the rape of a child's hope

» — итак, Дмитрий, повторите еще раз, что вас беспокоит? — задал вопрос мужчина, поправив очки.

— я… я не знаю… меня преследует постоянное чувство тревоги и страха…

снова что-то записывает в свой блокнот, создавая минуту тишины.

— хм… вы говорили то же самое на нашем прошлом приеме. и на позапрошлом, и на предыдущих… вы точно больше ничего не умалчивается?

а Диме страшно.

— нет, я говорю, все как есть.

— поймите, если вы не скажете основную причину, вам придется повысить дозировку антидепрессантов.

это может обернуться ужасными последствиями на вашем физическом и психическом здоровье.

как же ему все равно…»

      вот только со временем, когда ощущаешь на себе весь этот букет побочных эффектов, становится не очень сладко. может быть постоянные кошмары перестали мучать, но оказалось, что страшнее всего было просыпаться без единой эмоции, чем с паникой, отдающей пульсацией в виски. но по другому он просто не может, а может вовсе не хочет. нравится это состояние, когда под ребрами наконец-то больше не колит, а голову не переполняют навязчивые мысли. стоит просто привыкнуть к новым ощущениям, точно так же, как он привыкал и к постоянной боли. одна лишь мысль о том, что он выглядит подобно ходящему трупу, который вроде как продолжает находиться в нашем мире, но гниет изнутри, заставляет ужаснуться, но это не более, чем мимолетная дума, остальное заглушают успокоительные.       это состояние уже на протяжении двух недель парня преследует и как-то так получилось, что стадии отрицании не было. принял это в виде обычной повседневности. видит, что подобное состояние слегка настораживает Олега, но пока у шатена вопросов не появляется, можно не придумывать глупое пояснение этой резкой сменчивости настроения. пока в лоб не спросит будут играть в молчанку и не поднимать эту тему, оставаясь на прежних взаимоотношениях. более того, это спокойствие подарило безразличие к окружающему миру, в том числе к этому парнишке. не заботился над тем, насколько обиден может быть краткий ответ или насколько странный будет резкий смех с типичной шутки, которая даже клоуна не насмешит.

когда-нибудь Олег привыкнет к этому, правда не успел еще к старому Диме привыкнуть.

      они успели сблизиться на какие-то мелкие единицы, пока парень снова психиатра не посетил личного. может быть у него получилось бы избежать подобных последствий, если бы сообщил абсолютно обо всем, что гложет и они смогли бы это проработать с другим специалистом, но указания голоса свыше не позволяли сор из избы выносить. ему не нужна лишняя катавасия с расспросами, да и снова перед полицией откуп выдавать не очень хотелось. можно же было сделать намного проще и запугать мальчишку угрозами, чтобы тот что угодно рассказывал, только не самое важное и больное для крохотного сердечка. в принципе не виде смысла в этих приемах, лишняя трата безграничных денег, но все-таки жена настояла хотя бы на такой помощи приемному сыну.

*      *      *

      январь уже подошел к концу и на смену этому месяцу пришел следующий, самый короткий и любимый для многих людей, потому что февраль закрывал сезон зимы и отдавал приказ куда-то выше, чтобы солнце светить ярче начало и заставило это снежное покрывало медленно таять. Матвееву совершенно ровно до изменений в природе, у него повседневность кипит и организм предпочитает другие факторы обрабатывать, нежели радоваться обычному приходу последнего месяца зимы. раньше бы он определенно задумался, как у него получится дожить до весны и что будет дальше, после ее прихода и ухода, а сейчас как-то пусто… это, наверное, должно в некотором времени пугать или настораживать, но Дима предпочитает дальше, как белка в колесе крутиться от выходных до выходных, чтобы свою жизнь прожечь дотла.       парень в своей комнате сидит, оставив из света только настольную лампу, которая освещала страницы какой-то книги из классической литературы. что-то связанное с нравоучением и моралью жизни, Матвеев сконцентрировать свое внимание не может, потому что нейролептики решил перед сном принять и пока мозговой шторм отступать не собирается. нужно пару часиков потерпеть и снова станет так пусто, что даже хорошо. боковое зрение успевает уловить, как высокий силуэт бесшумно дверь в комнату открывает и в настоящее время торопиться не собирается, дожидаясь, когда его наконец заметят. Дима заметно напрягся и отложил книгу, взглядом окидывая зашедшего.       — что тебе нужно? — сразу же грубо, не церемонясь, задает вопрос татуированный.       как непривычно чувствовать зверский страх спустя сколько времени               Андрей улыбается сдержанно, к кровати подходя, предварительно дверь за собой на щеколду закрывая. чуть склоняется над сидящим мальчишкой, а голубые глаза прямо-таки горят азартом.       — Димуль, ты чего так грубо со мной общаешься? я тебе еще ничего не сделал… — с наигранной досадой говорит тот и тяжко вздыхает.       карие глаза тут же бегать начинают по чужому лицу, а тело непроизвольно подталкивает книгу закрыть и в дальний угол кровати отсесть, не в коем случае не разрывая зрительный контакт. как будто перед ним дикий зверь, который тут же набросится.       — отойди от меня и выйти из комнаты, психопат, — начинает в приказном тоне требовать юноша.        сердцебиение учащаться начало, когда мужчина на край кровати присел и лодыжку оглаживать стал. татуированный вздрогнул и тут же ногой брыкать начал в надежде оттолкнуть.       — ты что, не слышишь меня?! — уже переходя на громкие ноты, задал риторический вопрос Дима.       — ну ты чего, сладкий? ты же прекрасно знаешь правила игры: если ведешь себя тихо — все будет прекрасно, будешь сопротивляться — почувствуешь очень неприятные ощущения, — как ни в чем не бывало продолжал о своем мужчина, плечами пожимая, — и если не хочешь второй исход событий, будь добр, веди себя как паинька…       и после этих слов, даже не дождавшись ответа, Андрей поднялся с кровати и в щиколотки юноши мертвой хваткой вцепился, рывком на себя потянув.

      ему не хочется верится в происходящее.

      снова понимает, что полностью беззащитен в этот момент. даже если глотку будет рвать в крике помощи — никто не придет. вся эта челядь, которая по дому бродит, прекрасно знает о происходящем в моменты воплей о пощаде, но никто, совершенно никто не посмеет против воли этого ублюдка пойти. почти пять лет, пять, мать его, лет, юноша это терпит. приходится терпеть ужасную ноющую боль внизу живота и терпеть побои во время чужого экстаза.       изо всех сил выбраться пытается, пока сильные руки за резинку домашних шорт на себя тянут и чуть ли не с хрустом ткани пытаются стянуть их вниз вместе с нижним бельём, которое пальцы умело успели подцепить. мог бы укусить, пнуть, ударить и наконец-то убежать, вот только куда? дальше порога этого дома не сможет никуда деться в этом частном секторе, где даже дворовая собака боится пройти мимо их усадьбы. бессмысленно прятаться в этом огромном доме, в конце концов тебя все равно найдут и закончат начатое, только на этот раз с большей грубостью, безжалостно молодое тело калеча.        как же отвратительно себя чувствует, когда лежит совершенно обнаженным под чужим телом. хочет руками закрыться, да вот только не поможет, все и так давно видели. эти грязные руки тело оглаживать начинают, пока губы вновь и вновь чувствительные участки кожи принимаются выцеловывать, одаривая хозяина этих действий настоящим удовольствием. нравится языком по чернильным цифрам на груди проходиться, пока пальцы сосков касаются, сжимая и поглаживая, в надежде томные вздохи удовольствия услышать. вот только брюнет далеко не от удовольствия изгибается, а от всей неприязни, которая годами копится. хватается тонкими пальцами за запястья, пытаясь хоть немного от себя оторвать, вот только на этот жест подушечки пальцев ещё сильнее округлые бедра сжимать начинают. совсем не жалеют, синяки оставляя на чувствительной коже, скрывающиеся за всеми этими рисунками. эти синяки потом очень долго болеть будут, но их хотя бы можно прятать под тканью обычной одежды, даже самых коротких шорт.       Дима всеми возможными способами себя успокоить пытается. этот ублюдок не любит долгие прелюдии, но даже несмотря на это, татуированный чувствует себя полностью униженным, когда за несколько минут на теле появляются новые метки, и увы, не все можно спрятать под татуировками. парню даже представить страшно, как может колечко мышц выглядеть, когда этот садист начинает пальцами пытаться его растянуть. эта адская боль по всему телу отдает режущими ощущениями, заставляя руками за все возможное хвататься, а пальцы на ногах поджиматься, пока он резкие движения изнутри проворачивает для своего удобства. младший пытается вылезть из-под этой мертвой хватки, но каждый раз снова возвращается в коленно-локтевую, только на этот раз вдобавок несколько раз получив хлесткую пощечину. чувствует себя пушечными мясом, которое обречено на постоянную боль и остается лишь смириться с этим, чтобы еще хуже не делать.       — п-прошу, хватит! — чуть ли не в истерике умоляет Дима, но вместо какого либо смягчения чувствует, как пальцы «ножницы» почти на сухую делают.       — до сих пор правила игры не усвоил? — чуть ли не рычит на ухо голубоглазый, хрипло посмеявшись, — кричи сколько тебе угодно, нам все равно никто не помешает.       Матвеев слезы глотает и пытается всхлипы сдержать, пока тело в мелкую дрожь бросает от подступивших признаков истерики. чувствует, как опекун пальцы наконец-то достает и сразу же по ягодице бьет, тут же сжимая молочную кожу, покрасневшую от таких терзаний. эти стоны были далеки от звуков удовольствия. были больше похожи на рев безысходности. физическая оболочка горела от боли и была еще чувствительной от всех ударов.       — скажи вслух, что ты усвоил правила. будь хорошим мальчиком, — в приказном тоне сказал Андрей и черные волосы на кулак намотал, потянув назад, заставляя до хруста выгнуться в пояснице, — скажи, если ты не хочешь, чтобы я еще больнее сделал…       — я у-усвоил правила и-игры… — заикаясь, подобно попугаю, повторял сорванным голосом Дима.

как в детстве надеется, что после желанных слов его отпустят. как же он сомневался…

весь мир под руку с детской психикой рушится после первых касаний.

      — умничка… послушная сука… — усмехнулся старший, но вместо того, чтобы отпустить локоны, еще раз дернул за них.       давно от шелкового халата избавился и почти всем весом над молодым телом навис. до сих пор волосы не отпускает, схватив у самых, пока второй рукой половой орган придерживая, водит по ложбинке копчика, как будто специально дразня. неторопливо ниже опускается к покрасневшему от всех терзаний колечку мышц. Дима губу до крови закусывает, дыхание затаив. пытается дрожь в теле унять, но оно как будто само по себе двигается, интуитивно потряхиваясь. чувствует, как этот подонок головку подставил и специально ждет, чтобы еще больше в страх неизвестности вогнать.       — Димуль, чего так трясешься? сейчас все будет хорошо, просто получай удовольствие… — глумился старший, хищно улыбаясь.       без лишних церемоний до упора входит. о каком «дать привыкнуть к ощущениям» может идти речь, если мужчина моментально темп себе нужный набирать начинает. снова рваные крики выбивает под собой. юноша интуитивно за чужие бедра хватается и отталкивает, но почти сразу же получает хлесткий удар по позвоночнику.       — прекрати! прекрати! прекрати! — в панике кричит брюнет, пока не успевает от нового удара жалобно простонать, сразу же сжавшись от боли.       на бледной коже красный четкий отпечаток ладони моментально проявляться начинает.       — когда же до тебя наконец-то дойдет, что все будет так, как хочу я, — тяжко вздохнув, совершенно спокойно сказал Андрей, как будто не из-за него сейчас парень ревет навзрыд.       неумелые противостояния мешать начинают, поэтому мужчина на время останавливается, заводя чужие руки за спину и запястье одну рукой фиксирует, пока свободной рукой снова за патлы хватает и головой в кровать вжимает с особой силой.       — если не хочешь случайно самому себе руки вывернуть, стоит успокоиться… — уже более нервно сказал голубоглазый, заново темп набирая.       у Димы уже сил кричать нету, поэтому вместо этого, он неразборчивый хрип издает, зубы стиснув настолько сильно, что еще немного, и они уже крошиться начнут. пытается эту адскую боль стерпеть и сознание не потерять, поэтому думать интенсивнее начинает, чтобы страдания хоть на долю секунды заглушить.       завтра ему снова нужно с гордо поднятой головой на работу ехать, как обычно умолчав абсолютно про все, что произошло сегодня. продолжит такой неподъемный груз на плечах нести изо дня в день. начинает еще сильнее ненавидеть всех тех, кто по сей день его жизнь сказкой считает. для любого жизнь в безмерных богатствах будет казаться настоящим подарком свыше, но лучше бы его еще лет десять назад утопили как котенка лишнего.

никогда не сможет отмыться от этого ужаса, даже если кожу стянет.

      сквозь свои мысли слышит удовлетворенные мужские вздохи и чувствует, что тот к разрядке подходит, потому что хватка становится еще сильнее, а толчки резче и ритмичней. юноша просто секунды считает до момента, когда это все наконец-то закончится. давно перестал звать на помощь и пытался вовсе звуков не издавать, но рваные всхлипы все равно с уст вылетали. перестал сопротивляться и позволил над своим телом измываться, как чужой гнилой душеугодно, слишком устал.

простыни смяты, шлепки тел становятся тише и в конечном итоге останавливаются.

      чувствует, как где-то глубоко изнутри его белесая жидкость заполняет.

Андрей с гортанным вздохом заканчивает, сделав еще несколько финальных толчков, загоняя эякулят глубже.

      Дима это как должное принимает и уже не переживает, насколько долго вымывать это будет.

      упругие ягодицы сжимают и короткие ногти на них полумесяцы красные оставляют.

      уже устал задаваться вопросом, как дальше жить будет после этого.

чувствует, как мужчина наконец-то выходит из него и двигается в сторону кинутого куда-то на стул черного халата.

      — ты сегодня был хорошим мальчиком, даже несмотря на то, что брыкался в начале…

ответа не дожидается и выходит из комнаты, как обычно дверь не закрывая.

      его больше не трогают, это закончилось. наконец-то. продолжает чувствовать пульсирующую боль внизу живота, пока ноги подрагивают нервно. теперь его никто не потревожит на сегодняшний день, может дальше продолжить душу кровью обливать и сорванным голос кричать в истерическом припадке, никто не помешает, на сегодня он больше никому не нужен. был не в силах даже голову поднять, чтобы тело осмотреть и посчитать, сколько на этот раз увечий нанесли безобидному тельцу. хватает духу лишь на то, чтобы скомканный плед, который рядом лежит на тело накинуть.

как зря он таблетки для отключения всех чувств не выпил.

      может быть, тогда не было бы так больно? сердце бы не разрывалось на миллиарды клочков, а душа бы не металась по грудной клетке, очень болезненно в ребра отдавая. в немой истерике бьется от безысходности и обиды. обиды на безнаказанность, обиды на то, что ему так просто с рук сходят такие злодеяния, обиды на весь этот сраный мир.       в позу эмбриона сворачивается, пытаясь физическую боль заглушить другим положением. рвано ртом дышит, чтобы успокоиться и в чувства придти, но истерика как будто не собирается отступать.

слышит тихие шаги, не похожие на мужские.

      он слишком измотан, чтобы повернуться в сторону нового гостя. слышит, как на прикроватную тумбочку что-то кладут, а затем на край кровати присаживаются.       — Дим, пожалуйста, прости меня… — послышался женский голос виноватый.       услышав зов матери, Матвеев все-таки находит силы, чтобы горячие слезы протереть рукой. продолжает в том же положении лежать, не хочет видеть ее.       — почему?.. — тихо задает вопрос парень, — почему ты не можешь остановить этого урода?! — с новым наплывом злости задает один и тот же вопрос Дима родительнице.

молчание. как всегда…

      — почему ты ему позволяешь делать это? за что?.. чем я заслужил такой кошмар?.. — продолжал парень, начиная как осиновый лист дрожать.       — милый мой, прости пожалуйста меня, если можешь, я пыталась. не представляешь, сколько раз я попыталась остановить это. через крики, побои, ссоры… все пыталась сделать для тебя… — отвечала тихо та, а у самой слезы на глазах наворачивались.       и Дима молчит. он просто не знает, что ответить на это.       — я принесла стакан воды, мазь и обезболивающее. увы, это единственное, чем я могу тебе помочь, прости меня, дуру старую.

слышит по интонации, что раскаивается очень сильно.

      — почему мы не можем взять и уехать отсюда? я тебе столько раз предлагал это сделать, почему мы не можем этого сделать? — не теряя надежды, задавал вопросы татуированный.       он нашел в себе силы, чтобы повернуться и приподняться на локтях. чуть ближе подполз и бессильно голову на женские колени положил, съежившись. чувствует, как аккуратные пальцы начинают волосы переплетать с особой любовью. эти касания не сравняться ни с чем. желает заботу ощутить, которой так сильно не хватает.       у Елены сердце кровью обливается, когда она видит на открытых участках тела синяки и красные отпечатки, которые не смогли спрятаться под пледом.       — мы это уже обговаривали, дорогой… даже если мы это попытаемся сделать, в скором времени нас найдут. у этого человека огромные связи, даже не знаю, куда бы мы могли податься, в каком бы уголке мира нас не нашли…       — мы даже не пытались.       — поверь, будет намного хуже, если нас найдут…       Матвеев хоть какую-то частичку любви пытается уловить. с эмоциями справиться не может. изнутри поедают, заставляя всхлипы снова в настоящие слезы горя превратить. женщина пытается успокоить мальчишку, но все попытки безуспешны.        пытается всячески заботу оказать: помогает облокотиться о стену, чтобы брюнет смог таблетки выпить, разрешение получает, чтобы участки тела обработать, верхнюю одежду натягивает на хрупкое тело, чтобы до ванной смог дойти. к груди прижимает, по спине осторожно поглаживая. не меньше его сбежать хочет из этого кошмара, но даже представить не может, насколько это опасно и бесполезно.

*      *      *

он больше не хочет умереть.

      снова таблетки принял и был готов на работу собираться. все чувства заблокировал, оставив лишь спокойствие и безразличие на месте. будь его воля, он бы к этим двум еще и жизнерадостность добавил.

снова закрытую одежду выбирать нужно.

      было чертовски все равно, в чем он будет новый день в офисе прожигать. красоваться ему было особо не перед кем, да даже если бы и было, ничего бы не поменялось.       пальто на плечи накидывает и шарфом сверху заматывается. рюкзак поудобнее поправляет и выходит за порог чертового дома. только сейчас, на более менее чистую голову задумывается: действительно, как им выбраться из этого кошмара если чрезмерная опека заставляет ожидать лучшего? даже сейчас, он выходит за пределы здания и сразу же садится в машину, где неподкупный человек за рулем сидит. при малейших брыканиях и просьбах сменить маршрут сделает дозвон приемному отцу. да и мать вряд ли послушается. на каждом шагу прислуги и садовники, которые при любой подозрительной деятельности сделают то же самое.       на этот раз юноша немного опоздал, потому что как назло, почти в самом конце пути к офису они попали в огромную пробку, которая протягивалась на целый проспект. ему было не за что волноваться, потому что отчет о том, почему он опоздал будет предъявлять водитель, а не сам Дима.       было крайне непривычно приходить в кабинет, где уже свет горел. Шепс, по видимому только пришел, раз шкаф с верхней одеждой был до сих пор открыт, а сам юноша с кружкой кофе ходил.       как только Олег услышал, что дверь открывался с легким скрипом, он голову перевел на дверной проем, сразу же увидев на пороге до боли знакомый силуэт.       — привет, ты оказывается умеешь опаздывать? — тут же с ноткой юмора поздоровался шатен.       — умею в пробки длиной с целый проспект попадать, — ответил Дима, усмехнувшись, — сам смотрю, пришел не так давно.       — я может быть тоже в пробке застрял, ты откуда знаешь? где-нибудь вместе ехали, только я в начале, а ты ближе к концу, — ответил Шепс, облокачиваясь спиной о стол, начал наблюдать за действиями опоздавшего.       — тогда это многое объясняет, не буду спорить…       и Олег снова чувствует какой-то холод, исходящий от парня. он пришел резко и неожиданно, буквально с недавнего времени и уже начинал настораживать. Шепс только сумел разговорить юношу хоть немного, стал продвигать их взаимоотношения, и вдруг, все в один миг снова вернулось на старт.       он был не из тех людей, которые всегда молчат, если им что-то не нравится, но и не выпаливает абсолютно все, что накопилось. знает, когда стоит остановиться. считает, что сейчас можно спросить, что снова происходит в чужой голове и почему парень стал так краток.       дождался, когда Матвеев вещи разложит и снимет верхнюю одежду, на свое место присаживаясь.       — слушай, Дим, вопрос можно задать? — оторвавшись от экрана ноутбука, поинтересовался шатен и сразу же взгляд перевел на парнишку.       — валяй, — кратко ответил Дима, не отрываясь от монитора.

чувствует это волнение в чужой просьбе.

      — почему ты снова отмалчиваться начал? я где-то обидел тебя? — серьезно настроено поинтересовался Олег, продолжая взглядом испепелять.       и татуированный задумался. это тот момент, когда можно рассказать абсолютно все? или рано еще? что стоит ответить? соврать или правду сказать?       в голову сразу воспоминания болезненные бьют, которым удается эффект таблеток пробить, на чувства выводя. сердцебиение учащаться начинает, а мысли путают, словно клубок с нитками. может все-таки не стоит отвечать честно? все-таки поднимает взгляд на Олега и пару секунд молчит, прежде чем хоть какой-то ответ дать.       — да забей, ничего интересно, — отмахнулся Дима, но знал, что этот ответит не удовлетворит младшего, — просто сильно уставать на работе начал и решил успокоительных курс попробовать пропить. вроде помогает, но и как-то слишком спокойно стало.       ответ был очень простым и не поверить ему было сложно, поэтому у Олега и подозрений не появилось, да и Матвеев был доволен своим ответом.       — в тебе нет проблемы, хоть до сих пор и вымораживаешь время от времени, — с усмешкой, добавил парень.       это уж точно было сказано в привычной манере для татуированного и на лице младшего даже улыбка проскочила.       — ну, если проблема не во мне и я по прежнему вымораживаю, может быть как-нибудь сходим прогуляться? опять же, как обычные коллеги… — предложил Шепс.       Олег даже не понимает, что его за язык дернуло, раз он так резко и неожиданно предложил какую-то совместную прогулку вне рабочего время. даже не подумал, как отреагирует Матвеев, но было слишком поздно. он слегка поднапрягся, потому что снова в полном неведенье, для чего старается сблизиться. неужто снова поддался юношескому максимализму? он понятия не имеет, как татуированный относится к подобному, но ведь этот жест должен быть принят как предложение на дружескую прогулку?       Дима с интересом бровь приподнял. эта слегка язвительная манера их общения его вполне устраивала. не слишком близки, но и не совершенно чужие друг для друга. предложение о прогулке звучало вполне заманчиво, поэтому, юноша одобрительно головой кивнул.       — попытаюсь в своем забитом графике для тебя место найти. может быть хоть на улице ты не такой душный будешь.       и Олег мысленно выдохнул с облегчением.