Психиатрия через звёзды

Часть первая.

      Несколькими минутами ранее в вагоне нового экспериментального поезда маршрута Сеул — Кванджу разбился сервиз. Поездка для прессы обязана была пройти безупречно, в понятии «безупречности» которого входила строгая недопустимость такой погрешности, как неуклюжесть официанта. Вагон, вместимость которого составляла не больше двадцати четырёх мест повышенного класса, заполонило терпким запахом пролитого кофе. Особенно сильно пропиталась одежда вскочившего со своего места мужчины — кипяток ожогом лип к телу. Строгий человек не был шибко эмоционален в своём возмущении и, может, лишь от этого взгляды присутствующих быстро вернулись к собеседникам или своим делам.       — Мы обязательно возместим вам ущерб, — паренёк склоняет голову в своей вине, принося искренние извинения с тонкой гранью сорваться на заикание. Раскрасневшееся лицо вызывает у Чонгука слабое сочувствует. Все ошибаются. Ничего страшного.       — Разумеется, — строгий мужчина соглашается, прикрывая глаза. Ему известна политика этой компании, чтобы не сомневаться, что случайный инцидент повлечёт компенсацию.       Иначе бы он не согласился на этот эксперимент. Не то, чтобы Чонгуку не нужно было в Кванджу — просто Чон предпочитает проверенные маршруты. В частности, без посторонних глаз, как сейчас, без перешептываний, что, хоть и малым, но гулом прошлись по вагону.       — Неприятно ему, наверное, — отвернувшийся от произошедшего мужчина взглянул на спутницу.       — Брось, Тэхённи, — отмахивается дамочка, чей вид куда больше подходил этому месту в своей элегантности, — не забивай голову пустяками, это не твои проблемы.       — И то верно, — поводит парень бровью, спускаясь к металлической трубочке губами, делая глоток освежающего напитка. Он холодный. Не такой, как пролитый кофе.       Впрочем, стоявший всё еще запах в вагоне делал его напиток странным, заставляя чуть поморщиться.       Может, это и не его проблемы, но Тэхён не прочь был насладиться удовольствием. В обычной ситуации он никогда бы не поехал в таком дорогом вагоне поезда, и, в обычной ситуации, даже мысленно бы не посмел пожаловаться на дискомфорт, однако победитель прошлой выставки получил невероятную возможность. Тэхён знает, что такой шанс выпадает раз в жизни. Или раз в жизни его личико привлекает вышестоящих в мире искусства. Не важно. Тэхён просто пользуется данным.       Чонгук даже не заказывал напитка, исключительной случайностью судьбы приняв на себя удар. Перед ним лежал рабочий планшет с открытыми документами о предстоящем конкурсе, спонсируемый его родителями. Архитектурные творения на этой площадке получат возможность, которую он, Чонгук, проконтролирует от их компании.       Мужчина, на самом деле, не был ценителем красоты. Он смотрел на практичность, нежели на мелкие детали, и, пожалуй, в этом и была жестокость — посылать такого человека в мир искусства с принятием важных решений.       Может, именно поэтому позже он будет проклинать этот поезд. Красивый, элегантный, дорогой — в вагоне поезда послышался устрашающий скрип, что заставил многих прикрыть уши. Практичность, вот, что ценит Чонгук, которую не учли инженеры.       Однако всё, что помнит Чонгук, это кудрявую черноволосую макушку, что дернулась назад, когда стекло вагона пробила строительная арматура.       Тэхён помнит то коричневое пятно на белоснежной рубашке, попавшим в поле его зрения прежде, чем сознание покинуло его колкой болью в голове.

21 марта 2016 год. Новости Сеула. Сегодня, двадцать первого марта в период между пятью и семью часами вечера экспериментальный поезд компании Интревис потерпел крушение на дороге Сеул — Кванджу. По поступившим сведениям, число пострадавших составило около восьмидесяти трёх человек. Данные о вышивших и раненных всё еще под вопросом.

Часть вторая.

Акт первый.

      Тяжелая дверь, на первый взгляд подвального помещения, с противным для его слуха приглушенным шарканьем открылась, распахивая вид на коридор, где давно пора бы сменить держащуюся на последнем издыхании лампочку. Свет её был тусклым, порой мигал, борясь за свою работу, однако никто так и не собирался тревожить её старания. Впрочем, было и некому — Тэхёна всё устраивало, по крайней мере, пока та не иссякнет с концами, он готов ходить сквозь тусклый коридор цокального этажа, сохраняя свои деньги. Квартира рядом не видела жильцов уже последние семь месяцев, а две семьи в самом начале считали, что не обязаны заниматься тем, что лежит на плечах владельца в их контракте по съёму.       — Добрый вечер, — раздаётся напротив приятный голос, теплота которого (Тэхёну, может быть, показалась) как никогда была обращена исключительно к Киму. На это не было причин. Хотя бы потому, что строгий напротив мужчина совсем ему незнаком.

Или Тэхён не хочет вспоминать этого человека? Ноющее чувство долгой разлуки заскребло в венах, и Тэхён не может понять причины, смотря в темные глаза мужчины напротив — осознанно знающие, кого из себя представляет Тэхён.

      Почему он подумал, что должен в с п о м н и т ь этого человека?       — Чем-то могу помочь? — строгий мужчина напротив (если бы опустил уголки губ вниз, вычеркнув доброжелательность из этих стен района) услышал ясное недоумение. Не то, что бы не ждали его — тёмные глаза отражают ожидание попросту кого-то другого.       — Я ваш новый сосед, — мужчина большим пальцем указывает в направлении двери рядом. — Меня зовут Чонгук, — строгий мужчина не протягивает руки Тэхёну.       А Тэхён назойливо отбивает в своей голове с т о г о с т ь, что сидит в этом изглаженном утюгом дорогущем костюме или причёске, никак не растрёпанной, идеальной, будто если хоть что-то в жизни этого человека поменяется, небо обрушится ему на голову, утопив в своём пространстве бесконечности, удушив пустотой.       — У вас, случаем, не найдётся зажигалки или спичек? Плита старая, в доме ни огня.       — Да, секунду, — протяжно отвечает Тэхён, прося подождать на пороге, пока отворачивается, чтобы сделать пару шагов к столу, на котором остался последний коробок.       Опрометчиво.       Глупо.       Неосознанно.       Тэхён не из тех людей, кто доверчиво открывает другим двери, не говоря уже о том, чтобы оставить нежданного незнакомца на своём пороге. Может он пришёл по его душу от неприятелей, и вот сейчас, через секунду над ним появится тень, и глухой удар биты (стоящая чуть ли не возле порога, она первая пришла ему на ум) оглушит парня.       — Я Тэхё.н.       На пороге было пусто. Выйдя в коридор, Ким заметил разве что Юнги, которого ждал уже пятнадцать минут. Парень совсем не спешил, но, заметив выскочившего в коридор Кима, обеспокоенно выгнул бровь:       — Что-то произошло? У тебя встревоженный вид.       У Тэхёна встревоженный вид? Быть не может. Ему не знакомо это чувство уже несколько лет. Однако Тэхён чувствует, как дыхание от слов Юнги перехватывает, проваливается в сердце пустотой, образуя бездонную дыру. Молодой художник упустил что-то важное.       — Нет. Показалось лампочка разбилась. Ты долго, заходи давай.       — Пробки, — пожимает плечами старый друг, переступая порог квартиры. — Как самочувствие, везунчик?       — Кончай уже волноваться, давно же сказал, что со мной всё порядке. Здоровее тебя буду.

Его и не спрашивали об имени, разве не так?

      Об имени его и не спрашивали в следующие мимолётные встречи, от чего каждый раз, стоило Тэхёну вступить в диалог с незнакомцем, этот вопрос исчезал из его мыслей ненадобностью. Тэхёну казалось, что этот человек знает его без представлений — в его лёгкой манере каждый раз звать художника, завлекать в краткие беседы, в которых тот ни разу не обращался напрямую. Ему, может, и не обязательно было знать художника, хоть Чонгук и всегда выслушивал его рассказы куда больше и дольше, нежели сам хоть что-то рассказывал о себе.       Тэхёну порой казалось, что у Чонгука совсем нет забот — мужчина появлялся спонтанно то возле его порога, то во дворе или на лестнице — всегда первый начинал разговор и первый заканчивал. В такие моменты Тэхён встречал посторонних людей, и у Кима сложилось впечатление, что мужчина не любитель пересекаться с жильцами этого дома. Вопреки этой мыли с Тэхёном Чонгук вёл себя по-особенному тепло. В этом низком мире и проблемах для Тэхёна краткие встречи с соседом стали чем-то вроде жизненной необходимости, о которой тот не переставал думать.       Чем больше думал Тэхён об обрыве в своём сердце, на котором сидел и он и строгий человек рядом, тем чаще мужчина появлялся рядом. Эта мысль была по пустому абсурдной — может, свойственной разве что влюблённому мальчишке.       — У тебя такой бардак на голове, — склоняется Чонгук перед понурившим голову парнем на детской площадке недалеко от дома, где в квартире на цокальном этаже у кровати часы отстукивали 19:03. — Это отличительная черта всех приверженцев искусства?       Тэхён поднимает глаза наверх, почти сразу вновь опуская голову, касаясь своих кудрявых волос в небрежном жесте. Впервые он слышит такое замечание — разве не все считают по умолчанию, что у художников обязано быть своё личное внешнее отражение? Чонгук говорит так, будто не всем. Например, ему.       А еще Чонгук ближе обычного. Это Тэхён особенно точно замечает, опять поднимая голову, подбородком упираясь в ладонь, чтобы не брать себя в руки. Ким Тэхён устал за весь день на столько, что уже битый час не может спуститься в собственную квартиру, остановившись на детских качелях.       — А что на счет на тебя? Сколько времени тратишь на укладку? — Тэхён вдыхает сигаретный дым, и его сосед слегка хмурится, хоть вопрос изначально и вызвал у него смех.       Рука Чонгука подцепляет тёмную кудряшку, наматывая на палец. Ким не заметил, когда его рука успела приблизиться.       — Не люблю, когда трогают волосы, — парень удивительно спокойно выдыхает мятный дым из лёгких. Тот медленно ложится на чужую одежду, стремясь заполонить собой пространство.       — А я запах дыма, — невозмутимо отвечает собеседник и Тэхён чуть вскидывает бровь. — Но надо же что-то делать. Ты куришь, а я трогаю твои волосы. Это справедливо.       — Говоришь, будто не хочешь уходить, — Тэхён почти не чувствует его рук на волосах, а от того до сих пор позволяет накручивать пряди на чужие пальцы.       — Верно.       У Тэхёна в глазах скалистый обрыв. Кажется, Тэхён падает с него, видя простоту данного ответа.

Само собой разумеющееся. Как и их знакомство или почти каждодневные разговоры. Тэхён почти не знает этого человека, и всё равно в душе сидит рядом с ним над обрывом, уверенно падая, убеждёный, что Чонгук его поймает. Что бы Ким Тэхён не сделал, Чонгук его поймает. Сколько длилось это чувство? День, месяц, год? Тэхён не верит в любовь с первого взгляда. Но Тэхён чувствует непреодолимую дыру, когда Чонгук пропадает с горизонта и всесильную уверенность в этой жизни, когда этот человек так наматывает на пальцы беспорядочные кудряшки.

      С этой уверенностью Тэхён не первый раз сбрасывал входящие звонки близких людей и сидел напротив холста в четырёх стенах. День за днём в его квартире всё больше пахло красками и всё больше ему начинало казаться, словно аромат кофе преследует его попятам.       Тэхён научился различать стук в квартиру — он не принимал этой мысли, однако открывал двери только Чонгуку. Сидя в коридоре, они негромко разговаривали либо ночами, либо вечерами. Тэхён почему-то не осмеливался пригласить Чона — обычно это не вызывало проблем, но только с ним всё шло совершенно иначе. Чонгук вдохновлял. Квартира Тэхёна превратилась в сущий кошмар творческого беспорядка — от чего-то Кима это начало волновать, но он так и не находил и единой минуты, чтобы исправить ситуацию.       Вместе с тем и Чонгук никогда не приглашал его к себе. Что уж там, Тэхён и сам никогда не стоял у его порога.       Зато сколько людей успело простоять на его пороге часами и не удостоиться ответа. Единственным стуком в дверь, которому Ким отрыл — это старику, что сдавал ему это помещение под жильё. Всегда предварительно звонив, пожилой мужчина никогда не оставался проигнорированным — Тэхён не готов потерять единственное место жительства, которое тому было по карману.       — Добрый день, господин Онг, — приветствуя его, Тэхён не предлагает войти. Его беспорядок давно не волновал владельца, но всё еще заставлял Тэхёна огородить вид в комнате своим телом. — Что привело вас так рано, я в последний раз заплатил на три месяца вперед, если не ошибаюсь?       — Соседи жалуются, — господин Онг вынул из сумки папку с единственным листком бумаги в прозрачном файле. — Вот жалоба. В коридоре стены шумовые, записано, что ты часто здесь разговариваешь ночами. Это мешает.       — Не так уж часто. Мы с соседом часто перекидываемся парой фраз и расходимся, замечаний напрямую никто не делал, — парень слегка рассеянно глядел на текст жалобы. — Бред какой-то. Я не говорю выходить по телефону, мне есть чем заняться. Спросите у парня в этой квартире, — не глядя, художник бросает большим пальцев указатель в сторону соседкой двери.       Минутная тишина не замечается Тэхёном, зато старик напротив хмурится, вдруг прикладывая ладонь ко лбу арендатора.       — У тебя не горячка ли? Лоб пылает. Квартиру я никому не сдавал. Не выдумывай россказней, напрямую к тебе хулиганью обращаться никто не хочет, так что приходится мне. По телефону в своих четырёх стенах общайся, малец, не создавай проблемы. И сходи за жаропонижающим, договорились?       — Да, — незамедлительно отвечает Тэхён, стараясь игнорировать замеревшее на месте тело.       Старик определенно морозит чушь. Тэхёну проще согласиться, о каких бы абсурдных вещах ему не сказали. И всё же, Тэхён думает, глядя на дверь рядом, что, если здесь никто не живет, тогда кто такой Чонгук? Он преследует его? Тэхён облажался — подцепил сумасшедшего преследователя?       Но вдруг на талии его смыкаются крепкие руки и на плечо падает подбородок.       — Я долго ждал, когда смогу так легко обнять тебя, — негромкий и тёплый голос в этих стенах цокольного этажа звучит эхом.       Господин Онг не обернулся.       Художник уверен — в его квартире нет никого, кроме него самого.

Глаза Тэхёна распахиваются в ужасе. Жалкая правда всплывает наружу. «Ты в порядке?» «С кем ты собрался разбираться после случившегося, жизнь совсем не бережешь?» «Вы удивительно крепкий. Уверены, что вокруг нет ничего странного? Пробелы в памяти? Что-то важное, или, может, беспокоит незначительное? Сотрясения без последствий не проходят, господин Ким.» Он был уверен, что последствия обошли его стороной. Но позади стоял человек, подаривший ему глоток вдохновения. Тэхён облажался. Его сердце проваливается в пропасть в отчаянном желании не отпускать Чонгука, которого попросту не существует. Теперь он здесь — сумасшедший? И закрывает входную дверь.

Акт второй. Чонгук всё это время был один.

      Когда он проснулся в больничной палате, тихо играл телевизор — запись концерта филармонии, которые он так ненавидел, но упорно делал вид уже не первый год, что ему нравится. Потому что Чонгук должен походить на брата — во всех своих успехах, во всех свих манерах, словах, поступках. Порой ему казалось, что даже в привычках, а потому интерес к этой вялой музыке Чонгук упорно вдалбливал в своё сознание.       Только теперь, лежащий на больничной койке, Чонгук совсем не похож на брата. Он разбит, ослаблен, и его голова раскалывается на части. Намджун никогда таким не был — или Чонгук таким его не видел. По рассказам матери Намджун всегда отличался собственной «правильностью», да так, что она и не вспомнит, когда делала сыну замечание, беспокоилась из-за него, стыдилась его. Может, только, зрение теперь идентично совпадает с его — помещение вокруг не имеет четких очертаний, и комнатный свет ослепляет его тёмные глаза. В отличие от брата, Чонгук никогда так не видел мир. Неприятно.       Рядом мелькает светлый силуэт. Чонгук моргает, пытается разглядеть человека, и наперёд думает: неужели брат вернулся из штатов?       Но силуэт рядом меньше. Силуэт рядом беспокойно держит его ладонь, и длинные пальцы переплетены с его — они такие холодные. Успокаивают жар. Чонгук только благодаря этим пальцам понимает, на сколько ему жарко. Он бы задохнулся, но всё еще с трудом дышит.       — Кто вы? — на его хриплый голос поднимает голову Намджун, действительно вернувшийся из штатов, узнав про железнодорожную катастрофу, в центре которой оказался младший.

В отличие от Тэхёна, Намджун сидел на другом конце больничной палаты, всё равно, что прохожий, забредший в чужую палату.

      Но Намджун, замерев в предельной осторожности, совсем не подал голоса, заметив, как брат смотрел перед собой. Намджун никогда не видел Чонгука т а к и м.       С блеском в глазах, опьяненным, мягким, горящим жизнью в своей легкой улыбке поднятых уголков губ.       — Тэхён, — краткий ответ незнакомца дарит Чонгуку лёгкость. Его зрение всё ещё туманно, но он видит его каштановые светлые кудри, и воображение Чонгука рисует палящее солнце, что превратило бы их в золотые нити. Его зрение всё еще туманно, но глаза Тэхёна кажутся ему мерцающим космосом.       — Что вы здесь делаете?       — Жду, когда вы проснётесь.       — Вы врач?       — Совсем нет.       — Верно, — соглашается вдогонку Чонгук.       Тэхён улыбается так радостно, выгибая бровь, не понимая, что Чонгук имеет ввиду. Над словами Чона так редко кто-то смеётся.       — Вы слишком красивы для врача.       И Тэхён смеётся. У него такой заразный смех, что Чонгук не может не улыбнуться в ответ, пускай улыбка его и выходит уставшей.       Намджун видит, сколько счастья в этой улыбке.

У двери женщина роняет сумку на пол с глухим звуком, поддерживаемая своим мужем, чтобы не потерять сознание от беспокойства. Намджун в помещении был единственным гостем. Намджун отчетливо слышал слова брата, обращенные в пустоту. Чонгук никогда не мог понять, что значит «красота», пока не увидел Тэхёна. Было ли это началом разрушения?

      Чонгука преследуют стены больницы изо дня в день. Комната здесь маленькая, кровать жесткая, свет ослепительно режет глаза. На фоне этой лампы Тэхён всегда кажется Чонгуку нереальным — собственной выдумкой, крупицей воображения, мечтой,

отравой, из-за которой руки болят от уколов, таблетки вызывают рвоту, голова кружится.

      Но Чонгук готов потерпеть. Изо дня в день, в длинных разговорах, влюблённый, опьянённый, Чонгук мало что знал о Тэхёне, и так много говорил о себе, отвечая на его вопросы, перебирая его светлые пряди. И каждый день Чонгук пропадал — вглядывался в космос чужих очей, загадывал желания…       — Ты как ребёнок.       … как мальчишка, желания которого на падающие звезды никогда не сбывались. Кроме Тэхёна. Тэхён сбылся. И Чонгук больше совсем не один.       — Может и так.       Чонгук утонул в этом парне так скоро, будто встречал его вечность назад и знал продолжительную бесконечность. Чонгук провалился в чужую любовь, сделав лишь один единственный шаг навстречу. Когда это произошло? Когда он открыл глаза или же накопительно приблизился за те ночи в палате реабилитации после крушения? Чонгук не верил в любовь с первого взгляда. Мужчина не был из тех людей, у кого и вовсе было время на такую глупость, как любовь, отвлекающую от целей, планов,

ожиданий.

      Было ли это важным? Совсем нет. Теперь нет.       Однако образ Тэхёна периодически мрачнел, и это действительно было важным. Его любовь таяла у него на глазах, и Чонгук терял связь с реальным миром, когда препараты начинали действовать. Чонгук долго не понимал (это сейчас он не сомневается, в чем была цель травить его этой психотропной дрянью), в чем причина лечения. Чонгук полностью здоров. До этой больницы ему было в тысячу раз лучше.       А теперь Чонгук видит страшные картины, и на остатках сознания всего лишь хочет не терять свою любовь.       У него горячка — он прекрасно это знает. И его опять тошнит.       А любовь его пропала.       Любовь его обязана была пропасть — в том была суть, открытая ему врачом на одной из встреч. Но любовь же не может исчезнуть — никто щипцами не сможет вырвать его сердце, удалить болезнь и зашить грудную клетку. Тогда доктор посмеялся, а Чонгук замолчал.       Теперь он понимает. Каждый раз, когда Тэхён исчезает из его персональных четырёх тесных стен, закованных на замок с обратной стороны. Чонгук совсем не хочет понимать простую истину.       Но сны его наполнены ужасом. Чонгук так плохо спит.       Чонгук совсем не похож на себя прежнего.

Тэхён — не последствие травмы головы.

      Намджун чувствует подходящий к горлу комок, стоя на пороге палаты, видя родного брата на койке, в глазах которого будто не первый год царит мертвое отчаяние.

Тэхён полностью реален.

      Бледный, мокрый от пота, он походил на безумца, загнанного в угол. Затравленный собственным ужасом, уставший, вымотанный. Больной. До того, как его заперли здесь, Намджун точно был уверен: брат был полностью здоров. А теперь, как бы Чонгук не претворялся, не противился, Намджун видел — больше Чонгук не может находиться в больнице. Не сможет. Не выдержит.

Тэхён существует.

      Его любовь стояла напротив, загораживая пришедшего члена семьи. Намджун совсем не видел Тэхёна. Чонгук только сейчас заметил, что сквозь его любовь, если только захотеть, еле мелькает пространство позади.

Тэхён существует.

      Чонгук смотрит на Тэхёна.

Тэхён существует.

      Комната отчетливо впитывает в свои стены глухой всхлип.

Тэхён существует.

      Его брат смотрит на что-то постороннее, и всё равно видит Намджуна.

Он существует.

Существует.

Существует.

Однако Чонгук глотает горькие слёзы.

Тэхёна не существует.

Часть третья. Под звёздным небом в кромешной тьме.

      Площадь Сеула горит яркими огнями. Переполненная людьми улица наполнена музыкой и шумом всё еще работающих кафе с магазинами. Множество людей спешат по своим делам или замерли у фонтана компанией в звонком смехе. Ребенок ругающейся пары завороженно смотрит в небо, усыпанное миллиардами ярчайших кристаллов.       Строгий мужчина возвращается с конференции пешком, подняв голову ввысь на столь редкое в центре города явление. Красивое. Он точно помнил, что видел однажды такое же небо. И падающий метеорит казался ему шуткой жизни. Ребенок загадывает вслух желание, и мужчина обращает на него внимание, совсем потеряв из виду дорогу.       Глухой удар в плечо чуть не сбивает архитектора с ног. Нарушитель покоя сам чуть не падает, однако оба оборачиваются в сторону друг друга.       Архитектор встречает падающие кометы в до безумия родных глазах.       Художник утопает в бездне, поглощающей чужой космос.

Это не должно было повториться. Немой ужас селится в сердце.

      Прохожие задевают вставших по среди дороги двух мужчин, мешающих потоковым движениям, и ужас перерастает в трепещущее удивление. С губ срывается имя.

Он реален. От него пахнет сигаретами и мятой. Он весь пропах бумагой и дорогим парфюмом.