Калейдоскоп

Вы не можете представить, как у вас захватит дух В тот момент, как вас подбросят и вы прямо в море — бух!

Льюис Кэрролл

«Алиса в стране чудес»

      Кафе оказалось уютным заведением, стилизованным под избу с неярким, не бьющим по глазам освещением и изолированными друг от друга столиками. Порции простой, без особых изысков, но вкусной и сытной русской кухни, с некоторой толикой современной эклектики в виде тирамису, пана коты и пахлавы в десертах. Не ресторан Амирани, но вполне съедобно, особенно для толпы голодных мужчин.       Столики не отличались величиной, рассчитанные на небольшие компании, а потому пришлось занять два разделённых тонкой перегородкой из искусственных цветов и редкой дранки. Сотрудники службы безопасности предпочли отсесть, занимая стол ближе к дверям, оставляя руководству место в углу, закрытое почти со всех сторон.              Большой самовар ароматного чая с листьями малины, мятой и смородиной, занял почётный центр стола привлекая всеобщее внимание своей самобытностью. Пузатые полированные бока отражали желтоватый свет ламп, приятно пахло углём, поддерживающим тепло. Само же содержимое оказалось непривычно терпким, тёмным и щекочущим обоняние.       Распространившийся по небольшому пространству запах чая занимал голову и руки, отвлекая Полину от сидящего рядом Кналлена, то и дело невзначай касавшегося её под столом, то просто задевая, то прислоняясь мимолётно, почти невесомо, почти случайно.       До машины Полина почти ползла. Блаженная сытость – она поела нормально первый раз за день – в сочетании с чересчур ранним для неё подъёмом и нервной обстановкой, царившей в течении дня, как оказалось, изрядно вымотали, не спас даже короткий сон днём. Устроившись на сидении и укрывшись курткой, она мгновенно вырубилась, прислонившись головой к холодному стеклу.       И очнулась почти в полной темноте, не сразу поняв, где она, но ощущая приятное тепло и непривычную тяжесть мужской руки на бёдрах. Как оказалось, Кналлен разложил сидение, превратив его в едва ли не в полноценную кровать, расшнуровал ей ботинки, уложил на подушку, сам устроившись рядом, накрыл их обоих мягким пледом.       Отголоски и фрагменты сна ещё крутились под веками. По телу растекалось одновременно мягкое тепло возбуждения, оставшееся плохо-запомнившихся сумрачных грёз и ощущение затёкших мышц, ноющих от привычной перекашивающей тяжести камеры на плече спине и отбеганных за день ног. Ловя остатки картинок в голове Полина наслаждалась непривычными ощущениями.       Шевелиться не хотелось, за окном мелькали редкие фонари, отсчитывая оставленный позади путь. Вечер полноценно вступил в свои права, оставив лишь неясные силуэты деревьев. Угадать время не получалось: ранний подъем и рваный сон сбили внутренние часы, упорно рапортуя о том, что неплохо бы ещё поспать. Вынужденная сенсорная депривация обостряла ощущения и будила мысли, вяло текущие в голове. На каждое случайное касание кожа отправляла по нервным окончаниям непривычные сотни мурашек.       Девушка глубоко вздохнула, снова прикрывая глаза, стараясь не двигаться и не тревожить сон явно усталого мужчины, уютно сопевшего совсем рядом с ухом. Вместе со вздохом в мозг проник окутывающий его запах: последние тяжёлые нотки парфюма, отдававшие чем-то древесно-хвойным, вместо привычных бергамота и мяты, смешивавшимся с созвучным ароматом дезодоранта и слабым запахом пота. Рядом с ним было странно спокойно и по-домашнему, непривычно для обычно сбегавшей до утра Полины.       Она никогда не засыпала рядом со своими случайными партнёрами, предпочитая лишать себя сомнительного удовольствия от неловких натянутых утренних разговоров. Ей казалось, что совсем ни к чему обременять себя и их попытками оправдаться или давать надежду на следующие встречи. Сняли стресс и разбежались. Никаких обязательств или мук совести. Многие из них даже имени её не знали. Ночной клуб или профессиональный сейшен, лёгкий флирт, безликий гостиничный номер, холодная чужая постель. Благо огромная Москва позволяла легко не встречаться дважды.       Кожа сидений немного липла неприятно раздражая обострённо-чувствительные рецепторы. Чужое дыхание чуть щекотало кромку волос, держа нервные окончания на грани напряжения, тяжесть на бёдрах будоражила сознание, рисуя в голове волнующие картинки смешивающиеся с отголосками влажного сна. Ягодицы почти упиравшиеся в пах получалось с трудом удерживать на месте, не давая себе потереться и прижаться плотнее. Полина всё-таки рискнула и перевернулась на спину, меняя положение затёкшего в одной позе тела, отлёжанную руку неприятно свело, пробежали колкие мурашки. Кналлен вздохнул, почувствовав шевеление рядом, пробормотал что-то невнятное, уткнулся носом ей в волосы, оставив на шее немного влажный след от дыхания, быстро остывший и ставший непривычно прохладным, рука соскользнула с бёдер и легла на низ живота, заставив уже девушку резко вздохнуть от накативших ощущений. В ответ на этот вздох он продвинулся чуть выше, забираясь пальцами под свободную футболку, но остановившись ровно на границе между поясом джинсов и кожей. Рука почти полностью накрыла низ живота, захватывая верхнюю часть лобка и большим пальцем дотягиваясь почти до нижней границы рёбер, приятно надавливая, но не мешая дышать.       Полина с трудом подавила в себе желание подвинуться так, чтобы ощущение давления сместилось чуть ниже, сама не зная, хочет она чтобы тепло, разливающееся от простого прикосновения, продолжало растекаться или чтобы всё это прекратилось. Мужчина рядом одновременно заводил и немного пугал. Пугала реакция на него, на мелкие, незначительные вроде, детали, отголоски запахов, тембр голоса, случайные касания. Пугало то, что фантазии и сны с ним приходили всё чаще, оставляя тянущее ощущение незавершённости и съедающее чувство любопытства: как оно могло бы быть, каким он был бы любовником, каково это, быть частью его жизни. Исподволь Кналлен просочился под кожу, зацепился в голове, занял мысли и отказывался оттуда уходить.       Словно услышав её внутренний монолог, мужчина немного переместил руку, обнимая крепче и прижимая к себе, в этот раз задевая чашки тонкого лифчика под футболкой, упираясь ладонью в основание груди, большой палец словно специально оказался ровно между чашек. Бедро точно вошло в пах, где под мягкой тканью брюк однозначно ощущалась начинающаяся эрекция.       От вспыхнувших ощущений, растёкшихся по коже, она с трудом сдержала стон, позволив только сорваться выдоху: хрипловатому, резкому. Кналлен сонно пошевелился, немного отстранился, опустившись так, что дыхание защекотало кожу на шее, а губы едва ощутимо коснулись мочки уха, вызывая новый резкий выдох. Полина закрыла глаза, пытаясь абстрагироваться, сосредоточившись на красочных пятнах, расцветивших темноту под веками всполохами жёлтого, красного и синего, кусая щеку, чтобы не сорваться на стон.       И в тот момент, когда она уже почти смогла найти хрупкий контроль, заставив себя успокоиться хоть немного, ухо задел влажный кончик языка: мужчина облизнулся во сне, вынудив девушку буквально скрести кожу сидения ногтями от остроты лёгкого, почти невинного касания. Грудь вздымалась как от быстрого бега, а в голове крутилось на репите «Блядский боже», бесконечно повторяя и усиливая ощущение того, как фантомный язык скользит по завиткам, опускается на шею, касается ключиц. Полина закусила ладонь в мучительной, почти болезненной попытке задушить уже срывающийся с губ стон.       «Я хочу его. До безумия. До поджимающихся кончиков пальцев. До блядских бабочек в животе», – осознание ударило как лошадь копытом. – «Я, блять, хочу мужчину, которого не знаю, как получить. Я хочу своё начальство. Я хочу мужчину вдвое старше. И не знаю, что с этим делать».       И в своей агонии не заметила того, как из-под полуприкрытых век за ней наблюдают хитрые глаза, а по таким желанным для неё губам расплывается довольная улыбка.