Black and white

Очередной тяжелый и нервный день в школе подходит к концу. Выливать злость в работу стало уже привычкой для Коко, к тому же, агрессия каким-то магическим образом повышает проходимость клиентов. Вовсе не потому, что Коко слишком громко наезжает на персонал. По крайней мере, так считает сам Хаджиме.  Слова Инупи, сказанные в прошлый вечер, все ещё крутились у него в голове. Однако злоба Коконоя, таившаяся долгое время внутри, подействовала на мать. Вернувшись домой, он не увидел бутылок под столом, но выглядела женщина все такой же уставшей и встревоженной. Вокруг было по-прежнему холодно, запах виски ещё не выветрился до конца. Сверху доносился звук стиральной машины. Должно быть, она все же разлила алкоголь, пока уснула за столом. От частого распития ее круги под глазами стали темнее, мать больше напоминала героиню Бертона, нежели прежнюю Рэн. Она что-то отчаянно печатала в ноутбуке и сперва даже не заметила прихода сына. Нередко Коко оставался без должного внимания, и сейчас такому случаю не предстояло бы должным удивляться. Однако что-то больно кольнуло сердце, вновь вспоминая старые обиды и свою слабость перед пристрастием матери к алкоголю. Однако Коко был больше заинтересован в том, что же она так отчаянно листает. — Ой, привет.  — Мам?  Подойдя со спины, Коко вглядывается в экран, удивленно вскидывая брови: — Вакансии? — Возможно, стоит попробовать. Не так ли? — Женщина улыбается, протягивая руку сыну и сжимая большую ладонь в своей.  Хаджиме удивленно смотрел на мать, не веря своим глазам. С тех пор, как Рэн осталась одна, без работы и разведенной, никогда не предпринимала попытки вновь встать на ноги и менять прежний уклад. Будучи слишком впечатлительной и ранимой, Рэн боялась перемен. Любые изменения для нее были настоящим стрессом и кошмаром, и уход отца оказался одним из таких случаев. Помутневший рассудок привёл ее к спиртному. Не в силах справляться с утратой, она то и дело несколько раз в году уходила в себя, скрывая переживания за пьяной маской. Коко никогда не думал, что сумеет переубедить мать. Рэн далеко не из тех, кто легок на подъем. Расшевелить ее требует не малых усилий, а поставить на ноги без посторонней помощи — ещё труднее. Что могло подействовать так эффективно, Хаджиме не знал. Возможно, когда дети говорят родителям о вреде спиртного, это и в правду действует. Когда-то давно он уже упрекнул Рэн. Однако то было на эмоциях, случайно и без цели изменить жизнь матери к лучшему. Коко в тринадцать лет, несколько раз на дню наблюдая за летящими на пол стеклянными стопками и отчаянно собирая осколки, слишком часто вдыхал запах отравляющего содержимого. Слезы подступали к глазам сами, и он обнимал Рэн, устало и жалобно умоляя прекратить. Слова действительно подействовали, но как Коко должен это воспринимать? Как одолжение? Может быть, ему вообще не стоило начинать тот разговор. В конце концов, он уже достаточно взрослый, чтобы быть способным оплачивать счета и прочие вещи, но может быть, трудоустройство сподвигнет ее на что-нибудь ещё?  — Мам, ты уверена?  — Все в порядке, правда.  Ее чёрные смоляные волосы, такие же, как у Коко, собраны в низкий хвост. Несколько прядей выбились из прически, спадая на бледное худое лицо. Глаза, на редкость голубые, смотрели с лаской и чуть виновато. Рэн очень давно не улыбалась так искренне и тепло, что у Хаджиме начало покалывать в груди и саднить горло от подступающих слез.

***

С какой-то стороны Хаджиме ощущал облегчение, но никто не отменял удушающую жару, духоту в классе и назойливых учителей. Добавить ко всему Кисаки, отвечающего только со второй попытки достучаться до него, и получается разрушающее комбо. Спокойствие, которого Хаджиме набирался по пути домой, хватило ровно до момента, пока он не переступил порог магазина. Первое заявление, которое ему вынесли: новый регламент, касаемо формы. Всем консультантам необходимо носить новые рубашки и галстуки. Красный цвет сочетался с белым хлопком, но брюки Коконой напрочь отказывался надевать. Слишком жарко в джинсах, и слишком уж странно он будет выглядеть. Нацепив красный платок под ворот и поправив бейдж, он принялся за работу.  Все путались под ногами, пару раз он чуть не выронил коробку из рук прямо на одного из клиентов. Меняя ценники на скидочные, он едва ли не порезался бумагой, а пересчитывая кассу, с досадой обнаружил не такое большое количество выручки, как ожидал.  С тяжестью вздохнув, он с жалостью и не скрываемой мольбой в глазах уставился на менеджера, который поправлял галстук на форме. Строгие глаза заметили немую просьбу Коко, но, мотнув головой, тот жестко кивнул в сторону кассы, а затем постучал указательным пальцем по наручным часам. Близился вечер, и Коко предстояло закрывать смену.  День сменился темнотой, людей значительно поубавилось, и Хаджиме устало принялся складывать все разбросанные вещи и перемешанные товары на места. Так бы и продолжалось, пока в дверях не показалась знакомая фигура.  — Инупи!  Фигура приветливо улыбнулась. Бежевые брюки-карго и огромная оверсайз футболка несказанно шли ему, бесстыдно приковывая взгляд Хаджиме. Сверху была подвязана толстовка, и Коко раздраженно закатил глаза, вспомнив, что ночью ожидался дождь. К счастью, ему придется переждать непогоду в обществе техники и, возможно, Инупи. Настроение мгновенно поднялось. Стоило Сейшу подойти ближе, Хаджиме было хотел тут же обнять парня, но остановился, удивленно взирая на два пакета. Запах еды наполнил помещение.  — Ты с ума сошёл? Где ты собираешься устраивать тут пикник?  — Мне казалось, тебе больше нравится решать организационные вопросы, а не задавать их. Коко что-то буркнул, попытавшись передразнить парня. — Здесь есть место, но боюсь, мне придётся переступить черту закона, чтобы устроить нам бранч. — Голод сильнее всех законов морали, ты и сам знаешь. Коко одобряюще кивнул, направившись в сторону кабинета менеджера. Обычно сюда вызывают, что называется, на ковер, но ключи были у Коко от каждой комнаты, и это не мешало ему порой восседать за чертовым столом и представлять, как он отчитывает своих главных врагов. — Располагайся. Небольшой диван, стол, пара книжных шкафов и огромный компьютер. Придвинув тумбочку ближе к дивану и развернув компьютер экраном к себе, Коко за пару комбинаций нашел управление камерами. Поспешив отрубить всю возможную попытку отследить их незаконное поедание, Коконой мгновенно забыл о своей первоначальной обязанности. Инупи раскрыл коробки, с не скрываемым удовольствием вдохнув аромат. — Надеюсь, это не самая ужасная пицца, которая только существует. — С ананасами?  — Покушаешься на святое, — Коко кладёт руку на голову Сейшу, злостно растрепав уложенные волосы, — Но ты сделал правильный выбор. — Пришел к тебе на работу под ночь, чтобы навернуть три коробки пепперони и той, что для гурманов?  Под хорошую пиццу должен идти хороший фильм. Дурацкие, несмешные комедии вызывали приступ тошноты лишь при одном названии жанра. Детективы были слишком пудренные и скучные, а драма не подходила под усталое и голодное настроение.  Мнения сошлись на ужасах и триллерах. Таких, чтобы можно было и посмеяться и испугаться. Золотая середина оказалась на Джиперс Криперс. — Я боюсь грузовых машин, — Честно признался Коко где-то на сорок пятой минуте, — до усрачки, особенно когда иду в школу. — Серьезно? Ты ссыкло, Коко.  В ответ на оскорбление Хаджиме утягивает из рук Инупи кусок пиццы, оставляя Сейшу в растерянности и голоде. — Будешь знать.  Инупи саркастично усмехнулся, потянувшись за своей долей и вцепившись зубами в другой край куска. Хрустящая корочка надломилась от укуса, Коко замер, не решаясь прервать такую сцену. Где-то на фоне слышен звук обгоняющей машины, возгласы главных героев и гул мотора, пока Сейшу так близко, пытается отнять его порцию. Коко откусывает как можно большую часть, чтобы месть свершилась. Инупи недовольно фыркает, ухватив малый кусок.  — Нечестно. Парень наигранно закатывает глаза, хватаясь за новую порцию. — Какая коробка по счёту?  — Вторая, ещё столько же.  Где-то на минуте с подвалом и колодцем Коко начинает зевать. Улегшись на подлокотник, он было поджал колени к себе, но Инупи рукой указал ему на свои колени. Вытянув ноги и устроившись поудобнее, он едва сдержал крик, стоило главному злодею объявиться. Этот тихий ужас не укрылся и от Инупи.  — Ссыкло, я был прав. От такого вызова Хаджиме вяло подскочил, уверенно принимаясь щекотать Сейшу, который не умеет держать язык за зубами. — Придуро-ок, пусти! — Заливаясь смехом и съежившись в один комок, Инупи вжимается в кресло, храбро защищая уязвимую часть руками. Отчаянная борьба могла бы продолжаться бесконечно, пока один из них не выдохся и не ослабил хват, чтобы передохнуть. Воспользоваться минутной слабостью не так подло, и Инуи вырывается из смертельной хватки. Свободная рука Сейшу хватает Коко за голову, оттягивая вниз. — Тихо, самое интересное пропускаешь.  Что происходило на экране не интересовало Коко абсолютно. Его голова лежала на коленях Инупи, пока большая рука опустилась на плечо Хаджиме, мерно поглаживая, будто стараясь утихомирить. Каждое касание Сейшу — тепло, отдающее легкой болью и трепетом в груди.  Он лежит на его коленях, в ступоре и не находя нужных слов. В голове пустота, шум и смущение, высыпавшее румянцем на щеках. Пальцы Сейшу перебирают черные кольца вьющихся прядей, накручивая мягкие локоны.  Сердце Коко вот-вот выпрыгнет из груди. Внутри у Хаджиме настоящий ураган из чувств и нахлынувших эмоций. Коко боится пошевелиться, чтобы не прервать идиллию и нежность прикосновений.  Никогда прежде он не позволял кому-либо так близко касаться и трогать его. Никому не разрешено дотрагиваться до волос, но касания Инуи такие уверенные и расслабленные, что Коко понимает: он дал разрешение, когда открылся ему.  Коко дал разрешение на такие касания, когда пошел с ним в первый раз есть рамен, выслушал его историю и не испугался выдать свою.  Плата за доверие — это их совместное поедание пепперони и самой странной пиццы в мире. Тепло и спокойствие, которое царит вокруг. Происходящее перед глазами смешивается, Коко устало моргает глазами, пока ладонь Инупи ласково ложится ему на плечо.  — Вообще-то, я люблю пиццу с ананасами. — Я знаю, Коко.  Сон одолевает его прежде, чем начнут показывать титры. Хаджиме засыпает на коленях Сейшу, так и не доев оставшийся кусок пиццы.