Во всем виноват Ким Сынмин?

В черепной коробке пульсирует боль, даже с закрытыми глазами вызывая тошноту. Руки тянутся к вискам, растирая их привычными движениями. Боль слегка притупляется, но не уходит совсем, отдаваясь остаточными спазмами где-то в затылке. Чан разлепляет глаза, под веками будто песок насыпали. Хорошо, что в комнате полумрак. Он поднимается и садится на кровать, на которой лежал секунду назад. Интерьер совершенно незнакомый и как он сюда попал вспомнить тоже не получается. Все, что осталось у него из воспоминаний о вечере это барная стойка и третий бокал виски с кубиками льда на дне. А дальше пустота. Чан снова морщится от боли и озирается по сторонам, стараясь не делать резких движений. Комната больше похожа на номер в дорогом отеле, правда почему-то без окна и с металлической дверью, которая, ожидаемо, оказывается заперта. Чан стучит по ней какое-то время, но снаружи не доносится ни звука. Что же, логично. Он обводит взглядом остальное помещение — довольно массивная мебель, явно из настоящего дерева, интерьер в синих тонах, шерстяной ковер на полу и кровать размера кинг сайз, с лежащим человеком на ней. Бан распахивает глаза в удивлении. Он думал, что он тут один. Полумрак от включенного бра с неяркой лампочкой не позволяет с легкостью разглядеть лежащего, но что-то в массивной фигуре кажется Бану знакомым. Он обходит кровать против часовой стрелки и останавливается напротив. Брови на красивом лице взлетают вверх. — ЧанБин? Произнесенное имя срабатывает как будильник. Лежащий резко открывает глаза и пытается подняться, но тут же валится назад. Видимо и у него те же побочные эффекты от того, что им подсыпали в алкоголь. А то, что виноват именно алкоголь, Чан понимает четко, потому что за тот вечер кроме виски в рот ему ничего не попадало. ЧанБин поднимается на локте, осторожно, стараясь не вызвать новые волны головной боли. Он удивленно крутит головой и останавливает взгляд на стройных ногах напротив. Владелец ног хмыкает и присаживается на кровать рядом с Бином. — Ну, привет, ЧанБин. Сто лет не виделись. — Бан Чан? — Ты помнишь моё имя? Мне льстит. — Не придуривайся. — Ладно-ладно. Как голова? — Твоих рук дело? — Оу, нет, — Чан поднимает руки вверх в протестном жесте. — Если бы это сделал я, мы бы тут не сидели вдвоем, запертые. — Где «здесь»? — Без понятия. Знаю только, что выхода отсюда у нас нет. А причину, я думаю, ты и сам понимаешь. — Контракт, подписание которого назначено на завтра. — И который я не смогу подписать, а значит, он уйдет к конкурентам. Один из них ты. — Но мы застряли здесь вместе. — Молодец! — Чан улыбается, будто хвалит ребенка за оценку, но ЧанБин такое не любит, поэтому в ответ летит привычное: — Заткнись. ЧанБин, наконец, встает с кровати и идет к стоящему у дальней стены столу. На подносе графин с водой, пара стаканов и обезболивающее. — Ты смотри какие заботливые похитители! Таблеточки нам приготовили, от головной боли. — Может они отравлены? — А смысл? Если бы хотели нас убить, давно бы это сделали. Пока мы валялись в отключке, — ЧанБин наливает воду в стакан и выдавливает таблетку из блистера. Он резко запрокидывает голову, кидая в рот таблетку и тут же жалеет о необдуманном действии — голову простреливает такая боль, что из горла вырывается страдальческий стон. — Ну ты и балбес, — комментирует Чан действия партнера по несчастью и идет к тому же столу. Он наливает воды и себе, и аккуратно положив в рот таблетку, запивает, опустошая стакан и наполняя его заново. — От балбеса слышу, — ЧанБин повторяет действия Чана, выпивая второй стакан подряд и ставит пустую посуду на стол. — Что делать будем? Чан пожимает плечами и идет осматривать остальную часть комнаты. За деревянной дверью оказывается, конечно же, ванная комната полностью укомплектованная полотенцами, халатами и принадлежностями для гигиены, с джакузи довольно большого размера, душевой кабиной и унитазом с электронным управлением. — Неплохо, — кивает головой Чан и идет назад в комнату, сталкиваясь в дверях с ЧанБином. Тот перегораживает выход своими широкими плечами и присвистывает в удивлении. Чан останавливается сантиметрах в двадцати и поднимает бровь. — Пропустишь? ЧанБин ухмыляется и поворачивается боком, пропуская Чана в комнату. Тот протискивается, демонстративно цыкая, но никак не комментирует. Скрежет в районе железной двери заставляет парней напрячься. Встроенное в дверь металлическое окошко лязгает засовом с наружной стороны и открывается, пропуская внутрь руку с подносом. Парни успевают сделать всего несколько шагов, как окошко закрывается, оставляя поднос на полочке под окошком. Они подходят ближе, разглядывая новое, которое оказывается комплексным обедом на две персоны, правда порции не особо большие. — Да они издеваются! — комментирует увиденное ЧанБин. — Здесь и мне одному мало, а они предлагают это разделить на двоих. — Ну, хотя бы голодом не собираются нас морить, — Чан берет поднос и относит его на стол, обращая внимание на мини-холодильник в углу возле двери, который он не заметил сразу. В нем обнаруживается целая батарея минеральной воды и даже несколько бутылок дорогого алкоголя. Две бутылки воды Чан прихватывает с собой, оставляя остальное на потом. ЧанБин с хрустом скручивает пробку и присасывается к бутылке, игнорируя стакан. — Что за хрень они нам подсунули вчера? Такой сушняк, будто я пил весь вечер вискарь в больших количествах, — ЧанБин отрывается от горлышка и ставит бутылку на стол. В бутылке хорошо, если треть осталась. — Может какое-то сильное снотворное? Я в этом как-то не разбираюсь, не доводилось пользоваться, — в голове у Чана боль будто накрыло подушкой. Она вроде есть, но чувствуется как-то приглушенно. Сразу разыгрывается аппетит. Он берет с подноса чашку с рисом и ложку, и начинает быстро есть, пытаясь поскорее заглушить чувство сильного голода. — Эй, — кричит ЧанБин, хватая вторую чашку с рисом, — не торопись так, подавишься же! — Ты обо мне волнуешься? — удивляется Бан, останавливая руку с ложкой на полпути ко рту. — Раньше тебя мое состояние не волновало. Как сейчас помню «Запихни эти деньги себе в жопу и будь счастлив!» Такое эмоциональное пожелание трогает до глубины души. — Слушай, хватит уже! Это было сто лет назад! Чего ты начинаешь? — Напомнить тебе, кто именно все начал? — Чан со стуком бросает ложку на стол и ставит рядом чашку. — Я столько раз извинялся и объяснял тебе, что не знал всего, поэтому вышло то, что вышло. Но что же ты? Ты строил из себя обиженного до конца, хотя я и не был ни в чем виноват! — Ну да, не был ты виноват, конечно! Это был мой контракт! Но подписал его ты! — ЧанБин тычет пальцем в грудь Чану, пока тот следит за ним, полыхая красными щеками от гнева. — Я доверился тебе, рассказал все, как есть, а утром мне звонит этот Ян ЧонИн и разрывает все устные договоренности с фальшивым сочувствием. Потому что именно ты перебил все мои условия! — Ты дурак или да? — от понимания того, как же ЧанБин все это время заблуждался, на Чана накатывает усталость и даже злость пропадает в мгновение ока. Он ставит согнутую в локте руку на стол, подпирая вдруг потяжелевшую голову. — Никогда не слушаешь до конца, а потом происходит это. — Ты о чем вообще? — Этот хитрожопый Ян ЧонИн развел нас как лохов. Он сказал мне, что это ты отказался от контракта, потому что прибыль намечалась небольшая, а возиться с закупкой нужного оборудования ты не хочешь. И цифры мне дал те, от которых ты якобы отказался. Ну, я и решил, что нам это в принципе выгодно, докупать нам особо ничего не надо, а раз ты отказался, то все нормально. Но получается, что нет. — Проще говоря, он таким образом сбил для себя цену, а мы разосрались на пустом месте? — Получается, что так. — Так, нет, подожди. А как же СынМин? — Он тут при чем? — СынМин работал на меня, а потом вдруг ушел к тебе. Нахрена ты его переманил, я не понимаю. — Да не переманивал я его! — Чану уже осточертело отбиваться от несправедливых нападок бывшего друга. — Он сам пришел. Сказал, что условия работы у тебя его больше не устраивают. Я вообще думал, что вы поругались. Потому что я был в курсе, что ты его потрахиваешь. Или он тебя. — И поэтому его начал потрахивать ты! — ЧанБин снова тычет пальцем в сторону Чана и того уже порядком бесит это тыкание, поэтому он перехватывает чужое запястье и тянет руку Бина к себе. Тот теряется на секунду и наклоняется по инерции, почти впечатываясь губами Чану в подбородок и останавливаясь в каких-то сантиметрах. — У тебя губа треснула, — говорит ЧанБин первое, что приходит в голову. — Так залижи, — шепчет Чан в ответ, опуская глаза вниз. — Только осторожнее, чтобы яд в рану не попал. — Какой яд? — Змеиный. — Да блять, — ЧанБин отшатывается вместе со стулом. Ножки скрипят по паркетному полу, оставляя слабые следы. — Долго еще будешь так себя вести? Чан смеется и берет ложку, чтобы доесть обед. — Заслужил. Из-за твоего упрямства мы 4 года не разговаривали, а ты считал меня врагом номер один. Если бы ты меня послушал тогда, ничего бы этого не было, — Чан доскребает остатки риса и подхватывает палочками кусочек кимчи, закидывая его в рот. — Но сейчас мне просто нравится тебя дразнить, когда ты понял, какой ты лох. — От лоха слышу. — Это не уменьшает процент удовольствия, видеть, как ты бесишься. Со надувает губы и сопит, понимая, что Бан прав. Прав на все сто. Но он же не может так просто забыть свою обиду, которую лелеял аж 4 года. Не может же? Или может? — Ладно, — решает он «зарыть топор войны». — Предлагаю забыть все и начать заново. Ты как? — Я согласен. — Но вопрос с СынМином все же остается открытым. Я не понимаю, почему он ушел, да еще и к тебе. — Тут я не помощник, — Чан ставит пустую посуду и приборы на поднос, а ЧанБин наконец-то приступает к еде, попутно продолжая возмущаться на маленькие порции. — Так кто из вас кого трахал в итоге? Со давится рисом и хватает бутылку с водой, залпом выпивая оставшееся. — Почему тебя так интересует моя личная жизнь??? — ЧанБин вытирает салфеткой рот, промакивая пролившуюся мимо воду. — Это вообще не твоё дело! — В некотором смысле моё. — С чего вдруг? Чан вдруг понимает, что его занесло вообще не туда и отворачивается, бросая в пустоту: — Не важно. — В смысле «не важно»? Ты задаешь такие вопросы и потом «не важно»? А может мне важно! — Я не хочу об этом говорить. Не сейчас. — А когда? Чан его игнорирует и идет к кровати. Он ложится на спину и закидывает руки за голову, закрывая глаза. ЧанБин понимает, что добиться ответа у него сейчас не выйдет и отворачивается, продолжая подчищать тарелки с обедом. В голове будто мигает маленькая лампочка тревоги, но он пытается ее игнорировать, решая попытаться еще раз, попозже. Оставлять все так, как есть, он точно не собирается. Не тогда, когда они все прояснили со взаимными обидами. Осталось прояснить еще кое-что. ЧанБин доедает в напряженной тишине. Из-за закрытой двери не доносится ни звука и кажется, что даже падение пера в этой комнате можно будет услышать. Он ставит пустую посуду на поднос и относит его на полочку под окошком. — Хочу сходить в душ, — сообщает ЧанБин Чану, но тот беседу продолжать не намерен, поэтому бросает короткое «Как хочешь» и даже глаза при этом не открывает. «Как хочешь» — беззвучно передразнивает его Со и идет в ванную развязной походкой человека, который не торопится вообще никуда. А куда ему торопиться в закрытой на замок комнате? Вот именно! В ванной включается вода и Чан открывает глаза, понимая, что в комнате он остался один.