длинного пижонского пальто. Подошвы ботинок нещадно скользили; ночной холодный воздух обжигал лёгкие; сердце колотилось где-то в висках, с каждым шагом-прыжком всё громче, громче…       «Вот что чувствует дичь на охоте».       У подножья Шай инстинктивно метнулся в переулок между двумя полуразрушенными зданиями – в укрытие, под защиту стен, пусть и весьма условных. Выругался на самого себя за дурь; вспомнил про машину, оставшуюся на стоянке у верхушки холма; проскочил проулок насквозь, вынырнул под свет фонаря, ненадёжный, мигающий – и снова едва не врезался в Моора, который возник на пути, словно всегда там был.       Крик застрял в горле по одной простой причине – воздуха не хватало.       «Хоть не опозорился».       Чудом увернувшись от столкновения, Шай проскочил под отставленной рукой, развернулся на пятках, вздымая целую волну мелких камешков, и рванул куда-то вбок, почти наугад. Влетел под нависающие над улицей, как вываленный язык, перекрытия между первым и вторым этажом, почти на ощупь проскочил здание насквозь – дважды упал, рассадил левую ладонь и, кажется, колено – и перевалился через подоконник.       Пульс зашкаливал; дыхания не хватало; во рту появился металлический привкус.       Ночной воздух пах сыростью, пылью и ржавчиной.       «Я хоть оторвался? От вампира вообще оторваться можно?»       Торчащую из земли арматуру Шай в полумраке заметил в последний момент. Попытался затормозить, споткнулся, рефлекторно зажмурился, ожидая столкновения, удара, боли…       …и почувствовал, как отрывается от земли.       Моор легко подхватил его под мышки, развернул и впечатал лопатками в стену – несильно, но ощутимо. Ноги подкашивались; в глазах плыли золотистые круги. Шай замер, не зная, чего ожидать дальше – и вдруг ощутил легчайшее прикосновение к губам.       И у него сорвало крышу.       С глухим, хриплым вздохом он притянул Моора к себе, углубляя поцелуй; впился ногтями ему в спину, закинул ногу на бедро, подсознательно стремясь ощутить его целиком, всем телом, впитать в себя. Прикусил губу; позволил укусить себя в ответ, запустил пальцы в волосы, дёргая золотистые локоны грубо, как будто желая наказать.       Когда они отлипли друг от друга, прошла, кажется, целая вечность. Земля под ногами шаталась; фонарь всё так же мигал. Каламити стоял под ним, сунув руки в карманы безупречно отглаженных узких брюк, и смотрел, не мигая; одежда у него была совершенно целой и чистой, если не считать надорванного рукава у рубашки, чёрной, бархатно сияющей и застёгнутой на все пуговицы.       «О, кажется, это из последней коллекции Фрой Дюран, – промелькнула мысль. – Подарок от Мии?»       – Ух ты, ролевые игры! – вкрадчиво произнёс он и неуловимым движением приблизился. – А можно мне тоже?       – Нет, – быстро ответил Моор, оборачиваясь, и сгрёб Шая в охапку собственническим жестом. – Мы же вроде закончили?       Ухмылка у Каламити стала опасно мерзкой.       – Закончим, когда ты хоть раз меня достанешь… Но против перекуса я не возражаю. Так что, будешь делиться? Я твоего мальчика не обижу, только немного… ауч.       Шай не понял, когда глаза ему прикрыла чужая ладонь, но зелёную вспышку разглядел, кажется, даже сквозь неё. Во рту пересохло; к слабости добавилась сладкая нега – странное ощущение, но не настолько сильное, чтобы влиять на восприятие. Когда же он смог повернуться, то увидел, что Каламити стоит на месте и трясёт головой, точно в уши ему попала вода, и беззвучно смеётся.       – Это считается? – почти ласковым тоном осведомился Моор.       Каламити захохотал уже в голос и, не скрывая дурноты, плюхнулся на задницу.       – Можешь ведь, когда хочешь, ублюдок, – махнул он рукой, продолжая щуриться, как на яркое солнце. – Вот что тебе мешало сразу в полную силу мне зарядить? Не пришлось бы полтора часа тут скакать… Месмеризм – твоё главное оружие, глупо его не использовать.       – Использовать его направо и налево – тоже глупо, – возразил Моор спокойно. Глаза у него продолжали слабо светиться, и Шай поспешно отвёл взгляд. – Мой дар принёс достаточно зла и смертей, и тебе это известно лучше, чем кому бы то ни было ещё.       Каламити зажмурился – и откинул голову назад.       – Вот поэтому он мне и нравится. Ладно, будем считать, что ничья – на сегодня. Было весело.       – Мне тоже, – улыбнулся Моор. И погладил Шая по волосам: – Ты там как? Сильно испугался?       – Нет, – соврал он, не раздумывая, и добавил тут же: – Но до машины, пожалуй, сам не дойду. Не мог бы ты?..       Моор взял его на руки, сохраняя безупречно серьёзное лицо; Каламити бессовестно ржал за двоих.       Сейчас остовы полуразрушенных домов уже не казались такими зловещими. Просто заброшенные дома; просто место, где давно никто не жил. Разбитые стёкла с жадностью ловили скупые отголоски света от фонарей, оставшихся далеко позади; впереди расстилался пустырь, а за ним – лес, самый настоящий, не облагороженный, причёсанный, как городские парки.       Здесь запах плесени и запустения постепенно исчезал, уступая напору терпкого, чуть смолистого ветра и – самую малость – бензиновым парам со скоростной трассы.       «Так непохоже на Нью-Хонг».       Взгляд выхватил в полумраке ярко-розовое пятно – безглазую куклу с уродливо большой головой, одетую в коротенькое платье, и Шай сглотнул, отворачиваясь.       Видеть её отчего-то было неприятно.       – Где-то болит? – Моор истолковал его движение по-своему и притормозил у поваленной балки. – Так, сядь-ка здесь, я посмотрю, что у тебя с коленом.       – Рассадил, наверное, когда упал, – рассеянно отозвался Шай, позволяя сгрузить себя на бетон, от которого тянуло холодом даже сквозь толстый шерстяной драп. – Постой, а ты вообще откуда узнал?       – Кровью пахнет, – скупо ответил месмер, осторожно прощупывая его колено сквозь ткань. – Вроде ничего страшного, но взглянуть бы…       – Даже не думай снимать с меня здесь штаны.       – О, как грозно. И какие же кары ты обрушишь на мою голову, если я ослушаюсь?       Порыв ветра налетел со спины, взъерошил волосы, и без того, растрёпанные после недолгого, но изматывающего бега, забрался под воротник пальто. Взгляд сам по себе возвращался к сломанной кукле-уродцу – единственному яркому пятну здесь, где заканчивались развалины и начинался пустырь.       От бетонной балки шёл могильный холод.       Шай вздохнул прерывисто, точно захлёбываясь, и тихо позвал, подцепив Моора за подбородок:       – Подойди ближе.       Балка была той самой удобной высоты, что их лица оказались на одном уровне. Без разницы в росте, небольшой, но уже привычной, ощущения становились острее. Шай, не стесняясь, обхватил месмера ногами, скрестив щиколотки на пояснице, обнял, притиснул к себе – так сильно, как мог; осторожно прикоснулся к его губам, точно пробуя на вкус; чуть качнулся вперёд, углубляя поцелуй, впитывая дыхание.       – М-м…       Он даже не сразу понял, что стон принадлежит Моору.       – Ты, кажется, был голоден, – выдохнул Шай ему прямо в губы; поцеловал в уголок рта, отклонился, поддразнивая. – У тебя глаза светятся.       Месмер сомкнул веки; светлые ресницы подрагивали.       – Тогда лучше не смотри, – пробормотал он – и потянулся вслепую, точно на запах ориентируясь. – Ты зря меня провоцируешь. И твой свитер мешается.       – Так сними. У меня под ним ничего нет.       – Даже так? – месмер усмехнулся, неторопливо расстёгивая пальто. – А под джинсами?       – Не скажу, – шепнул ему на ухо Шай. – Дома проверишь.       И – прикусил мочку, лаская.       Пальто мягко съехало с плеч, как халат.       «Надеюсь, за нами никто не смотрит… Каламити ведь уже ушёл?»       Сидеть без свитера на зимнем ветру было зябко, но вскоре дискомфорт отступил на второй план – когда Моор настойчиво, почти грубо заставил его отогнуть шею. В первый момент укус показался остро-болезненным, наверное, потому что после полнолуния у них почти ничего не было, может, только три или четыре раза. Но затем на место боли пришло тепло, томное, расслабляющее; Шай почувствовал, что заводится, и нетерпеливо поёрзал, пытаясь придвинуться ближе, так, чтобы расстояния между ними не осталось вообще.       Ветер гнал рваные тучи от горизонта до горизонта; полуразрушенные многоэтажки напоминали декорации к фильму ужасов; волнами накатывал то запах сырости, то хвойного леса, то запустения.       Безглазая кукла пялилась в небо.       «А ведь всё могло быть именно так, – подумал Шай, зажмуриваясь, и то ли всхлипнул, то ли вздохнул взахлёб. – Там, в гетто, когда мы встретились в первый раз… Сначала погоня, потом отчаяние, смирение… Интересно, я бы смог получить удовольствие? Хотя бы в конце?»       Сейчас эта мысль почему-то будоражила.       – Я так рад, что это оказался именно ты, – прошептал он еле слышно, поглаживая спутанные белокурые локоны – сейчас, по правде говоря, больше похожие на войлок или овечье руно, но по-прежнему мягкие. – Что не кто-то другой меня нашёл… что именно ты… слушай, а может, прямо здесь попробуем… м-м…       Моор мягко рассмеялся, выпуская его – и поцеловал в лоб.       – Ты меня с ума сведёшь. Но, пожалуй, откажусь – для тебя слишком холодно, да я и сам бы сначала с удовольствием бы принял душ после того, как Каламити вытер моей шкурой все окрестные развалины.       – Тебе сильно досталось? – мгновенно переключился Шай, задвигая подальше лёгкое разочарование. Свитер теперь, когда чувствительность зашкаливала, казался жёстким, почти царапающим; голова по-прежнему немного кружилась, однако ноги уже не подкашивались. – Не надо меня тащить, я, похоже, сам могу идти… Заодно немного проветрюсь по дороге. Так что там со спаррингом?       Моор помог ему надеть пальто и подал руку, предлагая опереться; ладонь его сейчас будто пылала.       – Более или менее. Все конечности на месте, значит, я в хорошей форме, – усмехнулся он. И нехотя признал: – Каламити прав, я должен был с самого начала использовать свои способности в полную силу, но как-то обидно, знаешь ли – он-то свои не использовал.       Аккуратно переступив куклу, Шай чуть ускорил шаг – ему не терпелось поскорее уйти подальше от неё. Отчего-то сам её вид казался дурной приметой, предвестием скорого несчастья…       «Мия бы, наверное, посмеялась».       – У вас настолько велика разница в силе?       – Она подавляющая, – спокойно ответил Моор. – В сражении один на один ему нет равных; так Блейз, к примеру, незаменим, когда нужно штурмом взять крепость и буквально выкурить врага.       По спине мурашки пробежали; представилось очень ярко зарево пожара, отражённое в равнодушных голубых глазах, ничуть не похожих на человеческие.       – А ты? – хрипловато спросил Шай. – Ты больше по дипломатии, да?       – Я больше по устранению огромных армий, которые вторгаются на север.       Это отчасти напоминало шутку, однако Моор не улыбался. Уточнять, что он имеет в виду, как-то расхотелось, и разговор сам собой увял. Остаток пути до машины прошёл в молчании. Уже подходя к импровизированной стоянке, Шай заметил на капоте знакомый силуэт в щегольской бархатной рубашке.       – И снова привет, – Каламити приветственно махнул рукой. Лицо у него было кислое. – Я тут отловил парочку репортёров, которые увязались за тобой, – указал он на два скорчившихся справа от машины тела. – Камеры, конечно, разбил, но с этими-то что делать… Не убивать же. Да, и оставлять тут тоже негуманно – я одному ногу сломал.       Тот папарацци, что помоложе – почти мальчишка, на самом деле – испуганно сжался; второй только молча сопел, обхватив руками колено.       Шай буквально услышал звук, с которыми его планы на вечер и, возможно, на ужин в «Эль Гансо» превратились в пыль.       – Убивать, конечно, не надо, – вслух произнёс он. – Деду Логгу звонить, наверное, тоже не стоит – он в последнее время грубовато обращается с прессой… Остаётся служба безопасности, хотя мне и неловко тревожить госпожу Эрнандес в такое позднее время.       – Ну, такая у неё работа, – философски заметил Каламити, спрыгивая с капота. – Ладно, я тут с вами побуду, пока за этими ребятами не приедут… О, это что у тебя в термосе? Кофе? Дай.       В Стеклянную башню они в итоге вернулись глубоко за полночь, по пути подбросив Каламити до дома; разговор о грядущей поездке в Сянь Е автоматически перенёсся на следующий день, а затем и ещё дальше – с утра Моор был сонный, как осенняя муха, а у Шая оказалось слишком плотное расписание для задушевных бесед… В итоге тему удалось поднять только дня через три, аккурат когда пришёл ответ от господина префекта.       Он был очень рад услышать новости об успехах Лолы Юэ и её хорошем самочувствии в новом статусе; разумеется, ему несложно было организовать несколько лишних приглашений на вечеринку Яна Мэнло.       – Одна только загвоздка, – предупредил господин префект в личном разговоре по телефону вскоре после обмена письмами. – Формат вечеринки несколько необычный, кхм, он подразумевает, кхм-кхм, наличие партнёра. У вас есть надёжная женщина на примете, господин Таллер-Ки?       Губы у Шая расползлись в улыбке.       – Нет. Но партнёр у меня есть, и вы даже его знаете.       На том конце провода закашлялись; возражений, впрочем, не последовало.       Префект не подвёл: приглашение на заветную вечеринку поступило в адрес «Кербера» тем же вечером. Впрочем, в тех краях дела при участии сильных мира сего всегда решались быстро – а без участия определённых персон из властных кругов не решались вовсе; именно поэтому дядя Тау нанёс бизнесу такой урон, когда, форсируя открытие филиала в Сянь Е, перешёл дорогу одной влиятельной семье. Последствия пришлось устранять самому Адаму – и кто знает, как в итоге бы всё обернулось, если бы не его колоссальное обаяние и умение нравиться любым женщинам… в том числе тётке Мэнло, державшей в то время всю префектуру в своём маленьком кулачке.       Шай учёл и то, и другое, когда настала его очередь налаживать контакты с элитами Сянь Е.       Вместе с приглашением на вечеринку пришло и сопроводительное письмо, в котором дотошно указывалось, сколько человек охраны и какого рода вооружение допустимо привезти с собой. Рената Эрнандес несколько удивилась, когда заметила в списке пункт «не больше двадцати бойцов, включая медика», а также разрешение на один крупнокалиберный пулемёт и десять гранат на группу. Но затем, видимо, сообразила, что на двух приличных коммерсантов на вилле у Яна Мэнло будет, скорее всего, пять мафиози – и хмуро пообещала проработать вопрос с учётом новых вводных данных.       Самого Шая это всё нисколько не обеспокоило: своё главное оружие – и почти стопроцентную гарантию безопасности – он собирался вписать в приглашение собственноручно.       На строчку, предназначенную для партнёра.       «Теперь главное – уговорить Моора, – пронеслось в голове. – Вот будет весело, если он откажется наотрез».       Вечер, как назло, выдался тихий, спокойный, с лёгким налётом меланхолии и романтики. Накануне почти случайно получилось забронировать столик в относительно новом ресторане на пятидесятом этаже небоскрёба. Изысканной кухней это место, увы, похвастаться не могло, зато успело прославиться потрясающим видом на ночной Нью-Хонг: весь верхний этаж медленно вращался и совершал за час полный оборот.       Разумеется, все места у панорамных окон были обычно заняты.       Разумеется, один из столиков магическим образом освободился, стоило прозвучать фамилии «Таллер-Ки».       – Тебя словно беспокоит что-то, – произнёс Моор, когда ужин подходил к концу. – О чём думаешь?       Стейк из марлина у него на тарелке был почти нетронутым, зато от запечённых экзотических овощей с соусом из маринованных оливок не осталось ни крошки, да и пиала с острыми гренками опустела уже давно.       «А я хочу мороженое, – подумал Шай, прикрывая глаза. Вид сияющих, переливающихся, точно вздыхающих огней, рассыпанных по Нью-Хонгу, точно отпечатался на изнанке век. – Мороженое и чёрный кофе… интересно, у них можно это заказать? В меню не было…»       – О десерте, – почти честно ответил он вслух. – Хотя нет, я соврал. Мне надо тебе сказать кое-что важное.       – У тебя появились неотложные дела в полнолуние?       От неожиданности сонливость резко слетела, как по щелчку.       – Как ты угадал? У тебя есть ещё и способности к предвиденью? – наполовину в шутку откликнулся Шай, выгнув брови, и подвинул к себе почти полный бокал; сейчас вино не казалось уже таким посредственным, как вначале.       Моор мягко улыбнулся, чуть склонив голову к плечу, так, что выпутавшийся из-под заколки локон коснулся серебристо-серого шёлка.       «Ему такое идёт… Как вообще перестать пялиться?»       – Не так сложно догадаться, если каждый раз что-нибудь происходит, – без упрёка, просто задумчиво ответил он. – Что теперь?       – Вечеринка в Сянь Е, – признался Шай и опустил взгляд, чтобы не увидеть разочарования в чужих глазах. – Не совсем в полнолуние, за два дня. Но приехать придётся немного заранее, а возвращение, возможно, затянется на сутки, если не больше. Тебе придётся побыть партнёром, публика там соберётся не из приятных – воротилы нелегального бизнеса, продажные чиновники… а ещё члены правления «Эрго», пара-тройка новообращённых вампиров вроде Лолы Юэ и генерал Кроман собственной персоной. Я просто обязан туда попасть – и, желательно, протащить с собой человек пятнадцать охраны, чтобы можно было установить слежку за всеми интересующими нас людьми.       Ответ последовал не сразу; Моор задумчиво отогнул большим пальцем зубец своей вилки, затем выпрямил его обратно – и так трижды подряд.       И лишь затем спросил:       – А не опасно это обсуждать здесь?       «Значит, он согласен».       – Нет, – Шай чувствовал, что из него прёт дурацкая самодовольная ухмылка, но поделать ничего не мог. – Я включил защиту от прослушивания. Рената Эрнандес, в отличие от Мэдса, любит такие штуки и норовит сунуть мне с собой целый арсенал… Так что?       Моор откинулся на спинку – и обвёл его долгим, очень внимательным взглядом, от которого голова становилась лёгкой и откуда-то изнутри поднималась волна жара.       – Я думаю, что мы и на этой твоей вечеринке найдём тихий уголок только для себя. Ты никогда не занимался сексом в публичном месте?       Две секунды ушло на то, чтобы осознать сказанное – а затем кровь прилила к щекам.       «Не буду об этом думать, – пообещал себе Шай, закрывая лицо руками. – Просто не буду».       Но обещание, естественно, не сдержал.

***

      Подготовка к поездке проходила сумбурно – с множеством накладок, суетой в секретариате и ночными бдениями в службе безопасности.       И неудивительно: обычно такие важные решения принимались заранее, за два-три месяца, а то и за полгода; что же касалось самого перелёта, то после катастрофы, унёсшей жизнь отца, Шай собирался впервые подняться на борт воздушного судна, и это тоже добавляло трудностей. Самолётов у «Кербера» хватало на любой вкус и для любых потребностей – от огромных транспортников до лёгких спортивных моделей. Были, разумеется, и пассажирские лайнеры – два попроще, предназначенных для больших делегаций, и один роскошный, сделанный по уникальному проекту. Последний, увы, использовался редко: Адам Таллер-Ки предпочитал обычные регулярные рейсы – чаще летал бизнес-классом, но как-то раз отправился на острова чартером, даже без охраны. Он вообще наслаждался вниманием публики – любил вспышки фотокамер, часто давал спонтанные интервью на ходу, пока шёл к машине или ожидал заказ в ресторане…       С определённой точки зрения в эту схему прекрасно вписывалась и бесконечная вереница невест и жён – словно ему нравилось дарить сказку очередной влюблённой красотке, позволять ей ощутить себя принцессой, хотя бы на несколько месяцев, самое большое – на год. За браком неизменно следовал развод, однако новую кандидатку на роль госпожи Таллер-Ки это не останавливало.       Шай не собирался повторять путь отца – в любом смысле.       Авиакатастроф он не боялся, в отличие от Мии, даже после того злосчастного дня. Но авиаперелётов в последнее время избегал вполне осознанно: после обнародования завещания покушения следовали одно за другим, и по большому счёту ему вообще не хотелось показываться где-то кроме «Кербера» и Стеклянной башни. Но оставались встречи с деловыми партнёрами, откладывать которые значило наносить урон корпорации в целом и собственной репутации, а ещё участие в благотворительных мероприятиях и учёба – то, что работало на образ «идола потерянного поколения».       Так или иначе, почти за год это стало первой вылазкой за пределы Нью-Хонга – и сразу на территорию условного врага.       – Нервничаешь? – спросил Моор утром накануне вылета.       Было пасмурно; город за окном утопал в серой дымке. Сквозь облака пробивалось так мало солнца, что даже не приходилось полностью закрывать жалюзи – хватало естественной тени.       – Нервничаю, – признался Шай, не отвлекаясь от документов на планшете. – Боюсь что-нибудь забыть… или фатально просчитаться. Я раз десять уже прочитал досье на этого Яна Мэнло, но так и не понял, что он за человек.       Из нагретой постели вылезать не хотелось. Месмер, несмотря на внушительный рост, свернулся под одеялом по-кошачьи гибко, уткнулся ему макушкой в бок и сейчас лениво косился зелёным глазом сквозь спутанные золотистые пряди. Из-за приоткрытой двери доносился с кухни шум кофемашины – она уже доделывала утреннюю порцию капучино, но вставать было лень даже ради завтрака, тем более что из неотложных дел, запланированных до отлёта, оставался только визит в мастерскую Фрой Дюран во второй половине дня, а все другие вопросы запросто решались дистанционно.       – Увидишь его и разберёшься, – сонно откликнулся Моор, жмурясь. – Это твоя сильная сторона… Давай немного ещё поспим?       В другое время Шай твёрдо сказал бы «нет», взял бы себя в руки и усилием воли выбрался из кровати – но сейчас просто кивнул, отложил подальше планшет и нырнул под одеяло.       Снилась всякая ерунда – огонь и темнота, темнота и огонь, а ещё – чистый, тревожный зелёный свет.       Во второй раз они проснулись уже поздно, когда расписание поджимало. Альма скинула на почту список неожиданно возникших вопросов, которые требовалось решить прямо сейчас, безотлагательно; Рона, помощница Фрой Дюран, попросила подъехать чуть пораньше, чтобы сразу подогнать костюмы и не пересылать их потом в «Кербер». В итоге убегать пришлось без завтрака и даже без кофе, к тому времени, впрочем, безнадёжно остывшего. Шай отправил месмера первым в машину, чтобы тот не мучился на солнце, а сам задержался на полминуты, чтобы взять в «Эль Гансо» хоть пару кусков пиццы навынос…       …и оказался совершенно не готов к тому, что кто-то схватит его за локоть и развернёт прямо в дверях.       От резкого движения в глазах потемнело.       «Покушение? – пронеслось в голове. – Я идиот, надо было…»       Однако никто его убивать, похоже, не собирался. Путь ему преграждала белобрысая красотка – рослая девушка в плиссированной мини-юбке и в очень объёмной серой толстовке, длинноногая, с ярко-алой помадой и солнечными очками на пол-лица.       Пахло от неё не парфюмом, а острой, колючей, ледяной свежестью и совсем немного – металлом.       – Хель, – дошло наконец до Шая, и накатило облегчение пополам с досадой из-за собственной ненаблюдательности. – Ну ты даёшь, я тебя даже не узнал сначала… Красивые ноги, кстати.       – Заткнись, – неженственно прошипел он, показывая слишком много зубов, и затравленно оглянулся. Моор, заметив неладное, выбрался было из машины, но Шай махнул ему, давая знать, что всё в порядке. – Не надо туда ехать. Отмени всё. Пожалуйста.       – Куда не ехать?       Хель заозирался снова – с каким-то яростным отчаянием – и протолкнул Шая обратно, в холл «Эль Гансо», который не просматривался ни от входных дверей, ни через окна.       – Идиота мне тут из себя не строй, – прошипел он, рывком стащив в себя очки и сложив дужки со щелчком. – Я про оргию у этого ублюдка, Мэнло.       «Ого. Быстро распространяется информация».       – Беспокоишься о моём моральном облике? – фыркнул Шай, скрывая охватившее его волнение. – Не волнуйся, я взрослый мальчик и знаю, что можно и что нельзя делать на таких вечеринках.       Однако попытка разрядить атмосферу успехом не увенчалась. Хель зябко обхватил себя руками – оправа очков отчётливо хрустнула – и, снова оглянувшись по сторонам, прошептал, резко склонившись к уху:       – Там будет генерал Кроман. И он сказал… – Хель захлебнулся вдохом, закашлялся, но быстро оправился. – И он сказал, что это удобный случай. Что Хэмлок совсем не изменился и опять совершает ту же самую ошибку. И что кровь на вечеринке прекрасно разбавит скуку.       Его уже трясло настолько, что речь стала неразборчивой. Шай без труда высвободил своё запястье из ослабевшей хватки – и сам хорошенько встряхнул Хеля за плечи, заставляя поднять взгляд. Они смотрели друг на друга несколько секунд, пока дрожь не утихла, а пульс перестал ощущаться как удары набата.       «…или это моё сердцебиение?»       – Успокоился? – спросил Шай тихо. Дождался кивка, затем продолжил: – А теперь скажи, при каких обстоятельствах ты это услышал. И что конкретно сказал генерал. С кем он разговаривал?       В светлых глазах появилось осмысленное выражение; зрачки расширились; Хель раздумывал с полминуты, прежде чем ответить.       – Там был такой серый хлыщ, за доктором Йеро присматривает, – произнёс он наконец. – Из спецслужб каких-то, может, из армии, не знаю. На все серьёзные эксперименты приходит смотреть лично, наверное, тогда тоже было что-то серьёзное, не знаю. Мне вкололи какую-то хрень, чтобы я уснул, потом ещё что-то делали, там куча приборов была… Доктор Йеро считает, что когда я сплю, то ничего не слышу, – оскалился Хель с такой злостью, что температура окружающего воздуха, кажется, подскочила на пару градусов. – Но я слышу. И чувствую. Только двигаться не могу, когда меня, ну… режут.       «Уроды».        – Продолжай, – негромко попросил Шай. Больше всего ему хотелось сейчас обнять этого монстра перед ним и предложить убежище на нижних этажах «Кербера», но пока было слишком рано. – Когда появился генерал?       – Когда всё почти закончилось, – ответил Хель неохотно. – Сначала они обсуждали меня, ну, моё состояние. Потом тот серый хлыщ доложил, что меня опять видели рядом с тобой. Генерал сказал: «Интересно. Впрочем, я скоро сам на него посмотрю». Серый спросил, типа где, и вот тогда они заговорили про эту оргию у Мэнло. И про кровь. Что кровь всё делает лучше, – его опять начало потряхивать.       Шай поудобнее перехватил остывающую коробку пиццы – всё-таки приобнял его одной рукой, отчётливо ощущая чужую дрожь.       «Он ведь боится Кромана, действительно боится, до истерики», – пронеслась тревожная мысль.       – Тс-с, – сказал он вслух и осторожно погладил его по шее. – Ничего пока не случилось. Что конкретно сказал этот твой генерал про Моора? Вспомни точные слова, если сможешь. Пожалуйста.       На сей раз Хель думал почти минуту, неосознанно покачиваясь из стороны в сторону – похоже, ему было непросто собраться с мыслями.       – Всё тот же наивный идеалист, что и раньше, – странно низким голосом ответил он, явно кому-то подражая. – Впрочем, нам это на руку. Простаками легче управлять; они предсказуемы. Вот мальчишка может стать проблемой, молодость часто совершает ошибки, а ошибки у всех свои. Насчёт Опустошения Севера можно не беспокоиться, устранить его несложно: нужное слово в нужное время – и снова прольются реки крови. А кровь прекрасно разбавит скуку на этой убогой вечеринке. Всё, – закончил он, словно сам себе удивившись. – Это дня три назад было, а я проснулся только сегодня утром, ну, унёс ноги из лаборатории, сбросил по дороге хвост, переоделся поприличнее и нашёл тебя… Альма сказала, ты тут.       Шай машинально скользнул взглядом вниз – по тёмно-розовой плиссированной ткани юбки, по трогательно голым коленкам и костистым лодыжкам, торчащим из великоватых кроссовок.       «Значит, это одежда "поприличнее"?»       Ему стало смешно – и в то же время спокойно, и жалко Хеля тоже; он осторожно поставил пиццу на стойку для меню – и обнял его уже нормально, обеими руками, а затем шепнул на ухо:       – Спасибо. Я беспокоился до этого, потому что знал, что упускаю что-то, но не знал, что именно… Теперь знаю, благодаря тебе. А значит, ничего страшного не произойдёт. Ты мне веришь?       Прошла целая вечность, прежде чем Хель отрывисто кивнул – и еле слышно ответил:       – Ага. Наверное.       «Эль Гансо» они покидали разными путями – Шай через главный вход, а Хель – через служебный, с другой стороны здания. Моор в машине разлёгся на заднем сиденье и меланхолично гонял по экрану телефона монстров; судя по счёту в графе справа, успехи у него были не очень.       – Долго вы болтали, – заметил он сонно, посторонившись, когда Шай подсел к нему.       – Ревнуешь?       – Беспокоюсь, что твоя еда остынет окончательно, – улыбнулся месмер и скосил на него взгляд. – Он сказал что-то важное?       Машина плавно тронулась с места; умные часы на руке напомнили – не в первый раз, похоже – что он выбивается из расписания.       – Важное? – собственный голос со стороны показался чужим. – Ну да, наверное. Кое-кто собирается тебя спровоцировать на вечеринке, чтобы ты устроил кровавую бойню – или скандал на худой конец. Надеюсь, ты им не доставишь такого удовольствия?       – Шумные скандалы – не мой конёк, – задумчиво ответил Моор после паузы. И – отложил телефон, сбросив так и не завершённую игру. – Но я учту твоё предупреждение.       …когда они уже подъезжали к «Керберу», Шай с удивлением отметил, что тревожная неопределённость незаметно уступила место азарту – и предвкушению.       «Значит, генерал Кроман. Посмотрим, кто кого».       До вылета в Сянь Е оставалось двенадцать часов. До вечеринки у Яна Мэнло – двадцать восемь.       Целая вечность, чтобы придумать какой-нибудь план.

***

      Погода на юге была переменчивой – утром мог пройти ливень, днём налететь ураганный ветер или подняться из низины туман, который к вечеру бесследно исчез бы, позволяя бесстыже огромной луне отразиться в спокойных водах Золотой реки, великой Хао, «подательнице богатств», как называли её местные. Столицей префектуры считался город Байлань, занимавший оба берега, почти всю долину и даже часть предгорий; впрочем, других крупных поселений там не было, в основном – деревни или рабочие посёлки близ больших заводов, в которых и гостиниц-то не было, не то что аэропортов; поэтому обычно говорили просто «поехать в Сянь Е», не уточняя конкретное место.       Здесь – как, кстати, и восточнее, в Лаолине – оставались очень сильными «традиционные семьи», как их иносказательно называли. Выходцам из уважаемых династий доставались лучшие посты в администрации и управление самыми прибыльными предприятиями; успешной моделью ведения бизнеса тут считалось, например, открыть парикмахерскую, закусочную или спа-салон, добиться определённой известности – и продать своё дело кому-нибудь из Баев, Мэнло или Чаней, пока за лакомым кусочком не постучался кто-нибудь менее щедрый – и менее разборчивый в средствах… Пожалуй, единственным местом в Сянь Е, куда не совались ни мелкие бандиты, ни вальяжные представители респектабельных криминальных кланов, было гетто – точнее, два гетто, на левом и на правом берегах полноводной Хао.       Поговаривали, что кто-то из Мэнло или Баев сильно обидел местных вампиров лет сто назад, и с тех пор каждый вампир считал мафию своей законной добычей, причём не только ночью. Люди, коротко живущие и забывчивые, уже и не знали, в чём причина, но продолжали благоразумно сторониться гетто – и не зря, потому что община вампиров здесь была одна самой крупной после Нью-Хонга.       – Собираешься нанести сородичам визит вежливости? – спросил Шай, когда самолёт наконец приземлился, и они с Моором спустились по трапу.       Солнце висело низко над горизонтом, но до заката оставалось ещё полтора часа; жаркие лучи, казалось, пронзали насквозь, досаждая даже людям, не говоря уже о вампирах. Несмотря на плотный чёрный зонт, который предусмотрительно раскрыла над головой месмера госпожа Шребер, низко надвинутый капюшон толстовки и медицинскую маску, Моор явно испытывал дискомфорт.       – Наверное, нет, – пожал он плечами. И, спустившись на несколько ступеней ниже, подал Шаю руку, помогая сойти с трапа. – Скоро полнолуние, многие в это время на взводе… Впрочем, здесь жил один мой дальний родич. Если меня пригласят, то отказываться не стану.       Внутри шевельнулось любопытство.       – Он тоже месмер, как ты?       Моор ответил задумчивым взглядом.       – Нет. Таких, как я, вероятно, больше нет вообще.       Встречать делегацию из Нью-Хонга вышел сам господин префект. Он даже предложил свою личную усадьбу для размещения Шая и его людей – и с явным облегчением выдохнул, когда тот отказался.       – Где вы собираетесь остановиться в таком случае, господин Таллер-Ки? – спросил он, опасливо покосившись на Моора, который страдальчески жмурился из-за солнца.       – В особняке моей матери. Я его унаследовал по завещанию, – улыбнулся Шай. – После того как отец повторно женился, не выдержав и полугода траура, мы меньше стали общаться с родичами по материнской линии, но ко мне они относятся хорошо. Дом весьма старый, но «Кербер» поддерживает его в приличном состоянии, а садом на берегу занимаются родственники.       Он рефлекторно ускорил шаг, чтобы скорее сесть в машину и перестать мучить Моора солнцем; префект теперь едва поспевал за ними, утирая платком выступившую на лбу испарину.       – Дом на берегу великой Хао? – смешно вздёрнул он брови. – Вероятно, ваша матушка происходила из весьма почтенной семьи; как говорят, видно благородство сливы по её благоуханным цветам, хе-хе… Странно даже, что я о ней не слышал.       – Она выходила замуж под сценическим псевдонимом, – пояснил Шай между делом. – Это не тайна, но широкой огласки не было, да и следующий скандальный брак отца оттянул внимание на себя… Вероятно, вы слышали, что моя мать играла на сцене под именем «Нэ-Нэ», а затем взяла фамилию Таллер-Ки. Но вообще её звали Нина Бай.       – И Лунь Бай…       – Её отец, – улыбнулся Шай. – Она была младшей… до рождения моего дяди, которого я не видел ни разу в жизни. Как я уже говорил, плотных контактов с моими родичами по материнской линии мы не поддерживаем, хотя время от времени они и обращаются в «Кербер», в основном для решения медицинских проблем – например, новое сердце пять лет назад Лунь Бай получил именно в нашей клинике. Но он, конечно, продолжает делать вид, что знать не знает «отродье Адама», то есть меня. Садом при особняке занимаются люди, которые мне присягнули после трагической маминой смерти… Но мы ведь не станем тратить такой прекрасный вечер для обсуждения скучных семейных дрязг?       Судя по выражению лица господина префекта, он вовсе не считал родство с Баями, третьей по могуществу династии в Сянь Е, скучным или малозначительным вопросом. Однако намёк понял – и ловко перевёл тему на предстоящий официальный приём в отеле и его продолжение на вилле у Яна Мэнло. Если на презентации достаточно было просто помелькать перед прессой с четверть часа, а затем ехать куда угодно, то вечеринка заканчивалась под утро, и уходить раньше было неприлично.       – Теперь понятно, почему Хель обозвал её «оргией», а префект аккуратно намекал, что стоит прийти со своим партнёром. «Надёжной женщиной», как он выразился… – вздохнул Шай, когда они наконец прибыли в особняк и остались наедине.       – А надёжный мужчина сойдёт? – с показной серьёзностью спросил Моор, мимоходом касаясь сдвинутой в сторону бумажной ширмы, на которой были изображены диковинные птицы и пылкие любовники в кустах гортензии.       – Не думаю, что у такого, гм, поклонника разнообразия, как Ян Мэнло, есть предрассудки. Но префект, скорее всего, имел в виду телохранительницу, которая сойдёт за мою любовницу и будет отпугивать конкуренток – возможных шпионок или убийц.       – О, ну тогда я подхожу даже лучше, не находишь?       Ему было весело; подчинённым Ренаты Эрнандес, которые держались на подобающем расстоянии, кажется, тоже.       Несмотря на то что за домом следили, вовремя убирались и даже не забывали ставить цветы в вазы, он всё равно выглядел нежилым. В особой комнате, отделанной в традиционном стиле и наполненной густым запахом благовоний, был небольшой алтарь; перед фотографией очень красивой миниатюрной женщины с красновато-чёрными, как переспелая черешня, глазами, тлели две ароматические палочки, лежали свежие рисовые сладости и несколько срезанных пионов.       Она выглядела так, словно долго плакала – или вот-вот заплачет снова.       – Твоя мать? – тихо спросил Моор, следом за Шаем заглядывая в комнату.       Смешки и покашливания среди людей из службы безопасности как отрезало.       – Да, насколько я помню её лицо по снимкам со свадьбы, – откликнулся он рассеянно. Попытался найти в себе хотя бы отголосок печали – и не смог; женщина на фотографии выглядела бесконечно чужой, как и этот дом. – Не надо сочувствия только, я её совершенно не помню… Хотя иногда и задаюсь вопросом, что было бы, если бы она выжила после родов и осталась с моим отцом. Возможно, он тоже сейчас был бы жив.       «…потому что не улетел бы в свадебное путешествие с очередной свежеиспечённой госпожой Таллер-Ки, а Марианна Вонг, которая, скорее всего, и устроила покушение, уже давно гнила бы на три метра под землёй с отравленной шпилькой в затылке».       – Возможно, – ответил Моор и отступил на шаг назад, точно не желая мешать свиданию с матерью, пусть и такому странному. – Но судьба бывает довольно упрямой.       – Судьбу можно изменить… Я не скучаю по маме, но иногда мне жаль, что её нет рядом, – признался Шай – и вдруг почувствовал легчайший поцелуй в висок.       Оглянулся – и не увидел рядом никого; месмер уже стоял в дальнем конце коридора, с ленивым интересом изучая очередную старинную картину.       Палочка благовоний на алтаре вспыхнула чуть ярче и погасла.       Женщина на фотографии теперь как будто бы улыбалась.       Лечь спать в тот день пришлось раньше обычного – ведь уже завтра предстояла бессонная ночь. Служба безопасности повторно проверила дом и убедилась, что всё в порядке; госпожа Шребер, возглавлявшая отряд, лично протестировала средства специальной связи и прогнала Шая по всем особым командам и кодовым фразам. За исключением этого вечер прошёл спокойно, даже лениво; утро началось с оглушительного пения птиц – здесь, на юге, они уже решили, что наступила весна. Завтрак был неторопливым и обстоятельным – несколько готовых блюд, привезённых из «Кербера», и кофе, сваренный одним из телохранителей, молчаливым темнокожим парнем, похожим на всадника пустыни. Меню, судя по обилию зелени и неизменному гранатовому соку, составляла лично Альма – и карточку с пожеланием удачи тоже приложила она.       А после полудня началась работа.       Ещё в Нью-Хонге они решили, что Моор на презентацию не пойдёт и останется в машине – во-первых, чтобы не привлекать внимания прессы, во-вторых, чтобы не мучиться из-за солнца: часть потолка в лобби была стеклянной, а погоду обещали ясную. К тому же появление вампира на таком мероприятии неизбежно вызвало бы небольшой скандал, учитывая непростые отношения местной элиты с обитателями гетто – а как раз скандалов Шай и хотел избежать.       – Я буду поблизости, – пообещал месмер тем не менее. – Подожду в фургоне. В толстовке с капюшоном, в перчатках и в маске, так что солнце не станет проблемой, если понадобится быстро подскочить.       – Меня сопровождают шестеро телохранителей, – откликнулся Шай, надевая пиджак поверх белой водолазки с эмблемой Западного искусствоведческого университета. Вообще-то по дресс-коду полагалась рубашка, но они с Альмой ещё в Нью-Хонге решили немного отойти от правил – просто потому что фактический владелец «Кербера» не мог быть «как все». – Устроить покушение на презентации, которую проводит семья Мэнло – значит, навлечь на себя гнев всех влиятельных семейств Сянь Е, это же был бы плевок им в лицо… Уж скорее я опасаюсь своих родственников по материнской линии.       – Они могут доставить неприятности?       – Ага. Например, до смерти заболтать.       Уже на подъездах к отелю стало ясно, почему его открывали с такой помпой. Вокруг раскинулся ландшафтный парк на несколько гектаров – учитывая стоимость земли в Байлане, это уже впечатляло достаточно. Само здание немного напоминало Стеклянную башню, только чуть пониже и с уклоном не в технологии, а в кричащую роскошь. По клумбам около подъездной аллеи расхаживали павлины; в искусственных прудах по обеим сторонам дороги цвели лотосы, а по саду были проложены подвесные деревянные дорожки с беседками то там, то здесь.       От самого отеля издали несло дорогим шампанским, элитными сигарами – и парфюмом, который в такой концентрации напоминал, скорее, отравляющий газ.       – Приехали, – выдохнул Шай и на мгновение прикрыл глаза, собираясь с силами. – Ну что же, за работу.       У конца подъездной аллеи, где дорога заворачивалась в петлю у крыльца, жадно кружила целая стая репортёров. Они двигались слитно, как рыбья стая на глубине, словно ими всеми управлял один коллективный разум; некоторые хищники покрупнее, правда, поджидали чуть поодаль – по логике этой экосистемы, на табличку «Гардиан Сан» жертвы должны были клевать сами.       Сейчас пресса алчно обгладывала косточки двух темноволосых красавиц в контрастных коктейльных платьях, в ярко-бирюзовом и в малиновом, явно прибывших вместе; вероятно, актрис – лицо одной из них мелькало в рекламе шампуня на билбордах в городе. Когда бесшумно подъехала делегация «Кербера» на трёх скромных чёрных автомобилях, включая фургон с надписью «Охрана» по борту, на неё обратили внимания только журналисты, которых более удачливые коллеги оттеснили на периферию. Некоторые из них тут же и отвлеклись, заметив вдали, ещё на полпути от ворот, ослепительно-розовый лимузин, из которого даже на расстоянии доносилась музыка.       «Наверное, какой-нибудь поп-идол, – пронеслось в голове. – Надо как-нибудь посмотреть, кто там ниже меня в списке самых желанных знаменитостей у «Новы»… Хотя лучше попрошу потом Альму сделать выписку, что ли».       Но тут госпожа Шребер наконец распахнула дверцу – и протянула ему руку, помогая выйти.       У репортёра, который стоял ближе всех, глаза сделались как плошки – а потом камера защёлкала с такой скоростью, что стало жаль технику. Следом за ним на чистых рефлексах – кто-то кинулся что-то снимать, значит, надо и нам успеть – потянулись и другие. Больше и больше, как волна, как прилив…       А потом вся журналистская стая сплочённо качнулась – и отхлынула от актрис, почуяв добычу покрупнее и повкуснее.       – Господин Таллер-Ки, что привело вас на презентацию?       – «Кербер» собирается открывать свою сеть отелей в Сянь Е?       – Господин Таллер-Ки, ваш партнёр тоже приехал? Где он?       – А правда, что на самом деле вы…       – Я от тебя беременна! Я от тебя беременна!       – Ян Мэнло пригласил вас лично? Какие вас связывают отношения?       – Господин Таллер-Ки…       – Господин…       – Какой хороший цвет кожи. Значит, с личной жизнью у вас всё в порядке?       Краем глаза выхватив знакомый образ – крепко сбитая блондинка с мощной челюстью, – Шай невольно развернулся к ней на ходу и встретился взглядами.       «Ну, конечно, странно было бы, если бы такой приём обошёлся без великой и ужасной Ванессы Маккейн».       – Вам тоже очень идёт новая помада, госпожа Маккейн. Как же назывался этот цвет… «Подарок любовника»? У моей сестры был такой, – невинно улыбнулся он и махнул рукой. И тут же отвернулся к другому репортёру: – Нет, я здесь не по делам «Кербера», это частный дружеский визит. Насчёт сети отелей – никаких комментариев…       Ванесса Маккейн беззвучно смеялась, прикрыв рот ладонью.       «Значит, про любовника я угадал».       По знаку охрана окружила его плотнее, помогая прорваться сквозь вязкое кольцо прессы; почти одновременно к крыльцу и расстеленной красной ковровой дорожке подкатил розовый лимузин и принялся истошно сигналить, чтобы согнать с места машины «Кербера». Так и не дождавшись результата, из него начали выскакивать чудики в блестящих костюмах и разноцветных париках, а музыка в динамиках стала громче.       – «Плохие парни»!       – У-у, «Плохие парни» тут!       – Когда выйдет следующий альбом?       – В прошлом месяце ваш сингл «Голодное сердце» стал платиновым, какие планы…       Ответов Шай так и не услышал – он наконец-то прорвался в холл, где прессы было поменьше; звукоизоляция работала на сто баллов из ста – музыкальный беспредел снаружи и крики журналистов доносились глухо, как сквозь толщу воды.       – Презентация начнётся через четыре минуты, – тихо подсказала госпожа Шребер, которая следовала за ним неотступно, в полушаге. Остальные телохранители чуть рассредоточились по залу, чтобы не упускать подопечного из виду, но в то же время и не производить впечатление толпы боевиков. – Наши места – в белой зоне.       В Нью-Хонге считалось, что начинать крупную презентацию вовремя – дурной тон; распорядители обычно закладывали лишних пятнадцать-двадцать минут с учётом того, что часть важных гостей может задержаться из-за пробок. В Сянь Е люди были более старомодными и по-прежнему считали пунктуальность высшим сортом вежливости; в приглашениях, разосланных Мэнло, особо подчёркивалось, что после начала церемонии никого пускать не будут, поэтому абсолютное большинство гостей прибыли заранее. В толпе, довольно оживлённой и говорливой, отчётливо выделялись несколько групп: одна во главе с префектом – ветвь семьи Мэнло, которая в данный момент находилась у власти; медиа-магнаты Чани – поп-группа «Плохие парни», как выяснилось, была у них под крылом; Линдены, клан, который объединял всех иностранцев в Сянь Е и представлял их интересы, а также занимался торговлей оружием; наконец, небольшая группа в традиционных одеждах, в которой предводительствовал невысокий, седой мужчина с благородным лицом – Лунь Бай, окружённый, вероятно, детьми и внуками.       «А вот и родственнички, – подумал Шай и адресовал деду, как раз оглянувшемуся на него, вежливую улыбку. – Наёмные убийцы, отравители и диверсанты… Надо будет всё-таки восстановить с ними отношения, такие связи лишними не бывают».       Толком поздороваться с родичами он не успел – ровно в назначенный час двери лобби закрылись, а на помост-сцену поднялся хозяин всего этого великолепия, облачённый в пурпурный бархатный смокинг – Ян Мэнло.       Особо привилегированные репортёры – и Маккейн в их числе, разумеется – протянули вперёд микрофоны; вспышки засверкали так часто, что могли бы сойти за праздничный салют.       – Как много друзей собралось сегодня под этой крышей! – приятным баритоном начал Ян Мэнло, разводя руками в гостеприимном жесте. – И я рад этому. Рад, потому что сегодня начнётся новая эпоха…       Релиз был составлен самым никудышным образом, и Шай заскучал уже через полминуты, благо что искусством слушать глупости с вежливым вниманием и притворной заинтересованностью он овладел ещё лет пятнадцать назад. Официальная часть церемонии продлилась больше двадцати минут – чуть дольше заявленного; затем гости подняли бокалы за успех мероприятия, включилась ненавязчивая музыка, и хозяин спустился в зал, чтобы поприветствовать нужных людей.       Можно было наконец расслабиться – и с полным на то правом рассмотреть наконец роскошное лобби и тех счастливчиков, которым повезло оказаться в числе приглашённых.       «Посмотрим, кого Ян Мэнло считает своими союзниками… и перед кем он хотел сегодня распустить хвост».       Большую часть гостей составляли представители местных кланов – в основном, пяти крупнейших, но и от более маленьких семей были представители, по одному-два человека. Второй по численности группой оказалась пресса. Кроме традиционных изданий, вроде «Новы» или «Гардиан Сан», пришло много репортёров из местных газет и журналов; кое-где мелькали бейджи с иностранными именами и названиями, причём не только из соседнего Восточного Микона. Шай прошёлся по залу, изредка отвечая на вопросы, уклоняясь от заигрываний – актриса в ярко-бирюзовом платье, которая раньше флиртовала с прессой снаружи, вцепилась в него с таким отчаянием в глазах, что он едва не сдался – и отмечая про себя знакомые лица среди гостей.       …И просто интересные.       Женщина из правления «Эрго» и её секретарь; несколько невысоких военных чинов – мужчины с прямыми спинами и скучными лицами; потенциальные инвесторы их Нью-Хонга и Лаолиня; очень красивая девушка в белом платье с крупным украшением в виде эмблемы «Зелёного солнца»; креативный директор журнала «Экстрим» собственной персоной, расслабленный, с уже ополовиненной порцией виски – к этому Ян Мэнло подошёл едва ли не в первую очередь, и, судя по непринуждённому общению, они и впрямь были друзьями.       Сам Шай вскоре отделался от актрисы – её звали Рита, и она поспорила на крупную сумму с собственным продюсером, что сумеет поцеловать хозяина «Кербера»; разумеется, выиграла, потому что честно раскрыла коварные планы почти сразу – и перекинулся несколькими вежливыми фразами с господином префектом. Потом заметил поблизости главу семейства Бай и собирался уже было подойти, когда услышал вдруг над ухом громогласное:       – Ба-а, вот он ты где! Шустрый малый. Ну, спасибо, что пришёл.       Оглянулся – и увидел Яна Мэнло.       Вблизи тот производил большее мощное впечатление, чем со сцены. Рослый, с широкими плечами и мощными бицепсами, он явно не пренебрегал спортзалом. И услугами дантиста: ослепительно белая улыбка почти наверняка имела искусственное происхождение. Шутовской пурпурный смокинг с белыми лацканами сейчас, на расстоянии вытянутой руки, скорее напоминал королевскую мантию; на шее висела мощная золотая цепь в капельках бриллиантов, а узловатые пальцы были унизаны перстнями. Лицом Ян Мэнло отдалённо походил на префекта, за исключением возраста – носогубные складки только обозначились пока, но лет через двадцать он также обещал стать похожим на печального бульдога.       «Если не обратится раньше к пластическим хирургам», – подумал Шай, а вслух ответил:       – Нельзя было не откликнуться на столь любезное приглашение. К тому же «Звезда Байланя» на слуху, и я хотел посмотреть на отель своими глазами… Что ж, могу сказать без преувеличения, что он впечатляет. Чувствуется, что вложены большие деньги.       – И они окупятся, – доверительно сообщил Ян Мэнло и, ухватив его за плечо, повлёк к стойке с крепкими напитками. Железная хватка недвусмысленно напоминала о тех временах, когда этот человек, тогда только начинавший свою карьеру, не брезговал лично почесать кулаки в криминальных разборках. – Это мой личный проект, моя детка. У нас тут не хватает роскошных мест, как у вас там… Хотя тебя, столичную штучку, этим не удивишь, хе-хе.       «У нас такое уже лет тридцать как из моды вышло».       – Отнюдь, роскошь впечатляет даже по сравнению с лучшими отелями Нью-Хонга, – осторожно ответил Шай, стараясь не выдать свои настоящие эмоции.       Ян Мэнло откликнулся в лучших традициях Сянь Е – цитатой из какого-то замшелого классика:       – Сладки песни птицы, восхваляющей солнце! Ну, надо за это выпить. Ты что будешь?       – Полагаюсь на ваш вкус, – обречённо выдохнул он.       Это была самая неприятная часть. Отказаться от алкоголя, предложенного лично хозяином, попросту не вышло бы – тот бы наверняка смертельно обиделся. Пить Шай тоже не собирался, поэтому следующие две минуты он виртуозно расплёскивал дорогой виски по отполированному до блеска мрамору пола – капля там, две капли здесь, так, чтобы не слишком бросалось в глаза – и не забывал делать вид, что пьёт, внимая разглагольствованиям о том, сколько средств ушло на каждый этап строительства. Ян Мэнло был из тех людей, которые ничего не создали сами, но успешно преумножили то, что им досталось по наследству, а теперь возлагали надежды на своих потомков…       «Выходит, что отель – и впрямь его первое детище», – подумал Шай и развеселился.       Мэнло заметил промелькнувшую тень улыбки – и истолковал её по-своему.       – Ну, а ты что думаешь? Писаки вон спрашивали, не собирается ли «Кербер» подмять под себя гостиничный бизнес в Сянь Е, если уж ты сюда заявился. Так какие у тебя планы на самом деле? Шепни мне по-дружески, знаешь, как там говорилось: солнце спросило луну, где мира начало и конец, ну и так далее.       Шай отметил, что Мэнло уже дважды сравнил самого себя с солнцем, другим недвусмысленно отводя второстепенные роли, а вслух спокойно ответил, качнув бокалом с виски:       – У «Кербера» пока нет захватнических планов. Мы не собираемся никого «подминать под себя» в Сянь Е или ломать устоявшиеся порядки. Ты ведь и сам сказал, Ян, что здесь собрались твои друзья. Разумеется, мы оба понимаем, что это по большей части метафора, но я бы хотел, чтобы люди Сянь Е были моими друзьями… Поэтому мы и начинаем с социальных проектов. Ведь как говорят: «Неторопливое цветение по весне – благоуханная песня, богатого урожая залог».       Ян Мэнло сперва так подозрительно сузил глаза, что Шай подумал было, что ему известно о сети хостелов, уже пять лет работающих в Сянь Е и открытых на средства «Кербера» через подставные компании. Но затем подозрительность в глазах хозяина сменилась одобрением:       – А, это ж Нань Бай, наш поэт, здешний, с берегов Хао. Я его и не сразу вспомнил… А ты начитанный малый, молодой господин Таллер-Ки, – и он скользнул взглядом по эмблеме университета на водолазке Шая. – Вот только мало цитировать поэмы наизусть, чтобы завоевать дружбу людей Сянь Е. Я уважаю выбор покойной госпожи Мэнло, да будет её перерождение счастливым, и буду следовать этому выбору. Медицинскому центру быть; я даже помогу, и не ради просьбы префекта. Но ты скажи мне начистоту: чем вы, «Кербер», лучше «Эрго»? Они ведь тоже предлагают мне дружбу. И очень горячо.       «А вот это уже опасно».       Даже в суете большого приёма было ясно слышно, как зазвенело разбитое стекло – женщина из правления «Эрго» уронила бокал, и теперь её секретарь подзывал прислугу, чтобы осколки убрали. Смех людей поблизости стал ненатуральным, а реплики – чересчур громкими и торопливыми.       Кто-то вслушивался в разговор хозяина приёма с опасным гостем; кто-то наоборот отчаянно старался не прислушиваться.       – Вопрос резонный, – откликнулся Шай расслабленно, не позволяя ни малейшей тени волнения отразиться на лице. – У «Кербера» определённо есть сильные стороны. Во-первых, конечно, это пересадка органов – у нас уникальные технологии и материалы. Во-вторых, лечение редких болезней – наши вакцины одни из лучших на мировом рынке, а к концу следующего года мы представим ряд комплексных препаратов, которые сильно изменят показатели смертности в беднейших странах, до сих пор сильно страдающих от эпидемий… В-третьих, наша особая гордость – это генная терапия. Благодаря исследованиям доктора Мао Лотты, мы уже умеем лечить ряд генетических заболеваний, а в течение пяти лет ожидаем колоссальный прорыв в этой области. Возможно, даже раньше.       Ян Мэнло слушал его внимательно, прихлёбывая виски, но вот только довольным не выглядел.       – Ну, что скажу, молодцы вы, ребята, – произнёс он наконец, сощурившись. – Вот только людям редко нужны все эти штуки. А вот за обезболивающим и жаропонижающим они ходят каждый день. И аппендицит встречается чаще, чем эпилепсия.       «Пробный удар или реальный интерес? Впрочем, и в том, и в другом случае ответ будет примерно одинаковый».       Голова сделалась лёгкой, хотя к виски Шай так и не притронулся; сердцебиение участилось.       – Не могу не согласиться, – улыбнулся он. И – из чистого хулиганства отсалютовал бокалом представительнице «Эрго». – Что касается простых лекарств, то тут «Эрго» от нас не отстают, а кое-где даже обгоняют. Например, в области стимуляторов. Но где стимуляторы – там интересы армии; вспомните историю девяти префектур – что, многие выиграли от сотрудничества с военными? «Волк звал зайца вместе жить в голодный год…»       Ян Мэнло нахмурился – видимо, слова оказались созвучны тому, о чём он думал сам.       – Ну, басни баснями, а жизнь – другое дело…       – Безусловно, – согласился Шай. – Возвращаясь к простым и востребованным лекарствам… Мы однозначно обгоняем «Эрго» только в одной сфере – антигистаминные препараты, а в остальном идём примерно одинаково. Но у нас «Кербера» есть одно огромное преимущество: наши лекарства дешевле примерно в полтора раза.       – В полтора? – Ян Мэнло заинтересованно вскинул брови.       – Для друзей – даже в два раза, – подмигнул ему Шай. И продолжил уже серьёзнее: – Как я говорил уже, медицинская сфера для нас – социальный проект. Значит, важно сделать её доступной. Именно поэтому мы начали с медицинского центра… Но это тема для отдельного разговора.       – С префектом? – понятливо хмыкнул Мэнло. – Ну, что же, в следующий раз я к вам, пожалуй, присоединюсь. Чувствую, нам будет что обсудить… А пока я буду с нетерпением ждать вечера. Интересно, какая у тебя тёмная сторона, молодой господин Таллер-Ки, хе-хе.       Посмеиваясь так, он потрепал его по плечу, а затем направился к следующему гостью.       Представительница «Эрго» так и стояла поодаль, нервно прикусив ноготь большого пальца, а секретарь что-то шептал ей на ухо; довольным он тоже не выглядел.       «А вот я, кажется, сорвал джекпот… Значит, Ян Мэнло. Ну, что ж, новый союзник – это хорошо».       Через некоторое время гости начали незаметно исчезать. Шай тоже не стал выжидать, пока истекут заявленные три часа, и уехал раньше; в машине его ожидали прохлада, тишина – и Моор, который выглядел изрядно позабавленным.       – Ты подслушивал?       – Да, – не стал отпираться месмер. И – посторонился, позволяя Шаю улечься на заднем сиденье. – Твои люди любезно передали мне наушники… Никак не привыкну к тому, как ты разговариваешь с людьми.       Удобно устроиться в замкнутом пространстве никак не получалось, да и из чужих коленей подушка выходила так себе, костлявая и жёсткая – но отодвигаться от Моора хотелось ещё меньше.       – Да?       – Да. Переговоры – не мой конёк, но оценить чужие успехи со стороны я могу.       – Серьёзно? – Шай от удивления приподнялся на локте и наверняка свалился бы с сиденья, когда машина повернула, если бы месмер его не придержал. – Ты же дважды провёл переговоры исторического масштаба. Сначала по Пакту, а затем по поправкам к нему.       Вообще некоторые исследователи склонны были считать, что это одни и те же переговоры, просто разделённые на два этапа – с разницей в полтора века. Фактически вампиры выиграли в войне дважды: в первый раз – одержали верх в прямых столкновениях, которые привели к миллионным жертвам и прекратились лишь после сокрушительной победы одной из сторон, во второй – предупредили новый виток борьбы после того, как люди, получив ядерное оружие, решили, что теперь-то у них точно есть преимущество перед вампирами.       «Ошибка, как оказалось… Хорошо, что у вампиров нет тяги к мировому господству», – пронеслось в голове.       – С Пактом всё было просто, – ответил Моор, легонько поглаживая его по волосам. Прикосновения расслабляли – и усыпляли, весьма некстати, ибо до вечеринки оставалось не так много времени. – Я просто говорил, что нам нужно и на что мы рассчитываем; затем ждал ответа от человеческой делегации; потом снова повторял, что нам нужно – и так до тех пор, пока вы не соглашались. Как видишь, никакой дипломатии, грубая сила… Что ты смеёшься?       – Потому что это смешно, – честно признал Шай. – Нет ничего плохого в том, чтобы надавить, если у тебя есть такая возможность. Просто обычно люди начинают переговоры, когда позиции обеих сторон примерно равны… А если у кого-то есть подавляющее преимущество, то он просто берёт нужное по праву победителя. Нам повезло, что вы не захотели забрать мир себе.       – И что бы мы стали с ним делать? – теперь улыбнулся уже Моор. – Хотя Блейз предлагал нечто подобное… Но он был в меньшинстве, к счастью. Переговоры я вёл на пару либо с ним, либо с Каламити, и предпочитал Каламити, кстати – его тоже трудно контролировать, но он хотя бы весёлый.       – А это важно?       Машина притормозила на светофоре, и Шай снова едва не укатился с сиденья; месмер, которому это, похоже, надоело, сгрёб его в охапку и прижал к себе… впрочем, так было даже удобнее.       – Очень важно, – подтвердил он серьёзно. – Представь себе кого-то не менее могущественного, по-своему, конечно, и притом обидчивого, начисто лишённого чувства юмора и со своими особенными представлениями о добре и справедливости.       – Кошмар.       – Не то слово, – усмехнулся Моор. – Поэтому поправки я готовил сам, мне только помогала одна женщина, сведущая в международном праве – она жила с парнем из гетто и ввязалась во всё это ради него… Поспи. Я же вижу, что у тебя глаза закрываются, а ехать нам не меньше получаса.       – Я вполне бодр… – возразил Шай из принципа.       И – вырубился, даже не договорив.

***

      К просьбе подобрать образы для грядущей вечеринки Фрой Дюран отнеслась как к вызову – и использовала свой творческий потенциал на полную катушку. Даже униформу службы безопасности пришлось экстренно модернизировать с поправкой на особый, немного старомодный стиль Сянь Е и традиционно сильное влияние криминальных семей в регионе. Так строгие пиджаки были безжалостно заменены на куртки, напоминающие байкерские, а вполне удобные классические ботинки – на массивные, полувоенного образца.       Ренату Эрнандес это, впрочем, вполне устраивало: она считала, что так можно пронести больше оружия и техники.       А уж когда речь зашла, собственно, о костюмах для приглашённых…       – Кожа, – решительно заявила госпожа Дюран, едва дослушав, и в глазах у неё вспыхнули азартные огоньки, не предвещающие ничего хорошего. – Кожа, вульгарность и секс. Я ведь правильно всё понимаю?       У Шая тогда был сильный соблазн твёрдо ответить: «Нет, определённо нет» – и выбрать что-нибудь более классическое, нейтральное… но затем он представил, как будет выглядеть Моор, одетый в чём-то подобном, сглотнул и согласился.       «И не прогадал», – признал он чуть позже, оценив результат.       Для него самого Фрой Дюран выбрала пиджак из фактурной, рельефной кожи наподобие змеиной, тонкую шелковистую водолазку с высоким горлом и джинсы с высокой посадкой – всё чёрное, разумеется. Из украшений решили взять только крупный перстень, принадлежавший Адаму – его пришлось подтянуть на два размера – и любимые умные часы, которые были так напичканы технологиями, что Шай давно чувствовал себя без них голым.       А вот для Моора…       Нет, концепцию выбрали самую что ни есть классическую: умеренно облегающие тёмно-коричневые брюки и мягкая, объёмная белая рубашка без воротника, которую полагалось заправить под ремень. Но сшиты эти брюки были из бархатисто-гладкой кожи, а ткань рубашки слегка просвечивала, если стоять рядом с фонарём или лампой.       – Ты выглядишь обнажённым, – хрипло выдохнул Шай и опустил глаза.       Смотреть в упор казалось невозможным – и не только из-за дурацкой рубашки, но и из-за того, что скрытую молнию Фрой Дюран вшила в брюки сбоку, и ничто не отвлекало внимание – и взгляд – от того, что скрывала тонко выделанная кожа.       Особенно сейчас, за два дня до полнолуния.       – Не преувеличивай, – хмыкнул Моор, вскользь оценив своё отражение в зеркале. Он-то, кажется, нисколько не смущался – напротив, наслаждался произведённым на партнёра эффектом, а на остальных ему было плевать. – Всё же мода циклична… Поможешь мне собрать волосы в хвост? – улыбнулся он, глядя вполоборота.       «Вот это точно флирт».       – Помогу, – обречённо вздохнул Шай и без возражений взял протянутую ленту, пожалуй, широковатую для того, чтобы скреплять ею причёску – но очень удобную для того, чтобы завязать кому-то глаза. Руки у него слегка подрагивали. – Наверное, надо попросить, чтобы в машину положили пару запасных комплектов одежды… просто на всякий случай.       – О, не переживай, я буду аккуратен.       Щёки точно жаром опалило.       – Нет, я… Не в том смысле… То есть я хотел сказать, что… ну, может, ты захочешь переодеться, я в этом плане, а не…       – А я в этом, – спокойно ответил Моор, перехватил его запястье, и поцеловал, сомкнув на мгновение веки. – Но я всё равно буду аккуратен. Не волнуйся, до полнолуния ещё два дня – мне не так сложно сдерживать себя – и с месмеризмом, и с остальным.       Шай резко отдёрнул руку, понимая, что если они зайдут чуть дальше, то ни на какую вечеринку уже не поедут – и весь план по сбору информации пойдёт коту под хвост.       – До отъезда почти полтора часа, – услышал он собственный голос словно со стороны. – Иди пока в гостиную и подожди меня там, попроси кого-нибудь сделать нам по чашке кофе. А я пока, э-э, освежусь в душе.       «И подготовлю себя на всякий случай, – промелькнула в голове мысль, в которой паники было столько же, сколько и предвкушения. – Он ведь не шутил насчёт секса в публичном месте? Мне взять с собой смазку? В этом дурацком пиджаке есть карманы?»       Моор только кивнул в ответ, но вид у него был такой, словно он умел читать мысли.       Тем не менее, выехали они вовремя – даже чуть раньше намеченного срока. Вечерний Байлань сильно отличался от того города, который представал перед гостями днём. По сравнению с Нью-Хонгом муниципального уличного освещения здесь почти не было: купались в стерильно-белых лучах прожекторов исполинские скульптуры у набережной, грудились вокруг редких фонарей скамьи на площадях, вспыхивали на перекрёстках светофоры то алым, то кислотно-зелёным… но улицы и аллеи утопали во тьме. У реки жили в основном небедные люди, и каждый особняк прятался далеко в глубине сада, как правило, хаотичного, немного запущенного, изобильного, как свойственно для субтропиков. Окна мягко светились сквозь густую листву – красноватым, грязно-оранжевым или тревожным голубым от телеэкранов; кое-где над крыльцом висел фонарь, который раскачивался на речном ветру, и тогда казалось, что кто-то подаёт из темноты сигнал.       Больше человеческие глаза ничего не различали; Моор же усмехнулся и заметил вскользь:       – А здесь людно по вечерам.       Но объяснять ничего не стал, а Шай, и так взвинченный из-за предстоящей вечеринки, и не думал настаивать на ответе.       Загородная вилла Яна Мэнло больше всего напоминала какой-нибудь старинный замок из плохих фильмов ужасов. Плохих именно потому, что большая часть башенок, элементов крепостной стены, рвов, ниш, бойниц и потайных балконов не имела ровным счётом никакого практического значения. На некоторые террасы под самой крышей попасть, кажется, вообще было невозможно, разве что спуститься сверху по верёвке; на другие выступы, больше подходящие для последней прогулки самоубийцы, наоборот вели арочные проёмы. От ворот – вот около них, как заметила госпожа Шребер, располагались вполне функциональные обзорные вышки для хорошо вооружённой охраны – вела длинная, извилистая подъездная аллея. Сперва через лес, где стволы старых хвойников-исполинов издали напоминали, скорее, опоры моста; затем мимо ухоженных плодовых деревьев, которые уже собирались зацвести через неделю-другую; и, наконец, через лаконичный сад в восточном стиле – пруды, ручьи, мосты, сложные композиции из камня, низкорослые неяркие цветы и чахлый кустарник.       Предполагалось, что гости будут останавливаться у крыльца, где их встретит хозяйка – жена Яна Мэнло, а также их старший сын; затем, после приветствий, полагалось проследовать с частью охраны в главный зал на первом этаже и переброситься парой слов с хозяином. Остальные люди из сопровождения должны были ожидать в автомобилях на специальной парковке между полем для гольфа и конюшнями.       – Запашок там будет… – вздохнул кто-то из охраны, но госпожа Шребер непреклонно ответила:       – Получше, чем в зале через пару часов.       И послышались смешки.       Учитывая огромное скопление вооружённых громил, столкновения между охранниками разных влиятельных персон были неизбежны, поэтому тем, кто оставался на парковке, приказали по возможности не покидать автомобили и не вступать в разговоры – кроме одной невысокой блондинки с прокуренным голосом, которая планировала заняться сбором информации среди телохранителей. Обеспечение безопасности самого Шая поручили Моору; остальные люди, включая госпожу Шребер, должны были рассредоточиться по замку, установить прослушку… и наблюдать.       «Надеюсь, всё пройдёт гладко».       – Господин Таллер-Ки! Эта скромная женщина рада видеть вас на пороге своего дома. Воистину солнце видно по его свету, и не обманется в нём даже слепец.       Супруге Яна Мэнло исполнилось недавно шестьдесят три года; из них сорок три прошли в браке. Ян, тогда ещё молодой и не слишком перспективный участник банды, заметил в цветочном магазине – настоящем цветочном, который не имел отношения к проституции или торговле наркотиками – усердную флористку с тончайшей талией, а после двух свиданий предложил съехаться вместе.       Несмотря на неизменную череду любовниц и даже появление незаконнорождённых детей, эта женщина всегда оставалась властительницей домашнего очага – и распорядительницей большинства капиталов. Она родила двоих детей, но воспитывала ещё пятерых, которых Ян Мэнло в разное время привёз на виллу; не ко всем, говорят, относилась одинаково и особенно не любила бастардов-мальчиков, но каждому обеспечила безупречное образование и, как утверждали, ни разу никого не попрекнула происхождением.       У неё самой любовников никогда не было – для неё существовал только Ян… и даже сейчас она выглядела сногсшибательно: точёная фигурка, затянутая в неприлично узкое платье из змеиной кожи с двумя разрезами до бёдер.       «Да, – пронеслось у Шая в голове. – С нашими костюмами Фрой Дюран не прогадала».       Сын на фоне сладко щебечущей хозяйки выглядел настоящим громилой – он определённо пошёл в отца; обмен любезностями не затянулся надолго – на подходе был следующий кортеж. Два невесомых недопоцелуя в щёку, одно крепкое рукопожатие – и Шай переступил порог особняка.       Госпожа Шребер, увы, не ошиблась – внутри изрядно пованивало. Густые запахи алкоголя, травки, крепкого парфюма и пота смешивались во что-то невообразимое; кондиционеры не справлялись. Почти сразу повело голову… впрочем, хозяин наверняка этого и добивался. Голоса, смех и женские взвизги сливались в будоражащую нервы какофонию; воображение дорисовывало откровенные картины – и не слишком-то опережало реальность, по крайней мере, одну парочку, чрезмерно увлечённую друг другом, они встретили буквально у входа, за колонной и зыбкой ширмой из пальм в кадках.       «Интересно, реально ли опьянеть от запаха? И от шума?»       По протоколу полагалось сразу идти и приветствовать хозяина, но Шай решил чуть помедлить, чтобы привыкнуть к атмосфере. Сделав знак охране, он направился к краю зала, где было потише – и посвежее. Справа и слева были размещены самые настоящие барные стойки; чуть дальше – столы с деликатесами на один укус и заранее разлитыми напитками. В бокале с шампанским Моор учуял странную добавку и предположил, что это наркотик; минеральная вода, впрочем, была вполне обычной – и безопасной.       – Действительно, гнездо порока, – вздохнул Шай, откинув голову месмеру на плечо. – Один плюс – здесь мы действительно никак не выделяемся, даже в этих твоих порноштанах…       – Как-как ты сказал? – переспросил Моор, явно позабавленный, и отвёл ему с лица прядь волос за ухо.       – Не буду повторять, ты всё прекрасно слышал, – фыркнул он. – Ладно, ещё две минуты отдохнём – пойдём поболтаем с Яном, я тебя с ним хоть познакомлю…       Он не просто хотел – он действительно собирался это сделать, но уже через мгновение понял, что отдохнуть не выйдет. Совсем рядом, за очередной колонной и колышущимся пологом из узорчатых пальмовых листьев, послышался сдавленный писк – и всхлип, а потом испуганный девчачий голос забормотал:       – Ну отпустите, я не хочу, я не отсюда, я из флигеля…       А затем – резкий звук пощёчины.       «Не моё дело, – подумал Шай. – Вот совершенно не моё».       И, отставив бокал с минералкой, направился к злосчастной колонне. Она, к слову, располагалась не так уж близко, как почудилось сначала, просто здесь действительно было тише, чем в остальном зале; там, в нише, долговязый парень, красивый, как куколка, прижимал к стене пухлую девчонку; ему вряд ли исполнилось больше шестнадцати, но ей и пятнадцать-то можно было дать только с большой натяжкой. Парень был одет безвкусно и ярко, в ярко-красную кожаную куртку и широкие штаны с кучей заклёпок, причём ширинку он уже успел расстегнуть. А девчонка – в удобные леггинсы и толстовку с капюшоном.       Под ногами у парочки валялась тарелка с закусками, уже наполовину растоптанными.       – Кажется, твоя дама против.       Шай говорил негромко, но старался использовать тот самый тон, который приберегал для особо неприятных деловых партнёров – точнее, бывших партнёров.       Сработало.       – А тебе какое дело? – огрызнулся парень, оборачиваясь, но ширинку притом рефлекторно прикрыл ладонью. Сейчас, в анфас, он выглядел смутно знакомым. Острые скулы, брови вразлёт, огромные ярко-синие глаза, гладкие чёрные волосы, живописно растрёпанные – он и вправду оказался красавчиком. – Вали нахер. Ты хоть знаешь, с кем связался?       Неподалёку стояла парочка дюжих телохранителей, почему-то в мундирах; по сигналу красавчика оба шагнули ближе – и застыли на месте, когда заметили характерное зеленоватое свечение вокруг зрачков у Моора.       «Значит, про месмеризм они знают… И если они тут для охраны, то списки гостей наверняка проглядели. Уже хорошо», – подумал Шай, а вслух ответил без улыбки:       – Неважно, кто ты. Важно, кто я. Отпусти девушку, немедленно.       Парень обернулся на охранников, которые так и не двигались с места, вопреки его приказу, и взгляд у него стал затравленным.       – Она меня хочет, просто ломается! – Заявление явно должно было прозвучать дерзко – по замыслу, но фактически скорее напоминало оправдание. – А если нет, я денег дам, хе-хе, они же одинаковые все, просто кому-то накинуть побольше…       – Убожество.       Глазищи у парня стали на пол-лица.       – Чего?       – Убожество, – повторил Шай. – Что, так не дают?       А дальше всё произошло очень быстро.       Парень выхватил пистолет, но даже прицелиться не успел – Моор аккуратно вывернул ему запястье, а затем толкнул его прямо в руки охранников. Глаза у парня заблестели, ресницы слиплись…       «Да ему точно не больше шестнадцати… Кто вообще додумался его сюда привести? – подумал Шай с жалостью. – Это же подросток, избалованный подросток… Как Хель. Наверняка такой же заброшенный».       – Я, я… я деду скажу! – рявкнул парень. Прикусил губу, зыркнул на своих телохранителей. – Прибейте его! Застрелите нахер! Эй!       Шай поймал взгляд одного из них и тихо произнёс, не обращая внимания на вопли:       – Вы меня узнали? – дождался отрывистого кивка, затем улыбнулся, смягчая слова: – Тогда уведите мальчика. Для его же пользы.       Видимо, подобные ситуации уже происходили, потому что колебаться телохранители в военной униформе не стали – и молча поволокли парня к ближайшим дверям. Он почти сразу притих и зажмурился; ширинка у него так и осталась расстёгнутой.       Девчонка к тому времени успела привести в порядок задранную толстовку и рукавом вытереть слёзы; она молча поклонилась, шмыгая носом – и драпанула вдоль стены, до следующей ниши, там нажала на одну из плиток на стене – и прошмыгнула открывшийся коридор за скульптурой. Через пятнадцать секунд каменный фавн встал на место.       «Надо же, действительно потайная дверь… Замок, оказывается, не так-то прост».       – Это и была обещанная провокация? – со сдержанным любопытством поинтересовался Моор, когда они двинулись к переходу в другой зал, где и находился хозяин вечеринки. – С месмеризмом я сдержался, как видишь, проблем нет.       – Это был придурок-мажор, – поморщился Шай, вспоминая обвисшего на руках у телохранителей красавчика. – Просто подросток с кучей денег и, возможно, влиятельными родителями… Нет, провокации впереди, расслабляться пока рано. И, кстати, о провокациях – как тебе Ян Мэнло? Вон он, впереди, на троне.       Моор издали оглядел роскошно украшенное кресло у вызолоченной стены, где, в окружении красоток, факелов и прислуги с опахалами восседал хозяин вечеринки в расшитом драгоценностями смокинге – и скупо ответил:       – Блестит.       В итоге Шай никак не мог выбросить это из головы, и все силы уходили на то, чтобы сохранять серьёзное выражение лица.       Во втором зале оказалось гораздо тише, спокойнее и в целом комфортнее: меньше людей и запахов, больше чистого воздуха. Если в первом легко было затеряться в толпе или спрятаться за одной из декоративных ширм, то здесь каждый человек был как на ладони. И хозяин, конечно, заметил новоприбывшего гостя сразу – заинтересованно привстал на кресле, затем подозвал служанку и что-то шепнул ей на ухо; девушка поклонилась и быстро убежала за ширму, расположенную за столом для закусок.       – Нас ждут, похоже, – негромко произнёс Моор, останавливаясь. – Подойдёшь к нему?       В этот момент в зал впорхнула немолодая, но роскошно одетая брюнетка в красном платье с открытыми плечами и длинным шифоновым шлейфом. Повертев головой, она сразу направилась к трону, на ходу наматывая шлейф на руку.       – У меня есть идея получше, – ответил Шай и развернулся к месмеру так, чтобы вполглаза наблюдать за происходящим. – Пусть он к нам подойдёт. Что-то мне не хочется участвовать в ролевых играх на тему королей и вельмож.       – Потому что тебе это кажется глупым? – понятливо кивнул Моор.       – Потому что король здесь – я.       Месмер не удивился, но выглядел весьма позабавленным.       – Не похоже на шутку.       – А я и не шучу, – вздохнул Шай, позволяя себе немного расслабиться и привалиться к нему плечом. – Для репутации «Кербера» в Сянь Е будет плохо, если я начну изображать мальчика на побегушках. Нет, надо показать, что это Мэнло во мне заинтересован… У отца, кстати, хорошо получалось проворачивать такие штуки – качнёт бокалом вина, посмотрит по сторонам, и вот к нему уже тянутся со всех сторон.       – Тебе принести вина? – вздёрнул Моор брови, и Шай рассмеялся.       Тем временем гостья в красном платье приблизилась к трону. Ян Мэнло милостиво взмахнул рукой и что-то сказал, видимо, пошутил, потому что гостья хихикнула; затем он хлопнул в ладоши, и одна из служанок подала ей поднос с огромным, почти пол-литровым бокалом. Вторая служанка, которую он отправил с поручением раньше, поджидала справа от трона с золочёным рогом в руках.       «А вот это, похоже, для меня».       Гостья в красном со своим бокалом, разумеется, не справилась – зато ей явно стало веселее. Отходила она, опираясь на локоть телохранителя, медленно, словно вслепую нащупывала пол перед собой. На щеках у неё разгорелся лихорадочный румянец, а движения стали дёргаными.       Через несколько минут в дверях появился другой гость, средних лет мужчина; на презентации в отеле он стоял рядом с Баями. Ему тоже принесли алкоголь – небольшую стопку чего-то очень крепкого, но вполне привычного, судя по тому, как непринуждённо он опрокинул в себя напиток. Ян Мэнло поговорил с гостем, но недолго, периодически поглядывая в сторону Шая и едва заметно притопывая ногой.       «Ага, значит, он уже теряет терпение, – пронеслось в голове. – Ну, значит, ждать осталось недолго».       Так и вышло.       Бессердечно споив и осыпав комплиментами очередную красотку, Ян Мэнло спрыгнул с трона и решительно пересёк зал; служанка с рогом семенила следом, низко опустив голову, укутанную покрывалом. Вообще покрывало выглядело, пожалуй, самым плотным элементом одежды – лиф платья, юбка и бельё просвечивали даже вдали от ярких ламп, и смотреть на женщину было неловко.       «Впрочем, я знал, куда шёл».       – Эй, дружище, ты что-то не торопишься! – широко улыбнулся Ян Мэнло, приблизившись достаточно; у него хватило выдержки, чтобы не строить обиженные гримасы, но чересчур размашистые движения и громкие реплики выдавали его с головой. – Отвлёкся на своего партнёра, а?       Шай чуть вздёрнул подбородок, так, чтобы получился взгляд сверху вниз из-под приопущенных ресниц, и паскудно усмехнулся:       – Нет, не хотел мешать твоим иерархическим играм. Интересная здесь публика, конечно…       – А то, всё же мои гости, – хохотнул Ян Мэнло и кивнул служанке, чтоб та шагнула вперёд. – Ну как, выпьешь приветственную чашу?       Вблизи рог смотрелся ещё более крупным, чем издали; его, пожалуй, не сумел бы осилить даже Логг Таллер, который мог незаметно выхлебать целую бутылку коньяка и не особенно опьянеть. Да и запах, резкий и пряный, слишком шибал в нос – на обычное вино напиток нисколько не походил.       – Это за успех твоего отеля? – спросил Шай, не двигаясь с места – сейчас, честно признаться, не ради закрепления эффекта даже, а потому что ему нравилось опираться на горячее плечо месмера и спиной ощущать жар чужого тела.       – Ну, отель мы обмыли утром, так что…       – Тогда не буду.       – Что? – нахмурился Ян Мэнло.       – Я не буду, – повторил Шай с той же стервозной улыбкой. – Вечеринка же для веселья, правильно? Значит, надо делать то, что хочется. Или в Сянь Е поступают по-другому?       Секунду хозяин дома смотрел на него в упор, не мигая – а потом рассмеялся и сделал служанке знак унести наконец злосчастный рог.       – Нет, каждый здесь предаётся тому пороку, который предпочитает, – сказал он, отсмеявшись. И сощурился: – Вот чего бы ты хотел, а, господин Таллер-Ки?       «Спать, – подумал Шай. – Спать круглые сутки на необитаемом острове… впрочем, гетто тоже сойдёт, лишь бы никакие идиоты ко мне не лезли».       А вслух ответил, провокационно облизнув губы:       – Попробуй догадаться.       Сложно сказать, какое выражение лица стало в этот момент у Моора, но Ян Мэнло резко поскучнел и опустил глаза, кашлянув в кулак:       – Ну, не то чтоб это было моё дело, кхм… А характер у тебя не сахар, я смотрю, – хмыкнул он, возвращаясь к прежним манерам – замешательство продлилось недолго. – Вас пока двое, тех, кто отказался от приветственного угощения.       – А первый кто? – спросил Шай для проформы, на самом деле нисколько не интересуясь ответом.       Ян Мэнло молча указал куда-то ему за спину, не уточняя, кого имеет в виду – но уточнений и не потребовалось.       …очень высокий, намного выше Моора – и выше даже, пожалуй, долговязого Дона Микаэле; смуглый, с тонким аристократическим носом и светлыми, глубоко посаженными глазами – они точно слабо светились даже издалека. Он обошёлся без пошлой кожи и агрессивных заклёпок, облачившись в старомодный военный мундир тёмно-серого, почти чёрного цвета. Широкий шарф из тонкой, плотной, словно бы хрустящей ткани был несколько раз обмотан вокруг шеи, и концы его спускались сзади по мундиру, точно крылья ночного мотылька.       Несмотря на жару и духоту, у Шая мурашки пробежали.       – Генерал Кроман.       – Вы, вижу, знакомы, – подтвердил догадку Ян Мэнло. – Приятели?       Голос на мгновение отчего-то пропал, но Моор заметил короткую заминку и ответил сам – без улыбки:       – Не совсем. Но мы обязательно подойдём поздороваться.       Арчибальд Кроман стоял немного в стороне от прочих гостей; он не пил вино, ни с кем не заговаривал, даже почти не двигался, но всё равно от него веяло чем-то нестабильным, тревожным, угрожающим. На людей вокруг он смотрел, как смотрят на догорающие угли в камине. Его это не развлекало; он просто проводил время.       «Мне не обязательно разговаривать с ним лично, – напомнил себе Шай, усилием воли отворачиваясь. – Я не для того протащил сюда пятнадцать человек из службы безопасности, чтобы самому потом бросаться в пекло».       – Эй, – тронул Моор его за плечо, возвращая в реальность. Ян Мэнло к тому времени уже уселся на трон и приветствовал очередного гостя – немолодого мужчину в сопровождении юной любовницы; кажется, одного из влиятельных местных политиков. – Всё в порядке?       – Да, – откликнулся Шай, потирая виски. – Просто голова что-то разболелась… Давай прогуляемся? Мне кажется, здесь должен быть где-то выход в сад.       Одна из официанток любезно указала им нужную дверь. Как вскоре выяснилось, проводить время на свежем воздухе предпочитали не только они. Некоторые парочки, вероятно, считали, что секс под открытым небом обостряет чувства; другие гости бродили у фонтана, прогуливались мимо клумб, разговаривали… Что-то определённо интересное происходило в зелёном лабиринте из стриженного кустарника и арок, увитых розами, но соваться туда, на страстные вопли и вздохи, чтоб проверить, было слишком рискованно. На берегу пруда сидел патлатый темноглазый парень в джинсах и толстовке; он меланхолично кормил карпов, отщипывая кусочки от бургера, а рядом курила блондинка лет на пятнадцать старше, положив ему руку на плечо. Они настолько не вписывались в окружающее безумие, что Шай даже попросил службу безопасности узнать, кто это, и скинуть ему досье. Выяснилось, что парень – способный хакер, с недавних пор работающий на семью Мэнло, а женщина рядом – его жена и в прошлом школьная учительница; три года назад против неё было открыто дело о совращении несовершеннолетнего – и замято потом усилиями тётки господина префекта.       Методы поиска и убеждения перспективных сотрудников в Сянь Е не менялись уже лет двести.       Ещё дальше, там, где начинались фруктовые деревья, две пары весьма преклонных лет устроили пикник – с передвижным кофейным столиком в колониальном стиле и целой горой десертов. На происходящий вокруг разврат они взирали со снисходительным весельем и травили байки в духе: «Вышел как-то господин министр по малой нужде, и вдруг из канализации ка-ак всплывёт наёмный убийца с вот такенным ножом… А министр ему: "Хорошо, что не с ножницами"».       Старики и Шая звали в свою компанию, и он был даже не против – по смутным воспоминаниям, они были из семьи Бай и явно успели накуролесить в молодости… Но ему с определённого момента кусок в горло не лез, даже без историй о кровавых убийствах. Между лопатками зудело, словно кто-то издали сверлил его взглядом; изредка мерещилось даже, что среди зарослей мелькают подозрительные силуэты.       Моор, впрочем, никого не видел.       – Хорошо, – вздохнул Шай, зябко передёрнув плечами. Над замком поднималась хищная жёлтая луна – почти круглая, если не приглядываться. – Давай всё-таки вернёмся в помещение. Внутри всё-таки остались наши люди из службы безопасности, так что там как-то спокойнее.       В залах, однако, ощущение слежки никуда не делось.       Он, пожалуй, даже не удивился, когда услышал негромкий оклик – и, обернувшись, очутился лицом к лицу с Арчибальдом Кроманом.       Хель не соврал – вблизи генерал и вправду производил ошеломительное впечатление.       Рост у него навскидку оказался больше двух метров – выше Моора на голову, а уж молодой хозяин «Кербера» едва доставал ему до подбородка, и то, если встать на мыски. Из-за пропорций фигура издали выглядела суховатой, худощавой, но сейчас, с расстояния в пару шагов, генерал представал настоящим силачом – с широкими плечами, длинноватыми для нормального человека руками и пальцами, способными по прикидкам раздавить чужой череп без особых усилий. Светло-голубые, почти серебристые глаза настолько контрастировали со смуглой кожей, что мерещилось даже, будто они светятся. Тёмно-серый мундир настолько пропитался ароматом миконских благовоний, что в горле першило – но даже этот густой запах не мог скрыть другой, исходящий, кажется, от самого тела… нет, даже не от кожи, а глубоко изнутри, от плоти и костей: горький и тошнотворный, от которого голова начинала кружиться, а ноги подкашивались.       Моор тоже заметил что-то – нахмурился, поджал губы, рефлекторно отступил назад…       Но генерал поначалу словно бы и не собирался идти в атаку.       – Хорошо, что я нашёл вас до отъезда, господин Таллер-Ки, – улыбнулся он деревянно, точно механическая кукла, и слегка склонился, приложив ладонь к груди. – Хотелось бы извиниться за этого дрянного мальчишку, Брюса. Похоже, что он доставил вам неудобства.       Шай сглотнул насухо, пережидая приступ дурноты и одновременно пытаясь сообразить, о ком речь.       Вариантов, к счастью, было немного.       – А, тот парень, который немного ошибся с выбором партнёрши, – откликнулся он с улыбкой, надеясь, что со стороны выглядит томно, а не предобморочно. – Ничего страшного. Он быстро понял свою ошибку, и мы уладили разногласия.       – Да? – усмехнулся генерал, и вокруг глаз у него кожа сморщилась, как у древнего старика. – А он мне рассказал совсем другую историю. И попросил содрать с обидчика кожу живьём.       Разумеется, наследнику «Кербера» не раз и не два в жизни приходилось выслушивать угрозы – как завуалированные, так и прямые, но сейчас он действительно почувствовал себя в опасности. Сердце сбилось с ритма – а потом зачастило; температура словно подскочила разом на градус, а то и на два… но мысли парадоксальным образом наконец-то прояснились.       – И как вы планируете поступить? – спросил Шай, балансируя на грани между дурным весельем и отстранённой сосредоточенностью. – Рискнёте? Кстати, кем вам приходится этот Брюс – сын, внук?       – Он мой потомок, и мы действительно состоим в прямом родстве, хотя слухи, не скрою, курсируют разные, – ответил генерал. Он явно внимательно следил за реакцией на свои слова, не упуская ни одной детали, и провоцировал собеседника вполне намеренно – прекрасно зная о том, какое подавляющее впечатление производит в личном общении. – Брюс бывает весьма невоздержан; он избалованный мальчишка, но этот его каприз я выполнять не собираюсь. Это было бы затруднительно: у вас слишком заботливый спутник.       Машинально Шай обернулся на Моора – и вздрогнул: тот рассматривал Кромана с нехорошей, плотоядной задумчивостью и не шевелился, даже не моргал.       «Как хищник в засаде».       – Вы знакомы? – вырвалось у него совсем не то, что он хотел сказать изначально.       Генерал снова улыбнулся, показывая ещё больше зубов, крупных, ровных и белых, точно искусственных – или вампирьих.       – В некотором роде. Но я определённо наслышан… Опустошение Севера, так?       – Меня знают под разными именами, и это одно из них, – ровно ответил месмер.       На мгновение неприятный горький запах усилился, а зрачки у генерала расширились так, что глаза стали казаться чёрными. Он благодушно кивнул и заговорил медленно, с запинками, точно припоминая на ходу:       – Да-да, конечно. Дети раньше заучивали по учебникам имена героев и чудовищ, хотя сейчас историю войны сильно сократили и изменили… Дайте-ка сообразить, как там было. Опустошение Севера, а также Хэмлок, Моор… Ещё что-то было… «Смерть, что приходит с неба», верно? Вроде бы ещё северяне упоминали некоего «Зеленоглазого монстра из Эйд-Альва» и «Пожирателя королей», но это могли говорить и о каком-то другом месмере. Ходила в землях близ Эйд-Альва старая история, кажется, об одном из королевских отпрысков, который…       Шай сперва интуитивно ощутил спиной опасность, рванулся вбок – и только затем осознал, что удерживает Моора на месте, а глаза у него опасно светятся.       – Я не очень интересуюсь историей, особенно на вечеринках-оргиях, – быстро проговорил Шай, поглаживая его по плечу. – Мне вообще больше нравится смотреть в будущее. А вы увлекаетесь стариной, да?       Усмешка генерала стала особенно неприятной; выпад месмера его явно не испугал.       – Можно сказать, что я ей живу. А вы удивительный человек, господин Таллер-Ки. Похоже, что вы совсем не опасаетесь своего грозного спутника, чего я не могу сказать о себе, – солгал он. И продолжил с неискренней доброжелательностью: – Впрочем, с высоты прожитых лет позвольте предостеречь вас. У вас есть имя, власть и ресурсы; всё это неизменно будет привлекать… тех, скажем так, кто ничего из себя не представляет. Однако эти особы – эти особи – с удовольствием паразитируют на том, до кого могут дотянуться. Сперва представляются этакими, знаете ли, защитниками, убеждают в своей незаменимости, но на самом деле всего лишь пьют из живого человека соки, пока не иссушат его до смерти. А он, даже умирая, будет уверен, что хочет этого сам. Потому что эти твари, знаете ли, умеют убеждать.       «Опасно».       Шай, не раздумывая, резко обернулся, встал на цыпочки, вслепую нашёл губы Моора – и поцеловал так, словно это было в последний раз, словно они остались наедине в Стеклянной башне, а не торчали посреди зала в резиденции Мэнло, где каждый второй гость пялился на них, не скрывая любопытства.       – Я тебя люблю, – отчётливо произнёс Шай и рискнул наконец открыть глаза. Опасное месмеритическое сияние медленно угасало, но Моор по-прежнему выглядел так, точно собирался вот-вот вцепиться генералу в горло. – Я тебя очень люблю, ты слышишь?       Месмер моргнул, как зачарованный… и тихо ответил:       – Да. Кажется, слышу.       «Мне надо отправить его куда-нибудь подальше, иначе Кроман его доведёт… Он явно что-то знает о Мооре. Что-то, чего я не знаю… то, что он хотел бы от меня скрыть».       Из-за последней мысли в груди кольнуло.       – Прогуляйся, остуди голову, – приказал Шай с улыбкой – и с теми интонациями, которые не оставляли сомнений в том, что это именно приказ. – Пересчитай всех блондинок в красном, что ли… Я заметил четверых. Интересно, сколько их всего. Иди. Только не подслушивай – и считай так, словно от этого зависит моя жизнь, хорошо?       Моор глубоко вздохнул – и кивнул.       Пока он отдалялся – напряжённый, напружиненный, с болезненно выпрямленной спиной, – Шай лихорадочно размышлял. То, как держался Кроман, как он говорил, как реагировал – всё указывало на то, что его действия не были спонтанными.       И на то, что в результате он не сомневался – а значит, не раз проворачивал подобное прежде.       «Он не любит вампиров, – думал Шай, прикрыв глаза. – Не любит, но много знает о них. Причём из первых уст. У него была связь с вампиром? Вероятно. Он знал Моора лично? Вряд ли, скорее, знал кого-то из его близкого окружения. Он силён физически; не боится – считает, что успеет среагировать? Или здесь есть что-то, способное нанести Моору вред?»       Леденящий страх, который нахлынул в тот момент, когда стало ясно, что месмер не выдержит, сорвётся, отступил. И ревность; и скованность из-за чересчур откровенной одежды; и дурнота.       «Он хотел отнять у меня Моора, – стучало в висках. – Отнять. Навредить ему».       Когда Шай снова открыл глаза, то чувствовал себя очень лёгким – и раскалённым добела.       – Кажется, у твоего любовника проблемы.       «Это у тебя проблемы».       Изнутри точно поднималась волна.       – Он на взводе, полнолуние близко, – безмятежно улыбнулся Шай, оборачиваясь.       Вокруг них с генералом образовалось пустое пространство; даже здесь, в зале, пропитанном алкогольными парами, вседозволенностью и пороком, люди инстинктивно опасались приближаться к ним.       – Ему следует лучше себя контролировать, – произнёс Кроман с лёгкой укоризной, нависая, как гора, как скальный уступ, в любое мгновение способный обрушиться всей смертоносной тяжестью. Лампы отражались в светло-серых глазах, дрожали, искажались, как изображение в кривом зеркале. – Хотя такому, как он это нелегко, пожалуй; он ведь всегда получал то, что хотел. Такой… убедительный.       «А вот и выстрел в меня, – промелькнуло в голове. – Он прощупывает мои страхи? Ну-ну. Пусть попробует. Пусть покажет, что он считает пугающим… угадывая чужие страхи, люди всегда проговариваются о своих».       – Нелегко? Ну, это смотря с кем сравнивать, пожалуй. А вы часто общались с месмерами?       – Не так уж месмеры отличаются от прочих вампиров.       – О, значит, с вампирами вам приходилось общаться часто. А тесно? Кто это был – друг? Любовник? Любовница? Или связи по работе? Семейные проблемы?       На долю секунды уголки рта у Кромана поползли вниз, а верхняя губа дёрнулась – звериный оскал, потеря самоконтроля.       Но только на долю секунды.       «Значит, любовница. Кто бы мог подумать».       – Бывало по-разному, но всё это очень старые дела. Поросшие мхом… – Нехорошая усмешка; шаг вперёд. – Впрочем, у семьи Таллер-Ки страсть к вампирам, похоже, в крови. Как поживает ваша сестра?       – Спасибо, хорошо.       – Говорят, в последнее время её часто видят на городских улицах в одиночестве…       Температура словно упала резко на несколько градусов.       «Он угрожает? Ей? Серьёзно?»       Та здоровая, азартная злость, которая до сих пор переполняла Шая, как горячий газ, вдруг разом ударила в голову. Зрение странно исказилось; всё стало тёмным, далёким, размытым – и только фигура Кромана точно подсвечивалась по кромке, и этот свет выделял каждую жилку, морщину, волосок…       …каждый дефект или уязвимое место.       – Моей сестре нечего бояться, – тихо ответил Шай. – Только не ей.       «Если этот ублюдок только намекнёт, что попробует добраться до неё, я избавлюсь от него прямо сейчас».       Кроме Моора, в зале было ещё тринадцать человек, ожидающих всего лишь знака, чтобы атаковать. Даже если это бы означало конфликт с военными, преследование по суду или крах всех планов и проектов в Сянь Е.       Генерал едва заметно скосил взгляд, точно выискивая что-то – или кого-то – в толпе; ноздри у него раздувались от тяжёлого дыхания.       – Как я слышал, из-за неё немало пострадала репутация «Кербера» в своё время.       – Вы говорите прямо как моя мачеха, – парировал Шай. – Вылитая Мари.       И – снова успел увидеть, как дрогнули уголки губ.       «Значит, Марианну Вонг он и правда знает».       – Прошу прощения, если случайно затронул ваши, гм, внутрисемейные дела, – снова оскалился генерал. И – шагнул ещё ближе, усиливая давление. – Полагаю, что вам в этом возрасте нотации от старших уже поперёк горла стоят. Нелегко, наверное, близким было принять ваши… увлечения.       «Теперь он прощупывает, что там с конфликтами среди родственников».       Удержать лицо при воспоминании о подвалах Логга и дюжих молодчиках, запихивающих его в мешок, чтобы вытряхнуть потом в гетто, было сложнее, чем он думал, но зато голос почти не дрогнул:       – О, да, я порядком разочаровал бы сейчас и деда, и дядю, и, пожалуй, отца тоже. Такая шикарная вечеринка, а я не пью, не испытываю удачу за партией в покер и даже за женщинами не таскаюсь. Шутка, разумеется.       Генерал сузил глаза; ощущение смертельной опасности сгустилось настолько, что стало трудно дышать.       «Он как будто размышляет, не уничтожить ли меня сию секунду».       На входе в зал показался Ян Мэнло; к нему тут же подскочил один из дюжих молодчиков в униформе и начал что-то нашёптывать.       – Ну, в каждой шутке есть доля правды… – произнёс Кроман задумчиво. – Как вас там называют, «идол поколения»?       – Потерянного поколения, – Шай вздёрнул брови и невинно улыбнулся. – Хотя оно, кажется, вовсе не терялось. Просто люди сейчас, как говорят… более свободные.       – Да-да, – кивнул генерал и оскалился, перечисляя: – Свободные нравы, сомнительные связи. Может, я старомоден, но мне проще со старшим поколением, признаться честно. Мы в этом, пожалуй, сходимся с вашим партнёром: оба осколки старого мира, оба не доверяем миру новому… Да и кому доверять? Обалдуям вроде моего Брюса? Он начинал неплохо – такой талантливый мальчик, но, видимо, получил слишком много свободы. Детей, увы, так легко испортить.       – Ну, кажется, воспитывали его как раз вы, так что винить вам тогда стоит именно себя, не так ли? – дружелюбно откликнулся Шай. И – сделал короткую паузу перед тем, как наконец перейти в атаку и сделать пробный выстрел: – Знаете, он мне напомнил одного моего приятеля, Хеля… К его воспитанию вы случайно руку не приложили?       Кроман не стал юлить и делать вид, что не представляет, о ком речь.       – Ничтожество, – брезгливо скривился он. – И чем дальше, тем более жалкое.       – Тогда вы не станете возражать, если я его у вас заберу? – Шай ослепительно улыбнулся, как на пресс-конференции. – По правде, вы его не заслуживаете.       Ян Мэнло, выслушав доклад, изрядно побледнел – это было заметно даже издали – и начал медленно пробираться к ним через толпу.       – Не заслуживаю? Этого… дефектного?       Презрение было ощутимо почти физически, как плевок в лицо; не ему, Шаю, но всё равно возникло ощущение запачканности.       – Смотря что считать дефектами. Лично я думаю, что иногда перфекционизм – зло. А вы словно сравниваете всех с каким-то недостижимым идеалом… Утраченным. Кем он был, тот человек, которого вы потеряли? Или не человек?       Ещё один резкий шаг вперёд – и они оказались бы нос к носу, если бы разница в росте.       «Бинго. Он злится – значит, я угадал».       – Кажется, «Кербер» так и не избавился от привычки подбирать объедки за другими, – взгляд у генерала потемнел. – Помнится, ходили слухи лет двадцать назад об одной беглой военной преступнице…       «Значит, о докторе Тха они знают, – отметил про себя Шай; сквозь странное эмоциональное онемение пробился холодок тревоги. – Надо усилить охрану подземных лабораторий… Но это потом».       – Иногда слухи – всего лишь слухи, господин генерал. Но почему бы и не подобрать то, что другой отбрасывает? Особенно если он не знает истинной цены этих «объедков». Вот недавно мы за «Эрго» подобрали кое-что интересное… Я о медицинском бизнесе в Сянь Е, разумеется, – чуть изогнул он губы в намёке на улыбку. – Так что если Хеля вы считаете дефектным, то смело отдавайте мне. Тем более что у вас теперь есть другая подопытная зверушка, более удобная.       – Да? И какая?       «Рискнуть или нет? Ну, они знают, что я копаю под них, так что терять мне нечего…»       …это было похоже на прыжок в омут.       – Девочка с кровью Алой Чумы. Ведь это вы свистнули под шумок последний саркофаг, не так ли? Вы и ваши приятели, повёрнутые на экологии.       Генерал резко склонился, приближая лицо к Шаю – и обдавая горьким, холодным дыханием.       «Кажется, я попал в цель».       – Вы пьяны, господин Таллер-Ки? Я теряю нить разговора. О чём вы говорите?       – О вашей пленнице-вампирше, – Шай в упор смотрел, не мигая – в чужое жуткое лицо, в белесоватые глаза. – Её ищут, знаете ли.       – Тот, кто гоняется за миражами, рискует потерять себя.       «А вот это точно угроза».       – «Потерять себя» – это такой эвфемизм для «оказаться в тайной лаборатории в качестве подопытной крысы»? Или, вернее, сырья для производства монстров – качеством повыше, конечно, чем «Инферно-пять», тот и вправду ведь был дефектным.       Верхняя губа у генерала снова задралась, обнажая полоску зубов…       «Он ведь не сожрёт мне лицо?» – подумал Шай, замирая, как кролик перед удавом.       И – сглотнул.       Улыбаться больше отчего-то не получалось.       – Хель, – тихо произнёс Кроман, – слишком много болтает.       – Ну, не только он…       Шай сказал это рефлекторно – просто для того, чтобы отвести от Хеля гром и молнии, не подставлять его ещё сильнее, чем он уже это сделал… и с отстранённым удивлением отметил, как генерал нахмурился, как медленно повернулись в глазницах потемневшие глаза, как разомкнулись губы, перед тем как исторгнуть угрозу – или задать вопрос, или…       Но прозвучали совсем другие слова – и не от того человека.       – Вы ведь не ссоритесь, дорогие друзья? – спросил с поддельным весельем Ян Мэнло, вклиниваясь между ними; пот по лицу у него стекал точно так же, как у господина префекта, и уголки глаз дёргались точь-в-точь. – Эта ночь для удовольствий, а не для ссор! Вот, помнится, в «Поэме Луны» говорилось…       – Мы не ссоримся, наоборот, мы обнаружили, что у нас много общего, – перебил его Шай. И добавил на дурном кураже: – Можно сказать, что это начало новых взаимовыгодных отношений.       Сказал – и панибратски похлопал генерала по плечу, поднявшись на цыпочки.       Потерял равновесие, чертыхнулся, схватился ему за рукав, едва не оборвав злополучный шарф, виновато рассмеялся – и пробормотал:       – Генерал прав, я, кажется, пьян. Пойду проветрюсь.       Когда он отходил, его трясло от волнения.       На шарфе, прямо в рыхлом узле, остался жучок – крошечная, почти невесомая «таблетка», начинённая высокими технологиями; госпожа Шребер отсыпала ему таких целую горсть – просто на всякий случай.       «Прослушку, конечно, обнаружат… Вопрос – когда именно. И сколько мы успеем узнать…»       Пульс бешено стучал в висках; пол выворачивался из-под ног.       – Но самый главный вопрос – где сейчас Моор, – пробормотал Шай, приваливаясь к стене. Собственное сердцебиение оглушало; перед глазами всё плыло. – Где ты, когда ты так нужен…       После того как закончился обмен ударами между титанами – между «Кербером» и военной кликой, гости начали постепенно приходить в себя. Разговоры становились громче, оживлённее; любопытство медленно, но верно побеждало страх; заинтересованные взгляды ощущались как свет от мощных софитов, но пока никто не рисковал подойти и спросить, что не поделил наследник корпорации с влиятельным генералом.       «Ну уж нет. Ещё одного содержательного диалога я не выдержу».       Переборов дурноту, Шай вызвал одного из телохранителей и поинтересовался, где сейчас Моор – всё ли с ним в порядке. К счастью, других желающих спровоцировать месмера, кроме самого Кромана, среди гостей не нашлось – или, возможно, они просто его не догнали.       – Ваш спутник несколько раз обошёл все четыре зала, а также скверы и прогулочные дорожки вокруг особняка, – доложил телохранитель, сверившись с сообщениями от коллег. И чуть нахмурился: – А сейчас он у пруда с карпами… Нет, прошу прощения, уже в каменном саду.       «Каменный сад» оказался коллекцией статуй – и не простых, а предназначенных для украшения склепов и кладбищ. Скорбящие ангелы, плакальщицы, духи и демоны живописно прислонялись к декоративным колоннам, восседали на пьедесталах, горбились, тянулись к небу, с печалью и гневом взирали на прохожих. Моор идеально вписывался в обстановку – его даже не сразу удалось заметить; в тени от крупной скульптурной группы, скрытый от беспощадного лунного света каменными крыльями, он и сам напоминал мраморное изваяние.       – Ты сейчас похож на «Воспоминания о минувшем», – улыбнулся Шай, приблизившись к нему. – Была такая работа у Дона Микаэле, долго стояла в Муниципальном музее, но потом, кажется, её выкупил какой-то богач… О чём задумался?       Когда Моор обернулся, то лицо у него не выражало ровным счётом ничего – и, скорее, напоминало гипсовую маску.       – Что тебе рассказал тот человек? – произнёс он, проигнорировав вопрос.       Шай присел рядом на каменный постамент – ноги по-прежнему подгибались; неподалёку кто-то курил, и от дыма першило в горле; из-за живой изгороди, там, где кончался каменный сад, доносился вульгарный смех и визгливые голоса, и когда звуки становились громче, то накатывала тошнота.       «Ещё немного, и я сам сорвусь, – подумал он отстранённо. – Вот бы отключить голову хотя бы на полчаса…»       – Много любопытного, но ничего конкретного. О тебе и твоём прошлом мы не говорили, если ты спрашиваешь об этом. Ведь это твой триггер, а не мой – с чего бы генералу что-то рассказывать мне? – пробормотал Шай и боднул месмера в бок. – Так что можешь расслабиться.       – Моё прошлое – не запретная тема, – ответил Моор, явно стараясь говорить помягче – без особого успеха; интонации были резкими, отрывистыми. – Спрашивай о чём хочешь.       – Какое щедрое разрешение, – фыркнул Шай. И невинно продолжил: – Итак, сколько ты блондинок в красном насчитал?       Месмер на секунду замер – а потом тихо рассмеялся и наконец притянул его к себе.       – Одиннадцать. Или крашеные не считаются?       – Ну…       – Тогда две. И одна из них – переодетый мужчина.       Шай глухо хохотнул, но поперхнулся вздохом и закашлялся; голова кружилась; голова гудела.       «Мне правда нужно расслабиться».       – Как же меня всё это достало, – прошептал он. И наконец решился – отбил на умных часах команду для охраны и отключил на время прослушивание. – Эй, натуральный блондин… ты ведь серьёзно предлагал заняться сексом в публичном месте? Или дразнил?       – Дразнил, – Моор с улыбкой погладил его по волосам, затем скользнул пальцами под подбородок, заставляя запрокинуть лицо вверх. – Ты же чистюля. Душ, презервативы, шёлковые простыни...       – Ну, в душ я сходил перед отъездом. И подготовился, ну, в том самом смысле, – Шай встретился с ним взглядом, чувствуя, как к щекам приливает жар. – И угадай, что у меня есть в кармане пиджака. Подсказка: это не шёлковая простыня.       Месмер, кажется, не сразу понял, что ему говорят. А потом осознал – и его внимание, раньше сосредоточенное на событиях и людях из далёкого прошлого, развернулось. Как будто луна разом стала бы в десять раз ближе, и её свет обрёл ту же интенсивность, что и солнечный, но был бы не испепеляющим, а прохладным, как вода.       Дыхание перехватило.       – Я наткнулся на красивое место неподалёку, – услышал Шай интимный шёпот над ухом. – И хочу тебе его показать.       Он не успел сказать ни «да», ни «нет», ни даже кивнуть. Моор вздёрнул его на ноги и потянул за собой – вокруг замка, мимо прудов, ажурных мостов, сквозь заросли гортензий, а когда он перестал успевать – попросту подхватил на руки, как принцессу.       «Здесь, наверное, камеры повсюду, – пронеслась мысль. – Вот пускай смотрят и завидуют».       Хохот, разговоры, сладковатый дурманный дым и винные пары, звон бокалов и битых бутылок – вскоре всё осталось позади. Был только холодный, плотный свет от неполной луны, и бешеный пульс, и лёгкая сухость во рту от предвкушения; Шай упустил момент, когда месмер оттолкнулся от земли, и они очутились на декоративном балконе между вторым и третьим этажом, а затем – сразу на два этажа выше.       Небольшая каменная терраса была полностью увита цветущими глициниями – так, что снаружи стена, пожалуй, казалась монолитной. Здесь умещался один старинный дубовый стол, потемневший от времени и влажности, и два кресла с продавленными сиденьями.       – А если кто-то зайдёт? – прошептал Шай между поцелуями, нашаривая в кармане тюбик со смазкой. – Вот, держи… то есть я уже сам, но… – он осёкся.       Несмотря на всё, что между ними уже произошло, признаваться, что ему нравятся сами прелюдии – подготовка и ласки – было отчего-то стыдно.       – Не зайдёт, – усмехнулся Моор и прижался губами к его шее, жарко выдыхая. – И камер здесь тоже нет, я проверил, не зря же меня учила эта твоя дерзкая женщина… Впрочем, кто знает. Риск быть застигнутым ведь обостряет ощущения, м-м?       И – укусил в плечо.       Слабое болезненное ощущение вскоре сменилось приятным; от прикосновений горячего языка к обнажённой коже Шая потряхивало. Он опомнился только тогда, когда почувствовал, как на глаза ему ложится мягкая широкая лента – та самая, которой Моор стягивал волосы.       – По… погоди. Я не хочу так, я хочу видеть, сегодня же ещё не полнолуние…       Месмер замер – и мягко отстранил его от себя, давая отдышаться.       – А я не хочу навредить тебе, – произнёс он со странной интонацией. – Только не сегодня.       Шай спустил ослабевшую повязку, и она шелковистой петлёй упала ему на плечи; больше на нём не было уже надето ничего, а вот Моор пока даже шнуровку у себя на рукавах не распустил.       «Так нечестно».       – Ты всё-таки думаешь о том, что сказал Кроман.       – Да, – он не стал отрицать.       Неторопливо Шай потянул повязку за край, расправил её – и, наклонившись вперёд, накинул Моору на шею, как удавку.       – Я никогда не спрашивал, почему ты настолько осторожен – всегда, – произнёс он задумчиво. – И почему для тебя так важно, чтобы я сохранял свободу воли. В конце концов, это ведь и моим интересам отвечает… Но сегодня ты не просто нежничаешь, ты боишься. Чего? – Шай мысленно прокрутил слова генерала, на которые Моор среагировал, и его осенило. – Да, точно же, «убедительность», он говорил про «убедительность», а ещё упоминал какого-то королевского отпрыска… У тебя были отношения, которые плохо закончились. И твой партнёр упрекал тебя в том, что ты его в эти отношения втянул, возможно, «убедил», «загипнотизировал» или что-то в таком же духе. Учитывая твоё поведение и оговорки… Скорее всего, он тебя провоцировал на грубость, а затем предъявлял претензии, чтобы получить от тебя что-то взамен… или, возможно, просто чтобы тебя «наказать».       Лицо у месмера снова точно превратилось в каменную маску.       – Не очень похоже на вопрос.       – А я и не спрашиваю, – откликнулся Шай. И, положив ему руки на плечи, резко притянул к себе. – Теперь посмотри на меня. Не знаю, что происходило у тебя в прошлом, но таких, как я, ты никогда не встречал. Таких больше нет. Не сравнивай меня ни с кем; не вспоминай. Если бы я хотел тобой манипулировать, то обошёлся бы без дешёвых упрёков и спектаклей на тему растоптанной воли и чести… Посмотри на меня, Моор. Я здесь, потому что я этого хочу; меня не пугает твоё прошлое, твоя сила – вообще ничто, что связано с тобой. Единственное, чего я боюсь – это что тебе однажды станет скучно, и ты пойдёшь дальше. А что до месмеризма, то просто… ну, не знаю, возьми и сделай это. «Кербер» не рухнет без меня за месяц.       Маска Моора словно дала трещину, и изнутри проступило что-то… что-то…       Шай едва не захлебнулся вдохом.       «Да я бы с ума сошёл – постоянно жить в таком напряжении».       – Я боюсь, что ты разобьёшься на осколки, – отчётливо произнёс месмер, обхватив его лицо ладонями и приблизив к своему.       – И ты порежешься? – фыркнул Шай – и подался вперёд, коротко укусил-поцеловал чужие губы, отстранился, самодовольно улыбаясь. – Брось. Я не стеклянный, в конце концов. И да, кстати. Я тоже кое-что хотел сделать целый вечер.       …и, засунув стыдливость подальше, положил ему ладонь на пах и потрогал член прямо сквозь возмутительно тонкий, облегающий материал брюк.       Глаза у Моора стали на мгновение абсолютно круглыми       – Оу.       – Мне до сих пор сложно представить, что эта штука вообще помещается внутрь меня, – доверительно сообщил ему Шай. И снова погладил пах, уже с нажимом. – Раздевайся уже. Мне прохладно вот так стоять, знаешь ли… И не ты ли говорил, что когда мы вдвоём, то я не должен вспоминать каких-то там других мужчин? А сам-то… ум… мф…       Месмеру явно надоело слушать глупости, и он заткнул его проверенным, веками испытанным способом – а потом отклонился немного и шепнул:       – Спасибо.       – За откровенный флирт на грани пошлости?       – За доверие, – усмехнулся Моор. – И я не буду тебе завязывать глаза, если хочешь – смотри… но потом не жалуйся.       «Я и не собираюсь, – подумал Шай, послушно откидываясь на столешницу и подставляясь под поцелуи. – Спина потом будет болеть… впрочем, всё равно».       В то, что Моор применит к нему месмеризм, пусть даже и в запале страсти, он не верил; в конце концов, как сказал однажды Каламити, по большому счёту вампиры делали только то, что хотели.       А Моор хотел сделать ему хорошо.       …в полнолуние всё было как-то чересчур: грубо, долго, глубоко, сильно. Почти на грани того, что вообще можно вынести, прежде чем удовольствие превратится в мучение. На плечах, на спине и бёдрах оставались синяки, которые не сходили иногда неделю; особенно глубокие укусы приходилось обрабатывать у врача, а от кровопотери иногда кружилась голова. Часто Шай не мог наутро встать с постели. Не то чтобы он жалел об этом, но…       Но иногда хотелось и так – нежно, невесомо, почти по-человечески.       Поначалу было даже зябко. Без одежды, ночью, на открытом воздухе – завеса из цветущих глициний с медовым, тяжёлым запахом не спасала от сквозняка. А Моор, как нарочно, не спешил: выцеловывал ключицы, оглаживал ладонями поясницу, заставляя рефлекторно выгибаться… Так, что оставалось странное, тянущее ощущение, словно чего-то недостаёт – ещё одного прикосновения или укуса; чуть больше напора, силы, нажима. Шай сам не заметил, как стал нетерпеливо ёрзать, тянуться навстречу, гладить и прикасаться в ответ – делать всё то, чего раньше не успевал.       И совсем не удивился, когда Моор, с видимой лёгкостью подхватив его, развернул – и усадил себе на колени, а затем мурлыкнул на ухо:       – Не хочешь сесть верхом и подвигаться?       – Так ты в этом смысле обещал, что я буду сверху? – не удержался от шпильки Шай – и охнул, когда в него всадили сразу два пальца. – М-м…       – Мы можем и поменяться, – интригующе посулил Моор и погладил его изнутри, безошибочно находя нужную точку. – Как, меняемся? Прямо сейчас?       Недавний озноб сменился жаром; Шай как будто плавился – с каждой лаской, с каждым словом всё сильнее.       – Не-ет, – простонал он глухо, уткнувшись месмеру в сгиб между шеей и плечом. – Не… не надо… Давай так…       – Нравится?       – Очень…       Всё виделось как в тумане – наверное, потому что слёзы стояли в глазах; кожа пылала, и любое прикосновение ощущалось остро, на грани боли. Повинуясь ласковым рукам, Шай послушно привстал, упираясь пятками в столешницу и вцепляясь пальцами в чужие плечи – а затем так же медленно опустился, чувствуя с ошеломляющей ясностью, как его заполняет изнутри жаркое, большое…       «Чересчур большое».       – Не могу, – хрипло выдохнул он. – Слишком давно… Ох.       Месмер надавил ему на бёдра, заставляя опуститься до конца, и на мгновение Шай забыл, как дышать. Привстал, точно пытаясь избежать контакта, без сил опустился снова – по телу дрожь пробежала…       – Вот так, – усмехнулся Моор, обжигая дыханием висок. – У тебя неплохо выходит.       – Извра… извращенец.       – Кто?       – Я… наверное…       А потом говорить уже не получалось – дыхания не хватало.       Позже, когда всё закончилось, Шай, опустошённый и расслабленный, то ли дремал у него на коленях, то ли просто нежился. Разгорячённую кожу остужал сквозняк; кожаный пиджак, накинутый на плечи, не очень-то помогал, но пока было слишком хорошо, чтобы двигаться и что-то менять. Ноги гудели; в голове точно плескался кисель, и мысли тонули в нём, не успевая толком оформиться.       «Интересно, я смогу самостоятельно дойти до машины?»       Заметив чуть поодаль их вещи, аккуратно сложенные в стопку, Шай не удержался от смешка.       – Уже пришёл в себя? – спросил Моор, обнимая его чуть крепче, словно оберегая от холода. – Или хочешь ещё?       «О, вот тогда меня точно придётся нести».       – Заманчивое предложение, но вынужден отказаться, – вслух ответил он и заворочался, устраиваясь поудобнее. – Лучше посидим немного вот так… И надо потом написать кому-то из охраны, что я в порядке и никуда не пропал. Сколько времени мы тут развлекались?       – Часа два, – откликнулся месмер. – Может, немного больше.       – Ого.       – Это хорошо или плохо?       – Хорошо, – вынужденно признал Шай. По его внутреннему хронометру прошло минут сорок, хотя ломота в мускулах и непреодолимая сонливость намекали на обратное. – Мне вообще понравилось… Но, наверное, я всё-таки действительно больше люблю комфорт. Атласные простыни, мерцающий свет, расслабляющая музыка и всё такое.       Моор тихо рассмеялся – и осторожно выпутал у него из волос несколько благоуханных цветочных лепестков.       – Значит, в ближайшее время никаких экспериментов?       – Ну, почему же, – возразил он из чистого упрямства. – Можно правда попробовать поменяться ролями. Ну, или вспомнить, куда я засунул те странные штуки из секс-шопа…       – Хочешь попробовать с игрушками?       – Может быть.       – А что ещё? Связывание? Секс в воде? Домашнее видео?       В голове тут же промелькнули фрагменты из комиксов Мии, и Шай фыркнул:       – Нет, последнее – точно нет.       – Тогда подожди, – тут же посерьёзнел Моор, бережно ссаживая его на столешницу. – Я мигом.       Он действительно влез в штаны за секунду, чудом умудрившись не разорвать их; затем бесшумно сдвинул в сторону лозы глициний с сиреневыми гроздьями цветов – и исчез. Появился снова минуты через четыре, хмурясь, и, как ни в чём не бывало, снова усадил Шая к себе на колени.       – Проблемы?       – Уже нет, – качнул он головой. – Какой-то местный репортёр. Снимал нас с самого начала, наверное, хотел что-то получить взамен. Но быстро осознал свою ошибку и извинился – такой воспитанный юноша.       Шая бросило в жар.       «Так нас всё же видели».       – И… он правда удалил видео?       Моор посмотрел на него с лёгким недоумением, будто он сказал какую-то глупость:       – Разумеется. Или всё же надо было приказать ему сделать для нас копию?       – Нет, – Шай уткнулся ему в плечо, скрывая полыхающие щёки. – Точно нет.       – У тебя лицо красное.       – Вот просто помолчи.       – Всё ещё такой стеснительный, м-м.       – Давай сделаем вид, что ты ничего не говорил.       – Как скажешь, мой принц.       На удивление, после этого эпизода Шай почувствовал себя бодрее – и даже смог одеться, хотя влезать в пропотевшее бельё и одежду было неприятно; тело ощущалось липким. Но двигался он легче, чем ожидал, несмотря на усталость. Сумел без проблем пересечь сад, пройтись по залу; встретился с госпожой Шребер, коротко переговорил с ней и утвердился в мысли, что можно возвращаться: судя по сухому и поверхностному докладу, им удалось узнать кое-что интересное, но, к сожалению, не без проблем.       – Вы сделали больше, чем все мои ребята сегодня, – отметила госпожа Шребер, понизив голос. – Но, в связи с некоторыми непредвиденными осложнениями и резко возросшими рисками покушения, я рекомендовала бы вернуться в особняк как можно скорее. И не затягивать с отлётом в Нью-Хонг. По возможности, разумеется, – добавила она, окинув его внимательным взглядом.       Шай колоссальным усилием воли не сгорел от стыда на месте.       – Я в порядке, – нейтральным голосом ответил он, игнорируя румянец, заливающий лицо.       – Конечно, господин Таллер-Ки. Я не имела в виду ничего компрометирующего.       Ему захотелось провалиться сквозь землю.       «Я ведь точно отключил прослушку? Точно?»       Найти хозяина вечеринки, чтобы попрощаться с ним, к сожалению, не удалось – трон пустовал; рыскать же по душным залам, где местами и впрямь начались мини-оргии, Шаю откровенно не хотелось. Через госпожу Шребер он велел всей команде отходить к автомобилям, а сам невольно задержался на пороге, выискивая глазами внушительную фигуру генерала…       …и едва не вздрогнул, когда его окликнули.       – Молодой господин Таллер-Ки.       Перед ним стояла жена Яна Мэнло, стареющая красавица с осиной талией, затянутая в «змеиное» платье. Она выглядела усталой – и порядком встревоженной.       – О, простите, я вас не заметил. К сожалению, возникли неотложные дела, которые…       – Я не собиралась препятствовать вам или задерживать вас, – улыбнулась она вдруг неожиданно тепло; вокруг глаз образовалось множество морщинок – тех, что бывают у людей, которые много смеются. – Просто хотела поблагодарить до того, как вы уедете, потому что Ян не станет ничего говорить. Слишком гордый; порой себе во вред.       Тут Шай неподдельно удивился: он не помнил, чтобы делал этой женщине какие-то одолжения, да и самому Мэнло, если признаться откровенно.       – За что?       – За Миранду, – тихо ответила женщина и слегка поклонилась. – Это моя младшая падчерица. Она учится на гейм-дизайнера: ей очень не по вкусу жизнь, которую мы ведём… она стремится к иной судьбе. И сегодня вы спасли её от очень печальной участи, господин Таллер-Ки. Неважно, что Ян считает это ерундой; он мужчина и мало что понимает в этом. А я никогда не забуду вас и найду способ вернуть долг. Слово женщины семьи Мэнло.       Перед глазами промелькнули бессвязные образы. Синеглазый красавчик – внук Кромана, зажавший в углу полноватую растерянную девчонку; черты лица, чем-то напоминающие Яна Мэнло, но более мягкие; низкий поклон – и поспешное бегство через тайный ход…       «Так вот кем была та девочка. Неудивительно, что она так хорошо ориентировалась в замке и знала все его секреты».       – Я поступил так не ради благодарности, поверьте.       – Знаю, – улыбнулась женщина. – Именно поэтому я и в долгу. Ступайте, господин Таллер-Ки; и прошу прощения, что задержала вас.       У автомобиля госпожа Шребер вежливо, но непреклонно попросила Моора занять переднее сиденье, рядом с водителем, а сама села рядом с Шаем, ясно давая понять, что не может перенести доклад на более удобное время.       «Похоже, улов оказался удачным, – возникла будоражащая мысль. И вдогонку ей другая, уже не такая оптимистичная: – Или наоборот, очень неудачным…»       Правда, как всегда, оказалась где-то посередине.       – Генерал Кроман заметил подслушивающее устройство через сорок две минуты, прямо перед отъездом. Большую часть этого времени он ни с кем не разговаривал и оставался в том же зале, – начала госпожа Шребер. Она сейчас выглядела неуверенной, несмотря на свой внушительный рост, по-мужски мощный разворот плеч и брутальный «ёршик» светлых волос. – Затем появился его адъютант и сообщил, что машина готова. Несомненная удача, что по дороге к автомобилю они начали обсуждать ваш с ним разговор, господин Таллер-Ки, а что касается содержания… Я настаиваю, чтобы вы прослушали запись.       У Шая заныло под ложечкой.       «А я ведь так надеялся приехать и сразу лечь спать».       Он осторожно принял у госпожи Шребер наушники – и, поколебавшись, надел.       Звук пошёл почти сразу.              – Автомобиль готов.       – Благодарю. Брюс?       – Согласно указаниям, отконвоирован в отель. Будут ещё приказы?              После этой фразы была небольшая пауза, словно генерал Кроман раздумывал над ответом; слышалось только слабое поскрипывание – похожий звук могла бы издавать кукла на шарнирах.              – Надо усилить охрану объекта в Лаолине.       – Будет исполнено. Могу я поинтересоваться, это связано с вашим разговором с наследником «Кербера»?              Шай, честно признаться, думал, что генерал не ответит – он отнюдь не напоминал человека, склонного делиться своими размышлениями. Однако их с адъютантом, видимо, связывали не только рабочие, но и дружеские отношения, потому что он цокнул языком – и ровно произнёс:              – Тяжёлый человек. Хуже, чем его отец. Похоже, ему известно не только об «Инферно», но и о «Пандоре».       – Устранить его?              В горле резко пересохло.              – Пока нет. Лучше не связываться пока с его сестрой. Мия Таллер-Ки опасна, даже если не понимает этого сама… Возможно, у нас где-то есть утечка информации. Надо отследить.       – «Инферно-Четыре»? Они часто контактируют.       – Нет, не он… Он не знает о «Пандоре».       – Значит, будем искать. И… позвольте, у вас что-то на шарфе.              Что-то зашуршало, заскребло сильнее, чем раньше, точно помехи начались, а потом голос Арчибальда Кромана отчётливо произнёс.              – Вот сучёныш.              И почти сразу:              – Я передумал. Его надо устранить.              Когда Шай отложил наушники, его немного потряхивало. Моор, обернувшись с переднего сиденья, смотрел на него, не мигая.       – Ты слышал.       – Да, – не стал отрицать месмер. И предложил с нехорошей задумчивостью, опустив светлые густые ресницы так, что из-под них едва-едва пробивалось зеленоватое сияние. – Мы можем уничтожить его раньше… Я могу. Он всего лишь человек.       «А вот я в этом не уверен».       Ответа ждал не только Моор; Гертруда Шребер глядела так внимательно, словно тоже готова была в любой момент получить приказ на уничтожение. Адам Таллер-Ки не церемонился с врагами – правда, использовал для этого наёмников или людей Логга, но сам факт…       – Нет, – произнёс Шай, с усилием надавив на виски. – Мы не можем так поступить. Во-первых, неизвестно, как это скажется на Руж. Во-вторых, я не уверен, что убрать его удастся с первой попытки, и ошибка может обойтись нам слишком дорого. Он уже пытался угрожать моей сестре… В-третьих, у него есть какое-то оружие, средство, способное усыплять вампиров, так что в одиночку к нему не стоит соваться даже Опустошению Севера, – улыбнулся он виновато. И обернулся к госпоже Шребер: – Надо проработать информацию по объекту в Лаолине… Хотя это, наверное, мы уже обсудим в Нью-Хонге. Как скоро можно организовать вылет?       – В течение часа, я полагаю.       – Значит, до того времени я посплю в машине. В особняк даже не стану заходить. Разбудите меня, когда будем подъезжать к аэропорту.       – Да, господин Таллер-Ки.       Он выключился почти мгновенно – и проснулся так же резко оттого, что машина остановилась.       «Мы подъехали к дому? – пронеслось в голове. – Или уже к аэропорту?»       Небо за окном посветлело; впрочем, ещё оставалось время до настоящего восхода. Госпожа Шребер теперь сидела впереди, рядом с водителем, напряжённая, как перед смертельной схваткой, а Моор – рядом, наоборот, расслабленный и сонный.       – Что случилось? – пробормотал Шай, с трудом выпрямляясь. После короткого отдыха несвежая одежда, надетая прямо на разгорячённое после близости тело, казалась ещё противнее. – Почему мы остановились? Проблемы?       Месмер улыбнулся, успокаивая его:       – Нет. Друзья. Грубо, конечно, с их стороны так резко останавливать машину… Сможешь выйти на пару минут?       – Но… – странным, осипшим голосом отозвалась Гертруда Шребер.       – Это безопасно, – повторил Моор. И несильно толкнул Шая в бок: – Как, ты идёшь?       Выбора, собственно, и не осталось.       Уже очутившись снаружи, Шай запоздало заметил в предрассветных сумерках силуэты: десятка три, возможно, что и больше, человек, окруживших автомобиль и перекрывших дорогу. Держались они, впрочем, на расстоянии, и агрессии не проявляли…       «Не люди, – осознал он внезапно, холодея. – Вампиры».       – Моор, – вдруг произнёс один из них, довольно высокий и стройный, выступая вперёд. У него были тёмные, чуть вьющиеся волосы до плеч и ярко-синие глаза, которые словно бы светились в темноте.       – Эсмер. Рад встрече, – дружелюбно откликнулся Моор и ненавязчиво приобнял Шая.       Завязался короткий диалог на незнакомом языке; довольно эмоциональный, однако. Вампир – очевидно, лидер группы – очень выразительно кривился, морщился и закатывал глаза. Пару раз даже пошутил – по крайней мере, в сумерках послышался смех, хотя непонятно было, кто именно из множества вампиров так развеселился. Под конец Моор хлопнул Шая по плечу и подтолкнул вперёд, шепнув:       – Потерпи секунду. Это не больно.       «Что не больно?» – хотел спросить Шай, но тут темноволосый Эсмер оказался вдруг совсем рядом – и быстро царапнул его когтём вдоль едва зажившего укуса на ключице.       Выступила капля крови.       Он небрежно смазал её, затем дружелюбно кивнул – и отступил к своим; другие вампиры, мужчины и женщины, быстро приближались к нему и исчезали в сумерках, словно рой бабочек кружился около свечи, постепенно редея.       Через полторы минуты не осталось никого – ну, или почти никого.       Задумчиво облизнув палец, Эсмер поймал взгляд Шая – и произнёс на удивление приветливо и чётко, без местного акцента:       – Ты всегда здесь желанный гость. Доброго пути.       И исчез.       Уже вернувшись в машину, Шай, изрядно ошарашенный, с колотящимся сердцем, в шутку стукнул Моора вбок и спросил хрипло:       – Ну, и что это было? Заранее нельзя предупреждать?       Месмер пожал плечами:       – Ты же сам рассказывал мне, что бандитам тут лучше не соваться в гетто. А тебе теперь можно. Считай, что я представил своего парня друзьям, – добавил он с усмешкой. – И они обещали о тебе заботиться… Жаль, нельзя так же сделать в Нью-Хонге.       – Почему? – полюбопытствовал Шай. И, спохватившись, приказал Гертруде Шребер и водителю: – Езжайте дальше, всё в порядке, маленькая техническая остановка. Так почему, мм?       – Потому что гетто там не одно, – Моор взъерошил ему волосы. – Нет единого лидера, много банд. И в целом нас там слишком много… Ты снова зеваешь. Не мучайся, спи.       – А самолёт? – зевнул он, уже не скрываясь.       – Я тебя отнесу.       Предложение не потребовалось повторять дважды – Шая и впрямь вырубало на ходу; короткая командировка в Сянь Е выдалась не только продуктивной, но и крайне напряжённой.       И, увы, по возвращении долгого отдыха не предвиделось.       

***

      Глава службы безопасности «Кербера», Рената Эрнандес, на совещании выглядела так, словно не сомкнула глаз с тех пор, как самолёт вылетел из Нью-Хонга – и до текущего момента… а заодно не ела, не пила и не меняла одежду.       «У вас двенадцать часов на отдых, а потом мы встретимся снова», – хотел сказать Шай, но затем вспомнил, что это как раз будет самый разгар полнолуния, и произнёс просто:       – Давайте закончим побыстрее.       – Поддерживаю, – слабо улыбнулась госпожа Эрнандес, занимая место. – Что ж, приступим. Результаты операции оцениваю в целом позитивно, хотя имеется ряд нюансов...       Кроме неё, на собрании присутствовали ещё пять человек: Гертруда Шребер, которая возглавляла группу во время поездки в Сянь Е, два заместителя, представитель службы безопасности из филиала в Лаолине – и Альма Сильвер. На том, чтобы она присоединилась, настоял сам Шай; ни у кого это, впрочем, удивления не вызвало – люди, возглавляющие секретариат, традиционно имели большое влияние в компании.       Моор тоже номинально присутствовал – но, как всегда, просто отсыпался на диване, не участвуя в обсуждениях; а люди, как известно, привыкают ко всему, даже к обществу чудовищ из легенд, поэтому сейчас на него обращали не больше внимания, чем на сам диван.       На взгляд Шая, и к лучшему.       Улов и впрямь оказался крупным. Помимо полутораминутной записи разговора генерала Кромана с его адъютантом, удалось собрать ещё массу полезной информации о подпольных сделках «Эрго» с местными преступными элитами, о влиянии военных на финансовые потоки – более внушительном, чем представлялось раньше – и возможных путях контрабанды оружия. Впрочем, это всё хоть и было полезно, однако не относилось напрямую к главной проблеме – поиску Руж, наследницы Алой Чумы и её особенной крови. К счастью, подчинённые госпожи Шребер сумели установить слежку за двумя интересными гостями, предположительно, пострадавшими во время теракта на стадионе в Восточном Миконе, и выяснили несколько весьма занимательных фактов.       Во-первых, «чудом исцелившиеся» жертвы теракта продолжали выплачивать своим спасителям немаленькие суммы и проходить некие «процедуры» для закрепления результата и устранения побочных эффектов.       Во-вторых, один из гостей пожаловался своей любовнице, явно посвящённой в его дела, на некие «осложнения» – и посетовал, что, видимо, придётся довериться «компетентным людям», которые могут его «подлатать». «Заодно оценю горячие источники», – добавил он.       – Нам удалось выяснить, что через три дня у него запланирована поездка в Лаолинь и забронирован люкс в гостинице на склоне горы, как раз там, где расположены горячие источники, – подытожила госпожа Эрнандес. То, что ей вообще удалось раскопать такую информацию, пока самолёт совершал рейс из Сянь Е обратно в Нью-Хонг, было само по себе маленьким чудом, но она зашла даже дальше: – Я подобрала несколько человек, которых можно было бы направить в регион для слежки и сбора данных. Также имеется возможность подключиться напрямую к городским системам наблюдения: наши специалисты выявили в системе несколько критических уязвимостей, которыми можно воспользоваться. Однако этот ход лежит вне правового поля, поэтому мне нужно от вас принципиальное решение.       – Что это значит? – заинтересованно спросил Моор, внезапно возникая рядом, за плечом – так естественно, словно он там стоял с самого начала.       Сонливости у него как не бывало – напротив, от него точно исходила волнами кипучая энергия, от которой одновременно становилось жарко, и пальцы на ногах поджимались.       «Конечно, – промелькнуло у Шая в голове. – Полнолуние уже близко».       – Это значит, что у нас есть возможность получить важную информацию, но не вполне законными методами, – ответил он вслух и с трудом удержался от того, чтобы привалиться к любовнику плечом; его тянуло как магнитом.       – Значит, откажешься?       – Наоборот, – лукаво улыбнулся Шай. – Ведь главное, чтобы нас не поймали…       – В отделе информационной безопасности у нас сейчас числится человек, который принимал участие в разработке программного обеспечения для городских систем наблюдения. Точнее сказать, за основу были взяты его студенческие работы, которыми воспользовался куратор из местного института к своей выгоде, – заметила госпожа Эрнандес как бы невзначай. – Думаю, у нас очень хорошие шансы на успех.       Надолго собрание не затянулось. Как только были приняты основные решения, Шай приказал расходиться: большая часть участников, включая его самого, слишком устали для продуктивных обсуждений. Но даже намного позже, в Стеклянной башне, лёжа в джакузи, он никак не мог выкинуть новую информацию из головы – снова и снова мысленно возвращался к докладу.       – Выходит, что всё упирается в Лаолинь, – пробормотал он, сползая чуть ниже, так, чтобы вода касалась подбородка; запах бергамота и юдзу одновременно расслаблял и тонизировал, не позволяя заснуть прямо сейчас. – Город, который стоит у подножья гор, знаменитый целебными курортами и горячими источниками – и, как недавно выяснилось, находящийся под мощным влиянием церкви «Зелёного солнца»… Опять мы упираемся в этих сектантов. Знаешь, пилот, который находился за штурвалом самолёта, в котором летел мой отец, тоже был прихожанином «Зелёного солнца». Я не упоминал об этом?       – Нет, – отозвался Моор откуда-то сзади. Судя по звукам, он до сих пор листал новый комикс Мии со сдержанным любопытством, несмотря на то что страницы почти наверняка слипались от влаги. – Думаешь, они приложили руку к его смерти?       – Я почти уверен, – вздохнул Шай и с трудом поборол мимолётное желание окунуться в душистую воду с головой. – Ещё Марианна Вонг, которая непонятно каким боком с ними связана… И Мэдс. Он полжизни на отца работал, ему-то какой смысл был его предавать?       Месмер ответил не сразу.       – Люди иногда совершают совершенно бессмысленные поступки. Не только люди, впрочем.       – И не поспоришь… Ты не собираешься ко мне присоединиться?       Из дальнего конца ванной комнаты послышался мягкий смех.       – Вот как раз пример бессмысленного поступка. Ты ведь вроде очень устал?       «Нет», – хотел соврать Шай. Но прикинул перспективы – и честно признался:       – Да. В самолёте толком не поспал… Ты не сильно расстроишься?       Моор бесшумно приблизился и накинул ему на голову полотенце, ласково промокая волосы.       «Щекотно…»       – Не расстроюсь. Мы неплохо провели время на этой твоей вечеринке, а я тоже не могу бодрствовать круглые сутки – даже в полнолуние. Так что если хочешь сделать мне приятное… – месмер наклонился ещё ниже и многообещающе прикусил ему мочку уха – …то хорошенько отдохни сегодня, чтобы завтра не превратиться в бревно в самый интересный момент.       – Убедил, – хмыкнул Шай. – Но всё-таки, может залезешь в джакузи на минуту, вода очень… Оу! Отпусти меня, я ещё никуда не вылезаю! Пф… Отдай полотенце, я сам могу…       Но Моор уже замотал его в мягкую махровую ткань – и бесцеремонно закинул на плечо, направляясь в спальню.       Снаружи между тем светило яркое солнце – почти по-весеннему тёплое, хотя до настоящей весны оставалось ещё довольно много времени; офисные клерки спешили за кофе в обеденный перерыв; городские магистрали задыхались от пробок.       …А хозяин «Кербера» уже спал – его режим дня был бесповоротно сбит, и восстанавливать в ближайшее время его никто не собирался.

***

      Полнолуние в этот раз больше напоминало медовый месяц – только в более сокращённом и гораздо, гораздо более интенсивном варианте. Моор то ли отрывался за все предыдущие разы, когда у них что-то срывалось или им мешали, то ли запасался ощущениями впрок… Шай, впрочем, не возражал. В кои-то веки их никто не беспокоил и не пытался втравить в очередную авантюру – или подкинуть неотложных дел. Даже Альма куда-то пропала: взяла два дня отпуска и отключила телефон.       Словом, царила блаженная тишина, которая подталкивала к безделью, сибаритству и сонным раздумьям, какому бы смертному греху предаться сегодня; побеждала, правда, традиционно лень.       Только однажды пришло сообщение, требующее немедленного ответа: Сандра, староста курса в университете, где-то раскопала фотографию с презентации в отеле и в слезах спрашивала, правда ли Шай видел живьём «Плохих парней» – и нет ли у него случайно автографа солиста группы, на крайний случай барабанщика.       – А у тебя нет? – поинтересовался Моор, заглянув к нему в телефон через плечо.       – Ещё чего, это они должны брать у меня автограф, – искренне возмутился Шай. Но всё же сделал себе пометку: достать при случае что-нибудь с подписями тех странных ребят или подкинуть Сандре билеты на концерт.       В остальном же несколько дней прошли спокойно.       Он выбрался в офис «Кербера» только через сутки с лишним после полнолуния – и то больше для того, чтобы сменить обстановку. Альма уже вернулась в секретариат. От доктора Лотты поступил доклад о состоянии Лолы и о том, как она пережила своё первое полнолуние в роли вампира; к счастью, серьёзных проблем удалось избежать, но собственное состояние шокировало её настолько, что она замкнулась, не желая никого видеть. Кроме Терри и Уайта – им она, похоже, доверяла.       Шай сделал отметку в докладе, предлагая Лотте временно приостановить опыты и ограничиться наблюдениями – и перешёл к следующему документу.       Хотя отсутствие новостей из Лаолиня порядком напрягало, в остальном дела складывались на удивление хорошо. Несколько коротких встреч и вежливых, бессмысленных разговоров в Сянь Е укрепили репутацию «Кербера» в регионе лучше, чем весь предыдущий год напряжённой работы. Результатом стало сразу несколько предложений о сотрудничестве от небольших фирм, некоторые из которых выглядели весьма перспективно даже сейчас, на самом начальном этапе. После стольких лет молчания вышел на связь Лунь Бай – точнее, не он сам, а один из его посредников в Нью-Хонге.       Это было добрым знаком: похоже, что родственники наконец-то созрели до контакта.       С текучкой Шай разобрался быстро. Всё его расписание за несколько дней до и после полнолуния составлялось так, чтобы любой вопрос можно было решить из дома. С одной стороны, весьма удобно… а с другой – он быстро заскучал.       Моор пока спал, причём в Стеклянной башне, и будить его до вечера было абсолютно бесполезно.       – Да и жестоко, – пробормотал Шай, откидываясь на спинку кресла и блаженно потягиваясь. Мышцы побаливали из-за нагрузок, но в целом он, похоже, начал привыкать – или месмер всё-таки жалел его, хотя утверждал обратное. – Интересно, а Мия ответит, если ей написать? Или она тоже отсыпается?       К его удивлению, сестра откликнулась очень быстро, словно караулила телефон.       «Приезжай!» – гласил лаконичный ответ.       «Прямо сейчас?» – набил Шай вопрос, удивлённо выгнув брови.       Мобильный тут же мигнул – и на экране высветилась фотография кривых, но очень пышных оладий, не то синеватых, не то зеленоватых, и густо залитых для маскировки ягодным сиропом.       Через полминуты Мия, видимо, заподозрила, что приглашение получилось недостаточно привлекательным, и коварно добавила:       «Я нашла в интернете очень странный рецепт! Приезжай».       И присовокупила рогатый смайл со зловещей ухмылкой.       Шай не стал медлить – тут же отправил запрос на машину и на сопровождение телохранителя, и меньше чем через час уже сидел за столом прямо в рабочей студии у Мии, дегустируя порядком остывшие оладьи. Они, к счастью, оказались вполне съедобными – даже холодные, а странный цвет объяснялся просто – в рецепте использовалась чёрная смородина.       – Уверен, что можно было отпустить водителя? – спросила сестра, покачивая в пальцах ложку – судя по виду, не единожды гнутую и распрямлённую, с чёткими отпечатками зубов. – Ну, или телохранителя, кто там он.       – Господин Хао успешно сочетает оба качества, – хмыкнул Шай. – Поэтому его и отправляют со мной чаще других… Вечером за мной Моор зайдёт, обратно поедем вдвоём. Может, заодно остановимся где-нибудь в красивом месте, а то я засиделся дома.       Мия с преувеличенным интересом уставилась на него:       – Засиделся? Что-то мне подсказывает, что последние дня три много сидеть тебе не давали… Хотя есть референсы, то есть я хотела сказать – позы…       Оладья чуть не застряла в горле; воображение у него было хорошее – и память тоже, пожалуй, даже слишком.       – Да ну тебя, – отмахнулся он, рефлекторно отводя взгляд. – А где Каламити?       – Спит, – вздохнула сестра. – У него сегодня отвратное настроение. Помнишь, твой парень его подколол, что он может три дня после полнолуния, а мой балбес только два? Так вот, иногда это полтора, и вот в этот раз именно такой случай… Так что Каламити сейчас с удовольствием сравнял бы с землёй несколько городов, но нельзя, поэтому он просто отсыпается. Обозвал меня утром кошмарной ведьмой и сказал, что если уж в моей власти иссушать моря и замораживать пустыни, то я могла бы и его маленькую проблемку решить…       – Что, и он тоже? – вырвалось у Шая.       Мия непонимающе нахмурилась.       Некоторое время он размышлял, стоит ли ей рассказывать о столкновении с генералом и о разговоре, после которого запуталось и затуманилось ровно столько же, сколько и прояснилось. Но затем вспомнил об угрозах в её адрес – точнее, о намёках на угрозы, витиеватых, но оттого не менее тревожащих.       И решился.       – Недавно один человек тоже назвал тебя очень опасной. И явно не шутил.       Он вкратце пересказал диалог с Кроманом, опуская часть взаимных запугиваний и информационного шантажа – и дословно воспроизвёл злополучную запись, сделанную через подслушивающее устройство. Мия была посвящена в проблемы, касающиеся поисков Руж, но сейчас почти не обратила внимания на новую информацию.       Гораздо больше её обеспокоило другое.       – Этот ублюдок сказал, что собирается тебя устранить.       – Ну, он не одинок в своих устремлениях, – фыркнул Шай. – Не думай, я не собираюсь недооценивать опасность… Но почему такой осторожный, жестокий и весьма осведомлённый человек считает, что ты можешь представлять угрозу? Моора он так не остерегался.       Сестра взобралась с ногами на стул, машинально натягивая футболку – полосатое безумие всех цветов радуги одновременно – себе на колени, чуть качнулась из стороны в сторону, раздумывая…       – Ну и дурак, что не остерегался. У тебя такой спокойный, уравновешенный мужик с хорошим чувством юмора, что его многие считают безобидным, а зря. А от меня наоборот почему-то многие шарахаются, даже Каламити, хотя уж кто кошмарнее его… И ты только не смейся, ладно?       Шай, точно подчиняясь инстинкту, склонился вперёд, придвигаясь к сестре ближе и нависая над столом. В воздухе витало ощущение запретной тайны, причастности к некоему секрету, который никогда до сих пор не произносился вслух. Пафос немного сбивали запахи подгоревших оладий и вишнёвого джема, правда – но сердце всё равно отчего-то замирало.       «А ведь она всегда такой была, – пронеслось в голове. – Бросалась в омут, как бессмертная; боялась огромного мира не больше, чем собственных апартаментов, изученных вдоль и поперёк…»       – Я не буду смеяться.       Мия прикусила губу, хмурясь, и наконец произнесла неуверенно, точно стесняясь собственных слов:       – Альма тоже говорила, что я ведьма. И что она сама ведьма тоже. Правда, мы про такое не разговариваем обычно, но после третьего-четвёртого бокала… Но это не пьяный бред, честно.       – Ну конечно. С трёх бокалов ты не пьянеешь, если, конечно, там не чистый спирт.       – Иди ты, – засмеялась Мия, снова превращаясь в саму себя, лёгкую и бесстрашную. Выпрямилась, на стуле, спустила наконец ноги на пол, шаркая босыми пятками по паркету, щелчком отправила ложку по столу – и та закружилась на одном месте, словно компас, потерявший и север, и юг, и вообще все стороны света разом. – Нет, я серьёзно. Альма, правда, что-то особенное вкладывает в это понятие, ну, не заклинания и гадания там… То есть мы гадаем, конечно, но не всерьёз. А оно потом сбывается, – завершила она парадоксально и с тяжким вздохом уткнулась лбом в сложенные на столе крестом руки. – Но ведьма – это как бы про другое. Про что-то более основополагающее и трудноуловимое одновременно, как… как в тот раз, когда я умерла. Но потом как будто, знаешь… отменила смерть.       «Отменила смерть».       Стало вдруг жутковато, как если бы погасли вдруг все лампы одновременно, а по комнате пронёсся зловещий ледяной ветер. Но свет горел по-прежнему, да и сквозняков здесь, в роскошных апартаментах на верхнем этаже небоскрёба, не водилось… Вот только Шаю было не по себе; он сглотнул, стараясь отогнать навязчивый образ: Мия, одетая по-простому, как сейчас, босая и простоволосая, смотрит, прищурившись, проводит наискосок пером-стилусом – и половина мира вдруг исчезает.       Как отменённая линия в рисунке, сделанном на планшете.       – Звучит кошмарно.       – А то, – слабо улыбнулась сестра, глядя на него исподлобья. – Спроси лучше у Альмы. Тебе она, может, и ответит – ты же её герой… А вообще всё это бред, я просто рисую комиксы, а самое страшное во мне – это Каламити, но, к счастью, он во мне не всегда.       До Шая дошло не сразу, но когда дошло – он всё-таки поперхнулся оладьей, на сей раз по-настоящему.       Мия, к лучшему или к худшему, была неисправима.       Они проболтали ещё пару часов, как в старые добрые времена, когда управление «Кербером» висело на Адаме, а юному наследнику приходилось больше волноваться об успеваемости в школе. На том же сайте, где болтался в топе рецепт чудовищных сине-зелёных оладий со смородиной, нашёлся ещё один – капкейки со сладким перцем и пресным сыром. А дальше всё было как в тумане: курьер доставил недостающие ингредиенты, и вот уже Шай обнаружил себя у духовки в таком же, как у сестры, дурацком фартуке с изображением голого торса на принте. Параллельно Мия рассказывала истории из жизни, связанные с вампирами – и их набралось куда больше, чем он ожидал, хотя и знал, что она сама долгое время жила в гетто и до сих пор периодически решала проблемы друзей оттуда… Самое сильное впечатление произвела почему-то банальная любовная драма с участием паренька из хорошей семьи, мечтавшего о карьере художника-иллюстратора, и приятеля Каламити – обладателя «чудесного клинка», болезненного чувства справедливости и самого мрачного взгляда в гетто.       – Чудесного? – не удержался от вопроса Шай, периодически поглядывая на духовку, где капкейки поднимались, дышали и вообще вели себя подозрительно живо для бессловесной и бездушной выпечки – Что, в прямом смысле?       Мия состроила угрожающую гримасу:       – А как же иначе? Бу-у! – и тут же посерьёзнела: – Вообще да, я не шучу. У него нож сделан из берцовой кости вампира, поэтому им можно убить кого угодно. Ходят слухи, что кость его собственная, просто он якобы потом ногу отрастил обратно… А ещё этот чувак необычайно быстро передвигается, даже вдвое быстрее Каламити.       – И поэтому он единственный, с кем мне интересно драться, – прозвучало за их спинами ленивое. – Привет, котятки. Как приятно проснуться и увидеть, что меня ждёт уже и основное блюдо, и десерт.       Каламити стоял в дверном проёме, элегантно привалившись к косяку, одетый только в длинноватые пижамные штаны из чёрной шелковистой ткани. Встрёпанные рыжие волосы напоминали издали моток проволоки или птичье гнездо; кровожадная ухмылка сделала бы честь любому киношному злодею.       Шай поспешно стащил с себя компрометирующий фартук с голым торсом и отступил на полшага, прячась за сестру:       – Меня нельзя на десерт, у меня есть партнёр, и категорически против измен.       – Оу, – Каламити с показным интересом задрал брови и облизнулся. – Ну, вообще-то я про капкейки и про вон то жуткое, синее, на тарелке у микроволновки… Но предложение интригующее, мм. И, котятки… вы не могли бы закрыть жалюзи?       Мия ойкнула, спохватившись, и метнулась к пульту на стене, чтобы опустить щиты на панорамные окна и заодно включить свет: солнце уже садилось, но его лучи оставались слишком яркими для чувствительного к ним Каламити. Он терпеливо дождался, пока станет потемнее, а после шустро проскользнул к духовке и начал вытаскивать злосчастные капкейки, ворча себе под нос:       – Вы что, не чуете, что уже горит, котятки? Тоже мне, повара. Вот лет четыреста назад я заинтересовался кулинарией…       Как ни странно, результат эксперимента оказался более-менее съедобным. Моору, который заглянул часом позже, почти ничего не досталось – но он и не претендовал на остатки, наоборот, привёз к ужину большую коробку из «Эль Гансо»: четыре вида пасты, два салата, чизкейк и почему-то целую коллекцию острых соусов. Когда Шай это увидел, то мысленно добавил в расписание ещё пять часов тренировок в спортзале, но недооценил аппетиты сестры. В итоге уже ближе к ночи, спускаясь к машине, он даже почувствовал себя немного голодным – и, нисколько не сомневаясь, вбил в навигатор координаты кофейни на окраине парка, на которую в последний месяц совершали регулярные набеги одногруппники из универа.       «Мы совсем перестали видеться, – заворочалась некстати проснувшаяся совесть. – Наверное, когда завершу все формальности с защитой диплома, то мы больше и не встретимся…»       – Было весело? – спросил вдруг Моор, точно подслушав мысли, когда закончил наконец возиться с ремнём безопасности и пристегнулся.       – А? – растерянно откликнулся Шай и запоздало сообразил, что речь идёт о вечере в апартаментах Мии. – Да, очень. Я столько смеялся, что, кажется, пресс себе накачал. Сниму футболку, а там кубики, восемь штук сразу… Не думал, что Каламити такой хороший рассказчик.       Выражение лица у месмера стало сложным.       – О, да, он феерическое трепло. Раньше он так и уводил женщин в полнолуние – убалтывал их и заставлял терять бдительность. Каламити, кстати, считает, всё благодаря его необыкновенной харизме, – он интригующе понизил голос. – Но, скорее всего, бедные барышни просто недооценивали его аппетиты и выносливость. Рост небольшой, глаза честные, как у ребёнка, телосложение хрупкое…       Шай подавился смешком.       – Ты ведь не озвучивал свои домыслы в его присутствии?       – Нет, что ты. Я ведь не самоубийца.       …У скромной кофейни на самой окраине парка – на самом деле, старейшего дендрария в Нью-Хонге, но об этом сейчас мало кто знал – было два больших преимущества. Во-первых, она работала до трёх часов ночи; во-вторых, по выходным с полуночи и до самого закрытия там выступали местные группы – любительские, в основном, студенческие, но встречались исключения. По жанрам и направлениям ограничений не было, принимали всех… Вот сегодня, например, в афишке значилось лаконичное: «Три грации».       Ни программы, ни состава, ни даже рекламного слогана.       «Грациями» оказались три строгих красотки примерно семидесяти лет – в чёрных платьях в пол, зато с открытыми плечами; две бритые налысо, а одна – с кокетливым розовым каре. Они исполняли на виолончелях самые пронзительные медляки из старых фильмов, но не отказывались сыграть и что-нибудь пободрее.       – Тарантелла, – безошибочно определил Моор, когда они с Шаем взгромоздились на барные стулья под раскидистой акацией; ветви пока оставались голыми, и сквозь них настырно таращилась луна. – Красиво.       – Любишь такое? – заинтересовался Шай, пытаясь согреть озябшие руки о стаканчик с горячим шоколадом.       Судя по запаху, перца туда сыпанули более чем щедро, но на холодном ночном ветру это было весьма кстати.       – Не то чтобы люблю, – сощурился месмер. – Просто навевает воспоминания… О, а это уже джига.       На длинной барной стойке, изгибающейся под прямым углом, через каждые несколько шагов стояли расписные глиняные салфетницы, в основном, пустые. Одну из них женщина в длинном кожаном пальто использовала как пепельницу – изящным движением заносила руку над ярким коричнево-голубым стаканчиком, стряхивала сигарету аккуратно, чтоб не запачкать светло-бежевый рукав, и снова затягивалась. Дым относило в сторону, но в воздухе всё равно мерещился привкус вишнёвого табака. Ещё чуть дальше сидели трое подростков, мальчишек лет семнадцати, и сообща разбирали чей-то конспект по физике; сразу за ними – рыжая женщина небольшого роста с волосами, заплетёнными в сотню косичек, и высокий блондин с мечтательным взглядом. За стойкой на противоположном конце площадки устроилось сразу несколько компаний, причём они частично перемешались между собой, передружились, и периодически то одна, то другая парочка под особенно пронзительный медляк выбегала на середину, под бледно-жёлтые фонари, и начинала перетаптываться на месте.       Моор наблюдал за ними, беззвучно отстукивая такт по истёртой деревянной столешнице, испещрённой дурацкими признаниями в любви, и иногда губы у него шевелились.       – Много знакомых песен попадается? – спросил Шай, придвинувшись к нему чуть ближе.       – Да. Наверное, потому что они старые… Я когда-то любил кино. Оно тогда ещё чёрно-белое было, не такое яркое, как сейчас. Потом остыл.       Вместо кофе месмер взял глинтвейн, как утверждал бариста – «почти безалкогольный», но аромат из стакана выдавал изрядную долю крепкого вишнёвого вина. Это было не вполне законно, потому что лицензия на продажу спиртного у кофейни явно отсутствовала… но вряд ли кто-то из студентов пожаловался бы на нарушения.       Тёмно-красная капля сползла по боку стаканчика, и Моор беззастенчиво слизнул её кончиком языка.       Шай сглотнул и отвернулся.       «Жаль, я за рулём, – промелькнула дурацкая мысль. – Я бы хоть попробовал тоже, а то неизвестно, когда сюда снова попадём… может, что и никогда».       – Послезавтра расписание у меня опять возвращается в привычное русло, – зачем-то сказал он вслух. – То есть будет много встреч и совещаний, даже две поездки намечаются. Правда, недалеко. Да, и я должен уже наконец завершить все формальности с защитой диплома, а то неудобно перед профессором.       Моор скосил на него взгляд из-под козырька бейсболки:       – Это значит, что завтра у нас последний свободный день перед очередным марафоном на выживание?       – Типа того, – вздохнул Шай, прикрывая глаза. – Даже спать ложиться не хочу, потому что обидно время терять.       – Сон – не потеря времени, это удовольствие, – улыбнулся месмер. И вдруг придвинулся к нему ближе и положил руку на коленку под стойкой: – Но если ты хочешь чего-то особенного… может, потанцуем?       Виолончелистка с розовым каре, сурово нахмурившись, провела смычком по струнам; раздался низкий, будоражащий звук, от которого сразу бросило в жар – а может, вовсе не от музыки, а оттого, что Моор провёл рукой по бедру выше, чуть усиливая нажим, и мягко царапнул ногтями джинсы.       «А почему бы и нет, – подумал вдруг Шай; голова наполнилась вдруг парами вишнёвого глинтвейна, и этой странной ночью на грани между зимой и весной, и музыкой. – Кто вообще нас узнает? Я в толстовке с капюшоном, он тоже, на нас обоих бейсболки… Может, меня вообще примут за девушку».       – Ты… хорошо умеешь танцевать? – хрипло спросил он вслух.       Вместо ответа Моор соскользнул с барного стула – и протянул руку ладонью вверх, приглашая.       Глаза у него смеялись.       – А ты проверь, мой принц.       Они медленно прошли в центр площадки, под сливочно-жёлтые лампы с дрожащим светом, где уже топтались в обнимку несколько пар. Чуть выпуклый зеркальный бок кофемашины отразил мельком два смазанных силуэта – Моор в мягкой тёмно-серой толстовке с очень глубоким капюшоном и в чёрных джинсах, и сам он, Шай – в такой же, только в винно-красной, позаимствованной у Каламити, и поэтому с коротковатыми рукавами. В вырезе виднелась полосатая водолазка; сизые брюки и светлые ботинки немного выбивались по стилю, но в целом не бросались в глаза.       «Меня здесь никто не знает, – стучало в висках, как пульс. – Меня никто не знает, и никому нет дела».       Дыхания почему-то не хватало.       Мелодия, начинавшаяся как типичный медляк, под который можно бесконечно переминаться на месте, неожиданно ускорилась… или это он сам перестал за ней успевать. Моор негромко рассмеялся – и вдруг крутанул его, как девчонку, придерживая за талию.       Шай только усилием воли удержался от вопля; сердце колотилось вдвое быстрее прежнего.       – Ты чего? – шепнул он, опуская голову, чтоб капюшон не съехал. Позволил оттолкнуть себя на длину вытянутой руки, затем притянуть снова, очень-очень близко. – Предупреждать надо.       Каким-то чудом они не наступали друг другу на ноги – точнее, это Моор умудрялся превратить каждый неловкий шаг партнёра в продуманное движение, подчинённое общему ритму.       «Ещё бы, – подумал Шай, ощущая лёгкое головокружение. – С такой силищей вертеть меня ему не сложнее, чем куклу».       – Если предупреждать, то уже будет не так интересно, – мурлыкнул месмер на ухо, явно получая от происходящего огромное удовольствие. Музыка слышалась где-то в отдалении и одновременно внутри, словно проникала в грудь с каждым вдохом. – Вообще-то танец всегда был законным поводом вести себя немного глупо… А ещё прижиматься друг к другу на публике и шептать непристойности.       – Проверенный веками способ соблазнения?       Моор снова рассмеялся:       – Что-то вроде того. Поверь, языком можно доставить гораздо больше удовольствия, чем, например, руками – и не в том смысле, о котором ты сейчас подумал.       Как ни странно, на них почти не оглядывались. Внимание оттягивала на себя другая парочка – девчонка в микроскопической юбке и очень высокий парень, одетый сплошь в чёрную кожу; эти двое, не стесняясь, тёрлись друг о друга и не особо попадали в такт музыке, но явно были абсолютно счастливы.       «Мне бы поучиться у них».       – Может, раньше у тебя такое и срабатывало, – ответил Шай и, поддавшись нажиму, прогнулся в спине и слегка откинулся назад. – Ох… Но со мной одних слов недостаточно, знаешь ли. Переговоры – моя сильная сторона. Моя специальность, пожалуй.       – Ты так думаешь? – задумчиво откликнулся Моор и, вслед за мелодией, замедлился, мягко обнял партнёра. Замолчал ненадолго, а когда снова заговорил, его голос звучал по-особенному, очень глубоко и тихо; он словно вибрировал, отдавался эхом в костях, растекался в крови. – …Когда всё это закончится, мой принц, я увезу тебя на север. Не тот, который на картинках, праздничный и безопасный, нет; на свою настоящую родину. Туда, где с наступлением темноты в чёрном небе вспыхивают шёлковые полотна, невесомые, как свет. Там есть деревня; несколько десятков домов, которые отапливаются дровами – и подземным теплом. Глубоко под ними бьют горячие источники; вода выведена выше и наполняет купальни. Там нет электричества; из освещения только переносные лампы и свечи. Около очага пол там застелен мехами в несколько слоёв, да, мягкими белыми мехами, и рука утопает в них... А снаружи ночь длиной в целую зиму, и колючий снег, и ветер; если выйти на порог, то сначала кажется, что дышать невозможно вовсе. Голос застревает в горле; ресницы смерзаются. На таком холоде человек быстро становится хрупким, как стекло… А в доме тепло, и пахнет дымом, и горячими лепёшками, и вином. В купальню можно бросить горсть цветов, и тогда пар наполнится сладостью быстротечного северного лета; если провести в воде слишком много времени, то кожа станет розовой и очень чувствительной – каждое прикосновение как откровение, тело непослушное и такое лёгкое одновременно… Я бы хотел отвезти тебя туда… отвезти домой.       – По… поехали.       Шай не сразу осознал, что они уже не танцуют, а замерли, едва ли не срослись в объятиях – и что дыхание у него рваное.       В глазах у Моора бродили отсветы того самого северного света, разноцветных потоков в ночных небесах.       – На север?       – В Стеклянную башню, – хрипло ответил Шай. – Для начала.       И – подался вперёд, потянулся к чужим губам; под стон виолончели, под чей-то одобрительный свист.       «Надеюсь, – подумал он, – что мы всё-таки доберёмся до моей спальни… Не хотелось бы добавлять работы тем замечательным ребятам, которые чистят служебные машины».       После полнолуния это была последняя ночь только для них двоих – а потом снова начались будни, и стало радикально не до нежностей.       Во-первых, доктор Лотта сообщила, что Лола Юэ просит о встрече. Во-вторых, Альма бродила, как призрак, странно задумчивая и отрешённая, и несколько раз явно пыталась заговорить. В-третьих, у службы безопасности появилась новая информация по Лаолиню…       …и, как водится, всё произошло практически одновременно.       С приоритетами, впрочем, Шай определился довольно быстро.       Рената Эрнандес вошла в его кабинет так же уверенно, как в свой собственный. На то, чтобы привыкнуть к новому статусу и должности, у неё ушло почти полгода, но сейчас трансформация стала очевидной. И дело было не в дорогом светло-сером брючном костюме, который красиво контрастировал со смуглой кожей, и даже не в изменившейся осанке.       Призрак Мэдшота, который долгое время стоял за её плечом, наконец исчез.       – Начну с хороших новостей, – с ходу сообщила она, занимая кресло напротив. Больше в кабинете никого не было; Альма только недавно вышла, а ближайшее совещание стояло в расписании только через два часа, и то по удалённой связи. – Между папарацци, которых задержали около полигона, и тем человеком, который производил скрытую съёмку в усадьбе Мэнло, нет никакой связи.       – Вот как, – рассеянно ответил Шай.       Он уже успел забыть о репортёрах, поэтому сейчас доклад стал неожиданностью.       – Парочку с полигона вела жажда наживы, – улыбнулась госпожа Эрнандес. – Однако после короткой беседы с Бедствием Запада они раскаялись и твёрдо решили больше внимания уделять социальным репортажам и благотворительности… Разумеется, когда заживут переломы. Что же до мужчины, который пытался заснять вас с партнёром в Сянь Е, то он это делал по указанию Яна Мэнло. Вероятно, компрометирующие кадры заказчик планировал использовать для шантажа.       Шая бросило в жар.       «Нет, это, конечно, предсказуемый ход… Но мы с Моором чуть не попались».       – Методы вести дела в Сянь Е не меняются последние двести, – вслух произнёс он и пожал плечами. – Но я действительно слишком расслабился в последнее время, мне стоило быть осторожнее и не добавлять вам работы.       – Осторожность никогда не помешает, – не стала даже из вежливости возражать Рената Эрнандес; ей это полагалось по должности. – Что же касается второго и основного пункта моего доклада… Возможно, вы помните, как я упоминала, что собираюсь привлечь к работе Акселя Моруа, принимая во внимание его заслуги в поисках Инферно-Пять.       В голове всплыл яркий образ нуарного полицейского в чересчур тесной рубашке, которую распирали мускулы.       – Старший детектив четырнадцатого отдела, восточный округ?       – И мой бывший коллега по первому месту работы, – подтвердила госпожа Эрнандес. – Стыдно признать, он обошёл нас и в этот раз. Ему удалось обнаружить в библиотеке статью об одном занимательном происшествии в Лаолине примерно полугодовой давности; мы копнули чуть глубже – и нашли ещё два подобных случая, три и четыре месяца назад соответственно. Я сейчас отправила вам информацию по внутренней почте; взгляните, пожалуйста.       Хотя она упомянула всего три случая, документов оказалось гораздо больше – на каждый по десятку газетных статей, сообщений с форумов, заметок из блогов и даже фрагментов из полицейских протоколов. Даже на то, чтоб наскоро пробежать их глазами, ушло около двадцати минут – и сразу становилось понятно, что все происшествия объединяют несколько общих деталей. Во-первых, социальный статус жертв, по крайней мере тех, кого смогли опознать – ни работы, ни семьи, ни даже крыши над головой; во-вторых, исчезновение основной улики – тело или не могли найти, или оно пропадало до приезда полиции; в-третьих, место – каждый раз это случалось неподалёку от самого знаменитого курорта Лаолиня, горячих источников.       И, наконец, главное: все три случая так или иначе касались внезапного самовозгорания.       Та история, на которую наткнулся детектив Аксель Моруа, до сих пор кочевала по тредам с городскими ужасами, и вряд ли кто-то воспринимал её всерьёз. А началось всё со статьи почти что полугодовой давности, в которой рассказывалось о бездомном, который ни с того ни с сего укусил девушку, которая стояла в очереди за гамбургерами. Когда его оттолкнули неравнодушные прохожие, то у него слетел капюшон куртки, и оказалось, что мужчина покрыт страшными незаживающими ожогами, несовместимыми с жизнью. Однако его узнали – по той самой куртке и по красной бандане на шее, раньше бездомный часто покупал гамбургеры именно в этой закусочной, и продавцы были с ним знакомы. Он закричал и бросился бежать в сторону городской свалки. Свидетели позвонили в полицию; пострадавшую девушку доставили в больницу и обработали рану.       Бездомного же так и не нашли.       Второй случай произошёл спустя два месяца после первого. Жертвой стала пожилая женщина, которая жила под мостом и продавала букеты на бульваре у городских прудов – собрала цветы ещё в сумерках где-то на окраине, перевязывала лентами, торговала до полудня, а затем шла в ближайший магазин за алкоголем. Зимой, когда «бизнес» замирал по естественным причинам, она мыла автомобили на заправке или просто попрошайничала… Незадолго до своей смерти она исчезла на несколько дней, а затем появилась, как ни в чём не бывало. Расставила цветы в обрезанных канистрах, села на перевёрнутое ведро – а дальше свидетельства расходились. Кто-то утверждал, что ожоги у неё были видны с самого начала, кто-то говорил, что они появились, когда солнце вышло из-за туч, но затем – на этом сходились все – состояние резко ухудшилось. Женщина сначала начала стонать и раздирать собственную кожу ногтями, а затем разбежалась и нырнула в ближайший пруд; её тело отыскать также не удалось.       Третье происшествие отделяли от второго всего две недели. Мальчик пошёл в парк выгуливать собаку перед школой, наткнулся на страшно обугленный труп, прибежал домой и позвал родителей. Свидетель утверждал, что «труп» шевелился, издавал звуки и вращал глазными яблоками – вполне подходящий сюжет для форума, посвящённого городским легендам… Но когда полиция прибыла, то никого не обнаружила.       – Последний случай может оказаться банальным результатом разборок между двумя бандами, например, – уточнила госпожа Эрнандес, когда Шай закончил с чтением. – Но первые два выглядят слишком странно.       – И слишком напоминают о произошедшем на стадионе в Восточном Миконе, – согласился он. Откинулся на спинку стула, прикрыл веки; перед глазами до сих пор стояли строчки из отчётов, описывающие кошмарные увечья. – Опять всё упирается в горячие источники… Их ведь упоминал один из гостей, за которыми вы установили слежку?       Рената Эрнандес кивнула и добавила:       – Полагаю, что «объект», о котором упоминал генерал Кроман и охрану которого он просил усилить, располагается примерно там же. Я бы ставила, скорее, не на источники, а на Драконью гору, у подножья которой они располагаются – формально это заповедник, посторонних людей туда не допускают.       – Очень удобно, – вздохнул Шай. – Не удивлюсь, если охраной заповедника занимается армия.       – Сейчас – нет, но около тридцати лет назад – да. Ходили также неподтверждённые слухи о военной базе в этом регионе, однако правительство упорно их отвергало, ссылаясь на то, что возвести там какие-либо скрытые подземные сооружения невозможно из-за сейсмической активности.       – Слухи не появляются просто так.       Он внезапно почувствовал себя очень усталым; даже потолок словно бы вздрогнул и накренился на секунду, хотя затем иллюзия развеялась.       «Как же давно всё это началось? – промелькнула в голове неприятная мысль. – Значит уже тридцать лет назад там что-то было… Мы никак не можем угнаться за генералом Кроманом, потому что он гораздо лучше осведомлён. Он действует, а мы отвечаем… Это надо менять».       Вспомнился некстати злополучный диалог на вечеринке; многозначительные намёки на прошлое Моора и его неожиданная ярость; самоуверенность, с которой говорил Кроман, и то, как легко, не колеблясь, он велел устранить его, Шая.       – Продолжайте отслеживать ситуацию в Лаолине, внимание сосредоточьте на горячих источниках и их окрестностях – не зря они постоянно мелькают, – заговорить после паузы оказалось нелегко; слова не шли с языка – точнее, хотелось сказать… приказать нечто другое. – Продолжайте привлекать Акселя Моруа к работе, он демонстрирует хорошие результаты.       Окончание фразы точно подвисло в воздухе. Рената Эрнандес явно ощутила тягостную недосказанность, но несколько секунд колебалась, стоит ли развивать тему. Но наконец решилась:       – Это всё? Вы как будто хотели что-то добавить, господин Таллер-Ки.       Голос генерала Кромана пробивался из воспоминаний глухо, точно доносился сквозь толщу воды – зеленоглазый монстр из Эйд-Альва, Пожиратель Королей, Хэмлок…       …Моор.       «Я могу разрушить наши отношения, – отчётливо осознал Шай. – Уничтожить доверие собственными руками. Я ведь обещал, что не стану копаться в его прошлом… хотя нет, не обещал. Он предложил задавать вопросы, а я просто сменил тему».       Генерал Кроман ведь действительно был гораздо лучше информирован – и не только в отношении «Зелёного солнца», искусственных вампиров или похищения Руж, наследницы Алой Чумы.       Он что-то знал о Мооре; то, о чём Шай не догадывался.       – Госпожа Эрнандес, у меня к вам просьба личного характера, – собственный голос со стороны звучал неузнаваемо, точно металл зазвенел. – Узнайте, как связано место под названием «Эйд-Альв», имя «Хэмлок» и прозвище «Пожиратель Королей». Вообще меня интересует всё, что касается местной правящей династии, и в особенности – их отношений с вампирами. Легенды, сказки, летописи, даже картины – что угодно. Я не ставлю конкретных сроков, и… и информируйте меня лично. Только меня.       – То есть доклад по данному вопросу делать, когда вашего партнёра нет рядом, а все сведения пересылать строго по закрытым каналам? – Рената оказалась догадливой.       «Он, наверное, сильно рассердится, если узнает… Или расстроится, что ещё хуже».       – Да, именно так, – вслух ответил Шай, стараясь не думать о том, что, возможно, целью генерала было именно это – вбросить многозначительный намёк, а потом смотреть, как растёт пропасть раздора. – Мы сейчас не можем позволить себе небрежность… или неведение.       – Информация – серьёзное оружие, – дипломатично согласилась госпожа Эрнандес, хотя вряд ли она поняла, к чему относилась последняя фраза.       А хуже всего было то, что Шай нисколько не убедил и не успокоил самого себя – но и отступить уже не мог.       Позже, когда он остался наедине с документами и работой, то нет-нет да и возвращался к мысленно к биографии Моора. Раньше в учениках историю войны расписывали очень подробно, но сейчас программу сократили. Возможно, что и к лучшему: прежде в разделы, посвящённые лидерам вампиров, «великим разрушителям», пихали очень много непроверенных данных… Да и откуда взять проверенные, если эти самые лидеры не торопились делиться подробностями своих биографий? Летописей у вампиров не было как явления, дневники они не вели, мемуары не издавали; редкие обрывки достоверной информации предоставляли в основном люди – дети из смешанных семей, партнёры, реже – бизнесмены, которые не боялись вести дела с «демонами».       Больше всего сведений, как ни странно, скопилось о мизантропе Блейзе, известном больше под прозвищем Алчное Пламя Юга. Во многом потому, что он сам не прочь был произнести пространную речь о том, почему предаёт огню тот или иной объект, будь то целая деревня или всего лишь собачья будка. У него даже завелись фанаты, которые записывали его высказывания, а затем выпускали целые сборники… А вот информацию об Алой Чуме приходилось черпать в основном из легенд, сказок и преданий, отделяя правду от пугающего вымысла. Каламити с видимым удовольствием отвечал на вопросы журналистов, историков и просто любопытных, но быстро терял терпение, и репутация у него сложилась не из лучших – мало кто рисковал с ним связываться.       А Моор…       Моор просто возникал из ниоткуда в самый критический момент, а потом так же неожиданно и бесследно пропадал.       «Я сам себя в угол загоняю подобными размышлениями».       Глубоко вздохнув, Шай признал, что не сможет сейчас сосредоточиться на работе и прогулялся до кофемашины в приёмной. Затем, пользуясь отсутствием Альмы с её строгими представлениями о здоровой и полезной пище, заказал пару сэндвичей и буквально через несколько минут забрал их у дежурного секретаря. Вернулся в кабинет; сменил тональность освещения, чуть добавил мощности кондиционеру и вывел на панель, закрывающую окно, проекцию открывающегося из него вида, потом устроился в кресле поудобнее – и набил в поисковой строке браузера: «История войны, коротко».       Хоть он и не уточнял, что за война, но большинство статей касались именно той бойни двухсотлетней давности, что едва не стала для человечества последней.       …началось всё, как писали, с прорыва в области огнестрельного оружия. Оно стало мобильнее, мощнее, легче; у хорошо вооружённого среднестатистического человека появились какие-никакие шансы справиться с вампиром один на один, ведь не всякий обладал мощью Каламити или его живучестью. К тому же тогда уже несколько столетий набирало силу религиозное движение, которое запрещало любые связи с вампирами, называя это смертным грехом, а их самих – «ночными демонами».       Ненависть копилась – и медленно закипала.       Спусковым крючком стал чудовищный случай в одной из континентальных столиц. В городе стали каждую ночь находить женские трупы – сперва проституток, а затем и вполне добропорядочных жительниц. Из-за ужасающих повреждений трупов убийцу окрестили Потрошителем. Его искали почти год – и нашли среди вампиров… или, как считали некоторые современные исследования, вампиру вину просто приписали. Ожесточившиеся горожане, поощряемые мэром – сейчас уже говорили, что он просто прикрывал настоящего убийцу – устроили погром средь бела дня и сумели уничтожить больше сотни вампиров, в основном детей и подростков, а также одиночек.       И – ничего.       Никакого ответа со стороны «кровожадных демонов» не последовало; нет, писали, разумеется, об отдельных случаях личной вендетты, но в целом мстить виновникам и активным участникам бойни никто не порывался. Вампиры были слишком разобщены; многие предпочитали не ввязываться в конфликт, а просто переждать, рассуждая, что лет через двадцать-тридцать происшествие забудется, а ненависть угаснет. Кроме того, они не пользовались телеграфом и даже обычной почтой, редко читали газеты… В других городах и тем более странах они могли даже и не догадываться о том, что пролилась кровь – или же узнать бы слишком поздно.       Многие политические лидеры того времени увидели в этом удобный шанс.       Через несколько месяцев полыхал весь мир.       Вампиров истребляли; загоняли, как дичь, и уничтожали любыми методами. Ответная агрессия лишь вызывала ещё больше злобы у «охотников» – они словно бы получали подтверждение, что действуют правильно, а «демоны» – действительно демоны, и щадить их не стоит… Государства создавали военные коалиции, истребление становилось более системным и организованным, и неизвестно, чем бы всё кончилось, если б в какой-то глубоко провинциальной деревне некие идиоты – или самоубийцы – не связались бы с Каламити, Бедствием Запада.       Он взялся тогда за дело серьёзно и уничтожил половину армии за двое суток – а потом исчез, чтобы вернуться через некоторое время, но уже не в одиночестве.       Блейз, Алчное Пламя, возглавил сопротивление на Юге; Скарлетт, Алая Чума, медленно передвигалась вместе с небольшим войском по континенту, с востока на запад, от столицы к столице, а за ней, как за кометой, тянулся хвост из суеверного ужаса, баек и легенд.       А Моор… Точнее, Хэмлок, Опустошение Севера, быстро освоил телеграф, наладил связь с соплеменниками из соседних стран и даже с другого континента, отыскал возможных политических союзников среди людей и превратил разрозненное сообщество вампиров в организованную силу. Не только потому что он был сильнейшим месмером, а месмеров опасались даже свои – просто к тем, с кем у него не получалось договориться, приходил Каламити, и уже не для того чтоб поболтать.       Кровь полилась рекой.       Случалось, что армии целых государств исчезали за несколько часов; достоверно было известно, по крайней мере, об одном «поле мертвецов»: на севере кто-то додумался до гениальной мысли отыскать клан Моора и отомстить ему, истребив полностью, но объединённые войска трёх соседних стран были уничтожены сразу после того, как перешли невидимую границу. Причём выжившие свидетели, как один, твердили, что солдаты неожиданно свихнулись и приняли убивать друг друга – наверное, поэтому уничтожение армии и приписывали месмерам, хотя заслуживающих доверия доказательств так и не нашлось.       А Моор хоть и не сознавался в том, что это он остановил войска, но и не отрицал – и со временем его стали бояться чуть ли не больше, чем психопата Каламити или зануду-пироманьяка Блейза.       Огнестрельное оружие мало помогало против этих новых, хорошо организованных и рационально действующих вампиров; и теперь уже человечество могло бы оказаться на грани уничтожения, но внезапно бойня прекратилась, а четыре «великих разрушителя» предложили мирные переговоры.       Итогом стал Пакт – и, как следствие, создание гетто, а также законов, позволяющих людям и вампирам более-менее мирно сосуществовать.       Блейз, Алчное Пламя Юга, ещё долго терроризировал подконтрольные ему земли – «наводил порядок». Каламити скитался по континентам, появляясь то тут, то там – «присматривал за выполнением соглашений», как он сам заявлял. Алую Чуму изредка встречали следующие пару десятилетий, но всё реже и реже…       А вот Моор пропал сразу после подписания Пакта – и аккурат до следующего витка конфликта, почти что через полтора века, когда назрела необходимость внести в соглашение поправки.       Шай несколько раз пытался аккуратно разузнать, что он делал между этими двумя событиями, но месмер только улыбался и уклончиво отвечал, что отдыхал и путешествовал. Долгие бесцельные странствия, от города к городу, от дома к дому вообще были его слабостью – по крайней мере, так казалось со стороны. Моору нравилось приходить в места, где он раньше не бывал, знакомиться с новыми людьми, погружаться в чуждую культуру; он с удовольствием дегустировал местную кухню и наряжался в национальную одежду, но в целом ни к чему особенно не привязывался – и в любую минут мог, оставив прежнюю жизнь, налегке отправиться дальше.       …словно он накрепко усвоил: всё проходит; всё имеет начало и конец, и нет смысла в том, чтоб пытаться продлить этап, который подошёл к завершению.       «Это даже грустно, – промелькнуло в голове. – Как будто он смирился раз и навсегда».       Не без труда ему удалось отыскать портрет Моора. Не ту чёрно-белую репродукцию, которая переходила из учебника в учебник, из статьи в статью, а полноцветный оригинал. Кое-что узнавалось сразу, нисколько не изменившись за минувшее время: полуулыбка в сочетании с прямым серьёзным взглядом; родинка над уголком рта; манера складывать руки – кисти расслаблены, но мизинец чуть отставлен, словно напряжён сильнее остальных пальцев. Волосы были гораздо длиннее и вились сильнее – надо лбом справа виднелись пряди, закрученные в тугие кольца; рыхлая, объёмная коса, заплетённая от самой макушки, спускалась на плечо и утопала в складках тёмно-красной ткани. Ворот стягивался двумя шнурками, и под ним виднелся белый краешек – возможно, нательная рубашка; широкие рукава дважды перехватывала широкая лента – у локтей и на запястьях.       – Как странно, – пробормотал Шай и провёл пальцами по планшету, увеличивая изображение. – Мне казалось, что он тут изображён в пиджаке или мундире, ну, или в чём-то подобном… Или нет?       Спустя некоторое время отыскался ещё один вариант – действительно, в сюртуке. Отличалась не только одежда, но и лицо Моора: он выглядел каким-то деревянным, с чуть более пухлыми щеками и с дурацким румянцем. Возникало ощущение, что эта версия – более поздняя срисовка, причём с «моделью» второй художник никогда не встречался.       В отличие от первого.       На уточняющие запросы ушло ещё около двадцати минут, по истечении которых Шай уже наверняка знал, что вариант «в сюртуке» имел отличный провенанс, хранился в одном из крупных столичных музеев и принадлежал кисти художника средней руки, знаменитого тем, что он лично участвовал сперва в военных действиях, а затем и в мирном процессе. Но с Моором он и впрямь ни разу не виделся, о чём вряд ли жалел… А вот первая картина висела в провинциальном музее в Драммене, и атрибутировать её как портрет именно Опустошения Севера начали совсем недавно; прежде она обозначалась как «Неизвестный в красном» и относилась к пятнадцатому веку. По сравнению с более поздней копией изображение выглядело более плоским, примитивным, пожалуй… но притом живым – и похожим именно на Моора, а не на чьи-то представления о нём.       – Надо будет выяснить потом, что за Драммен такой, – вздохнул Шай, закрывая поисковик и откидываясь в кресле. – И заодно выбрать момент и поговорить с Моором о его прошлом, чтоб не собирать информацию по крупицам.       Хоть он и пообещал себе это, но уже заранее знал, что до задушевных бесед дело дойдёт нескоро: месмер скупо рассказывал о том, что называл «давно прошедшими временами», пусть прямо и не отказывался отвечать. Но задавать уточняющие вопросы можно лишь в том случае, если есть какая-то основа. А когда информации почти нет – белый лист, пустой горизонт – то и оттолкнуться не от чего.       Забавным побочным эффектом от поисков портрета оказалось то, что в недрах планшета хранилась теперь куча их с Моором совместных снимков, тайком сделанных папарацци. Ни на одном не было ничего предосудительного – ещё бы, на публике они старались не целоваться и даже за руки нечасто брались – но явную взаимную симпатию, тягу даже не разглядел бы разве что слепой. Некоторые особо удачные фотографии Шай сохранил в отдельную папку – и сделал пометку: связаться с автором и попросить оригинал в нормальном качестве.       «Не всё же селфи перебиваться».       За этим компрометирующим занятием – просмотром совместных снимков – его и застал месмер.       – Любуешься? – вкрадчиво поинтересовался он, неожиданно появляясь за спиной, и мягко обнял за плечи. Двери в кабинет ещё даже не открылись до конца; на то, чтобы преодолеть почти пятнадцать метров, ему не понадобилось и секунды. – О, вот это хороший кадр.       – Ага, в парке нас всё-таки подловили, – улыбнулся Шай, кликом увеличивая картинку. – Ну, в кофейне, где мы танцевали. Странно, что в сеть утекло фото за барной стойкой, а не что-то более дискредитирующее, например, поцелуй у машины или сам танец.       – Наверное, у фотографа хорошее чувство самосохранения. Правильные инстинкты, – совершенно серьёзно кивнул Моор и пощекотал его кончиками пальцев под челюстью.       Он прыснул:       – У человека вообще-то не бывает инстинктов.       – А это, как говорите вы, образованные люди, метафора.       – Лично я так не… Нет, погоди, посади меня на место! – фыркнул Шай, выкручиваясь из крепких, но бережных объятий. – Подожди, взгляни лучше, что ещё я нашёл, – и, повинуясь неясному порыву, открыл два портрета в соседних окнах.       Зрачки у Моора расширились, на лице промелькнуло сложное выражение – нежность, ностальгия и одновременно брезгливость, а зачем он поскучнел и точно бы выцвел.       «Не совсем то, как обычно реагируют на собственное изображение».       – Что, так плохо? – вырвалось у Шая.       Месмер точно опомнился – или стряхнул наконец с себя липкую паутину воспоминаний. Глаза ожили; потусторонние зелёные отсверки стали чуть ярче; уголки губ дёрнулись вверх.       – Нет, я просто не ожидал. Вот это – очень старая вещь, я о ней почти забыл, – безжалостно ткнул он пальцем в левый портрет, в рубахе с лентами. – Она родом с севера… А вот этот портрет нарисовали уже после войны. Я его никогда не любил. У меня таких щёк не будет, даже если я их специально надую. Вот так.       Шай очень старался не рассмеяться, но позорно проиграл самому себе; напряжение, повисшее в воздухе, развеялось без следа.       – Ну ты даёшь… А вообще да, рисовал явно какой-то любитель салонной живописи. Ну, херумвичики, нимфы… Но первый портрет, который старый, тебе тоже не понравился, насколько я понял. Или нет?       Это был рискованный ход. Моор явно не горел желанием обсуждать прошлое, хотя и не отказывался отвечать на вопросы; к тому же сейчас, после приказа, отданного госпоже Эрнандес, появилось дурацкое чувство вины…       «Как будто я его предал тем, что решил втайне разузнать о его прошлом».       – Мне не нравится красное, – неожиданно ровно ответил месмер.       И – скривился.       Шай опешил.       – Э-э… Слушай, да, ты говорил, но мне тогда показалось, что это просто дело вкуса… Или причина глубже? Ну, то есть, если я лезу куда-то в личное, и ты не хочешь отвечать, то можешь смело меня…       – Это был траур, – ответил Моор, мягко перебивая его. И – ни следа обычной улыбки; взгляд был словно направлен внутрь – или на что-то давно прошедшее. – Траур на несколько веков. А потом – привычка, избавиться от которой оказалось не так уж легко.       Слова как будто застряли в горле.       – Траур… траур по кому-то очень дорогому? То есть близкому? То есть… ты любил того человека, да?       – Нет, – сказал месмер просто, окончательно его запутав. И ласково взъерошил волосы: – Не бери в голову. Иногда очень легко перепутать любовь с чем-то весьма скверным, даже если на твоей стороне мудрость веков… Но всё это давно прошло. Остались только следы. Как рябь всё ещё бежит по воде, когда камень уже опустился на дно.       – Ты…       Шай сам не знал, что собирался сказать.       «Ты расскажешь мне подробнее?»       Он сам не был уверен, что готов слушать.       «Ты уверен, что действительно оставил это в прошлом?»       А если он ответит «нет»?       – Я сделал выводы и впредь не повторю ошибок, – произнёс Моор и, заключив его лицо в рамку ладоней, поцеловал, невесомо прикасаясь губами ко лбу. – Знаешь, я подумал, что оба портрета дурацкие. Мне больше нравится та наша фотография, в журнале. Может, ещё раз позовёшь эту жуткую женщину и её оператора? И повторим?       Представив, как к уже существующей неразберихе добавляется безжалостная Ванесса Маккейн с её проницательностью, острыми вопросами и скандальными статьями, Шай едва не схватился за голову:       – О, нет, не в ближайшее время. Сначала разберёмся с насущными вопросами… Кстати, о насущном. Что возьмём на ужин?

***

      Однако вскоре личные дела пришлось отложить в долгий ящик.       Доктор Лотта написала во второй раз и настоятельно напомнила, что Лола всё ещё ждёт встречи – и что её психологическое состояние с тех пор немного ухудшилось.       «Не так плохи показатели, – подчёркивалось в сообщении, – как динамика. Убедительная просьба рассмотреть просьбу о визите в ближайшие дни».       В переводе с вежливого врачебного языка на честный человеческий это означало: «Живо спускайся в лабораторию, пока я не поднялась за тобой сама».       Шай не без помощи Альмы перебрал своё расписание, перенёс на следующую неделю ужин с заместителем главы Национального банка, на всякий случай проработал заранее проект договора, который юридическая служба просила изучить перед завтрашним совещанием – и сообщил, что готов спуститься во владения доктора Лотты в восемь вечера.       – Как думаешь, что произошло с Лолой Юэ? – спросил он у Моора уже по пути в лаборатории.       Тот пожал плечами:       – Это было её первое полнолуние, и у неё всё ещё сильны человеческие привычки.       – Лола – вампир.       – В первую очередь она – молодая женщина, которая никогда прежде не жила для себя, – мягко возразил месмер, опустив ресницы. – Если я правильно помню, что ты о ней рассказывал, то её всегда вёл долг – и благодарность к своей спасительнице, фанатичная и нерассуждающая. А теперь хозяйка Лолы мертва; семья отказалась от неё; тело изменилось, и у него появились новые потребности… Прежний мир разрушился, и требуется время, чтобы научиться жить в мире, который пришёл ему на смену.       Лифт тихонько звякнул, ненавязчиво сообщая, что спуск окончен и пора выходить; тональность света стала более холодной, неуютной. Откуда-то слышался тихий гул – скорее всего, звук исходил от системы вентиляции, и от него становилось тревожно, а кожа покрывалась мурашками.       «Наверное, я никогда не привыкну к подземным этажам».       – Мне казалось, что она свыклась со своим состоянием. Нет, я тоже думал о том, что её шокировало полнолуние, но полагал, что Терри и Уайт помогут ей быстрее освоиться – и лучше, чем какой-то посторонний парень, – признался Шай и шагнул в коридор, немного щурясь от чересчур яркого света. – Тем более – человек.       – Думаю, ей нужно услышать, что с ней всё в порядке, именно от человека. Такого же, как она сама.       Шай чуть не возразил на автомате, что причислять Лолу к людям было бы неверно – однако вовремя подавил порыв и благоразумно заткнулся.       Моор наверняка успел повидать немало таких, как она, изменённых против собственной воли. С одним отличием: раньше пострадавшие хотя бы могли обвинять Алую Чуму, а теперь за терактом стояли люди, чьих имён и лиц никто не знал.       «…как ненавидеть того, кого даже увидеть не можешь?»       – Да, возможно, Лола сейчас хотела бы сепарироваться от вампиров… Кстати, давно хотел спросить, – спохватился он, невольно замедляя шаг; идти до лаборатории оставалось всего ничего, и там, в присутствии посторонних, не было возможности разговаривать настолько свободно. – А чем занималась и где обитала Алая Чума до того, как начала наводить ужас на простых людей во время войны? То есть я понимаю, что это явно не её основная работа, хотя производить неизгладимое впечатление и заставлять противника бежать в ужасе у неё получалось более чем хорошо… Да и ты сам упоминал, что род Чумы древний. Так где вы её прятали до начала конфликта?       Месмера такая формулировка явно позабавила; он усмехнулся, но потом задумался и ответил не сразу, также замедлив шаг.       – Пожалуй, если переводить в понятные для тебя слова, то она была жрицей. И, как всякая жрица, жила в уединении.       Шай озадачился настолько, что едва не споткнулся на ровном месте – и не упал лишь благодаря тому, что Моор подхватил его под руку.       – Оу, спасибо… Я думал, что у вас нет религии или чего-то в этом духе.       – В целом ты прав, хотя некоторые из нас не брезговали созданием своих собственных культов и окружали себя поклонниками, – неопределённо качнул головой месмер. – Взять хотя бы Блейза: влезть на какой-нибудь утёс и начать проповедовать – его любимое задание наравне с тем, чтобы спалить нечто уродливое. Точнее, нечто, что покажется ему уродливым, – фыркнул он. Судя по оговоркам, с Блейзом, Алчным Пламенем Юга, взаимопонимания у них за долгие века так и не возникло. – Но Скарлетт была другой. К ней – а прежде к её матери, бабке и так далее – приходили во имя любви. И ради жизни. Приводили своих возлюбленных, которых боялись потерять; детей, выросших среди соплеменников-людей, а потому смертных, уязвимых… Мы не стремимся продолжить род любым способом, но иногда встречаются пары, которые желают иметь общего ребёнка. Для двух вампиров это не проблема: нужно просто обменяться кровью перед соитием, двух-трёх глотков обычно хватает, а если не выходит с первого раза – что ж, торопиться некуда, впереди вечность. А если один из партнёров – человек… О, тут начинаются сложности, – Моор замедлился ещё сильнее, затем остановился вовсе. – Человеческие женщины беременеют нечасто, не раньше, чем на двадцатый год, а к тому времени многие или стареют, или решают расстаться, или умирают, особенно если вампир молод и не знает ещё, как правильно продлевать жизнь возлюбленной.       Мысленно поставив галочку – записать рассказ и отправить потом в лабораторию – Шай поинтересовался, смутно подозревая, каким будет ответ:       – А если мужчина – человек, а женщина – вампир?       – Тогда, скорее всего, с детьми ничего не выйдет, хотя я встречался с исключениями из правила, – подтвердил Моор догадку. – Именно поэтому к женщинам из рода Чумы и приходили – ведь если сделать партнёра вампиром, то это решит сразу две проблемы – и старение, и бесплодие… Существовали и другие семьи с подобным даром, но все считались «ветвями», а не самостоятельными линиями. Помнишь, я тебе рассказывал о парне по имени Белая Смерть? Он был дальним родственником Чумы, но основал собственную «семью», перебрался с кланом куда-то подальше на запад, к семи заповедным озёрам у раздвоенной огнедышащей горы, и там следы его затерялись.       – Огнедышащая гора? Вулкан, что? – улыбнулся Шай невольно. – Очень поэтично. Кстати, мои предки родом из окрестностей Кирки, «коронованного вулкана» с зубчатой вершиной… Правда, не помню, чтоб там были поблизости заповедные озёра в таком количестве. Ну, может, парочка.       – Пейзажи меняются, особенно вблизи своенравных гор, как меняются и сами горы, – пожал плечами Моор с таким видом, словно сам он был старше многих вулканов и смотрел на них со снисходительностью взрослого человека, наблюдающего за детскими шалостями. – И, знаешь… Ступай к Лоле пока один. Если потребуется, я подойду тоже, но что-то мне подсказывает, что она ждёт только тебя – и не обрадуется лишним гостям.       Шай не стал спорить – кивнул и направился к последней паре дверей, отделяющей коридор и зал ожидания от, собственно, лабораторий. Там, внутри, царила прохлада – температура была градусов на пять ниже, чем около лифтов. В отличие от государственных больниц, здесь не пахло лекарствами – наоборот, в воздухе слабо ощущался аромат сухих цветов или пудры, как в женском будуаре, только очень чистый, свежий, точно стерильный. Свет загорался при приближении и плавно угасал, стоило пройти дальше. Под началом Мао Лотты работало много людей – больше, чем на глубинных этажах, но их присутствие было почти незаметно сейчас, вечером; из некоторых помещений слабо тянуло кофе, кое-откуда слышались голоса.       Но всё – призрачно, ненавязчиво.       «Словно в царстве Аида», – подумалось вдруг.       – А вот и ты, – улыбнулась солнечно доктор Лотта, выглядывая из-за полупрозрачной матовой двери своего кабинета с чашкой в руках; судя по аромату – какао с чем-то острым, имбирём или перцем. Рыжие кудри примялись справа – похоже, что она опять легла спать с мокрой головой. – Очень удачно, я как раз сделала перерыв… Кстати, когда заглянешь к нам на обследование? Или опять некогда?       В первую секунду возникло несолидное желание соврать, но честность – и понимание, что небрежность может дорого обойтись в будущем – всё же победили.       – Время есть, – неохотно признался Шай. – Просто не хочется терять целый день. Но психологические тесты я прохожу каждую неделю, так что уверен, что месмеритического воздействия нет, можно не беспокоиться.       Доктор Лотта только вздохнула:       – Зная тебя, я уверена, что скоро ты научишься угадывать правильные ответы, и придётся разрабатывать что-то принципиально новое… Тяжело иметь дело с умными мальчиками, – подмигнула она. И – посерьёзнела: – Впрочем, с умными девочками – не легче. Лоле нужен психотерапевт, но она отчего-то попросила тебя.       – У меня диплом по средневековой поэзии, а не по медицине.       – Может, ты ей просто нравишься? – без намёка на иронию предположила Лотта и переступила с ноги на ногу. – Ладно, что на месте топтаться, пойдём уже. Что-то рановато у меня день начался и никак не заканчивается…       – А насколько рано?       – В пять утра…       Шай ответил взглядом, преисполненным горячего сочувствия – и глубокого понимания.       Лолу Юэ перевели в более комфортабельную палату почти месяц назад. Сейчас помещение выглядело обжитым, почти уютным. Комфортное освещение; неяркие, нераздражающие цвета – бежевый, белый, телесно-розовый; удобная кровать; массивный письменный стол; два кресла с бархатистой обивкой – для гостей. Почти половину стены занимал экран за бронированным стеклом, на котором транслировались виды морского побережья или горной долины, причём в зависимости от погоды и времени суток они менялись, и сейчас изломанные зелёные холмы затягивал плотный туман. У изголовья постели, прямо на полу, стопкой лежали книги – два любовных романа, тонкий поэтический сборник и что-то по истории… Тем не менее, беспристрастные отчёты ясно говорили, что Лола бывает здесь редко. Долгие и долгие часы уходили на обследования и собеседования – а оставшееся время она предпочитала проводить с Терри и Уайтом, даже спала вместе с ними.       Но после минувшего полнолуния что-то изменилось.       – Сидит так уже почти сутки, – негромко сообщила доктор Лотта, взглянув в специальное «окошко» на двери. – Если бы я не знала, что вампирам не нужно посещать уборную так же часто, как нам, несовершенным людям, то уже забеспокоилась бы.       – Ну, спать им надо даже больше, чем среднестатистическому человеку, – так же тихо возразил Шай, и по спине у него пробежал холодок: сгорбленная фигурка на краю стола выглядела одновременно уязвимой и агрессивной. – Наверное, лучше позвать Моора, пусть будет поблизости.       – Я его приглашу, – кивнула Лотта, не отводя взгляда от своей пациентки в маленьком квадрате окошка. Пригубила какао из чашки, испачкала губу, чертыхнулась, вытерла шоколадную пенку рукавом. – И сама буду недалеко. Ты прямо сейчас зайдёшь?..       Вместо ответа Шай приложил ладонь к сенсору.       Замки пискнули; створка отъехала в сторону.       Лола даже не пошевелилась.       Она была одета в некоторое подобие больничной робы – широкие светлые штаны из мягкой ткани, свободная блуза без воротника и рукавов; наверное, поэтому болезненная худоба ещё сильнее бросалась в глаза. За полтора месяца в коме от неё в буквальном смысле остались кожа да кости; после пробуждения и окончательной трансформации дела пошли на лад, но до сих пор Лола, скорее, напоминала ершистого большеглазого подростка – или птицу в человеческом обличье.       – Привет, – сказал Шай, запирая за собой дверь. – Ты не против, если я присяду?       Сначала ему показалось, что она промолчит. Но затем густые ресницы дрогнули, игольно-узкие зрачки расширились – и Лола откликнулась, словно сквозь сон:       – Ох, да, точно! Сейчас…       С нечеловеческой грацией она соскользнула со стола и подтащила кресла поближе друг к другу, затем взгромоздилась на одно из них, подтянув колени к подбородку, и уставилась огромными глазищами исподлобья с таким выражением лица, словно надеялась на чудо.       «Надо же, – промелькнула мысль, – и впрямь фиалковые».       После трансформации серо-голубые радужки начали отсвечивать красноватым при определённых ракурсах, и это давало в итоге интересный оттенок.       – Ты хорошо выглядишь, – искренне сделал комплимент Шай, усаживаясь в кресло напротив. – Вы подружились с Терри и Уайтом, они тебя не обижают? Хорошие ребята, но вот их манеры иногда, особенно у Уайта… – легкомысленно болтал он, когда вдруг заметил, что по щекам у Лолы катятся слёзы – сплошным потоком, словно кран подтекает. – Так, погоди, стоп. Стоп. Что случилось?       – Я чудовище?       – Что?..       – Почему я чудовище?       Не теряя больше ни секунды, он подскочил к ней – и обнял, мысленно готовясь к ответным объятьям и заодно к тому, что рёбра треснут. Но Лола только уткнулась ему лбом куда-то в бок, продолжая всхлипывать. Спустя четверть часа сквозь рыдания начало пробиваться нечто осмысленное; после двух десятков осторожных наводящих вопросов Шай удостоверился, что Моор был прав, и дело в полнолунии.       – Я не могла это контролировать, совсем, – тихо шептала Лола ему в рубашку, избегая встречаться глазами. – Как будто, ну… Как будто под веществами, но не так. Терри сказала: «Давай найдём тебе мужчину?» – и мы пошли в такое место, в один клуб вроде как, и с нами был ещё один вампир, с таким очень ровным каре, он… он друг и смотрел за нами, чтобы ничего плохого не произошло… Терри мне помогла выбрать одного человека, такой высокий, тёмные волосы, красивый, а я… а я не смогла, только укусила его, и всё. А Уайт сказал, что если мне сложно, то можно с ним, и мы, мы… – она сглотнула и быстро взглянула снизу вверх, испуганно, почти затравленно. – Так теперь будет каждый раз?       «И как отвечать на такие вопросы?»       – Сложно сказать. Но мы за полгода ни разу не повторились, – честно ответил Шай. – Но здесь я, как ты понимаешь, занимаю немного другое положение… позицию… во всех смыслах.       Глаза у Лолы смешно округлились; выражение лица немного изменилось, промелькнуло даже что-то похожее на любопытство…       – Оу.       – Вот именно, что «оу», – он улыбнулся. – Особенно в первый раз. У меня до этого была не очень насыщенная личная жизнь, можно даже сказать, аскетичная, и я не собирался вносить в неё разнообразие в ближайшие пару лет… Но так вышло, что решили за меня. Это вообще часто происходит. Я не выбирал, в какой семье родиться; наследником «Кербера» тоже решил меня сделать отец, причём единолично.       – Ты мог отказаться, а я… – вырвалось у Лолы.       Шай даже не стал отнекиваться:       – Но я не захотел, совершенно верно. А вот от чего бы я с удовольствием отказался бы, так это от сна. Треть жизни тратится впустую! Причём можно протянуть без сна пару дней, но тогда эффективность любых мыслительных процессов падает до нуля. Больше я просто не выдерживаю – отключаюсь. Причём, как правило, в самый неподходящий момент… Но что поделать – у всех людей есть потребность в сне, мы такими родились.       Уж что-что, а улавливать аналогии Лола умела – в сообразительности ей отказать было нельзя.       – Я не родилась такой. Не родилась шлюхой, которая в полнолуние сходит с ума.       – Шлюхи получают за это деньги, или я ошибаюсь?       – Ну, потаскухой.       Она отстранилась и снова обняла себя за колени, угрюмо глядя в противоположную стену.       «Да, здесь правда нужен психолог, – подумал Шай. – Я своими дурацкими аналогиями могу сделать только хуже».       – А это слово обычно употребляют, чтобы обесценить женщину и легче ей манипулировать, – заметил он в сторону, будто конкретно ни к кому не обращаясь. – Но я не могу себе представить самоубийцу, который решился бы так повести себя с вампиром, причём всё равно какого пола.       – Ну, даже если промолчат, правду это не изменит, – буркнула Лола. – Люди всё равно будут думать…       – Они много чего думают, и не всё имеет хоть какое-то отношение к правде. Меня вот называют подстилкой. Угадаешь, почему?       Она вскинулась:       – Но ты вовсе не…       – Технически – да, – фыркнул Шай. И – осторожно прикоснулся к её волосам: – Я не знаю, что тебе сказать. «Не слушай никого»… Но ведь сложнее всего заткнуть голос в собственной голове, да? – Лола не ответила, только наклонилась к нему немного, подставляясь под ласку, и он продолжил. – Ты не должна стыдиться того, что чувствуешь или ощущаешь. То, что происходит – естественно для вампира. Но ты не привыкнешь к этому сразу, потому что девятнадцать лет ты жила и взрослела как человек… Никто не вправе тебя осуждать, и только ты можешь решать, что делать: поддаваться гормонам или нет. Они давят на тебя, но не определяют твои действия полностью. Тебе не понравилось быть с Уайтом?       Она сгорбилась сильнее, пряча лицо.       – Он хороший.       – Значит, всё правильно, – мягко произнёс Шай. – По крайней мере, сейчас. Слушай, немного личный вопрос, но у тебя это было впервые?       – Нет, – глухо ответила Лола. – Но для… для удовольствия – в первый раз.       На секунду он прикусил губу, испытывая острую ненависть ко всем Мэнло скопом.       «Значит, ей давали и такие задания… Ну, что ж, понятно – убийце иногда приходится подбираться к жертве довольно близко».       – Тогда у нас с тобой больше общего, чем ты думаешь, – вздохнул он. – Знаешь, немного дурацкий совет… Но попробуй поговорить об этом с доктором Тха. Она родом с юга, из одной общины с довольно занятными традициями – и свободными нравами, особенно если сравнивать с тем, какие установки царили в культуре развитых стран лет пятьдесят назад, во времена её молодости. Доктор Тха может рассказать немало интересного – в том числе и о своей адаптации в Нью-Хонге; даже если тебе это и не будет полезно, то однозначно развлечёт. И ещё. Я не буду скрывать: «Кербер» в ближайшие годы не сможет разработать препарат, который полностью блокирует влияние луны на вампиров, поэтому надо искать другие пути. И вряд ли мы сможем найти способ сократить время, необходимое человеку для сна… Хотя Моор вот говорит, что сон – особый вид удовольствия, и не надо стремиться от него избавиться, – фыркнул Шай. – Ему-то легко говорить, через него не проходит такое количество документов и решений… Что думаешь?       Лола ответила не сразу, но когда она подняла голову, то лицо у неё не было уже таким потерянным и печальным.       – Я обязательно поговорю с доктором Тха, – пообещала она. И добавила так тихо, что это можно было принять за морок: – И что мне теперь делать?       Шай честно обдумывал вопрос, прежде чем ответить:       – Очень рекомендую Западный искусствоведческий университет, особенно отделение литературы. Там есть возможность посещать лекции по вечерам… Конечно, не в ближайшие месяцы, но в перспективе – почему бы и нет?       Судя по тому, как Лола к нему обернулась, она ожидала чего угодно, только не этого.       – В смысле… мне учиться? Но я же…       – Мой курс точно посещает один вампир, и даже вполне успешно сдаёт экзамены, так что возражения не принимаются, – ответил Шай с похоронной серьёзностью. – И я не знаю никого, кому навредило бы знание классической поэзии. Особенно в Сянь Е. Так что если надумаешь – скажи доктору Лотте, она свяжется со мной, и я всё устрою.       …они проговорили ещё некоторое время – но уже о всяких пустяках, вроде прочитанных книг и самых интересных достопримечательностей в Нью-Хонге, на которые непременно стоит взглянуть. Когда Шай уходил, Лола уже не выглядела такой потерянной – скорее, задумчивой.       И отчего-то ему казалось, что если она и решится поступать в университет, то выберет не искусства, а психологию.       «Или психиатрию, – поправился он, взглянув затем на список литературы, которую Лола заказала себе в палату у ассистентов. – Кажется, у нашего доктора Леонидаса может наконец появиться ученица».        – Как всё прошло? – спросил Моор, когда они уже поднимались наверх. – Судя по тому, что моё вмешательство не понадобилось – не так уж плохо.       – Ты был прав, – признал Шай, приваливаясь к плечу партнёра и прикрывая глаза. Даже сквозь плотную ткань толстовки он ясно ощущал тепло его тела – и ровный, размеренный пульс. – Уф, как же лифт медленно ползёт… Пойдём, наверное, сразу на парковку. Да, про Лолу. У меня были подозрения, что тяжелее всего в своём новом статусе она воспримет именно лунные циклы, но я не думал, что подозрения оправдаются. При первой встрече Лола Юэ действительно показалась мне застенчивой и скромной, но затем я увидел на записи, как она командует наёмниками Мэнло в ресторане, и узнал, что она лично устраняла неугодных… Ну, мне она стала представляться более раскованной.       – А вы, люди, считали, что я хорош в дипломатии и чувствую себя на переговорах как рыба в воде, хотя это не так, – усмехнулся Моор и ненавязчиво обнял его, поглаживая по плечам. От него пахло чистыми вещами, как из дорогой химчистки; а ещё пробивался сквозь эту стерильную свежесть другой запах, тёплый, телесный, и почему-то представлялось, что так может пахнуть солнце. – Более того, дипломатические увёртки и словесные пляски – моё слабое место, да и в целом на войне я был глубоко на вторых ролях… Так что впечатление может оказаться обманчивым.       Шай хотел возразить, что он как раз недавно перечитал исторические хроники и вполне может сам оценить значимость вклада каждого из «великой четвёрки». Но подумал… и прикусил язык.       «Такое отношение к себе, преуменьшение собственных достоинств – не просто кокетство или фигура речи, – подумал он. – Нет, причина зарыта глубже… И генерал ведь тоже давил именно на это, когда рассуждал о бесполезных нахлебниках. Скорей бы Рената Эрнандес прислала результаты расследования, может, хоть что-то понятнее станет».       Подумал – и почти сразу же ощутил острую тоску, смешанную с чувством вины.       Ему хотелось узнать о Мооре больше – но одновременно не хотелось, точнее даже, было страшно.       И из-за его возможной реакции… и из-за своей.       – Ты совсем сползаешь, – улыбнулся месмер. – Так устал? Может, я тебя на руках дотащу?       – Всё не настолько запущено, – хмыкнул Шай, буквально заставляя себя выпрямиться. – Время ещё детское, видимо, просто разговор с Лолой получился тяжёлый, – уклончиво добавил он. – Так что давай-ка сразу домой.       В тот вечер Моор не пошёл на охоту – как чувствовал, что в нём нуждаются; но в то же время взгляд у него был отстранённый и задумчивый, точно мыслями он витал где-то далеко…       «Я сам себя накручиваю, – повторял Шай мысленно. – И воображаю лишнее».       Но отделаться от тревоги никак не мог.

***

      На следующей неделе в делах образовалось тягостное затишье – а на Нью-Хонг обрушились дожди. Похолодало, и по градусам вроде бы не так уж сильно, но с учётом возросшей влажности – весьма чувствительно. Из лаборатории пришли оптимистические отчёты: состояние Лолы улучшилось, и она даже согласилась встретиться с психиатром, хотя раньше отказывалась наотрез. Ему уже готовили допуск на нижние этажи, причём служба безопасности и научный отдел проявили удивительную солидарность и в унисон рекомендовали ознакомить его с подкорректированной версией трансформации из человека в вампира.       Официальной версией стала «случайная трагическая встреча с потомком Алой Чумы где-то в Сянь Е».       – К тому же, – заметила доктор Лотта, – это не совсем ложь. Есть все основания полагать, что для создания неизвестного препарата, который террористы применили на матче в Восточном Миконе, действительно использовались биоматериалы похищенной девочки из рода Алой Чумы.       Возразить на это было нечего.       Мия пропала, как сквозь землю провалилась; если бы она раньше не успела сказать, что у неё дедлайн очередного тома совпал с судейством в любительском конкурсе комиксов – и если бы не регулярные появления новых постов в фотомиксе в аккаунте Каламити – то впору бы запаниковать… Впрочем, покопавшись в памяти, Шай сообразил, что конкурс проходил ежегодно, да и сестра жаловалась на участников также регулярно, каждую зиму. Однажды, лет пять назад, он даже спросил, почему она всякий раз соглашается войти в состав жюри, если её так это раздражает.       – Тоже мне вопрос, – хмыкнула тогда Мия. – Ну, да, признаю, девяносто работ из ста поданных на конкурс – жуткая туфта и халтура. Ещё девять – ну, куда ни шло, качественно, просто без искры… Но оставшаяся-то работа – настоящий бриллиант! В хорошие годы таких неогранённых талантов встречается два или три. Круто, правда?       Он, честно признаться, не видел в этом ничего крутого – ну, кроме поразительного упорства сестры – однако из чувства самосохранения спорить не стал.       Как бы то ни было, сезон дождей принёс в Нью-Хонг затишье. Моор, чутко реагирующий на холода, спал больше – целыми днями дрых на диване прямо в кабинете и даже не шевелился во время совещаний и созвонов. Иногда Шай не будил его, когда выходил в секретариат, в переговорную – или, к примеру, на чашку кофе с Альмой. Она вообще смягчилась в последнее время, причём не только в отношении тонизирующих напитков или меню на обед. Стала больше делегировать обязанности заместителям – и меньше засиживаться допоздна; чаще брала работу на дом или отпрашивалась на вечер.       Мия – в те краткие моменты, когда её ещё можно было застать по телефону – уверяла, что всё дело в том, что отношения с Хелем зашли в тупик.       Шай откровенно сомневался: для женщины в тупике Альма улыбалась слишком мечтательно.       – Господин Таллер-Ки, могу я напомнить, что мы условились вместе… Ох. Прошу прощения.       «Легка на помине».       Альма появилась в дверях аккурат в ту секунду, когда он наклонился к Моору, чтобы поцеловать его в уголок рта.       – Я сам виноват, что оставил двери открытыми, – вздохнул Шай, не уточняя, что он вернулся буквально с порога, потому что кое-кто слишком соблазнительно развалился на диване; судя по ухмылке этого «кое-кого», поза была выбрана вполне сознательно. – Ты точно не пойдёшь с нами?       – Нет, – сонно откликнулся месмер, так и не удосужившись открыть глаза. – Ступай, я подремлю ещё. Только дай мне, что собирался.       – Что дать? – наигранно удивился Шай. – Не представляю, что ты имеешь в виду… м-м… хмф…       Альма деликатно отвернулась, дожидаясь, пока они разорвут поцелуй.       В здании «Кербера» хватало рекреационных зон – Адам Таллер-Ки, сам большой поклонник качественного отдыха без отрыва от работы, в своё время проработал этот вопрос с особым тщанием. Обычные сотрудники больше всего любили многозальный кафетерий и библиотеку на нижних этажах: там можно было встречаться за обедом, общаться, в редких случаях даже проводить деловые встречи. Но сам Шай отдавал предпочтение или зелёной зоне на подземной парковке, где изредка пересекался с руководителями основных научных отделов, или бассейну, если нужно расслабиться… или «тихому месту», кофейне, расположенной на тридцать третьем этаже. Это было довольно большое помещение с прекрасной изоляцией, разделённое перегородками на отдельные кабинеты. В каждом из таких «кабинетов» стояла удивительная тишина, казалось бы, всеобъемлющая, но притом вовсе не давящая. Серый бархатистый материал отделки; мягкие кресла; столешница из прозрачной мозаики – Шаю нравился интерьер, более того, напоминал о доме. Возможно, потому что в подобном духе Адам обставлял и свои апартаменты…       А ещё тут был изумительный мокко – и потрясающий вид на город с высоты, через окна от пола и до потолка. Сейчас, правда, высотки и улицы Нью-Хонга тонули в белёсой дымке, а на стекле оседали капли дождя, но это, пожалуй, только добавляло уюта.       – Как затишье перед бурей, да? – спросила вдруг Альма, нарушив негласную традицию молчать вдвоём за чашкой кофе. – Что-то скоро произойдёт.       – Предчувствие?       – Не может же пауза тянуться вечно, – пожала она плечами.       Шай пригубил свой мокко; умиротворение уступило место смутному беспокойству, и он спросил наобум:       – Хель снова о чём-то предупреждал?       Альма нахмурилась и качнула головой:       – Он пока не появлялся. У него сейчас… сложный период. Плохой, но нужный, чтобы двигаться дальше.       Вспомнив, о чём они говорили с генералом Кроманом, Шай ощутил укол совести.       «Надеюсь, Хель не влип в неприятности из-за меня».       – Что с ним происходит? Я ему писал на днях, он вроде бы прочитал сообщение, но не ответил…       – Не знаю, – ответила Альма спокойно и непонятно, как часто у неё бывало в последнее время. – Но точно знаю, что когда увижу его в следующий раз, он будет совсем другим. И уже совсем скоро.       Она резковато отставила чашку, скрывая волнение – и стеклянный звон, резкий и какой-то фальшивый, что-то сделал с комфортной тишиной вокруг, с мягким серым бархатом обшивки, с терпко-сладким запахом кофе. Шай заморгал, стряхивая слёзы с ресниц; дыхание перехватило, точно кислород на мгновение исчез. В глазах плавали пятна, как бывает, если посмотреть на яркий источник света, а затем перевести взгляд в сторону…       «Вот только смотрел я на Альму».       – Слушай…те, у меня есть один вопрос, возможно, глупый, – хрипловато произнёс он, с трудом вернувшись к вежливо-формальному «вы». – Нет, стоп. Не так. Альма, скажи… ты ведьма?       Она вскинулась, испуганно округлив глаза, будто её застигли на месте преступления, а потом уставилась на собственные пальцы, стиснувшие чашку опасно крепко.       – Вам… тебе сказал Моор?       – Кто мне только об этом уже ни сказал, – вздохнул Шай виновато. – Моор, Каламити, Мия, Хель твой… Разве что генерал Кроман промолчал, и то потому, что он не знает тебя лично. А то бы тоже что-нибудь угрожающее ляпнул. Ладно, забудь. Можешь не отвечать, если не хочешь. Давай тогда так. Если бы я спросил тебя, кто такие ведьмы, как бы ты ответила? Чисто теоретически. Не заглядывая в словари, разумеется.       На её лице явственно проступило облегчение; рассуждать на отвлечённые темы ей было легче.       – Ну, если теоретически, – задумчиво протянула она. – В моей деревне говорили, что одни женщины прядут шерсть, другие – лён, а третьи – нити мира. И вот они как раз ведьмы. А ведь нить можно не только спрясть, господин Таллер-Ки. Ей можно отметить путь; из неё можно выткать полотно; наконец, нить можно обрезать. И у разных ведьм, как говорили у нас, разные инструменты в руках. У кого-то ножницы, у кого-то – ткацкий станок.       В горле у Шая отчего-то пересохло, и он поспешил глотнуть ещё кофе; капли воды ползли по стеклу, медленно, точно преодолевая сопротивление – вот только не вниз, а вверх.       – А… что бы подошло тебе?       – В теории? – улыбнулась Альма.       Её отражённая улыбка точно парила в облаках над городом, и выглядело это жутковато.       – Да, конечно.       – Веретено. Брать что-то вязкое, аморфное и превращать в нечто определённое и прекрасное – наверняка мне понравилось бы.       – Поэтическая метафора, – улыбнулся в ответ Шай, хотя это далось ему непросто; сердце колотилось прямо в висках, как барабан: тумм, тумм, тумм. – И ещё насчёт моей сестры… Нет. Ладно, проехали. И время уже подошло, надо возвращаться в офис, дел до вечера много.       Это была откровенная ложь. Альма, если и поняла, то предпочла её не заметить. И лишь когда он уже стоял в дверях, его настиг тихий ответ:       – А для Мии подошёл бы нож.       Кожа тут же покрылась мурашками; Шай накрепко запомнил ответ вопреки собственной воле, но пока предпочёл отложить его в самый-самый дальний ящик и отвлечься – на что угодно, желательно и впрямь на работу.       И судьба точно услышала его.       Тем же вечером, когда он собирался отбыть в Стеклянную башню, от службы безопасности пришёл отчёт по Лаолиню. Небольшой; не очень подробный...       …но одна фраза резанула глубоко, почти до самого сердца:       «Сегодня около в пять ноль девять вечера по местному времени камеры засекли человека, похожего на Уилла Мэтта Мэдшота, и позже было установлено, что это действительно он...»       – Мэдс, – выдохнул Шай, чувствуя, как пульс ускоряется. Склонился над планшетом, снова перечитал фразу, не обращая внимания ни на что вокруг – даже на Моора, успокоительно обнявшего его со спины. – Он в Лаолине. И он как-то связан с генералом Кроманом, с «Зелёным солнцем» и со всей этой грязью. Значит, Руж всё-таки там… Мы её нашли – осталось только вытащить.       – И что, уже есть план? – спросил месмер с живым интересом.       Свет в кабинете мигнул… нет, это сам Шай на мгновение закрыл глаза, глубоко вдыхая, а когда открыл снова, то сердце у него билось ровно и спокойно.       – Нет, – ответил он негромко. – Но скоро будет.       Долгие недели расследование практически не двигалось с места, пробуксовывало; мощности работали вхолостую. Но стоило появиться единственной внятной зацепке – и оно рвануло вперёд на такой скорости, что неприспособленного к нагрузкам человека могло бы попросту выкинуть на обочину.       Буквально через несколько часов после первого отчёта появился второй, уже подробный и дополненный. К тому времени стояла глубокая ночь, но Шай не спал – он перелопачивал более ранние доклады в поисках упущенной информации, которая сейчас могла заиграть новыми красками… Но Рената Эрнандес удивила даже его.       Во-первых, она сумела восстановить историю передвижений Мэдшота по городу в тот день на семь часов назад; в последний раз его засекли в районе заповедника, и там он как сквозь землю провалился.       Во-вторых, то же самое было проделано с маршрутами двух человек, с которыми Мэдшот успел встретиться, и один из них тоже успел засветиться на камерах около горячих источников, аккурат на полпути к той точке, где пропал Мэдс.       В-третьих, служба безопасности где-то раздобыла любительские фотографии склона горы пятидесятилетней давности, где чётко прослеживались очертания неких свежих раскопок, к которым ехала вереница военной техники. Сейчас в том месте располагалась закрытая заповедная зона, доступ к которой имели только учёные.       И, наконец, умники из отдела новейших разработок успели прогнать несколько дронов над склоном горы – и убедиться, что там, под ним, имеются обширные пустоты, с большой долей вероятности – искусственного происхождения.       – То есть вы полагаете, что база военных… или, возможно, база адептов «Зелёного солнца», работающих под контролем военных, находится примерно здесь? – обвёл Шай пальцем подсвеченный участок на карте. – А Мэдс… Мэдшот не мог, ну, к примеру, заметить слежку и водить вас за нос? Или слить нам дезинформацию?       Дело происходило на втором по счёту совещании, уже ближе к рассвету, где-то в недрах службы безопасности; бодрым в это время выглядел только Моор – и один сутулый парень из отдела программистов, который явно вёл ночной образ жизни.       – Я наблюдала за этим человеком десять лет, – сощурила глаза Рената Эрнандес, впервые проявляя на публике негативные эмоции, и даже привстала немного в своём кресле. – Я боготворила его… я училась у него. Если кто и способен организовать за ним слежку, так это я.       Шай смотрел на неё несколько секунд – а затем кивнул:       – Хорошо. Тогда продолжайте работу. И, госпожа Эрнандес… Не забывайте отдыхать.       Через несколько дней почти не осталось сомнений в том, что насчёт предполагаемого расположения базы они не ошиблись. Службе безопасности – строго говоря, всё тем же чудо-дронам – удалось обнаружить по крайней мере два входа, один из которых располагался неподалёку от горячих источников, и несколько вентиляционных шахт. Из предполагаемых сотрудников базы, регулярно выходивших в город, точно определили по крайней мере четверых… А ещё Мэдс снова засветился на камерах, уже в другом районе города, но теперь проследить за ним, к сожалению, не удалось.       Расследование снова начало буксовать; поразмыслив и взвесив все аргументы «за» и «против», Шай решился на рискованный ход – и привлёк к работе Логга Таллера.       Дед сперва выслушал его без энтузиазма – он был весь поглощён беспокойством о здоровье своей любовницы и их общего ребёнка, который уже через пару месяцев должен был появиться на свет. Однако новость о том, что в подземной лаборатории могут находиться люди, косвенно причастные к нападению на Лавинию и к созданию монстра Инферно-Пять, несколько взбодрила его. А когда Логг услышал, что там же, скорее всего, спрятан и последний саркофаг, который неизвестные умыкнули у него из-под носа прямо во время прямого столкновения с «Эрго», то мрачно уставился исподлобья и спросил:       – А тебе какая выгода вмешиваться? Играешь в благородного спасителя? Помогаешь этому своему хахалю? Или просто хватаешься за всё подряд?       – Люди, которые устроили фарс с саркофагами, использовали конфликт «Кербера» и «Эрго» в своих интересах, – спокойно ответил Шай, откинувшись в кресле. Здесь, в собственном кабинете, он чувствовал себя даже увереннее, чем в Стеклянной башне. – И продолжают стравливать нас. А ещё они вмешиваются в дела моей семьи… От них нужно избавиться – и заодно забрать последний саркофаг, раз он им зачем-то так нужен. Ведь хищнику лучше сперва выбить клыки, да?       Дед неожиданно усмехнулся:       – И заодно прибыль получить?       – О, ну это просто приятный бонус.       Далее лишних вопросов Логг не задавал. Зато он с неожиданной внимательностью изучил предоставленные материалы, а затем указал на одного из предполагаемых сотрудников базы и сказал:       – Вон тот, с козлиной бородкой – крупная шишка. Выходит на день-два, встречается с большими шишками в Лаолине… Думаю, что знает он довольно много. Берём его, допрашиваем – и потом у нас будут как минимум сутки на то, чтобы начать действовать, прежде чем его хватятся.       Шай думал, что служба безопасности план отклонит, но его одобрили. А Рената Эрнандес с досадой заметила, что «Керберу» не хватает собственной диверсионной группы – и надо бы восполнить этот пробел. «Особенно в такие времена», – добавила она.       Логг Таллер предложил помощь; в итоге служба безопасности начала отрабатывать совместные действия с его головорезами. Они оказались довольно дисциплинированными и вежливыми ребятами, но кое-кто из них с опаской косился на хозяина «Кербера», который заглянул на полигон понаблюдать за тренировкой.       «Наверное, те самые молодчики, которые избили меня и выбросили в гетто, – промелькнула забавная мысль. – Неловко получилось».       В остальном же дела пока шли гладко, даже слишком – и, в сочетании с мрачными прогнозами Альмы, это вызывало тревогу.       – Диверсионная группа… Ещё немного, и нам понадобится собственная армия, – пробормотал Шай, ворочаясь у месмера под боком и пытаясь хоть ненадолго уснуть.       Приближался очередной рассвет – а с ним новая порция вопросов, требующих немедленных решений.       – У тебя есть кое-что получше армии, – улыбнулся Моор в темноте.       «Я уже по голосу угадываю выражение лица», – подумал Шай с нежностью, напугавшей его самого.       – Имеешь в виду себя?       – В том числе. Но вообще-то я, скорее, говорил о Каламити. Мы с ним уже обсуждали это; если понадобится устранить кого-то вроде Инферно-Пять, он возьмёт это на себя. И не забывай, что есть вампиры, преданные даже не лично тебе, а «Керберу» – добавил он неожиданно.       – То есть?       – Терри и Уайт, а теперь и Лола. Она способная девочка и быстро освоится с новой силой, а учитывая её прежние навыки в человеческой ипостаси – она станет пугающим противником, – уточнил Моор спокойно. – Что же до Терри и Уайта… Они, конечно, из свиты Руж – и по повелению своей госпожи уйдут в тот же миг туда, куда она укажет. Но Руж не станет приказывать им ничего такого, она останется в «Кербере»… Если, разумеется, вы действительно найдёте её и вытащите из плена.       – Вытащим, – уверенно ответил Шай. Просто потому, что уже почти не сомневался – последний саркофаг находился в Лаолине, а значит, не было иного выбора, кроме как выцарапать его из лап «Эрго», военных или «Зелёного солнца»… или даже у союза из трёх сил одновременно. – Но почему ты считаешь, что она не сбежит на край света, скажем, на север, под защиту твоего клана, а останется у нас?       Месмер ответил не сразу, а когда заговорил, то его слова больше запутали ситуацию, чем прояснили что-либо.       – Потому что она из рода Алой Чумы, из рода Скарлетт.       Шай окончательно растерялся.       – Ты имеешь в виду какие-то семейные традиции? Это как-то связано с тем, что ты называл Скарлетт жрицей? У неё есть, э-э, табу? Или особые обязательства по отношению к тем, кто её спасает?       Бархатная темнота наполнилась смехом – как померещилось со стороны, немного нервным.       – Я бы, скорее, назвал это фамильным темпераментом. Или современная наука отрицает и темперамент? – и Моор выразительно замолчал.       «Похоже, что мне достался самый спокойный и сдержанный из великих разрушителей, – подумал Шай. – Ну, и самый вменяемый так точно».       Но вслух он этого так и не сказал – и вскоре наконец провалился в сон.       А следующее утро встретило его оглушительными новостями: ребята Логга умудрились захватить предполагаемого сотрудника секретной базы – вместе с его пропуском, мобильным телефоном и планшетом, из которого служба безопасности как раз извлекала полезную информацию.       Это был джекпот.       Дальше информация прибывала так быстро, что Шай не всегда успевал её осознавать.       Захваченный мужчина – его звали Джек Ли Данн – был, скорее, гражданским сотрудником, чем военным. Он занимался хозяйственно-бытовым обслуживанием базы, а ещё отвечал за взаимодействие базы между базой и гостиницей «В сердце гор» у горячих источников, много лет служившей прикрытием для военных. Формально гостиница – и небольшой экологический парк при ней, практически примыкающий к заповеднику – принадлежала актёру на пенсии, ярому адепту «Зелёного солнца», но на самом деле управлялась сектой напрямую. А актёр с его особняком, якобы убыточным отельным бизнесом и благотворительными вечерами, сборы с которых шли на «развитие заповедника, сохранение уникальной фауны и флоры», служил всего лишь ширмой. Вот именно с ним господин Ли Данн и встречался чаще всего – а также с отдельными поставщиками в городе и с руководителями местного отделения секты. Допуск у пленника оказался невысокий, но имевшиеся у него сведения о ежедневно потребляемом объёме провизии, о работе систем канализации и вентиляции, о графике поставок и особенно о помещениях, к уборке в которых не допускался обычный персонал, помогли в кратчайшие сроки воссоздать недостающую информацию.       Примерная общая численность сотрудников; план подземных строений; уровень защищённости помещений.       И, самое главное – пленник рассказал, что примерно год назад изменился режим секретности объекта, ужесточились требования к дисциплине, а часть помещений без объяснений причин закрыли для сотрудников с недостаточным уровнем допуска. Это совпадало со временем, когда и произошёл инцидент с саркофагами.       – Если исходить из полученных материалов, то примерная схема базы вот такая, – госпожа Эрандес щёлкнула по своему планшету, и в воздухе над столом развернулась трёхмерная проекция. – Обратите внимание на четыре сектора, обозначенных красным. С высокой долей вероятности цель находится в одном из них. Степень защиты, по предварительным данным, примерно соответствует подземным этажам «Кербера» с пятнадцатого и ниже. Организовать штурм имеющимися силами не представляется возможным. Тем не менее, мои люди подготовили примерный план действий, позволяющий внедриться в систему защиты. Это займёт около полугода.       Дело происходило на очередном совещании – седьмом или восьмом по счёту, Шай уже даже сбился; от новой информации, докладов и схем пухла голова.       «Полгода, – подумал он, ощущая нарастающее беспокойство. – Нет, хорошо, что внедриться туда возможно в принципе, но чем дольше мы затягиваем, тем больше вероятность, что генерал Кроман предпримет ответные действия. Дед Логг говорил, что примерно сутки этого Ли Данна не хватятся, а потом? А если Руж перевезут? Нет, может, её вообще там нет, но…»       Усилием воли оборвав размышления, он ответил вслух:       – Благодарю, я изучу его подробнее в ближайшее время. Дополнительно надо будет усилить слежку за базой, чтобы цель – если она действительно там – не переместили куда-то прямо у нас под носом. Хотя любому транспорту, даже самый защищённому и скрытному, далеко до укреплённой базы, и, возможно, это был бы наш шанс. Госпожа Эрнандес, в прошлый раз вы упоминали, что есть ещё вариант с провокацией противника…       – База, – вдруг произнёс задумчиво Моор таким тоном, что Шай сразу замолчал. – Хорошо защищённая. Лучше или хуже, чем то место, где сейчас живут Терри и Уайт? – и он в упор взглянул на Ренату Эрнандес.       В первую секунду она остолбенела, но быстро взяла себя в руки. Нахмурилась, кашлянула, прочищая горло, и ответила:       – Если оперировать категориями сравнения, то ближе по уровню, скорее, будут этажи, где содержится Лола Юэ. Разумеется, оценки предварительные, так как источник информации – я имею в виду Джека Ли Донна – не обладает достаточным уровнем допуска, и мы не в состоянии адекватно оценить, например, вооружение противника и…       – А, тогда хорошо, – неожиданно улыбнулся Моор. И повернулся к Шаю: – Ты можешь позвонить Каламити? А то у меня здесь телефон что-то не работает.       «Ещё бы, у нас здесь стоит неплохая защита, любой сигнал блокируется… – пронеслось в голове. – Так. А зачем позвонить? Он же не имеет в виду, что…»       – Каламити? – переспросил он на автомате. – Ты что, хочешь, чтобы он, ну…       – Сломал там пару дверей и лично всё проверил, – ответил Моор всё с той же улыбкой. – У него в последнее время плохое настроение, пусть хоть развлечётся. Заодно узнаем, прячут они там Руж или нет. Далеко до этого твоего Лаолиня?       – Ну, лететь чуть меньше часа… – протянул Шай.       И – понял, что вообще-то он уже согласился, по крайней мере, про себя. На этот гипотетический штурм – на безумный план, который мог бы обернуться катастрофой, если бы что-то пошло не так.       «А вообще – почему бы и нет? – подумал он, ощущая, как ускоряется пульс. – Дед Логг сказал, что через сутки нашего пленника обязательно хватятся, а генерал не тот человек, который оставит без ответа такой выпад… Значит, конфликт неизбежен в любом случае, вопрос в масштабах. И нам выгоднее первым ударом нанести максимальный урон».       – Госпожа Эрнандес, – произнёс Шай негромко. – Вы ведь не против, если к нам сейчас присоединится ещё один человек? Точнее, не человек. И начинайте, пожалуйста, подготовку к перелёту в Лаолинь.       Если у главы службы безопасности и были возражения, то она предпочла оставить их при себе. А вот Логг Таллер, который также присутствовал на совещании, ржал, как породистый конь – и ещё больше он развеселился, когда Каламити сперва не взял трубку, а потом, после десятого звонка, рявкнул скороговоркой: «День-на-дворе-иди-нахер-дай-поспать!»       После этого связь оборвалась; при попытках дозвониться механический голос вежливо сообщал, что соединение установить невозможно.       – Видимо, он сломал смартфон, – предположил Моор. – Наверное, мне быстрее будет пробежаться и позвать его лично…       – Нет, сиди на месте, – елейным голосом ответил Шай, пролистывая список контактов. – Что ж, если он не хочет по-хорошему – будет по-плохому… Алло, Мия? Это я, да. Угу, срочное. Бери за шкирку Каламити и тащи сюда. А? Ну, госпожа Сильвер встретит… то есть Альма, да, хорошо. Не надо больше ничего брать… м-м… с беконом и чили чипотле? И брокколи, да. Нет, без грибов. Ну, шесть… Да, да. Хорошо. Жду. Госпожа Сильвер? – вздохнул он, положив трубку.       Альма на другом конце стола изображала невозмутимую статую, но уголки губ у неё дёргались.       – Да, господин Таллер-Ки?       – Моя сестра обещала приехать через час, её нужно будет встретить в холле и провести сюда. И ещё… она везёт шесть коробок пиццы.       – Очень хорошо, – вырвалось у Альмы прежде, чем она взяла себя в руки. Она попыталась исправить положение, но неудачно: – То есть очень своевременно… кхм-кхм…       Шай не знал, куда смотреть, чтобы не засмеяться.       – К сожалению, сестра считает, что мы здесь слишком хорошо питаемся.       Моор выгнул брови:       – А не плохо?       – Нет, хорошо. И надо это срочно исправить – подкинуть нам фастфуда… Итак, а пока у нас есть ещё час, я хотел бы услышать соображения насчёт вероятной реакции Кромана на захват его базы. Госпожа Эрнандес, вы докладывали, что военный блок сейчас крайне неоднороден. Как вы бы оценили вероятность санкций в отношении «Кербера» со стороны государства?       Тема оказалась сложной; потребовалось даже запросить комментарии эксперта, но к единому мнению прийти так и не удалось. Проблема с генералом заключалась в том, что о нём по-прежнему слишком мало было известно. Из последних, самых свежих новостей промелькнуло только что-то насчёт отстранения его внука от учёбы, однако сплетни быстро исчезли с информационных порталов, а в университете заявили, что никакой Брюс Кроман у них никогда не числился… В одном, впрочем, Шай был уверен: генерал не станет предпринимать поспешных шагов – или таких, которые могут его подставить.       – А значит, ракету по зданию «Кербера» никто не выпустит. Уже половина успеха, – подвёл он итог длительным рассуждениям – аккурат в тот момент, когда бесшумно разъехались створки дверей, и в переговорную вплыл умопомрачительный запах пиццы. – О, привет, Мия!       – Давненько не виделись! – жизнерадостно откликнулась сестра, влетая в помещение. За ухом у неё торчал стилус; пижамная футболка с длинными рукавами явно была надета прямо на голое тело, а джинсовые шорты смотрелись коротковатыми для сезона дождей. – И не смотри с таким укором, я ехала в пальто, но мне стало жарко… И вообще, сам виноват, что сдёрнул меня с места за два часа до дедлайна.       – Я не смотрю, – по инерции возразил Шай и сглотнул: от острого аромата чили, бекона и томатного соуса во рту начала скапливаться слюна. – Но вообще я очень рад тебя видеть.       – А меня? – мрачно поинтересовалась башня из картонных коробок, возникая в дверном проёме.       – А тебя я, честно признаться, пока не вижу… Я шучу! Я шучу, ай, ухо!       Вскоре стало весело и шумно; в переговорной воцарилась атмосфера творческого бардака и лёгкого безумия, которая всегда сопровождала Мию, когда та пребывала в хорошем настроении. Каламити же хоть и изображал злобную невыспавшуюся тварь, но помог справедливо распределить пиццу и даже сбегал к кофемашине за капучино – просто потому что мог донести и не расплескать девять стаканчиков за раз. На повисший в воздухе трёхмерный план подземной базы он посматривал с интересом, но вопросов не задавал до тех пор, пока Мия не расправилась со своей порцией фастфуда, не взгромоздилась на стул с ногами, пристроив на коленках планшет, и не погрузилась в рисование.       После этого бурное – и, пожалуй, слегка истеричное – веселье как-то поугасло.       Госпожа Эрнандес кашлянула и принялась перебирать документы; Логг Таллер закурил, выпуская дым в потолок.       Коротким и агрессивным жестом Каламити скомкал бумажный стаканчик – и спросил:       – Ну? И зачем ты меня вытащил? Советую подобрать оправдание поубедительнее.       В тёмно-красной рубашке с антрацитово-серым коротким галстуком и в чёрных джинсах он сейчас немного напоминал мафиози – такого, каким их рисуют в комиксах.       Правое запястье охватывал кожаный браслет с шипами; на шее красовался чокер.       «Вот пижон».       – Помнишь того человека, который на вечеринке в Сянь Е намекал, что Мия слишком часто ходит по городу одна? Генерала Арчибальда Кромана? – начал Шай издалека. Дождался плавного, но какого-то уж слишком задумчивого кивка, затем продолжил: – Он ещё заявил, что собирается меня устранить… Впрочем, это к делу не относится. Так вот, мои люди обнаружили его подземную базу, скорее всего, одновременно связанную с сектой «Зелёного солнца». И есть основания полагать, что там, на базе, держат Руж, наследницу Алой Чумы.       Глаза у Каламити сощурились; палец дёрнулся, и от чёрного когтя на столешнице осталась глубокая царапина.        – Я помню, кто такая Руж. И что ты хочешь от меня?       – Ну… ворваться на базу, нанести максимальный урон оборудованию и коммуникациям, по возможности уничтожить компьютеры – и, разумеется, вытащить Руж, если она действительно там, – ответил Шай негромко, наблюдая за тем, как оскал Бедствия Запада становится всё шире и шире. – За деталями, пожалуй, лучше обратиться к госпоже Эрнандес. И ещё. Я, конечно, против жертв среди персонала. Но если окажется, что они действительно ставили опыты над наследницей Алой Чумы… ты можешь поступить так, как считаешь нужным.       Последние слова дались ему нелегко. Но, ещё недоговорив, он увидел, как полыхнул из-под ресниц зелёный месмерический свет у Моора – и как кровожадная улыбка Каламити окончательно превратилась в гримасу.       – Как будто я собирался спрашивать у тебя разрешения, котёнок… Ну что же, как тебя, Эрнандес – рассказывай, что ещё я должен знать. И, да, – Каламити поймал взгляд Шая и произнёс очень тихо и серьёзно: – Я в первый раз слышу о том, что этот ублюдок угрожал моей кошмарной ведьме – и тебе тоже. Как там его, Кроман? Я запомню.       …Человеку, возглавляющему службу безопасности, по должности положено всегда сохранять присутствие духа и уметь принимать верные решения, в том числе – в стрессовых условиях. В «Кербере» это прямо прописывали в должностной инструкции – как и многое другое, о чём обычно говорить не принято. Но, разумеется, даже там не брали в расчёт появление на совещании хотя бы одного «великого разрушителя» – и уж тем более сразу двух. И если к Моору госпожа Эрнандес успела привыкнуть, чему немало способствовало его мягкое чувство юмора и дружелюбие, то в присутствии Каламити она явно ощущала дискомфорт, хотя и пыталась это скрыть. Повторный доклад об особенностях защитных систем базы и пересказ полезных сведений, полученных от пленника, заняли около получаса. Шаю несколько раз пришлось вмешиваться и помогать с наводящими вопросами, когда какой-то этап слишком затягивался, и чёрные когти начинали нетерпеливо клацать по столу. Тем не менее, Каламити в целом вёл себя почти прилично.       Почти.       – Я понял, что там с защитой, – зевнул он, перебивая госпожу Эрнандес в самом финале. – Значит, в худшем случае мне придётся сунуться и сюда, и сюда, и сюда? – уточнил он, ткнув когтем в подсвеченные тревожным красным сектора.       Рената сглотнула, но заставила себя кивнуть и спокойно ответить:       – Вероятно. К сожалению, провести разведку и утонить оптимальный маршрут в ближайшее время не получится.       Каламити философски пожал плечами, нисколько не огорчившись:       – И не надо. Ведь чем сильнее я разнесу базу, тем лучше, верно? – усмехнулся он. И, не дождавшись реакции на шутку, продолжил скучным тоном: – Значит, есть смысл зайти, ну, где-то здесь, – и тонкие пальцы снова нырнули в голограмму, аккурат в середину между четырьмя красными секторами. – Ну, чтоб быстрее было.       И тут госпожа Эрнандес совершила ошибку.       – Боюсь, что проникнуть сразу на средние уровни базы не представляется возможным. Оптимальный маршрут стартует от метеорологической вышки, где расположен скрытый въезд для грузовых автомобилей, а защита имеет уязвимость…       – Что? – очень тихо спросил Каламити, не позволив договорить.       Шай рефлекторно привстал, готовясь вклиниться между ними, хотя знал, что ничего страшного не произойдёт; Мия сосредоточенно водила стилусом по планшету, явно больше внимания уделяя рисунку, чем разговору.       – Оптимально зайти около метеорологической вышки, – тихо и упрямо произнесла Рената Эрнандес, не опуская взгляда; смелости в ней было гораздо больше, чем чувства самосохранения. – Мы уже разрабатываем маршрут. И если ему следовать…       Она недоговорила, потому что просто не смогла – сильные пальцы сжали её челюсть так, что даже со стороны это выглядело болезненно. Каламити, который только что, мгновение назад, со скучающим видом стоял по другую сторону стола, вдруг очутился вплотную к ней; придвинулся слишком близко, точно пытаясь разглядеть что-то внутри головы, прямо сквозь кожу и череп, свистяще выдохнул…       «Плохо, – подумал Шай. – Очень плохо».       И не двинулся с места лишь потому, что Моор деликатно придержал его за локоть, точно успокаивая.       Несколько секунд ничего не происходило. Госпожа Эрнандес замерла в явно неудобной позе, чуть согнув колени – так, что ей приходилось глядеть теперь снизу вверх, несмотря на разницу в росте; Каламити размышлял о чём-то своём и даже, кажется, не мигал.       – У людей такая короткая память, – наконец произнёс он с оттенком лёгкой печали. – Сейчас ты говоришь «невозможно» – потому что не представляешь, не можешь себе вообразить, почему меня назвали Бедствием Запада. Так ведь?       Её начала бить крупная дрожь, и вовсе не потому, что стоять было неудобно, и мышцы сводило от напряжения.       – М-м…       – Но это ведь хорошо, да? – улыбнулся Каламити внезапно и обхватил её лицо обеими ладонями, теперь уже не сдавливая – лишь намечая прикосновение. – Это значит, что мы долго жили в мире. Ты ведь понимаешь, как это хорошо?       – Д… достаточно, – выдохнула Рената Эрнандес, не отводя от него зачарованного взгляда. На лице у неё выступила испарина. – Чётко и ясно… Т-там будут бронированные перекрытия, ч-четыре уровня. Внешние прочнее, внутренние… менее прочные. Вероятно, отравляющий газ, огнестрельное оружие, лазеры и… и…       – А, я помню, спасибо, – вежливо ответил Каламити. И похлопал её по щекам: – А ты славная. Пойдём вниз, покажешь мне, насколько прочные там перекрытия. Здесь ведь есть что-то похожее?       Шай понял, что если шутка затянется ещё немного, то он лишится главы службы безопасности. И – выскочил из-за стола, примирительно поднимая руки:       – Нет, госпожа Эрнандес пусть форсирует подготовку авиаперелёта, а я сам тебе покажу. Тут недалеко, минус семнадцатый уровень, ты там уже что-то ломал, кстати. Может, увидишь и вспомнишь?       – Сложно сказать, малявка. Все эти неодолимые стены такие одинаковые…       Когда они уже выходили, до них отчётливо донеслась ремарка Моора, будто бы сказанная себе под нос:       – Вспомнит, конечно. Несложная задачка для того, у кого в голове только драки и разрушения.       Каламити, не оборачиваясь, показал ему через плечо оттопыренный средний палец.

***

      Расстояние от Нью-Хонга до провинции Лаолинь, точнее, до её столицы, носившей то же название, было значительным – около шестисот километров; ехать на машине по хайвею пришлось бы пять с половиной часов, а вот лететь на самолёте – всего час. Зажатая между двумя горными хребтами и океанским побережьем, когда-то эта земля называлась «зелёным адом»: всё, что там обитало, пыталось либо впрыснуть человеку отраву, либо сожрать его целиком, среди растений преобладали ядовитые и колючие, а зловонные болота не раз и не два становились источником эпидемий. Но за двести лет, минувшие после слияния вечно воюющих между собой провинций в единое государство, многое изменилось. Леса отступили под натиском цивилизации; на месте болот появились бескрайние рисовые поля; облагороженные горячие источники привлекали толпы желающих окунуться в целебные воды, и вокруг, как грибы, росли гостиницы, отели и лечебницы. Промышленный сектор в Лаолине буксовал, за исключением столицы, зато семимильными шагами развивался туризм, особенно на островках, расположенных в заливе и даже дальше, в открытом океане… Незаметно к провинции приклеилось новое название – «Восточный Эдем», а гордое звание «зелёного ада» перешло к Восточному Микону. Тем не менее, часть земель продолжала оставаться неосвоенной, а ещё часть и вовсе объявили заповедной зоной – для сохранения популяций тех самых хищных и ядовитых тварей, которые веками терроризировали местное население, и если в другие заповедники частенько наведывались браконьеры, то здесь самоубийц не водилось… По крайней мере, сейчас.       – Словом, идеальное прикрытие для тайной исследовательской базы, – подытожил Шай небольшую лекцию. И добавил с сожалением: – И непаханое поле для бизнеса. Мы развивали сразу несколько проектов в Лаолине, но дела шли со скрипом… и теперь ясно почему.       – Военные, – понятливо кивнула Мия, не отрываясь от планшета; стилус касался экрана резкими, отрывистыми штрихами.       – И «Зелёное солнце». Так что неудивительно, что нам ставили палки в колёса.       Тесное помещение без окон, в котором они находились, больше всего напоминало грузовой контейнер – и, собственно, таковым и являлось, с поправкой на высокотехнологичное внутреннее обустройство. Снаружи красовалась кривоватая надпись: «Мороженые овощи Лаолиня – экспресс-доставка по всей стране». Контейнер принадлежал Логгу Таллеру, как и множество других подобных, и являлся частью хорошо отлаженной контрабандной сети – или, как выражался он сам, «сервиса анонимной доставки».       «Нет ничего незаконного в том, чтобы купить, например, двести литров хорошего спиртного или пятнадцать ящиков сигар, – говорил он с усмешкой, покачивая бокалом в руке или выдыхая дым в потолок. – Но не все хотят, чтоб о новом выгодном приобретении узнавало государство. А мы уважаем чужое право на приватную жизнь».       И частенько в контейнерах вместо коробок с алкоголем или табаком оказывалось запрещённое к открытой продаже оружие… или, как сейчас, люди, не желающие, чтобы об их передвижениях стало известно.       В то время как Шай с сестрой, Моор и Каламити в сопровождении шести человек из службы безопасности летели над горным перевалом, в блоге Мии шла трансляция, якобы прямая – вынесение финальных оценок на конкурсе комиксов в присутствии «специальных гостей». Это была, разумеется, запись – примерно получасовая, смонтированная на скорую руку, чтобы в самом крайнем случае обеспечить участникам алиби.       Госпожа Эрнандес была уверена, что это не понадобится.       Шай тоже, но по другой причине: он считал, что генерала Кромана нельзя провести дешёвыми трюками.       «Впрочем, время мы выиграем, – подумал он рассеянно, приваливаясь к плечу Моора, чтобы немного подремать. – Если Кроман будет считать, что и Бедствие Запада, и Опустошение Севера сидят безвылазно в Нью-Хонге, то не сможет адекватно отреагировать на вторжение… Это если он следит за блогом Мии, конечно».       Отчего-то ему казалось, что следит; интуиция в таких случаях редко подводила.       Сейчас вся операция представлялась одной большой авантюрой. Но в то же время Шай понимал: если Руж действительно в Лаолине, то оставались считанные дни до того, как её перевезут в другое место. Сперва подслушивающее устройство, подкинутое на вечеринке, затем исчезновение одного из важных специалистов из системы хозяйственного обеспечения базы…       «Кроману не понадобится много времени, чтобы сложить два и два».       Загадкой оставались только последующие шаги генерала. Госпожа Эрнандес уверяла, что санкций со стороны государства в целом и армии в частности ожидать не стоит; сам же Шай предполагал, что впрямую атаковать «Кербер», чтобы отбить Руж или её спутников обратно, Кроман также не станет. Ведь одно дело – перемещать обездвиженных пленников в саркофагах, а другое – пытаться похитить очень злых вампиров… и, с некоторых пор, очень осторожных.       «Будь я на месте генерала, – пронеслось у него в голове, – то физически устранил бы такого противника, как я сам… Или хотя бы попытался. Значит, надо ждать новой волны покушений».       Если прежде подобные мысли отзывались в глубине души тоскливой обречённостью, то теперь странно бодрили – как инъекция адреналина.       – До посадки – двадцать минут, – сообщил по громкой связи усталый голос Ренаты Эрнандес. – Настоятельно прошу всех пристегнуться. Расчётное время до приезда в укрытие – сорок пять минут.       Приземление было мягким; контейнер, пожалуй, сильнее трясли, когда перемещали в грузовик. Когда щёлкнули замки, и двери наконец открылись, снаружи пахнуло густым, влажным духом тропиков – словно к лицу приложили тёплую сырую подушку. В помещении работали кондиционеры, но они явно не справлялись, а из-за решёток, прикрывающих воздуховоды, немного тянуло плесенью; в дальнем углу, под мигающими лампами, высилась целая горка ящиков, поставленных один на другой. Судя по фоновому шуму и отрывистым голосам, здесь одновременно трудились человек десять, но видно было только двоих – оператора в очках виртуальной реальности за компьютером и приземистого, щуплого мужчину с глазами-щёлочками и залысиной на половину головы, который трясся справа от госпожи Эрнандес.       – Д-добро пожаловать, – сразу шагнул он вперёд, заикаясь. Протянул Шаю ладонь явно в расчёте на рукопожатие, потом, вероятно, заметил Моора, отступил резко, поклонился, выпрямился, поклонился ещё раз. – Д-добро пожаловать, молодой г-господин. П-прошу прощения за скромность обстановки, но это…       – …единственное надёжное место, которое удалось обустроить за ограниченный срок, – прервала его излияния Рената Эрнандес. Её смуглая кожа выглядела сейчас зеленоватой – то ли из-за переутомления, то ли из-за недостатка освещения, а глаза, наоборот, лихорадочно блестели. – Это господин Ким, – указала она на плешивого мужчину в сером костюме. – Я высоко оцениваю его усилия в текущей операции. Он введёт вас в курс дела, пока я прослежу за разгрузкой оборудования.       Господин Ким, судя по его дрожащему подбородку, не горел желанием куда-то вводить двух вампиров и одного высокого начальника, но отступать было некуда. Короткая экскурсия по укрытию – раньше здесь и впрямь располагался склад овощей и фруктов, о чём напоминала неистребимая плесень в некоторых участках вентиляционных шахт – окончилась в помещении, изрядно напоминающем комнату для охраны на первом этаже «Кербера»: много мониторов, мало места и башня из пустых чашек с подтёками кофе на единственном столе.       План был прост: забросить Каламити максимально близко к базе, обеспечить ему навигацию через передатчик – или пару передатчиков, для надёжности – и поддержку дронами. От любой иной помощи, в том числе от огневого прикрытия, он отказался наотрез, только фыркнул: «Вы больше мешаться будете, детки».       Спорить госпожа Эрнандес на сей раз не стала.       Один передатчик, с камерой, как-то втиснули ему на чокер; второй закрепили на предплечье; третий – прямо в ушной раковине. Моор, правда, хмыкал и говорил, что долго они не продержатся и жалко переводить хорошую технику, но с советами особенно не лез и вообще больше молчал. Лишь когда Каламити, уже разуваясь перед тем как выдвинуться к базе, буркнул что-то типа «за ведьмой моей присмотри», месмер ответил громко и ясно:       – Я обещаю, что использую все свои силы, чтобы оберегать её, как ты оберегал бы.       – Ну, тогда мне беспокоиться не о чем, – мурлыкнул Каламити, махнул рукой…       …и – исчез.       Лишь слегка перекосившаяся дверь намекала на то, что он всё-таки вышел наружу на своих двоих, а не растворился в воздухе как по волшебству.       – Надо же, – флегматично заметила Мия, на мгновение оторвавшись от планшета. – Давно не видела его таким серьёзным… Значит, надолго мы здесь не застрянем. Кстати, вы заглядывали в комментарии к трансляции? Там обсуждают пятно на твоей шее, дорогой братец. Типа засос или нет… Мне им ответить или ещё помариновать, пусть помучаются от любопытства?       – А что ты хочешь ответить? Напишешь правду, что случайно ткнула мне маркером, а потом не знала, как оттереть?       – Нет, ну ты что, такую правду говорить нельзя! – искренне возмутилась Мия. – Это же всё, репутации сразу капут, в том числе моей. Напишу, наверное, что-нибудь про бурную ночь… А лучше скетч какой-нибудь повешу, знаешь, сколько раз я вас вдвоём рисовала в интересных позах?       – Тогда лучше вообще ничего не отвечать, – вырвалось у Шая; его бросило в жар – большей частью потому, что содержание скетчей он представлял даже слишком хорошо.       Тем временем сигнал от маячка, мигающая точка на интерактивной карте, перескакивал с места на место с такой скоростью, словно Каламити и впрямь телепортировался. В нужной точке он оказался ровно в полночь, почти на сорок минут раньше расчётного времени, и никакие дроны за ним, разумеется, не успели; камера, встроенная в передатчик, транслировала какую-то муть – верхушки деревьев, крыши домов… Потом картинка опрокинулась в беззвёздное небо – и задрожала.       Госпожа Эрнандес нахмурилась.       – Не понимаю, – пробормотала она. – Похоже, устройство вышло из строя. Смотрите, координаты верные, но… но высота меняется. Она… она растёт.       Стало очень тихо.       – А, ну я же говорила, – отозвалась Мия всё так же флегматично. – Он чего-то очень серьёзный, обиделся, наверное, из-за того, что генерал мне угрожал. А какая высота, кстати?       – Пятьсот метров, – тут же ответила госпожа Эрнандес. – Шестьсот… шестьсот пятьдесят…       – Расслабьтесь, – посоветовала Мия и наконец закрыла планшет, а потом и вовсе отложила его в сторону. – Догадываюсь, что он сделать собирается. Эх, жаль, что вживую понаблюдать не получится… Но хотя бы попробуйте включить воображение, ладно?       В тесной комнатке, под завязку набитой оборудованием, становилось всё труднее дышать; к экранам, на которые выводились координаты Каламити и картинка с передатчика у него на шее, подходили новые и новые люди. Сперва несмело перетаптывались в отдалении, затем начинали осторожно заглядывать через плечо… Далёкое беззвёздное небо на мониторе сместилось клоками тумана. Госпожа Эрнандес рассматривала его так напряжённо, что даже не обратила внимания на то, кто передал ей кофе – а это был Моор – и молча сделала глоток, клацнув зубами о край чашки.       «Интересно, вот та самая мутация, необычная способность, о которой он раньше упоминал? – размышлял Шай, отслеживая, как растут цифры на экране. Значения высоты подбирались уже к семи тысячам, а картинка с камеры иногда замирала или начинала мигать. – Мия тогда что-то ляпнула про секс на потолке, и я подумал, что она шутит… Но, похоже, что нет. Левитация? Близко, но, кажется, не то… Жаль, что вряд ли Каламити согласится поучаствовать в лабораторных тестах».       – Это невозможно, – надломленным голосом произнёс господин Ким; от стресса у него даже заикание прошло. – Он как будто… летит? Но как?       – Месмеризм с точки зрения современной науки тоже не может работать, – пожал плечами Шай; Моор щекотно усмехнулся ему в затылок, явно позабавленный замечанием. – Это просто означает, что мы пока не докопались до объяснения. – Он чуть помолчал и добавил, не удержавшись от своей любимой аналогии: – Молния тоже раньше казалась проявлением божественной воли…       Экран залила белая вспышка, и сигнал на секунду прервался.       Мия хихикнула:       – Смотри-ка, сглазил.       – Грозовые облака, – зачем-то вслух констатировала госпожа Эрнандес. – Но зачем подниматься так высоко? Он же не собирается… – и она осеклась, потому что цифры наконец перестали расти на отметке, близкой к десяти тысячам.       Где-то там, в запредельной дали, Каламити, Бедствие Запада, застыл на огромной высоте, точно выжидая удачный момент – или набираясь сил для следующего шага.       …и рухнул вниз.       Шай был морально готов к этому, даже ожидал, пожалуй – но всё равно дёрнулся. Успел сосчитать про себя до десяти, пока земля стремительно приближалась, а клочья тумана в ярких вспышках на экране сменились стремительно приближающимися огнями метеовышек.       «Сейчас».       За секунду до того, когда на линейке выстроились красивые нули, он успел рефлекторно зажмуриться и сжать кулаки, словно сам готовился врезаться в склон со всего маху.       – Ух, – свистяще выдохнула Мия. – Наверное, хорошо, что звук отключён.       – Сейчас вообще всё отключится, – хмыкнул Моор. – Я же говорил, что не стоит впустую переводить хорошее оборудование.       – Оно прочнее, чем вы думаете, – подала голос Рената Эрнандес, оскорблённая в лучших чувствах.       – Ну…       Однако продолжить дискуссию они не успели, потому что динамики вдруг затрещали, и появился звук: вой сигнализации, крики, глухие взрывы. треск и грохот… Изображение на экране появилось тоже – клубы дыма, сполохи огня и зеленоватые вспышки аварийного освещения.       А поверх всего – бархатный, чарующий смех, который потом резко оборвался.       – Эй, кошмарная ведьма, – спросил Каламити, выдыхая в чудом сохранившийся микрофон. – Куда теперь, налево или направо?       Мия перегнулась через пульт управления и сдёрнула с воротника у Ренаты Эрнандес микрофон:       – Вообще без понятия! Давай налево, что ли?       – Окей, золотце, – мурлыкнул он. – Люблю тебя.       – Тогда с тебя сувениры.       Он снова рассмеялся, и связь оборвалась.       …Наблюдать от первого лица за тем, как Каламити идёт сквозь базу, было жутко и завораживающе одновременно. Взгляд успевал выхватить отдельные фрагменты, а затем картинка сменялась. Развороченный коридор – стерильный белый пластик, зеркальные панели, осколки и ошмётки, чёрный дым, рыжее пламя, зелёный тревожный свет. Вспышка, смена картинки: стальные двери, массивные, как в банковском хранилище или на космическом корабле – в гладкой поверхности успело смазанно отразиться рыжее чудовище в чёрном и с чёрными когтями – и тут же располосованный металл, изодранный, как фольга, по которой кошка ударила лапой, как железные цветы, которые стремительно распустились, рванулись навстречу солнцу и тут же увяли, осыпались. Стены крошились, как вафли с начинкой; проводка искрила. Кабели лопались легко, как гнилые нитки; арматура в бетоне – как недоваренные спагетти.       Каламити шёл насквозь – так, словно преграды были бумажными.       «Он и вправду чудовище».       Шай чувствовал, как по спине ползут мурашки.       – Страшно? – шепнул Моор, склонившись к его уху.       На экране появились люди в форме, вооружённые, в бронежилетах и в шлемах. И другие, в белых лабораторных халатах – испуганные, они или пытались сбежать, или забивались под столы, в углы, прикрывая голову руками и скрючиваясь.       Каламити не охотился за ними специально, просто отмахивался; бойцы отлетали, как тряпичные куклы, а белые халаты окрашивались чёрным и алым, копотью и кровью.       «Это моя вина, – подумал Шай отстранённо, но во рту у него появился неприятный металлический привкус. – Это происходит, потому что я его попросил… Значит, отворачиваться я не имею права».       – Нет, – ответил он вслух тихо. – Слушай, а во время войны…       – Во время войны он сражался не со стенами и перекрытиями, а с людьми, – произнёс Моор, интонацией смягчая смысл. – Я хотел бы сказать, что иного выхода не было, но тогда мне пришлось бы солгать. Просто так было… быстрее. Ведь когда Бедствие Запада теряет терпение, то крови может пролиться гораздо, гораздо больше.       Возразить было нечего; все аргументы блекли перед тем, что происходило на экране.       – Приближаемся к первой контрольной точке, – внезапно сказала госпожа Эрнандес, но Шай уже понял это и сам, потому что продвижение Каламити вдруг замедлилось.       Очередная стена не раскрошилась, как меренга, а словно бы спружинила. И – замерцали вспышки, злые, кусачие; мелькнула в кадре изящная ладонь, прожжённая насквозь – длинные цепкие пальцы, острые когти и две чёрные, жуткие дыры.       Дыры затягивались стремительно, как отпечатки в тесте, куда неосмотрительно ткнули ложкой.       Мия отложила планшет и бессознательно потянулась к экрану, точно пыталась просочиться сквозь него.       – Не иди напролом, идиот… Береги себя хоть немного… – прошептала она, нахмурившись. И – дёрнулась, когда опять замельтешили вспышки. – Чёрт, чтоб вас!       Словно услышав окрик, Каламити отшатнулся; картинка сменилась – вместо упругой, матово-металлической стены возникли опять развалины в огнях. Он оглядел собственную ладонь – от прожжённых отверстий не осталось и следа – и медленно шевельнул пальцами, точно разминаясь или предвкушая… Изображение пошло рябью, а когда снова восстановилось, то препятствие осталось уже позади: в стене красовался огромный пролом, как от попадания снаряда. Обстановка же в помещении напоминала лабораторию, правда, изрядно разгромленную – и неудивительно, после такого-то грубого проникновения.       Госпожа Эрнандес резко подскочила, едва не заехав макушкой Киму по челюсти, забрала у Мии микрофон и активировала связь:       – Справа, на тридцать градусов, серый планшет. Левее, подшивка документов. Далее, около трупа мужчины с бородкой, предмет, похожий на флешку…       – Я что, вьючный мул? – вкрадчиво поинтересовался Каламити. – Или, может, курьер?       Но документы и устройства подобрал.       Он быстро обыскал лабораторию – Шай пытался что-то рассмотреть на видео, но не успевал, картинка сменялась несколько раз в секунду. Руж здесь не было, зато обнаружился бронированный холодильник с образцами крови.       Стекло осыпалось осколками; Каламити вытащил несколько пробирок наугад, принюхался…       – Она здесь. Она здесь, слышишь? – Голос у него странно изменился, точно прокатывались где-то рядом раскаты грома. – Я найду её.       С начала вторжения прошло четыре минуты, не больше; системы защиты только-только начинали реагировать. До следующей зоны, отмеченной на плане красным, Каламити добрался вдвое быстрее, уже явно не пытаясь сберечь ни людей, ни оборудование. Даже спуск на нижний уровень искать не стал, просто сделал что-то – и перекрытия обвалились, образуя провал, как из-за направленного взрыва.       Шай уже даже не шевелился, только кулаки стискивал всё сильнее.       Вторая зона представляла собой просторный ангар с множеством саркофагов – несколько рядов по три десятка штук в каждом. Он хорошо охранялся, однако электрического разряда Каламити избежал, кажется, больше опасаясь за передатчики и за сохранность трофеев из первой лаборатории, а огнестрельное оружие проигнорировал с изящной непринуждённостью почти бессмертного существа. Один из саркофагов он показательно разломал на куски; там, внутри, плавало создание, отдалённо напоминающее человека, но без выраженных половых признаков, с длинными по-обезьяньи руками и с деформированной головой.       Вид этих существ привёл его в бешенство – или, скорее, запах, судя по характерным движениям камеры в передатчике на шее.       – Перешлите видео доктору Тха и доктору Лотте, – негромко приказал Шай, чтобы сделать хоть что-то, в то время как Каламити разносил саркофаги, расплющивая их, как пустые жестяные банки. – Пусть… пусть попробует выяснить, что это такое.       – Будет выполнено, – откликнулась госпожа Эрнандес и отрывисто кивнула, но с места, конечно, не двинулась.       Рубашка взмокла на спине и неприятно тянула кожу; в горле стоял кислый ком – из-за духоты, из-за запаха пота от десятка людей, набившихся в одну жаркую комнату; техника гудела и шумела, а у господина Кима противно стучали и тёрлись друг о друга зубы… Но самым раздражающим были не ощущения, а липкая, неотвязная мысль: что, если существа в саркофагах имеют отношение к проекту «Инферно»…       …и справился бы Моор, если бы тогда, в ангаре, ему противостояло не одно существо, нечувствительное к боли, а десяток.       «А если сотня?»       – Эй, вы там, – неожиданно ожила связь. Каламити стоял перед очередной дверью, обмахиваясь трофейной папкой с документами – она то попадала в кадр, то снова исчезала. – Руж определённо где-то тут, я уже второй раз чувствую её запах… Но здесь пованивает чем-то ещё, отменно мерзким.       Моор резко склонился к микрофону:       – Чем именно?       Возникла пауза; Каламити пробил очередную стену и забросил в дыру с полдесятка бойцов охраны, чтоб не мешались под ногами.       И лишь затем продолжил:       – Вот не знаю. Но похоже на ту тварь, от которой ты огрёб, друг мой. Только такое… мерзкое.       Моор странно покачнулся на месте, точно хотел ринуться к нему, но затем сам себя одёрнул.       – Будь осторожен, – сказал он наконец. – Сразу отрывай голову, затем конечности. Оно было очень живучее.       – Не учи меня убивать.       – Тогда зачем ты вышел на связь?       Вместо ответа Каламити отключил микрофон – и с разбегу вышиб плечом двери впереди.       Мия раскачивалась на стуле и грызла ноготь; глаза у неё были сощурены, а губы иногда шевелились, но слишком слабо, чтобы угадать слова по движению.       Шай откинулся на спинку и крепко сцепил пальцы в замок.       «Пожалуйста. Пожалуйста, пусть всё пройдёт без осечки, осталось совсем немного…»       До следующего важного сектора, отмеченного на плане, Каламити пришлось пробиваться через склады – один, два, три… Людей там почти не было, зато хранилась куча техники и оружия; он не стал тратить время на то, чтобы уничтожить всё, только отпихнул на ходу несколько бронетранспортёров – так, что они врезались в другие и остались валяться, искорёженные. Что-то сдетонировало; на линии видеосвязи опять возникли помехи.       Каламити покрутился на месте, явно соображая, куда двинуться дальше – и вдруг резко метнулся в сторону.       Напротив него стояло чудовище – настоящее чудовище, немного похожее на тех существ из саркофагов, но гораздо, гораздо крупнее, почти шесть метров ростом; густая грива спускалась почти до середины спины, а волосы росли, кажется, прямо на хребте. Длинные мощные руки оканчивались звериными когтями, по сравнению с которыми ногти Каламити смотрелись изящным девичьим маникюром.       Картинка чуть покачнулась – и пропала.       Вместе с сигналом.       – Горло, – выдохнул Моор и так стиснул спинку стула, что та хрупнула, рассыпаясь. – Эта тварь целилась в горло – и достала.       – Передатчик на шее вышел из строя, – подтвердила госпожа Эрнандес, что-то проверив. Порывисто оглянулась, разглядела толпу людей вокруг словно впервые и рявкнула: – Почему поддержка здесь? Ким, начать подготовку к обратной транспортировке! Сабия, что с оборудованием? Где Пол? Я хочу просмотреть последние пять секунд записи ещё раз. Включить повтор, замедлить в двадцать раз! И…       – И кто-нибудь, сделайте мне кофе, – очень тихо попросила Мия, потирая ладонью висок. Ресницы у неё дрожали. – Нет, не надо кофе, я передумала. Просто воды. Обычной воды.       Шай подскочил, точно его подбросили:       – Я принесу!       – Нет уж, я принесу, – негромко возразил Моор и надавил ему на плечи. – Сиди на месте. Каламити вернётся, – добавил он специально для Мии. – Я не знаю никого более живучего, чем он.       – Да, – кивнула она растерянно и снова потёрла лицо. – Просто я… Ладно, забудьте. Просто подождём.       Теперь, после потери канала связи, время потянулось мучительно. Госпожа Эрнандес быстро заняла всех своих людей делом; в комнатке с мониторами остались только те, кто отвечал за связь. Дроны к тому времени наконец достигли заповедника и теперь кружили там, над тайной базой, снимая живописные клубы дыма и сполохи огня. Время от времени раздавались глухие взрывы – или что-то похожее на звук, с которым сваи вбивают в землю, и почему-то это казалось обнадёживающим… Шай почти десять раз к ряду пересмотрел последние пять секунд видеозаписи и разобрал её буквально по кадрам. И – убедился, что Моор был прав: шестиметровое чудовище и впрямь сразу рванулось к горлу Каламити, а тот почему-то не успел отпрянуть, хотя раньше демонстрировал впечатляющую скорость.       – В конце концов, он не самый быстрый из нас, – пожал месмер плечами. – Я, конечно, сильно отстаю, но по мне вообще не стоит судить обо всех вампирах. Моя сила… моя сила в другом.       – Значит, Каламити…       – С ним всё в порядке! – выпалила Мия, продолжая с остервенением водить стилусом по планшету. Последние четверть часа она рисовала – исключительно его, своего рыжего монстра, в окружении других монстров… а потом стирала врагов, изображала разорванными на куски и стирала снова, и так по кругу. – Он скоро появится, вот увидите.       С экрана пялилась жуткая, перекошенная морда чудовища-мутанта – запавшие глаза, сглаженный, точно оплывший нос и рот, больше похожий на собачью пасть; и чудилось иногда, что стоп-кадр дрожит, а чудовище распадается на части, рассыпается и тает, как сахарный леденец в горячем кофе.       Через четверть часа взрывы на базе стихли. Кто-то попытался сбить дроны, и они отлетели на безопасное расстояние – к сожалению, громадная воронка, оставшаяся после падения Каламити, оттуда не просматривалась.       Ещё через пятнадцать минут явился господин Ким и, запинаясь, сообщил, что всё готово к обратному перелёту.       Рената Эрнандес ничего не ответила и молча обернулась, ожидая указаний.       «Сильно задерживаться нет смысла, – размышлял Шай сосредоточенно. – Более того, здесь мы уязвимы, и если персонал базы каким-то чудом отследит дроны, то мы можем попасть под удар… Оптимально было бы вернуться, а тут оставить людей из службы безопасности…»       – Он вот-вот придёт, – упрямо ответила Мия. И – резким движением перечеркнула собственный рисунок; глаза у неё были одновременно пьяные и сосредоточенные, хотя ничего крепче капучино она не пила с самого Нью-Хонга. – Уже совсем скоро, вы увидите.       Госпоже Эрнандес понадобилось несколько секунд, чтобы найтись с ответом.       – Если прямо «совсем скоро», то, полагаю, нам следует подготовить контейнер к погрузке на борт?       Но смутить Мию было невозможно:       – А у вас ещё что-то не готово? – спросила она тихо и взглянула исподлобья. – Тогда что вы здесь делаете?       Через минуту служба безопасности начала сворачивать импровизированную базу и убирать оборудование. В какой-то момент Шаю невыносимо захотелось потянуть время – настолько, что он едва не отдал Ренате Эрнандес какой-то пустяковый, надуманный приказ только для того, чтобы отвлечь её от работы… Моор стоял у мониторов, скрестив руки на груди, и внимательно изучал тварь на стоп-кадре.       «Он же вернётся? – под ложечкой тоскливо тянуло. – Сильнейший из вампиров… Что ему какой-то мутант, верно?»       Ещё через минуту возвратились дроны. Их погрузили в ящики и спрятали в один из контейнеров – в грузовой. Госпожа Эрнандес обернулась, явно готовясь объявить, что можно занимать места и двигаться в путь, когда двери ангара даже не распахнулись – вылетели и, кувыркаясь, докатились почти до противоположной стены, чудом не покалечив пару нерасторопных ассистентов.       В проёме стоял Каламити – немного потрёпанный, без рубашки и тем более без галстука, злой, как тысяча демонов… и со смуглой красноволосой девочкой лет пятнадцати на руках, завёрнутой в белую больничную хламиду.       – Сюрприз, – оскалился он хищно. – Не ждали? И не один, а с дамой благородного происхождения… Она, правда, спит. И ещё. Где-то тут, кстати, оставались ботинки, надеюсь, их никто не спёр…       – Ты! – взвилась со стула Мия. Глаза у неё лихорадочно блестели. – Ты… Ты куда просрал рубашку, которую я тебе подарила?       Выглядела она так, словно готова была вот-вот расплакаться.       – Сгорела, – ответил Каламити лаконично и, как показалось со стороны, слегка смущённо. И добавил: – Кстати, детка Эрнандес – забери-ка у меня хлам, о котором ты просила, – и он элегантным жестом сгрузил на ближайший ящик планшет, подшивку документов и флешку. – Нелегко, знаете ли, отрывать головы только одной рукой, пока вторая занята. Особенно если владельцы этих голов сопротивляются.       – Ах, вот почему ты пропустил тот удар, – кивнул Моор задумчиво. – Ну конечно же. Документы в правой руке. А я думал, ты просто не в форме.       Каламити тут же продемонстрировал удивительное умение показывать одновременно два средних пальца, притом, что заняты у него были обе руки.

***

      Возвращение в Нью-Хонг оказалось триумфальным – и очень, очень нервным.       Шай так и не сумел расслабиться до самой посадки. Из соображений безопасности они использовали два самолёта Логга Таллера: сначала отправился первый, с госпожой Эрнандес и её людьми на борту, а затем, спустя двадцать минут, второй, на котором были остальные. И, хотя Каламити уверял, что сумеет всех спасти даже если их ракетой собьют, тревога не оставляла до конца. Может, потому что Мия, растерянная и задумчивая, влила в себя перед отлётом два стакана виски, но ни на йоту не опьянела, не расслабилась даже и теперь сидела чуть поодаль, никого к себе не подпуская. Может, потому что Моор явно разрывался между другом и любовником – почти в буквальном смысле, тянулся то к одному, то к другому, наворачивая круги по тесному контейнеру… Или потому что в самом центре стояла медицинская каталка, к которой ремнями была пристёгнута Руж.       «Она больше похожа на мумию», – поймал себя на мысли Шай, в очередной раз запнувшись взглядом о спасённую вампиршу.       Терри и Уайт, давным-давно также извлечённые из саркофагов, выглядели куда лучше – тоже измождённые и истощённые, они всё же походили, скорее, на живых, чем на мёртвых. Но Руж явно досталось сильнее. Лицо, когда-то, наверное, очень красивое, теперь больше напоминало череп, обтянутый кожей. Моор утверждал, что наследнице Алой Чумы около двадцати шести лет, но выглядела она в лучшем случае на шестнадцать: маленького роста, очень худая, хрупкая; смуглая – намного темнее Альмы, почти как Рената Эрнандес; с ярко-алыми, чуть вьющимися волосами до плеч, сейчас свалявшимися в колтуны.       А ещё у неё были язвы – на сгибах локтей и коленей… и на шее.       – Похожа на мёртвую, но всё же жива, – неожиданно заговорил Каламити, когда до посадки оставалось минут тридцать, и словно озвучил витающие в воздухе настроения. – Какого чёрта? Что с ней делали?       Мия вздрогнула и сжалась в клубок, подтянув колени к подбородку; Каламити дёрнулся к ней, но споткнулся о настороженный взгляд и вернулся обратно, на шаг назад.       – У них… у тех, кто её похитил, есть что-то типа транквилизатора, который действует на вампиров, – ответил Шай с некоторым облегчением: наконец-то понятно, что надо делать – говорить, рассказывать, объяснять, главное, что не сидеть в тишине. – Терри и Уайт были в таком же состоянии. Транквилизатор сложный – он проникает в нервную систему, что-то там блокирует и не выводится, если не подобрать антидот. Доктор Тха в этом лучше разбирается, я-то даже не дилетант, а так, сторонний наблюдатель, – виновато уточнил он. – Антидот у нас есть, если это тот же транквилизатор, конечно… Скорее всего, тот же.       Каламити мрачно подпирал лопатками стенку контейнера и сверлил Руж таким взглядом, что на её месте более благоразумный человек – или вампир – уже бы давно очнулся.       – То есть вы её спасёте?       – Для того всё и затевалось, – ответил Шай мягко. – Но подробнее тебе объяснит механизм доктор Тха, наберись терпения, мы её увидим уже через полтора часа, самое большое… И ещё, – решился он и добавил, чуть повысив голос: – Можно, я тебя обниму?       – Чего?       Каламити выглядел слегка удивлённым; а вот Моор – нет, он словно ожидал чего-то подобного и теперь улыбался в сторону, едва заметно приподняв уголки губ.       – Можно, я тебя обниму? – повторил Шай вопрос. – Мне кажется, тебе сейчас это нужно.       – Я – Бедствие Запада, – с достоинством ответил он. – Я – тот, кто был изначально и будет всегда. Я не знаю страха, потому что я сам есть страх.       – Да-да. Знаю. Вот именно поэтому.       И, не дожидаясь разрешения, он выпутался из ремней безопасности, обогнул каталку с Руж – и крепко обнял Каламити, пряча лицо у него в сгибе между плечом и шеей.       …от него пахло гарью, смертью и лабораторными реактивами, хотя он успел переодеться в запасную рубашку одного из пилотов.       А ещё он едва заметно вздрагивал, мелко-мелко – так, словно рефлекторно напрягался в ожидании удара, ловил себя на этом и умышленно расслаблялся.       «Может, и не настолько он любит сражения, как пытается показать».       – Вот же… котёнок, – потерянно выдохнул Каламити, обнимая Шая в ответ, щекотно выдыхая в шею. – И ласковый такой, ручной… Почему я не догадался забрать тебя себе пораньше?       – Эй! – возмутилась Мия, наконец оживая. – Вообще-то он мой брат, так что лапы прочь. А ты мой парень, так что хорош липнуть ко всем, кто тебе подмигнёт… Так, ты что делаешь?       – Подмигиваю, – невозмутимо откликнулся Каламити – и рассмеялся тем самым бархатным смехом, тёплым и ласкающим, от которого мурашки начинали бегать табунами. – Тебе, между прочим, о кошмарная. Как насчёт того, чтобы присоединиться к любящим объятиям?       Мия выругалась; Моор фыркнул, но ничего не сказал. Зато заговорил динамик, приятным женским голосом сообщая, что начинается снижение, и лучше бы всем занять места и пристегнуться.       Так, на всякий случай.       Хотя после этого напряжение спало, окончательно расслабился Шай только в башне «Кербера», когда препоручил Руж заботам доктора Тха и её команды, а Ренату Эрнандес и её людей отправил спать. В новостях муссировали по всем каналам одну и ту же тему: падение метеорита на заповедник близ горячих источников в Лаолине, спровоцировавшее пожары на горе, задымление, отключения электричества и пробки на дорогах. О жертвах, впрочем, на сообщали; военные же в тех сюжетах фигурировали только в качестве героев-спасителей.       Молчал пока и Кроман – хотя никто, конечно, и не ожидал, что он выйдет на связь, чтобы заявить решительной протест.       Когда доктор Тха сообщила, что «прогноз позитивный», но Руж вряд ли очнётся раньше чем через неделю, Шай наконец разрешил себе уехать в Стеклянную башню – и сделать вид, пусть ненадолго, что никакой операции не было, а жизнь идёт своим чередом.       – Ты волновался за Каламити? – спросил он уже в лифте.       – И да, и нет, – качнул головой Моор. – Я знаю, что он силён – и что его почти невозможно уничтожить в открытом столкновении. Это как… как уничтожить саму землю, пожалуй. Но люди умеют удивлять, поэтому я не мог не думать о разных исходах.       Двери бесшумно разъехались, приглашая пройти в технический холл перед апартаментами; Шай первым ступил наружу и приложил ладонь к сенсорной панели.       – Вы, кажется, очень близки.       – Он мой друг, – просто ответил Моор. – Ты ревнуешь?       – Нет. А надо? Вы же ведь не… – Шай сбился с шага и едва не врезался лбом в дверной косяк. – Или всё-таки да?       Месмера предположение изрядно развеселило.       – У нас слишком разные вкусы в постели. Но случалось всякое, – добавил он, посерьёзнев. – Иногда хочется быть с кем-то… с кем-то, кого ты не можешь случайно убить, если обнимешь чуть крепче.       Прозвучало это так лично, так жутковато, что Шай не рискнул ни уточнять ничего, ни даже шутить в ответ – просто перевёл тему на что-то пустяковое и бытовое, вроде меню на завтрак, и попытался выкинуть все случайные оговорки из головы.       На душе скребли кошки – отнюдь не ласковые, и хотелось верить, что просто из-за усталости.

***

      Гром грянул через два дня, когда по внутренней почте лично от Ренаты Эрнандес пришёл доклад, в заголовке которого значилось: «Чудовище Эйд-Альва». Внутри оказалось много всего – и текстов, и картинок; в глаза сразу бросилась одна – фотография старинной фрески из церкви с ангелом о четырёх крылах.       У ангела были золотые локоны до пояса, сияющие зелёные глаза и родинка над уголком рта.       …и улыбка. Очень знакомая улыбка.       История никак не желала выстраиваться. Рваная, нелогичная, составленная на основе хроник шести разных государств и переписки между двумя художниками; переведённая с четырёх языков; с вкраплениями народных песен и сказаний… Шай перечитывал тексты снова и снова, пытаясь разглядеть правду за тем, что пыталось ею казаться.       Король; королева, его супруга, нелюбимая, навязанная – с достаточно влиятельным отцом, чтоб беречь её, а не обвинить в колдовстве и казнить. Дети – шестеро сыновей-бастардов, претендентов на престол, рождённых от разных любовниц.       И седьмой сын, единственный законнорождённый, поздний, отчего-то сосланный в дальний замок сразу после шестнадцатилетия…       – Так это он приложил руку к той фреске, – пробормотал Шай, слепо водя пальцами по экрану. – Значит, он знал Моора… «Чумная крыса Эйд-Альва» – кого из них так называли? Судя по поздним хроникам, Моора, но почему тогда в песенке поётся о чумной крысе, которую придушил кот с глазами зелёными, как болотные огни?       Но, хоть загадок и хватало, пять источников из шести сходились в одном: опальный принц из жалости дал кров «чудовищу с севера», несколько лет «кротостью своей усмирял его звериную натуру», обучал гостя музыке, живописи и иным искусствам, вёл богословские беседы. «Чудовище» с охотой принимало всё, что ему давали, но неизменно требовало новых жертв и уступок; наконец, до принца дошли вести о чинимых его гостем злодеяниях, он потребовал ответа… и был жестоко растерзан. По настоянию королевы, в погоню за убийцей отправилось целое войско во главе с четырьмя бастардами, от которого вернулась только треть солдат – и ни одного командира. После «чудовище» возвратилось в столицу и из мести уничтожило сперва монарха, а затем и старшего из оставшихся в живых бастардов; с последним овдовевшая королева обвенчалась сама, произвела на свет двойню и умерла родами – это тоже приписывали «проклятию демона ночи», за что его назвали также «пожирателем королей».       Имя «чудовища» нигде не упоминалось, но несколько сохранившихся портретов кисти принца – смутно знакомых и по стилю, и по гамме – и фреска в часовне однозначно указывали на Моора.       – Бред, – нахмурился Шай, в который раз перечитав материалы, и потёр с усилием виски. – Он просто не мог, он… он другой. И вообще, шестьсот лет прошло, почему меня должно это волновать?       Но в груди кололо, и выбросить лишние мысли из головы не получалось; до важной деловой встречи с заместителем председателя правительства оставалось не больше часа, а закрыть злополучный файл с отчётом никак не выходило.       Общепринятой версии событий противоречили только выдержки из последней, шестой исторической хроники соседнего – и не слишком дружелюбно настроенного, а значит, предвзятого – государства. В них монстром представал сам принц – жестокий, истеричный, способный забить кнутом посла другой страны лишь за один косой взгляд. Смерть пятерых бастардов и короля изображалась в хрониках следствием ожесточённой борьбы за власть и коварства королевы, которой недолгое вдовство и поспешный брак с молодым красавцем были только на руку. А существование «чудовища из Эйд-Альва» эта летопись вообще отрицала, зато утверждала, что принц был «зело мужелюбив», горд без меры, а «во храме писал себя в образе ангела, стыда не имея».       Никакой критики эта версия, разумеется, не выдерживала; достаточно было взглянуть на фотографию фрески, чтобы опознать Моора.       – А правда где-то посередине, – выдохнул Шай, откидываясь на спинку кресла, и крепко зажмурился. Голову вело; несколько секунд он всерьёз размышлял, не попросить ли дежурного секретаря принести болеутоляющее, но затем взглянул на часы и чертыхнулся: до назначенной ещё в прошлом месяце встречи оставалось слишком мало времени. – Или её вообще нет… Подумаю об этом потом.       Но с «потом» как-то не срослось.       На переговорах Шай был рассеян; спасло его лишь то, что чиновник испытывал к нему искреннюю симпатию – он оказался родным дядей Сандры, сокурсницы в университете и бессменной старосты курса на протяжении почти четырёх лет. Завершилось всё более-менее успешно, однако даже Альма не выдержала и позволила себе несколько сдержанных критических замечаний… Шай в ответ съязвил, тут же пожалел и извинился; понял, что мысли у него уплывают куда-то не туда, усилием воли отложил всё, что мог, на завтра и уехал домой.       По дороге он пытался отвлечься, вчитываясь в очередной доклад службы безопасности. Как раз пришла расшифровка части материалов, захваченных на базе в Лаолине; в одном документе упоминался некий «крупный инцидент, который может повлечь миллионы жертв», в другом – «дефектные образцы», доставленные из «Эрго», и всё это связывалось в единую систему, логичную и жуткую… Но сегодня Шай увязал в информации, не в состоянии воспринять её адекватно.       «Всё потом, – сказал он себе, когда автомобиль заехал на парковку Стеклянной башни. – Сейчас есть вещи и поважнее».       Моор – на удивление – был ещё в апартаментах, хотя собирался на закате прогуляться на охоту и уже потом заскочить в «Кербер», чтобы вернуться домой к ужину вместе с любовником. С кухни тянуло свежей выпечкой, корицей и ванилью: недавно он подсел на кулинарные шоу, и теперь частенько повторял рецепты, демонстрируя феноменальные успехи для новичка.       «А новичка ли? – промелькнуло в голове. – Сколько ему лет? Больше пятисот, как выяснилось… Сложнее предположить, что он не успел попробовать за такой срок».       – Выглядишь усталым.       – Потому что я устал, – огрызнулся Шай, отворачиваясь. Тут же раскаялся и ощутил острый укол совести, добавил: – Прости. Схожу в душ, и станет полегче, а ты… а ты ступай, куда хотел, со мной всё в порядке, правда.       Моор – распущенные по плечам золотые локоны, тревожная морщинка между бровей, зелёные глаза и родинка над уголком рта, точь-в-точь как на фреске – скрестил руки на груди, приваливаясь плечом к дверному косяку.       – Ты сам не свой. Что случилось?       «И зачем ты такой проницательный?»       – Ничего, – солгал Шай, снова отводя взгляд. Сегодня тёмно-красная водолазка, которая раньше так нравилась ему на любовнике, слишком напоминала о портретах кисти давно мёртвого принца. – День дурацкий просто… Не бери в голову, просто дай пройти.       Моор вытянул руку, чтобы прикоснуться, может, обнять, как всегда, как было тысячу раз…       …а Шай рефлекторно шарахнулся от него.       И – окаменел, увидев, какое выражение лица стало у месмера.       «Плохо. Я всё испорчу, если не возьму себя в руки».       Глубоко вдохнув, он выпалил почти скороговоркой, точно боясь передумать на середине:       – Так, погоди, ты ни при чём, я сам себя накрутил, сейчас объясню… Нет, не так. Уф, – Шай на секунду приложил ладони к лицу, затем выпрямился и посмотрел Моору в глаза: – Прости, пожалуйста. Я тебя обманул, хотя обещал кое-чего не делать, но не удержался, и… Скажи, пожалуйста, что на самом деле произошло в Эйд-Альве?       Месмер выглядел так, словно ждал этого вопроса с самого начала – не сегодня, а с той ночи, когда они впервые встретились.       – То, о чём говорили и писали, – произнёс он ровно. Глаза у него зажглись жутковатым зелёным светом. Пока слабо, по каёмке радужки – но только пока. – Я разорвал принца в его собственном замке, как зверь, а затем бежал на север.       Моор не рисовался, не бросал вызов, не гордился тем, о чём рассказывал, и будто бы не стыдился тоже.       Он словно зачитывал приговор.       – Это неправда, – вырвалось у Шая. Он сглотнул, прерывисто вдохнул – и поправился уже спокойнее: – Не знаю, что там по фактам, но сейчас ты намеренно расставляешь акценты не в свою пользу.       – Да? – Моор выгнул бровь, будто бы удивившись. – И почему ты так думаешь? Если скажешь сейчас, что ты хорошо меня знаешь, и я на такое не способен, то разочаруешь меня.       Прозвучало это шутливо, но Шай ощутил дрожь, точно в холле резко похолодало, сразу градусов на десять. Ароматы, доносившиеся из кухни, перестали казаться приятными; теперь отчего-то чудилось, что пахнет застарелой гарью.       – Тем не менее… Ты на такое не способен; а я почти не ошибаюсь в оценке других людей.       – А я не человек.       Терпение, которого и без того оставалось не так много, стало стремительно испаряться.       «Мы сейчас поссоримся. Он развернётся и уйдёт… И что тогда?»       Больше всего Шай хотел шагнуть вперёд и обнять его – но хорошо понимал, что пока нельзя.       – Да, я делаю на это поправку, – парировал он небрежно и скрестил руки на груди, зеркально отражая позу месмера. – И, может, я не настолько хорош, как мой дед, который был гениальным учёным, или как мой отец, который умел делать деньги из воздуха… Но в характерах я разбираюсь. А ещё умею анализировать информацию и видеть несостыковки – так вот, в той старой истории с королевской династией из Эйд-Альва несостыковок слишком много. Хочешь услышать мою версию?       Моор пожал плечами:       – Почему бы и нет. Ты ведь, как вижу, горишь желанием поговорить.       Это была недвусмысленная поддёвка, очень для него нехарактерная, и Шай пропустил её мимо ушей, только махнул рукой:       – Хорошо, только не здесь. Я действительно слишком устал, чтобы торчать в холле.       Только на полпути он сообразил, что идёт не в гостиную, не в библиотеку и даже не на кухню, где можно было бы непринуждённо перехватить чашку кофе для разрядки обстановки… а в спальню.       «Идиот. Хуже место сложно представить».       Но поворачивать было поздно.       В спальне Моор просто встал посреди комнаты, скрестив руки на груди; взгляд у него не выражал ничего – зелёное стекло, болотная вода, сполохи северного сияния в небе над бескрайними льдами. Шай сбросил ботинки куда-то в угор, повесил пиджак на край полки и потянул за галстук, ослабляя узел.       В комнате было свежо, но его словно что-то душило.       – Позволь, я начну первым, – произнёс он и уселся на кровать, подгибая под себя ноги, как йог. – С чего-нибудь очевидного, пожалуй… «Крыса из Эйд-Альва» – это прозвище того принца? В хрониках просто явная путаница.       – Его звали в том числе и так, – кивнул Моор скупо.       – А на самом деле его имя…       – Я не помню.       – Его имя было Аркин, что, собственно, и означает «принц», – задумчиво продолжил Шай. Сейчас, когда самое мерзкое уже случилось – точнее, почти случилось – стало полегче. – Что уже говорит о многом… Ладно, идём дальше. Аркин, как упоминают в хрониках, воспитывался «в покоях матери» – очень странно, ему либо со здоровьем не повезло, либо отец его не любил, либо у него были значительные дефекты внешности, для наследника недопустимые. Если учитывать твои вкусы, то отпадает версия с врождённым уродством – принц наверняка был невероятным красавчиком, но выглядел по тем временам, скорее всего, необычно… Возможно, в этом и крылась причина нелюбви к нему отца. Наиболее вероятных варианта два: либо принц пошёл не в короля, а в пажа королевы, либо он был… ну, скажем, альбиносом. Там где-то ещё мелькало упоминание «белой крысы Эйд-Альва», так что ставлю на альбиноса. Как, угадал?       В глазах у Моора промелькнул слабый интерес, а скрещенные на груди руки чуть расслабились.       – Ты сам пришёл к этому выводу? Или где-то прочитал?       «Ого. Значит, угадал».       – Материалов, к сожалению, немного, – пожал плечами Шай. И – расстегнул пару верхних пуговиц на рубашке, уже намеренно. – Один из следующих королей родился косоглазым, но в историю он вошёл как Мортен Мудрый, Благословение Эйд-Альва. Так что предположу, что «белой крысой» твоего принца прозвали не за альбинизм, а за отвратительный характер. Кто-то – вероятно, безутешная королева-мать – хорошо подчистил все записи, до которых дотянулся, но в летописи соседнего государства упоминается один любопытный эпизод: принц забил кнутом посла, и якобы это и послужило причиной ссылки в дальнюю резиденцию. Итак, что мы имеем… Нелюбимый сын отца, зато любимчик матери, воспитанный, вероятно, во вседозволенности. Жестокий; очень талантливый – некоторые его картины сохранились до наших дней, упоминается о его пристрастии к музыке и умении играть на разных инструментах. Ещё он вроде бы отметился как изобретатель – придумал свои собственные краски… Ах, да, не стоит забывать о двух трудах по богословию, один из которых так и не был окончен, и увлечении поэзией, преимущественно любовной, даже эротической местами. Знаешь, кого я вижу? – немного понизил голос Шай. – Психопата. Очень одарённого, но неспособного долго на чём-то сосредотачиваться и доводить дело до конца. Роспись в столичном соборе осталась незавершённой, как и фреска в часовне. Он тебя бил?       Моор резко отвернулся и шагнул к выходу из комнаты.       «Бинго».       – Система, заблокировать главные двери.       Пискнули индикаторы – включилась блокировка. Месмер остановился в проёме, опираясь на косяк одной рукой – и не оборачиваясь.       – Думаешь, я их не смогу выбить? – спросил он негромко.       – Думаешь, мои вопросы исчезнут, если просто сбежать? – резко ответил Шай. Горло у него по-прежнему точно сжимали невидимые ладони, а грудную клетку сдавливало; хотелось включить кондиционер на полную, чтобы продышаться. – Ты согласился на разговор. Вернись, пожалуйста. И ещё… Ты думаешь, что моё мнение о тебе могут изменить какие-то там заплесневелые хроники? Какие-то слова? После того как я видел твои поступки?       – Ты даже не представляешь, на что я способен.       – А ты – на что способен я. Ну, что, обменялись комплиментами? Можем продолжать? – с вызовом поинтересовался Шай. Сердце сейчас колотилось так, что его звук заполнял, кажется, всю комнату. – Что ж, если хочешь, я пока один поговорю. Итак, он тебя бил, этот принц-психопат, кнутом уж наверняка, если он и на посла руку поднял. Может, даже выдумывал для тебя что-то поинтереснее… Обвинял постоянно в чём-то, а потом наказывал? О, вижу, что угадал. Что ещё… Истязал, а потом каялся и осыпал милостями? И как ощущения от эмоциональных качелей? Знаешь, сейчас есть книги, в которых очень толково объясняют, почему люди вляпываются в такие отношения и почему не могут прекратить их просто так. А если ты сейчас снова скажешь, что ты не человек, я тебя укушу.       Сначала Моор никак не отреагировал – стоял себе статуей, только дверной косяк многозначительно хрустел… А потом идеально ровная спина вдруг согнулась, точно обмякла; он сполз вниз, боком скользя по стене, скрючился некрасиво, уткнулся лицом в ладони, и плечи у него затряслись.       «Я его довёл? – по ощущениям температура внутри у Шая опустилась не то что на пять градусов, а разом на пятьдесят, не меньше. – Он же не плачет… Нет? Или смеётся?»       – Моор? – тихо позвал он вслух.       …и оказался вдруг притиснутым к постели.       Месмер нависал над ним, болезненно прижимая в крест раскинутые руки к покрывалам, и глаза у него были совершенно сухими.       – Что бы ни произошло тогда, вина на мне, – отчётливо произнёс он, почти не размыкая губ. – Я старше, сильнее, а потому должен быть мудрее. Должен быть терпеливее. И должен предвидеть, что случится дальше. Меня никто не держал на привязи. Если бы я просто ушёл на полгода раньше…       – В жизни очень редко что-то бывает «просто», – ответил Шай и улыбнулся, хотя мышцы ныли от неудобной позы, а суставы подозрительно хрустели. – И не надо взваливать на себя вину, потому что никто не может контролировать абсолютно всё… Знаешь, я рад, что ты наконец на меня посмотрел. Мне очень нравится твоя спина, но не настолько, чтобы вести с ней разговоры.       – У тебя чересчур длинный язык.       – Это семейное. Ты ведь видел мою сестру, м-м?       – Совершенно кошмарная ведьма, – с чувством ответил Моор, и губы у него наконец дрогнули в намёке на улыбку. – А ведь ты не боишься.       – Мию?       – Меня.       – Я тебя люблю, – сказал Шай легко, потому что сейчас это было самой естественной вещью на свете. Он чувствовал себя пьяным; хотел замолчать, пока не наболтал лишнего, но не мог, не мог почти физически. – И потому боюсь совершенно другого…Я ведь говорил уже, да? Например, что ты исчезнешь. Вокруг меня постоянно кто-то исчезает, иногда бывает, что навсегда. Мать вообще бросила меня при рождении – взяла и умерла, это с нынешним-то уровнем медицины и возможностями «Кербера»… Потом сбежала сестра, хорошо хоть, что вернулась. Отец взял и улетел в путешествие с очередной женой – но вот он не вернулся, потому что его убили. А Мэдс вообще кинул меня так эпично, что впору было самому помереть… Прости, – прервал он себя самого усилием воли и зажмурился, отворачивая голову. – У меня просто ощущение, что я сейчас падаю куда-то… или наоборот, взлетаю. Знаешь, такая точка, после которой только пустота. Невесомость. Я ведь не разобьюсь?       Ответом было молчание.       Медленно, очень медленно Шай повернул голову – и открыл глаза, с трудом, потому что ресницы отчего-то слиплись. В спальне было сумрачно. Мягко светился контур потолка – молочно-белая линия – и узкая полоска между жалюзи и краем окна, в которую пробивались последние отблески заката, пасмурного, агрессивно-красного, как пролитое вино или венозная кровь.       Моор склонился так низко, что его дыхание должно было уже ощущаться на губах… но он словно бы не и не дышал вовсе.       – Я не умею подниматься в небо и парить там, как Каламити, – тихо произнёс он. – Но упасть и разбиться я тебе не позволю, никогда.       – Ну, тогда падай рядом? – предложил Шай, выгнув брови. – А то у меня уже руки болят – так лежать.       Судя по выражению лица, Моор как-то сам забыл, что держит его за запястья, и теперь немного смутился.       – Хм. Действительно.       Ещё долго потом они валялись на кровати, прижавшись друг к другу, но не обнимая. Света становилось всё меньше; смысла – всё больше, и, ощущая чужое дыхание на шее, Шай думал о том, что всё прошло неплохо, что могло быть гораздо хуже и что теперь хотя бы Кроман не сможет вбить между ними клин, используя прошлое.       «Или, вернее, именно этот отрезок прошлого».       – Военные что-то готовят вместе с «Зелёным солнцем», – сказал он, просто чтобы не молчать. – Что-то масштабное… У них есть некие «дефектные образцы», которые они хотят «утилизировать с пользой», по крайней мере, так говорилось в документах. И…       – Не сегодня, – мягко прервал его Моор – и обнял наконец, прижал к себе; по-кошачьи прикусил ухо, ласкаясь, зализал укус и затих. – Я слишком счастлив.       – Потому что мы поговорили?       – Потому что ты другой.       За этими словами стояло очень много невысказанного. И обидных сравнений с человеком, который уже умер, но продолжал причинять боль; и сомнений; и облегчения – когда мучительную мысль наконец можно отпустить.       – Ещё бы, – проворчал Шай, поудобнее устраиваясь в чужих объятиях. – Других таких больше нет… Слушай, ты очень устал? Просто если нет…       – Нет.       – Тогда рванём потанцевать, может? Я посмотрел афишу того кафе, там снова выступают «Три гарпии»…       – «Три грации» вообще-то.       – Какая разница? – он привстал на локте, глядя на Моора сверху вниз. Тот щурился, то ли сонно, то ли лениво, и действительно выглядел счастливым, и сердце от этого то замирало, то начинало трепыхаться. – Так идём?       Через десять минут они уже ехали на машине сквозь ночной Нью-Хонг. В то же время «Три грации», три старые ведьмы, объединённые любовью к музыке, расчехляли инструменты; Хель сидел в абсолютно чёрной комнате и думал о том, что однажды убьёт генерала Кромана, если тот не убьёт его первым; Альма раскидывала на сером бархате белые-белые кости и вглядывалась в знаки; Мия задумчиво крутила в пальцах стилус, разглядывая темноту за окном…       …А глубоко-глубоко под землёй, на нижних этажах «Кербера», в стерильно-белой лаборатории открыла глаза Руж, наследница Алой Чумы.       Мир замер в точке отрыва, готовый рухнуть – или взлететь.              

END