3 года с момента нашего расставания

Внезапная встреча с человеком, видеть которого не хочется до дрожи во всём теле, знатно вымотала Феликса. Он словно получил нож в спину после резкого предложения поговорить. Прошло три года. Хван не объявлялся, пропал из всех социальных сетей, на звонки и сообщения не отвечал, а потом и вовсе удалил везде аккаунты, не дав и малейшего шанса вновь повидаться. Да, первый год Ли очень хотел увидеть бывшего возлюбленного, даже отказывался забывать его бархатный голос, поэтому каждый божий день прослушивал старые голосовые в месенджерах, смахивая горячие слёзы. Желание вновь прикоснуться к его телу и губам росло в геометрической прогрессии, но родители твердили «забудь дурака», в то время как в голове Феликса было «любимого дурака». Он не смог до конца отпустить Хёнджина. Спустя год предложили познакомиться с сыном друзей, который владеет неплохой фирмой, а после устроить свадьбу. Душа снова рвалась на куски, сердце отказывалось отдаваться в грязные, извращённые руки, поэтому пришлось выдернуть его из груди и преподнести Чанбину, надеясь, что тот будет хоть немного аккуратен с хрупким объектом. Всё оказалось совершенно наоборот. Их отношения состояли из насилия и принуждения: пока один получал невероятный кайф с наслаждением, другой будто чувствовал на себе несколько тонн грязи, потом стараясь смыть эту мерзость в душе. Феликс понимал, что застрял в ней навсегда, без шанса на спасение. Ли действительно не надеялся вновь увидеть родные карие глаза, которые для него глубже любого океана и моря. В них он тонул пять лет и, если честно, там, стоя возле раковин, утонул снова. Утонул, забыл кто перед ним, наплевал на прошлое, на собственные чувства, забытые давно, но знал точно — рана болит так, словно пулю забыли вытащить. Может, Феликсу и не хотелось её вытаскивать? Он любил, бездумно и до собственной смерти любил Хёнджина, поэтому, встретившись с ним, сердце потянулось к нему вновь. Однако Ли еще не готов вновь отдаться этому человеку, особенно находясь в браке. Хочет ли вообще вернуть то, что было между ними? Ответ твёрдый – нет. Буквально вылетая из туалета, Ёнбок внезапно врезается в чье-то тело лбом. Он медленно поднимает глаза и встречается взглядами с ним. Этого мужчину он еще больше не хочет видеть, но каждый день просыпается с ним рядом, ощущая на своей талии его руку, готовит вместе завтрак, собирается в офис, терпит горький поцелуй в щёку перед работой, а после, ночью, очередной мерзкий секс, во время которого старается изобразить наслаждение от чужого члена в заднице. Феликс устал притворяться, он хочет сбежать, однако Чанбин просто так никогда не откроет клетку, позволив наконец расправить крылья. Ли для него ценная вещь. – И что ты тут делаешь? – на Ёнбока смотрят строго, без единого намёка на хоть какую-нибудь любовь. Впрочем, чего еще ожидать от человека, который даже собственного мужа продать на одну ночь готов. – Что же можно делать в туалете? – Феликс отвечает на такой, казалось бы, глупый вопрос, но тут же жалеет, делая шаг назад. В глазах мужа всё та же строгость, но внезапно к ней вливается гнев, вызывая табун мурашек по всему телу, от которых тоже мерзко, аж до тошноты. Его грубо хватают за запястье, стискивая до жалобного шипения из уст Ли, тянут к лифту, удаляясь от мужского туалета. Феликс поворачивает к нему голову, ожидая увидеть знакомую тёмную макушку, даже не обращая внимания на жгучую боль. Он действительно хочет вновь встретиться с Хёнджином глазами и, если честно, потянуться за долгожданными объятиями, вдохнуть запах дорого одеколона (Ли надеется, что Хван всё еще пользуется тем самым Yves Saint Laurent l`homme), почувствовать покой, но его резко толкают в лифт, не дав бросить последний, прощальный взгляд. Они больше не встретятся, никогда, а сердце трепещет, рвется к человеку. Хёнджин заходит в свой кабинет неожиданно спокойно, сразу же закрыв за собой дверь. Он не обращает внимания на стоящего в недоумении заместителя, сразу же пройдя к огромному окну, вид из которого выходил на парковку у входа в офис. Там, кстати, не так уж и много машин: в основном сотрудников, а также припаркованная серая Ламборгини, в которую точно насильно запихивает парня с синими волосами телохранитель. Хван сжимает пальцами край подоконника, вытягивает губы в тонкую полоску, когда показывается Чанбин и садится рядом с Феликсом, пока крупный охранник оказывается на водительском кресле, а Ламборгини, издав громкий рёв мотора, уезжает прочь от офиса. Мужчина отходит от окна к своему рабочему столу. Он начинает нервно переставлять вещи с места на место, а бумаги перекладывать из одной стопки в другую. Его дыхание не совсем ровное, но Джин старается подавить свою злость с волнением, особенно когда на него пристально смотрит Чонин, словно изучает. Встреча с Феликсом заставила давно замерзшее сердце Хвана вновь загореться, но пока еще слабым пламенем. Там, в тесном помещении, больше всего хотелось смотреть друг другу в глаза, замечая всё больше изменений на столь родном лице. Обратил ли внимание Феликс на то, как повзрослел и возмужал Хёнджин? Мужчина надеется, что да. Еще откуда-то появилась внезапная надежда на разговор, хоть и ему чётко сказали «нет». Но что говорить? Стоит ли сказать, как сильно скучал? Нет, точно нет. Хёнджин знает Феликса, знает его характер и реакции на разные вещи, поэтому не скажет, пока не дадут зеленый свет. Он не потянется к нему, пока сам Ли не раскроет вновь свое сердце. Хван думает долго. Даже не замечает, как уже весь стол убрал, продолжая лишь всё перекладывать с места на место и тяжко вздыхать из-за своих мыслей. Мужчина берет очередную стопку каких-то бумаг со времен мамонтов, но внезапно появившаяся рука заместителя на них заставляет Хёнджина взглянуть на такого же внезапно появившегося Чонина, который смотрит слишком строго для своего звания. – Что? Я просто решил немного убраться на столе, – говорит Хван, совершая очередную попытку вырвать стопку из рук друга, но вновь безрезультатно. – Заместитель Ян, отдайте сейчас же бумаги. – Ты никогда не притрагиваешься к чему-то на своем столе, уж тем более не устраиваешь самостоятельно уборку на нем, а всегда оставляешь это мне. Что у тебя случилось? – отвечает Чонин, выхватывая из рук Хвана эту несчастную стопку бумаг, кладет ее на край подоконника и, скрестив руки на груди, смотрит прямо в глаза друга, ожидая объяснений. – Черт с тобой. Ли Феликс, а именно, нынешний муж Чанбина – мой бывший, с которым мы расстались три года назад. Я хотел поговорить с ним хотя бы в мужском туалете, но меня послали на все четыре стороны, – Хёнджин, сжимая переносицу большим и указательным пальцами, садится на свое кресло, перебирая пальцами другой руки ключи от кабинета. – Я, кажется, всё еще люблю его, Чонин. – Ну ты молодец, конечно. Джинни, он замужем. У тебя нет шансов. Разве человек будет насильно носить обручальное кольцо? Просто забей и отпусти, вряд ли еще встретитесь, я уверен, Чанбин его редко берет с собой на собрания. Так что выдохни. – Нет, Феликс не любит Чанбина. Он сам сказал, что у него не было выбора. Поэтому я сделаю всё, чтобы вновь стать ближе и завоевать его доверие, даже если потрачу на это половину своей жизни. Я не позволю ему дальше страдать в этом браке. Если я не смогу вернуть наши отношения, но смогу вытащить Феликса из несчастливого брака, тогда всё равно буду счастлив. Хёнджин смотрит на Чонина, а тот на него. Они оба выглядят серьёзно, обдумывая следующий план действий. Ян готов на всё пойти, чтобы помочь лучшему другу, потому что Хван единственный, кто старается понимать и принимать заместителя таким, каким он является на самом деле. Преданность другу иногда раздражает – смотришь на то, как Хёнджин пыхтит над чем-то и, позабыв про свои собственные дела, с усталостью подходишь с предложением помочь, наплевав на то, сколько это займет времени. Прямо сейчас, смотря в глаза владельца, заместитель будто задает немой вопрос: «Ты уверен?», на что точно получает ответ: «Да». Чонин вздыхает и, закатив глаза, с нежностью улыбается другу, получив в ответ более радостную улыбку, означающую благодарность за согласие в очередной раз помочь. Феликс боялся, очень боялся, но виду не подавал, стараясь выступать перед мужем не просто фарфоровой вазой, которую вот так просто можно разбить, принуждая к физической близости. Всё же, это сильно на него влияло, ведь Чанбин никогда не был нежен в постели, особенно к нему, к Ли Феликсу. Казалось, что этот мужчина сумасшедший, ведь совершенно не жалеет то, что так сильно обожает. Он не любил, он обожал, был зависим, ведь именно Ли являлся тем предметом, который приносил ему огромное количество дохода. Чанбин уже давно понял, что является главным, что сильнее физически, но это не мешало ему давить на мужа ещё и психологически. Ежедневно он внушал ему, что тот никто, совершенно никто без него, что он просто его личная шлюха, которая должна выполнять свои обязанности беспрекословно. И Феликс не мог возразить, ведь за это мог получить несколько ударов по лицу. Сколько бы он не пытался сопротивляться, его всё равно ломали, подминали под себя и грубо трахали. Надежд на спасение не было. Ли не хотел уезжать, хотел остаться в чужой компании надолго, лишь бы не быть рядом с сумасшедшим извращенцем. Возможно, его успокаивало то, что владельцем компании был Хван. Это словно бы зарождало новые нотки доверия, которое Хёнджин уже давным давно обломал. Феликс и сам не понимал, почему его сердце тянется к прошлому, ведь в нём он познал ту боль, о которой не хочется вспоминать. И причиной этой боли был Хван Хёнджин. Его прекрасные глаза, вечно спокойные и сосредоточенные, его едва заметная улыбка и, главное, мягкий голос, который внушал доверие сам по себе. От всего этого Феликс сходил с ума. Его нагло затолкали в машину, не подарив и малейшего шанса на спасение. Чанбин никак не мог насытиться его телом. Он распускал руки уже в машине, сжимал упругие бёдра до побеления костяшек, желая услышать хоть один вздох или полустон. Но Феликс молчал, кусал губы чуть ли не до крови из-за несносной боли, но молчал, боясь издать лишний звук. Мужчина вжимал его в кресло, горячо и жадно целовал бледную кожу шеи, закусывая свои же поцелуи острыми зубами. Он не знал меры. После его укусов ранки на шее всегда кровоточили, горели от боли, но Феликс не имел никакого права на сопротивление. Его руки упирались в сильные плечи, царапали ткань строгого пиджака, пытались оттолкнуть и ослабить напор, но Чанбин был непреклонен. Его привезли туда, куда возвращаться не хотелось. Он вновь оказался в их общем доме. Его буквально затащили в здание, не позволив даже оглянуться. Чанбин болезненно хватал за руки, тянул за собой до того момента, пока за ними не захлопнулась дверь. Феликс не чувствовал абсолютно ничего, помимо душераздирающего отвращения, постепенно переходящего в некую острую ненависть к самому себе. Он не смог сдержать жалобного писка, как только хватка сильной мужской руки усилилась в несколько раз, сдавливая запястье до красных пятен на бледной коже. Чанбин не жалел его, казалось, что этот человек вовсе не знает, что такое сочувствие, ну или, как минимум, осторожность. Ли вжимался в твёрдую поверхность двери, подобно испуганному котёнку, лишенному возможности двигаться. Невзирая на страх, на едва подрагивающие колени, Феликс глядел в чужие глаза равнодушно, холодно, не желая показывать этому человеку даже каплю своего страха. Он хотел казаться бесчувственным куском льда, даже если боялся этого человека больше смерти. Мужчина был привлекательным, но его высокомерная натура не давала Феликсу принять даже весьма хорошие черты его характера. Его зверское отношение к предмету своего обожания срезало все, даже малейшие надежды на то, что Чанбин не является таким жестоким эгоистом. Сколько бы он не пытался завоевать сердце Ли раньше, тот отвергал любую попытку, будучи влюбленным в чужие глаза, в чужую улыбку и мягкие волосы, которые всё ещё не может забыть. Но выйти замуж за другого он был вынужден. Теперь этот «другой» сдался, прекратил говорить о своих лживых чувствах, но не собирался оставлять это всё так просто. Он пользовался привлекательным телом Феликса, его сексуальностью, не сдерживая своих желаний и воплощая их в реальность постоянно. Чанбин трахал его всегда, когда был раздражён, всегда, когда видел, что синеволосый слишком уж счастлив, всегда, когда ему этого хотелось. – Ну же, посмотри на своего прекрасного мужа, скажи ему, какой он у тебя невероятный, – Чанбин не скрывает самодовольной ухмылки, когда видит, как глаза юноши опускаются в пол. – Феликс, мой Феликс, разве я позволял тебе отходить от меня сегодня? Ли не смотрит на него, лишь отчаянно дёргает к себе сжатую Чанбином руку, пытаясь хотя бы слегка намекнуть ему, чтобы тот ослабил хватку. От до боли знакомого голоса тошнило, в голову лезли отвратительные мысли о том, что лучше быть избитым до смерти, чем вновь лечь под этого мужчину; но Чанбин не давал сосредоточиться, периодически сдавливая хрупкое запястье с внушительной силой, наблюдая за прекрасными каплями слёз, что стремительно стекали вниз по бархатной коже лица Ли. Феликс не сомневался в том, что этому сумасшедшему насилие приносило несдержимое удовольствие. – Ты боишься? Страшно? – Чанбин укладывает руку на тонкую талию синеволосого, загребает пальцами ткань рубашки, крепко ухватываясь и в один рывок разворачивая парня лицом к холодной двери, прижимая, – Ты умница, ведь тебе есть, чего бояться. Феликс ударяется щекой о твердую поверхность, а после тихо шипит, ощущая чужое возбуждение, вжимающееся прямо в шов классических брюк, слишком уж хорошо подчёркивающих сексуальные ягодицы юноши. Ли ощущает, как уже твердый член пульсирует, требуя к себе внимания, отчего его невольно воротит. Надежда избежать наказания улетучивается вместе со слезами, что высыхали на горящей от стыда и обиды коже так же быстро, как стекали по ней к линии челюсти. Он ощущал грязные руки везде, где только можно, они нагло забирались под тонкую ткань белоснежной рубашки, практически выдирали её из-под ремня и брюк, нарочно надавливая на оставленные ранее синяки. Ли роняет болезненный вздох, как только руки Чанбина нарочно сдавливают тазовые косточки, проезжаясь вниз по телу Феликса, к области паха. Синеволосый шипит, стискивает зубы так сильно, что сводит челюсть, но не дёргается, упираясь мокрой от слёз щекой в твёрдую поверхность двери. – Моя сучка, я знаю, что тебе это нравится, – Чанбин давит ладонью на область паха, выбивая со рта Ли первый жалобный стон, – Ну же, стони для меня. Феликс молчит. Он кусает свои губы, пытается сглотнуть ком в горле, вызванный голосом Чанбина над ухом. Тело пробивает дрожью, а после Ли вновь успевает лишь взвизгнуть, будучи оттянутым от двери за волосы. Мужчина крепко сжимает мягкие волосы, оттягивает их как можно сильнее, с явным удовольствием вглядываясь в заплаканное лицо Феликса. – Ни за что, — Ли тихо, едва слышно произносит три протестующих слова, прикрывая глаза, полные слёз, дабы хоть как-то замедлить поток горячих слёз, льющихся безостановочно, – Я.. не буду. Глаза Чанбина распахиваются в немом удивлении от услышанного. Они наполняются агрессией, явной ненавистью и желанием наказать парня за смелость. Он был зол, ужасно зол на него за то, что тот осмелился открыть рот и воспротивиться. Воспротивиться впервые за долгое время их проживания вместе. Феликс не думал, не желал думать, каким будет его наказание. Он даже не знал точно, что так повлияло на него, что заставило впервые отказать, пребывая в страхе лишь от присутствия Чанбина рядом. Возможно, это накопившиеся чувства, возможно, это ненависть к мужчине, а возможно – встреча с человеком, которого Ли искренне любит, пусть и пытается отрицать это до последнего. Он ощутил внезапную боль и лёгкий шок, как только мужчина рывком отцепил слабое тело от двери, в которую его до этого практически впечатал. Феликс успел лишь прикрыть глаза и совсем слегка прикрыться свободной рукой, дабы не влететь во что-то лицом. Но Чанбин не собирался помогать юноше изучать все твёрдые поверхности своим лицом. Он протащил его за собой до самой спальни, не обращая внимания на путающиеся ноги и неустойчивую ходьбу Ли, который не поспевал за широкими шагами мужчины. Чанбин с лёгкостью завалил юношу на пол рядом с кроватью, отчего Феликс больно упал на колени, упираясь руками в пол. Ли издал лишь болезненный выдох, а после тихо прошипел, усаживаясь на сбитые колени с трудом. Ему было ужасно страшно смотреть на Чанбина. Но взгляд поднять пришлось, дабы проследить за дальнейшими действиями мужчины. Феликс уже начал понимать, для чего его завалили на пол, а не на кровать, а потому лишь покорно уселся, дожидаясь, пока Чанбин усядется на кровать перед ним. Он не желал поднимать голову, ему не хотелось смотреть в глаза мужчины, хотелось, чтобы всё это поскорее закончилось. Из мыслей выводит крепкая хватка чужой руки на волосах, что казалась ещё более жестокой и дикой, чем обычно. Жгучая боль возвращает слёзы на стеклянные глаза Ли, пока он лишь рвано выдыхает, пытаясь успокоиться и не забиться в угол в истерике. Звонкий удар – щека заливается алой краской, а комната наполняется измученным стоном боли. Чанбин тянет к себе за волосы, заставляя уткнуться носом в свою собственную молнию на брюках. Сбитое дыхание Феликса успокаивает лишь лёгкая прохлада ткани брюк, ласкающая горящую от боли щеку. Он точно уверен, что на ней останется след. Ли уже знает, что ему нужно просто открыть рот и принять в себя огромный член до самого основания, иначе будет хуже. Дрожащими пальцами он нащупывает и расстёгивает ремень, но не стягивает его, боясь спровоцировать Чанбина на дальнейшие действия с этим предметом. Холодные подушечки умело расстёгивают молнию и пуговицу брюк, а рука как можно скорее скользит на твёрдый бугорок, совсем слегка надавливая на него. Откуда-то сверху слышится одобрительный стон, после которого хватка в волосах ослабляется. Контраст температур явно раззадорил мужчину, а потому тот лишь слегка двинул бёдрами навстречу прикосновениям, ухмыляясь. Мягкие подушечки цепляют резинку боксеров, оттягивают её и совсем слегка спускают, позволяя возбуждённому стволу показаться во всей красе. Размеры у Чанбина внушительные, даже пугающие, но Феликс уже знал, что из-за множества упрёков и насильных минетов, вызванных несдержимым желанием мужчины, он научился принимать эти размеры от и до. Минет он всегда делал без особого усердия, ведь желания удовлетворить того, кого ты не любишь, никогда не было. Сейчас его рука свободно скользила по влажной головке, как следует распределяя предэякулят. Ему ужасно сильно не хотелось прикасаться к телу Чанбина, но выбора не оставалось. Большой палец умело оглаживает головку, а после скользит вниз по стволу, начиная плавно, осторожно надрачивать. Рука Ли с трудом смыкалась на столь крупном члене, но он очень старался обхватить его полностью, дабы не услышать претензий в свой адрес. Чанбин тянет юношу на волосы, заставляя приблизиться к своему возбуждению и наконец прикоснуться к нему языком. Феликс покорно открывает рот, в который сразу же грубо толкаются наполовину. Он практически сразу же давится, с трудом сглатывает, а после прикрывает глаза, принимая в себя резкие толчки. Чанбин никогда не знал меры. Первые толчки выходят резкими и грубыми, влажными и пошлыми, а на последних он ускоряется, делает паузу, чтобы взять за длинные волосы, потянуть чуть на себя и увидеть, как юноша жмурится и всхлипывает, роняя прозрачные слёзы в очередной раз. Чанбин глядит на Ли свысока, с неким отвращением, а после вовсе отпускает его волосы, упираясь обеими руками в матрас. Феликс ощущал себя вывернутым наизнанку. Ему было ужасно, просто мерзко от самого себя, но он прекрасно знал, что не имеет никакого права на сопротивление. Ему хочется разрыдаться, хочется сжаться от внутренней горечи и боли так, чтобы и вовсе провалиться сквозь землю. Он уже не в первый раз ощутил желание исчезнуть, забыть это всё, как некий страшный сон. Но в глубине души он принял свою судьбу, смирился с тем, что именно так проведёт остаток своих дней, если просто не сбежит куда-нибудь. Его горячие слёзы капают на пах мужчины, казалось, что им не будет конца, казалось, что Феликс готов отключиться от моральной боли, которую ощущал. Это нельзя было сравнить с дискомфортом и даже болью от члена, который буквально таранил его горло, ведь Ли никогда не ощущал физической боли, что была бы сильнее моральной. Феликс словно бы ушёл в себя, пока чужие бёдра безостановочно двигались, проталкивая член всё глубже в податливое горло. Оно начинало саднить, но Ли никак на это не реагировал, периодически смаргивая слёзы со своих стеклянных глаз. Комната наполнялась звуками всхлипов и блаженных стонов мужчины несколько продолжительных минут, пока до ушей Ли не долетел последний, особенно громкий стон. Сперма густым потоком заполнила его измученное горло, но Чанбин не позволял соскользнуть, вновь удерживая юношу на волосы, заставляя принять всё до последней капли. Феликс сглатывает, стараясь случайно не подавиться, что безуспешно. Он резко выпускает чужой член изо рта, закашливается, со слезами на глазах наблюдая за тем, как Чанбин управляется с салфетками и вновь натягивает на себя одежду, получше закрепляя ремень на брюках. Мужчина встаёт, укладывает ладонь на щеку парня, побуждая тем самым поднять голову и заглянуть в свои глаза. Нежно оглаживает, рассматривает заплаканное лицо, а после резко отталкивает от себя, глядя на юношу с отвращением. – Отвратительный. Приведи себя в порядок, выглядишь, как шлюха, – Чанбин говорит спокойно, с нотками безразличия, направляясь к выходу из спальни и скрываясь за дверью, оставляя Феликса наедине с самим собой. Ли, утыкаясь лбом в пол, рыдает в голос. Спальня наполняется всхлипами, криками моральной боли и отборными матами, слетающими с уст синеволосого. Душа его рвется на части, а сердце места себе не находит – бьётся с невероятной силой о грудную клетку, а Феликсу кажется, что оно скоро остановится, и обессилевшее тело полностью рухнет на пол, задохнувшись в собственной боли. Горло будто режут самым острым ножом, горький вкус чужой спермы ярко чувствуется в полости рта, из-за чего буквально тошнит. Он врывается в ванную комнату и, открыв крышку унитаза, избавляется абсолютно от всего, что находилось в его желудке – от довольно вкусного и питательного завтрака, до тягучей спермы. Горло вновь режет, а горячие слезы не перестают течь по щекам, разбиваясь об плитку под ногами. Феликсу мерзко и отвратительно прежде всего от самого себя, от своей слабости перед мужем и отсутствия возможности ответить на все побои и насилие. Бедное израненное сердце покрывается новыми ранами, еще не успев отойти от прошлых. Ли, отдышавшись хоть немного, поднимается на ноги, параллельно стягивая с себя пиджак и расстегивая пуговицы рубашки как можно быстрее. Омерзительные руки Чанбина словно остались даже на ткани одежды заметными опечатками, от которых к горлу вновь подступала тошнота. Белоснежная строгая рубашка летит небрежно на пол вместе с черным пиджаком, а Феликс, смотря на свое отражение в зеркале, вновь рыдает навзрыд. У аккуратных ключиц виднеются бледные, но заметные следы от укусов с засосами, у рёбер уже темно-синие гематомы с кровоподтеками, на руках более коричневые и желтые синяки, которые умело прячут рукава рубашки с пиджаком. Дрожащие пальцы расстегивают ремень, следом ширинку, снимая классические черные брюки вместе с бельем. На бедрах всё такие же темные гематомы и синяки, а также ссадины. Зеркало не доходит до довольно худых ног, но на них, если честно, ситуация не лучше. Феликс ощущает себя грушей для битья вот уже три года, покрываясь всё новыми и новыми шрамами, напоминающими о каждом ударе мужа. Ли заходит в кабинку и сразу же включает воду. Ему плевать, какой она температуры, но кожа обжигается явно кипятком. На мочалку он капает немного геля для душа и, чуть вспенив, натирает все свое тело с невероятной силой, буквально оставляя после красные полосы и чувство боли, которое ощущается особенно сильно из-за высокой температуры воды. Глаза вновь наполняются слезами, которые сразу же смываются кипятком. Феликсу опять мерзко, он снова погружается в истерику, не замечая того, с какой силой он трет тело колющей мочалкой. Среди шума воды и своих всхлипов, он слышит внезапно пришедшее уведомление на телефон, заставившее повернуть кран и вылезти из кабинки, тщательно обтеревшись полотенцем и накинув после белый пушистый халат. Ли поднимает с пола брюки, нащупает в их карманах телефон и, достав его, сразу же включает, пристально вглядываясь в сообщение от незнакомого номера. «Привет, это Хёнджин. Не отвлекаю? Знаю, время позднее, но я очень хочу встретиться с тобой в ресторане и поговорить. Ты согласен?» Феликс вздыхает. Этого еще не хватало. Хвану повезло, на самом деле, что муж Ли не проверяет его телефон. Он долго думает над ответом и, подобрав самый верный вариант, быстро печатает, почему-то параллельно глупо улыбается, но сразу же слегка бьет себя по губам, заставляя опустить уголки губ.

«С каких пор козлы научились пользоваться телефонами? Пошел нахуй».

Большой палец застывает на кнопке выключения экрана. Надо бы уже выйти из диалога с мужчиной и не читать его сообщения в принципе, но Феликс почему-то не может. Его сердце посылает ярые сомнения в мозг, заставляя усомниться в своем отказе. Ли думает долго, может, минут пять уже сверлит взглядом свое непрочитанное сообщение, крепко сжимая корпус телефона. Сейчас сердце будто говорит ему, что стоит пойти и увидеться с Хёнджином. Феликс всё-таки ломается. Он спрашивает адрес ресторана и моментально получает геолокацию. Хван знал, что Ли передумает? Впрочем, не так важно. Феликс едет туда, но лишь чтобы снова послать мужчину на все четыре стороны. Такси останавливается прямо у входа в ресторан. Феликс отдает деньги таксисту и, выходя из машины, внимательно рассматривает внешний вид здания. Прямо над большими стеклянными дверьми красуется матовыми черными буквами название с короной сверху посередине, а совсем рядом — две звезды Мишлен. Ли вскидывает брови, удивляясь, что Хёнджин выбрал такой престижный ресторан для обычной встречи. Феликсу кажется, будто он пришел на свидание. А может так и есть? Он заходит внутрь и диву дивится: огромная люстра освещает просторное помещение полностью, абсолютно все сделано в аристократичном нежном стиле, а столиков так много, что глаза разбегаются, пытаясь найти Хвана. По итогу Феликс уточняет фамилию и имя мужчины, и его с радостью провожают к столику. Их взгляды вновь встречаются, но Ли первым отводит глаза, усаживаясь за столик, но тут же вновь смотрит на мужчину. Хёнджин одаривает Феликса нежным взглядом, кивая на рядом лежащий букет ромашек, а тот, если честно, сначала даже не понял, что от него хотят, буквально залипнув на Хвана. Неловкость повисает в воздухе, пока Джин пытается вывести Ёнбока из некого транса. Кстати, получилось. Феликс пару раз моргает и переводит взгляд на букет в белой обертке, а потом снова на мужчину, выгнув одну бровь. – Зачем? – спрашивает Ли, отказываясь заказывать что-либо. – Думаешь, я забыл, как ты любишь ромашки? – отвечает вопросом на вопрос Хёнджин, заказывая салат с креветками и кофе. – Как ты? – Все замечательно, у меня любящий муж, хороший доход от его компании и шикарный дом. – Муж такой любящий, что пощёчины даёт? – внезапно вылетает из уст Хвана, который тут же пожалел об этом. Феликс раскрывает широко глаза в немом удивлении, только сейчас понимая, что след от ладони всё-таки остался. – Ликс, послушай. Я не надеюсь на что-то серьезное с тобой, потому что знаю, какую боль причинил тебе три года назад, но очень хочу помочь тебе выйти из нездоровых отношений. Мы легко засудим Чанбина, к тебе перейдет его компания, а ты полюбишь кого-нибудь по-настоящему. Я понимаю, что это могу быть не я, но и понимать, что ты испытываешь только боль – отвратительно. Феликс, мягко говоря, прибывает в шоке. Это точно тот самый двадцатитрехлетний Хёнджин, который хотел тусить и трахаться? Сейчас у него серьёзный вид и решение свое произносит так уверенно, что Ли поверить не может. Хван действительно не только повзрослел, но еще и поумнел, это видно по его глубоким карим глазам, смотрящим на Ёнбока с какой-то нежностью. Сердце Феликса вновь тарабанит грудную клетку от такого взгляда и легкой улыбки, пока сам он старается подавить внезапно возникших бабочек в животе. Ему хочется прикоснуться к Хёнджину, позволить ему заключить себя в самые теплые объятия, чтобы Ли вновь ощутил себя в безопасности. Но прошлое душит, прикрывает доступ к чему-то большему. – Хёнджин, я тебе ясно сказал, что не хочу видеть тебя. Сюда пришел, чтобы вновь вбить в твою голову, что у нас ничего не выйдет. Я замужем, меня устраивает моя жизнь. Спасибо за ужин и букет, хорошего вечера. Феликс вновь уходит, захватив с собой букет ромашек. Хван провожает его глазами аж до самого выхода, особенно сверля взглядом этот несчастный букет, который Ли нёс с особой осторожнотью и даже не выбросил в мусорку на улице. Неужели лёд оттаял на миллиметр?