Сказки серебряных Ангелов

      Багряная дымка оседала на землю у ног Нефилима, приятной прохладой стопы обволакивая. В воздухе пряным ароматом ягод и цветов веяло, и куда ни глянь – прекрасные растения свои стебли к каменному своду тянули. Кудрявый плющь по стволу могучего дуба полз, переплетался с ветвями, свисал живой зеленой завесой и листьями в пруд окунался. Кусты крыжовника спелыми ягодами манили, а благоухание красных роз пьянило пуще самого изысканного вина. Нефилим удивленно на все смотрел, разглядывал и гадал: как же так сталось, что кусочек рая в ад попал. Гардиель, тихо поодаль стояла, ягодку крыжовника между пальцев крутила и улыбка с лица ее не сходила:       — Что же ты все смотришь, а испробовать не решаешься? — Голос ее, словно мед, по воздуху растекался. — Неужто голод не мучает?       — Откуда здесь все это?       — Моя заслуга. — Гардиель улыбнулась ярче прежнего, сорвала пару спелых ягод и Нефилиму протянула. – Только вот беда, некому свой сад показать, одни мертвецы кругом...       Нефилим на ягоды взглянул: они, словно жемчужины из застывшей крови на ладони Гардиель красовались и рубинами переливались, притягивали, голод пробуждали. Он взял одну ягодку, к губам поднес, надкусил, и в тот же миг дурманящая сладость во рту разлилась, а капелька бордового сока небрежно по подбородку стекла. Голод словно зверь проснулся и потянул Нефилима к кусту крыжовника. Он с земли поднялся и не заметил как золотое перо в пруд обронил, все его внимание к ягодам спелым приковано было, а Гардиель приблизилась, за руку его взяла:       — Негоже гостя одними ягодами угощать...       И повела она Нефилима вглубь сада: они дуб обошли, миновали кусты крыжовника и очутились в роще из всевозможных фруктовых деревьев. Нефилим совсем растерялся, по сторонам головой завертел восхищаясь красотами, а фруктовый аромат в самую душу заползал и тянул сорвать плоды спелые: яблоневые ветви к земле клонились, вишни сочные прямо в руки падали, груши золотом отсвечивали, сливы взор приковывали, окутанные нежной пурпурной дымкой. Гардиель, Нефилима отпустила, в спину легонько толкнула:       — Ну же, иди, угостись дарами моего сада.       Нефилим не стал голоду противиться: принялся фрукты и ягоды срывать, пробовать, да вглубь сада продвигаться. Голод все сильнее становился, жег изнутри, и ничто не могло его утолить. Нефилим от дерева к дереву бегал, плоды срывал и ел, словно вечность голодным ходил, но сколько бы он рот не набивал, а в желудке будто бездна открылась, насытиться не давала. Вот, он уже совсем между бесчисленными деревьями потерялся. Гардиель позади осталась, и, лишь голос ее нежный изредка доносился:       — Ешь сколько душе угодно. Давно у меня живых гостей не было, оставайся здесь хоть целую вечность.       Нефилим не мог от плодов сочных оторваться, голод утихомирить: руки - сами к новому дереву тянулись, ноги вели его к экзотическим фруктам и ягодам. Во рту – мед, на губах – нектар фруктовый, а пальцы красным соком, словно кровью, перепачканы. Деревья все гуще становились, ноги в толстых корнях заплетались, свет угасал и темный туман сад обволакивал. Даже голос Гардиель затерялся вдали. Нефилим в самые глубины сада продвинулся: многовековая паутина с ветвей прозрачным занавесом свисала, колючие кустарники роз и шиповника за подол балахона хватались, сухие листья на голову осенним дождем падали и в волосах путались, пальцы слипались от грязи и сока, фрукты и ягоды горчить стали, а в воздухе – вместо приятного аромата цветов – трупным зловонием повеяло.       Сад все сильнее Нефилима в свои дебри заманивал, голод нагоняя: уже и не деревья перед ним возвышались, и ноги его не в темных корнях заплетались, а руки – совсем не к спелым фруктам тянулись. По губам, вместо сладкого сока, кровь соленая текла. Пальцы к кровавым плодам прикасались, рвали и в рот тянули, а под ногами – кости хрустели. Стволы деревьев, вместо коры, в ошметки гниющей плоти облачены, а на ветвях, словно вишни – мириады глаз. Но Нефилим, не замечал то, что пальцы его срывали, и не чувствовал, что по рту совсем не медовый сок растекается...       Деревья костяными ветвями к Нефилиму тянулись, за волосы хватали, кожу царапали, ткань рвали. Сухие кустарники роз толстыми шипами в тело впивались и ноги босые протыкали. Гнилая земля болотом в себя тянула. Нефилим равновесие потерял, коленями в грязь упал, но руки продолжали к кровавым плодам тянуться, да не дотягивались. Тогда стал он земляную гниль поглощать, запихивать в рот ошметки разлагающейся плоти, все, до чего дотягивался, пока жидкая почва его вглубь затягивала: во рту – отвратительный вкус желчи и горечи, в нос запах гнили ударяет, да такой сильный, что слезы взор туманят. Грязная топь вниз тянет медленно, руки в гнилой земле утопают, пальцы затхлое месиво хватают, перебирают.       Нефилим мыслить ясно не мог и лишь голод в теле брешь прорывал, наружу вылезал, сжирал последние проблески сознания, а болотная жижа все сильнее утягивала. Вот, земля вязкая уже по ребра сдавливала, руки и ноги сковывала, к груди подбиралась, и дышать все тяжелее становилось. Из недр зловонной грязи утробные звуки раздавались, словно мертвые обратно на твердую землю просились, но жадное болото не отпускало, всю жизнь с грязью ровняло и новую добычу поглощало неустанно. Пока Нефилим беспомощно в гнилой земле барахтался, грязь вокруг горла сомкнулась и воздух перекрыла. Лишь тогда, осознание начало к нему возвращаться, голод перестал разум в оковах удерживать и глаза увидели всю мерзость, что его окружала, да было поздно: болото в последний раз проревело и сомкнулось над Нефилимом ночью непроглядной.       Тьма холод и удушье: ни крикнуть – ни руками пошевелить, словно в тесном гробу набитом затвердевающей глиной. Вот-вот и смерть наступит покончив с мучениями, да только не к Нефилиму, к нему она спиной повернулась. Он продолжал жить и все чувствовать, будто недобитый угорь, которому жестокий повар кожу сдирает. Болото медленно заползало к нему в рот, заполняя внутренности, и казалось Нефелиму, что, то были чьи-то липкие пальцы, пытающиеся дотянутся до самой его сути. Скованный по рукам и ногам, он не мог им противостоять и лишь обреченно позволял трупной гнили пробираться все дальше под кожу, растекаться по венам, заполнять желудок...       Вскоре Нефилиму почудилось что из ног его – корни прорастают и тянутся куда-то вглубь, на дно, которого нет. Они становились все больше, грубели и извивались, переплетаясь с корнями соседних деревьев. В груди что-то кольнуло, и кровь прильнула к месту где должно биться сердце. Нефилим почувствовал теплоту: его потянуло вверх к солнцу, захотелось ощутить прохладу весеннего утра и впитать влагу молочного тумана, что растекся бы над лесом где-нибудь в горах, но в горячей груди царила тишина, нечему было биться, нечему было расти. Корни, проросшие из ног, высохли и отпали. Грудь остыла и холод пробрал до костей, что ломались под тяжестью зловонной грязи. Он погружался все глубже в бездонное болото, а сознание меркло, словно тлеющий уголь в догоревшем костре.

***

      Грязная дымка обволакивала взор. Можно было разглядеть лишь тьму – вязкую, холодную. Казалось, что в голове черви брешь прорывают, в ушах гудит и звенит неустанно. Руки и ноги, словно у куклы тряпичной, будто не кости и не плоть под кожей, а земля да камни.       Так длилось одно самое короткое мгновение.       А после, голоса и свет сквозь непроглядную тьму начали пробиваться. Нефилим узнал говорящих. Узнал и свет от рыжих огней под сводом каменным. Гардиель спор развязала, громко, глумливо речами бросалась, а отвечал ей Князь и усмешка в словах его слышалась.       — Что же ты — Говорила Гардиель — совсем страх потерял? Или жизнь червя слишком непосильна и решил умереть?       — Не про жизнь я пришел разговоры с тобой вести. — Отвечал Князь. — Ты хоть знаешь, что за гостя в саду своем погубить хотела?       — А как же не знать. Знаю, видала таких... — Секундная пауза — Только вот, что в нем такого особенного? Подумаешь, нефилим. Тебе ли не помнить, червь, сколько наших на человеческую жизнь позарились.       — Он последний...       — А куда остальные делись?       — Оторвана ты от жизни, Гардиель. Припомни, сколько за последнее тысячелетие живых нефилимов в Ад попадало?       — И зачем мне это помнить? Не помню! Но вот что я тебе скажу, гостей своих я не отпускаю. Так что, шел бы ты отсюда, червь.       — Увы, не уйду.       — Нарываешься!       Скрип ветвей послышался, а следом, шелест листьев, и что-то со всей силы о дерево ударилось, совсем близко от Нефилима. Он голову на звук повернул, грязными пальцами глаза от земли очищая, проморгался: Князь сухими ветвями к дереву прижат и Гардиель над ним возвышается, вместо пальцев шипы, вместо руки – зеленая ветвь. Она острый шип Князю к горлу приставила:       — Так хотелось Ад от тебя избавить, да возможности не представлялось, — Прошептала Гардиель. — а тут, ты сам ко мне пожаловал.       — Прольешь кровь братскую? — Князь говорил тихо и спокойно, но голос подрагивал.       — Какой же ты мне брат? Ты грязь под моими ногами. Червь. И то, даже черви в моем саду чем-то полезны, но ты... — Гардиель сильнее прижала шип к горлу Князя.       — Почему отвергаешь себе подобного? Мы на равных правах по аду ходим.       — Ты не подобен мне, ни мне ни прочим князьям. Ты настолько ничтожен, что даже тьма от тебя отказалась. Что ты можешь? Покажи силу, дай мне бой!       — Я безмерно огорчен твоими словами.       — Что ж... — Гардиель поддалась вперед, шип из ее пальца медленно вонзился в шею Князя и стал разрывать плоть. Черная кровь заструилась по коже. Это не было смертельной раной, Гардиель играла.       Нефилим приподнялся, осмотрелся. В голове все еще гудело, а конечности словно мокрый пергамент. Но он выпрямился, встал медленно, хватаясь за ствол дерева. Взор его наткнулся на пруд, вода в нем теперь не была хрустально чистой, да и совсем не вода это. Нефилим присмотрелся – кровь. Густая, вязкая, темная. Чья? Кто бы знал. Там на дне, пробиваясь сквозь кровавую жижу, тускло светилось золото. Перо ангельское. Нужно было достать...       Князь с Гардиель бранились. Хозяйка сада не отпускала свою добычу, ветвями все сильнее опутывая и шипы под кожу вонзая. Черная кровь струей по шее стекала, но Князь пререкаться не прекращал, словно совсем смерти не страшился. Он то смеялся в лицо Гардиель, то о чем-то долго и тихо говорил, так, что Нефилим расслышать не мог. И если бы не ветви и шипы, да кровь текущая на землю, могло бы показаться, что два старых друга беседу ведут.       Нефилим медленно к пруду подбирался, боясь привлечь внимание Гардиель. Но напрасно он так осторожничал, никто ему путь не преграждал. Так он и подошел к пруду, наклонился, костяную руку в кровь окуная. Пруд совсем не глубоким оказался, Нефилиму как раз по локоть. Лужица кровавая. Он костяной рукой дна достиг, ухватился за свет золотой и вытащил. В тот же миг, сад золотом озарился, словно солнце взошло...       — Это еще что? — Вскрикнула Гардиель и отшатнулась.       — Долго ты, конечно, думал. — Усмехнулся Князь и оттолкнул от себя ослепленную хозяйку сада.       Нефилим опомниться не успел как Князь рядом с ним очутился, взял его за шиворот и принялся тянуть на выход.       — Стойте... — Только и смог он вымолвить пока Князь вылкивал его из сада.       Они без усилий миновали темный пещерный лабиринт: Князь бежал впереди волоча Нефилима за собой, а золотое перо разгоняло тьму. То, что раньше виделось Нефилиму нескончаемыми коридорами, оказалось лишь парочкой поворотов. И вот, они уже стояли на раскаленном песке, а вокруг виднелась все та же инфернальная пустошь с черными пиками гор вдалеке. Красные и рыжие огни оставляли блики на желтых костях под ногами. Порывы ветра подбрасывали песок и осыпали пеплом одежды и волосы. Ни прекрасного сада, ни зеленых деревьев с сочными бордовыми плодами... одна лишь мертвая пустыня.       Князь остановился и отпустил Нефилима:       — Теперь можно и постоять.       Нефилим настороженно оглядел Князя: золотая корона покосилась, посеревшие грязные волосы неуклюже спадали на плечи. На шее красовалась глубокая рана от шипа, из которой все еще сочилась черная кровь. Князь словил его взгляд и подмигнул:       — Еще чуть-чуть и пришлось бы тебе пришивать мне голову.       — Я бы не стал...       Князь рассмеялся:       — Неблагодарный.       Нефилим отвернулся. Он все еще сжимал золотое перо в костяной руке, оно слабо мигало светом, словно просясь отпустить его...       — Не отпускай.        Нефилим удивленно взглянул на собеседника.       — Повремени... — Князь не смотрел на него, его взгляд был устремлен вдаль, туда, где виднелись черные горы.       — Некогда мне с Вами разговаривать. — Нефилим протянул перед собой перо намереваясь его выпустить.       — Уйдешь сейчас и упустишь возможность узнать кое-что о себе...              — Все, что Вы скажете, будет ложью. Меня предупредили.       — Кто? — Князь вздохнул. — Небесные старики? Почему ты решил, что их слова могут перевесить мои?       — Они бы не стали мне лгать.       — Так ли это? — Князь перевел взгляд с гор на Нефилима.       — Я... не знаю. — Нефилим нахмурился, а после добавил: — Но, я так же не знаю почему мне стоит слушать Вас.       — Ты ничего не потеряешь.       Нефилим задумался:       — Что Вы хотите?       Легкая улыбка скользнула по лицу Князя:       — Посмотри туда. — Он простер руку и ткнул указательным пальцем на чернеющие пики гор, одна из которых напоминала странное, конусообразное сооружение.       — Что там?       — Башня.       Нефилим прищурился и заметил: вдалеке, сливаясь с темными горами, возвышалась высокая башня. Одинокое сооружение было настолько неестественным, что казалось воткнутой в камни пикой. Рыжие огни слепили и просвечивались сквозь щели старых каменных стен. Нефилим подумал, что если порыв ветра дунет чуть сильнее, то башня рассыпется пылью по горам, настолько дряхлой она выглядела.       — Старое мертвое сердце Ада... — Прошептал Князь.       Нефилим невольно прижал руку к груди, там царила тишина.       Князь продолжил:       — Сама история высечена в ее стенах: тысячи красочных фресок, первые божьи послания человечеству. Небесные секреты, тайные знания... все там. И кое-что о тебе тоже есть...       — Почему это в Аду?       — А где еще быть запретным знаниям? На небе им тесно, да и слишком большое искушение для ангелов, а здесь в самый раз. Грешникам уже все равно, они не найдут там спасения...       — Зачем вы мне это рассказываете?       — Я хочу чтобы ты вспомнил то, что с тобой произошло. И если моих слов недостаточно, я готов отвести тебя туда и показать.       Лишь на мгновение взгляд Нефилима загорелся. Он посмотрел на башню, затем на Князя и поник:       — Нет, я не буду следовать за Вами. Я обещал...       Князь кивнул:       — Тогда я последую за тобой и стану указывать тебе дорогу. Ты же не можешь запретить мне идти следом?       — Почему я должен Вам верить?       — Не должен. — Князь улыбнулся. — Но, однажды, приходится прыгать в бездну.       Нефилим вновь положил руку на грудь. Тишина. Князь взмахнул рукавом приглашая Нефилима идти вперед.       И Нефилим пошел, все еще сжимая в костяной руке перо, а другой, безрезультатно пытаясь почувствовать стук сердца.