«чужая» семья

К счастью, Роланд просыпается быстро. Видит отца и кидается к нему в объятия — соскучился. Слежу в этот момент за эмоциями на лице Робина. Он широко улыбается, глаза блестят. Господи, он души не чает в своем сыне. Представляю, каким чудесным отцом он был бы для маленькой принцессы. — Папа, мы возьмем маму с собой? — спрашивает Роланд, когда ему говорят, что пора двигаться домой. Встречаемся с Робином глазами. Оба сбиты с толку — малыш застал нас врасплох. Хотя, этого вопроса следовало ожидать. Наверное, мы оба просто надеялись на чудо, что удастся избежать этого момента. По глазам вижу: Робин не смеет меня об этом просить. По крайней мере, не произносит этого вслух. Но явно не исключает такую возможность. Я не его мать, не стоит строить иллюзий, что могу ею стать. Нужно выбрать момент и как-то объяснить Роланду, кто я такая, если мы с Робином все же окажемся связаны серьезными отношениями. Я не спешу строить планы на будущее и что-то воображать. На отказ Роланд начинает капризничать. Бабушка озвучивает то, на что не решился Локсли: предлагает поехать мне вместе с ними. Вижу, как глаза мужчины загораются энтузиазмом. Он обеими руками за то, чтобы я заняла место в его доме. Вот только какое? Место Рони? Я не разделяю эту идею с этими двумя. Потому что это плохая идея, с какой стороны не посмотри. Усаживаю Роланда к себе на колени. Обнимаю, целую. Устанавливаю с ним эмоциональную связь с помощью ласковых поцелуев и нежных прикосновений. Не знаю, как у меня это выходит, что именно я делаю, но дети понимают меня практически с полуслова — так было всегда. Так было и с Генри. Мне за считанные минуты удается убедить Роланда, что он должен поехать с отцом и бабушкой домой, а я должна остаться здесь. — Знаешься, Реджина, — говорит Робин, и я поднимаю на него глаза, — так может только мать. Он выбивает меня из колеи этой фразой, а добавиет своим взглядом-рентгеном. Не понимаю, что именно он имеет ввиду. Догадывается, что у меня был ребенок? Или говорит, что я лучшая мать для Роланда, нежели Рони? Или просто считает мой материнский инстинкт слишком огромным? К счастью, ситуацию спасает бабушка Лукас, которая намекает, что нужно идти, пока Роланд в настроении расстаться со мной. То есть, с мамой. Женщина обнимает меня на прощание и говорит, что двери дома Робина всегда для меня открыты. А потом шепчет на ухо, чтобы я поговорила с Локсли и поделилась тем, что меня гложет. Обещаю подумать на этим. Уже на пороге раскрытых дверей Робин просит бабушку спускаться вниз вместе с малышом и подождать его у машины. Он прикрывает дверь, сокращает расстояние между нами до минимума и берет мое лицо в свои ладони. Смотрит прямо в глаза таким нежным взглядом, что у меня чувства к этому мужчине теплом расползаются по венам. — Я не хочу оставлять тебя одну. Не в таком состоянии. Но прямо сейчас я нужен Роланду. Может, ты передумаешь и всё-таки пойдешь вместе с нами? — Я в порядке, Робин. Иди к сыну. Он ещё несколько бесследно утекающих секунд прожигает меня своим взглядом, будто не верит, что со мной все хорошо. — Будь моя воля, сгреб бы тебя в охапку и никуда бы не отпустил, — говорит лаского и с улыбкой. — Но, сдается мне, ты не оценишь такое поведение. С моих губ слетает безобидная усмешка. Прижимаюсь к мужчине и складываю руки вокруг его талии. — Парочка фактов обо мне: я не люблю, когда мне указывают, что делать; и я не люблю, когда на меня пытаются давить. — Это я понял еще в день знакомства. Робин прижимается губами к моим губам и нежно целует. Расслабляюсь в его объятиях, отпуская все мысли. Как же хорошо, боже. Позволяю себе насладиться моментом. Начинаю обожать то, как чувствую себя рядом с ним. Хочу этого мужчину. Хочу его до конца своих дней. Мне рядом с ним ничего не страшно. Поцелуй набирает обороты. Его язык переплетается с моим. Я обнимаю его за шею и во мне вдруг просыпается дикая страсть. Теряю связь с реальностью. Он волшебно целуется, вынуждая меня утопать в блаженстве. Робин одной рукой удерживает меня за талию, ладонью второй упирается в твердую поверхность. Секунда и я оказываюсь прижата к стене возле входной двери. Нас с головой засхестывает эта страсть. Жадно ловлю воздух в перерыве между поцелуями, и его эвкалиптовое дыхание наполняет мои легкие. От моего мужчины пахнет мятой и хвоёй — желаю пропитаться этим чудным ароматом до мозга костей. Робин отпускает мои губы и тут же поцелуем прижимается к моей шее. Откидываю голову, даруя больше доступа. Его губы так настойчивы и дерзки, легкая щетина приятно щекочет, а тяжелое дыхание скользит по коже. — Бо-оже… — не сдерживаю стона, у меня ноги подкашиваются от его поцелуев. Его руки смыкаются на моей талии, касаясь кожи. И это действует весьма так отрезвляюще. — Робин… — шепчу, как же тяжело отказаться от его крышесносных поцелуев. Хватаю мужчину за запястья и с силой вытягиваю его руки из-под своей футболки. Он озадаченно смотрит на меня потемневшими от возбуждения глазами. Красивыми глазами. — Тебе нужно идти, — извиняюсь взглядом, что в очередной раз все обламываю. — Да… Черт, да… — он тяжело дышит. — Мне нужно к сыну. Робин разочарованно рычит и прижимается лбом к моему лбу. Беру его лицо в свои ладошки и улыбаюсь ему. Целую в уголок рта. — Ты можешь вернуться позже. После того, как уделишь время ребенку. Или после того, как он уснет. Закусываю нижнюю губу и флиртую глазами, чтобы он не ступил и понял намек. Мужчины не умеют читать женщин, им нужно говорить прямо в лоб, но думаю, конкретно тут и намека достаточно будет. У меня сейчас такой вид, будто я на самом деле способна раздеть его взглядом, так что, полагаю, охарактеризовать тут ничего не требуется. Робин на пару секунд касается моих губ нежным поцелуем. — Хочу больше тебя в своей жизни, — говорит слегка охрипшим от возбуждения голосом. Господи, как он смотрит на меня. С нежностью, с обожанием, с восхищением. У меня низ живота приятно тянет и мне начинает казаться, что за время, потраченное на эту нашу болтовню, он бы мозг довести меня до оргазма. — Робин… Пожалуйста, иди, пока я не начала перед тобой раздеваться. — Оу… Мне нравится такой ход событий, — пошлая ухмылочка играет на его губах. — Вспомни о сыне, ждущем тебя возле машины, и остынь, — играю бровями, будто я сама невинность. — Реджина… — касается ладонью моей щеки. — Ты… — смотрит в глаза и задерживает дыхание. — Ей богу, я хотел сдержаться от пошлых комментариев, но ты такая, что дух захватывает, так что… — он склоняется к моему уху и шепчет, растягивая слова. — Эту ночь ты запомнишь, милая… Я доставлю тебе столько удовольствия, сколько пожелаешь. Он целует меня на прощание и уходит. Я натянуто улыбаюсь ему, и как только белоснежная дверь захлопывается за ним, строю кислую мину. Прикладываю ладонь к груди, пытаясь выровнять дыхание и унять бешено клокочущее сердце. Да твою ж мать! «Эту ночь ты запомнишь, милая…», — его слова крутятся на повторе. Его ласковые, безобидные слова, желающие мне только удовольствия. А меня будто на части разрывает. Я тот инцидент сжала в комок, как клочок бумаги, и спрятала его в тысячу крохотных коробочек. Я не думала об этом, не вспоминала, хоть и случилось все относительно недавно. Знала, начну анализировать, зациклюсь на этом, и меня сломает к чертям. «эту ночь ты запомнишь, детка. Давай же, раздвигай ноги, тебе понравится. Всегда нравилось. Уж что-что, а трахаться я умею» Звонким колоколом бьют слова. Как же хочется броситься Робину вслед и оказаться в его объятиях. Там хорошо. Там уютно. Там безопасно. Делаю несколько глубоких вздохов. Прикрываю веки, медленно считаю до десяти. Вспоминаю тот вечер и мысленно сжимаю свое отвращение, боль и страх, превращаю все в клочок бумаги. Представляю маленькие коробочки, засовываю туда весь свой ужас, а затем звпечатываю их и запечатываю, снова и снова. Не поверите, помогает. Резко распахиваю глаза и клянусь себе, что та ночь не встанет между мной и Робином. Ни сегодня, ни когда-либо еще.