Он стал другим

      Держа в одной руке карандаш, а в другой маленький карманный блокнот, Агата приготовилась записывать заказ.       — Определились?       — Да, мне пожалуйста стейк Пиканья с соусом Порто, эклер с заварным клубничным кремом и, пожалуй, — элегантная девушка прикусила нижнюю губу, выбирая подходящий напиток. — Яблочный сок с кусочками льда.       — Хорошо, заказ принят, ожидайте, — что-то черкнув на листе бумаги, кудрявая девушка отошла от стола и полетела прямиком на кухню, торопясь отдать заказ на готовку.       И вот так целый день. То один столик, то другой. То в руках блокнот и карандаш, то подносы еды для посетителей. Худенькое тело, на бедрах которого повязан черный фартук, работает до изнеможения, чтобы хоть как-то прокормить себя.       — Девушка! — крикнул нетерпеливый мужчина в белой рубашке. — Я ожидаю свой заказ уже пятнадцать минут! Поторопите там кого надо!       — Да-да, сейчас, минуточку, — вежливо ответила Агата, записывая очередной заказ от очередного столика, зная одно правило: "Клиент всегда прав".       Но тут ее снова позвали, только уже из другого конца зала.       — Официант, почему мне принесли свинину, хотя я просила говядину? — возмущалась полная женщина с короткими черными волосами и красной помадой на губах.       — Я сейчас к вам подойду, и мы все решим, — старалась держать себя в руках девушка, на плечах которой была половина зала.

***

      — Ну что, без трубки во рту лучше? — Позов упирался обеими руками об больничную койку друга, стоя у подножья кровати.       — Дышать тяжело. Впрочем, как и говорить, — хриплым голосом говорил Арсений так до конца и не понимая, кто перед ним стоит.       — Ну че, не помнишь, наверное, вообще ничего, да?       — Я вообще вас всех вижу впервые. Что произошло? Это какой-то прикол? — уставшие голубые глаза внимательно следили за врачом, который точно так же внимательно следил за ним.       — Короче, ситуация была максимально странная. Ты впал в кому. Это еще хорошо, что Антон рядом был, за стенкой, а то бы все, пиши припало.       — Да какой же это бред! — завозмущался брюнет и тут же закашлял.       — Арс, тебе не стоит пока что громко разговаривать. Пока ты восстанавливаешься я не буду ничего тебе говорить о твоем прошлом. Все, что надо, тебе уже рассказал Антон, которого ты до смерти напугал своим приступом. Теперь сидит у тебя в квартире и не выходит никуда.       — Что? В моей квартире? — Попов хотел приподняться на локти, но тело непослушно рухнуло снова вниз.       — Так, ты лежи и не шевелись мне тут! — строго заговорил Позов, отлипая от кровати и подходя к ее боковой части. — Да, в твоей квартире, рядом с Лахта-Центром.       — Что?       Арсений выпучил глаза, бесясь от этой долгой и очень глупой игры, где ему ничего толком не рассказывают, а лишь еще больше подкидывают вопросов. Снова произошла попытка приподняться, но на его грудь надавила дружеская рука Позова.       — Я сказал лежи, — врач поправил подушку, смятую под головой Попова и ушел, оставив пациента один на один с пикающим аппаратом, показывающим его пульс, давление и температуру.

***

      Попов вышел из своего купе, чтобы хоть немного размять засидевшееся на нижней полке тело. Отодвинув вбок дверь, перед этим обязательно зачесав растрепанные волосы, он сделал шаг вперед и взялся за длинную периллу, которая тянулась во всю длину вагона.       Красивые пейзажи за окном и теплые воспоминания на душе от приятного отдыха в Крыму — это то, что останется в его памяти, когда он сойдет на перрон в Петербурге.       Постепенно все люди начали затихать, кто-то читал книгу, включив у изголовья свет, который будет бесить всех остальных, кто-то смотрел фильм в наушниках, стараясь никому не мешать, а кто-то, как и Арсений, предпочитает раньше лечь спать, чтобы раньше приехать домой и скоротать эти долгие часы поездки в отключке.       Укрывшись пододеяльником, а следом одеялом, с которым не особо хотелось возиться, поэтому его просто накинули сверху, Попов прикрыл глаза, пытаясь заснуть под стук колес и убаюкивающее укачивание железной дороги.       И вот именно в этот момент, когда организм уже начал проваливаться в сон, поезд остановился на очередной станции. Стоянка была недолгая, всего пять минут, поэтому Арсений даже не стал открывать глаза, чтобы не спугнуть Морфея.       Послышались чьи-то шаги по коридору и купейную дверь резко отдернули вбок. Вот тут Попову пришлось разлепить свои сонные глаза и посмотреть из темного купе на человека, который потревожил его сон в столь поздний час.       Высокий и тощий юноша глянул на своего попутчика, который до этого ехал в купе один. Небольшую спортивную сумку закинули на верхнюю полку, и тут же вновь закрыли шумную дверь. Хоть Арсений и был сонным, но все же смог заметить опухшее от слез лицо этого мальца и скатывающиеся соленые градинки, которые капали на футболку, оставляя подтеки.       И вот если бы тогда Попов повернулся на другой бок, махнув рукой на странного попутчика, то всей этой истории никогда бы не случилось, но любопытство этого человека выходит за все рамки. Подняв свое бренное тело с постели, мужчина вышел в коридор, надеясь встретить там юношу, но в вагоне, кроме Арсения, никто не стоял.       Тогда мужчина понял, что скорее всего пацан пошел в туалет, чтобы уж точно случайно никому не показать свою слабость. Интуиция почему-то направила его в конец вагона. Закрыв дверь между предбанником и коридором, Попов наклонился и под дверной ручкой, ведущей в туалет, увидел красную полосочку, дающую понять, что там кто-то есть.       Прислушиваясь ко звукам, исходящим из маленькой комнатки, Арс убедился, что за дверью точно его попутчик. Тихие вшмыгивания носа и попытки успокоить собственную истерику, иногда переплетались с какими-то неразборчивыми фразами, которые точно давали понять обиду этого человека на весь мир.       Решаясь выяснить причину столь сильного излития слез, Арсений согнул пальцы и три раза постучал костяшками по двери.       — Пацан, что за остановка сейчас была? — бархатным голосом начал Попов.       За дверью будто сразу все стихло. Сердце сжалось от неожиданности, а слезы перестали литься, считая, что подходящий момент для истерики уже прошел.       — Воронеж, — дрожащим, но сдержанным голосом ответил юноша.       — Ты там долго? Кроме тебя в этом вагоне еще куча людей, желающих отлить перед сном.       — В начале вагона тоже есть туалет, — послышался дерзкий голосок.       — Он сломан, — соврал Попов, улыбаясь за дверью. — Ладно, долго не засиживайся там, я чаю нам налью, тебе какой? Черный или зеленый?       — Зеленый, — сказал юноша, только чтобы от него отстали.       Вернувшись в купе, Арсений принес два подстаканника с обычными советскими граненными стаканами, в которых уже был разлит кипяток. Кинув в обе кружки по пакетику зеленого чая, Попов облокотился на спинку своего места и стал ждать.       Долго юноша не решался открыть дверцу своего купе, считая своего попутчика каким-то маньяком, но все же пришлось, когда проводница неожиданно решила выйти в коридор и проверить кто там шарахается посреди ночи.       Запрыгнув в купе, пацан развернулся и увидел человека, который спокойно наблюдал за его телодвижениями.              — Я уж думал, ты там утонул, — усмехнулся Попов. — Садись, вот твой чай, — рука придвинула к соседнему месту кружку.       Садиться вот так, напротив незнакомого человека, юноша не хотел, но давящая обстановка ожидания заставила. Плюхнувшись на пустующую койку, дрожащие руки пододвинули поближе к себе стакан в красивом подстаканнике.       — С попутчиками принято знакомиться. Арсений, — Попов протянул свою руку, желая поздороваться как положено.       — Антон, — Шастун протянул руку в ответ и коснулся холодной руки человека, сидящего напротив.       — Куда едешь? — начал расспрашивать Арсений, желая узнать все подробности.       — В Питер, — отхлебывая горячий чай, ответил Антон, не поднимая глаз на мужчину.       — Я тоже туда же. Кто у тебя там? Родители?       На слове "родители" Шастун отлип от стакана и сжался. Слезы вновь навернулись на глаза, а понимание, что он теперь один и едет не пойми куда, вообще вызывало дикую панику, которую он старательно пытался скрыть.       — Нет. Родители в Воронеже.       — Значит, учиться едешь?       — Нет.       Видя короткие ответы и нежелание разговаривать, Попов более не стал спрашивать о родителях, которые явно стали больной темой для юного Антона.       Попов вскочил на кровати, стараясь отдышаться от воспоминания, которое резко ударило в его голову. Оглядевшись вокруг, мужчина понял, что он все еще в больнице, а потому улегся обратно в постель, но уже допуская глупую мысль, что все действительно было и наяву.

***

      — Ай, блять, Дима, какого хуя! — Арсений вжимался лицом в подушку, пока Позов вводил в него витамины.       — Прости, дружище, но уж лучше колоть тебе эту болючую красную дрянь буду я, чем кто-то другой, согласен?       — Уж лучше бы в меня вообще ничем не тыкали, — раздраженно буркнул в подушку Попов.       — Надо, Арсений, надо, — последний миллилитр красного вещества вошел в мышцу, и игру резко достали из нетерпеливого человека. — Ну вот и все, — спиртовой ватный шарик прижали к ягодице, стараясь промассировать только что поступившее болезненное лекарство.       Пыхтя переворачиваясь в своей постели, Попов старался делать все без помощи друга.       — Как там Тоша? — неожиданно как для самого себя, так и для Позова спросил Арсений.       — Тоша? Ты все вспомнил? — замер на месте врач.       — Нихера я не вспомнил. Что-то всплывает иногда, но чаще всего это лишь какая-то херня, непохожая на правду.       — Антон звонил мне сегодня утром. Жаловался на боль в горле, видать заболел. Сегодня после смены поеду к нему, привезу лекарства.       — Заболел? — Арений привстал на локти, пробегаясь глазами по всем поверхностям. — Поз, где мой телефон?       — Пока ты лежишь в палате интенсивной терапии, никаких телефонов. Я сегодня к нему съезжу и потом расскажу тебе все, лады? — Позов скрестил руки, показывая свое врачебное упрямство.       — Ладно, — Арс положил голову на подушку и прикрыл глаза, чувствуя, что силы вновь начали его покидать.

***

      — Да, Антош, сильно тебя прихватило, конечно, — вертя в своих руках термометр, Позов всматривался в пугающую цифру 39,5. — Одевайся, в больничку поедем.       — Что? Нет! — хриплым голосом завопил Шастун, который с детства боится врачей и больниц.       — Антош, надо лечиться. Ты на себя посмотри. А если тебе херово станет ночью?       — Я никуда не поеду! Мне здесь будет лучше, — трясясь от озноба, юноша кутался под одеялом, которое ему уже ничем не помогало.       — Умереть хочешь? Че я потом Арсению скажу? К тому же, вы будете в одном корпусе, но на разных этажах, так что давай, не юли мне тут, — Дима протянул Антону теплую кофту, стараясь как можно быстрее доставить человека в больницу.       Шастун согласился только потому, что там он будет не один. Только потому что где-то над ним будет Попов, который все равно ничего не помнит, но зато все помнит Антон.       Сунув свои длинные ноги в штаны и натянув на себя теплую кофту, Антона дополнительно укутали в осеннюю куртку, все-таки сентябрь на дворе.       Включив печку в своей машине, Позов внимательно следил за дорогой, пока пацан рядом растекался в соплях и трясся от озноба, пряча свой ледяной нос под теплой курткой.

***

      Всю ночь Арсений не мог сомкнуть глаз. Пикающие аппараты били по мозгам, а мысли били по мозгам еще сильнее, чем эти бесящие аппараты.       Абсолютно ничего не понимая, Попов постоянно думал, то об умирающем об простуды Антоне, то об Агате, которой, возможно, вообще никогда и не существовало. Может это был просто длинный сон? Может это кома сыграла с ним такую глупую шутку? Неужели все это было только в его голове?       Воспоминания о настоящей жизни изредка всплывали, но тут же обрывались, так и не давая мужчине понять кто он вообще. Был ли он когда-либо женат? Киллер ли он? Существовал ли Эдгар? Одни тупые вопросы.       Мозг помнил ни-че-го, но сердце почему-то сжималось, когда Попов задумывался об Антоне. Высокий пацан, с длинными тощими ногами и такими же длинными руками, с зелеными глазами и кудрявыми волосами. Кто он ему? Явно не сын. Явно не родственник. Тогда кто? Друг?       Только под утро поток мыслей смог покинуть его уставшую голову хоть на немного, и Арсений заснул, поддаваясь своему ослабленному организму, который все никак не может восстановиться после комы.

***

      Всю ночь Дима не отходил от кровати Антона. Чувствуя ответственность за состояние юного тела, он пытался контролировать все, успешно забывая, что сегодня у него выходной.       В своем отделении Позов чувствует себя как дома. Именно здесь, где лежит Антон, Дмитрий проводит большую часть своей жизни, наблюдая за пациентами, будучи на должности главного врача.       Пока юноша спал и постанывал от жара, который прожигал его мышцы и кости, Позов сидел на стуле возле него и отходил от ночи, за время которой ему пришлось повозиться с Тошей, как с маленьким ребенком. "Я это пить не буду!" "Нет, только не иголки!" "Не хочу!" "Не буду!"       Как врач, он с одной стороны к этому уже должен привыкнуть, но чаще всего взрослые люди стараются не показывать свои страхи. Антону же всего восемнадцать лет. Он до ужаса боится всего этого, а именно поэтому, чтобы просто взять у пацана кровь из пальца, Позову пришлось повозиться и поуговаривать Антона, как маленького.       Впрочем, как договориться с детьми, Позов знает не понаслышке. У него у самого двое малышей — Савина и Теодор, которые, как и все дети, тоже боятся врачебных вмешательств. Так что он уже знает на что надавить и как именно уговорить.       Подтягивая повыше теплое больничное одеяло, рука врача прошлась по горячему и мокрому лбу Антона. Взяв с прикроватной тумбочки термометр, Дмитрий сунул его подмышку больному, который был явно в бреду, иногда что-то бурля себе под нос.

***

      Матвиенко развалился в кожаном кресле своей богато обустроенной квартиры. Попивая бренди Jaime, он наслаждался своей холостяцкой жизнью в тишине и покое.       Постоянно разъезжая по самым дорогим и престижным местам Петербурга, Сергей сильно устает от проделанной работы. Договориться с кем надо, подписать то, что необходимо, заглянуть к своим эскортницам, чтобы дать им хороших люлей и настроить на рабочий лад. Каждую из них Матвиенко знает в лицо, для каждой из них он является строгим сутенером, который решает за них все проблемы, а также является экватором всей их жизни. Без его слова — они никто, без его слова — их жизнь не имеет смысла, без его слова — они не имеют права даже вздохнуть.       Закинув голень на свою вторую ногу, Сергей лишь тихо попивал горячий напиток, копаясь в своем телефоне и развлекая себя соцсетями.       Отвлекаясь от одновременно интересных и очень глупых вещей, Матвиенко ответил на резкий и очень неожиданный вечерний звонок от Позова.       — Да?       — Сереж, у нас чп. Антон заболел. Я привез его в свое отделение. Совсем плох пацан.       — А че с ним?       — Температурит, кашляет. Порой просыпается и жалуется на сильную тошноту, но пока не блевал.       — Фу, бля, Поз. Че ты мне такую гадость рассказываешь? Честно, мне дела нет до этого пацана. Меня больше волнует Арс, — Матвиенко сделал еще один глоток бренди.       — Да с ним пока тоже все не очень. Трубки сняли, но пока очень слаб. Теперь даже зайти к нему боюсь, чтобы не принести случайно чего.       — А ты че, сидишь с этим щенком круглосуточно? Тебе делать что ли нечего?       — Он очень плох, Сереж. За ним никто пристально следить не будет. Пускай хотя бы немного придет в себя, хоть буду домой на ночь уходить.       — Ты хоть жрешь там? Или голодный сидишь?       — Ем то, что дает тетя Люся, — улыбнулся Поз, вспоминая их повара, очень трепетную и добродушную женщину.       — Значит больничную еду жрешь. Капец. Она же без соли, как вообще можно есть эту гадость?       — Зато полезно. Пациенты же едят.       — Ясно, привезу тебе чего-нибудь сейчас нормального.       — Не, Серег, не надо. Если что, я жену попрошу, не волнуйся.       — Мгм, попросит он. Катя там, небойсь, зашивается с двумя детьми, попросит он, — проворчал Матвиенко. — Жди, где-то через полчаса буду.

***

      Сидя за кухонным столом своей маленькой квартирки, в которой Агата прожила большую часть своей жизни, она попивала чаек, заедая его бутербродом. Только недавно восстановившись после "прихода в себя" и выписавшись из больницы после "комы", девушка тут же начала работать в одном из ресторанов, куда ее взяли каким-то чудом официанткой.       "А Арс, ведь, поругал бы меня сейчас за такое питание. Отобрал бы и поставил тарелку его любимой овсянки", — проговорила в своей голове Агата, разглядывая "сухомятку".       После возвращения домой и потери такого человека, как Попов, жизнь девушки перестала наполняться смыслом. Находясь в абсолютно другом мире, она каждый день выла и просилась домой, но сейчас она сидит в своей кухне в одиночестве и молчит, понимая, что в эту комнату точно не войдет любимый киллер с голубыми глазами.       Каждый день, добираясь до работы, Агата проходит по одному и тому же маршруту. Сначала душный автобус, в котором никогда нет места, а если и есть, то долго ты на нем уж точно не просидишь, потому что на следующей же остановке войдет пожилая женщина и попросит уступить ей место в транспорте. Затем подземный переход, которого раньше она очень боялась, ведь, там можно было наткнуться на неприятную компанию с их "кис-кис", а теперь она спокойно включает в наушниках музыку, заглушая собственные мысли о прошлом и настоящем.       Теперь она просто существует. Это просто человек, который проживает свой земной срок, крутясь для собственного обеспечения минимальными удобствами.       Пугающее метро, в которое до сих пор не очень приятно спускаться, служит тем же средством передвижения в час пик. Быстрые подземные поезда, запах креозота и много людей, катающихся с одного конца Питера в другой.       Каждодневная рутина ничем не отличается от прошлого дня. Рядом нет никого, к кому можно обратиться за помощью. У нее не осталось никого: ни родных, ни знакомых, ни друзей. Кто-то умер, по причине глупой игры дурака Эдгара, а кто-то благополучно забыл о ее существовании и проходит мимо, будто никогда и не знались.

***

      — На, вот тебе, пюре с котлетой и морс. Здесь суп куриный. Уж прости, но в ресторане у моего дома более съедобного для тебя я не нашел, — Матвиенко доставал из термопакета контейнеры с едой и ставил их перед носом Позова.       — Спасибо, Сереж, — улыбался Дима такому проявлению заботы от холостяка.       — Че он, как? Просыпался?— Матвиенко с омерзением глянул в сторону спящего Антона, боясь подходить ближе.       — Да просыпался. Уговаривал его поесть этой больничной еды, а он проблевался сразу же, еще даже не попробовав.       — Я бы тоже проблевался. Не, ну ты ее видел? Это же издевательство.       — Сереж, у людей в больнице есть диета, которой нужно придерживаться.       — Фу, не говори мне больше о этой мерзости. Никогда не забуду, как ты впихивал в меня этот винегрет.       — Уж поверь, винегрет был еще вкусным, — усмехнулся Позов.       — Ладно, ты ешь, а я пойду к Арсентию нашему. Проведаю старика.       Поднявшись на этаж выше, Матвиенко прошелся по коридору и заглянул в палату, где лежит его друг. Время уже давно не для посещений, но Сергея здесь все знают, как друга Позова, а потому не останавливают.       Арсений спал, будто и не выходил из комы. Такой потерянный вид, уставшее лицо и тяжелое дыхание. Матвиенко медленно подошел к кровати, стараясь не напугать своим приходом спящего человека.       Как только бахилы предательски зашуршали, пока Сергей делал медленные шаги в сторону стула, стоящего возле кровати Попова, то Арс тут же открыл глаза, будто и не спал.       — Разбудил? Прости. Я навестить тебя пришел, — виноватым голосом прошептал Матвиенко, усаживаясь на пустующее место.       — Ничего страшного, я рад. Что-то Дима сегодня не заглядывал, случилось чего?       — Ну... Антон че-то подхватил, пришлось Димке тащить его сюда. Вот, лежит у него в отделении. Жрать не может, блюет. Температура у него вроде и кашель.       Арс тяжело вздохнул, пытаясь успокоить свою взволновавшуюся грудь. Раз Позов так и не поднялся сегодня к нему, значит Антону настолько плохо, что он просто не может от него отойти.       — Серег, вот скажи, как мне тут спокойно лежать, когда снизу происходит какая-то фигня? Я должен быть там, а я лежу здесь.       — Да ладно тебе. Лучше Позова за твоим пацаном никто не присмотрит. Все нормально будет. Очухается. Ты сам-то как?       — Как видишь. Трубки сняли, но встать пока не могу. Лежу, как старик, который не может обслужить себя сам. Ничего толком не говорят. Так хоть я может и вспомнил чего, — намекнул Попов на рассказ о прошлом.       — Ты прости, дружище, но мне запретили рассказывать тебе о былом. Лежи, приходи в себя, потом все расскажем тебе, если не вспомнишь.       — Кто запретил?       — Димка.       Арсений недовольно отвернулся к окну, чтобы не смотреть на "предателя", который, как и все, что-то пытается утаить.       — Ладно, отдыхай, дружище. Я пойду, а то денек у меня сегодня был насыщенный. Крепись давай.       Матвиенко встал со стула и похлопал Попова по плечу, пытаясь взбодрить обидчивого человека.