Значение двух "И"

— Ты наконец-то дома! Восторженный детский визг — первое, что я услышала, едва успев переступить порог дома. В меня врезался мини-ураганчик, незамедлительно обхватив руками за талию. С улыбкой я погладила брата по темным волосам. — Рома, дай сестре хотя бы раздеться, бестолочь ты такая. И вообще, не надо на ней виснуть, — проворчал папа, стоя позади с сумками. Ради того, чтобы забрать меня из больницы, он уехал прямо с работы. И это было приятно. — Да ладно, пап, он же скучал. Я присела перед Ромой на корточки и, пряча его ладошки в своих, поцеловала мальчика в обе щеки. Синяк у него под глазом я заметила не сразу, а, рассмотрев, нахмурилась. — А это откуда? Брат стыдливо отвел глаза в сторону и стал шаркать ногой по полу, не желая отвечать. Папа не удержался и, хмыкнув, несильно щелкнул Рому по лбу. — Давай, расскажи. Что глазки-то в пол опустил? Стыдно? — Пап… — Не папкай. Опять с Мироном подрались. Ну тот и толкнул его, а этот дурачок лицом прямо об диван и ударился. Я ахнула, прикрыв рот рукой. — Да ребёнку чуть глаз не выбили! — возмутилась я. — Ничего, будет ему наука. Порой мне казалось, что отец чересчур строг к Роме. А порой, наоборот, слишком мягок. Его штормило из стороны в стороны, политику его воспитания я не понимала. Сдаётся мне, это от того, что больше всего на свете он хочет воспитать из Ромы достойного человека и честного, сильного духом мужчину, вот только не знает, как это сделать. — А Мирон мог бы и не вступать в драку, он старше, умнее должен быть. — Он не вступал, а всего лишь отбивался. Этот маленький коршун налетел на него первый. — Пап, ну хватит! — разозлился Рома и топнул ногой. От обиды он покраснел и, казалось, вот-вот заплачет, недовольный тем, что папа все рассказал мне, так ещё и в неприглядном свете выставил. Глядя на его расстроенное лицо, не хотелось даже ругаться. — Ладно, — смягчился отец, — иди к маме, пусть немного поиграет с тобой. — Но я хотел с Исой… Брат расстроился ещё больше и, давя в себе слезы, изо всех сил поджал губы. — Я разберу вещи, немного отдохну и обязательно приду к тебе, хорошо? — нашлась я. Рома кивнул и, как мне показалось, посмотрел на отца с какой-то надеждой перед тем, как уйти. — Позже, — кивнул ему отец и, обойдя меня, стал подниматься на второй этаж. — Ты что-то пообещал ему? — Да, погулять. Давненько мы не проводили с ним время вдвоём. — Здорово. А то, похоже, он ревнует тебя к Мирону. Возможно, они не могут поладить ещё и из-за этого. — Чушь, — поморщился папа, — с чего бы? Я усмехнулась и с иронией пожала плечами. Очень часто папа не замечал, как сам подкидывал Роме поводы для этого. Мирона он хвалил куда чаще. Чаще восхищался его успехами в учебе. Чаще заступался за него. И реже ругал. Роме приходилось соперничать за папино одобрение, в то время как Мирон получал его в двойном объеме — и от собственного отца, и от дяди. Но высказывать свои мысли вслух я не стала, не желая спорить с отцом. — Помочь? — спросил он, оставляя сумки в моей комнате. — Нет. Если что, позову кого-нибудь из горничных. — Разумно, — отец качнул головой, — тогда… Я пойду? — Ага. Мне не терпелось остаться одной, чтобы заняться самокопанием и самобичеванием. Только одна тема не шла у меня из головы, и имя ей — Иван. Как только папа вышел, я с коротким стоном рухнула на кровать, раскинув руки в разные стороны. В голове роились сотни мыслей и, подобно пчелам, беспощадно жалили. Зачем же я обидела Ваню? Он зашёл в палату с улыбкой и намерением что-то рассказать мне, а я напала на него. Несмотря на брошенные им обидные слова, в Ваниных глазах я видела неподдельное разочарование. Вот только от чего? От того, что я оклеветала его или?.. Я закусила губу. А вот об «или» думать было страшно. Я понимала, что если допущу хоть возможность чего-то большего между нами, то могу запустить адский механизм своих чувств. Я не знала, как он должен работать и на что похожа влюбленность, но знала совершенно точно, что выделяю Ваню из массы остальных людей. Это пугало ещё больше. Между нами пропасть! Возрастная, социальная, статусная. Он взрослый, состоявшийся в жизни мужчина. Ему будет неинтересно со мной. Что я могу дать ему, которая ещё и жизни-то не видела? А вот отец даст в бубен и ему, и мне. За то, что он глобалец. За то, что он родственник Астахова. Да и за просто так. Но меня не отпускало странное ощущение того, что упускать Ваню нельзя. И, положа руку на сердце, я совсем не замечала возрастной разницы между нами. Выглядел Ваня моложе своих лет, а улыбка у него и вовсе была светлая, мальчишечья. Словно ему, как и мне, только-только исполнилось 18 и все свершения, невероятные и грандиозные, ждали впереди. Но, к сожалению, эта улыбка не задерживалась надолго на его лице. Она сменялась холодным профессионализмом или циничной отрешенностью, делая из него куда более привычного Ивана. — Иса? Я вздрогнула и резким движением села, не ожидая гостей. — Ты же ушёл? — спросила я, подозревающе окинув взглядом оперевшегося плечом на косяк папу. — Вообще-то да. Но у тебя было такое лицо, что я решил вернуться. — Какое? Вместо слов папа протянул мне зеркало. Возникло мощное дежавю — всё как тогда, в больнице. И вроде сошли все синяки, отеки, царапины прошли… А Иса все равно не та. Маленький червячок, забравшийся в мою душу, уже начал свои изменения. Сначала с мелочи, но что будет через месяц? На меня будет смотреть незнакомка? Кислое выражение на физиономии подливало масла в огонь. Цокнув, я отложила зеркало в сторону. — Ты так и не рассказала мне, что произошло, пока ты была у Юли. Папа сел рядом и, понаблюдав пару минут за тем, как я комкаю край домашней рубашки, не выдержал и накрыл мои пальцы ладонью. Говорить о Юле — последнее, чего мне сейчас хотелось. Мне бы излить душу о Ване, да только некому… Никто не поймёт. Испугаются, заохают, руками замахают. — Это так важно? — с тяжелым вздохом спросила я. — Да, Иса, важно! После произошедшего тебя как подменили. Всё время хмурая, задумчивая. Мне нужно знать, что с тобой творится. И если Юля… — А может, не в Юле дело? — перебила я его. На секунду папа обалдел от такой резкости. Я и сама испугалась того, как рявкнула. А, главное, зачем? — Прости, — буркнула я. — Но если это касается не Юли, то… Чего? Ваня. Мне слишком мало минувших четырех встреч. Те две недели, что я провела в больнице, я каждый день караулила его в коридорах, надеясь, что он захочет навестить отчима ещё. Но он не появлялся, заставляя меня терзаться виной. Мне только и оставалось, что вспоминать темно-карие глаза теплого оттенка с промелькнувшим в них разочарованием. — Пап… А как ты понял, что влюбился в маму? Душа требовала диалога. И, хоть я не могу вывалить всю правду, никто не мешает мне выспрашивать осторожно, завуалированно. Иначе в одиночку я сойду с ума. — Так ты влюбилась что ли? И какой мудак посмел тебя обидеть? — папа нахмурился. В следующий миг я почувствовала на плечах захват цепких пальцев и легкое, но требовательное потрясывание. Папин напор оттолкнул и я ещё больше уверилась в том, что мне не следует посвящать его в дебри своего сознания. Он же убьет сначала меня, а потом и ни в чем неповинного Ваню! — Проехали, пап… — прошептала я, высвобождаясь. Это остудило его пыл. Отец сглотнул и, смотря на меня сбоку и немного снизу, негромко проговорил: — Когда понял, что упиваюсь её голосом. — Что? — не поняла я. — Ты спросила, как я понял, что влюбился в твою маму. Так вот: когда слышать её голос для меня стало важнее, чем дышать. — Ну-ка, интересно. Я села по-турецки и приготовилась слушать. Папа рассеянно улыбнулся и покрутил на пальце обручальное кольцо — обычный гладкий обруч из золота. — У нашей мамы замечательный голос, верно? Мне он всегда нравился. С самой первой встречи, хоть я и не признавался в этом ни ей, ни себе. Но в один из дней, когда она, ещё работая твоей няней, что-то с интересом рассказывала тебе, а потом вдруг замолчала… На секунду мне показалось, что я оглох. Я почувствовал себя потерявшимся в собственной квартире. И потом, когда она наконец продолжила рассказ, я ощутил такое спокойствие и умиротворение, что остаток дня протаскался за ней. Тайно, чтобы Вита не заметила, — он улыбнулся. — Как это? — Пол-дня проторчал под дверьми детской, подслушивая. А потом, провожая её до двери, незаметно записал её голос на диктофон. И в минуты, когда мне было особенно тяжело, я переслушивал эту запись. Но, знаешь… Когда Вита лежала в реанимации, я ясно понял одну вещь: мне мало этой записи. Если я больше никогда не услышу её, я не вынесу этого и уйду за ней. В комнате повисла тишина, каждый из нас утонул в своих мыслях. А нуждаюсь ли я в Ванином голосе так же? А если нет, значит, мне повезло и я заинтересовалась им всего лишь как человеком, а не как мужчиной? Сколько вопросов… И ни одного ответа. — Не думаю, чтл мы что-то чувствуем друг к другу, — пробормотала я, не смотря на отца. — Почему? Я поражалась его терпению и выдержке. Ещё пару месяцев назад папа, узнав о потенциальном зяте, раскричался бы и пообещал оторвать ему хозяйство. А сейчас он пытался помочь мне разобраться, хоть по нему и было видно, что эта тема доставляет ему дискомфорт. — Он сказал, что от меня одни проблемы. Я тут же прикусила язычок, поняв, что сказанула лишнего. Думается, что такой резкий выпад в мою сторону отец точно не простит — только ему позволено издеваться надо мной. Но… Вместо этого он фыркнул и посмотрел на меня, как на неразумное дитя. — И что же? Я говорю твоей матери тоже самое, потому что это правда. Горькая, но правда. — Пап! — возмутилась я. — Как ты можешь? Она же на всё ради тебя готова! — От неё много проблем, — упрямо повторить отец, — но вся соль в том, что, невзирая на это… Только с ней одной я счастлив. Плевать на неурядицы и аварии, которые она создает. Я решу их так же, как она решает мои. Думаю, в этом и вся прелесть любви. Папа ласково похлопал меня по колену и встал, собираясь уйти — его ждал Рома. — Мне, Иса, всё ещё не хочется отдавать тебя кому-то. Вряд ли я когда-то буду к этому готов, но… Я искренне надеюсь, что ты разберешься с этим. И как только всё нормализуется и ты будешь готова представить мне своего избранника — приводи его. Я вяло улыбнулась ему вслед. Минуты текли долго-долго от того, что я не знала, чем себя занять. Книжки прочитаны, лекции выучены и даже на рояле играть не хотелось. Руки сами потянулись к блокноту и карандашу. Особой надежды на что-то прекрасное не было, ведь даже слон левой пяткой рисовал лучше, чем я правой рукой. Но я всё равно хотела хотя бы попытаться изобразить что-то, похожее на Ваню. Сердце требовало визуализации. Но, как я ни старалась, из-под моего карандаша он не получался и на четверть таким красивым, каким был в реальности. Линии шли вкривь и вкось, сворачивая не туда — совсем как отец и Костя, возвращающиеся домой после пьянки. Я раздражённо вырвала лист и скомкала его. И вдруг в голову пришла идея. Отчертив небольшой прямоугольничек, я стала заполнять пространство вокруг него фразами. На это действо ушло всего 15 минут, но этим детищем я была довольна больше, чем предыдущим. Я с улыбкой перечитала написанное. Здесь — все фразы Вани, что я смогла вспомнить. А посередине должна быть его фотография, которой у меня нет… «Что забыла в моей машине?» «Иса? Необычное имя. Признаться, впервые слышу.» «Судьба любит шутить.» «Дин-дон.» «Я не Гарри Поттер. На змеином не говорю.» «Привет, красотка.» Интересно, как громко я буду смеяться через пару лет, когда найду этот опус? И заполнятся ли другие страницы, или эта останется единственной? *** День в университете дался тяжело. Но, несмотря на прошедшие четыре пары, я не собиралась отсиживаться дома. Я зашла лишь за тем, чтобы перехватить что-то из еды и побежать дальше. А точнее — в Атриум, чтобы в очередной раз поучиться разбираться в хитросплетениям бизнеса. Может, если у папиного зама Ильи будет время, он даже расскажет мне что-то интересное, подняв архивы. Я решила не переодеваться. На кухню я прошла прямо так, не боясь запачкать светло-кремовую блузу. Основательно исследовав полки холодильника, я решила перебиться салатом. Но стоило мне только поднести ложку ко рту, как… — Иса! А что ты делаешь? — появился из ниоткуда Рома. — Ем, — терпеливо ответила я. — А что это? — Салат. — А с чем? — С тем, что ты есть не будешь. — Почему? — Потому что там сыр. А ты его не любишь. — Дай! Я хочу попробовать! Незаметно я скормила Роме половину тарелки и прискорбно посмотрела на остатки. Что ж, ладно. Времени у меня не так много. Я снова предприняла попытку отправить в рот хоть что-то. — Иса! — раздался вскрик сзади. Я мысленно прикидывала, притвориться мертвой или больной, но потом поняла, что это бесполезно. Не в этом доме. Я молча повернулась к Мирону. — Ем, — опередила я его вопрос. — А потом что делать будешь? — В Атриум поеду. — А потом? — Не знаю. Может, Матвея к себе возьму. Что хотел? — Поиграем? — брат с надеждой кивнул в сторону рояля. Я поджала губы, думая, как бы отказать помягче. Я не успею, но и расстраивать ребёнка не хотелось. — Смотри, — медленно проговорила я, — через час к Роме придёт репетитор по музыке, они будут отрабатывать технику. Ты можешь послушать. — Но мне нравится, когда играешь ты. — Тогда подожди до завтра, завтра с Ромой буду играть я. Идёт? — Идёт! Заметно повеселевший Мирон убежал. И я, не замечая на горизонте очередного родственника, страстно желавшего пообщаться со мной, наивно опустила вилку в тарелку. — Иса, красавица моя! Я страдальчески закатила глаза. Ни пожрать, ни поспать в этом доме, что ни день — то событие! — А?! — рявкнула я. Но бабушка не обратила на это совершенно никакого внимания. Подойдя ко мне с улыбкой, она мягко обхватила моё лицо ладонями и невесомо поцеловала в нос. Папа часто говорил, что я редкостный везунчик — единственная, кому бабушка время от времени демонстрировала свою любовь. Другие же были этой участи лишены. — Как прошёл день? — Нормально. Но было бы лучше… А, впрочем, неважно. — Ты права. Неважно, что было до, потому что у меня для тебя потрясающая новость! Бабушка зналп что-то, от чегл её распирало. Она сияла и была полна решимости поделиться этим со мной. Я, уверенная, что новость непременно хорошая, начала непроизвольно улыбаться. — Ты же знаешь, что твой отец заключил контракт с Ланграстом? — Ну? — Вчера я встречалась с управляющим и по совместительству владельцем, Марком Глинским, нужно было выведать кое-какие детали. Иначе Кирилл не станет расчищать себе путь к… А, плевать. Отвлеклась. — Путь к чему, бабушка? — Путь к лучшей жизни, которым он обязан мне. И если своего максимума Кирилл уже достиг, то у тебя ещё всё впереди! В этом я помогу и тебе, радость моя. Я напряглась. Что она задумала и как с этим связан Ланграст? Ох, мамочки… А у меня-то, у меня… Все мысли только о Глобале и его шикарном директоре. — Что ты имеешь в виду? — Нас пригласили на ужин. А у Марка Юрьевича три ребёнка: двое прекрасных сыновей и одна дочка. Смекаешь? — Я должна подружиться с дочкой? — Вот дура-то, а, — беззлобно сказала бабушка. — Нас интересуют мальчики! Один, правда, на год тебя младше, но это неважно! Выбирай любого, тут уж я тебе свободу предоставляю. Но лучше, конечно, обрати внимание на Павла. Я разузнала, что Вадим приёмный. — Бабушка, я совсем тебя не понимаю, — прикинулась я дурочкой, надеясь, что бабушка отстанет от меня с подобными предложениями. Страшная догадка о том, что с помощью меня она хочет притянуть Ланграст, уже осенила мой мозг. Конечно, без моего желания отец не допустит подобного. Но и портить с бабушкой отношения я не хотела. Да и ссорить её с папой тоже… — Иса. Ты пойдешь на этот ужин со мной, — серьёзно проговорила бабушка, — познакомишься с Глинскими. И, внимание, ты должна понравиться им, а потом и запасть в душу кому-то из молодых Глинских. Да так, милая моя, чтобы через пару лет он захотел на тебе жениться. Поняла меня? — А моё мнение тебя не интересует? Бабушка немного помолчала. — Слишком много в тебя вложено, Иса, чтобы отдать абы кому. Ты была рождена не для этого. — Я была рождена случайно, давай будем честными! — Речь не об этом. Ты умна, красива, богата. И муж должен быть под стать тебе и даже лучше. Я не позволю выйти тебе за какого-то оборванца, поняла меня? Я почувствовала во рту неприятную горечь. Впервые в жизни мне захотелось оставить бабушку в одиночестве и грубо уйти. Но я продолжала стоять на месте. — Милая моя, — заговорила она гораздо спокойнее и мягче, — ты ведь хотела управлять Атриумом, верно? Хотела иметь влияние, чтобы отец гордился тобой? — Это никак не связано. — Связано. На кой черт тебе этот Атриум, если ты сможешь владеть самим Ланграстом? Только представь: твоё имя будет знать каждый! Ты никогда не будешь знать точное количество денег на твоих счетах, потому что заблудишься в бесконечных богатствах. И… — Мне пора, бабушка. — Ты услышала меня, Иса! — кинула она мне в спину. — Будь готова. Ты поймёшь, что это для твоего же блага! Сглатывая ком в горле, я быстрым шагом вышла за ворота. Сформировалась четкая мысль, что я — вложение, которое нужно пристроить как можно выгоднее. Но зачем, черт возьми, зачем?! Мы не доедали последний хрен без соли! Атриум стоит на ногах достаточно твердо для того, чтобы жить как хочется, а не как надо! Разозленная на бабушку, я ворвалась в здание офиса таким вихрем, что даже не сразу услышала окрик девушки с ресепшена. — Алиса! — надрывалась она. — Алиса! Я вернулась, шагая задом. — Тебе кое-что принесли. Где же… А, вот! Держи! Мягким движением девушка положила на стойку алую розу с тугим бутоном. Я смотрела на неё, как на змею. — От кого? — Приходил парень, высокий, где-то метр восемьдесят пять, может. Такой колоритный… Волосы у него очень красивого цвета, как темная медь. Глаза серые, кажется. Разглядеть не успела. Я изумленно ахнула. Судя по описанию, это… Ян?! Какого черта? Осторожно взяв цветок, я опустила нос в бутон. Пахнет не магазинным пластиком, а живой розой. Приятно… Я нечаянно уколола палец о шипы. Не заметив, я позволила капле крови стечь по стволу. — Ничего не сказал? — наконец решилась спросить я. — Сказал, — улыбнулась девушка. — Одно слово. — Какое же? — Красотке. Вот так… Приятная неприятность...