Колхоз "Сено-Солома"

***

Тэхён вернулся из магазина и первое, что он услышал, был пронзительно-оглушающий крик. Чьё-то тело, со всего размаху вдруг врезалась в него, опрокидывая на землю. Немного придя в себя, он понял, что на него глядят испуганные морионовые глаза того самого злобного зайки. — Какого чёрта ты творишь? — только и смог выдохнуть он. (Ну, конечно, наебнуться об землю со всего маху — хреновенькая такая романтика.) Но омежка, лежащий на нём, как будто не слышал его и вставать явно не собирался. (завис, короче, где-то в собственном мире фантазий и грёз.) Пока вдруг не послышался лай собаки. Огромный белый Маламут подлетел к ним и стал облизывать хозяйское лицо, а затем взялся за ногу Гука. (няшная такая лохматая озабоченная громадина) Чонгук снова завизжал и ещё сильнее прижался к альфе, дрожа от страха, как осиновый лист. (Он просто с детства боялся собак. Ещё с того раза, когда в пять лет на него в парке налетел большой пёс, желающий поиграть. Нет, он не покусал его, но страху нагнал такого, что малыш Гуки еще два года заикался. Намджуну пришлось его водить по всяким бабкам — шаманкам, которые отпаивали водичкой от испуга, дымили какими-то травками и стучали в свои шаманские бубны. К страху перед собаками добавился ещё страх перед колдунами. И именно с того момента у маленького Гука появилась неприязнь к своему абъюзивному папаше, который видел, как его ребёнку было страшно и ни хрена не сделал. Ещё и отругал, что тот трусливый пиздюк. Ну а хуля взять с человека, у которого в голове жидкий понос, а не мозги.) Гук, попив вкусненького чайку и сожрав целую тарелку рулетиков со сгущёнкой у нового друга, уже одевал у порога кроссовки, собираясь уходить, как внезапно откуда ни возьмись, (появился — в рот ебись) это лохматое чудо. Которое, увидев новый объект для игр, с громким лаем кинулся в его сторону. (а хули, собаки они такие) Ну и понеслось: визги, крики, беготня по всему двору. И вот итог: Они с Тэ валяются на травке, оба ахуевшие, один от страха, другой от неожиданного столкновения. — Феликс, убери собаку! А то я сейчас оглохну (Где ж тут не оглохнешь, когда тот визжит ему в самое ухо, как одурелый), — громко крикнул Тэхён, прижав к себе напуганного омегу, нежно поглаживая по спине, пытаясь успокоить. (Ну и потискать заодно. В штанах-то уже свербит от интимности момента.) — Всё хорошо, зайка. Успокойся. — Шепчет он тому на ушко. Подбежавший белобрысый омега, оторвал сопротивляющегося пёселя от чонгуковской ноги, которую тот усердно пытался изнасиловать и утащил в его вольер. — Его нет? — оглянулся по сторонам Гук, немного приходя в себя. Его ещё слегка потряхивало. (фобии та ещё хуета) — Нет, зайчишка-трусишка! Феликс его увёл, — улыбнулся альфа, сняв того наконец с себя и поднимая на ноги. — Я не трусишка, старичьё, — смущённо огрызнулся тот. — Просто этот монстр хотел меня сначала трахнуть, а потом сожрать. Жуткая псина! — Кто? Пушок? Он хотел познакомиться и немного поиграть, — улыбнулся тот. — Да это самое милое и бестолковое существо в этой деревне. — Ага, как и его хозяин, — буркнул омега, поправляя растрепавшиеся волосы. — А, так значит я всё-таки милый? — широченно улыбнулся довольный, как сибирский валенок, Тэ. (подловил хули) Гук готов был откусить себе язык и скормить тому пёселю за то, что ляпнул не подумав. — Да ну тебя, придурок, я не это имел в виду. Ты совсем не милый, идиотина. И вообще, мне пора домой, — он бегом бросился на выход, краснея от неловкости ситуации, как перезревший помидор. Тэхён с улыбкой глядел в спину убегающему омеге, который ещё к тому же зацепился за собственные шнурки, так и не успев завязать, и чуть эпично не наебнулся, вовремя успев подхватиться. (Сходил, блядь, называется за молочком. Будь оно неладно. Опозорился по всем статьям, да ещё и перед тем, кого недолюбливал. Или всё-таки долюбливал? Тут сам хуй ногу сломит. Пубертат всё-таки странная переменчивая штука.) — Осторожней, злобный зайка! А то разобьёшь свой прекрасный носик, — крикнул он ему вслед. Чонгук в ответ показал ему неприличный жест средним пальцем.

***

Для недолорда Юнги день тоже не очень задался с самого утра. Животноводческая ферма, знаете ли, не самое комфортное место на земле. А заведующий фермой Чон Хосок сегодня был не самым любезным человеком. Увидев нового владельца в белоснежных брюках, светло-голубом пиджаке и элегантных сандалиях цвета парного молока, (Ну а хуле, прикид для фермы, что надо!) он презрительно хмыкнул и обречённо покачал головой, типа: «Что с этих городских идиотов возьмешь?» (Вообще, сам по себе Хосок был добрым и даже весьма весёлым альфой, когда его не доставали сёстры. А их у него было целых три. (Три Маши, одна другой краше.) И с утра они уже успели выполоскать ему мозг с вечной доёбкой: «Когда ты уже женишься? Так и помрёшь бобылём. Давай, мы тебе кого-нибудь сосватаем?» И контрольный в голову: «Вечером оденься поприличней. Сегодня на ужин мы пригласили тебе потенциальную невесту.» (Ну, одну из доярок. Знаете, такая кровь с молоком и на чистом сливочном масле воспитанная. Которая, как им показалось, очень подходит их брату.) А Хосок жениться ну вообще не горел желанием. Он любил свободу и вешать себе на шею хомут в виде жены или мужа, не собирался. Но пойти против сестёр и отказаться от ужина побаивался. Всё-таки их большинство. (Как говорится: «Хуже бабы зверя нет.» Сожрут и не подавятся.) Вот и пришёл он на работу в гадском настроении. А тут ещё это лондонское чудо нарисовалось. Которое в их бизнесе совершенно ни в зуб ногой. Иди теперь, показывай ему всё и объясняй. Типа у него других дел нет. (коровы не осмотрены, трактористы не обруганы, доярки не общупаны) А этот «прынц датский» ещё весь такой из себя бесячий, изъясняется странно: отнюдь, намедни, любезный друг, не соизволите, благодарю вас наипокорнейше. Пиздец, короче! Ну и повёл он этого недоделанного всё показывать. Правда первое, что тот увидел: была коровья ляпёха на его новеньком сандалии. (не, ну хуля побывать в коровнике и не вляпаться в дерьмо, даже как-то и неприлично.) Как же тот визжал и брезгливо фукал, что у Хосока моментально улучшилось настроение. Он даже похохотал от души и выдал что-то типа: «Хорошо в деревне летом, пристаёт говно к штиблетам.», когда тот отмывал свои подкрадули от Гуччи под колонкой. Но самое весёлое началось, когда недолорд решил вкусить парного молочка. Так сказать, прямо из-под коровы. Ведь он такого никогда не пробовал в своих Лондонах, как выразился Хосок. (Натур продукт, без гмо и всякой там хуйни.) А парное молочко — это вам не магазинное пальмово-порошковое. В общем, слабенький желудок лондонской неженки не принял данную жидкость, которая тут же попросилась наружу громким урчанием в животе. Ну и поскакал омежка быстро искать уборную по направлению, указанному заведующим. И каково же было его удивление, (Хотя нет, это было не удивление! Он полностью ахуел) когда увидел в небольшом деревянном помещении здоровенную дыру в полу. Причём таких размеров, что даже на корточки хуй сядешь, ибо можешь тупо оказаться по уши в дерьме. Юнги чувствовал себя грёбаным акробатом, балансирующим на краю пропасти и с трудом удерживающим равновесие. Но ещё больше он ахуел, когда не обнаружил в нём элементарных средств гигиены. Вместо этого в импровизированный держатель, сколоченный из двух фанерин, были запихнуты два огромных лопуха и маленький обрывок газеты. (Короче: Лопухи победили в конкурсе на звание «мягкой и нежной» и ни хуя не двухслойной.) После данной процедуры, видя, как нового хозяина всё ещё крутит и пучит, заботливый заведующий фермой отправил его в магазин к Чимину, принимать противопердильное зелье. Так как только его семидесятипроцентные лекарства могли вылечить данный недуг. (Это вам не какая-то там «смекта»). Да и не было в деревне аптеки. Поэтому все в основном лечились Чиминовскими снадобьями. Болит живот — к Чимину, голова — к Чимину, случайно поранился — туда же. Огненная вода лечила всё, включая душевные раны, вместо антидепрессантов. В общем, Чимин ещё и местный лекарь. Увидев побледневшего омегу, (хотя тот и так был от природы бледным, но сейчас походил на живой труп, который только что откопали) хозяин магазина всплеснул руками: — Английская королева, что с тобой случилось? На тебе ж лица нет! Выслушав слезливую историю о том, что ферма это ад кромешный, тот достал из-под прилавка знакомую бутыль (полынную забористую) и заставил выпить того целую кружку. — Не бзди, красавчик, (Точнее и не скажешь!) я тебя мигом вылечу, — суетился он, подливая в кружечку ещё. Так сказать, для пущего эффекта. (лечить, так на совесть.) Через некоторое время средство помогло. (Правда помогло оно ещё и изрядно захмелеть. Ну, оно и понятно! У любого лекарства есть побочный эффект.) Измучившегося Юнги растянуло, как лягушку по асфальту, и он уснул прямо за плетёным столиком. Пришлось горе-лекарю тащить сие пьяное тело домой и укладывать спать. Не забыв попускать слюни на прекрасное лицо. И естественно, со всей этой хренью: убирания локонов с глаз, проведением тыльной стороной ладони по щеке и укрыванием одеялом, предварительно не забыв раздеть. (Романтика, етить-колотить. Похоже, что влюбился «травник», по самые паречки!) **** Вечером Феликс пришёл к новоиспечённому другу, чтобы позвать того на вечерние посиделки у реки, где по обычаю тусила вся молодёжь. (Какая же деревня без вечерних посиделок) Конечно же тот с удовольствием согласился. Вот только старший брат Субин — нет. В отсутствии Намджуна, который ещё днём уехал в «Верхнее Угарово» по каким-то своим делам, связанными с оформлением документов, он оставался за старшего. И позволить пойти брату с незнакомыми людьми в незнакомое место, никак не мог. Но после долгих слезливых уговоров, согласился с условием, что он идёт с ними. (На самом деле, он только для виду повыёбывался. Потому, что и сам хотел с кем-нибудь познакомиться. Не сидеть же дома в гордом одиночестве как лох.) Короче, все четверо отправились на гульки. (Пришлось и Тэхёни с собой прихватить. Не оставлять же этого малахольного одного? А то мало ли что? Вдруг медведи утащат?) На берегу сидело трое, уже разжёгшие костёр и жарившие сало на выструганных еловых веточках. (Вкуснятина, кстати, неимоверная.) Старший брат Феликса, девятнадцатилетний омега Бомгю, играл на гитаре какую-то незатейливую дворовую мелодию. (Да! В этой семейке тоже было трое отпрысков. Так совпало просто.) Омега Ёнджун: младшенький семьи Чонов, шестнадцати лет отроду и альфа Кай, тоже младшенький, только семьи Паков, резались в дурака на желание, попивая из пластиковых стаканчиков, спизженный Каем у брата, самогон. (Короче, стандартные молодёжные посиделки.) Вся четвёрка присоединилась к ним. Тут же раззнакомившись, а после пару стаканчиков огненной воды, ещё и подружившееся. (ну, хер ли, спиртное, знаете как сближает? Тогда ж начинается: друзья навек и прочая балабольская фигня.) Ну а где пьяные малолетки, там соответственно игры на желания и раздевания. Ну а тут уж карты в помощь и пресловутый дурак. Когда уже почти все сидели в одних трусах… (Ну, просто мелкому Техёнчику много спиртного не нужно. Малахольный же. Вырубило после двух глотков. И теперь он мирно посапывал возле костра, положив ладошки под лицо и сладко причмокивая губёхами во сне. Миленькая такая буська. Кай даже залюбовался этим зрелищем. Обратившись к Гуку, пьяненько икнув: — Как мило у тебя братишка спит. На что тот только хмыкнул: — Хорошо, что вырубился, а то достал бы своим занудством. (Опять отвлеклась, блядь!) Ну так вот: Когда уже все сидели в труселях и снимать больше, по сути, было нечего. (Пьяные то пьяные, но полностью оголяться и трясти своими причиндалами никто не собирался.) Вот тогда и пошли в ход пизданутые желания. Ёнджуну от Кая досталось засосать Субина. (Сводник хуев. В их семейки не только Чимин, но и вообще, все трохи с ебанцой были. Это у них на генетическом уровне.) Поцелуй вышел зачётный и через чур долгий, как будто сожрать друг друга хотели. (Похоже самогон включил похотливые гены. Видимо помимо лечебных качеств, он имел ещё и своднические. Эликсир, блядь, на все случаи жизни.) После чего парочка вообще удалилась в лес, якобы ягоды собирать. (Ага! Какие на хуй ягоды в конце мая?) Правда, пробыли они там недолго, потому что кто-то в темноте сел голой жопой на муравейник и проснувшимся насекомым это явно не понравилось. Пришлось бедному Ёну отмачивать свою пятую точку в реке под громкий ржач остальных. Бомгю загадал новенькому Чонгуку спиздить у брата Кая пару бутылок самогона. Потому что этот уже закончился, а вечер ещё был в самом разгаре. (Вообще-то они частенько так делали, естественно зная, где находится волшебный сарайчик с огненной водой. И вроде бы как теперь и Чонгук должен был пройти своеобразный обряд посвящения в свои.) По их простому замыслу, Кай проводит Гука до их дома, а тот залезет через небольшое окно и выкрадет драгоценный напиток. Проще некуда. А что Гук? Да ему вообще похуй. Он на любую хуиту готов подписаться, лишь бы не скучно было в этой глухомани. Да и не пиздил он никогда самогон, как, в принципе, и не пил до сегодняшнего дня. Это же настоящие приключения, кто ж откажется? Феликс вызвался идти с ними в качестве моральной поддержки. (мы же все помним про «друзья навек» и прочую туфту, рассказываемую самогоном наивному мозгу) Короче, вся эта подвыпившая братия весело направилась к Чиминовскому сарайчику за желанным пойлом. Но с первых же минут всё пошло, блядь, не по плану. Во-первых: Они так и попиздили в трусах. (Ну хули, кто про одежду вообще вспоминает, когда тут такой наполеоновский план наметился?) Хорошо хоть уже темно было и их никто не заметил. Правда, пробираться пришлось огородами, на всякий случай. (Правильно! Нормальные герои всегда идут в обход!) Но зато заросли крапивы, по которой им пришлось идти, были полным пиздецом для голых тел. Но как говорится: «Нас ебать, хуй тупить!» До заветной цели они всё-таки добрались. Но и тут их ждал пиздец. Залезть то Чонгук залез, еле протиснув свой тохес через маленькое окошко. Но вот в темноте наткнулся на какую-то бочку, тут же развернув её и шлепнувшись в образовавшуюся после столкновения лужу, при этом задев какие-то банки и наделав кучу звона и шума. (Ещё чуть-чуть и миссия была бы провалена. Диверсант хуев.) На ощупь схватив пару бутылок, он вылез наружу, где благополучно рухнул на ловившего его Кая, случайно ебанув тому локтем в глаз. Тот взвыл от боли, но Феликс благоразумно зажал ему рот, чтобы тот своими воплями не перебудил всю округу и особенно любимого братца. — Блядь, Гук, ну от тебя и несёт, — поморщился Феликс, когда они драпали, как лоси, по кукурузе от злосчастного сарая, прижимая к голой груди с трудом добытую жидкость. — Я кажись там какую-то бочку развернул? — понюхав себя, поморщился он. — Сука, ну и вонища. Что это за хуйня вообще? — Похоже, это была брага. — Констатировал Кай, принюхавшись. — Вот крику-то с утра будет! Если Чимин узнает, что это были мы, мажте парни жопы вазелином, ибо он нас всех выебет и высушит. — Да не сцы, бро! — подбодрил его Гук. — Откуда ему узнать-то? — И правда, откуда? — немного расслабленно выдохнул Кай. Вся троица направилась назад на берег: пахнувшие брагой, с ляжками в волдырях от крапивы, двумя бутылками клюквенного самогона и довольные, как черти, своей выходкой. (адреналин) Далее вечер продолжился в штатном режиме — «ужраться в сопли». Show Must Go On, ёпта!